Текст книги "Блондинка в Париже"

По стопам знаменитого японца

Настя вернулась в десять вечера.

– Шопинг – это увлекательно, – сообщила она с порога. Её красивые карие глаза загадочно блестели, в пухлой ручке она сжимала два бумажных пакета с фирменным логотипом. – Спасибо, что выгнала меня из номера с пачкой евро в кармане!

– Пожалуйста.

Настя попыталась прижать меня к своей объёмной груди и расцеловать в обе щёки.

– Не надо нежностей! – отпрянула я. – Вот ещё! У французов уже научилась? Так, а что ты купила? – Я с сомнением осмотрела два крошечных пакетика.

– Шарфики. Мне и тебе, – торжествующе объявила Настя и достала нечто яркое и блестящее, навевающее ассоциации с индийскими фильмами.

– Мне-то могла ничего не покупать.

– Захотелось. Ты так добра ко мне, Лена!

– Вот ещё!

– Привезла в Париж, поселила в шикарном отеле… А перед поездкой ещё и шмоток накупила.

Да, пришлось приодеть слонёнка. Иначе Настя в своём мрачном траурном балахоне (после смерти любимой тётушки она с ним не расставалась) распугала бы всех клиентов в Вильпенте. Громадный выставочный комплекс был наполнен циркулирующей публикой, наш красочный стенд привлекал внимание, а значит, мы тоже должны были выглядеть в высшей степени очаровательно.

Поэтому накануне отъезда я силком затащила Настю в магазин «Роскошная», где размеры меньше пятьдесят четвёртого считались смешным недоразумением, а дамы весом менее ста кило – ошибкой природы, и там мы выбрали несколько нарядов.

– Какой у нас красивый номер! – подруга с удовольствием упала в кресло. – Ноги гудят. Уморилась. Боже мой, нам опять принесли эти восхитительные пирожные! И ты до сих пор ни одного не съела?

– Погоди-ка. Ты ходила по магазинам целый день и купила лишь два шарфика?

– Не только по магазинам, – взгляд Насти воровато забегал. – Я дошла до Лувра, а потом до Эйфелевой башни… Гуляла по Марсову полю. Это же Париж!

– Ты обманываешь. Наверняка, зависла в каком-нибудь ресторане, где попробовала половину меню. Тупо спустила все деньги на еду! Настя!

– Здесь всё такое вкусное, – проныла чревоугодница. – А что у тебя за книжка? – быстро сменила она тему.

– Подобрала в кафе.

– Вот видишь! Ты тоже была в кафе.

– Но я там заказала бокал вина и кофе.

– Я так не могу, – вздохнула Настя и взяла в руки книгу. – О чём она? Английская! – в её голосе звучало уважение.

Когда я исправляю документы, написанные на английском, или разговариваю по скайпу с китайскими партнёрами, Настя смотрит на меня, как на какое-то божество. Сама она не знает ни одного иностранного языка. Да и по-русски пишет с ошибками.

– Детектив?

– Психологический триллер. Начало довольно интересное.

Я решила тут же перевести для Насти первую страницу книги, но вовремя себя остановила: ещё не хватало, чтобы подруга тут же залилась слезами, проведя аналогию с собственной жизнью. Ведь её родители тоже погибли, когда ей было всего десять лет…

***

В девять утра мы с Настей сидели на кровати в шёлковых пижамах и сортировали бумаги.

– Триста предложений о сотрудничестве! – воскликнула Настя, перебирая визитки и буклеты. – Всего за четыре дня работы выставки!

– А ты стонала и возмущалась все пять месяцев, пока мы готовились. Не понимала, зачем мы так горбатимся.

– Я стонала вовсе не из-за дополнительной нагрузки, – напомнила Настя. Её голос дрогнул. – Ты же знаешь…

– Да-да, конечно. Тебе пришлось нелегко.

Впереди был целый день в Париже. Наш самолёт улетал из Руасси в три часа ночи. Моя авантюра – представить фирму на международной медицинской выставке – удалась на сто процентов.

