Текст книги "Гобелен с пастушкой Катей. Книга 8. Потерянная заря"

Ольга сказалась тогда, что они собираются с другой Ольгой и еще будет несколько человек, и всё такое прочее. Мать ответила, что современные нравы она не одобряет, это раз. Во-вторых, что они устроят шумное сборище, и родственники будут недовольны, кроме того, что гости подожгут общий дом, потому что топить печку не умеют. Ольга отступилась и добавила, что без спроса не выйдет, потому что родные живут на своей половине до глубокой осени и доложат непременно, если увидят их вдвоем.

Тогда, в самом начале странствий по чужим домам, Артем был немало удивлен, увидев почти новую квартиру, хорошо обставленную, далеко не бедную, где у Ольги была большая отдельная комната. Он спросил, почему нельзя объяснить матери, что у дочки есть право приглашать друзей, тем более, что мать бывает дома не всегда. Ольга поморщилась, ответила, что мама – женщина своеобразная, к тому же отец недавно ушел, и Ольга, не хочет осложнять матери жизнь, она и так очень расстроена, можно понять.

На этот раз всё пошло кувырком с самого начала. Когда они подошли к дверям и позвонили, мать Ольги открывать не стала, сказала, чтобы подождали снаружи, потому что она не готова. Очень странно, наряжаться она, что ли, вздумала или накрывала для гостей стол? Но не важно. Они сели на площадке на подоконник и там пробыли чуть ли не час, вот это было мучительно. Ольга не вызнала у матери, какой ответ им готовят, та позвала, потом держала на лестнице.

Сидя на подоконнике между этажами, Артем мгновенно придумал план и стал высказывать, чтобы утешить Ольгу. Он понимал, что она готова пойти в больницу, но ей надо убедиться, что по-другому не получится. Артем сказал, что напишет отцу, может быть, тот позовет их жить к себе, он один в двух комнатах, правда, не в Москве, а в Ленобласти в городке, рядом с предприятием, это атомная станция, хорошо оборудованное место. Но учиться придется заочно, однако подумать стоит, если отец согласится. Он не уточнил, когда ехать, так, плел наобум, чтобы Ольга не волновалась и не заплакала. Она была готова, и с каждой минутой на лестнице опасность приближалась.

Её слезы выбивали Артема из колеи напрочь. Он готов был на что угодно, лишь бы не испытывать невозможного чувства жалости, вины и беспомощного раздражения, когда глаза Ольги наполняли крупные слезы и долго не проливались, а блестели в глубине, становясь всё крупнее. Хотя стоит сознаться, это было по-своему привлекательно, лицо девушки в непролитых слезах преображалось до странной, болезненной красоты. Но именно эта красота делала Артема беспомощным, как он ни крепился, у него в душе будто какая-то гайка слетала, и всё рушилось. Однако, не важно.

Ольга заплакать не успела, слушала его планы и не возражала, тем временем дверь в квартиру отворилась на цепочку, и позвали внутрь. Мать Ольги встретила их в старом стёганном халате, полуседые волосы завязаны в небрежный пучок, она до ужаса напоминала Ольгу, но в кошмарной пародии, всё было усугублено до непомерности. Только ростом она была меньше почти на голову.

Странная фантазия мелькнула у Артема, будто в страшной киносказке он пришел к ведьме проситься в зятья, а сам опасался, не обратили бы его, скажем, в летучую мышь в любом случае, мамаша, если будет настаивать, а дочка – если откажется. Бред, но тем не менее.

Марта Фёдоровна (она потребовала имени с отчеством) сразу после представления в прихожей провела их в комнату, там на столе были разложены бумаги, подвела Ольгу с Артемом, подсела, их сесть не пригласила и завела речь.

