Текст книги "Индийский принц, или Любовь по заказу. Исповедь функции"

***

Мне всегда очень хотелось узнать программы 3DMax и Makromedia Flash, чтобы научиться строить анимацию, занимательно создавать собственные мультики по излюбленным узбекским сказкам. Раскрутить, разослать по всем телеканалам. Гонорары. Может кто образы себе в бренд возьмет. Вобщем, я мечтала уцепиться за каждый шанс получить богатство и славу.

Пунит еще в первое знакомство, сунув визитку, сказал, что они с братом занимаются разработкой сайтов и вообще владеют компьютерной фирмой. Я, конечно, отдавала себе отчет, что речь не идет о корпорации и вся фирмочка состоит не больше, чем из трех человек вместе с Арорами, которые засели в мизерном офисе-ванной, на манер тех, в которые заходили по делам мы с Виджендрой. Меня это и не смущало: предприимчивость – всегда хорошо. В отличии от них у меня вообще не было никакого дела. А они знали компьютер как свои пять пальцев: ремонт, программирование, прибамбасы… И я загорелась узнать от будущего мужа, каким его считала по началу, как работать с трехмерным изображением и создавать искусственный мир.

– Конечно, я знаю эти программы и умею работать с ними, – пожал небрежно плечами Пунит. – А ты разве нет?

– Нет. Поэтому и хочу, чтобы ты меня научил. Сможешь?

– Когда хочешь? – повел неопределенно поверх моей головы глазами.

– Когда ты свободен. Я то прям сейчас могу. У меня много времени. Все равно сижу дома.

Я твердо решила, чтобы не унывать от скуки, не видя достопримечательностей и индийской жизни на улице, влиться в дела Пунита или хотя бы освоить компьютер.

– Ладно, – кивнул и пошел в зал. – Вечером приду с работы и покажу тебе.

Я обрадовалась. Наконец-то моя жизнь здесь наполнится смыслом и я вернусь домой компьютерно грамотным человеком.

Он ушел, а я кинулась в комнату за тетрадкой, чтобы описать впечатления об Индии, о Пуните, о развитии наших отношений. Плохое и хорошее, мечты и реальность. Я решила начать длинную повесть под названием «Дорога в Индию», начиная с детского восторга от этой страны по фильмам, что крутили раз в год в клубе, – еще собиралась куча народу, рот разинут… -, до… по крайней мере до конца этого пребывания тут. Мне хотелось поделится с миром своими впечатлениями, рассказать всем историю долгой любви длиною в целую жизнь.

На часах было уже не мало, когда Пунит ушел и, значит, вечер не за горами. Я найду чем занятся, ожидая своего учителя.

Вошла уставшая Шанта. Присела на краешек. Положила руку на покрывало, повернувшись ко мне в полоборота.

– Что делаешь?

– Пишу.

– О чем?

– Это… – помялась, подбирая слова и складывая из них корявые предложения. – В психологии говорят, что надо записывать, чтобы из души вышло. Это как упражнение.

– А-а, – потянула понимающе, хотя и не поняла, зачем изводить себя писаниной. Не так уж и много на душе, чтобы было чем испачкать тетрадные листы. – И что ты пишешь?

– Про Индию, как приехала…

– И я там есть? – удивилась она.

Я поздно сообразила, что наговорила слишком и теперь Ароры пристанут с расспросами. Неловко улыбнулась:

– Да.

Женщина ободрилась, повернулась ко мне полностью, забравшись на паланг с ногами.

– А что про меня? Надеюсь не плохое?

– Нет, – я отложила тетрадь в сторону, видя, что Шанта готова поболтать. – Вы хорошая.

– Правда? – засмущалась и это было смешно: почти пожилой человек и все еще заботит чужое мнение, особенно той, что годится ей в дочери.

– Да.

– Я тебе нравлюсь?

– Да.

Она сузила глаза от удовольствия и потянулась обнять меня. Потом распустила волосы, как если бы прихорашивалась перед смазливым пареньком, и вздохнула.

– Устала… спать хочу. Все бы бросила и уснула. День. Два. Неделю бы проспала. Руки болят. Вот тут, – поморщилась, потирая запястья и вверх до локтя. – Давай полежим.

