Текст книги "Выстрел в доме с колоннами. Сборник повестей"

Однокомнатная квартира, где сейчас жила Марина, принадлежала сестре её матери, которая на год уехала в командировку заграницу. Когда тётя вернётся, придётся снова переезжать к родителям в малогабаритную двушку, а Марине так хотелось отдельного жилья! Девушка жила в проходной комнате, которая являлась одновременно и общей гостиной, а её подруга Танюшка завидовала ей, потому что Таня обитала в такой же по площади комнате, в такой же квартире, в том же доме, где и Марина, но вдвоём с сестрой, младше Таньки на девять лет. По всем подсчётам, у Марины никак не выходило остаться в медицине и скопить на своё гнёздышко, как бы скромно она ни жила. Мама укоризненно твердила ей: «В наше время все мечтали выйти замуж за любимого человека, найти хорошую работу, родить детей, а ещё съездить в отпуск всей семьёй на юг, а у вас, молодёжи, только квартиры на уме, мы же все поначалу жили с родителями и ничего»! При этом мамам также добавляла, что она не уживётся ни с каким дочкиным мужем, и Марина должна будет искать жениха с квартирой. Папа всю жизнь мечтал о машине, купил её только в пятьдесят лет, не без помощи дедули-ветерана, а дача появилась совсем недавно, но на неё долго копили и всё равно влезли в долги. Зато теперь уже никто не думает об отдыхе в Крыму или Геленджике, все рады относительно экономному и полезному отдыху на даче, и с весны родители открывают огородно-копательный сезон, завершая его где-то к концу сентября. «Когда-нибудь я накоплю на турпоездку в Турцию или Черногорию, а может в Грецию, самое главное, загранпаспорт я уже получила», – с оптимизмом смотрела в будущее женщина-судмедэксперт.

За окном был октябрь двух тысячи первого года. В начале сентября Марине исполнилось двадцать пять, но она не справляла свой день рождения, так как, если б она накрыла стол, пригласив хотя бы самых близких подруг, ей пришлось бы жить впроголодь до конца месяца или просить денег у родителей, а это она считала недопустимым. «Чем больше буду просить денег у родных, тем дольше буду зависимой маленькой непослушной девочкой», – думала Марина.

Григорий Михайлович с хмурым лицом уже третий раз перечитывал заключение судмедэксперта, периодически поглядывая на сидящего напротив Зайцева. Они сидели в кабинете Борцова в свитерах, попивая горячий чай. Начало отопительного сезона, как обычно, запаздывало. Григорий, особенно в этот период времени, сочувствовал людям, которые живут в квартирах. В своей избе всегда можно подбавить или убавить отопление, будь то осень, весна, зима или лето, а эти городские бедолаги вынуждены после холодных кабинетов продолжать мёрзнуть уже у себя дома.

– Ну, что она пишет! Витя смотри: «… резаные раны на теле могли быть причинены острым предметом, возможно, ножом…». А теперь дальше: «…раны преимущественно рваные, в области груди, живота, паха, были нанесены, вероятно, когтями и зубами крупного животного…» Что ты молчишь, будто в рот воды набрал! Как это можно понять, а? – Борцов тыкал пальцем в лежащую у него на столе копию заключения судмедэксперта Петровой М. А., держа чашку с чаем навесу и периодически прихлёбывая из неё.

– По-моему всё подробно изложено, видно, что врач старался…

– Подробно, да не то! А как же краткость – сестра таланта? Но я не об этом. Объясни мне, о мудрый отрок, как раны могут быть рваными и резаными одновременно?! И каким крупным животным они могли быть нанесены? Большой собакой? Слоном? Верблюдом?

– Я уже не отрок, Григорий Михайлович, это, во-первых. Про описание ран, так они могут быть разными: одни резаные, другие рваные, это, во-вторых. И, наконец, точно назвать животное по характеру повреждения им мягких тканей и внутренних органов – суперзадача даже для самого опытного судмедэксперта. Так что извините, Вы чересчур придираетесь, слишком строго оценивая начинающего специалиста – стойко отбил удары Зайцев.

