Текст книги "Индийский принц, или Любовь по заказу. Исповедь функции"

– Джи, дай ей поговорить. В Россию позвонить.

Мужик задумался, но протянул трубку. Телефон оказался новый, дорогой, многофункциональный. Может, он и правда какое-то дельце имеет, просто скупиться на одежде.

– Как набирать? – потыкала наобум, но табло не включилось.

Камал вернул себе мобильный и сам набрал код страны. Дальше я диктовала ему Сашин номер по циферке. Раздались гудки.

– На бери. Говори.

Я с жадностью рванула телефон к уху.

– Алле! – раздался незнакомый голос брата, басистый, грудной, какой у него всегда появлялся в трубке.

– Саш, это я…

Радости не было предела. Он волновался и распрашивал как я тут поживаю. Я пожаловалась, что мне плохо и тут порнушку при мне и мужике постороннем врубили. Никакого уважения. Мамашка заставила чай таскать. Вобщем, не успела договорить и услышать новости, как мобилу из рук вырвали и вырубили: две минуты кончилось.

Я жалобно уставилась овечьими глазами. Камал сжалился и снова набрал Россию.

Саша дорассказал, что хорошо сдает экзамены без долгов. Все дома скучают, а папаня все ноет: «Зря поехала, только деньги мои потратила. Они от нее только одну визу хотят и приехать всей семьей». Как я раздражалась на это дома, но теперь меньше. Пророчество или еще как, но так и выходило. И мне это было неприятно.

Я отдала телефон и всех простила. Потому что зарядилась семейной волной. Все у меня будет благополучно. Даже если пока рядом сидят пьяницы и извращенцы.

С тех пор я перестала относится к Камалу с неприязнью. Он давал мне возможность услышать родные голоса. И словно по волшебству, я с каждым разом все больше начинала понимать и его нездоровый хрип-речь.

Пунит дрых лицом вниз на своей с братом кровати. Уже третий час прошел, а он все не просыпался. Даже Ручи вернулась с работы и куда-то убежала. Я сидела на черном диване и смотрела с Кришенлалом старый нудный фильм, где играла прославленная парочка Дхармендры и Хемы Малини. Время от времени Шанта звала меня к себе на кухню и предлагала то отнести ее мужу чаю, то почистить и ошелукать ему гранат. За это даже мне один уделила.

Мне все равно нечем было заняться и я выковыривала зернышки в чашку. Потом протянула хозяину, что, уставший после целого дня счетоводства, бревном валялся на кровати и попердывал.

– Ой, мне? – удивился и преподнял голову, – не надо. Я не хочу.

– Но анти… – запнулась, все еще не зная как называть Шанту, – сказала вам дать.

– Спасибо дочка, но правда я не хочу. Ты лучше сама поешь. Я слышал ты очень любишь фрукты.

Я разрывалась между желанием уступить ему и тем, что хозяйка с кухни делала мне знаки настоять и оставить ему чашку с гранатом. Кришенлал понял мое смятение и отсыпал себе на поднос из-под чая меньше половины, остальное отдал мне. Шанта одобрительно кивнула и я с удовольствием съела свою долю.

Появился Ашвани в хорошем настроении. Поклевал немного зерен граната на подносе у отца, прилег посмотреть кино, подмигивая мне то и дело, потом встал и спросил:

– Вчера ты просила Пунита показать тебе графические программы на компьютере? – я кивнула. – Не научил?

– Нет.

– Все еще хочешь научиться? Пойдем покажу.

И вроде такой любезный, простой. Я поверила, что он и в самом деле сейчас покажет, как оживлять на экране рисунки и фигуры, вытаскивая их из плоскости. Я уже говорила, что мечтала когда-нибудь состряпать собственный мультик вроде популярного Шрека.

– Ма, я покажу Наташе, как работать на компьютере, – оповестил мать, когда мы подошли к запертому закутку с аппаратурой.

