Текст книги "Выстрел в доме с колоннами. Сборник повестей"

– Григорий Михайлович, что говорит важный свидетель? – пошутил Зайцев. И тут Кустовская как закричит:

– Вы что, издеваетесь! Почему этот бандит до сих пор без наручников? А где его сообщница? А вы, я надеюсь, из милиции?

– Да, Галина Арнольдовна, так ведь Вас зовут? – обратился к женщине Григорий.

– Именно. А Вы кто?

– Cледователь Борцов Григорий Михайлович.

– Вы сейчас же арестуете этих бандитов! – приказала Кустовская.

– За что, Галина Арнольдовна? – изобразил удивление Борцов.

– Как за что! Они меня похитили и держали здесь связанной! – возмущалась Кустовская, стуча зубами. Григорий обратился к Стольникову:

– Найдите тёплое одеяло, лучше ватное. – Укрыв женщину одеялом, Григорий подошёл к Зайцеву, что-то тихо ему сказал, после чего Витя увёл Стольникова, и в квартире остались только Борцов и Кустовская. Борцов сел на стул напротив кутающейся в одеяло Галины Арнольдовны.

– Гражданка Кустовская, Вы совершили покушение на убийство. – Женщина попыталась протестовать, но следователь оборвал её на полуслове: – Дайте мне договорить. Стольниковы не хватали Вас где-то на улице, а Вы сами пришли к ним в дом без предупреждения, хозяйка доверчиво открыла Вам дверь, после чего Вы стали её душить и задушили бы, если б на помощь не поспешили её муж с собакой. Сегодня он позвонил нам и сообщил, где Вы находитесь, ещё до того, как к нам обратился Ваш сын Евгений. Пообщавшись с Евгением, мы узнали, что Вы обвиняли Елену Трошину в смерти Вашего младшего сына. Получается, ни о каком похищении здесь не может идти речь. Вы решились на месть и сознательно шли на преступление. То, что Вас связали до нашего появления, выглядит вполне логично, учитывая Ваше буйное поведение. Сейчас нам надо подумать о том, как Вам избежать ареста и тюрьмы. – Кустовская перестала стучать зубами. Григорий смотрел на её руки в бинтах, которые недавно были жестоко перетянуты верёвками, выглядела Галина Арнольдовна страшно измученной и утомлённой. Что он делает? Запугивает пожилую женщину, которая недавно потеряла сына. Но Борцов понимал: эта дама со своими связями может подпортить жизнь многим и, если решит добиться своего, ни перед чем не остановится. Ему вспомнились слова Дзержинского: «Чекистом может быть лишь человек с холодной головой, горячим сердцем и чистыми руками». Сейчас Борцову нужна была холодная голова.

– Вы бы лучше убийцу искали, а не думали, как загнать в угол слабую больную женщину, – парировала Галина Арнольдовна.

– Мы ищем. У Елены Стольниковой, в девичестве Трошиной, маленькие дети, муж, проще говоря, устроенная личная жизнь. Вы, как мудрая женщина, должны были понять, она – последняя, кого надо подозревать.

– Я была в состоянии аффекта, неужели не ясно!

– Галина Арнольдовна, Вам надо прийти в себя, умыться, поесть и попить. Вы можете зайти в ванную здесь, мы Вас подождём и отвезём домой. Если хотите, поедемте сейчас.

– Отвезите меня сию же минуту, – Галина Арнольдовна зарыдала, запас прочности иссяк. Борцов помог ей встать, она, с трудом передвигая ноги и опираясь ему на руку, направилась к двери.

Через пять минут они уже были в машине. Зайцев не заставил себя долго ждать и вскоре плюхнулся на соседнее с водителем место, Галина Арнольдовна что-то бормотала на заднем сиденье. Пока они ехали, Витя созвонился с Евгением, сообщив, что с его матерью всё в порядке, и в самое ближайшее время ее доставят домой. Евгений сказал, что ждёт маму в её квартире.

– Этот олух заслуживает хорошей трёпки за свой длинный язык! – вдруг произнесла Галина Арнольдовна. – Никчёмный увалень даже не потрудился отправиться с вами на спасение родной матери!

