Текст книги "«В институте, под сводами лестниц…» Судьбы и творчество выпускников МПГУ – шестидесятников."

Борис Вахнюк писал много и, на первый взгляд, легко. По крайней мере, стихотворные экспромты на любую тему из него так и сыпались. Но он был серьёзным лириком. Его стихи полны философии и отточены по форме. Броская, иногда шокирующая метафора – его фирменный знак. «Стихи Вахнюка певучи, – написал в предисловии к сборнику «До востребования» В. Берестов. – Гитара ощущается даже в стихах, которые никогда не пелись, природа у них песенная».

Борис Вахнюк до самого конца оставался неистовым туристом. Начинал как основоположник туристской песни и, словно бы не замечая эстетских замечаний о «легковесности» темы, с воодушевлением воспевал туристский быт. А между строчками было вовсе не легковесно… «Всё суетимся, делаем рубли, жильё по райсоветам выбиваем, а вот ведь бескорыстными бываем от благ цивилизации вдали, в живом лесу, где ни одной из фраз, рождённых в кабинетах, не прижиться, где нас мудрее малая синица и наши дети опытнее нас».

Как и положено настоящему туристу, он любил лес, траву, зверей и птиц. Сколько нежности в такой летучей зарисовке, словно не о юном деревце пишет – о своих дочках: «На лес упала пелена. Стежок дождя и част и тонок. А за дождём видна сосна. Ну, не сосна ещё, сосёнок…»

Борис Вахнюк любил детей. Не только своих. Недаром же он так стремился к студентам, с такой самоотдачей рассказывал и пел для них. Он был наш, МГПИшник, педагог от Бога. «Все прекрасные песен слова – от детей. И прозрачней небес синева – от детей. И разумнее жизнь, и оправданней смерть, и ужасно болит голова от детей!»

«Весна! – писал Б. Вахнюк. – Дорога к ней длинна, трудна, но это – изначальный круг природы. Не береги себя. Не жди погоды. Не пропусти, когда придёт весна». Борис Савельич себя и не берёг. И не пропустил свою весну, которая вновь пришла к нему, когда у других уже наступает зима, пришла вместе с любимой и любящей женой Ирой и двумя дочками. А вот – о старости, которую он великолепно презирал: «Пускай зима прихватывает душу, пусть будет всё морозно и бело, им вынести поможет эту стужу накопленное за лето тепло». А тепла Борис Савельич и все шестидесятники накопили столько, что хватит ещё на много поколений.

Борис Савельич всегда был афористичен:

«Мы, те, кто раз двадцать на дню о скучных победах трубим, – как тянемся все мы к огню, зажжённому кем-то другим!»

«Сильна, но смертна наша злоба. Слаба, но вечна доброта».

«Только ведь, если уходят друзья, это не значит, что не было их».

«Пока мы веселы и живы, живут и те, кто рядом был».

«Человек – это сумма поступков».

Восхищает дерзкая образность его речи, его умение отреагировать молниеносно и подать ответную остроумную и точную реплику, как парировать трудный мяч на футбольном поле и дать ответный пас. Недаром же Вахнюк был мастером спорта по футболу и изумлял «Грушинку» своим не только песенным, но и вратарским талантом!

Он был реалист, но он был и романтик. В его стихах – вся романтическая атрибутика: «синяя зовущая звезда», дороги, костры, родные деревья – и бездонные небеса. Он был и сыном земли с её вербами, садами, колодцами-«журавлями» и криницами. Но он был и «сыном неба», как в одноимённой песне, сыном космической эпохи. Не зря ведь пел для Гагарина визборовского «Серёгу Санина».

Если бы собрать все надписи Бориса Савельича на книжках, кассетах, дисках, билетах получился бы отдельный томик! А ещё ведь есть «Рубай», серьёзные и мягко-улыбчивые. По форме – Омар Хайям, а по сути – шестидесятые!

«Прохожий! Ты мимо идёшь – задержись. Ты очень спешишь? Ну и что ж, задержись. Так всё быстротечно и зыбко вокруг… Возможно, ты друга найдёшь – задержись!»

Есть у Вахнюка и частушки:

«Мы с тобой, моя зазноба, разошлись по одному. Мы с тобой верны до гроба: я – тебе, а ты – ему».