Отпер. Все включил. Отдал мне лучший стул, поставив его у стены в углу. Сам разместился у входа, развернувшись спиной, чтобы отгородится от любопытных.

Для начала открыл мне Ворд – я кивнула, что прекрасно с программой знакома. Потом фото, скаченные из интернета. Мало и неинтересные. Включил солянку из песен.

Появилась Шанта с ужином из ненавистных роти с далем, но специально для меня положила даже кефирчику грамм сто (я усмехалась себе, сравнивая с трясущимся пьяницей: «ну дайте хоть сто грамм опохмелиться») и две дольки помидорки. Довольная улыбалась, глядя на нас, как мы дружны, и качала привычно головой «бария, бахут бария».

– Что-нибудь еще? – умилялась на нас, как будто мы с Ашвани пара.

– Нет, потом если что надо крикнем, – ответил сын и спиной снова развернулся, заслоняя проход. Шанта удалилась.

Я оторвала кусок лепешки с фатальным смирением. Жрать или не жрать? – вот в чем вопрос, если перефразировать великого Шекспира. Ашвани как раз мышкой водил по экрану.

– Смотри.

Я подняла голову и передо мной запрыгали те же голые жопы. Потом вздыбленные пенисы и сморщенные от восторга морды. Все как вчера. И как по сговору заиграла «Джаст чил, чил».

Я опять попалась на старый фокус, разве что факир другой. Но отнеслась к этому с невозмутимым спокойствием. Также дергала лепешки и смазывала их жидкой кашей, откусывая для сдобрения по миллиметру томата.

– Почему не смотришь, не хочешь или не нравится? – елейным голоском шепнул Ашвани.

– Ты же обещал показать графику.

– Ну а чем тебе это не графика? Не, ну ты только посмотри! – оторвал меня от еды. Я подняла равнодушно глаза на экран. Перед самым моим носом во весь экран влагалище с вытекающей оттуда жидкостью. – Разве тебе это не нравится?

– Нет.

– Почему? – вытаращил глаза. – А мне очень, – и провел ласково по моему плечу.

– Я рада за тебя, – снова опустила глаза на тошнотворный даль. Он положил ладонь на мое колено и заглянул в лицо.

– Ты мне очень нравишься.

– Спасибо.

– И я хочу с тобой также как там, – кивнул на кино. Я мотнула: нет. – Ну почему? – почти захныкал и чмокнул в плечо. – У тебя красивые глаза, красивые губы, красивая грудь. Мне все нравится. Пойдем сейчас на крышу?

– Нет, – продолжала холодно макать хлебные куски в дахи.

– Боишься? Но нас там никто не увидит. Ручи нет дома. Пунит спит. Отец смотрит телевизор, а анти сейчас закончит с делами на кухне и пойдет спать. Обещаю, тебе понравится. Я не такой грубый, как Пуно. Я знаю, что нравится девушкам. Пойдешь?

– Нет.

Подошла Шанта. Его ладонь только немного съехала с моего колена, а палец на мышке щелкнул по окну с фотографиями.

– Вы тут долго еще будете? – зевнула женщина. – Роти надо? Даль?

– Нет, спасибо, – принужденно улыбнулась ей. Ашвани притворно оскалился: ма, можешь не беспокоится, иди отдыхай.

Женщина крякнула, хватаясь за поясницу, выключила на кухне и в коридоре свет и пошлепала тяжелой походкой в зал к мужу.

– Ну вот видишь, все ушли, – обнял меня за плечи и прижался. Я сняла его руку и посмотрела в упор.

– Зачем ты мне показываешь это?

– Потому что ты мне очень нравишься.

– Я приехала к твоему брату.

– Ну и что? – с искренним изумлением пожал плечами.

– И ты думаешь это хорошо и правильно? – неужели у них вообще нет никаких принципов?

– А почему плохо? Когда ты выдешь замуж за Пуно, ты ведь со мной тоже будешь дружить. Ну как второй муж.