Гриша сначала недобро взглянул на противника, потом вдруг улыбнулся и от души засмеялся:

– Да ты никак, батенька, влюбился?! Вот это да! Наш пострел везде поспел. Небось, уже встречу назначил, в ресторан сводил и на такси прокатил красавицу? – Григорий говорил и всё больше забавлялся, видя краснеющую физиономию стажёра, но потом вдруг резко посерьёзнел и добавил: – А вот и правильно! Нравится девушка, чего тянуть, да ходить вокруг да около. Женщины любят решительных мужчин. А самое страшное для прекрасной половины – это что?

– Не знаю, товарищ майор, – с любопытством смотрел на майора Витька, хлопая глазами.

– Неопределённость, вот что! Иные парни всё вертят чего-то, то намекнут, то пропадут, то звонят, то не звонят, паузы специально выдерживают, как в игру какую-то играют. Это, знаешь, как-то по-женски. А девки, не зная настоящих мужиков, по таким сохнут. Определённости нет, так они сами додумывают, ночами не спят. А выигрышность такой ситуации для непорядочной мужской половины, не скажу, что сильной, в чём?

– В чём, Григорий Михайлович?

– А в том, что ничего конкретного девушке не обещая, в любой момент можно легко развернуться и со словами: «ты сама себе все напридумывала», гордо отбыть в свою новую жизнь без всяких долгов и мук совести, высматривая новый объект для охмурения.

– А ведь так ещё уметь надо. Я не умею.

– И не надо этому учиться, Вить. Так что у нас там с трупом-то?

– Кожа с мясом содрана во многих местах, на груди и правой руке – до костей…

– Это я и сам видел.

– Марина мне пыталась объяснить что-то вроде того, как она определила принадлежность трупа к мужскому полу по форме таза, – несколько сомневаясь, изрёк Зайцев.

– Что?

– Вы по ботинку, товарищ майор, решили, что труп мужской, а судмедэксперт – по форме таза, ну, я так понял.

– А…? – Борцов застыл в немом вопросе.

– Конечно, не только по форме таза. По крайней мере, по предстательной железе… Она мне так сказала.

– А больше никаких форм, кроме таза не было? Можно поподробнее: что ещё порвало мужику «крупное животное»? В лесу труп почти весь под листьями был, а заключение твоего любимого эксперта полной картины не даёт. Пусть пишет новое и, чтоб всё конкретно, как это делает Сергеич.

– А то самое мужское достоинство и порвало! Животное-то крупное… и, думаю, очень злое было, – уточнил Витя.

– Когда ушёл из дома? – кашлянув, произнёс Борцов.

– Я?

– Твоим режимом я пока не интересуюсь, Витя. Давай выкладывай всё, что тебе стало известно об убитом.

– Кустовский Валерий Максимович, сорок два года, числится… точнее, числился администратором в фирме «Дождь». Его опознала жена Клавдия Андреевна Кустовская, сорока четырёх лет, работает в городской поликлинике медсестрой-массажисткой. Если б я эту Кустовскую вовремя не поддержал, а Марина не дала ей понюхать какую-то гадость, несчастная женщина упала бы на кафель морга, разбила себе голову, и у нас было бы уже два трупа. Вдова видела мужа последний раз утром четвёртого октября. Супруги вместе позавтракали, потом Клавдия Андреевна пошла на работу, а Кустовский остался дома, так как обычно выезжал позже. Около десяти вечера, не дождавшись возвращения мужа с работы, она позвонила его брату Евгению Максимовичу, именно он, кстати, является владельцем фирмы «Дождь», спросила, когда Валерий ушёл с работы, не заезжал ли он к нему. Евгений Максимович ответил, что брат был в фирме где-то до пяти вечера, потом уехал. Конечно, Евгений обещал расспросить сотрудников и перезвонить, и ближе к двенадцати ночи действительно позвонил, но ничего нового рассказать не смог. Коллеги Валерия привыкли к его ранним уходам с работы, все понимали, что он был на особом положении, раз приходился братом начальнику. Это пока всё.

– С опознанием не возникло сомнений?