Она повалилась на бок, укладывая меня рядом. Потерла лоб, глядя то на меня, то на потолок.

– Грязный уже стал. Черный от копоти.

Я сразу обратила внимание, что побелка на потолке и впрямь почернела, как если бы в доме топили печь. И почему у них такая гарь?

– Не знаю когда и уберу это. Может после ремонта…

Говорила больше с собой, но вслух. Я улавливала каждое слово и удивлялась, что все понимаю. Как так происходит, что иногда как прозрение найдет и чужой язык становится для тебя ясным и понятным как белый день, а потом через промежуток времени вновь сделается темнее ночи. Лишь по обрывкам слов и интуитивно определишь тему разговора.

– А ты знаешь, что Ашу ты тоже нравишься? – спросила ни с того ни с сего.

Я только улыбнулась.

– Он тебя о чем-нибудь спрашивал по этому поводу? Говорил, что ты ему нравишься?

– Говорил, – захотелось признаться.

– И что говорил? – ее глаза заблестели.

– Что у меня глаза голубые, кожа белая. И еще спросил, нет ли у меня такой же красивой сестры и для него.

Шанта радостно засмеялась.

– Бария! Бахут бария! – как будто это были ее излюбленные слова ко всему подряд.

Мы помолчали, улыбаясь каждая своим мыслям. Затем она продолжила.

– А твоя мама знает, что ты приехала в Индию и живешь у нас?

Я удивленно вжала голову:

– Конечно.

– И она не была против, что ты приехала выходить замуж за индийца?!

– Нет.

– И она не ругала? Может не пускала? Разрешила?!

– Да.

– А папа?

– Он дал мне денег на билет. Мои родители мне сказали, что я сама могу искать себе мужа. У нас в России по-другому.

– Нет, у нас мама ищет мужа для дочери. Мне родители нашли. И я потом поищу для Мини.

– Да, я знаю такие правила.

– Удивительно… – размышляла женщина вслух. – Я рада, что ты приехала сама и тебе нравится Пуно. И мама с папой не против… А ты не скучаешь по ним?

– Скучаю. И по Саше, брату. А вы не скучаете по своим родителям?

– Долго скучала. Плакала. Потому что далеко уехала после свадьбы. В другой город. Сейчас уже не так. Привыкла. Много времени прошло. Если ты захочешь жить у нас, я буду тебе как мама, согласна?

Я кивнула, давясь внутренними слезами.

– А вообще странно, что тебя одну отпустили. Неужели разрешили? Ты их не обманула?

– Нет, – улыбнулась ее недоверчивости. – Зачем? Это моя жизнь и мои родители хотят, чтобы я была счастлива. Только я сама могу выбрать себе как жить.

– Да… это хорошо, очень хорошо…

Панкха кружилась медленно и больше трещала, гоняя гарь по потолку, чем приносила воздуху.

– Выключи ее пока и давай немного поспим, – предложила Шанта, – а потом придут все с работы и их надо кормить. А ты есть сейчас хочешь? Испечь тебе роти?

– Нет, спасибо, – ужаснулась я, испугавшись, как бы насильно мне опять лепешек в рот не напихала. – Я не голодна.

– Может чаю?

– Потом.

– Или хочешь, может, прасат?

– А что это?

– Ну тот белый сахар в молоке, что я давала из банки.

– Нет, спасибо. Я правда ничего не хочу.

– Ну тогда ладно. Как захочешь скажи. Только обязательно, не стесняйся. Обещаешь?

– Обещаю, – усмехнулась по-семейному.

– Ну тогда ложись и закрывай глаза, будем спать, пока есть возможность.

Я согласилась, хоть и не хотела спать. Пописать в тетрадях мне уже не удастся. Она требовательно отложила мои рукописи на стол-сундук и показала, как надо закрывать глаза.

Как послушный ребенок я подложила ладони под голову и заснула. Сама не помня как.

Пунит как вихрь ворвался с улицы и влетел к нам в комнату.

– Спите что ли?

Мы приподняли отяжелевшие головы, разрывая слипшиеся веки. Смотрелись мы наверное смешно, как всегда смотрятся со стороны все насильно поднятые со сна и пьяные. Пунит смеялся в дверях.