– Как я поняла, вы с Ольгой решили создать семью, – начала она строго. – В этой квартире. Вы понимаете, я надеюсь… Как вас зовут, Артем? Так вот, Артем, вы знаете, что Ольга живет здесь не одна, я имею право задать вопросы относительно будущего. Кроме того, могу высказать свое отношение к скоропалительным бракам в раннем возрасте по причине внеплановой беременности моей дочери, да впрочем, кого угодно. Мое отношение резко отрицательное, но если вы успокоите мои сомнения по насущным вопросам, то могу переменить отношение и дать своё согласие. Во-первых, расскажите, сколько вам лет, где учитесь или работаете, на какие средства намерены жить у меня с женой и ребенком. Во-вторых, как будут помогать ваши родители, имея в виду вашу крайнюю молодость. Сами понимаете, что потянуть вашу семью одна я не смогу ни в каком смысле.

И так далее и тому подобное Марта Фёдоровна рассказывала довольно долго. Нельзя сказать, чтобы Артем был недоволен по сути, но по форме это было издевательство, кто же спорит. Его мамаша сказала бы то же самое, хотя и другим языком, гораздо более красочно и внятно. Поэтому он даже не спрашивал.

Получив от Артема правдивые ответы и полюбовавшись на застывшее лицо дочери, Марта Федоровна поднесла им заранее заготовленный ответ, сверившись с бумагами.

– Ну, вы, конечно, формально взрослые, можете решать и планировать сами, в таком случае планируйте где и как хотите, но не здесь, – выговорила Марта Федоровна. – Можно снять комнату в частном секторе, можно переехать в общежитие, Ольга заверила, что у нее будет повышенная стипендия, её отец может помочь, если захочет, так же, как и ваши, Артем, родители. И флаг вам в руки, но видеть зятя-нахлебника в своем доме я не готова, тем более вести хозяйство на всех, включая ребенка. Я работаю, а Ольга палец о палец не ударяет по дому, вряд ли это переменится или вы возьмете на себя. Если вы намерены вселиться на формальных основаниях, я могу разменять эту квартиру, вам достанется комната, но это будет не скоро. Так что подумайте и решайте по своему разумению. Потом оба скажете мне спасибо в любом случае.

Когда мамаша закончила речь и собрала со стола бумаги (один бог знает, что это было), Ольга открыла было рот, чтобы ответить, но мать только махнула рукой и заявила, что дочкины соображения она слышала и больше никого не задерживает. Зачем она это проделала, вместо того, чтобы просто сказать «нет», Артём не понял и по сию пору. Скорее всего, чтобы больше не просили, потому что Ольгу было жаль, и резоны у неё тоже были.

Понятно, что подобные соображения Артем разобрал потом в течении дальнейшей жизни, тогда понимал, что мать Ольги отказывается наотрез, а его собственная, даже если они вселятся явочным порядком, ничего сделать не сможет, но превратит жизнь в сущий ад. Даже без привходящих обстоятельств, просто по традиции.

Впрочем, он знал с самого начала, что реальной возможности нет, он и не хотел, потому что никакой возможности не было. И вообще не хотел, да и кто мог хотеть в его положении? Но у Ольги были иллюзии. Любовь, семья и брак в одной связке казались ей не только сбыточными но и необходимыми, а не собранные вместе были неудачей и позором. Что в их жизни слишком много зависело от родителей, ей не казалось странным, но…

Но Артему стало немного легче, его вины в случившемся не просматривалось. Ольгу, тем не менее, было жаль и не жаль, она хотела невозможного, но и платила дороже, чем другие. В любом случае. Опять же это были рассуждения взрослого Артема, а тогда… Тогда он упустил свой шанс. Он, а не Ольга. Как выяснилось, она получила всё, а он ничего, ту самую сумму из одних нулей. Впрочем, кто знает, пока жизнь не кончена, последний шанс – вот он, перед ним. Если получится… То еще посмотрим.

* * *

«Шербурские зонтики», ремейк, надуманное кино или выплывают миражи…

К станции обслуживания, она же новенькая заправка на окружной, из зимнего снежного марева подплыла машина, огромная полированная дура престижной марки и встала у колонки.