– Сначала мы показали Клавдии Андреевне одежду, точнее клочья одежды… Обувь они покупали вдвоём, рубашку тоже, так что одежду вдова опознала сразу. Когда показали тело, Кустовская увидела родинки на шее и зарыдала. – Зайцев сидел подавленный, говорил еле слышно. Борцов снова подумал, что когда-то он тоже не был таким циничным, как сейчас, всё принимал близко к сердцу… Когда это было?

– Витя, нам надо опросить родственников убитого. На сегодня оставим вдову в покое, наведаемся для начала к Евгению Максимовичу Кустовскому. Ты слышал раньше о фирме «Дождь»?

– Нет.

– А я покупал зонт этой фирмы ещё лет пятнадцать назад. Тебе не кажется странным, что один брат в одиночку руководит компанией, а другой так, сбоку припёку?

– Я об этом как-то не задумывался, товарищ майор.

– А надо задумываться, Вить. Бывает, мелочи приводят к разгадке самых сложных головоломок.

Григорий поднялся со стула и направился к выходу, за ним последовал озадаченный

Зайцев. В коридоре с ободранными стенами и потёртым линолеумом здания районного отделения милиции было довольно-таки людно. Навстречу Борцову и его помощнику, что-то громко обсуждая, шли опера Лёшка Ключиков и Генка Немчинов. Встретившись, мужчины пожали друг другу руки, и Григорий спросил:

– Ребята, не слышали, как там Сергеич? Говорят, он сильно захворал.

– Ходят слухи, что он заразился от трупа какой-то неприличной болезнью, вроде палец при вскрытии порезал и теперь лечится, – шепнул Лёшка.

– Наша служба и опасна, и трудна. Болезнь-то излечимая? – забеспокоился Борцов.

– Мужики толкуют, жив будет, – успокоил Гена. – А как продвигается расследование дела о бесполом трупе? Борцов не делай такое серьёзное лицо.

– Продвигается, как полагается. Медленно, но верно. Если бы Сергеич выздоровел в ближайшие дни, пошло бы значительно быстрее.

– А девица молодая, что, не справляется? – поинтересовался Лёша.

– Нормально справляется. Но Сергеич незаменим, – ответил Борцов.

– Да уж, такого специалиста ещё поискать надо. Ну, ребята, удачи вам. – Гена с Лёшей отправились дальше по коридору, а Григорий с Витей накинули куртки и выбежали на улицу.

– Всё-таки Сергеичу я позвоню, он мне сейчас как воздух нужен, чего-то явно не хватает в заключении твоей Марины, а чего, пока понять не могу, – сказал Борцов, набирая на мобильном номер болезного. Длинные гудки пришлось слушать долго до того как в трубке появился немолодой, но довольно бойкий мужской голос:

– Ну чего, соскучились там без меня?

– Не то слово! – обрадовался Гриша, – Мне мужики сказали, что у тебя какая-то неприличная хворь, вот я и беспокоюсь.

– Какие трупы вскрываем, такие и болезни подхватываем. Я всегда осторожен, а тогда подуставшим был, вот и порезался.

– Как себя чувствуешь, Сергеич? Долго тебе ещё лечится?

– Скажу тебе честно, Гриш, эту инфекцию я уже, считай, задушил, но на работу выходить не тороплюсь. Мне врачи устроили диспансеризацию и теперь диву даются, как я с такой электрокардиограммой каждый день в будни на работу ходил, да ещё по выходным и праздникам по первому вашему зову выезжал. У меня ещё большие планы на долгую жизнь с бабами, шампанским, путешествиями и заслуженной пенсией.

– Сергеич, ты мне так нужен, даже не представляешь! В лесу нашли труп…

– Не надо мне больному сейчас про трупы, пожалуйста, – прервал Григория Сергеич. – Я тебя, Борцов, как человека прошу. Знаю, у вас есть судмедэксперт, о ней хорошо отзывались коллеги, я о ней справлялся. Да, начинающая, но ведь отличница, голова у неё соображает. Ничего, перебьётесь пока без меня. До свидания Гриша.

– До свидания Сергеич. Выздоравливай. Мы все тебя ждём. – Борцов убрал мобильный в карман джинсов, повернулся к Зайцеву и произнёс: – Витя, созвонись с братом убитого, поедем к нему.

