Текст книги "Выстрел в доме с колоннами. Сборник повестей"

– Спасибо Вам, Григорий Михайлович, – облегченно вздохнув, сказал Витя. Борцов взглянул ему в глаза и кивнул.

Если бы Григорий только знал, какой камень скинул он с души молодого человека. Но Борцову уже было не до этого, он бодрым шагом шёл к машине, думая, как быстрее будет в этот час доехать до здания городской администрации.

Гранит Павлович, так звали очень влиятельного человека в городе, руководил здесь всеми и вся. Он не был мэром, депутатом, не состоял, в какой бы то ни было партии, он просто был всем. С его мнением считались отцы города, его решения всегда были окончательными и бесповоротными и их побаивались, без его одобрения ничего не открывалось, не двигалось, не строилось, не сажалось и не росло. Малые и средние бизнесмены смотрели ему в рот, а олигархов в городе попросту не могло быть, Гранит Павлович никого не подпускал близко к государственной собственности.

В народе говорили, что друзей, как таковых, у него не было, но среди людей, которых Гранит Павлович особенно выделял, значился и Григорий Михайлович Борцов.

Увидев знакомое честное лицо, Гранит Павлович повеселел и направился по дорогому ковру через огромное пространство своего кабинета к Борцову. Пожав руку и обняв дорогого гостя, хозяин указал ему на кожаный диван и сам демократично присел рядом, закинув ногу на ногу.

– Григорий Михайлович, слышал я о каком-то жутком деле с изуродованным телом.

– Обычное дело, – поморщился Борцов.

– Я так понимаю, расследование зашло в тупик?

– Вы, как всегда правы, Гранит Павлович.

– Ну, это с самого начала было ясно, чего ты печалишься, Михалыч? А с этим Сушко ты молодец!

– Если бы не внезапно появившийся свидетель…

– Знаю, Бориска Лукошкин, изучал я его биографию. Он еще, будучи пионером, доносы писал, теперь на старости лет сам стал в милицию наведываться. Квартирку-то себе он таким образом и приобрёл.

– Это как? – удивился Борцов.

– Лукошкин жил-поживал в коммуналке, куда его заботливо поселило руководство завода, через какое-то время прописал туда родителей и сестру с семьёй, а потом настрочил донос на соседей. Соседей арестовали, а Бориске и его родственникам вся квартира целиком досталась. Сестра рано потеряла мужа, родители из деревни переезжать в город не захотели, вот Лукошкин с сестрой в трёхкомнатной квартире так до сих пор и живут вдвоём, обоим около девяноста. Сестра за ним ухаживает, готовит, обстирывает. У меня знакомый всю жизнь с ними в одном доме проживает, я спросил, он рассказал. Ну, да ладно, про этих Лукошкиных, давай о тебе, Михалыч. Ты ведь у нас герой-интернационалист, успешный следователь, уважаемый в городе человек, а живёшь в старом деревенском доме на окраине. Не порядок!

– Почему в старом? Я его перестраивал, – гордо ввернул Борцов.

– Это конечно… Квартирку бы тебе. И не смей отказываться, коль предлагаю!

– Спасибо Вам, Гранит Павлович.

– Пожалуйста. В самом центре, рядом с центральным парком, трёхкомнатная!

– Нас же пока только двое с женой.

– Вот именно, что пока… Как здоровье жены?

– Спасибо, хорошо.

– Вижу, ты чего-то мне сказать собираешься, да никак не соберёшься…

– У меня два сотрудника живут в общежитии, один из них уже лет семь, а другой жениться собирается на нашем судмедэксперте, а у той тоже жилья нет, – Борцов быстро проговорил, выдохнул, и сам обалдел от своей наглости. Гранит Павлович сидел, надув губы, не глядя на Борцова. Тот уже подумывал извиняться и просить разрешение удалиться, как большой начальник поднялся с дивана и направился к столу, плюхнулся в кресло, придвинул к себе телефонный аппарат и рыкнул в трубку: «Маша, соедини меня с Иваницким!».