– Евгений очень волновался за Вас, – попытался встать на защиту Кустовского старшего Витя.

– Молчать, щенок! Удобно просто волноваться и ничего не предпринимать. Женька не способен на мужские поступки. Если б Вы знали Валеру! Тот мог бы стать вторым Шумахером, великим пловцом, большим артистом! Он был таким смельчаком, что, не раздумывая долго, мог бы полететь в космос, зайти в клетку к тигру! – восхищенно говорила Галина Арнольдовна. И тут, видно что-то случилось, потому что Борцов резко нажал на тормоз.

– Григорий Михайлович, Вам плохо? – наклонился к Борцову обеспокоенный Зайцев. И впервые решился предложить: – Я сяду за руль, а Вы отдохните, у Вас были такие напряжённые дни. – Борцов вначале посмотрел на Витю недоверчиво, а потом кивнул, и они поменялись местами. К немалому изумлению Борцова, Витя вёл машину аккуратно, но уверенно.

– Где ты научился водить? – спросил Гриша.

– Как и все, в автошколе. Вы не беспокойтесь, у меня и права есть, я их всегда с собой ношу, всякое же может произойти.

– Что, например?

– Водителя могут ранить, а я его заменю и спасу, вовремя доставив в больницу.

– Молодец, парень! А трусишка Женька садится за руль только тогда, когда я прикажу мне что-нибудь привезти. Если бы вы видели этого «асса» за рулём! Мне кажется, не только он машину, но и сама машина его боится, тьфу! – продолжала чихвостить сына строгая мадам. Чем больше она его ругала, тем быстрее приходила в себя. «Боевая женщина», – отметил про себя Зайцев.

И Витя, и Борцов поначалу беспокоились, что придётся как-то объяснять Кустовскому старшему забинтованные руки его матушки. Но от этого они были избавлены, так как, едва переступив порог своей квартиры, Галина Арнольдовна сняла шарф и принялась хлестать им Евгения по лицу, которое за секунду до этого светилось необычайной радостью. Присутствовать при таком унижении бизнесмена следователи долго не могли и, потоптавшись у двери, бросив что-то наподобие «всего вам хорошего», отчалили.

Борцов вести машину вновь отказался, указав Зайцеву пальцем на руль.

– Понравилось, товарищ майор? Так набалуетесь у меня! – смеялся Витя, за что получил от Борцова подзатыльник. – Ну, Вы как Галина Арнольдовна! – не унимался Зайцев, чем вызвал неодобрительный взгляд наставника и осмелился добавить: – Я имею в виду, по-материн… по-отечески попеняли! – Витя завёл автомобиль и мягко тронулся. Как только они выехали на шоссе, он кратко поведал Григорию содержание беседы с четой Стольниковых:

– Вечер четвёртого октября супружеская пара провела с детьми. Соседи видели их сидящими на лавочке на детской площадке, где играли их дети. А поздно вечером Стольников распивал пиво с соседом, это можно проверить, номер телефона соседа мне дали, Лена в это время долго не могла уложить детей спать. Пёс Кузя оказался не такой уж и страшный, я даже рискнул его погладить, и он меня лизнул. У него, товарищ майор, язык, как полотенце. Я предупредил Стольникова, как Вы мне велели, что якобы он сам позвонил нам и сообщил об Арнольдовне.

– Витя, эта версия была придумана мной на скорую руку и только для Кустовской. Любой мент сообразит, что вся эта история со звонками притянута за уши.

– А по-моему, вполне сойдёт. Странную дамочку страшно было выпускать на улицу, она могла бы осмелиться ещё кого-нибудь придушить, вот её и изолировали.

– Как тогда объяснить, что Стольниковы сообщили о ней только на следующий день? К тому же звонки в милицию поступают дежурному, а не нам.

– Вас, Григорий Михайлович, многие знают, кто-то мог дать Стольникову Ваш номер мобильного… А всё-таки, кто из участников этой истории с удушением и похищением, овцы, а кто волки? Хотя Арнольдовна точно не овца, – рассуждал Витёк. – Товарищ майор, Вам, кстати, лучше? Чегой-то Вам ни с того ни с сего поплохело?

– В теме овец, волков, крыс, собак, сервалов появился ещё и тигр, – пробубнил Борцов, пребывая где-то далеко в своих мыслях.