– А, если он занят, и сегодня откажется с нами встречаться? Ведь он деловой человек.

– Значит, отложит свои дела. Звони, а я зайду в магазин, куплю нам с тобой что-нибудь на обед. Сергеич о своём здоровье заботится, вот и нам о себе побеспокоиться не мешало бы.

Будь напорист в разговоре с Кустовским. Ты – представитель власти, а он – мелкий бизнесменишка. Кто знает, может он братца и убил. Родственники всегда под подозрением в первую очередь. Наследство, квартиры, большие деньги часто приходится делить между многими членами семьи. Ради безбедной жизни самые безобидные на вид люди идут на преступления.

– Но только не Клавдия Андреевна. Как она плакала в морге, Вы бы видели!

– Пока следствие не закончено, ты должен подозревать всех, даже того, кто тебе как человек очень симпатичен.

Несколько лет назад…

В квартире Николеты, известной как женщина – экстрасенс, царил полумрак. Небольшие торшеры и светильники создавали уютную атмосферу, тяжёлые гобеленовые занавески на окнах не давали дневному свету проникнуть в комнаты. На круглом столе горела одинокая свеча, рядом стояли чашки и турка с только сваренным кофе на подставке. Николета, красивая брюнетка тридцати трёх лет с иссиня-чёрными волосами, ждала клиентку. На душе было неспокойно, чувствовалось, человек спешит к ней не с добрыми намерениями. Она сразу поняла, что следовало отказаться, но деньги были так нужны. Женщина, записавшаяся на приём, была одета небогато, но Ника знала, клиентка отдала бы всё, чтобы добиться желаемого.

Дар видеть то, что не видят другие, начал проявляться у Ники ещё в школе, где её недолюбливали. За что её гнобили, девочка не знала. Одноклассницы собирались в кучки и ежедневно обсуждали её на переменах. То причёска не та, то нос длинный, то веки она красит, то сильно напудрилась, то походка у неё странная. Ника никогда в школе не пользовалась макияжем, директором это было категорически запрещено, но красивые сине-серые глаза и белая гладкая кожа в сочетании с тёмными длинными волосами не давали завистницам покоя. Ещё она часто пропускала учёбу, используя любой повод не пойти в ненавистное казённое учреждение с бегущей и орущей толпой учеников. Ей было настолько некомфортно находиться в помещении, наполненном большим количеством таких разных людей, что она часто болела, страдая физически и душевно. Ника не понимала, зачем надо изучать такой объём наук, подолгу находясь в классе с тридцатью детьми, и стоит ли это таких огромных человеческих энергозатрат. Дети особенно не любили тех, кто не посещал школу каждый день. Наверное, просыпалась обида, почему одним можно не ходить, а другим нельзя. Поначалу нелюбовь с одноклассниками у Николеты была взаимная. Она, как могла, пыталась уединяться, на уроках садилась одной за заднюю парту. У неё начало портиться зрение: парт впереди её глаз было много, а доска, на которой писали мелом учителя, объясняя предмет, далеко, и зрение приходилось напрягать. Где-то в пятом классе Ника вдруг стала определять, что вот эта ученица получит у доски пять, а та напишет сочинение на два. Бывало, она ошибалась, но со временем научилась чувствовать настроение учителей и попадала в десяточку. Однажды произошло нечто странное. Взглянув на радостную Лену, выходившую из школы, размахивая портфелем, Ника подбежала к ней, схватила за руку и соврала, что её зовёт классная руководительница. Почему-то она решила, во что бы то ни стало спасти Лену от чего-то страшного. Но не спасла, а только отдалила печальную весть. Ника подошла к Марии Ивановне, их классной и попыталась объяснить, что у Лены что-то случилось дома. Мария Ивановна посадила девочек за парту, дала им задание по подготовке к диктанту, объявив, что они у неё самые умницы и завтра будут помогать проверять тетради у всего класса. Затем Мария Ивановна вышла, как догадалась Ника, чтобы позвонить Лене домой. Возвратившись в кабинет, учительница как-то по-особенному взглянула на Нику и после диктанта предложила девочкам попить с нею чайку.