От возмущения такой дерзостью даже ноздри раздулись. А он усмехался глазами и наглаживал мне руку.

– Идем туда? – кивнул на верх.

– Нет.

– А когда?

– Никогда.

Я встала, забирая с собой посуду – ужин кончился.

– Подожди, – потянул вниз за руку. – Посмотрим еще кино, – я отриательно мотнула. – Ну если хочешь, сейчас научу тебя, как делать мультфильмы.

– Не хочу. Научил уже.

– Правда хочешь уйти?

– Правда.

Он убрал руку и расселся так удобно на стуле, что мне чтобы вылезти в коридор придется вплотную с ним потискаться.

– Встань, иначе я испачкаю тебя, – пригрозила грязными тарелками.

– Ну и что? – усмехнулся. – Я не держу. Не хочешь со мной тут сидеть – иди. И хоть всего испачкай.

Не раздумывая долго я полезла мимо него, намеренно придавливая его руками к стене.

Бросила посуду в раковину, как рекомендовала Шанта, и ушла к себе. Свет мне включать не разрешили и я лежала в одиночестве, слушая до поздна ритмичный хит, долетавший из конуры. Вскоре появилась и Ручи. Не объяснив где была, быстро переоделась и легла рядом.

– Наташа, ты уже спишь? – шепнула мне.

– Нет.

– Музыка у Ашу мешает?

– Нет.

– Можно попросить его сделать потише. Жалко его. Он так всегда по ночам работает. Устает. А потом днем спит долго. Понимаешь?

– Понимаю. Заработался.

Наступило утро, за ним пролетел день.

Чтобы немного развлечь меня, Ручи, на которую заботливые братья взвалили обязанность заниматься моим досугом, кинула уставше в комнате свою сумочку и взяла только мобильный.

– Хочешь погулять? – вяло мотнула мне.

– Конечно, – рванулась я к выходу.

– Подожди, сейчас я возьму деньги.

Она подошла к матери и попросила у нее несколько рупий.

Я удивилась: сама работает и в кармане ни копейки мелочи для всяких расходов. То, что они всей семьей копили Ручи на свадьбу с приданным и на процветающий бизнесс Пунита с Ашвани где-нибудь в Европе, желательно в Англии, это я уже давно поняла – они сами часто заводили разговоры об этом. Шанта была хранилищем и счетоводом. Часть денег откладывалась ежемесячно на банковские счета. Но даже на пирожок у них ни у кого не водилось собственной наличности.

Шанта подошла к несгораемому шкафу и, нисколько меня не стесняясь, вытащила ларец с сокровищами. Там же под одеждой прятала она и сухофрукт, которые поедала втихоря наедине с бездушной панкхой.

Ручи свернула пару красных бумажек и махнула мне.

Я стрелой взлетела с провалившегося дивана и пошла послушно следом за маленькой девичьей фигуркой.

Я боялась спрашивать куда мы идем. Надеялась только, что не снова в тот парк, что ходили уже три вечера подряд. Десять на пять метров окруженную каменным забором лужайку вообще трудно было называть парком, но и он был для меня собачьим выгулом на свежий воздух.

Мы сразу направились в противоположную сторону и я вздохнула с облегчением. Запиликал мобильный. Ручи поднесла его к уху и прохрипела:

– Алле.

Покосилась не меня. Я поняла, что речь шла обо мне, она сказала, что рядом – отсюда я и вычислила, что с ней я рядом. После этого голос ее сделался до того сипло-тихим, что как я не напрягала уши, ничего не могла услышать и разобрать. Оставалось лишь идти сбоку и поглядывать с завистью на освещенные окна, в которых семьи собирались по вечерам и весело болтали, пялились в цветные телевизоры, с тарелками ужина в руках.

Мне такая идиллия и не снилась. Прошли мимо еще одного пятиметрового парка. Даже захотелось заглянуть в него, но Ручи прошла мимо. Я опустила голову: иду тут как приложение. Ни человек, ни вещь. Еще и поговорить ей мешаю.