– Григорий Михайлович, Вы вызываете у меня беспокойство, Вам обязательно надо отдохнуть, – сказал Витя, а сам тоже задумался.

– Витя, куда мы едем? – Борцов принялся наблюдать за видом из окон автомобиля.

– Я везу Вас домой.

– Отставить! У нас ещё дела в отделении.

– Я Вас отвезу домой, а сам поеду в отделение. Если кто будет спрашивать, скажу, Вы ведёте допрос свидетелей.

– Получается, я тебя вранью учу?

– Не Вы учите, я сам учусь, – улыбнулся Витя.

– Хороший ты, Витя, парень, – изрёк Борцов. Движение на шоссе стало оживлённее и, когда Зайцев снова смог перевести внимание на майора, то застал его в кресле спящим. Таким его и привёз, сдав в надёжные руки жены.

Автобуса долго ждать не пришлось, нахождение в общественном транспорте способствовало неприятным мыслям, последнее время одолевавшим Зайцева. Он снова усердно думал о предстоящем выборе: «Сказать или не сказать». Как не поверни, Витя по-любому видел себя предателем. Он пытался внушить себе, что сказанное Мариной не так уж и важно, но почему-то сам в это не верил. Видел, как Борцов старается изо всех сил докопаться до истины, чувствовал то напряжение, в котором тот пребывает и не мог подать ему ту веточку, за которую майор бы ухватился и выбрался с победой. Каждое доведённое до конца дело представлялось Зайцеву звёздочкой, нарисованной лётчиком-истребителем сбоку от кабины пилота за каждый сбитый самолёт противника. И вот, сейчас он мешает своему наставнику сбить очередной самолёт, точнее не помогает ему, хотя может помочь. Но, если он, Витя, позволит Борцову нанести этот удар, то пострадает и маленький самолётик – его Марина, которая решила быть благородной, выгораживая одного человека. А человек этот может быть опасен, он может оказаться убийцей или его сообщником. Стоп! Человек, которого выгораживает Марина, может убить и её! Тут Зайцеву самому стало нехорошо, и он вознамерился срочно ехать к Марине, нашептывая себе под нос оправдания: «Ничего, в родное отделение он заедет после, все-таки работа, как говорится, не волк…»

Борцов, выйдя сонным из машины, прямо в одежде рухнул на диван в гостиной и снова отрубился. Дина заботливо укрыла его одеялом, аккуратно подложив под голову подушку, занавесила шторы и на цыпочках вышла из комнаты, прикрыв дверь. Через час должна была подъехать Ниночка, её давняя и самая лучшая подруга. Муж порывался её встретить, но Нина всё отпиралась, зная со слов Дины, каким усталым он обычно возвращается с работы. Сейчас Дина была рада, что уступила подруге, сладко спящего мужа будить не хотелось. Ниночка уже отзвонилась, восторженно сообщив, что проехала почти две трети пути на электричке. Но помимо путешествия в поезде, до деревни, где жили Борцовы, оставалось ещё минут пятнадцать-двадцать тряски в такси, а бывало и больше в зависимости от того, будет ли открыт переезд. У переезда обычно собиралась длинная вереница машин, а когда шлагбаум открывали, почти каждая последующая машина начинала сигналить предыдущей, и это выглядело, по мнению Дины как-то совсем некультурно.

