Текст книги "Исповедь зеленого пламени"

Совершенно не удивился. Ничего, это поправимо…

– Смотри, – я осторожно кладу Ему на ладонь Утугэлеву подвеску. – Подарили. Без объяснений. Сказали, ты все знаешь.

– Кто подарил?! – Его равнодушия как не бывало, даже, кажется, глаза начали светиться в темноте.

– Опять же если без подробностей – один Волк постмолодого возраста.

– Тогда еще ничего, – Он переводит дух. – Это знак Черной Луны. Очень сильная вещь… и небезопасная. Тебе лучше никогда его не носить.

Даже так?

– А можно подробнее, Лугхад?

– Не сейчас. Если честно, у меня уже слипаются глаза. Завтра утром, идет?

– Завтра так завтра, – соглашаюсь я. – Я тоже ужасно хочу уткнуться в подушку…

Терцет III
УТЕШЕНИЕ ДУХА

«И СКРЫЛИСЬ ОТ ВЗОРА БОГОВ…»

ОТЛИЧНЫЙ ДЕНЕК

СЕГОДНЯ У НАС…

Двадцать шестое августа.

День святой Элеонор Гинтаринской.

День Благодарения.

И мой день рождения.

В этот день я просыпаюсь рано утром. Тишина. Лугхад разметался волосами по подушке и улыбается во сне. Чтобы не ранить эту хрупкость утра, я двигаюсь почти бесшумно, и ведро не гремит в моих руках, когда я беру его и отправляюсь за водой.

Утренний холодок осторожно трогает мои обнаженные плечи, тонкой струйкой втекает под одежду. Небо затянуто жемчужным покровом, солнца нет, но и дождя, судя по всему, не предвидится… Тихо в мире. Бодрствую я одна. Кармэль еще не скоро проснется – сегодня можно, сегодня праздник. Никто не увидит, как я беру воду из колодца, который пересох не один десяток лет назад.

Вокруг колодца разрослась пышная крапива выше человеческого роста. Когда я только-только появилась здесь, она была маленькая, чахлая и пребольно жглась – станешь тут злобной, когда тебя то и дело подчистую обдирают на щи! Спасибо ей – ведь у меня нет власти над водой, и оживить колодец не в моих силах, однако… достаточно было моего появления, чтобы крапива буквально обрела вторую жизнь. Родню почуяла… А уж как ей удалось воду притянуть, я и по сей день не знаю. Знаю только, что днем колодец по-прежнему сух, да и ночью вода вроде как для одной меня (Лугхад не в счет, он к колодцу не ходит).

Им виднее, здесь решаю не я. Неизвестно ведь, отчего из колодца ушла вода – обиделась на здешних или действительно здесь ее так мало, что дай-то боги нам с Безумцем напиться…

Ныряю в крапиву с головой – она тут же радостно стряхивает на меня всю накопленную за ночь росу… (С этим я родилась – еще в раннем детстве спокойно рвала зеленую злюку, как травку-лебеду, даже жевала, а на потрясенные возгласы отвечала с хитринкой в глазах: «А она меня знает, вот и не кусается…» Я – это она, и она – это я, недаром я зовусь Аргиноль. И обе мы – Зеленое Пламя.) Налегая на ворот, с усилием вытягиваю из колодца ведро, полное на две трети, – больше мне просто не удержать. И, не умея терпеть, пью прямо из ведра, поставленного на край, и пригоршнями бросаю в лицо чистую холодную воду. Видели бы меня сейчас матушка Маллен или Китт – без сомнения, приняли бы за колдунью. И были бы абсолютно правы…

Ну как я могу объяснить вам, что такое мой Месяц Безумия? Laig Naor. В переводе с Языка Служения – Зеленое Пламя. Та единственная вещь, что отличает женщину от девы, – так учила меня Лайгалдэ. О, я много раз видала, как, озаренные этим пламенем, волшебно изменяются лица мужчин…

Было время, когда и я принимала сладостный огонь мимолетного желания за Зеленое Пламя. Но – это совсем иное, не жажда наслаждения, но пламя на алтаре фанатичного служения Жизни… Для тех, кто этого не чувствует, понятнее объяснить не могу.