Шанта быстрее меня оживилась и уже сидела на кровати, по-совиному вращая головой: затекла шея, и закручивая пучок волос.

– Есть хочешь? – спросила она сына.

Он бросил что-то невнятное, но мать его поняла. Сползла с постели и пошлепала к умывальнику, а потом на кухню. Пунит нырнул ко мне.

– Что делала?

Странный вопрос: разве не видел, что спала. Что мне еще тут делать?

Он уперся щетиной мне в шею и попытался повалить. Я оттолкнула.

– Ты обещал, когда вернешься, научить меня программам.

Он нехотя отстранился и кинул куда-то в сторону, не глядя на меня:

– Научу.

– Когда?

– Сегодня.

Я знала, что неопределенные ответы и приведут ни к чему, поэтому пристала, настойчиво, дотошно.

– Когда сегодня?

– Когда время будет.

Я поняла, что он не собирается. По губам пробежала судорога негодования: вечно врет, даже такую простую вещь, как показать мне на компьютере пару приемчиков и то не может – каких-то пятнадцать минут хотя бы!

– А сейчас разве нет времени? Сейчас ты занят?

– Ну я жду когда Ашу придет, – не ответ, а отвязка.

– Вот пока его ждешь и покажи мне.

Возможно в этот момент я показалась ему невыносимо прилипчивой и он вдруг сдался.

– Ладно, идем.

Я не верила своим ушам: разве он меня позвал?

– Сейчас? – переспросила, боясь, что ослышалась.

– Да, вставай.

Меня не надо долго ждать и упрашивать, когда мне это интересно. Я пружиной вскочила, нашарила рукой под палангом свои босоножки – каждый раз кто-то умудрялся мою обувь запихивать так далеко под кровать, что потом долго приходилось искать их там, лазия по полу на коленях, но на этот раз хватило и вытянутой руки – и посмотрела сияющая на Пунита. Он обвел меня пусым взглядом и развернулся. Мы вышли в коридор и завернули за угол, туда, где за железной раздвижной решеткой под замком темнел стол с компьютером.

– Ма, дай ключ, – крикнул он матери, хотя она бы и тихо услышала в полутора метрах от нас.

Женщина вопросительно посмотрела на сына, на меня: чего вдруг мы вместе стоим перед кладовкой (как еще назвать закуток, проем в стене, где стоит информационная машина). Пунит понял и пояснил:

– Покажу Наташе как работать с некоторыми программами.

– Правда? – посмотрела на меня с признательностью. Я до сих пор не поняла, почему именно так: может ее удивило, что я интересуюсь компьютером или то, что обратилась с этим к ее сыну, или что-то другое, мне неведомое.

Она отстегнула связку ключей от пояса и открыла со скрипом замок. Снова пристегнула связку и вытерла руки о подол, все еще глядя на нас с умилением и покачивая головой.

Пунит расдвинул решетку, включил свет.

– Проходи, садись туда, – указал мне на табурет в углу.

Загудел процессор. Я уселась. Не очень устойчиво, но как-нибудь высижу ради такого дела. Пунит сел у входа на более удобный стул. Монитор посинел, пропел свое трельканье и включился. Кейт Уинслет. Во весь экран красовалось ее лицо.

– О-о, – простонал восхищенно Пунит. – Бахут сундар! Очень красивая! Ты ее знаешь?

– Конечно, она играла в «Титанике».

Дико-удивленно он покосился на меня, словно этот фильм видели только в Индии, а откуда мне известно – ему не понятно.

– Да. Она там играла вместе с Леонардо Дикаприо, он на твоего брата похож.

– Да? – я неприятно поморщилась. Про Дикаприо ходили слухи, что он неправильной ориентации, и мне совсем не льстило, что моего брата сравнивают с голубым, будто и его причисляют к любителям мальчиков.

– А она тебе нравится? – снова уставился в экран, поглаживая золотистые локоны Кейт. – Такую бы мне жену.

Опачки. Меня как током прошило: а я чего тут делаю? Невольно далекая английская актриса стала моей соперницей. Даже не ревность была к ней – глупо, и не зависть – я ничуть не хуже, просто не столь знаменита, а обида что ли. Снова поняла, что ничего не значу для Пунита. Даже когда рядом, он мечтает о другой. Мелочь, можется, но такая ранящая.