Повернули за угол и оказались на широкой более яркой дороге. Не доходя до освещенного перекрестка, на котором толкаясь, прорывались рикши и мотоциклисты, завернули в магазинчик без дверей. Только тут Ручи попросила перезвонить позже и взглянула на витрину. Духи, помады, мыло, шампуни, лаки. Ведь все же продают. Зачем у меня выпрашивать? Мои ничем не отличаются. Разве что привезены из России.

– Смотри, тебе какая тут помада нравится? – тыкнула пальцем Ручи на ряд раскрытых образцов разной тональности.

Я нагнулась над ними. Пригляделась. А для кого, собственно, помада? Не для меня же? С какой стати им делать мне такой подарок, когда при них я ни разу не красила, потому что в Индии летом губы не сохнут. Может Ручи вдруг себе захотела? На работу ходить красоваться.

– Кому? – спросила ее.

– Ну ты выбирай, – махнула небрежно.

– Ну если молодой девушке, то надо посветлей, – предположила я.

– Какой цвет?

– Ну вот, светло розовый или кремовый, – указала на номера помад.

Ручи попросила парня продавца вытащить ей и показать. Понюхала. Повертела перед глазами. Сунула мне. Отдала обратно. Походила еще взад-вперед. Обратила внимание на желтые детско-женские часы с веревочкой вместо ремешка.

– Ой какие! – радостно завопила, подзывая меня и тыча в них.

Мелькнула мысль: напрашивается, что б я купила ей в подарок. Но я-то не взяла никаких денег. И из тех, что лежали в кошельке, уже осталось сорок долларов и триста рублей русскими на обратную дорогу из аэропорта. А мне еще не известно, сколько торчать тут. Не сегодня-завтра придет им в голову блажь выкинуть надоевшую собачонку на улицу и куда я вообще пойду? А на сорок долларов хоть рикши повезут до российского посольства.

Продавец снова вытащил ей с витрины образец. Ручи быстро ловкими движениями напялила на запястье и затянула шнурок. Часы сидят как пришитые на руке. Смотрятся прикольно на Ручи. Как раз по ее полудетскому характеру и хрупкой внешности.

– Я подумаю, – вернула.

Снова подошла к помадам. Потопталась. Мне уже стало надоедать.

– А это кто такая? – спросил Ручи, не выдержав, по хинди продавец, незаметно кивая на меня.

– Это? – повела взглядом, – так подруга. Из России. Дома у нас живет.

– Ух ты! – поразился парень. – И что?

– А она хинди немного понимает, так что у нее сам спроси.

Тот аж слюной поперхнулся: хинди понимает?! Посмотрел на меня виновато, по-собачьи:

– Экскьюз ми, как ваше имя?

– Наташа.

– Из России, да? Я слышал. Большая страна!

– Да, самая большая, – моя страна – единственное, чем я могла еще гордиться.

– А у вас в стране какая религия? Христианство?

– Все религии есть. Главная да, христианство.

– А вы тоже христианка?

Я задумалась. В моем представлении давно все сбилось и протестовало против привычного понимания бога-Христа и его отца, и какого-то духа, который то ли бог, то ли ничто-невидимка. Я читала разную философско-эзотерическую литературу и пыталась соткать для себя свой собственный осмысленный образ Бога или Высшего Разума, или Вселенского Закона, но пока четкости не было. Плавала лишь общая идея, что есть некто, кто все сотворил и потом дал каждому волю и право самому распоряжаться своей жизнью и крутиться-вертеться как сможешь. Воля у меня была маленькая. Крутиться-вертеться я так и не научилась. Поэтому порой казалось, что Создатель меня давно позабыл.

– Наташ, он тебя спросил, ты в Христа веришь? – дернула меня Ручи, выводя из раздумий.