Ключевое слово тут – «готовность». Под поцелуями солнечных лучей пробуждается самая сущность земли, и она тянется к солнцу в ответной ласке – ветвями деревьев и побегами трав, и крыльями птиц, поднявшихся в синеву, и устремленными к небу в беспричинной радости людскими взглядами. И когда в природе загорается Зеленое Пламя, мы не говорим более о весне, но называем это: «Лето пришло».

Я люблю эту пору, как и все живущие, но не она период моей наивысшей силы. Мое время приходит в августе, когда земля утомлена солнцем. Воздух тягуч, и тяжесть золота оседает на губах и веках. Пора усталости, пора отдыха – в это время природа сравнима только с женщиной после страстной ночи, как в индийской поэзии, когда она лежит на плоской крыше своего дома, а любимый показывает ей на небо: «Видишь? Это Большая Медведица, это Кассиопея, а вон там – Полярная звезда».

Вы видели, сколько звезд летит к земле августовскими ночами, чтобы ни одна пара на плоской крыше не осталась обделенной?

В эти дни Зеленое Пламя горит в природе как никогда ровно и сильно. Это время отдачи, время плодов – выполнен извечный долг по поддержанию и возобновлению жизни, и не весенняя искрометная радость – удовлетворенное счастье переносит нас из августа в сентябрь.

Но законы стихии Жизни суровы, и один из них – вечное обновление. «Цветы, что отцвели, не должны омрачать взор, и их сжигают»… И после того, как плоды собраны, Зеленое Пламя достигает своей наивысшей силы, и в неистовстве своем делается просто пламенем, и пожирает ту, что теперь свободна от долга – и в лесах и парках загораются костры золотой листвы. Пламя, очищающее и обновляющее, вечное прекрасное самосожжение во имя Жизни – собственная жизнь, как последняя жертва, какую только можно еще принести служению.

И тогда я, слитая с природой в единое целое, добровольно избравшая непокой и вечные перемены своим счастьем, обретаю свою полную силу, но теряю равновесие до тех пор, пока не догорит пламя осени. И, как и все вокруг, напрасно жду, что дожди погасят этот огонь до срока. Как пьяная или безумная, брожу я по лесам и городским улицам, пью мир, захлебываясь, шепча строки своих и чужих Слов: «Я знаю только, что горю и, видимо, сгорю…» Где и когда найдется равный по этому яростному накалу – мне, рожденной в самом средоточии Зеленого Пламени и избранной им в служительницы?! Разве что Он, Безумец, да еще те двое, что возжигают пламя Синее и Лиловое…

Но тише, тише… Уже конец октября, догорают костры, последние угли умирают в россыпях холодного пепла – и над миром воцаряется Тишина. Земля-Андсира, что вечно воздевает руки в мольбе за своих детей, опускает их обессилено. Медленно, медленно сковывает ее оцепенение смерти или сна – земля становится Камнем, а мир делается особенно уязвим для зла. Солнце входит в знак Скорпиона…

Будьте осторожны в эти торжественные дни – разве вы не видели, как горит над Городом Черная Свеча?! Багровое Око, звезда Антарес, таится в солнечных лучах, и молитва не покидает губ служительницы Зеленого Камня, той, что рождена в Опалии, – я же делаюсь более не властна…

Это – то, что люди называют силой вещей, и обо всем этом сказано в книгах, хранящихся в Башне Теней. Правда, немногие из простых смертных читали их…

Когда я возвращаюсь домой с полным ведром, Лугхад уже не спит. И вид у него совсем не такой раздраженный, как обычно спросонья.

– Лугхад, – говорю я ему, разжигая очаг, как всегда, простым прикосновением. – Сегодня мой день рождения.

– Что? – не понимает Он. Ну да, в Кармэле ведь никто ничего подобного не празднует, да и раньше, будучи Нездешним, Он мог не обращать внимания на подобный обычай смертных…

– Я родилась в этот день двадцать три года назад, – поясняю я. На самом деле не двадцать три, больше. В разных Сутях время течет с разной скоростью, я давно не пытаюсь вычислить, сколько прожила чисто субъективно, и считаю по времени Авиллона. – У нас такой день принято отмечать как праздник.

– Сегодня и так праздник, – Он поворачивается ко мне, и кажется, что глаза Его слегка светятся. – Восьмое сентября, День Осенней Луны.

– Волчий праздник, – передергиваю я плечами. – Странно, что Райнэя не запретила и его.