Потом Лена неделю не появлялась в школе. Классная руководительница рассказала Николете, что в тот день в больнице умерла Ленина бабушка. Отца у Лены не было, мать проводила все будни на работе, и девочку воспитывала бабушка, которую внучка очень любила.

С годами Ника осознала свои способности видеть не только настоящее, скрытое от окружающих, но и будущее почти каждого. Она знала, что один одноклассник разобьётся насмерть на мотоцикле, другой утонет; одни девчонки выйдут замуж, другие нет, притом некоторые одинокие будут счастливее замужних.

Если поначалу Ника испытывала гордость и самодовольство, то спустя время у неё появилась не беспокоящая её ранее головная боль и излишняя усталость. Пришлось учиться щадить себя, держа людей на расстоянии, не вглядываясь в их лица, не вникая в их проблемы. Окружающие вскоре начали догадываться о её способностях и донимать своими бесконечными просьбами, бывало, даже самыми нелепыми. Например, после окончания школы бывший одноклассник не оставлял Нику в покое до того момента, пока не узнал, купят ли ему предки к восемнадцатилетию машину или придётся ещё долго ждать, а соседка долго допытывалась, бросит ли её любимый жену или нет. Прошло немало лет, пока Николета поняла: подавляющее большинство по натуре потребители. Будучи уверенной в своём таланте и вечном желании человека знать, что с ним произойдёт, она охотно соглашалась помочь, но при этом называла немалую цену. Её забавляло наблюдать, как многие, услышав о стоимости услуг, сразу теряли интерес к будущему. Их переставало интересовать собственное здоровье, а также здоровье близких, надо ли делать операцию маме, отдавать ли замуж за того-то свою единственную дочь, стоит ли пытаться что-то изменить в своей жизни или наоборот позволить событиям развиваться своим ходом. Но находились те, которые не отступались и готовы были оплачивать её труд. Николета считала своим долгом приложить все усилия и способности, чтобы предотвратить плохое, помочь, придать силы, ей даже удавалось лечить и весьма успешно.

Вскоре весть о необыкновенной женщине-экстрасенсе распространилась по всему городу и за его пределами. Возникла очередь, клиенты принимались по записи. По понедельникам и вторникам велась запись, по средам и четвергам шёл приём, с пятницы по воскресенье Николета набиралась сил, уединяясь в своей квартире, иногда ходила в театр, выезжала на природу. Она приобрела два мобильных телефона с разными номерами: один – для родных и близких друзей, другой – для остальных. Последний отключался на время выходных, часы приёма и с девяти вечера до девяти утра так называемых рабочих дней, по первому номеру – абонент был доступен круглосуточно.

Сегодня был четверг, Ника услышала звонок в дверь, отключила рабочий мобильный телефон и пошла открывать.

Клиентка держалась настороженно, глаза излучали ненависть. Экстрасенс провела её в комнату, посадила за стол и предложила выпить кофе, но гостья отказалась.

– Вы могли бы наложить проклятие на одного человека? Поверьте на слово, он это заслужил, – чеканя слова, произнесла дама.

– Я не занимаюсь чёрной магией. Может, чем-нибудь другим смогу помочь? Выпейте кофе, я его только что сварила, – предложила Николета, наливая кофе из турки в чашку клиентки и протягивая ей сахарницу.

– Мне никто ничем не сможет помочь. Но я готова сама за себя постоять, я сильная, – женщина глотнула из чашки и добавила, – Кофе хороший, спасибо.

– Кто тот человек? У Вас есть его фотография? – спросила Ника, подумав.

Дама порылась в сумочке и вытащила черно-белое фото. С фотографии на Николету смотрел мужчина, не лишённый харизмы: волосы были модно зачёсаны, взгляд с прищуром, подбородок с ямочкой, нос с небольшой горбинкой. И тут Нике стало жутко, руки задрожали, голова отяжелела. Клиентка с любопытством наблюдала за ней. Кофе приятно согревало, женщина не заметила, как всё выпила, хотя дала себе слово ни к чему не притрагиваться в доме ведьмы, уж тем более что-то есть или пить. Ведьма долго пялилась на фотографию, затем, положив её на стол, какое-то время сидела молча. Ничто не нарушало тишину. Гостья терпеливо ждала.