Нина собиралась провести у Борцовых две недели отпуска, ехать решила сразу после работы в пятницу, по случаю чего понимающие коллеги отпустили её пораньше. Её походная сумка была собрана тремя днями раньше, а мечтать об отдыхе под Москвой в доме любимой подруги, равно как и отсчитывать дни, Нина начала за месяц до отпуска. Когда-то она и Дина жили совсем рядом, а потом Динуля встретила Гришу и переехала из Москвы в Подмосковье. Судьбоносное событие произошло не без участия Ниночки. Именно Нина уговорила в то лето подругу провести отпуск в деревне, где у Дининой тёти был дом. Их прогулка по тамошним живописным местам в позднее время обернулась встречей со следователем, который оказался красив, умён и к тому же слыл местным героем. Герой влюбился в Дину, и она не смогла устоять. На свадьбе подруги Ниночка всплакнула, но её слёзы оказались напрасными: подругу она не потеряла, а напротив, приобрела ещё и хорошего друга, который мог дать юридически грамотный совет и имел связи в московской милиции, что никогда никому не помешает. Подруги стали созваниваться почти ежедневно, Нина иногда приезжала к Борцовым на выходные, как она говорила «подышать свежим воздухом», а Дина с мужем навещали её в Москве, когда останавливались там по делам. Одно время Борцов предпринимал попытки выдать Ниночку замуж за кого-нибудь из своих замечательных коллег, но успехом они не увенчались. Нина оставалась сильной и независимой, лелея мечту встретить мужчину ещё сильнее и независимей, к тому же умного, решительного, верного и дальше перечень достоинств не имел предела. Её мечты Дина называла супермегаиллюзиями и очень переживала за подругу. Уж сама-то она знала разницу между беззащитным одиночеством и спокойной уверенностью счастливой семейной жизни, но при этом понимала, что всё решает его величество случай.

Когда Нина приехала, хозяин дома ещё спал, и собрались они все только утром за завтраком. На столе стояла большая тарелка с блинами, банка клубничного варенья и блюдо с творогом, а также только испечённая подругами шарлотка и бутылка белого сухого вина, привезённая Ниной. У всех было хорошее настроение, в окна светило ласковое солнце, раздавался звон столовых приборов, запахи еды возбуждали аппетит. Собравшиеся немного подискутировали на тему политики, покритиковали зарплаты бюджетников. Ниночка поинтересовалась, достаточно ли внимания уделяет муж беременной жене, Борцов рассказал пару анекдотов. Пёс Стёпа вилял хвостом и попрошайничал, то и дело устраивая свою рыжую шерстяную голову Нине на колени. Дина чувствовала себя особенно счастливой: выходной день, муж дома, рядом подруга, с которой не заскучаешь, к тому же в ближайшие две недели у неё будет помощница по кухне. Нина умела и любила готовить, многие рецепты её кулинарных шедевров Дина взяла себе на заметку и нередко баловала Гришу прямо таки ресторанным меню. Борцов, привыкший жить самостоятельно, вполне и сам мог блеснуть поварским талантом, что значительно облегчало жизнь его жене, но в последнее время из-за его загруженности на работе почти все домашние заботы свалились на хрупкие Динины плечи.

Порассуждав с девчонками о том, о сём, Борцов вдруг непонятно зачем задал странный для гостьи вопрос:

– Ниночка, как ты думаешь, за что женщина могла бы убить?

– Да, за что угодно! Я, например, готова убить соседей, которые регулярно прокуривают наш подъезд в Москве, запах просачивается в квартиру, а я аллергик, страдаю!

– А из ревности?

– Гипотетически, да.

– Почему гипотетически? – удивился Борцов.

– Кому охота идти в тюрьму из-за блудливого придурка? – скорчила рожу Нина.

– А, если серьёзно?

– Серьёзно? – Нина задумалась. – Не дай Бог, кто-нибудь Диночку обидит, я бы за неё точно убила мерзавца, она ведь мне как сестра, – с этими словами Нина почему-то погрозила Грише половником, Дина рассмеялась и обняла подругу. Потом Дина стала вспоминать, как они с Ниночкой впервые увидели Борцова, и какое впечатление он на них произвёл, а подруга призналась, что немного тогда завидовала Дине, настолько следователь выглядел крутым парнем. Всё это говорилось, чтобы сделать приятное Борцову. Он это понял и от радости предложил вымыть посуду, хотя знал, что женщины не позволят ему трудиться на кухне.

Собрав грязную посуду в раковину, женщины стали перешёптываться, а Борцов уединился в маленькой комнате, делая записи в блокноте.

«Я бы за неё точно убила мерзавца, она ведь мне как сестра», – звучало у него в голове. Вспомнились также слова Ивана Сушко: «Фома отомщён, я могу теперь спокойно помереть, а в тюрьме и жить можно». Григорий решил, что в понедельник первым делом договорится о встрече с матерью Ирины Медниковой и удивился, почему он с этого не начал. «Старею», – пришло на ум никчёмное объяснение. «И Зайцев последние пару дней никаких идей вслух не высказывает, что так на него непохоже», – не ускользнуло от внимания майора.