Есть «Серенады»:

«То набожно живём мы, то безбожно, и ко всему привычка нам дана. Лишь к нежности привыкнуть невозможно: привыкнешь – и кончается она».

Есть «Назидания дочери»:

«Родителей насмешливо любя, над их стареньем не спеши смеяться; когда они боятся за тебя, они совсем не за себя боятся».

А ещё эпиграммы, посвящения, хлёсткие, колкие. Он всегда молниеносно откликался озорными и серьёзными куплетами на общественно-значимые события. На явления современной эстрады:

«О поющие банкноты, неземная благодать! Им писали эти ноты, чтобы в них не попадать» (о «Фабрике звёзд»).

Под его шутовской, балаганной маской было неподкупное желание справедливости.

И, конечно, он был настоящим рыцарем жанра авторской песни, завсегдатаем Грушинского фестиваля. Вёл мастер-классы, открывал новые имена, с энтузиазмом поддерживал молодые таланты. Как он любил этот «гул костровых песенных собраний»! Между прочим, ему, как классику жанра, полагались более комфортабельные апартаменты, но он упорно каждое лето всей семьёй обитал в палатке. К своему возрасту относился иронически.

 
Не понял, что такое старость,
Хоть прожил больше, чем осталось.
Я видел всё: и то, и это,
И чёрный шар, и лучик света.
Меня любили, предавали.
Просили в долг, взаймы давали.
Был спорен я и безусловен,
Многоязык и однокровен.
Летал высоко, мелко плавал.
Во мне дружили Бог и дьявол.
Но, в тыл сбежав и выйдя к бою,
Я всё же был самим собою
И не рядил себя в Иуду.
Вот оттого я был и буду.
 

Использованная литература

Б. Вахнюк:

1. До востребования. – Одесса, 1992

2. Терема. Автобиографические очерки. – М.: Вердана, 2009

Глава 8. Роза Харитонова

Что это было?

Счастливым звуком

В калейдоскопе сложилась картинка

И до сих пор она не распалась,

Не распалась, не развалилась

И в памяти не растворилась.

Роза Харитонова

Роза Харитонова (1937–2012 гг.), педагог, поэт. Окончила филфак МГПИ в 1960 г.

Сейчас, когда я пишу эти строки, Розы Андреевны уже почти два месяца нет с нами. Я сейчас буду переправлять все глаголы в этом очерке на прошедшее время. Но я до сих пор не понимаю и не верю, что её нет.

Про Розу Харитонову очень точно сказала Н. В. Высотина (Михалькова): «Самый удивительный человеку нас – Роза Харитонова. Очень добрая, всепрощающая…» Роза Харитонова – воплощение вечной женственности, трогательной застенчивости, свежести и чистоты. А ещё деликатности. И мудрости, поразительно сочетающейся с наивностью. И стильности. И умения слушать, находить нужные слова поддержки и при этом не напрягать других своими проблемами. Как радостно было слышать в телефонной трубке её музыкальный улыбчивый голос. Роза Харитонова много лет, с 1964-65-го, преподавала русский язык как иностранный, работала в Европе. Была одним из авторов сценария первого учебного фильма об СССР для иностранцев, изучающих русский язык. Роза Харитонова – человек европейской культуры, и это не дань моде, а естественное проявление вкуса, чувства стиля и образованности.

Со студенческих лет она писала стихи и прозу и только в последние годы решила это обнародовать, да и то далеко не всё. А ведь по степени дарования она не уступает своим однокурсникам Ю. Ковалю, Л. Мезинову, Г. Бабушкину, С. Яковенко, И. Олтаржевской (Демаковой), Э. Херсонскому, М. Шенгелевичу – такой был у них курс, сплошные таланты!

P. Харитонова 60-е годы.

Дебют Розы Харитоновой получился сильный, задающий высокую планку всему её последующему творчеству. В 1960 году в «Ленинце» был напечатан рассказ «Анемоны»- история её любви к Юрию Ковалю. Отсвет этой любви во многих её стихах и рассказах. А тот, самый первый прозаический опыт поразил читателей бесстрашием, искренностью, страстностью, чего, наверное, мало кто ожидал от застенчивой книжной девушки. А ещё в рассказе этом было благородство и не было мелкой мстительности. И это была очень качественная литература.