– Этот человек причинил зло не только Вам, – произнесла Николета.

– Я в этом не сомневаюсь.

– Оставьте мысли о проклятии. Мужчина умрёт страшной смертью, очень страшной.

– Когда?

– Точно не скажу. Но ему отпущено немного. Хотите, я расскажу про Вас?

– Да, хочу, я не боюсь судьбы, – немного помедлив с ответом, произнесла гостья.

– То, о чём Вы мечтаете, у Вас будет.

– Муж? Дети? – с надеждой спросила дама.

– Да. Мужчина, который Вам нужен, сам найдёт Вас.

– Вы не обманываете? – голос клиентки дрожал.

– Нет. Скоро сами убедитесь. Вы можете принести вознаграждение за мою работу после того, когда всё, о чём я здесь сейчас говорила, сбудется.

– Нет, что Вы? Я Вам верю! Скажите, про мужа и детей Вы узнали по кофейной гуще в чашке? Ведь Вы для этого налили мне кофе? – поинтересовалась клиентка, доставая из сумки деньги.

– И по кофейной гуще тоже, – улыбнувшись, ответила Николета.

Клиентка уходила расслабленная и спокойная, у двери она повернулась, обняла женщину, которую несколько минут назад считала ведьмой и заплакала.

Когда Ника закрыла за гостьей дверь, её всю колотило в ознобе, ужасная картина стояла перед глазами. В подобные моменты она жалела о своем даре. «Зря я попросила показать фотографию обидчика, ей вполне хватило бы предсказания о счастливой семье», – ругала себя экстрасенс. Но потом задумалась: «А может и не хватило бы…».

Кустовский Евгений Максимович жил в новом доме на одиннадцатом этаже в просторной трёхкомнатной квартире. Когда ему позвонил Зайцев и предложил встретиться, Евгений Максимович всячески пытался сослаться на неотложные дела, он хотел даже соврать про командировку, но вовремя спохватился, что в милиции могут проверить и ему тогда придётся снова придумывать и объяснять. И вот теперь у него в гостиной сидели два следователя. Молодая спаниелька Тина беспокойно бегала по квартире, периодически гавкая, к новым людям она относилась с настороженностью. Кустовский сразу сориентировался: с блондином, который постарше, нужно держать ухо востро, лишнего скажешь, потом не отвертишься. Если бы был выбор, он предпочёл бы вести беседу с младшим ментом, тот как-то больше располагал к себе, и сразу было видно, ему легче запудрить мозги. Евгений Максимович так и не решил, что рассказывать про братца, а что нет, и как скрыть то, что Валерка был ему как кость поперёк горла, как огромный чемодан, набитый всяким дерьмом, который тяжело нести. Сколько же он с ним намучился! Нет, им этого не понять, никто никогда его не поймёт, никто! И эта дура, его жена Клавка, какая же она дура! У Валерки все женщины были дуры, но эта… Смотрела на него влюблёнными глазами два года, всё лечила его спину, массажи делала, по поликлиникам к знакомым врачам водила, одевала, обувала, кормила, а он по бабам двадцатилетним бегал. Не могла же она не догадываться! Наверняка догадывалась, но всё равно почему-то терпела его измены. Сам чёрт не разберёт этих баб.

– Евгений Максимович, какие отношения у Вас были с братом? – спросил Зайцев, разглядывая полного лысоватого дядьку с небольшой бородкой и усиками.

– Он был моим единственным братом, моим младшим братом! Я помогал ему всю жизнь, мы всегда были рядом, и теперь мне его так не хватает, – Евгений Максимович схватился руками за виски и потёр их.

– Мы понимаем, как Вам тяжело, – кивал Зайцев. – Когда Вы последний раз виделись с братом?

– Если бы я чем-то мог помочь… Сотрудники сказали, Валерий ушёл с работы где-то около пяти вечера, а я его видел последний раз в два часа дня, обедающим в офисной кухне. Знаете, я очень занятый человек, часто отъезжаю на встречи и в тот день уехал из офиса в три, а вернулся после шести.