Я сникла. Руки опустились. Единственной надеждой было сейчас овладеть компьютерной графикой, или хотя бы взглянуть мельком, как это делается. Дома же есть программа, нет только самоучителя, а так взгляну, может и отложится что в голове.

Толи понял Пунит, что сболтнул лишнее, то ли случайно вышло, но повернулся ко мне и взял за руку, на секунду:

– У меня ты есть. Ты такая же красивая как Кейт, даже лучше.

В ответ я только грустно хмыкнула. Он снова залез целиком в свой ПК, нашел список песен и включил. Мои любимые, новые, модные индийские. Пробивающий до слез женский голос тонко запел: «Агар тум миль джао, замана чхор денге хам…» (Если ты придешь, я брошу весь мир). В душе надорвалась струна, я опустила глаза, чтобы Пунит не заметил блеска в них. Любовь. Музыка о ней, фильмы о ней, мысли о ней, а где она сама? Не выдумка ли? Не заблуждение? Вот ведь совсем близко человек, которого я люблю даже в ненависти. Он так близко и так далеко. Чужой. Пустой. И почему бы ему не стать моим единственным? Я бы тоже бросила, как в песне, весь мир мужчин ради него одного, но… Только и остается со мной одно «но»: мои чувства безответны, а это значит, что я не имею права терять свое время на Пунита и губить свою жизнь.

Шанта оборвала мои мысли.

– Вот, поешьте, – поставила перед нами две тхали с роти. Опять чечевица. Как меня все достало. Единственным утешением на этом подносе был лук, свежий, порезанный тонкими кусочками и политый лимонным соком. Он не горчил. Шанта задолго до трапезы замачивает его в холодной воде, чтобы горечь вышла. После этого лук делается приятным, хрустящим и его можно съесть несчитано.

– Дать тебе дахи? – поинтересовалась хозяйка, уже зная, что я обожаю кефир.

Я приободрилась, довольно кивнула. Через минуту передо мной белела мисочка с душистым дахи. Похожий на тот кефирчик, что делает моя бабушка. Я вспомнила о доме и снова тоска еще острее, чем недавняя обида на Пунита резанула сердце. Быстрей бы все кончилось.

Я оторвала тряпочный кусок лепешки и обмакнула им похлебку.

– Ну давай, показывай, – чтобы отвлечься от грустного, напомнила Пуниту о программе.

– Тхике, – мотнул он, привстал и не отключая музыку, включил видео.

На экране неожиданно задергались голые люди. Девахи дергали у мускулистых парней пенисы, парни дергали девахам соски и все неистово орали, охали и дергали еще интенсивнее.

Не могу сказать, чтобы я была уж очень брезгливой моралисткой и во время еды меня трудно было чем-то отвратить. Но в этот раз лепешки с похлебкой показались такими тошнотворными, что в желудке произошел непроизвольный спазм. Проглоченное машинально выдавилось к гортани. Подавливая в себе рвоту, я неимоверным усилием зажала рот и сглотнула обратно. Неужели меня так оскорбило, что Пунит за едой кажет мне порнушку, совершенно неожиданно. И вместо того, чтобы учить графике. Не была я ханжой. Просто минуту назад думала о любви как сказке, есть ли такая, не миф ли. А тут порно. И меня из фантазий кинули на землю и я лицом угодила в грязь. Вот и все объяснение. Моя душа, высоко парившая не выдержала и бряхнулась прямиком на желудок.

Пунит звук кино настолько ослабил, что могли слышать выкрики и оханья только мы, различая их под громкий ритм хита «Джаст чил». Заведенный как раз под эту киношку хит постоянно повторялся, энергичный, живой, веселый, стал ассоциироваться у меня именно с порно. Потом, каждый раз, когда братья включали копьютер и заводили эту песню, говоря всем, что они будут работать и потому их не беспокоить, я знала, чем в действительности они заняты.