Эта выставка, ежегодно проводимая с семидесятых годов прошлого века, являлась одним из самых крупных и значимых мероприятий в своей отрасли. На этот раз в ней приняли участие двести тысяч специалистов из шестидесяти стран. Разве не впечатляет? И вот, в толкучку из пяти тысяч компаний протиснулись и мы, с нашей крошкой под названием «Медэкспорт».

И всё время, пока мы работали на выставке, налаживая контакты и привлекая новых партнёров, меня не покидало ощущение дежавю. Я давно прошла весь этот путь, а теперь повторяла его заново, с самого начала. Два года назад я по глупости потеряла компанию. Разорилась дотла. И всё лишь потому, что считала себя самой умной, самой ловкой, и не верила, что и другие способны мыслить, создавать хитроумные конструкции, выигрывать.

Думала, только я так могу.

И получила по носу.

А теперь у меня есть малютка «Медэкспорт». По сравнению с прошлой компанией – как той-терьер рядом с сенбернаром. Или камешек у подножья Аю-Дага…

На выставке проходили тематические форумы, и я, безусловно, не могла не поучаствовать – раз мы приехали в такую даль, надо выжать из визита всё возможное. Я заблаговременно подала заявку и выступила на форуме с лекцией «Особенности российского рынка медоборудования: секреты успешного сотрудничества». Произвела на слушателей неизгладимое впечатление – и внешним видом, и осведомлённостью, и ораторским мастерством.

– Как это у тебя получается! – восхищённо произнесла Настя, взирая на меня с благоговением. – Ты что, совсем не волнуешься, когда на тебя смотрят сразу сто человек?

– Вот ещё! Да я от этого балдею. Жаль, что не двести!

На самом деле, всё это было отголоском былой славы. Я ощущала себя актрисой, списанной со сцены…

– Ты постоянно упрекаешь, что я ною из-за бедной Изабель. А ведь ты и сама всё время стонешь, – проницательно заметила как-то Настя. – Оплакиваешь потерянный бизнес.

Тут мне крыть нечем.

Да, я тоже постоянно ною, как и Настя. Наш блистательный бенефис на парижской выставке – сущая ерунда по сравнению с моими предыдущими достижениями. Так, жалкое трепыхание…

Когда чёрная пелена тоски окутывает меня плотным коконом, когда я понимаю, что собственноручно подарила конкурентам результат семнадцати лет каторжного труда, я подбадриваю себя историей знаменитого японца Коносукэ Мацуситы – основателе компании Panasonic. И, хотя Мацусита был улыбчивым брюнетом и миллиардером, а я – стервозная блондинка, пережившая финансовый крах, мне нравится проводить между нами параллели.

Скромность – не мой конёк!

В конце второй мировой войны Мацусита тоже потерпел грандиозное крушение бизнеса, однако ведь выжил! Он начал работать в девятилетнем возрасте, в торговой лавке ему платили одну йену в месяц (когда я прозябала участковым врачом в районной поликлинике, то получала столько же). Он был ребёнком из разорившейся многодетной семьи, без связей, без образования.

Но, несмотря на ущербные стартовые условия, этот уникальный японец построил грандиозную бизнес-империю – благодаря своему трудолюбию и умению ставить высокие цели. Он верил в безграничные возможности человека и говорил, что нерешаемых задач не бывает. Он раскручивал свою компанию не ради одной только прибыли – Мацусита видел своей целью развитие общества и улучшение жизни людей (а я потратила восемь лет и бездну сил на создание и продвижение на рынок уникального кардиологического прибора, способного помочь сотням тысяч больных).

Вот высказывание Мацуситы, близкое моему сердцу: «Перед каждым человеком открывается своя дорога. Она может сужаться, расширяться, идти в гору или, наоборот, вести вниз. В пути нас часто ждут разочарования. Но лишь храбрость, настойчивость и упорство каждого человека помогут ему открыть свой истинный путь. Именно это и приносит настоящую радость»…

В общем, не знаю почему, но с легендарным японским предпринимателем, родившимся в начале прошлого столетия, меня связывают неведомые кармические узы. В единственном вопросе мы расходимся – в отношении к подчинённым. Уж больно Мацусита с ними церемонился. Даже прощение у них просил в период кризиса, мол, простите, вы ни в чём не виноваты, это не вы плохо работали, а я плохо вами управлял…

Ха! Да у меня бы такие слова застряли в горле! Я бы ими просто подавилась! Персонал надо муштровать.