«Ты похожа на лесной весенний цветок. На анемон», – говорит герой рассказа, Гаев, и трудно не услышать здесь интонации Юрия Коваля. Как это перекликается с письмами Коваля тех лет! «Анемона-значит ветреница. Поцелуй меня. Ты лохматая, снежная! Поцелуй меня. До весны ещё долго, но я принесу тебе анемонов. Целую охапку, слышишь, запомни! Я люблю тебя. Посмотри мне в глаза. Я люблю тебя. Видишь, как я люблю тебя? Глазами? Губами? Слышишь? Лю-блю! Будет весна, мы, синие лужи и солнце! Жёлтое нахальное солнце будет хохотать в лужах. Я напишу рассказ. О тебе. Он будет начинаться так: «В синих лужах звонко хохотало весеннее солнце…» Хорошо? Я обязательно напишу такой рассказ. Хотя, скорее всего, я всё-таки не напишу такого рассказа, но я принесу тебе много анемонов…»

Последние строчки в рассказе: «Я знаю, что никогда не буду женой Гаева. Я знаю, что непрошеное воспоминание уйдёт… и, может быть, мы никогда больше не увидимся, но я верю и знаю, что когда-нибудь я прочитаю рассказ, который будет начинаться словами: «В синих лужах звонко хохотало весеннее солнце»».

Прошли годы. Пришла другая любовь, мужья-жёны. Выросли дети. А память о той – первой – любви не исчезла. Они встретились через двадцать с лишним лет на большом концерте бардов МГПИ в «Горбушке» и не могли наговориться. «Знаешь, – сказал Коваль, – когда вышли мои первые книги, я подумал: «Вот бы Розка прочла!»»

Да, он не написал рассказ про весеннее солнце. Он сделал больше: посвятил Розе Харитоновой целый остров в главной своей книге «Суер-Выер». Ничего, что это был остров Лёши Мезинова, а не персональный какой-нибудь островок. В этом озорном жесте был глубокий смысл: Коваль в своём романе увековечил двух самых важных для него в студенческие годы людей. А студенческие годы были в его жизни, может быть, самыми дорогими. А чего стоят слова в одном из лучших рассказов Коваля «От Красных ворот»: «Бог мой, да не я ли отдал в своё время всю жизнь за Розу Харитонову?» В конце жизни Коваля они очень дружили, часто перезванивались. А когда его не стало, свет той далёкой юношеской любви, неяркий и задумчивый, вновь засиял в строчках её стихов.

 
Ты спрашиваешь меня о Юре…
Что это было? Когда это было?
И не знаю, как рассказать мне, дуре,
Сто лет прошло, а я ничего не забыла.
Анемоны, пиджаком примятые,
Снежный воздух Малой Пироговки,
И слова как будто пахнут мятою,
Летние букеты Усачёвки.
 
 
А вот она, наверное, любовь,
Немыслима тех первых слов замена!
Как шапка на воре горит любовь,
Как шапка на воре горит измена…
 

В декабре 2004 года в журнале «Знамя» опубликованы письма Коваля, адресованные Розе Андреевне. Вот где берёт начало его удивительная проза!

«Где же ты? Чистая и прекрасная весенняя вода. Красавица моя, почему лес и река, покрытая лужами, пахнут твоими губами и звёздами…» «Я люблю, люблю всё! Вербу, жёлтый лёд, зелёные полыньи, далёкий лес, весеннюю грязь…

 
Весна и лес – солнце и ты.
Ты и солнце.
Ты – солнце.
Весна и лес – ты и я.
Я и ты – солнце. Люблю-у
Лю-блю-у. Люблю весну, солнце и тебя. А ещё люблю божьих коровок.
А ещё люблю барбосов.
С мокрым носом.
А у солнца нос мокрый?
У весны мокрый.
Солнце, барбосы, весна, я и ты!
Ура!!!»
 