Едва Шанта входила, принося очередную лепешку, Пунит нервно переключал на свои фото. Целое портфолио, где он позировал в студии как настоящий модель. Красив, высокомерен, прямо бог. Шанта ласково поглаживала сына по голове, любуясь фотками, потом смотрела на меня, расплывалась в довольной улыбке и уходила. Я поглядывала на Пунита, ловила его томный полупьяный взгляд и вспоминала выражение: «Глаза – зеркало души». Впервые я столкнулась с тем, что фраза неверна. Глаза Пунита лгали. Всегда. И они, нежные, ласковые, красиво-глубокие, не были отражением его души, грубой, черной, холодно-жестокой.

Рывком он снова восстанавливал кино. Я уже спокойно ела лепешку – желудок смирился, душа сделалась равнодушной. Ну и что, что там гурьбой в перемешку дрочили, сосали, трахались, менялись парами и все время орали. Я отрывала тряпочное роти и грызла лук.

– Тебе нравится? – нелепо лыбился Пунит, прислоняясь к моему плечу.

– Что? Бходжан? – специально равнодушно казала на тарелку.

– Нет, кино.

– Нет.

– Почему? – он казался разочарованным ребенком, которого не похвалили за законченную им поделку. – А мне нравится. И всем нравится.

– Я рада за вас.

– Ну посмотри туда, – куксился он.

Я равнодушно смотрела. Ну совсем не впечатляло.

– Чей фильм? – спросила его, жуя похлебку.

– Мой.

– Я имею в виду, какая страна снимала.

– А! – наконец-то понял. – Это немецкий фильм.

– Ну-ну, дастиш-фантастиш, – вспомнила древнюю присказку про подобные фильмы. – А индийский такой фильм у тебя есть?

Мне вдруг стало любопытно, снимают ли в Индии порно.

– Нет. Наша саркар не разрешает. Есть некоторые индийские фильмы, но они плохие, не так, как в этом. Этот хороший, смотри.

На этом моменте снова появилась Шанта с добавками подливы.

– Не, я больше не хочу, – простонала я в ужасе.

– Ешь, ешь, надо быть сильной.

– Да, а то карате свое не сможешь делать, – напряг кулаки Пунит. – Вот видишь какой я сильный. Потому что я всегда ем шпинат.

Только забыл добавить, что изрядно переваренный, уже без витаминов. Так, для кишков только.

Они рассмеялись и Шанта подложила мне еще порцию. Лучше бы кефирчику дали, а то его экономят, жадничают, а гадостями пичкают.

– Силы у меня с фруктов бывают и от свежих овощей, – буркнула им. Они поняли.

– Это с тыквы-то или с огурцов? – поморщился Пунит. – Фу.

– Сам ты фу!

Шанта ласково глянула на меня:

– Какая вы милая пара.

Уголок моего рта покривился: знала бы она, чем эта милая пара тут занимается.

Пунит начал заинтересованно показывать мне все новые и новые свои модельные фото, приговаривая на каждом кадре: «Я красивый? Тебе нравится?».

«Индюк, – думала я, кивая в ответ, – напыщенный и самоуверенный. По башке и в суп. Вот и вся спесь долой».

– Ладно, когда поедите, посуду в раковину киньте, – перебила Шанта, – а я пойду отдыхать. Если что надо, позовите. Только сами тут долго не сидите.

При этом она подозрительно оглядела сына. Я ей кивнула и она ушла, выключив в коридоре и на кухне свет. Где-то за спиной, в зале послышался звук телевизора.

Пунит быстро вернул видео и накинулся на меня.

– Давай здесь.

– Чего?

– Как они.

– Нет.

– Почему?

– Потому что нет.

Он застонал приглушенно и повалился на стул.

– Ну мы же одни. Ручи еще долго не придет. Ашу еще позже. И мы услышим их шаги.

– Нет.

– Тогда пошли на крышу, пока анти в комнате.

– Не пойду.

– Я тебия люблу, – выдавил слащаво единственную выученную по-русски фразу.

Я хмыкнула и сунула в рот очередной кусок роти с чечевицей. Пунит оглянулся убедиться, что мы действительно одни.

– Пакаро, – схватил мою руку и сунул себе под курту.

Я перевела по смыслу, как подержи, ухати. Это много позже, в разговоре с московскими индийцами, я случайно узнала, что выражение «лора пакаро» или просто «пакаро» означает «поймай член» и обращаются с такой просьбой к проституткам, дешевкам. Я тогда закусила губы, потому что боль обиды резанула грудь. Сколько бы не проходило времени, я мучилась, вспоминая Пунита, любовь к нему, две недели жизни с ним. Постыдным превратилось возвышенное чувство.