– На Волчьих клыках начертана судьба Каэр Мэйла. Запрети Каменное Сердце этот праздник – и последствия непредсказуемы. Все равно ничего особенного не бывает – пьянка да гуляния с драками… Сама же знаешь, люди здесь не умеют радоваться.

– А ты помнишь День Благодарения в Авиллоне? – спрашиваю я и боюсь снова услышать: «Нет… не знаю…»

– Ты знаешь, – отвечает Он после паузы, – наверное, помню, только не в Авиллоне, а где-то в маленьком городке. Помню площадь, и на ней всякие развлечения – карусель, стрельба из лука, выставка кошек… Дети, и музыка играет, и конечно, уличные артисты – как мы с тобой…

– Вот именно, – я помешиваю кашу с обрезками мяса, чтоб не пригорела. – Мы с тобой. Одни на весь Кармэль. Висару и Даммис после гибели Иэна нос на улицу боятся высунуть. А если Лоти попробует петь на площади – сам понимаешь, чем это кончится…

– Значит, придется вдвоем, – говорит Он спокойно, в первый момент до меня даже не доходит.

– О чем ты?

– Я говорю, придется нам устраивать им праздник вдвоем, – как ни в чем не бывало Он зачерпывает кашу из миски. – Просто покажем им, как это должно быть на самом деле.

– Ты это серьезно? – я не верю ушам своим, я готова кинуться Ему на шею: услышать такое от Лугхада!

– А почему бы и нет? Это наша работа. И потом, тебе ведь сегодня тоже полагается праздник…

И в этот самый момент раздается стук в дверь, и мы слышим голос Лоти:

– К вам можно?

– Заходи, заходи! – радостно отзываюсь я. – Ты чего сегодня так рано?

– Сегодня День Осенней Луны. Вечером все Рыцари в Алом дежурят в Залах, вот я и забежала с утра пораньше…

На Рыцаря в Алом Лоти сейчас совсем не похожа – вместо форменного камзола на ней серо-голубое одеяние длиной до колен, а на ногах какие-то полуразвалившиеся башмаки. Ни к чему привлекать ненужное внимание – хороша была бы воительница из личной охраны Райни, по-дружески пьющая чай с двумя оборванцами из Крысиного квартала, да еще называющая одного из них учителем!

С того самого дня, как я надела на нее венец Адалль-Фианны, попутно наделив Истинным Именем и личным образным рядом, Лоти сделалась у нас частой и желанной гостьей. Пока я занимаюсь извечными женскими делами – штопкой-готовкой-стиркой, Лугхад ставит ей пальцы. Делает Он это без малейшего снисхождения, то и дело обрывает, казалось бы, совсем неплохую игру жестким ударом по струнам, а то и по рукам ученицы. Но Лоти терпелива, и сейчас Луг уже считает ее владение гитарой достойным ее же текстов.

А потом Лоти присаживается ко мне, помогая чистить грибы или перебирать крупу, и я сменяю Лугхада в роли учителя. Конечно, я не Растящая Кристалл и могу дать своей ученице не так уж много – какие-то основные принципы построения и эффекты, да познакомить ее как следует со Словами всех трех Путей, благо память у меня неисчерпаемая. Напеваю, а сердце то и дело сжимается – Лоти безумно нравятся творения Флетчера, и самая заветная ее мечта – стать его Подмастерьем…

Естественно, никаких денег мы за эти уроки не берем, но Лоти ничего не хочет даром и потому каждый раз приносит что-то съестное. Вот и сейчас она поставила у стены вместительную корзину, а в ней – помидоры, капуста, лук, мята. За один такой помидор Китт с Яртом проползут из конца в конец все мироздание – свежие овощи в Кармэле берутся неизвестно откуда и доступны только знати. А еще в корзине огромный каравай хлеба, какой пекут в Залах, и две бутылки вина – тоже явно не кислятина из ближнего трактира.

– С праздником тебя, Лотиа-Изар, – чуть улыбается Лугхад.

– И вас с праздником, хоть вы и не из степи, – ответно улыбается Лоти. – Вы ведь по-своему, но тоже взыскуете милостей Владычицы Ночи.

– А у нас сегодня двойной праздник, – ни с того ни с сего говорит Лугхад. – У Лиганор день рождения.