Р. Харитонова была поэтом всегда. Поэтична её институтская проза. Вкус и чувство меры у неё были уже тогда. Вот рассказ «Сентябрь-декабрь». Точные характеристики персонажей, великолепные диалоги. А как передана самобытная речь жителей сибирской глубинки – с любовью, уважением, мягким юмором! Всё-таки хороший прозаик – не просто очень наблюдательный человек. Он ещё должен быть открыт миру, а не замыкаться в своих переживаниях. Р. Харитонова любила людей, чутко отзывалась на все внешние вибрации. Как мастеровитый художник переносит увиденное на холст, не искажая сути, так и Роза Андреевна умела двумя-тремя штрихами безошибочно запечатлеть явление на бумаге.

Рассказ автобиографичный. Обнажённость чувств, искренность, беззащитность и храбрость – откровенно о самом сокровенном! В рассказе Р. Харитоновой всё узнаваемо. Загадочный адресат её писем – будущий муж. Три её подруги – это Ирина Олтаржевская (Демакова), Галина Колесникова (Филиппова), Надежда Материна. И письмо – подлинное, принадлежащее перу И. Олтаржевской (Демаковой). В рассказе Розы Харитоновой обозначены главные ценности шестидесятников. Повествование о драматичном таёжном походе – это гимн дружбе, терпению, самоотречению во имя ближнего. «Сентябрь-декабрь» – на первый взгляд, бесхитростная быль, а на самом деле маленькая литературная жемчужина. Ничего лишнего, всё сцеплено крепко, а дыхание рассказа – лёгкое, прямо бунинское. А финал – почти как у А. Гайдара в «Чуке и Геке»: наступает Новый год, и впереди – счастье!

P. Харитонова 60-е годы.

Конечно, они были начитанные, эти филфаковские мальчики и девочки. Но в их юношеском творчестве не было старательно-серьёзного и потому смешного ученичества. Классические традиции звучат естественно и непринуждённо в их стихах и рассказах, таких свежих, бесстрашных, искрящихся. Вот и в этом рассказе милым эхом отдаётся прозрачная и глубокая русская классика.

В. Коржиков говорил о прозе Р. Харитоновой: «В этих рассказах чувствуется перекличка с Юрой Ковалём. Они не то чтобы из одного источника, но из одного рукава. «Летние рассказы» Розы написаны уже после Юриного ухода. Но это не так уже важно, кто за кем шёл. Бывает, один от другого загорится и выскажется лучше! Некоторые зарисовки Розы лучше Юриных». В прозе Ю. Коваля и Р. Харитоновой действительно много родственного: лёгкость, летучесть какая-то. И лёгкая печаль, ощущение хрупкости всего живущего и горькая нежность к нему. И не случайно к своим стихам и рассказам Р. Харитонова часто выбирала эпиграф из Коваля…

Первые стихи Р. Харитоновой были напечатаны в журнале «Новый мир» в 1976 г. Поэт Евгений Винокуров их похвалил, сказав: «Это настоящая поэзия». Но ещё будучи школьницей, она получила благословение от Натальи Кончаловской. «В классе четвёртом я написала стихотворение о Москве. И вот в небольшой, но замечательной библиотеке имени Льва Толстого на Полянке, куда я ходила каждый день и числилась, наверное, самой ревностной читательницей, состоялась встреча с поэтессой Натальей Кончаловской. Она прочитала мой стих и сказала слова, которые я запомнила: «Я состарюсь, буду ходить с палочкой, приду сюда, открою книгу, а там будет написано: «Роза Харитонова»».[52]52
  Из личного архива Н. Богатырёвой.


[Закрыть] Это было первое моё стихотворение, отмеченное настоящим поэтом». Н. Кончаловская книжки не дождалась, первый сборник стихов Р. Харитоновой вышел в 1997 г.

В этих стихах расцветает огромный мир – объёмный и живой, ласковый и печальный. Читаешь их и видишь пустынную Пироговку, тихий осенний свет, задумчивые маски на стене главного корпуса нашей альма-матер и смешное и странное существо, которое задумали как флагшток, а оно живёт своей тайной жизнью… Читаешь эти стихи и видишь подмосковный лес – «сосновый, светлый и строгий». Сосны на прибалтийских дюнах, искорки янтаря на песке… Чуткий, просторный и живой мир открывается в этих стихах.