Артем дошел сквозь сугробы от еле видных вдалеке домов, в руках нёс пакет, имел в виду мини-магазинчик на заправке со всякой всячиной, туда было ближе всего, пробирался сквозь заправочные автоматы случайно, так легла дорога. И проходя мимо новорусской иномарки, он заметил краем глаза, что пассажирка внутри напомнила кого-то или что-то.

Хотя откуда ему знать эту дамочку в огромной чернобурке до ушей, а в них болталось что-то солидных размеров и стального цвета? Нет и не было у него таких знакомых. Женщина сидела, обратившись от него, он видел прическу, фрагмент шеи и больше ничего. Она повернулась к маленькой девочке на сиденье рядом, та совала ей в лицо нарядную куклу. Из машины тем моментом вышел громила в зелёном импортном ватнике, пошел к кассе, пока Артем обходил тачку кругом, с тем встречаться не хотелось.

«Этот лось – точно водитель-охранник», – подумал Артем, и удаляясь от машины вслед за громилой, вдруг сказал себе. – «Нет, это не она…»

Потом удивился, повернулся к машине, не разобрал ничего и опять удивился – откуда такая мысль? Но встал столбом, ждал в отдалении, пока тачка наполнится и отъедет, потому что очень уж несуразным показалось видение, и непонятно откуда взялись сомнения, ведь не видел ничего кроме куклы и шубы. И охранника-шофера, вот того он разглядел и не хотел бы с ним знакомиться ближе. Но дождался, машина поворочалась и отъехала, едва не задевая столбы кругом. Та же шуба-чернобурка, тот же блеск в ушах, та же кукла.

А когда машина вдруг набрала скорость, Артему померещилось, что там точно сидела Ольга, в тот момент мог поклясться чем угодно. Узнал какой-то поворот головы, что ли? Но иномарка растаяла в плывущем снегу на дороге, тогда он понял, что померещилось, машина с шубой слишком дорогие, охранник чрезмерно зверообразен, а главное – ребенок слишком маленький, ровно в половину возраста, чтобы могли состояться те самые «Шербурские зонтики». Фильм смотрели с Ольгой в «Иллюзионе» просто так, потому что музыка ей нравилась. «Исполнение мечтаний» с его эпизодом раз пять, «зонтики» – два раза и много чего другого. В той жизни… А здесь вам не там. Миражи-то миражи, а попробуй докажи!

Разумеется, в призрачной машине сидела не Ольга, и машины, скорее всего, не было, померещилось с похмелья, и смотрел не Артем, а какой-нибудь Сергей, которым он представился другой Ольге в незабытых летних сумерках. И вообще всё было давно и неправда, как любили говорить девки в спортлагере, пока удар по черепу не состоялся. И вел иномарку тот самый Дьяк в зеленом ватнике, отчего бы нет? В кино всё бывает, не так ли? Ладно, проехали и забыли.

Но не совсем. Последней мыслью у Артема мелькнуло соображение, не слишком оформленное, но всё же. «Если это Ольга, хотя мало вероятно, значит, они это сделали…»

* * *

Ранним темным утром раздался звонок. Телефон стоял на холодной площадке у входной двери, Артем услышал и примчался в чем был, потому что знал, куда Ольга отправилась вечером. В больницу на операцию, накануне они долго сидели на лестнице у их дверей, мамаша из квартиры не высовывалась, но часто ходили соседи от лифта. Кто-то с ними здоровался, кто-то пробегал мимо, прошла беременная на последних месяцах соседка, кивнула, Ольга проводила её долгим взглядом, но ничего не сказала.

Артем старался подбодрить девушку, говорил, что ничего особенно страшного нету, рядовая вещь, практически все женщины через это проходят, скоро забудется. (Так советовала медичка Майя, у нее самой был опыт.) …И очень скоро отец ответит на его письмо (Артем пока ничего не писал, но откуда Ольге было знать?). Артем уверен, всё будет в порядке, они уедут в Ленобласть, там наладится совсем другая жизнь, отец Ольге понравится, он классный мужик и ценный работник, с ним считаются.

Ольга слабо улыбалась, почти ничего не отвечала, только держала его за руку. Потом отослала домой, сказала, что поедет сама, может быть, мать проводит, а после она позвонит, когда сможет, там вроде есть автоматы. Артем сказал, что не отойдет от телефона, будет ждать.