Итак, помня о Мацусите, я стараюсь верить в успех и работаю, не покладая рук. Возможно, через семнадцать лет мне удастся снова покорить вершину.

Так, а сколько же мне будет?

Мама дорогая, столько не живут!

Самолёт не взлетит

Я всего два раза встретилась с Изабель Бриссон, но она произвела на меня неизгладимое впечатление. А ведь надо постараться! По сути, это практически невозможно – всё равно что лежать голым пузом на рулоне колючей проволоки. Обычно женщины меня не только не впечатляют, но и вовсе для меня не существуют. Во Вселенной сияет одна-единственная звезда. Не трудно догадаться, о ком идёт речь.

Но тут на горизонте появилась мадам Бриссон и в два счёта перевернула мою систему ценностей.

Изабель была неотразима. В пятьдесят девять лет она не только сохранила свою изысканную породистую красоту, но и обладала сокрушительным обаянием – а это гораздо более ценно, нежели эффектная внешность.

В нашу первую встречу она продала мне партию бракованного медоборудования. Во вторую – впарила свою бракованную племянницу. Да к тому же ухитрилась выбить из меня обещание заботиться о сладкой малютке. О том, что племяннице уже за тридцать, и в ней целый центнер живого веса, я узнала гораздо позже…

Мы обсуждали сделку в ресторане, и к концу вечера в Изабель влюбился весь персонал, завсегдатаи, менеджеры. Она накрыла это место, как волна цунами: перезнакомилась со всеми, всех одарила взглядом, улыбкой, визитной карточкой, обещанием помощи. Она успела ответить на тысячу звонков, завязала выгодное знакомство с сидевшим в двух километрах от нас владельцем фармацевтической компании, а параллельно влезла в мой мозг и вызнала всё, что меня беспокоит в отношениях с Володей.

Я никогда ничего не рассказываю! А тут расчувствовалась…

Изумительная женщина!

Когда мы подписали бумаги, я не хотела с ней расставаться. У меня было ощущение, что после миллиона лет скитаний по ледяной пустыне я вернулась домой, к доброй и мудрой маме, всегда готовой защитить и успокоить…

Изабель меня загипнотизировала. А когда я очнулась и выяснила, что стала счастливой обладательницей партии бракованного оборудования, то Изабель, извиняясь за досадную оплошность и обещая всё мгновенно исправить, загипнотизировала меня ещё больше и уговорила взять в штат её племянницу Анастасию. Бедной девочке так трудно найти работу. А она сообразительная и расторопная!

И я поклялась устроить к себе девицу, хоть даже и в глаза её не видела! В то время как моим юристу и бухгалтеру пришлось выдержать не одно собеседование и ответить на миллиард каверзных вопросов, доказывая, что они достойны получать зарплату в «Медэкспорте».

Вот каковы были чары Изабель Бриссон!

Вопрос: каким образом русская девушка Анастасия Воробьёва оказалась племянницей Изабель Бриссон, обладательницы французского паспорта?

Ответ: легко!

Изабелла и Марианна Валкевич являлись родными сёстрами. Марианна вышла замуж на Павла Воробьёва, Настиного отца. А Изабелла, яркая и темпераментная авантюристка, женщина-праздник, выходила замуж трижды. Пять лет назад она вновь связала себя узами брака – теперь с французом Леонаром Бриссоном. И превратилась из Изабеллы Валкевич-Потаповой в Изабель Бриссон.

Красивое и мелодичное имя ей очень подходило.

Пять лет Изабель жила во Франции с мужем, однако каждый месяц приезжала в родной город – проведать любимую племянницу, встретиться с подругами, а ещё – отвлечься от тяжёлых мыслей: её супруг Леонар был очень болен. Во Франции Изабель тоже всех очаровала, но сама там задыхалась, как золотая рыбка в мутном аквариуме.

Метания Изабель меж двух городов мне были понятны: я тоже жила на два дома, никак не решаясь всё бросить и перебраться в Екатеринбург к суровому и деспотичному Константинову.