– Вам не показалось что-нибудь странным в его поведении? Может, Валерий Максимович перекинулся с Вами парой слов? Вы ведь, наверняка, много общались на работе?

– Нет, что Вы! – и тут Кустовский понял, что выдал себя с головой. Следователь постарше посмотрел с недоверием и как-то не по-доброму. Да что они могут знать! Разговаривать с Валерой?! О чём? Евгений Максимович вытер носовым платком пот со лба и произнёс: – В офисе каждый из нас занимался своими делами, рабочие вопросы обсуждались на общих собраниях, а личным Валера со мной делился редко.

– Он с кем-нибудь разговаривал по телефону в тот день?

– У меня свой кабинет. Валерий работал в комнате с двумя коллегами, так что спросите у них о его телефонных звонках.

– Значит, Вы видели брата последний раз в офисе четвёртого октября в два часа дня, ни о чём с ним не обмолвились и не знаете, звонил ли он кому-нибудь в тот день. Куда он направился после пяти часов, Вы тоже не знаете? – спросил Зайцев.

– Нет.

На какое-то время в комнате повисла тишина. Собака-спаниэль тоже затихла, спрятавшись в ногах Евгения Максимовича. И только большие настенные часы громко тикали. На полу лежал толстый бежевый ковёр, вся мебель была громоздкая, из красного дерева, на высоком потолке красовалась хрустальная люстра, по виду стоимостью в пять месячных зарплат Борцова. Неизвестно, что больше допекло Григория Михайловича: эта люстра, элитная мебель или сам неприятный ему Евгений Максимович, но он решил, что пришло время надавить на бизнесмена.

– Евгений Максимович, кто основал фирму «Дождь»? – спросил Борцов.

– Мой покойный отец.

– Ваш с братом отец, Вы хотели сказать?

– Как Вам больше нравится, товарищ следователь.

– А почему фирмой руководите только Вы?

– Да какое Вам дело! – не скрывая негодования и багровея от злости, выкрикнул Кустовский.

– Ваш брат давно как совершеннолетний, младше Вас всего на пять лет. Логично предположить, что отец передал в наследство фирму обоим братьям.

– Вы даже не представляете, какую чушь Вы несёте! Передать управление компанией Валере?!

– Он недееспособный? Или отец любил Вас больше?

– Это не Ваше дело! – Кустовский сжал пальцы в кулаки, губы его подрагивали. Прошло минуты две, никто не произнёс ни слова. Наконец хозяин дома взял себя в руки, вздохнул и произнёс: – Валера с детства доставлял родителям много хлопот. Его, как раз, очень любили и баловали. Да, он рос набаловышем. Игрушек покупалось не счесть, потом их заменили на тачки, одна была круче другой. Институт он бросил, машины бил одну за другой. Как-то в момент аварии он сильно травмировал спину и лечился до конца своих дней. Кстати, после той аварии отец отказался давать денег на новую машину, но брат приобрел автомобиль сам, непонятно на что.

– Почему непонятно на что. Разве он не работал в вашей с отцом фирме?

– Он там значился и получал умеренную зарплату. Работал – это громко сказано! Брат никогда не мог, как обычный служащий, отсидеть весь рабочий день с десяти утра до шести вечера, а руководить компанией и подавно! Ни одной здравой идеи никогда не рождалось в его пустой голове, один ветер. Да и дружки были соответствующие… Вот отец и завещал компанию мне и не ошибся. «Дождь» теперь знают в Европе, недавно мы заключили контракт с Сербией, ведём переговоры с нашими друзьями из Чехии.

– У меня тоже есть зонт Вашей компании, – сказал Борцов, улыбнувшись.

– Это очень приятно. Поймите, мне всё время приходилось смотреть за Валерой. В детстве родители доверяли мне, как старшему, гулять с ним во дворе. Когда брат стал старшеклассником, я следил, чтобы он не попал в дурную компанию, да и с взрослым много возился, не раз вытаскивал Валерку из казино пьяного, расплачивался за него.

– Евгений Максимович, Вы начали рассказывать про его «дружков»… – напомнил Борцов.