Но ждать не пришлось совсем. Наутро в самую темную рань, в трубке возникла другая Ольга, Кира, Артем в ужасе полетел в пропасть, подумал, что случилось очень плохое. А когда понял с трудом, что его Ольга жива и ждет через час у подъезда, то едва отошел от ужаса, на всё согласился и стал лихорадочно собираться, гадая про себя, что же могло такое случиться, и состоялась ли операция, возможно, кто-то достал денег и всё обошлось малой кровью, не как в районной больнице. Такие разговоры были, появились варианты, но нужных денег не нашлось. Ольгина мамаша сказала, что противозаконно, ни за что и никогда она не станет участвовать.

Он выскочил из подъезда в снежную и ледяную кашу, пробежал под аркой двора, из машины ему замахали, и через минуту он уже сидел с Ольгой на заднем сидении, Кирюха держался за руль, рядом с ним сидела Кира и разъясняла Артему планы на их дальнейшую жизнь. Это оказалась дача Киреевских, приспособленная для зимнего проживания, там они с Ольгой переждут пару дней или недель, потом будет видно. Или уедут к его отцу, или кто-то из матерей смирится с тем фактом, что будет внук или внучка, потому что…

Артем не сразу понял, глянул на Ольгу и наконец сообразил, что ничего не состоялось, она была заплаканная, оглушенная, но в остальном та же, что и прежде. Никаких следов страданий или чего-то в этом роде, даже не побледнела, скорее наоборот.

– Я не смогла, там был какой-то ужас, обращались, как со скотом, – едва проговорила она. – И санитарка сказала, что «совсем не по-людски, страшный грех, детей больше никогда не будет, беги отсюда, пока не поздно», открыла дверь и принесла одежду.

Артем слушал и не понимал, понимал и не верил, но ехал в Кирюхиной машине непонятно куда, за него всё решили и слова не давали сказать. Да и что бы он сказал? Что не хочет? Или что отец ничего не знает? Или что?

Кирилл крутил баранку, почти ничего не сказал, но с его стороны вроде проступило сочувствие, типа мужской солидарности. Говорила и строила планы Ольга-Кира, ему показалось, что проект насчет дачи был её, как и сама дача. Что-то вроде женитьбы увозом, как в литературе прошлого века. Задним числом Артем предположил, что это Ольге-Кире как раз нравилось. Только увозили жениха, не дав ему времени подумать.

Его Ольга по большей части молчала, взяла его за руку и не отпускала, это было как знак, что теперь они вместе на любой поворот событий. Так и ехали по зимнему пути сквозь голые рощи, поля и проселки, пока не встали под забором у занесенной снегом калитки. Да, зима наступила давно и незаметно, приближался Новый год, Ольга-Слава сдала сессию досрочно, на отлично и могла не появляться в институте до конца каникул, что давало время до середины февраля.

* * *

Чтобы дальше ничего не объяснять, надо вспомнить и отмотать малость назад, по дороге к даче Киреевских. Они въезжали в поселок по заметенной дороге и переваливали через сугробы, когда Кира вдруг вспомнила.

– Стоп машина, сдаем назад до третьего дома, – спохватилась она. – Это откуда дым, там котельная.

– Погреться будет в самый раз, – заметил Кирюха, видно, и его достало.

– Главное – пару прибавить, – загадочно пояснила Кира. – Там у нас живет истопник, иначе 16 градусов Цельсия, включай – не включай.

– «Взяли жигулевского и дубняка, третьим пригласили истопника», – козлетоном пропел Кирюха. – «Приняли, добавили еще раза, тут нам истопник и открыл глаза!»

Но поехал по ухабам задним ходом, не оставляя песни, где почему-то речь шла про Москву и про Париж, но слышно было плохо, половина пропадала. Вроде бы Высоцкий, его Кирюха знал всего наизусть, только слуха и голоса у него не было никаких.