– Правда? Я и не знала… – Лоти смущается. – Поздравляю! Жалко, сметаны не удалось достать, а то как раз бы к праздничному салату…

Я хочу сказать: «Да стоит ли вообще отмечать…» – и не произношу ни слова, ибо в этот момент внезапная идея молнией сверкнула в моей голове.

Август. (Здесь, правда, уже сентябрь, но дело лишь в разнице между календарями Авиллона и Кармэля.) Время Laig Naor. Солнце в знаке Девы. Начало моего Месяца Безумия.

Призывающий Андсиру Справедливую или Тиммалу-танцовщицу, Фарну Мать Богинь или Осеннюю Луну, жену Великого Волка – меня призывает он в День Благодарения, ибо по-особому причастна я мирозданию в эти дни. И неизмеримо возрастает дарованная мне сила…

Рискнуть?

– Да, сегодня будет праздник! – произношу я, невольно взяв тон, которым изрекала свои пророчества незабвенная Ирма диа Алиманд. – Сперва для нас, а потом и для всех! Но сначала все-таки для нас!

Лоти и Лугхад смотрят на меня с абсолютно одинаковым изумлением. А я спокойно отсыпаю соли в чистую тряпочку и кладу ее в корзину с едой, затем туда же отправляется большой нож и все три наших с Безумцем чашки…

– Лоти, бери корзину. А ты, Лугхад, хватай гитару и старый плащ не забудь. И полезайте за мной на крышу.

– Что ты задумала? – во взгляде Безумца тревога, но он выполняет мои распоряжения.

– Сейчас поймешь, – отмахиваюсь я, я уже сосредоточена на выполнении предстоящего… – Лезьте!

С нашей крыши далеко видать. Над пробуждающимся городом висит тонкое покрывало осеннего марева, воздух дымно свеж.

– Возьмите меня за руки, – приказываю я Лоти и Лугхаду и становлюсь лицом к краю крыши.

Так… Я не хочу ничего сверхъестественного. Бурый Лес нагорий, из которого я якобы пришла, это вроде бы даже в этой Сути. И конечно же, осень уже вступила туда. И наверняка там найдется совершенно безлюдное местечко, но не в самой глухомани, а где-нибудь на опушке, и обязательно речка или озеро поблизости…

–…светлый прозрачный лес, уже одетый в золото, большая поляна у воды, в выемке меж двух холмов, – шепчу я себе под нос, – заброшенная дорога…

И, звонко и отчетливо, словно разрывая ткань, на которой нарисован мир вокруг нас:

– Вижу Цель!!!

И делаю шаг с крыши, увлекая за собой Лугхада и Лоти… и на втором шаге чувствую, как подается под моими ногами трава, уже начавшая желтеть. А впереди расступаются деревья, и озеро сверкает на солнце – куда до него моей искрящейся рубашке…

– Получилось, – выдыхаю я, роняя руки тех, кого провела за собой. – Луг, Лоти, я разомкнула пространство!

– Где мы? – Лоти испуганно озирается по сторонам – до этого ей приходилось видеть деревья лишь в задушенном городом парке Кармэля.

– В лесу! – радостно восклицаю я. – В осеннем лесу, и вое остальное нас не волнует до самого вечера! Праздновать так праздновать!

– …Если бы ты мне не сказала, я бы даже подумать не могла, что это – тоже грибы! – Лоти с каким-то детским восторгом держит в руках лисички, похожие на диковинные нежно-оранжевые цветы, и трепетно вдыхает их аромат. – Они ведь даже по запаху не похожи на то, что растет в городе! Городские грибы пахнут плесенью, а эти… это лучше лимонной мяты!

Знать Кармэля презирает подвальные грибы – основную пищу населения бедных кварталов. И между прочим, совершенно зря – по вкусу они мало чем уступают лесным. Но Лоти все равно никогда в это не поверит. Она попала в сказку, и все, что есть в этом лесу, преисполнено для нее особой благодати.

Я деловито срезаю опята, желтым крошевом усыпавшие старый пень, и ссыпаю их в подставленный подол Лотиной рубахи. А в капюшоне за ее плечами лежат младшие сестренки тех лисичек, которые она так восторженно нюхает.

– Пожалуй, хватит. На жаренку мы набрали, больше втроем не съесть. Не забывай, у нас, спасибо Лугу, еще форель имеется…

– А с собой?