Мать Иры Медниковой жила в доме старой постройки с высокими потолками в просторной двухкомнатной квартире вдвоём с полосатой кошкой. Когда хозяйка с гостем уютно расположились в удобных мягких креслах, кошечка устроилась у неё на коленях и приятно заурчала. Борцов огляделся: в серванте фарфоровые сервизы и хрустальные бокалы, на диване подушки, облачённые в голубой шёлк, небрежно разбросанные на таком же шёлковом покрывале. Кукушка в часах прокуковала, кошка зевнула, показав розовый язычок и мелкие острые зубки, хозяйка продолжала с интересом смотреть на следователя, который пока молчал, раздумывая, с чего начать разговор. По спокойному взгляду женщины было заметно, что её горе вероятно притупилось, и напоминать о нём сейчас выглядело бы жестоко. «А что мне остаётся, такая уж работа», – убеждал себя Борцов.

– У Вас очень уютно, Эльвира Викторовна. Вы живёте одна?

– Сейчас да, – лаконично ответила женщина. Борцову показалось, что разговорить её по поводу знакомств погибшей дочери, будет нелегко.

– Я расследую одно запутанное дело, которое, думаю, не имеет к Вам прямого отношения, но мне кажется, Вы могли бы помочь. Вы работаете в ЖЭКе, общаетесь с разными людьми, многих знаете…

– О ком Вы хотели спросить?

– О Валерии Кустовском? – Борцов заметил лишь мимолётное напряжение на лице хозяйки дома, но она быстро взяла себя в руки.

– Вы ведь не случайно спросили меня об этом человеке, и моя работа здесь не причём? – женщина укоризненно посмотрела на следователя.

– Эльвира Викторовна, Вас не обманешь. Поверьте, мне трудно найти слова, чтобы подойти к интересующей следствие теме.

– Он кого-то убил? – спросила Эльвира Викторовна.

– Его убили, – ответил Борцов и посмотрел в глаза Эльвиры. Она аккуратно сняла кошку со своих колен и поставила лапками на пол, нежно оттолкнув её от себя рукой. Кошке это явно не понравилось, она вытянула хвост вертикально вверх, повернулась к хозяйке задом и, что-то по-кошачьи промямлив, гордо удалилась в коридор.

– И чем же я по-Вашему могу помочь?

– Вы были знакомы с убитым?

– Видела его несколько раз. Давно. – Женщина замолчала. Борцов понял, что придётся спрашивать напрямую, времени на вежливые походы вокруг да около у него не было.

– Вы ведь были замужем? У Вас была семья?

– Да, была.

– С мужем давно развелись?

– Как погиб Валера? – неожиданно спросила мать Ирины.

– Судя по всему, страшной смертью.

– Как? – Женщина ждала подробностей, и Борцов решил, что она имеет право знать.

– Его разорвали на куски, сильно изуродовав тело, – ответил Григорий. Эльвира Викторовна закрыла рот рукой и почему-то несколько раз кивнула, потом спросила:

– И кто его так изуродовал? Волки?

– Предполагаем, человек натравил на Кустовского какое-то животное или несколько животных, мы ищем этого человека.

– Какой ужас!

– Эльвира Викторовна, Вы первая, кому я поведал эту секретную информацию. Верите?

– И за что мне такое доверие?

– Надеюсь на взаимное доверие. Я знаю о трагической гибели Вашей дочери. Она тогда отдыхала на море вместе с Кустовским? – осмелился задать вопрос Борцов.

– Да, – тихо произнесла женщина, и слёзы полились по её щекам. Гриша почувствовал себя фашистом из самых страшных фильмов про войну.

– Простите меня, – не нашёл ничего лучшего сказать Борцов.

– Моей девочке было двадцать лет, представляете, двадцать! Если б не эта её любовь, я бы уже растила внуков или даже правнуков.

– Понимаю… Они любили друг друга?