У кирпичной хибарки с дымом поверху Кира вышла, протоптала тропу к железным дверям и скрылась за ними. Долго не выходила, потом вернулась и сообщила, что договорилась, тепло у них будет, а истопник придёт позже, поможет устроиться, потом покажет, где и что. Студент из Губкинской нефти и газа, подрабатывает, чаевых не давать, она обходится обаянием. Кирюха сказал, мол, «знамо дело, копеечка, она рубль бережет, а обаяние творит чудеса». Он и Киру, несмотря на близкие отношения баловал не очень, не жалел ради красного словца.

Студент погодя заявился, не столько большой малый, сколько широкий, румяный и белобрысый, «провинциал в ватнике» – сказал потом кто-то. С ними поехал обратно в город, поторопился на занятия, чего-то сдать, раз оказия подвернулась. Артем было попросился тоже, уехал ведь ни в чём и ни с чем, но его не взяли, потому что Ольгу оставлять одну никак и ни за что. Кира даже сделала вид, что удивлена, как ему пришло такое в голову.

Через пару дней истопник, Алик его звали, сослужил службу, отвел Артема на почту и по магазинам в соседнем поселке. Главное, показал, где почта, и назвал точный адрес.

Артем сказал Ольге, что отцу надо оставить адрес почты, куда слать ответ, раз такая оказия, если он пока не написал в Москву, и это надо проверить, кстати. На самом деле, хочешь не хочешь, а написать отцу приходилось, очень уж перевернулась ситуация, просто вверх тормашками. И денег попросить на любой случай, мало ли что.

Вот студент-истопник его и привел в почтовое отделение, где Артем с большим трудом нацарапал простой, не шариковой ручкой свое жалостное, но бодрое послание. Ничего толком бате не объяснял, прописал, что попал в передрягу, не страшную, но сложную, никто ему, кроме отца не поможет. Сейчас хотелось бы деньжат, сколько не жалко, а потом приедет, все расскажет, и если отец не против, может приехать насовсем. И писать ответ по такому адресу, а деньги слать на Москву, как обычно. Сумму на отцово усмотрение, но желательно побольше, чтобы и на дорогу хватило, если что.

Купил конверт «авиа» подороже, чтобы скорее дошло, бросил в ящик и потопал с Аликом к магазинчику затовариться. Денег, правда немного, ему Кирюха дал, сказал, что питаться воздухом не полезно для здоровья, потом сочтемся.

И Алик добавил, что Артему открыли кредит, по мелочи, но сразу, ребята потом отдадут. И сразу стал говорить о другом. Мол, девка хороша, но стерва отменная, или нет? Твоя-то собой ничего, но не так чтобы очень, зато характером много лучше, а это прежде всего. Для той Олечки без машины и денег ты никто и звать тебя никак, а эта смотрит в душу, видит там, что хочет. Самое оно, цени, пацан, такое редко встречается, а уж у вас в столице и области – просто никогда, поверь на слово.

Потом рассказал, почему живет в дачном поселке и топит котел на отшибе цивилизации. Потому что из общаги его выперли за дебош, собрались с девками в комнате тихо и мирно, а те подпили и давай скакать голышом в коридоре. Пока их поймали и водворили назад, поднялся шухер больших размеров. Не будь они с парнями на последнем курсе, выперли бы нахрен вообще, а так пожалели не их, а казенных денег, траченных на обучение. Но из общаги попросили с концами. Сеструха у него в Москву замуж вышла, теперь работает в торговле, нашла ему работу здесь. Непыльно, но ездить далеко, но справедливо, любишь кататься, люби и саночки возить.

Чуть позже Алик к ним повадился ходить вечерами, да и то неплохо, становилось там с каждым днем жутче, темень, тишь, снега по окна и никого кругом. Черту будешь рад, не только студенту-истопнику из дальней провинции.

С ним и уговорился Артем однажды съездить в Москву, чтобы вещей забрать и паспорт свой, а то жил в дачном поселке, как шпион без документов. Кино про Джеймса Бонда московского разлива. И обратно, как тот же шпион, уломал Киру, чтобы его привезли назад с чемоданом, но Алику не сообщил, как поедет, не все же докладывать. Ну ладно.