Когда в апреле этого года Настя вдруг не явилась на работу и по телефону прорыдала мне, что ночью Изабель сбил лихач, не в Париже, нет, прямо здесь, в нашем городе, моё сердце сжалось от боли. И я ещё долго вспоминала две встречи с этой необыкновенной женщиной. Она была штучным экземпляром, ослепительной вспышкой на фоне бесконечной череды невыразительных и скучных лиц и фигур, лишённых индивидуальности и устремлений.

Настя, безусловно, до сих пор оплакивает драгоценную тётушку. Ведь Изабель растила её с десятилетнего возраста, с того момента, когда в автомобильной катастрофе погибли Настины родители. Своих детей у сестры матери не было.

***

Я полагала, что последний день в Париже (и последний день лета) проведу точно так же, как и накануне – медитируя, гуляя вдоль Сены или наблюдая за людьми из-за столика уличного кафе. Этот отдых я заслужила.

Но пришлось снова заниматься делами, и я задвинула на задний план идею медитации и с удовольствием ринулась в привычный водоворот.

– Тебе бы всё работать, – пробурчала Настя.

– Собирайся, обжора. Едем на встречу с потенциальными клиентами.

– Почему обжора? – расстроилась Настя. – Посмотри, я много чего оставила.

Настя с тоской взглянула на крошечный кусочек недоеденного бутерброда.

Как обычно, утром в наш номер привезли завтрак, и официанты в четыре руки расставили приборы на круглом столе, украшенном орхидеями и накрытом голубой скатертью с золотыми вензелями.

Наливая себе вторую чашку кофе из высокого кофейника, я рассматривала Настю – её ритмично двигающиеся толстые щёки, пухлые, испачканные джемом губы, виноватые глаза – и думала о том, что в этом шикарном номере мы должны были завтракать вместе с Володей. Это он должен был сидеть напротив меня за столом, прохладный, после утреннего душа, и в то же время всё ещё разгорячённый. Мы бы молча смотрели друг на друга, мысленно проигрывая самые восхитительные моменты минувшей ночи, млея от сладких воспоминаний, и сливочное масло на утреннем бутерброде плавилось бы от этих раскалённых импульсов.

Он обижается, что я не переезжаю к нему. Постоянно ругает, что я не такая как все, непокорная и своенравная, думаю только о бизнесе, только о делах.

Но это неправда!

Мысль о нём и о дочке – распахнутый золотистый купол, накрывающий всё моё существование. Чем бы я ни занималась – проворачиваю ли сделку, подписываю ли контракт, суечусь ли вокруг партнёров – я ни на секунду не перестаю думать о Володе и Натке. Это постоянный фон всех моих размышлений в течение дня.

И он смеет обижаться?!

– Почему ты не позвонишь Володе? – вклинилась в мои мысли Настя. В чуткости ей не откажешь – она всегда тонко улавливает настроение. Воспользовавшись моей секундной задумчивостью, этот кареглазый мамонтёнок соорудил себе ещё один сэндвич с беконом. – Ты же скучаешь!

– Вот ещё! – фыркнула я. – Пусть первый позвонит!

– Лена, ты, вроде бы, умная… Но иногда ведёшь себя, как глупый ребёнок.

– А ты будешь учить меня, как правильно обращаться с мужчинами? – язвительно поинтересовалась я. – У тебя под окном стоит полк бравых кавалеристов, мечтающих о свидании?

– Да кому я нужна, жирная корова, – вздохнула Настя. – Просто я чувствую, что тебе очень хочется позвонить Володе и помириться с ним. Ну, давай, возьми телефончик.

– Нет.

– Вы же такая чудесная пара. Позвони ему.

– Нет.

– Я от вас балдею. Вы мои кумиры. Позвони!

– Нет.

– Ты мечтаешь услышать его голос. Ты очень по нему соскучилась.

– Заткнись!

– Какая у тебя сила воли! – восхитилась Настя. – Ты – кремень. Соблазнять тебя разговором с Володей, то же самое, что предлагать мне бисквитный тортик. Я бы его целиком проглотила. А ты твёрдо стоишь на своём.

– Хватит болтать. Собирайся, нас ждут, – оборвала я пустые разговоры. – Кстати, встреча состоится на корабле.