– Ну… не будем жадничать.

Я спускаюсь с холма на заброшенную, заросшую травой дорогу, что вливается в поляну у озера, как река, и шаги мои легки. Лоти осторожно спускается за мной, боясь рассыпать грибы.

Только сейчас начинаю осознавать, что повседневность трижды проклятого Города, в который нет дорог, лежала на моих плечах свинцовой тяжестью, и лишь здесь эта тяжесть спала… Ветра мне недоставало, пьянящего ветра, что поет в ветвях деревьев и веет в лицо нежной горечью горящих листьев…

У воды лес редеет, от березовых стволов светло. Громадная старая ива изогнула мощный ствол низко над водой, и на стволе этом сидит Лугхад с гитарой в руках. У большого камня уже горит веселый костер из сушняка…

– Лоти, клади грибы в миску и иди мой, – командую я. – Только тщательнее, потому что чистить их мы не будем. А я пока займусь форелью.

– А когда кончишь помогать Лиганор, иди сюда, – подает голос Лугхад. – Продолжим занятия…

…РЕШАЮЩИЙ СРОК,

РЕШАЮЩИЙ ЧАС…

…Солнце перевалило за полдень. Давно съедены и грибы, и часть Лотиных припасов. Форель, обмазанная глиной и замысловато начиненная, томится на углях. Сказать по правде, я ни разу в жизни не готовила ничего подобного – только слыхала от Сиомбар, и потому немного беспокоюсь за результат своих кулинарных изысканий. Впрочем, на травке, да под вино из погребов лорда Ниххата, да жителями Кармэля, не избалованными подобной роскошью…

Лоти, как солнцелюбивая ящерица, взобралась на нагретый камень и теперь, полулежа, наигрывает некую Волчью песенку про изъян, который невозможно прикрыть алым камзолом Рыцаря Залов, и лучше надеть кольчугу и всласть погулять в степи – тогда тебя будут считать настоящим мужчиной… А я сижу в тени камня и плету венок из кленовых листьев с тайным намерением надеть его на голову Лугхада.

Он появляется меж березовыми стволами неожиданно и чарующе, как и положено Нездешнему. Мы, смертные, привыкаем к ним в городах, почитая за равных себе, но поистине лишь в лесу можно осознать глубину пропасти между нами и ними. Медленная величавая поступь, серо-бирюзовые глаза, словно раскрытые в изумлении красотой мира, темное пламя волос… а плащ Его, эта темно-серая с прозеленью старая тряпка, неожиданно оказался точно такого же цвета, как мрачноватая хвоя одинокой ели, привольно раскинувшей лапы у края поляны. Король лесов, под чьими ногами опавшая листва превращается в златотканый ковер…

Райнэя убила в Нем Камень! – приходит внезапное осознание. Убила, потому что не могла позволить Ему стать соперником во власти! Но свято место пусто не бывает, а на место Камня может прийти только Огонь. И Он научился творить этим Огнем ничуть не хуже меня или моего Лорда! А значит, пора, что стоит сейчас, принадлежит не только мне, но и Ему…

В сложенных ладонях Он что-то несет и тихо шепчет над своей драгоценностью на незнакомом мне языке – не понимаю слов, а считывать не смею. Он подходит ко мне – я невольно встаю, словно приветствуя Его, и вижу, что в Его ладонях лежит маленькая гроздь рябины, несколько ягод и тонко вырезанный розоватый листок, и еще два совсем крошечных кленовых листика, светящихся, как два солнышка…

– Лотиа-Изар сказала – на день рождения положено дарить подарки, – говорит Он тихо, и я поражаюсь – никогда раньше не звучал Его голос ТАК. Медленно Он смыкает ладони и простирает руки перед собой…

Творящая торжественный обряд,

Как Жизнь желанна, как Огонь опасна,

Вплетаешь ты в свой праздничный наряд

Зеленый, золотой, багряно-красный.

Что это? Это – обо мне? Зеленый, золотой… Ему бы такой наряд, не мне – все краски осени! В сочетании с Его темно-рыжими волосами это смотрелось бы просто не знаю как!

Как свечи, эти листья догорят,

Но верю – гибель будет не напрасной.

Смотрел я – и нашел тебя прекрасной,

Сестра моя, я твой безумный брат.