Ольге объяснил, что нужно посмотреть в Москве, нет ли ответа на письмо, если нет, то будет звонить отцу напрямую. Та безропотно осталась в поселке на даче на пару-тройку дней, вообще она была тихая и как бы отчасти пришибленная. Но беременность у неё проходила незаметно, так что Артём стал сомневаться, есть ли там что вообще. Ни тошноты, ни нервов, никаких других симптомов. И они о том совсем не говорили.

Только вечером, как приехали и согрелись, Артем сказал вроде как в шутку: «Значит, назовем его Серёжей?» Ольга ответила, что, может, и Наташей. Но Артем настоял на Сереже.

* * *

Самое оно оказалось, когда Артем прибыл домой на побывку. Он подгадал, чтобы матери дома не было, а она давно там сидела на больничном для такого случая. Он, почти сразу, как приехал на дачу, точнее сказать, с почты на другой день, позвонил, сказал, что ночует у друзей, чтобы пару дней не беспокоилась, он в порядке. А как она начала кричать, повесил трубку, слушать не стал. Отметился, чтоб она не очень волновалась, и привет.

Ну и получил по полной, как появился в родном доме. Во-первых, мать доволновалась до скачка давления, ей прописали постельный режим, а вот сынок об этом и знать не знает. Ага, это она на постельном режиме перебирала барахло в коридоре, он за этим делом её застал, к тому же для больной была слишком резвой, набросилась прямо с порога.

Вопросы задавала сама себе и отвечала без промедления. Рассказала сыну, где он был, что делал и в какой компании. Мол, гуляй, сынок, гуляй на чужих дачах, посмотрим, до чего догуляешься. Отца тоже приплела, показала издали извещение о переводе и его, Артема паспорт, в руки не дала, спрятала на себе. Вот, мол, где вы у меня будете со своими обманами и деньгами. Пока не разберемся, что к чему, никто никуда не поедет, ни на дачу, ни в Ленобласть, хрен вам, а не что иное!

Артем рассудил, что у матери на руках все карты, спорить с ней не стал, набычился и прошел к себе в комнату-коробку. Помнил с детства, отец точно так поступал, закрывал дверь и за нею молчал. А когда мать выговаривалась, приступал к переговорам очень скупо, главной фразой у него было: «Ну и чего ты теперь хочешь?» Пока не надоело, и не уехал с концами. Теперь настала очередь Артема.

Правда, к вечеру мать раскололась, оказалось, что знает много больше того, что ей положено. Артем не раз сказал спасибо медичке Майе, она выложила матери всё как есть, мол, нельзя, чтобы родная мать ничего не знала. Хотя сам виноват, книжку с телефонами бросил на виду, там Майя значилась большими буквами с тех пор, как они познакомились в начале учебы. Нет, не так. Познакомились-то сразу, а вот у неё телефон взял, когда стал советоваться, она настояла, вроде как в случае срочно поговорить. Мать и поговорила по полной программе. Однако не важно.

Только мать не знала, как дело обстоит с абортом. Слово ей страшно нравилось, она выговаривала с невыразимой интонацией, вроде как это последнее дело на свете. И объясняла раз сто, что только дураки после аборта женятся, мол, «кондуктора обманул, билет купил, а сам не поехал». Это неполное знание и было у Артема единственным преимуществом. И довод, что Ольге московская прописка и их жилплощадь нафиг не нужны, всё есть своё и даже лучше. На что мать отвечала, что вот и ступай туда, если лучше, или не берут?

И по-своему объясняла затруднения, если не берут. С какой это стати он, сопляк, взял, что ребенок его? Там небось еще найдутся, и не один, ученые девки, они вон какие шустрые, кто согласился, тот и женится, а другие, мол, не такие дураки нашлись. Или ждет, когда найдутся, не всех оповестила. В таком духе и в таком разрезе. На это Артем просто не отвечал, потому что сам знал, а матери доказывать не находил нужным.