***

Мы захватили ноутбук с большим экраном для презентации, буклеты и корпоративные сувениры. Настя даже собралась тащить на себе треногу с офисной доской, чтобы я вдоль и поперёк изрисовала большие листы диаграммами и графиками. Но ничего не понадобилось.

Мы с Настей впервые оказались на корабле, используемом в качестве жилого дома. Доехали до указанного места, вышли на пристань и поднялись на палубу пришвартованного к берегу Сены плавучего средства.

Вот яхта – это понятно: поплавал под парусом, поглазел на девчонок в Сан-Тропе, завернул в монакское казино, а потом высадился на сушу – в коттедж или квартиру. Но тут мы увидели корабль, используемый для постоянного проживания. Удивительно и непривычно!

Отправляясь на встречу, я, безусловно, хорошо подготовилась и собрала в интернете информацию о потенциальном партнёре. Осмотревшись, подумала: вот она – французская непритязательность. Хозяйка компании с годовым оборотом в десятки миллионов евро могла бы устроиться во дворце. А она плавает туда-сюда по реке на каком-то судёнышке, на столе у неё – морковка, зелёная фасоль и мидии. И госпожа миллионерша, похоже, вполне довольна жизнью.

На палубе мы увидели мужчину в белой капитанской фуражке – толстого, вальяжного. С седой бородой и чёрными глазами. Он радостно нас поприветствовал и одарил весёлым взглядом. Хозяйка компании – сорокапятилетняя Шарлотта, загорелая красотка с копной каштановых волос и зелёными глазами, – представила нам этого морского волка. Его звали Макс…

Пол пружинил под ногами, за стеклом иллюминаторов виднелся берег реки, доносились всплески воды. Мы с Шарлоттой опустились на угловой диван, боком друг к другу. Вино в моём бокале мерцало и источало нежный аромат. Настя с лицом скорбящей матери зависла над корытом с зелёной фасолью. Морковка и мидии тоже не улучшили её настроение. Ведущий консультант «Медэкспорта» недоумевала – и что, нам больше ничего не дадут? А ведь она только что плотно позавтракала!

Настина неудовлетворённость меня волновала меньше всего. Я внимательно слушала Шарлотту. Прозвучавшее предложение показалось странным. Я-то думала, что мою фирму ждёт тесное, даже интимное сотрудничество с корпорацией, специализирующейся на медицинском инжиниринге. Но выяснилось, что Шарлотту не интересует, какое медоборудование я могу им поставить или, наоборот, заказать у них. Мадам нацелилась конкретно на мою персону. Шарлотта хотела нанять меня в качестве консультанта.

– Елена, ваше выступление на выставке… – начала Шарлотта. – Признаюсь, оно произвело на меня впечатление. Мы сейчас активно развиваемся. Но без опытного проводника соваться на вашу опасную территорию даже не стоит… Именно такой человек, как вы, отлично ориентирующийся в российской рыночной ситуации и русской специфике, будет нам очень полезен. Кроме того, вы отлично представили свою фирму в Париже, ваш стенд привлекал внимание. В следующем году я бы хотела принять участие в российских выставках и конференциях.

– В апреле пройдёт выставка в Уфе. В июне – в Калининграде. В сентябре – в Москве, – быстро прикинула я.

– Вот! – воскликнула Шарлотта. – Именно вы мне и нужны! Вы знаете, как всё организовать и провести. В прошлом году я сунулась на выставку в Гуанчжоу. И знаете что? Китайцы – ещё те бюрократы, похлеще французов. Я едва не сошла с ума, стараясь учесть все требования организаторов. Нас похоронили под горой документации. И в России, думаю, та же история.

– Странно, – пожала я плечами. – Я несколько раз участвовала в китайских выставках – так, когда же? В пятом, восьмом и двенадцатом году. И всё прошло на ура. У меня много партнёров в Китае. Я знаю китайский язык.

Не стала уточнять, что речь шла о моей первой фирме, уже бесславно погибшей. К чему ненужные подробности?

– Да что вы? – удивилась Шарлотта. – Тогда мне ещё сильнее захотелось нанять вас в качестве консультанта.

– Но у меня собственный бизнес.