– Здравствуй Сергей Митрофанович. Как твоё ничего? Ну, слава Богу. А вот у меня не очень. Наша доблестная милиция по семь лет в общежитии живёт! У тебя, я слышал, дом на Партизанской почти готов? Многоэтажка? Так вот, городу две квартирки надо, да такие, чтоб людей не стыдно было туда селить. Говоришь, есть жильё эконом класса по доступной цене? Да на твоё жильё, так называемого эконом класса, даже на мою зарплату несколько лет пахать надо, во всём себе отказывая, и то, без взяток не обойтись! Что? Видел я в гробу твою ипотеку под чудесный процент, собственно, туда она и вгоняет! Как на вторую очередь? Да? Ну, это ясно, конечно-конечно, всё я понимаю. Кстати, я тут кое от кого узнал, что Добровольский к вам с проверкой собирается. Как, с какой? С обычной. Документы, вроде, у вас не все в порядке. Что ты сказал, Митрофаныч? Я чего-то плохо слышу! Есть квартирки? Тебе сообщили? Ну, так замечательно! А что Добровольский? Ну ладно, поговорю, чтоб не лютовал особенно, мы же с тобой не чужие люди. Когда заселять будем? Через полгода? Это с отделкой уже? Ну, спасибо! Людочке привет передавай и поцелуй её от меня. – Гранит Павлович положил трубку и брякнул Борцову:

– Будет жильё твоим орлам. Пусть женятся, детей рожают.

– Огромное спасибо, Гранит Павлович, – Борцов стоял по стойке смирно, испытывая огромное уважение к этому невысокому человеку с седой головой.

– На счёт того трупа в лесу. Надо бы что-то для прессы придумать, а то слухи уже поползли. У нас в городе полно бродячих голодных собак стаями бегают. Ты дашь интервью журналистам, что тот гражданин шёл пьяный поздно, собаки на него набросились…

– Эти бедные псы никого ещё не покусали и не совсем они голодные, их старушки и ребятня подкармливают.

– Это ты к чему?

– Гранит Павлович, люди начнут бояться, на собак организуется охота. Власти ведь после такой статьи должны будут принять меры?

– Да, какие там меры! – Палыч махнул рукой. – В приюты собачьи упрячут, да и кормить станут.

– Люди начнут травить псов. Не надо никаких статей, Гранит Павлович. В том, что бездомных псов много развелось, люди сами и виноваты. Заведут щеночка, поиграются, а потом выбрасывают.

– Что, правда, то, правда. Ладно, будем надеяться, скоро страсти поулягутся. Надо отвлечь народ статьями о раскрытых преступлениях. Ну, как обычно, когда кругом всё плохо, мы находим великое и прекрасное, что, безусловно, у нас всегда было и будет и, по всем каналам это расчудесное и раздуваем, чтобы граждане не печалились и продолжали спокойно жить и работать. Есть, чем порадовать, Борцов?

– Так точно!

– Ну, вот и чудненько. А парочку приютов для бездомных собак построить надо. Назначу главной… Есть у меня одна сердобольная на примете, ветеринар, смелая девка, она ещё в нашем цирке тигров лечит. Знаешь её?

– Теперь очень даже хорошо знаю, – тихо ответил Григорий.

– Ещё бы тебе не знать, у тебя же собака! Небось, возишь к ней пса на прививки и профилактические осмотры?

– Пока не возил.

– А зря! Загорский своего зверя у неё лечит, очень доволен.

Баня «Веники» располагалась на краю города. Народу там всегда бывало немного, в основном одни и те же постоянные клиенты. Обеспеченные люди предпочитали сауны в центре города, деревенские жители – собственные бани, большинство горожан довольствовались ванной, а для общения и встреч – небольшими забегаловками и пивными.

К одиноко сидящему в парилке уже немолодому человеку, присоединился хорошо сложенный мужчина, завёрнутый в белую простыню.

– С лёгким паром, Сергеич!

– Борцов?

– Не ожидал? Как здоровьице?

– Паром лечусь.

– Сердечникам вроде париться вредно, аритмия может начаться, – Борцов придвинулся к мужчине поближе и немного подтолкнул его плечом.

– Да уж, выходить из парилки пора.

– И сразу в холодный бассейн?

– Ты, никак, Борцов, здесь по мою душу?

– Угадал.

– Ну, пойдём. Здесь есть комната для отдыха. – Мужчины в простынях, словно греческие боги, вышли из парилки и устроились в помещении с большим столом, скамейками и телевизором, стены кругом были обиты вагонкой. Тот, что постарше, поднял голову вверх и стал оглядываться кругом.