– Ну… нет… у меня… – начала было объяснять, но поняла, что даже по-русски еще никому не смогу показать, во что и в кого я верую, а уж на малознакомом хинди и подавно.

– Вы мусульманка? – удивился продавец.

– Нет, – я улыбнулась. Этому конца не будет. Придется признать его версию, чтобы отстал. – Да, христианка.

Они оба облегченно вздохнули: все встало на свои места. На этом разговор и потух, перейдя снова на помаду. Ручи наконец-то ткнула пальцем на черно-бордовую.

– Эту беру.

– Себе такую? – удивилась я, представляя, как почернеют некрасиво молодые и без того темные губы Ручи.

– Нет, маме.

– Маме? – не поняла юмора, – зачем ей?

– Чтобы быть красивой, – посмеялась девушка моей недогадливости.

– Но она ведь целыми днями дома и никуда не ходит!

– Но она замужем. Ей надо быть красивой перед моим папой.

Я представила этого изможденного флегматичного человека, доброго, молчаливого и уставшего от жизни не меньше, чем его жена. Вряд ли он еще после работы в десять вечера будет смотреть на фальшивые бурые губы.

– А почему такой цвет нехороший? – поежилась я.

– Потому что все замужние красят губы только в такой цвет, – пояснила она четкими словами. – Молодые могут и другим цветом.

Я сразу вспомнила соседок на балконе, беременную жену их друга Паяль, взглягнула на проходящих мимо женщин. У них у всех на губах некрасиво лежала помада этого цвета. Я поморщилась. Ручи это заметила и стукнула шутливо по плечу:

– Не бойся. Когда за Пунита замуж выдешь, можешь любой помадой красить. Тебе можно. Ты – европейка.

Я усмехнулась, тоже придавая разговору видимость шутки.

Ручи повернулась к продавцу. Подала деньги и сразу что-то спросила. Он кивнул и вытащил из коробки другую маленькую коробочку. Выложил на прилавок. Раскрыл. Внутри лежали шерстяные разноцветные ниточки и валялись мелкие белые кубики. Каждый из них – отдельная латинская буква.

Ручи запустила туда руку и быстро стала выбирать и откладывать некоторые из них. Я внимательно следила за ее движениями и анализировала буквы. Стало получаться в совокупности два имени – Ручи и Амит.

– А зачем это? – спросила ее.

– Ну это имя составляешь, потом кубики в ниточку проздеваешь и на руку повязываешь. Можно себе, можно другу подарить.

– И какому другу ты подаришь? – спросила ее с лукавой улыбкой.

– Никакому, – ответила резко, не моргнув глазом и сразу сбила в кучу все отобранные буковки.

Я поняла, что не хочет мне рассказывать. Интересно, а дома она скажет своим, что набирала имя Амита?

Она велела продавцу собрать кубики в пакетик, выбрала мгновенно две веревочки и расплатилась за все.

– О, а часы? – вспомнила она, – тебе они понравились?

– Понравились. Тебе они идут.

– Ладно, давайте тогда и те желтые часы.

Упаковав все в салофанчик, продавец протянул ей и улыбнулся мне:

– Рад был с вами познакомиться.

– Спасибо. Я тоже.

Мы вышли. В ушах еще стоял пренебрежительный тон Ручи: «это?.. так, подруга, живет в нашем доме». Хуже татарина я им. Незванный нищий гость. Кость. Злость… пошли в голове издевки к себе.

Ручи властно схватила меня за рукав и потащила через лавину перекрестка. Разве здесь проходят? В шоковом состоянии я полубежала за ней и смотрела на наезжающие на меня медленно машины, на толкающие в колени колеса мотоциклов. Но мы выбрались. Живые. И я уверовала в чудеса. Поскольку переходить в Индии дороги без правил и регулировщика – уже великое чудо.

Сразу шмыгнули в освещенную швейную лавку. Портной мусульманин в серой шапочке на темечке, простодушно взглянул на меня и заговорил с Ручи. Они уже знакомы. Видать, частенько она к нему захаживает. То брюки подрезать, то подол подшить. В семье никто этим не занимается. У каждого свои функции. Да и зачем, если есть специальные портные, которые на это и живут.