– Ирочка очень его любила, верила, что и он любит её не меньше. Она столько о нём рассказывала. Я, когда произошло… это несчастье, часто вспоминала слова своей бабушки: «Там, где любовь, там смерть…». Бабушка часто мне это говорила, приводя примеры, вроде Анны Карениной, и при этом напутствовала: «Надо искать мужа, который бы тебя боготворил, преклонялся перед тобой, а ты бы его уважала». Но я не слушала её и не воспитывала так доченьку, вот и результат…

– Вам не в чем винить себя.

– Матери всегда есть, в чём себя винить. Где-то что-то не досказала, в какой-то важный момент не смогла наладить контакт с ребёнком… Мне казалось, Ира была со мной откровенной и доверяла все свои тайны, всё, что её беспокоило, но потом я поняла, как ошибалась…

– Что Вы имеете в виду?

– Многое. Ира не поделилась со мной тем, что её возлюбленный плавает как настоящий спортсмен. Уже после ее смерти мне об этом рассказала Маргарита Колесниченко, в салон которой я хожу стричься. Поначалу Маргарита работала обычной парикмахершей. Короче, мы знакомы давно. Так, о чем я? А… я сама неплохо плаваю, сводила бы Иру в бассейн, там общими усилиями с инструктором мы бы её научили плавать. Не понимаю, как он мог оставить её в воде одну, а сам уплыл так далеко! До сих пор ругаю себя, что отпустила её в ту поездку. Как она меня упрашивала: «Мамочка, ну пожалуйста…», – Эльвира Викторовна вновь всплакнула. – Я была бессильна противостоять её порывам в тот последний год её жизни. Ирочка то и дело приходила домой около полуночи, причём он её никогда не провожал до двери. Она говорила: «Валера меня подвёз к дому». Но я была не уверена в этом. Как-то спрашивала соседей – любителей поздних прогулок, никто неизвестной машины не видел. Возможно, она и добиралась-то домой одна.

– Но Вы сказали, что видели его несколько раз?

– Мы покупали телевизор, Валера подъехал к магазину и довёз нас до дома. Ещё он водил нас обеих в ресторан на Ирочкин день рождения, пару раз подвозил меня с продуктовыми сумками. Валера с Ирой часто просто катались по городу, иногда дочка звонила, и они за мной заезжали. Валера гонял на машине, как настоящий гонщик. Я как-то попросила его ехать потише, на что он мне ответил: «Какой русский не любит быстрой езды». Боялась, что Ирочка с ним разобьётся, а её поджидала совсем другая опасность… Как она его любила! Бросалась к нему по первому зову. Только он ей позвонит, она уже бежит. Никакой гордости. И счастливая была, прямо летала. Ещё он любил звонить по ночам, и Ирочка подолгу не могла уснуть, ждала его звонка, даже когда очень усталая после учёбы приходила. Она жила его жизнью, дышала им.

– И что, он каждый день звонил?

– Нет. Два-три раза в неделю, не чаще. Она не утерпев, часто сама ему названивала. Я ей, конечно, делала замечание, но она только злилась и кричала на меня. Помню, как-то сказала: «Мама, если я сейчас с ним не поговорю, то умру». Ну, что я могла поделать? Надеялась, что эта любовь пройдёт, как тяжёлая болезнь, – Эльвира Викторовна говорила в полголоса, теребя ткань домашнего платья тонкими, несколько скрюченными пальцами. Как-то незаметно в комнате вновь появилась кошка и, недолго раздумывая, снова запрыгнула хозяйке на колени. Хозяйка на сей раз не стала её прогонять, а наоборот обняла, прижав к своей груди, шепча что-то только им обеим понятное.

– Эльвира Викторовна, Вы начали разговор с того, что Ира не во всём Вам доверяла, а я Вас прервал, извините, – напомнил Григорий, привстал, протянул руку и сам погладил кошку. Мать Иры на мгновение замерла, взглянула на Борцова и задумалась.

– Ирин отец ушёл из семьи, когда дочке было пять лет. Честно сказать, я его выгнала…

– На это, конечно же, были веские причины… – подталкивал к диалогу Борцов.

– Я узнала, что у него другая семья и дочка, почти ровесница Ирочке, – жёстко произнесла Эльвира.

– И Вы узнали об этом только через пять лет? – спросил обалдевший Борцов.

– Да, представьте, такое бывает.