– Всех его дружков не назову, да я с ними, если честно, и не знакомился. Но одного знаю. Зовут его Колесниченко Игорь Леонидович. Его отец тоже был бизнесмен, рано умер, как и наш. Игорь, не смотря на праздный образ жизни, всегда руководствовался какими-то принципами в отличие от моего покойного брата.

– Какими принципами? Он честно работал?

– Нет. Он всегда слыл бездельником и балагуром, но жил по средствам. Леонид Владиславович оставил сыну две большие квартиры в центре города, Игорёк решил их сдавать, а сам переехал в маленькую однушку своей покойной бабушки. Он отремонтировал её, привёл в божеский вид. Квартиры в центре сдаёт приличным людям за хорошую плату, периодически созванивается с ними, приезжает, следит за порядком. Часть денег, завещанных отцом, потратил на покупку участков под Москвой, сейчас они только растут в цене и будут расти дальше. Игорь – настоящий хозяин, не удивлюсь, если он откроет свою фирму. Леонид Владиславович незадолго до смерти продал свой бизнес, успев сколотить небольшое состояние, которое Игорь бережёт и приумножает. К тому же, Игорёк – заботливый сын, его мать на старости лет ни в чём не нуждается.

– Позвоните Игорю Леонидовичу, скажите, что мы хотели бы его видеть, – сказал Григорий Михайлович, уходя. Собака проводила гостей до входной двери, наматывая круги вокруг Евгения Максимовича и радостно помахивая хвостом, на прощание всё же тявкнув. Уже взявшись за ручку двери, Борцов посмотрел в глаза Кустовскому старшему и произнес:

– А если бы с Валерием не возились, как с ребёнком, доверили бы ему стоящее дело, дали шанс, один, другой, третий, отнеслись бы к нему как к нормальному взрослому мужику, может, всё ещё по-другому бы обернулось? – Григорий наблюдал за выражением лица Евгения. Из равнодушно-уставшего оно превратилось в настороженно-злое, потом взор вновь потускнел. Кустовский отвёл глаза и, вяло махнув рукой, давая понять «уходя уходите», поспешил выпроводить малоприятных ему гостей за дверь.

Уже на лестничной клетке Витя обратился к майору:

– Вам не кажется, что это жестоко? Всё-таки он брата потерял, а Вы с упреками…

– Переживет, – буркнул Борцов.

Был обычный хмурый осенний день, в отделении милиции по-прежнему не топили. В кабинете Борцова сидел Игорь Леонидович Колесниченко собственной персоной. Он приехал сразу после звонка Евгения, спросил, кто ведёт дело об убийстве Валерия Кустовского и его проводили к Борцову. Выглядел друг убитого, если не считать дорогие костюм и галстук, как-то невзрачно: неопределённого цвета, что-то вроде светло-русого, волосы, ещё более светлые глаза почти без ресниц, бледный цвет лица, маленький нос картошкой, полные губы, ростом чуть ниже среднего, с небольшим брюшком.

– Мне Женя сказал, что Валеру будут хоронить в закрытом гробу. Как же так! Кто и за что мог его убить? Он не был богат, так что версию с ограблением можно смело вычеркнуть, среди его знакомых бандитов не значилось… Может это какой-то сумасшедший так поиздевался? – спросил посетитель.

– Все версии рассматриваются, – лаконично ответил Григорий.

– Можно закурить? – доставая пачку сигарет, спросил Колесниченко.

– Здесь не курят. Игорь Леонидович, Вы давно знали Валерия Максимовича Кустовского? Каким он был человеком? – подал голос стоявший у окна Зайцев.

– Да, мы знакомы с малышовского возраста. Не скажу, что с детсадовского, так как в садик нас не водили. Растили бабушки и нянечки, иногда нашим воспитанием занимались мамы, хотя они больше были заняты собой. Видите, вроде ничего ещё и не рассказал, а уже ясно, как много у нас было общего. Валера рос безбашенным, лихим парнем. Родителей это пугало, девочкам нравилось. Прикиньте, такой крутой парень притормаживает рядом на мотоцикле, снимает шлем, и улыбается в тридцать два белоснежных зуба! Он легко знакомился с женским полом, а тот, в свою очередь, его обожал. Для меня Валера был просто хорошим добрым другом, и этим всё сказано.