– Да, мне такой длины, – у слышала я Ручин голос.

Она показывала на область чуть ниже колена и рассказывала, какого фасона ей нужно будет сшить шальвар камиз. Он сказал, сколько метров уйдет и почем. Цена выходила чуть выше копеечного, но сразу вылетела у меня из головы: мне ни к чему.

– Это будут шить тебе из того материала, что на рынке купили? – спросила я Ручи на выходе.

– Да, ты еще помнишь? – будто удивилась.

– Конечно.

– И ты все поняла, о чем мы с ним говорили? – изумлению ее словно не было границ.

– Ну не все, но поняла, – я развела руками: тут и без слов понятно, зачем пришли. Складываешь мелкие детали воедино и вот целая история. Купили ей ткани для офисного наряда. Теперь она пришла в швейную лавку. Показала какой длины ей надо костюм. Спросила о цене. Надо быть полным идиотом, чтобы не понимать таких элементарных вещей.

Она все еще охала и вздыхала, таща меня обратно через дорогу. Я уже меньше волновалась – опыт-то был. Положительный. А раз выжили, значит возможно и в другой раз.

Мы прошли тем же путем и поравнялись с парком, где темнели и шелестели банановые низкорослые пальмы. Плодов тут небось и не бывает. А если и вырастают, то не намного: не успевают – все оборвут.

– Тебе Амит нравится? – неожиданно вкрадчиво спросила Ручи.

Я повернула к ней лицо. Глаза ее светились в темноте.

– Да. Он хороший парень. А почему спрашиваешь?

– Нравится? А откуда ты знаешь, что он хороший? – приостановилась, чтобы легче допытываться.

К чему такой разговор. Неужели из-за кубиков? Хочет знать мое мнение о нем или что-то другое?

– Когда он приходит, мы же говорим. Его поведение. Что еще? Так уже видно.

– Видно? – она хищнически оскалилась. – Ты его любишь?

– Любишь?! Кого? Амита?! – у меня от неожиданности даже челюсть отвисла.

– Да. Если ты говоришь, что он хороший, – что-то злое и сухое свистнуло в ее голосе. Ревность?

– Просто Амит хороший парень и все. Как друг. Тем более это ты хочешь за него замуж, – перевела стрелки.

Ручи не ждала этого и нелепо засмеялась:

– Я? Да нет, ты что? Наташа пагаль. Я не собираюсь за Амита замуж. Я просто тебя спросила. А он мне тоже просто друг.

– Но ведь ты ему хочешь на руку повязать его имя, – хитро посмотрела ей в глаза. Она резко отвела и опустила вниз.

– Нет. Не было там его имени. Только мое.

– А лишние буквы?

– Ты плохо разглядела.

Ладно, не хочешь колоться, не надо. Не мое дело. Только и меня обвинять не следует. Я сразу подумала, что наверно звонил на том пути Амит и спросил обо мне. Вот у нее ревность и вспыхнула. Теперь отпирается. А может хуже? Замедлила шаг от догадки. Сердце испуганно заколотилось: хотят обвинить меня в неверности – хороший повод выгнать. «Мы тебя приютили, а ты так неблагодарно и по-свински нас позоришь. Пошла вон шалава!» Иначе зачем Ашвани соблазнял меня? Зачем казал порно и звал на крышу? Проверка. Провокация. Интриги. Теперь и Амита приплели. Вот как вы, значит, задумали…

Я опустила голову так низко, что только и видела вылетающие носки своих ног и темную поверхность дороги.

Дошли до дома почти молча. Ручи только спросила еще раз, как мне ее часы и помада для Шанты. Я однословно говорила хорошо и снова погружалась в невеселые мысли. Скорей бы уж все разрешилось. И домой. К маме. В Россию.