Р. Харитоновой чужда декларативность. Но негромкий её голос проникает в самое сердце. В стихах – вся она, бросающаяся на помощь, всегда поддерживающая и словом, и делом, отзывчивая до самоотречения. Светлый, без малейшего тёмного пятнышка в душе человек. Она не стыдится проявлений любви и дружества.

«В Москву! В Москву! В Москву! К друзьям! К друзьям! К друзьям! Там разогнать тоску! Там волю дать слезам! Наговориться всласть!..»

Но чем сильнее привязанность, тем непоправимее потери:

«Всё больше простора – упали осенние листья. Всё меньше пространства, где светят любимые лица».

Поэты обычно выражают сугубо личные переживания. В этом нет ничего плохого: содержательный человек интересен другим. Но Р. Харитонова вместила в себя радости и печали всех близких ей людей.

…Вращается планета, на смену осени приходит зима. И Роза Харитонова – художница, прошедшая школу Михаила Максимовича Кукунова, полвека ведшего курсы рисования на Парнасе главного корпуса, – талантливо запечатлела это красками на холсте и словами на бумаге. И стихи её вдруг выстраиваются в поэтический календарь.

У неё много «осенних» стихов. Связано ли это с «осенью жизни»! Кто знает. Но они полны светлой грустью и тихой радостью.

«О, неизбежность листопада! Уже… Уже… Что было украшеньем сада, лежит в меже. Забытым яблоком круглится в воде луна. Денёк осенний в луже длится до дна» («Очи одиночества»)

Сменяют друг друга времена года, проходит жизнь. И лирические зарисовки Розы Харитоновой полны светлой и печальной философии.

«… А я благодарю свой мир за то, что я могу сказать: благодарю! За рыжую листву на новеньком газоне, за голоса друзей не только в телефоне, за деревенской печки едкий дым, за поздний одинокий одуванчик, что желтым был и сделался седым». («Притяженье осенних глаголов»)

P. Харитонова и M. Кукунов, 80-е гг.

Она находила диковинные, но очень точные сравнения временам года. Месяцы для неё – не только отрезки в загадочном потоке времени, они зримы, осязаемы. Март – то

«продрогший всадник на неопытном коне»,

то «молодой канатоходец»,

«клоун, колдун, укротитель»,

который «за кулисами года сменил вороха одеяний».

Август – «авангардный музыкант», который

«сломав мотив, раскланялся и на глазах у всех уходит».

В стихах Р. Харитоновой много воздуха, пьянящих запахов: это ветер «ландышевого мая»,

«винный дух опавших листьев»,

«сосновый воздух»,

«воздух скошенного луга».

Читаешь эти строчки и ощущаешь на своём лице то озонное дыхание дождя, то осеннюю свежесть, то «бензинный ветер – тоже ветер», а то «полынный ветерок метро». «Грозой пахнуло. Воздухом судьбы». «Меж двух стволов стоит осенний воздух. И веселит, и жажду утоляет».

Поэтический словарь Розы Харитоновой – это словарь художника.

«И неподкупный луч осенний волну дробит, он цвет сквозь линии просеет и оживит».

Её стихи многоцветны:

«И молния, мир из меня, стекает небесным лиловым, лиловым…»

«Ещё светло, но цвет уже слабеет, шампанской пеной плещет в небесах».

«Седые космы трав».

Даже весенняя грязь – разноцветная! В её стихах царит жёлто-коричневая гамма:

«медные кованые листья», «вагон цвета горчицы», «деревьев жёлтые гривы».

Много рыжего цвета:

«порыжевший тон травы», «рыжая листва на новеньком газоне», «рыжая глина», «в рыжих соснах сохнет солнце».

И очень много синего:

«меж синих неба лоскутов»,

«вечер сделал берег – синим»,

«сквозняки в синей полночи».

Р. Харитонова на встрече в МПГУ,2005 г.

Есть целое стихотворение «Синий город», где синий цвет – и символичный, и смыслообразующий: синий – цвет небес, счастья и любви, а чёрный – цвет разбитых надежд. Даже телефонный звонок у неё – синий! И «синий всплеск в твоих глазах».