Только на второй день Артему удалось задать главный вопрос, мать долго его мурыжила, потом рассказала, чего хочет на данный момент. Пойти с Артемом на почту, получить деньги, но паспорт она даст из рук в руки, а потом возьмет назад, чтобы он не вздумал потом сбежать и сдуру жениться, с него станется, если квартира у них лучше. Вот это её задело, как ничто другое.

Тут, на третий день они с матерью сыграли один-один. Деньги она взяла все, а паспорт Артем у неё из кармана вынул прямо там, не отходя от кассы. Пока она прятала деньги в тряпицу и прикалывала булавкой под кофту, он зашел сбоку и вытащил паспорт из кармана пальто, мать не заметила, и потом не скоро спохватилась, долго искала, не нашла.

Артем не будь дураком, не сознался, только упрекал, что теперь придется новый паспорт делать, мать осталась довольна, говорила, что так вернее будет. И сыночке будет чем заняться вместо разных глупостей. Но деньги на штраф в паспортный стол дала без единого слова, знала, что даром не дадут.

Кстати сказать, насчет извещения по почте мать его надула, как маленького. В руки не дала посмотреть потому, что это была старая бумажка, прошлогодняя, когда ему еще 18-ти не исполнилось. Это она устроила фокус, чтобы проверить подозрения, что с отцовыми деньгами не так чисто, и Артем попался. Выяснилось у кассы, там он получил деньги на предъявителя без всяких извещений. О-па!

Теперь уже, много лет спустя, Артем догадался, что был тогда к матери несправедлив, но это когда её на свете давно не было. Она скончалась от скоропостижного неопознанного рака буквально в три недели, почти не мучилась, только жалела перед концом, что он на той евреечке не женился. Была бы у неё хоть какая, но своя кровиночка, а так ни котенка, ни ребенка у сына нету, и жена попалась оторва, та-то была ничего девушка, незлая и культурная, хоть и нерусская.

И любила мать его, но только по-своему, замуж так и не вышла, хотя был у нее хахаль на новой квартире, электрик Женя, нормальный мужик, почти не пьющий. Но не захотела ни в какую, сын был на первом месте. Какой ни есть неблагодарный и плохой.

После её смерти, хотя и не сразу, Артем догадался, что мать защищала всеми силами свое гнездо, как она это понимала, боялась всего чужого и хотела, чтобы у сына сложилось не как у нее. Умное выражение он встретил где-то, что таков был культурный код.

* * *

И на четвертый день отсутствия на даче Артем напросился ехать с Кирой на машине, мотивируя просьбу наличием тяжелого чемодана. Её он уговорил легко, сама хотела навестить подругу, сессия кончилась, у них были каникулы, ничего не мешало.

Но Кирюху пришлось упрашивать долго. Артем болтался у телефона полдня, ждал, пока Кира застанет Кирюху дома, уболтает, договорится и передоговорится. Мать, понятное дело, догадалась, запретила ехать наотрез, пообещала, что обратно не пустит, сменит замок, будет он ночевать на лестнице, только так. Но запереть дверь снаружи не сумела, он ускользнул, как она ушла на работу, потому что больничный кончился.

Ехали по второму разу втроем, вроде, как он вез гостей на дачу, чудеса, да и только. Артем рассказывал, как они там живут, что очень красиво, кругом зимняя природа и помещение отличное, батареи теплее, чем в Москве, истопник старается и даже в гости захаживает. И что сам Артем еще раз написал отцу, уточнил обратный адрес и пообещал, что приедет не один, хотя не уточнял, с кем. Но так должно было выйти убедительнее.

Никто с ним не спорил, пропустили мимо ушей, будто так и надо, а Кирюха прицепился к истопнику Алику, вспомнил песню, что третьим пригласили истопника – вроде бы они со Славой пригласили. Даже исполнил с дикими куплетами, что «рубают финики лопари, а в Сахаре снега невпроворот, это гады-физики на пари раскрутили шарик наоборот». Помнил с пятого на десятое, или песня была несуразная, при чем там истопник, Артем так и не врубился, но про этих самых лопарей нашел, что сказать.