– Жучков нет, можешь не искать.

– А я тебе не верю. Проследил за мной, узнал, в какую баню я хожу, да и жучков везде понаставил, – с укором сказал Сергеич.

– Сергей Сергеевич, поверь, нет никаких жучков, – проникновенно повторил Борцов. Сергеич посмотрел с недоверием, а Борцов снял с себя простынь, повернулся на триста шестьдесят градусов и добавил:

– Вот тебе голая правда, нет никаких подслушивающих устройств. А теперь, Сергеич, гони свою голую правду.

– Прикажешь и мне голышом перед тобой вертеться?

– Ты знаешь, о чём я, – Борцов, вновь немного прикрывшись, сел на скамейку напротив и, положа руки на стол, приготовился слушать.

– Что, Марина Алексеевна проболталась? – спросил Сергеич. В ответ Григорий отрицательно повертел головой.

– Тебя видели наши сотрудники в тот день в морге. Зная, что ты на больничном, несколько удивились и поделились событием.

– Каким?

– Твоего появления на работе во время тяжкой болезни.

– Ну и что?

– Ты взял больничный, надеясь, что новый молодой судмедэксперт не догадается, какой зверь мог нанести подобные раны, и представит нам общее неопределённое заключение, а ты останешься в стороне. Но на месте не сиделось, и ты появился на работе. Марина о чём-то догадывалась? В ее заключении как-то вскользь описаны следы от когтей. Расстояния между кровавыми полосами в некоторых местах соответствуют промежуткам между когтями лапы огромного зверя, а точнее, тигра или льва. Я не поленился и почитал умные книжки, где чёрным по белому написано, что раны, наносимые тигром когтями и зубами, бывают почти всегда очень тяжелые, мускулы при этом рвутся и сухожилия отделяются от костей, что как раз мы и наблюдали на нашем трупе.

– На каком нашем-то? Тьфу!

– Главное, понятно.

– И чего ты от меня хочешь?

– Правды.

– Да, Марина Алексеевна предположила, будто тигр или лев содрал с него кожу и мышцы, и я подумал, что даже, если она не решится упомянуть это в своём заключении, то всё равно может поделиться своими догадками с тобой, Борцов. Я, конечно, раскритиковал её доводы, посоветовав, как правильно описать раны и ни в коем случае не говорить сотрудникам милиции всякие глупости, которые она себе напридумывала.

– А она?

– Она так серьёзно на меня посмотрела и вроде согласилась, но, мне показалось, как-то неохотно. Представь себе, Борцов, что я пережил за эти дни! Джунглей, зоопарков у нас здесь нет, и не было отродясь. Упоминание о тигре привело бы вас с Зайцевым прямиком в цирк. Вы бы начали выяснять, кто находился в цирке в тот злополучный вечер…

– Сергеич, мы с тобой в течение многих лет работаем бок о бок. Неужели ты думаешь, что я приложу все усилия, чтобы засадить твою племянницу, которая к тому же растит девочку из детдома, в тюрьму?

– Девочку уже раз возвращали в интернат, и её психика очень пострадала, второй раз она может не пережить.

– Знаю, Сергеич, я навещал твою племянницу.

– И что она тебе рассказала? – со страхом в глазах посмотрел на Борцова Сергеич.

– Ничего. Про то, что работает ветеринаром, в день убийства дежурила. Но её давний друг Семён Загорский упомянул о её любви к цирку, я решил позвонить в ветеринарную клинику и узнал, что во время дежурства Анна Снегирёва ездила делать уколы заболевшему тигру, что только она из всех сотрудников лечебницы имеет смелость лечить этих диких животных. У погибшего Валерия Кустовского было много облапошенных им женщин, но только у родственников Иры Медниковой была веская причина ему мстить.

– Ты, конечно же, разговаривал и с Эльвирой? – тихо спросил Сергей Сергеевич.

– Да. Эльвира Викторовна поведала мне о своём сбежавшем муже и дружбе двух сестёр, а также назвала твоё, Сергеич, имя, имя человека, который все эти годы помогал обеим семьям своего эгоиста брата. У нас город небольшой, и Сергея Сергеевича Сидорчука долго искать не пришлось. Зато я потратил много сил и времени на поиски убийцы, и теперь имею полное право услышать подробный рассказ, всё, как было на самом деле.