– Ах, Елена, у вас совсем маленькая фирма, – с улыбкой напомнила Шарлотта.

– Маленькая фирма с огромным будущим, – уточнила я. – Моё время стоит очень дорого.

– Я готова оценить ваши знания и опыт по достоинству. Я подготовила контракт, – Шарлотта протянула мне бумаги. – Ознакомьтесь, пожалуйста.

***

– Думаешь, она спит с капитаном? – спросила Настя, когда мы возвращались в отель. – Иначе, зачем бы она его держала?

– Возможно, чтобы управлять кораблём?

– Тоже мне проблема. Что им управлять? Светофоров нет, скорость смешная. Тут бы и енот справился.

– Ты так считаешь? Ну, значит, капитан у Шарлотты исключительно для секса.

– Он мне понравился. Такой увалень. Мишка. Пока вы обсуждали детали, я пошла к нему на палубу. Он мне дал порулить.

– Мы же никуда не плыли! В смысле, были пришвартованы!

– Это не важно. Мужчина – огонь. Он придавил меня к штурвалу.

– Я рада, что ты хорошо развлеклась на корабле. А ведь ныла – не пойду, протестую, сколько можно работать!

– Ты, как всегда, оказалась права.

– Вот!

– Сколько раз я говорила себе: слушайся Леночку, она плохого не посоветует.

– Подлиза.

– Только пожрать ничего не дали! Что за люди!

– Мы сюда не пожрать приезжали. У нас был сугубо деловой визит.

– Но существуют же правила гостеприимства! Морковка, зелёная фасоль… Фу! Как можно давать это гостям!

– Успокойся. Зато тебе предоставили живую игрушку – морского волка.

– В общем, давай заедем в ресторанчик.

– Никуда мы не заедем, у нас ещё чемоданы не собраны.

– Успеем!

***

Ночью, в аэропорту – а я отлучилась всего на минутку, чтобы купить в дьюти-фри обалденную кожаную сумочку – Настя раздобыла метровый багет, нафаршированный ветчиной и козьим сыром, и попыталась проглотить его одним махом, пока я не вижу.

– О, опять жрёшь, – с отвращением констатировала я, приближаясь. – Ты же оторвалась в ресторане всего три часа назад. И вот…

– Три часа! Я голодала целых три часа!

– Самолёт не взлетит!

Настя сделала судорожное глотательное движение и виновато заморгала.

– Тебе не стыдно?

– Стыдно. Я сама себя ненавижу.

– Ладно, не давись. Горе ты моё. Худеть-то будем?

– Будем, – страстно подтвердила Настя. – Завтра, во вторник. Начинать в понедельник – слишком банально. Наверняка ничего не получится.

– Милая моя, уже и так вторник. Я обещала Изабель, что приведу тебя в чувство. Прошёл год. Ты набрала ещё десять килограммов.

– Я мерзкая, жирная бегемотиха, – всхлипнула Настя и откусила кусок побольше. – Я знаю. Ничего не могу поделать. Ты вот смотришь на этот багет, и тебе на него наплевать. А я чуть с ума не сошла, когда его увидела… Ветчина такая розовенькая, тонко порезанная, белый сыр выглядывает – нежный, мягкий… А у багета корочка хрустящая…

– Мне на него не наплевать, – отрезала я. – Запросто съела бы и один, и два.

– Да ладно! Ты вообще есть не любишь.

– Я это дело обожаю. Но надо сделать выбор. Или еда, или фигура.

– Нет, ты всё равно меня не поймёшь, потому что ты красивая. Ты стройная. Ты никогда не была в моей шкуре.

– Да. А знаешь, что бы я сделала, если б однажды утром проснулась в твоей шкуре? Проснулась бы и увидела, что у меня пузо торчит, как Джомолунгма, сиськи – как арбузы, а на талии – колесо от «БелАЗа»?

– Я знаю. Ты бы сразу застрелилась, да?

– Нет! Я бы заклеила рот скотчем и отправилась в тренажёрный зал. И не вышла бы оттуда до тех пор, пока вновь не превратилась в себя прежнюю.