Потому что отцов приятель Петушков, Артем не помнил, в который приезд это было, прочитал целую лекцию с указанием на север области. Мол, живёт тут неподалеку, пару сотен километров или тысячу, такой народец, они как чукчи, только белобрысые и голубоглазые. Кочуют по северным лесам на оленях, ездят через границу в другие страны без всяких там, у них и паспортов-то нету, особый режим для малых народов Севера.

Можно, пожалуй, рассуждал Петушков, набиться к ним в компанию и сбегать к финнам запросто, погулять и вернуться назад. Для того надо войти к лопарям в доверие, одеться в их национальный костюм, только они не стирают свои меха никогда. Сошьют, а когда истреплется – выбрасывают. Но можно попросить, чтобы сшили новый, деньги они уважают, а водку еще более того, им не продают, потому что спиваются бедняги на раз. У них такая особенность организма, вроде как с непривычки. И что Петушков с приятелями как-то доезжал лесами, ходил в походы и насмотрелся на их занятную жизнь.

Про Петушкова Артем не особо распространялся, но рассказ и без того вышел неплох, интересная тема всех занимала полчаса, не меньше, думали и гадали, как будут переходить границу под видом лопарей. Мол, вполне возможно, цвет волос и глаз вполне у всех подходящие. Самым главным лопарем стал бы Кирюха, если его уменьшить раза в полтора, дети снегов до такого размера не вымахивают. Кирюха подумал и заявил, что он притворится больным, и его повезут лёжа под шкурами, а Кира станет шаманкой и будет бить в бубен. У неё отлично получится, не так ли? Для пущего правдоподобия можно накушаться мухоморов, и тогда – вечный кайф. Погранцы очумеют и сами в бубен забьют, только вот на каком языке лопари толкуют?

Так скоротали часть дороги и забыли, но какой-то черт догадал его вспомнить позже. В совсем других обстоятельствах. И как началось с дурацкой песни про лопарей, так и пошло, как в сказке, чем дальше, тем страшнее. Точнее будет сказать, тем причудливее.

А покамест, не доезжая до дачи, заглянули в сельмаг, там нашли коньяк, Кирюха поручился, что армянский хорошей выдержки. Сказал, что просто конфетка, венец творения, попробуем и не оторвемся. И даже закусь какая-то нашлась, не лимон, правда, а рижские шпроты, целых две банки.

Ольга была рада почти до слез, насиделась одна в снегах, но ни слова не сказала. Артем даже удивился такому терпению, парочка в машине давала понять, что бросать её одну так надолго – не очень-то, могла и обидеться. Артем про себя подивился, он считал, что сделал, что мог, и даже более того. Другое дело, что без особого восторга, но ведь не сам такую ситуацию придумал и распланировал. К тому же в машине ему пришла дельная мысль, что лучше всего дождаться от отца денег и просить медичку Майю устроить всё заново, такая возможность оставалась, но недешево. Однако, как приступить к такому разговору, он не знал и терялся. Лучше бы кто-нибудь присоветовал, между прочим. Но куда там! Люди играли в свои игры, какое им было дело до чужих неприятностей!

Тем вечером засиделись допоздна, вылакали весь коньяк, в основном досталось Кире и Артему, Кирюха был скромен, хотя утверждал, что после коньяка водит, как бог и даже лучше, но держал себя в руках. И вот, глядя на тьму за окном, Кира стала говорить про эту дачу, что у нее бабка с дедом жили здесь круглый год, пока оба не померли, а от деда остался музей с каменными редкостями, всю жизнь собирал.

В особенности интересна одна штучка с длинной историей, почти «Остров сокровищ», дивный камень с зашифрованной картой. Долго выясняли, хотя не выяснили, что вроде штука имеет огромную ценность, доказать не удалось, но если… То покойный дед имел бы Государственную премию за открытие месторождения, но только в случае, если поняли бы из записей, где оно закопано. Желательно в Союзе, за границей – никак не получится.