Дыхание мое замирает… Сонет. Когда-то ходили легенды о сонетах-Сплетениях Безумца…

Огонь и Жизнь, как лист и гроздь рябины!

За танец твой, что силу излучает,

Лишь малым одарить тебя дано…

Ладони Его раскрываются неотвратимо, как бутон розы…

Так пусть не золото тебя венчает,

Но камень, в коем слиты воедино

И лета мед, и осени вино!

Вместо даров леса в Его ладонях – двойной гребень, по форме совсем такой, как тот, что я бросила в «Багровой луне» – но не золотой, а из чего-то, похожего на янтарь, одновременно рубиновый, медово-золотой и коричневый. Спинка его выточена в форме кленового листа, а широкие изогнутые зубья так похожи на пальцы листа рябины…

Я смотрю на это чудо, ошеломленная, не в силах поверить – и Он касается моих волос, легко закручивает, словно делал это не раз, и прихватывает гребнем, как венцом.

– Хиара хо танн, Лиганор…

Снова Высокая Речь. Как только Он умудрился не забыть ее?

Улыбка сверкает на Его лице – совсем не похожая на хорошо знакомое мне дрожание губ. Я, не отрываясь, смотрю в огромные светлые глаза и всей кожей ощущаю, как что-то сдвигается на земле и в небесах, и откуда-то из глубин неотвратимо надвигается знание…

– Господин мой, – говорю и не узнаю своего голоса, – такие подарки требуют ответного дара.

Лихорадочный вдох, как перед прыжком в воду, – я еще не знаю, что это будет, но оно уже здесь, у порога!

Не зная времени ветра,

Не веря в огонь весны,

Сжимать в руке до рассвета

Клинок холодной войны,

И взглядом лаская небо,

Угадывать на земле

Твой Город Огня и Снега

В летящем встречном стекле,

Надеть любимое платье

И молча шептать домам

Рождественское заклятье,

Где город, ночь и зима,

Забрать свою долю сказки,

Уйти, убежать, не быть —

Но след серебряной краски

На веках уже не смыть,

И снова взор мой усталый

Измерит звездную высь…

Безумие в черном и алом,

Помедли! Остановись!

Слова слетают с языка раньше, чем рождаются в сознании. Я не знаю, о чем это, но есть что-то, что знает лучше меня, и это тоже – я, и голос мой отчаянно дрожит, но так же властно звонок и чист, как и у Него…

…Лавина волос в цвет меди

И пальцы, сбитые в кровь.

«Сегодня мы с моей леди

Поем в переходе метро».

Миг тишины грозит убить всех троих, он как перетянутая струна, как хрустальная чаша – и тогда приходит Имя. Коснувшийся янтаря… нет, не так – Янтарное касание! Дарующий жизнь прикосновением…

Рука моя ложится на Его плечо, как королевский меч.

– Встань с колен, Гитранн Лугнэал, Магистр на Пути Ткущих Узор! Властью, данной мне Той, что превыше безумия и тьмы, приказываю тебе вспомнить все! Будь тем, кем ты должен быть!

Секунда, другая… и вдруг лицо Его неуловимо дрогнуло. На меня взглянули пронзительно-яркие глаза без белков.

– Ты хорошо обученный Мастер моего Пути. И ты очень ловко скрывала это все время – но почему?!

…И словно выпал стержень, державший меня последние пять минут. Я снова стала только Эленд.

– Я не Мастер, – шепчу я как во сне. – Я не получила Мастерский Символ с третьей попытки.

– А это, по-твоему, что такое? – Он довольно непочтительно рванул меня за мое любимое серебряное ожерелье, и подвески прозвенели тонко и жалобно. – Зачем ты притворяешься даже сейчас?

И лишь тогда я вспоминаю, как в загадочном полумраке Зала Магистров полупризрачная рука Линтара скользила по моему горлу и играла подвесками этого самого ожерелья…

– Я не притворяюсь, Магистр Гитранн, – говорю я уверенно. – Я действительно с Пути Ткущих Узор, но Мастером сделал меня ты секунду назад. Я выдержала испытание Ливарка и исполнила свой обет, записанный на скрижалях мироздания. В твоем присутствии было сказано Слово, Возвращающее Суть, и ты, по праву одного из основателей Ордена, вдохнул силу в серебро и камни.