– Это был незаконный брак?

– Да. Они сыграли свадьбу для родственников той женщины, но в загс не ходили. Его любовница знала, что выбрала женатого и при этом имела наглость забеременеть, – голос матери Иры был ровным, но глаза извергали молнии.

– Вы выгнали мужа, и он ушёл в ту семью? – спросил Борцов, вдруг осознав, что за Иру есть, кому мстить.

– Но их счастье длилось недолго… – саркастически улыбнулась Эльвира Викторовна.

– А что произошло? – Борцов придвинулся поближе к хозяйке.

– Года через три неверный сбежал якобы заграницу, объяснив своей второй жене, что он всю жизнь мечтал увидеть мир.

– И он действительно улетел в другую страну на постоянное место жительства?

– Я в эти байки не верю. Вероятнее всего, он нашёл себе третью семью, а может уже четвёртую или пятую.

– Почему Вы так думаете?

– Когда-то я влюбилась в своего мужа с первого взгляда. Он казался мне увлечённым молодым человеком. Мой возлюбленный любил путешествовать, походы с палатками были для него лучшим отдыхом, а из окон поезда он увидел почти всю Россию. Представьте себе, сколько такой человек мог рассказать интересного! Мне никогда не было с ним скучно, я выслушала столько фантастически увлекательных историй, в путешествиях ведь разное случается. И я не жалею, что вышла за него замуж, только обидно за Ирочку, он предал не только меня, но и её… Да, о наших доверительных беседах с Ирочкой… Так вот, когда Ире исполнилось четырнадцать, а это, скажу Вам, очень вредный возраст, но Вы, я думаю, сами поймёте, когда у Вас подрастут свои дети… Извините, я постоянно забываю, о чем хотела сказать. Итак, в четырнадцать лет Ира пожелала познакомиться со своей сестрой, – Эльвира Викторовна тяжело вздохнула. Борцов не отрывал от неё взгляда и весь превратился в слух. Женщина продолжила: – Я не хотела даже слышать об этом, за что буду корить себя всю оставшуюся жизнь. Несмотря на мои протесты, Ира поехала к тем людям, её там хорошо приняли, и она стала бывать в их доме довольно часто. Девочки подружились, что нельзя было сказать про наши с дочерью отношения. С каждым годом Ира всё больше отдалялась от меня. Я догадывалась, что всё самое сокровенное дочь обсуждала с той девочкой. Мать оказалась лишней. Часть красивых платьев, юбок и кофт пропало из нашего шкафа, я была уверена, что этими вещами пополнился гардероб той семьи и устроила Ире скандал… Сейчас я понимаю, как это было мелочно, мы часто беспокоимся и раним друг друга по ерунде, забывая, как ценен каждый день, каждый миг, – на глаза Эльвиры вновь навернулись слёзы. Кошка, урча, потёрлась о её щёку.

– Как звали сестру Иры?

– Не поверите, не знаю. Ира, понимая, насколько болезненной для меня была тема второй семьи её отца, избегала разговоров об этой девочке.

– Но Вы, наверно, слышали какие-то отрывки разговоров по телефону? – с надеждой спросил Борцов.

– Если и слышала, то не запомнила. К тому же, Ира любила болтовню по телефону и беседовала с разными детьми, у всех у них были обычные имена. Если бы, к примеру, она назвала кого-нибудь Пелагеей, Анфисой или Дианой, я бы обратила на это внимание.

– А откуда Ирина узнала адрес своей сестры?

– Ясно откуда! От дяди. Не исключено, что он сам их встречу и устроил.

– Дядя Иры – это брат Вашего мужа? – решил уточнить Борцов.

– Да, его родной брат. Кстати, очень хороший человек, внимательный, отзывчивый и щедрый. Он нам с Ирочкой всячески помогал после того, как мой бывший муж отбыл в так называемую заграницу. И материально, и руками, где что починить надо, заменить, поднять и принести.

– Ира носила фамилию отца?

– Медникова – это моя фамилия. После того, как наш папа ушёл в другую семью, я поменяла дочке фамилию на свою.

– Возможно, Вы знаете, взяла ли та девочка фамилию своего отца?