– А, если нет?

– Тогда я пойду в цирк! Наверняка кто-то что-то слышал, что-то заметил на следующий день. Кровищи-то, думаю, много было, вряд ли впопыхах всё убрали идеально в ту ночь.

– Тебе никто ничего не скажет.

– А жильцы близлежащих домов? Крики наверняка были слышны за стенами цирка. А охранник? Полагаю, его молчание можно объяснить близкими отношениями с Анной. Но его не мог не впечатлить вид Кустовского после пребывания в клетке с тигром. Вряд ли после этого охранник будет продолжать встречаться с такой опасной особой. А сама Анна, думаешь, не захочет похвастать, как она отомстила за сестру?

– Нет! – вдруг воскликнул Сидорчук. – Аня, представь себе, очень сожалеет о том, что произошло. Так сложились обстоятельства. Негодяй имел наглость позвонить ей после того, как украл у неё деньги и попросить их снова.

– Что? – Борцов от удивления открыл рот.

– То! Кустовский позвонил Ане, стал клясться в любви, просить прощение за то, что взял её деньги, пытался оправдаться, объясняя, что они были нужны на лечение, затем принялся канючить, что вновь остро нуждается в материальной помощи, сообщив, о якобы предстоящей операции на позвоночнике. Аня предложила ему подъехать к цирку, где у неё было дежурство, тот и согласился.

– Почему твоя племянница стала встречаться с человеком, причастным к смерти её сестры?

– Он ей понравился ещё до того, как она узнала его фамилию. Аня решила не торопить разрыв и узнать его как человека. Она расспросила о Кустовском своих знакомых, и ей поведали о его роли альфонса. Анечка рассказала мне, что нарочно показала ему, где прячет сбережения, а потом незаметно от Кустовского убрала оттуда большую часть, оставив лишь немного купюр. Потом Аня поехала в те места, где утонула Ира, она возвратилась оттуда совсем другой, ожесточённой, стала молчаливой, иногда грубила мне и матери. Думаю, она винила всех за то, что никто не пытается наказать виновного в смерти Ирочки. – Сидорчук тяжело вздохнул и минуту сидел молча, таращась на стену напротив. – Эти две женщины, мамы девочек, такие несчастные… Не подумайте плохо о моём брате. Да, он очень любил путешествовать, ещё в школе начал ходить в походы, а тут появилась возможность выезжать заграницу. Не судите его строго, ведь он все эти годы присылал деньги, которые я приносил его семьям. Анечка и жены брата до сих пор думают, что это я помогаю им из своих средств.

– И ты знаешь местонахождение брата?

– Да. Но брат не хочет, чтобы об этом знали его женщины.

– Как всё запущено… – лишь смог произнести Борцов.

– Жизнь – непростая штука, Гриша. Брат очень переживал, когда утонула Ирочка. Но что он мог сделать? Возвратиться – значит вскрыть старые раны тех, кто был ему дорог. Он дал клятву до конца своей жизни помогать бывшим жёнам и Анечке. Знаешь, каково мне, когда меня благодарят за внимание и поддержку, а сам я со своей небольшой зарплатой могу прокормить лишь себя?

– Мы отошли от темы. Ты сказал, Кустовский согласился подъехать ночью в цирк?

– Он подъехал к одиннадцати. К тому времени четверо мужчин, которые держали тигра, чтобы предоставить возможность Ане сделать ему укол, уже ушли домой. В цирке оставались только Анечка и охранник. Да, они встречаются. Гриша, ты назвал Аню «опасной особой» и предположил, что вид тела мужчины, изуродованного тигром, «впечатлит» её друга? Саша, так зовут того охранника, бесстрашный человек, он много чего повидал на своём веку…

– Как его фамилия?

– А зачем тебе его фамилия?

– Сергеич, я всё равно узнаю.

– Долгов.

– Саша Долгов? Александр Фёдорович Долгов?

– Да, а Вы его знаете? – вдруг перейдя на «Вы» спросил удивлённый Сидорчук.