Её стихи графичны:

«На синем небе – белые берёзы. На белом снеге – синие стволы». «Белы, белы, белы, белы зимы мотки, полотна, пряжа. Черны, черны, черны, черны забор, кусты, воронья стража». «В окне морозном причудливо разросся какой-то лес. И женская фигура в длинной платье откинулась – да всё никак не упадет. К полудню они растают – и лес, и женская фигура в длинном платье…».

Острый взгляд художника способен уловить самую суть явления, и рождается короткая, точная зарисовка:

«Шнурочком вспененный прибой старинной белой занавески заносит снежною крупой… В окне чужом – свои ветра, туманы, всплески» («Вид с улицы»)

А ещё в её стихах много движения, сильного, плавного, текучего. «На ветвях проснувшихся ливень почек розовых. И ручьём очнувшимся смыт вчерашний снег».

Да, Роза Харитонова – истинный поэт. Есть вдохновенная вольность в её стихах, та уверенность, которая позволяет писать верлибром (высший поэтический пилотаж!) и рифмовать с кажущейся свободой и небрежностью, которая профессионалу стоит упорной работы. Она могла всё стихотворение построить на фантастических созвучиях вроде «пригородам – Сигулду», «тает – Гауйе» («Впервые в Прибалтике»). Могла непринуждённо поменять парную рифмовку на перекрёстную («Репейник»), а мужские окончания срифмовать с женскими: «горчицы – ворчит»! И не стоит искать здесь потаённого смысла, ведь ей писалось как дышалось – легко!

Да, повезло ученикам Розы Андреевны: преподаватель, не просто чувствующий слово, а творящий это самое слово, – подарок иностранцам, изучающим русский язык…

В стихах Р. Харитоновой ощутима тяга к прошлому, интерес к нему:

«Мне кажется, в домах, где есть старинные часы, царят другие запахи и звуки. И позы у окна. И жесты у стены. И смех другой. И дольше боль разлуки».

Ностальгическими раздумьями о прошлом и невесёлыми – о будущем проникнуты почти все стихи Р. Харитоновой. Эти раздумья усилились в ожидании перехода в новый век.

«А может, век не так уж был и плох? Но дело сделано. С начинкою из счастий и несчастий мы вынем новый век, как из печи пирог. Он обжигает, пышет жаром синим. Гроза уходит. Гости на порог! Поставь на подоконник! Пусть остынет!»

И вновь радостно встречать в стихах Р. Харитоновой знаки дружества – институт, друзья. То, что в любых горестях и вихрях помогает устоять.

«Новый Год! Я плачу, Новый Год! Ты теперь уже не за горами. Что сулит нам снежный хоровод, кто стучится в дверь между веками? А пока – декабрь еще живой, у лотков – застывшие торговки. Я сквозь слезы вижу, сам не свой, наш приют, наш дом на Пироговке. Все вбирает, раковиной светит, бухтой сердоликовой виденьем, наш привал, оазис перед этим… Перед спуском? Перед восхожденьем?» («Плач по декабрю», накануне 27 декабря 1999 г.)

А эти её строки могут быть эпиграфом к судьбам и творчеству всех шестидесятников: «Наверное, это выброс на солнце был, в шестидесятые впечатал нас с тобой…»

В стихах Розы Харитоновой много поэтических находок, неожиданных метафор: «Как от рыбацкого крючка, мой рот распялен от улыбок…», «Вот и я хотела б вскинуть брови и в глаза себе закапать властность».

Р. Харитонова

Когда читаешь её застенчивые, тёплые, искренние стихи, то от их негромкости, прозрачности и мудрости возникает ощущение счастья. Бушуют вокруг злые чувства, зависть и злоба, но становится спокойно и тихо под защитой этих стихов. В. Коржиков так отозвался о её стихах: «Я перечитывал первый сборник Розы и вдруг почувствовал такой толчок! Тут присутствует настоящая поэзия! Предметность схвачена. Мне очень понравилась строчка «телефонная трубка – чёрным сфинксом». Вот и Юрка Ряшенцев в предисловии здорово об этом стихотворении написал… У Розы есть мастерство, её стихи сделаны тонко».

Использованная литература

Роза Харитонова:

1. День, который не вернётся. Стихи. – М., 1997

2. События личной жизни. Воспоминания, проза, стихи. – М.: Соверо-принт, 2009