– Aen ye-o jthalet, – произносит Он машинально, и снова между нами на секунду повисает молчание. – А теперь еще раз скажи, кто ты, но на этот раз все до конца.

– Я Огонь, – отвечаю я. – Пятая ученица Лайгалдэ. Кое-кто уже называет меня Жрицей Танцовщицей, хотя я пока не прошла инициации.

– Королева, – выдыхает он благоговейно. – И ведь я сразу это почувствовал, только не умел понять… Разве под силу простой ведьме все то, что ты творила?

В этот миг я уголком глаза замечаю Лоти. Выражение ее лица описанию просто не поддается, она смотрит на меня, как на… воздержусь от богохульных сравнений.

– Лоти, – произношу я умоляющим голосом, – у меня есть нездоровое подозрение, что от форели вот-вот останутся одни угольки.

– Госпожа, – тихо выговаривает она.

– Да трать-тарарать! Запомни хорошенько: то, что сейчас сделала я, под силу любому, кто достаточно обучен и не служит Тени. И если ты еще раз обратишься ко мне, как… как к Райнэе, я всерьез обижусь! А теперь идемте, будем есть форель и пить вино!

– О да, – кивает Лугхад, – вино сейчас будет как никогда кстати.

…ЧАСЫ В КРЕПОСТИ

БЬЮТ БЕЗ ПЯТИ…

– Нет, не так. Ни в коем случае не в эту жестянку, – Лугхад решительно вынимает чашку из моих рук и отбрасывает прочь. – Подставляй ладони!

Никогда прежде не видела я Его таким – и не могу не подчиниться. Складываю ладони ковшиком, и темное вино из погребов Ниххата течет в них тонкой осторожной струйкой. Почему-то мне показалось, что в моих руках оно должно стать похожим на кровь, но ничуть не бывало. Я уже тянусь поднести ладони ко рту, но Лугхад мягко, чтобы не расплескать, перехватывает мои руки:

– Не торопись… Ты что, не знаешь обряда?

– Какого обряда? – переспрашиваю я в недоумении.

– Значит, не знаешь… Впрочем, за шесть веков он наверняка забылся – у недолго живущих и память недолгая.

С этими словами Он опускается передо мной на колени – потрясающе красивое, плавное движение – и припадает губами к моим ладоням, одновременно пригубляя вино и целуя мне пальцы. Я настолько поражена происходящим, что боюсь пошевелиться.

– Вино из рук Осенней Луны… Теперь пей ты, Лотиа-Изар, – Он поднимается, уступая место Лоти. Та занимает его место и долго примеривается, прежде чем отхлебнуть – догадываюсь, насколько неудобно пить из такого положения.

– Никогда бы не подумал, что возложу корону на голову новой Королеве, пусть даже и в беспамятстве… – не пойму, произнес Он это вслух или я уже читаю Его мысли. – Пей, Лиганор, твои ладони – лучшая чаша. Сегодня твоя коронация… Пусть никогда не сотрется этот день ни из нашей памяти, ни из твоей.

Вино чуть горчит от привкуса добавленных в него степных трав. Я пью очень осторожно, боясь уронить на одежду хоть каплю, а Лоти и Лугхад смотрят на меня – она почтительно, Он с легкой улыбкой.

Ладони после вина ужасно липкие, и я, переглянувшись с Ним – все-таки именно Он затеял этот дивный обряд, – встаю и иду к воде, ополоснуть руки. Слышу, как за моей спиной Лоти негромко спрашивает:

– Мы весь вечер будем пить… вот так?

– Зачем же? – отвечает Он, и я замираю, слыша в Его голосе смеющиеся переливы, которых не было раньше. – Это было причастие, а теперь можно и из чашек…

– Я надеялся, что сумею выбраться – но я не знал здешних силовых линий, да и не желал их знать, чтоб лишний раз не касаться силы Тени. Поэтому я шел по закону Цели, а ты сама знаешь, как долог такой путь от одного конца мироздания до другого… Не каждый способен на это – я же видел Цель, но с каждым шагом все меньше верил в себя…

Форель доедена, и вино допито. Сейчас мы просто сидим в медленно удлиняющейся тени ивы и слушаем повествование Лугхада о том, что произошло с Ним с того самого момента, когда Он вместе с Райнэей пересек незримую черту, отрезающую Кармэль от остального мироздания. Между прочим, мой венок из кленовой листвы все-таки красуется на Его огненных волосах – когда я его надевала, Он лишь склонил голову, принимая мой дар как должное…