– Знаю, – неожиданно улыбнулся Григорий. – Этого точно не впечатлит.

– Что Вы сказали?

– Саша – мой боевой товарищ. Сначала мы служили вместе, потом его взяли в особое подразделение… Так он, кажется, был женат?

– Он и сейчас женат, – вздохнул Сергеич. – У него двое детей, а с Анечкой они встречаются тайком, хотя довольно часто. Александр пашет на трёх работах, две из них связаны с ночными дежурствами, а третья и вовсе с командировками, хотя и редкими. Жена воспринимает его не более как кормильца семьи, дома-то его почти не видит, а если и видит, то спящего богатырским сном. К тому же, супруги давно привыкли жить каждый своей жизнью, но дети знают, что у них есть папа, их маму устраивает быть замужней женщиной при работящем муже, а моя племянница просто любит его беззаветно.

– Безответно?

– Нет, Борцов. Беззаветно и безответно – это не одно и то же. Саша, насколько я успел заметить, тоже в Анечке души не чает.

– Как всё запущено…

– Вы что-то повторяетесь, товарищ майор, со своим «запущено», – возмутился Сергеич.

– Я к тому, что давно мы не виделись с Долговым, – нашёлся Борцов.

– А может и не надо, я имею в виду, пока не надо вам видеться, – с мольбой обратился к Борцову обеспокоенный судмедэксперт.

– Труп был спрятан и перевезён в багажнике машины Долгова?

– Я Вам всё рассказал, что касаемо моей племянницы, как Вы и просили.

– Мне нужно знать, что произошло в цирке. Как Валерий оказался в клетке?

– Тигр Матрос, вполне миролюбивый и старый, к тому же простуженный, подпускает к себе дрессировщика, пару человек, которые его кормят и Аню, она уже несколько лет его наблюдает, как врач. Этот Кустовский, увидев, кого лечит Аня, стал смеяться над животным, сомневаться что эта «дряхлая кошка» годна для цирковых номеров. Матрос тихо лежал в своей клетке и не внушал страха. Кустовский сам попросил Аню впустить его в клетку, ещё сказал: «Всем буду хвастаться, что был один на один в клетке с тигром, а ты подтвердишь!» Мужик, видать, был совсем дурак, раз о таком подумал. Никогда нельзя знать, что в голове у дикого зверя. Не понимаю, как Аня могла такое ему позволить, видно, вспомнила об Ирине…

– И?

– Аня открыла клетку, у неё был ключ. Кустовский вошёл. Матрос поначалу дремал и не обращал на него внимание. Кустовский почему-то стал смеяться, выкрикивать что-то вроде: «ты не Матросик, а матрасик», тигр приоткрыл глаза и сделал молниеносный прыжок. Всё случилось очень быстро, и мужик тот кричал недолго.

– Да, тигр это не беззащитная девушка… Анна закрывала за ним клетку?

– Что? – Сергеич пребывал где-то далеко в своих мыслях.

– Кустовский имел возможность выйти из клетки или та была закрыта?

– А вот этого я не знаю. Но, думаю, если тигр нападает, пути к отступлению уже нет.

– Ваша племянница не опасается за жизнь дрессировщика и свою жизнь? Тигр познал на вкус человеческую кровь…

– Я тоже об этом спрашивал у неё, но Аня пыталась успокоить меня, убеждая в том, что Матрос её не тронет, она даже советовалась, как бы Вам сказать… со знающими людьми…

– С местной ясновидящей, как я понял?

– Как Вы узнали, Гриша?

– Догадался. Городок у нас небольшой, «знающих людей» не так много. Анна доверилась Вам, надеясь, что именно Вы будете делать вскрытие? – спросил Борцов. Сидорчук кивнул.

– Жаль, что подвёл Марину Алексеевну. Я просто попросил не описывать…

– А не проще было обо всём доложить мне?

– Не проще, Григорий Михайлович. Вы пощадите Анечку? Лучше накажите меня. Хотите, я напишу признание, что это я толкнул Кустовского в клетку? Он приехал в цирк после разговора с моей племянницей, а там его ждал я, я же отвёз труп в лес и потом подделал заключение. Я так виноват перед своим братом! Позволил Ирочке поехать с каким-то проходимцем на юг, где она утонула. Но Анечку, пока я жив, в обиду не дам! – Сидорчук привстал, лицо его выражало полную решимость идти на самопожертвование. Борцов опустил руку ему на плечо, и Сергеич снова присел на скамейку.