– А вот это я знаю. Единственное, что мне рассказала Ирочка о своей сестре по папе, так это то, что у той тоже фамилия матери. Таким образом, Ира, вероятно, хотела дать мне понять, что, если я пожелаю поругаться с её новыми родственниками, их не так легко будет найти.

– Ваш муж официально оформлял отношения с той семьёй?

– Нет, во всяком случае, Ира мне так говорила. Вроде бы, он собирался, но, так и не решившись, отбыл в неизвестные края, – с сомнением сказала Эльвира. Не узнав ни имени, ни фамилии сестры Иры, Борцов злился и, прежде всего, потому, что зря побеспокоил мать, когда-то потерявшую дочь. К тому же, время шло, а дельной информации не прибавлялось.

– Может, в фотоальбомах Вашей дочери найдутся фотографии ее сестры?

– Нет, я часто перелистываю её альбомы. Все фотографии мне хорошо знакомы, как и люди на них. Я же Вам говорила, Ирочка старательно скрывала свою сестру от меня, – теряя терпение, повысила голос Эльвира Викторовна.

Уже в прихожей, влезая в ботинки, Борцов задал несчастной женщине последний вопрос, который был из ряда «авось пригодится»:

– А как фамилия Вашего мужа и соответственно его брата, дяди Иры?

Получив ответ, Борцов замер, потом встряхнул головой, как будто, скидывая что-то тяжёлое, закашлялся и хрипло спросил: «А имя и отчество дяди»? То, что произнесла Эльвира Викторовна, прозвучало, как приговор, прояснив многое, и теперь Григорий Михайлович знал почти всё. Выйдя из дома Медниковой, он сделал пару звонков и направился в отделение.

Витя застал Борцова в кабинете, уткнувшегося в ворох бумаг, с чашкой в одной руке. Приятно пахло кофе, в помещении было тепло и уютно, несмотря на небольшой беспорядок. Эту ночь Витя не спал, ломал голову, взвешивая все «за» и «против». Он знал, что никакая умная книга, никакой великий мудрец не укажет ему правильный выход. А, может, его и вовсе нет. Всё в этом мире субъективно: книги, законы пишутся людьми, известные философы – тоже люди, а значит, могут ошибаться. Конечно, есть учёные и точные науки, но нет такой науки, которая бы сейчас перемножила все переменные и выдала ему, как дважды два четыре, единственно возможный ответ. Но, открыв дверь кабинета и увидев, похудевшего, осунувшегося Борцова, Витя уже не колебался, мысленно попрощавшись с мечтами о безоблачном семейном счастье с любимой и такой близкой ему женщиной.

– Добрый день, – начал он, продолжая топтаться у входа.

– Добрый, – сказал Борцов, кинув взгляд, на помощника и снова уткнувшись в бумаги.

– Я бы хотел… Григорий Михайлович, мне надо Вам сказать…. Я давно хотел… Короче, Марина тогда в своём заключении не…

– Витя, – вдруг резко оборвал его Борцов на полуслове, и тут зазвонил стационарный рабочий телефон. Витя от неожиданности подпрыгнул, а Григорий поднял трубку, буркнул «слушаю», потом весь выпрямился, несколько раз ответил «так точно», а затем «скоро буду», аккуратно вернул трубку на рычаг и стал поспешно собираться, оставив недопитое кофе на столе. Зайцев растерянно наблюдал за майором. Борцов, уже накидывая куртку, как будто, что-то вспомнив, повернулся к Вите и, недолго обдумывая, произнес:

– Помнишь, Витя, как один свидетель круто повернул судьбу Ивана Сушко? Я ведь к Сушко на работу звонил, интересовался. Его там хвалили, называли незаменимым, всегда готовым прийти на помощь. Не появись у него на пути этого Гоши, жил бы и работал как нормальный гражданин. Да, что там говорить, про Гошу через месяц-другой уже никто и не вспомнил бы. А тут этот старичок-полуночник… и Сушко до конца своих дней в тюрьме. Здоровье-то у Ивана не намного лучше, чем было у его дружка Фомы. Я тебе к тому это говорю, Витя, что человек – существо хрупкое, испортить кому-то жизнь очень просто, а, от нашего слова, бывает, зависит жизнь и благосостояние нескольких людей.