– Вот! – торжествующе воскликнула Настя. – Я и говорю, что ты никогда меня не поймёшь. Мне не с чем сравнивать. Я всегда была толстухой. С детства. Меня уже в первом классе дразнили жирной коровой и слонопотамом.

– Ладно, доедай свой бутерброд, – вздохнула я. – Не люблю проигрывать. Но всё идёт к тому, что ты станешь ещё одним моим поражением. Я пообещала Изабель, что сделаю из тебя человека. И что? Ты же не поддаёшься никакому влиянию!

– Даже самые великие люди на чём-то обламывались, – успокоила Настя. – Может, ещё возьмём кофейку с тортиком?

***

В добавление к килограмму еды, съеденному в аэропорту, ведущий консультант компании «Медэкспорт» стрескала в самолёте полтора ужина, прихватив и мою половинку.

Я не понимаю, как Изабель Бриссон удалось вырвать у меня обещание взять на работу её племянницу, однако это произошло. И с сентября прошлого года я участвую в качестве наблюдателя в научном эксперименте под названием «Сколько еды влезает в девушку».

Много, очень много!

К девушкам Настю можно отнести только по европейским стандартам. По российским меркам она уже старая кляча – ей перевалило за тридцать. Но так как Настя маленькая, розовощёкая и пухлая, да к тому же одинокая и бездетная (то есть абсолютно лишена бытовых проблем и воспитательных забот), то воспринимается она, действительно, как юная особа, а не зрелая женщина. Порой она мне и вовсе кажется маленькой девочкой – например, когда делает совершенно глупые ошибки в работе или с испуганным видом, пока не застукали, быстро-быстро лопает пирожное с кремом…

Едва Настя появилась в офисе после моего разговора с Изабель Бриссон, я поняла, почему ей было нелегко найти работу – очевидно, она подвергалась дискриминации из-за внешнего вида. При росте метр шестьдесят (или около того) она весила центнер. Она, конечно, клялась, что не дошла до трёхзначной цифры, но я ей не поверила. Не каждый захочет держать в офисе такого слонёнка. Несмотря на приятные черты лица, улыбчивость и свежесть, работодатели Насте отказывали. А мне деваться было некуда – я дала обещание коварной мадам Бриссон.

Месяц Настя рыдала, измученная моими наездами и придирками, но я не делала для неё исключения – это мой обычный стиль управления. Коносукэ Мацусита, бережно относившийся к персоналу, упал бы в обморок, услышав, как я ору на подчинённых. А если их не построить – они в два счёта развалят фирму, да ещё и станцуют чечётку на руинах.

Нет уж. Буду руководить, как привыкла. Зря, что ли, меня называют стервой, асфальтоукладчиком и кактусом? Безрукие, бесталанные и бестолковые подчинённые меня бесят.

Но, возможно, я перегибаю палку.

Наверное, если бы удалось, благодаря науке, заполучить в штат парочку собственных клонов, я бы и к ним начала придираться и ругать их за нерасторопность…

Настя выдержала, не сбежала. Она проявила потрясающую стойкость. Порыдав в уголке после очередного разноса, возвращалась на место с подредактированным макияжем и принималась за работу. Вскоре она стала делать гораздо меньше ошибок и едва ли не превратилась в мою правую руку.

Кроме того, она была невероятно услужлива и заботлива. Постоянно – если в кабинете не было заказчиков и клиентов – делала мне массаж плеч, да такой искусный, что я едва не теряла сознание от удовольствия и уже подумывала о том, чтобы сменить сексуальную ориентацию.

Ещё она взяла шефство над моим маникюром: меня всегда раздражала необходимость тратить в салоне два часа бесценного времени на коррекцию. Но ходить с ободранными ногтями я тоже не могла, статус не позволял. Я же не замученная домохозяйка, круглосуточно занятая на кухонно-очистительных работах, а шикарная бизнес-леди.

Теперь Настя обслуживала меня прямо на рабочем месте – я протягивала ей руку, не отрываясь от компьютера или важных бумаг. Правда в последнее время, где-нибудь на третьем пальце она вдруг начинала рыдать.

– Что?!

– Я всегда делала маникюр Изабель… У неё были такие красивые руки! Моя милая Изабель… Она говорила, что даже во всей Франции не найдёшь такого мастера, как я.