– Пойдём, посмотрим, какой у них тут бассейн, – неожиданно предложил Гриша, скинув с себя простынь.

А в это время двое шептались в маленькой комнатке. Говорили они тихо, чтобы не разбудить спящую Оленьку. Ребёнок долго не мог настроиться на сон после просмотра страшного, хотя и детского, фильма. Мать уже было начала корить себя за то, что не выключила вовремя телевизор, но дочь, помучив попугая своей крепкой дружбой где-то с полчаса, вскоре уснула, пожелав спокойной ночи маме и дяде Саше.

– Милая, всё будет нормально, доверься мне, – внушал красивой женщине загорелый брюнет, прикрывая дверь в детскую. Женщина потянула его за руку, и они на цыпочках, тихо ступая, направились в спальню.

– Саша, следователь показался мне очень неглупым. Я кожей чувствовала, что он о чём-то догадывается.

– О чём он может догадываться, если ты сказала, что была знакома с убитым всего-то ничего, каких-то пару месяцев, – успокаивал Саша. – Аня, ты, главное, успокойся, обо всех новостях, неважно каких, сразу сообщай мне. Договорились?

– А новости могут быть только одни, Саша. Так что, готовься мне в тюрьму передачи носить, – Анна опустила голову вниз и закрыла лицо руками. – Какие у Валеры тогда были глаза…

– Хватит изводить себя воспоминаниями. Можно я закурю? – Не дожидаясь ответа, Александр достал сигарету, поднёс к ней зажигалку и глубоко затянулся.

– Ты, Саня, не видел, ты подошёл позже. Он сам бы никогда не зашёл в клетку один. Я открыла дверь, он едва занёс ногу за порог и посмотрел на меня, ожидая, что я войду за ним…

– Хватит, Ань…

– Мне важно, чтобы ты знал всё. Я тогда едва улыбнулась, он, вероятно, расслабился, и я его толкнула, резко закрыв за ним дверь. Он опешил от такого поступка, а я воспользовалась его замешательством, чтобы успеть запереть клетку. – Руки Анны дрожали, Саша взял их в свои и легонько сжал.

– Он сам нарвался. Вспомни, как он говорил, что собирался оказаться один на один с тигром? Вот, киваешь. А за свои слова мужчина должен отвечать.

– Матрос набросился так неожиданно…

– Знаешь, хоть царём зверей общепринято считается лев, но тигр тоже не ягнёнок. Какой-то неизвестный мужик нагло заходит в его дом, нарушая покой, чего-то вещает… Этот Валерик, кажется, зверя дразнил?

– Можно сказать и так, – Аня немного успокоилась, и устало посмотрела на друга. – Когда Матрос привстал на передние лапы, я сказала Валере: «Это тебе за Ирочку Медникову, я – её сестра». Кустовский обернулся и спросил: «Ты разве Медникова?»

– И ты ответила ему?

– Да, я успела произнести: «У нас разные фамилии, но отец один, и мы были самыми неразлучными сёстрами на земле, а ты нас разлучил».

– А попытаться оправдаться он уже не успел… – цинично выразился Александр.

– Матрос сделал прыжок, я бы даже сказала, выпад, и время Валеры закончилось.

Но за секунду до этого страшного момента я увидела глаза Валеры. Они смотрели зло, а рот криво улыбался.

– Я не говорил тебе…

– Что? Саша, не молчи!

– Я наблюдал за вами. Вы не могли меня видеть.

– Зачем? – Анна смотрела на него широко открытыми глазами.

– Понимаешь, я думал…

– Ну, что ты тянешь? Не трудно догадаться. Ты думал, я вновь решила встречаться с ним? Дай мне закурить.

– Я сам почти бросил, не хватало, чтобы из-за какого-то избалованного придурка-самоубийцы моя любимая приобщилась бы к вредной привычке. – Он посмотрел на Аню с улыбкой, привлёк её к себе и стал целовать. У неё крупным горохом потекли слёзы, а он целовал эти мокрые щёки, губы, и в его надёжных объятьях страх отступил далеко-далеко. Ей вдруг стало ясно главное: «Они вместе – она, Саня и Оленька, остальное уже не имело значения.