– Ты никогда не сможешь представить себе, Лиганор, чему я был свидетелем в эти ужасные дни. Сразу же после того, как я спустился с горы Каэр Мэйла, началась выжженная степь. Волки проходят через нее с хорошим запасом воды – у меня же не было ни капли, а все колодцы были отравлены. Может быть, если бы мне удалось пересечь выжженные земли и добраться до Бурого Леса, я смог бы прорваться, разомкнуть круг проклятья. Но жажда победила меня, и я шагнул сквозь миры прямо посреди степи, где над моей головой уже кружил терпеливый стервятник…

Я шел, все больше удаляясь от Сути Залов Ночи, но чем дальше я продвигался, тем больше чувствовал отчаяние – я видел, что Каэр Мэйл, при всех его недостатках, все же место, где можно хоть как-то жить. Но окружали его умирающие земли, Сути, захваченные неодолимым и пугающим распадом… Я шел по заброшенным городам, в которых еле теплилась жизнь, в которых уже не жили, а выживали. Там не было места ни любви, ни дружбе, ни какой-то взаимопомощи – каждый выживал в одиночку, и единственным, что могло сбить вместе людей, потерявших человеческий облик, была звериная ярость толпы, жертвой которой я чудом не стал несколько раз… Я ничем не мог помочь этим людям и шел мимо, все еще не теряя надежды прорваться.

Я видел все – и города, разрушенные войной, и бесплодные растрескавшиеся земли, и древние развалины, полные жутких теней в призрачном свете бесцветной луны… Никогда не достанет у меня слов, чтобы рассказать об этих местах так, как должно, – и счастлив тот, кто даже не ведает об их существовании!

Но страшнее всего были места, где не было войны – достаточно было неведомым способом перекрыть энергию Dala'h. Города, вымирающие как во сне, от непонятных причин… В беспорядке поваленный лес, засохшие остовы деревьев, торчащие из бескрайнего болота… Свалки на много миль в стороне от любого жилья, в пустынной местности, неведомо кем и как созданные – ибо не в людских это силах…

О, я быстро постиг страшный замысел хозяйки Каэр Мэйла и ее присных – окружив свой мир кольцом распада, заставить поверить, что он единственное место в мироздании, где возможна жизнь, объявить его чуть ли не раем земным и в корне пресечь самую возможность бегства! Невозможно поверить, но редкие гости из Сути Залов воспринимались здесь как посланники неба, на них молились те, кто еще помнил, как это делается…

Если бы я знал только Каэр Мэйл, то никогда бы не поверил, что где-то за пределами этого кошмара существует настоящая Жизнь – вкус воды, цвет травы, тепло луча. Но я еще не забыл всего этого и шел, шел дальше сквозь миры, что распадались на моих глазах, и видел перед собой Цель – серебристую Башню Авиллона в короне восходящего солнца.

Там, где я шел, солнца не было. Вечная пелена непроницаемых туч застилала небо, и тусклый полусвет был так же тягостен, как ржавая, с металлическим привкусом вода ручьев, текущих из ниоткуда в никуда, как снег, сухой словно соль… Он начал падать в конце третьей недели пути, как мне показалось, ибо я давно уже не считал времени. А вместе со снегом пришли сумерки, и дальше они уже шли рука об руку – ночь и зима.

Я не упомянул об одной особенности этих мест: в них практически отсутствовали какие-либо дороги. В мире, где разрушены все связи, людям ни к чему сообщение друг с другом… Но иногда попадались… я окрестил их Черными Шрамами и старался держаться подальше, так как чувствовал исходящую от них темную силу. Представь себе перерезающую пространство полосу чего-то, напоминающего асфальт, но жирный, лоснящийся, коричневато-черный. Ни разу не видел я на них ни единой трещинки. В знойные дни они казались раскаленными, а когда пришла зима – снег не заметал их. Я не знаю, может, это и были силовые линии, и ничто не заставило бы меня ступить на них – но когда снег саваном укрыл все вокруг, пришлось пойти на компромисс. И я продолжил свой путь по обочине одной из этих дорог, так как в поле проваливался в снег по грудь. Силы мои были уже на исходе.