– Ты виртуоз, это точно. Ну-ка, прекрати рыдать, нечего носом хлюпать. Изабель не вернёшь. Ты же не будешь оплакивать её до конца жизни?

В ответ Настя начинала рыдать ещё громче, а я злилась… Вот такая я бессердечная.

Успокаивать не умею.

Да и не хочу.

…Итак, мы отлично сработались с Настей, хотя в первые месяцы я была близка к тому, чтобы пинком выставить её за дверь. Но потом всё наладилось.

К тому же, я открыла у Насти ещё один волшебный талант, и это очень меня удивило…

***

Стюардесса-француженка принесла подушки и пледы, салон погрузился в полумрак, лишь мерцали экраны ноутбуков или телевизоров, вмонтированных в спинки кресел. Самолёт завис в синей тьме между чёрных облаков в полной неподвижности, монотонно гудели двигатели.

Отполировав ужин шампанским, Настя коварно уснула у меня на плече – сползла потихоньку, навалилась, словно я была не начальницей, а кариатидой. Она и так заняла сорок процентов моего кресла, да ещё и сгрузила сверху свои пухлые телеса.

Её дыхание было беззвучным, длинные чёрные ресницы даже не затрепетали, когда я сдержанно выругалась – раз тридцать подряд. Густые каштановые волосы завивались кольцами, приятно пахли и щекотали мне нос. После восьмой попытки я оставила надежду избавиться от мягкого груза. С трудом удалось достать из сумки книгу. Пролистав страницы, я погрузилась в чтение.

Героиня – Энни – с надрывом и упоением описывала свои мучения, связанные с переводом в новую школу. Ей пришлось несладко – дети не прощают лишнего веса, некрасивой одежды и плохих оценок. А учиться хорошо бедняжка не могла, она только что пережила страшную трагедию: её родители, учёные-исследователи, погибли в научной командировке, разбившись на вертолёте в Аппалачских горах.

Но настоящим дьяволом была её тётя Элизабет.

«Каким бы мучительным ни был день в школе – насмешки, придирки, дохлые чёрные тараканы, подсунутые в шкафчик для одежды – всё же дома было ещё хуже. Потеря родителей, переезд, новая школа, чужая обстановка… Достаточно, чтобы сойти с ума. А Элизабет словно мстила мне за то, что я стала неотъемлемой частью её жизни

Моя ласковая мама, видела ли она с небес, как её родная сестра измывается надо мной? Элизабет никогда меня не любила. Я отлично помнила, как она не раз и не два с насмешкой говорила моей маме: «И угораздило же её родиться похожей на отца! Вот не повезло, так не повезло!».

До трагедии Элизабет виделась со мной очень редко: несмотря на отсутствие собственных детей, у неё не возникало никакого желания проводить время с племянницей. К тому же, она вела весёлую и беспечную жизнь в обществе бесконечных поклонников, подруг и мужей. А теперь я постоянно маячила в доме, вызывая у Элизабет зубную боль. Я лишила её свободы, да к тому же надругалась над её чувством прекрасного – видеть рядом гадкого утёнка причиняло ей страдания. Ей было некуда меня девать – не выгонять же на улицу. Теперь я постоянно была рядом, и мной нужно было заниматься.

Каждый день был сплетён, как морская сеть, из тысячи упрёков и насмешек, эта прочная сеть опутывала меня, не давала двигаться и душила. За столом я боялась взять лишний кусок – Элизабет с утра до вечера твердила, что я – мерзкая толстуха. Потом она и вовсе посадила меня на диету, оставив в свободном доступе на кухне капусту и морковь. Еды в холодильнике почти не было, Элизабет и её муж чуть ли не каждый день ходили в пиццерию и рестораны.

Диета. Это был самый настоящий кошмар. Наверное, заключённые Бухенвальда страдали меньше, чем я. Ведь они видели вокруг таких же измученных голодом, поедающих мутную баланду пленников. А я видела вокруг себя сытых, жующих людей, видела живописные витрины с тортами или с колбасой и мясными деликатесами. В телевизоре постоянно показывали кулинарные шоу, ведущие сладострастно причмокивали и облизывали пальцы.