– Жаль, Ира уже никогда не будет со мной. Говорят, с годами становится легче, а у меня всё та же горечь на душе. Знал бы ты, какая она была! Её мама не хотела, чтобы мы общались, но Ира всё равно приезжала к нам, всегда привозила мне какие-нибудь подарки. Мы часто обменивались модной одеждой, размеры у нас были одинаковые. Некоторые общие знакомые отмечали наше сходство, как внешнее, так и по характеру. Дядя Серёжа так радовался нашей дружбе! Он как-то повёз нас в Москву, мы ходили слушать оперу, сидели так близко к сцене! А ещё в малый театр, театр сатиры… Мы тогда много гуляли по центру, дядя Серёжа нас даже в Кремль водил. Нам тогда казалось, что это только начало, а самое лучшее и интересное у нас ещё впереди…

– Всё пройдёт, всё пройдёт, – приговаривал Саша. Они сидели, обнявшись, тихонько раскачиваясь из стороны в сторону.

– А этот Борцов пусть ещё докажет! – сквозь слезы выговорила Аня.

– Борцов – это тот следователь, который приходил к тебе? – Саша немного отстранился от Ани и задумался.

– Да, его все в городе знают, он, говорят, дотошный, все дела раскрывает.

– Тебе не о чем беспокоиться, Борцов – честный парень, мой боевой товарищ, он нас не выдаст, – уверенно произнес Саша.

– Не выдаст, потому, что вы воевали вместе? – в глазах Ани появился лучик надежды.

– Нет, не потому, что воевали, а потому что честный, – с улыбкой ответил Саня.

– Ты шутишь?

– Мне не до шуток. Борцов раньше всегда становился на сторону справедливости, а такие люди с годами не меняются. Правда за тобой и за теми женщинами, которые пострадали из-за этой сволочи. – Саша явно имел боевой настрой. И, хотя враг уже был повержен, огонь ненависти всё ещё полыхал в груди Александра. Он, как мог, сдерживал этот огонь, не давая ему вырваться наружу, и поэтому просил Иру избавить его от подробностей, которые он и так знал. Когда они с Аней познакомились, он сразу понял, что у возлюбленной есть тайны, стал копать и накопал даже то, о чем она сама уже позабыла. Анна смутно догадывалась про его всезнайство и однажды сказала: «Мне иногда кажется, что ты обо мне знаешь всё, а я о тебе ничего».

– Я ездила туда, где утонула Ира.

– Аня, я об этом уже слышал.

– Кажется, я тебе этого не рассказывала.

– Разве? Не понимаю, зачем вспоминать, всё в прошлом, – настаивал Александр.

– А местные жители долго помнили о той трагедии, про мою сестру писали в тамошних газетах: «Девушка тонула, звала на помощь своего приятеля, а тот даже не обернулся, наслаждаясь плаванием за буйками, спасатели бросились в воду, но опоздали, девушка быстро шла ко дну», «…поразительное равнодушие мужчины к своей девушке привело к трагедии». Одна женщина поведала, что Валера с Ирой часто ссорились, Валера позволял себе игнорировать мою сестру, подолгу с ней не разговаривал, бросал посередине дороги и шёл впереди, как будто Иры вовсе не существовало, а она пыталась его догнать, оправдывалась. Какой-то старичок рассказал, как она унижалась перед своим самодовольным кавалером, постоянно извиняясь, а Валера ей говорил: «Да кто ты такая, ты даже деньги зарабатывать не умеешь, машину не водишь, плавать и то не научилась». Старику настолько странными показались претензии молодого человека к своей девушке, что они надолго врезались в его память. Узнав, что я собираю сведения об утонувшей сестре, а в том городке новости разлетаются быстро, пожилой человек сам подошёл ко мне…

– Негодяй получил заслуженное наказание. А знаешь, на войне случалось убивать всех подряд, не разбираясь, кто враг, а кто так, рядом постоял. Замешкаешься, и конец, не ты, так тебя.

– Так ведь, то на войне…

– Война там, где людям помогают умереть преждевременно. Ты не должна всю жизнь изводить себя муками совести. Во всяком случае, он сам напросился, никто его специально не звал.

– Саша, каждое утро, открывая глаза и вспоминая то, что произошло, мне хочется снова заснуть и проснуться в то время, до того злополучного звонка, когда можно было послать Валеру ко всем чертям. Он бы остался жив, и я его никогда бы больше не увидела.

– Что сделано, то сделано. – Саша встал, подошёл к выключателю и потушил свет. Аня, съёжившись в комок от какого-то внутреннего холода, стала закутываться в большое двуспальное ватное одеяло. Она очень любила это одеяло, оно превращало вселенную в уютный островок. Сейчас самый близкий человек согреет её своим теплом, и на острове станет жарко, её тело и душа отогреются, и мир покажется не таким уж и мрачным. А утром они будут искать попугая, которого Оля выпустит из клетки полетать. Волнистый проказник устроится на карнизе, станет раскачиваться на занавеске или ходить важно по кухонному столу. Аня мысленно рисовала приятные сердцу картинки, и боль потихоньку отпускала. Саша, проникнув под одеяло, окружил её своими мышцами, дыханием и каким-то только ему всегда присущим знанием, что всё будет хорошо. Правда, вместо «хорошо» обычно использовалось другое слово-заменитель, но это значение не меняло, а напротив, его усиливало. Рядом с Сашей почему-то всё казалось намного проще и яснее, поэтому, когда он оставался на ночь, Аня спала как сурок.

Прошёл год и три месяца…

– Витя, ты торт выбирай, а я пойду, игрушки посмотрю.

– Так ведь дочурка у Борцова маленькая ещё, а там только мягкие игрушки.

– Ниночке год исполняется, самое время большого медведя дарить. Вить, у тебя был в детстве большой медведь?

– А как же? Потапычем звали.

– А моего медведя – Алёшкой.

– Марин, давай сначала вместе торт выберем, а потом к игрушкам направимся. Я сейчас возьму что-нибудь не то, а ты меня потом ругать будешь.

– Они в доме собираются праздновать или в квартире?

– Марин, ты что, забыла? У них пока ремонт там. В доме, конечно, отмечать будут.

– Мы с тобой, Витюш, молодцы, как нам дали ключи, так и въехали. Потихонечку то кухню, то спальню сами отремонтировали. Хорошо, с сантехники сразу начали. Помнишь, плита в кухне уже была, унитаз с раковиной приобрели и зажили себе нормальненько. А раскладушки соседка тётя Тася дала.

– Да помню я. Как, скажи, они с грудным ребёнком переедут туда, где краской пахнет? Григорий Михайлович – мужик основательный. Пока всё, как следует, мастера не сделают, не въедет. А у нас с тобой тогда выхода не было, тётка твоя из-заграницы прилетела, и пришлось для нее хату освобождать, причём, в экстренном порядке.

– Скоро опять новоселье будем справлять. То у Петьки твоего справляли, то у нас, теперь у Григория Михайловича!

– Марин, вино будем брать? – спросил Витя, мечтательно разглядывая ряды бутылок с манящими красивыми этикетками.

– Бери только хорошее, не жадничай.

Нагруженные продуктами, тортом, конфетами, шампанским и пару бутылками вина, молодые долго спорили, какого медведя купить.

– Мне этот нравится, у него выражение лица чем-то борцовское напоминает, вон, как смотрит серьёзно, – ржал Зайцев.

– Морда у мишки, а не лицо. А мне тот нравится, с розовым бантиком, такой миленький, вроде как улыбается, смотри! Наверное, это медведь-девочка.

– Марин, помнишь, Дине, как дочурка родилась, пришлось идти в детский мир закупать одеяла, распашонки в розовых тонах. Григорий Михайлович так пацана хотел, что в доме до рождения ребёнка всё для мальчика было припасено: синие ползунки, голубые тельняшки, машинки, большой детский трактор, железная дорога, – смеялся Витя. – Теперь, небось, пупсики, куколки, платьица покупает.

– Ничего, ещё всё пригодится, особенно, тельняшки. Меня до десяти лет, как мальчика одевали, папе очень нравилось, а маме только бы любимому угодить. А то, что девчонки на их дочь косо смотрели, до того родителям дела не было. Витя, иди взвесь помидорчики с перцами.