А тут, у компьютера мои пальцы окружили толстый эрректированный ствол.

– Сильнее, сожми, – просил Пунит морщась.

Я сжала. В какой-то момент Пунит незаметно щелкнул по правой кнопке мыши, появилась экселевская таблица с цифрами, и сел совершенно безразлично пялясь в тарелку. Я подняла глаза и прямо очумела. Над нами стояла Шанта, неслышно подкравшаяся в темноте. Этот предатель сразу ее заметил, но никак не предупредил меня. и теперь я, как развратная сука сидела и держалась за его все еще стоячий член.

Когда меня в чем-то уличали-так повелось еще с детства – я делала каменно-безразличное лицо: и что такого? А потом как ни в чем не бывало приступала к другому делу или продолжала начатое. Один раз (это был самый яркий момент) на уроке химии в восьмом классе нас соединили с классом старше на год. Мы четверо теснились за широкой кафельной партой: я с однокласницей и две девчонки чужих. Я сидела у окна. Пока химичка занималась разговорами по поводу самостоятельной работы со старшеклассниками, я смотрела на серое небо, пролетающих ворон, кончики деревьев и вспомнила ранний клип некогда успешной Ветлицкой. Мне сделалось тоскливо, захотелось забыть Костю Осипова из девятого А, которого я любила и страдала из-за собственного гонора, что не могу ему хотя бы улыбнуться, а ведь видела по его глазам, что тоже ему нравлюсь. Я замурлыкала еле слышно себе под нос:

Ты теперь не солнце, а скорей луна.

Про меня забудь – не вспоминай меня.

Я пела и пела, голос становился сильнее, ноты правильнее. И вдруг я услышала возгласы восторга. Обернулась удивленная: думала, меня никто не слышит.

– А ты очень хорошо поешь! – на меня смотрели четыре пары восторженных девчоночьих глаз. Спереди повернулись еще чужие лица.

Надо бы смутиться или обрадоваться, а я похолодела. Стеклянным голосом ответила: «спасибо» и, отвернувшись опять к черным воронам и серому небу, продолжила свои напевы.

Вот и в этот раз. Я сразу фыркнула в душе, защищаясь: «Ну и что тут такого? Ну и думайте обо мне, что угодно. Будто сама Шанта никогда не была замужем и не держалась за мужнин орган.» Убрала руку и как ни в чем не бывало, но с каменным непробиваемым лицом, доела остаток лепешки.

Я замечала, что во всех случаях, подобных школьному, я выходила вроде победителя и никто не мог больше и слова сказать. Тут тоже сработало. Шанта ничего не сказала. Постояла, а потом, опустив глаза, забрала тарелки и пошла на кухню. Включила свет, чтобы не оставлять нас одних, принялась греметь кастрюлями.

К ней у меня не было никаких притензий. А вот ее сынок. Его я просто ненавидела. Сука, тряпка. Изображает из себя святошу, совращенного ангелочка. И теперь ведет себя, как будто ничего не произошло. Повернулся ко мне и смотрит телячьими невинными глазищами. Оборотень.

– Ты будешь учить меня графике? – спросила его, переборов отвращение.

– Нет.

– Тогда я ухожу.

Я попыталась встать.

– Куда ты? Посиди еще. Сейчас она уйдет и…

Он не докончил под моим испепеляющим взглядом. Отключил порно и снова заиграла печальная мелодия, раздирающая душу. «Агар тум миль джао…»

Послышались шаги на лестнице. Из полутьмы коридора высветилось выпукло лицо Ашвани. Хитро прищурился:

– Чего тут делаете?

– Интересное что-то смотрим, – хотя я не видела, но не трудно догадаться, как в этот момент Пунит подмигнул брату.

Тот довольно отклонил голову назад, чтобы сверху лучше разглядеть меня.

Пунит включил мне опять свои разные фотографии – «смотри» – а сам встал и отошел с братом в комнату.

Я тыкала на стрелки в клавиатуре, поочередно просматривая одно и то же. И тут копм заглох. Все приборы, техника и уж такая чувствительная машина как компьютер всегда мгновенно реагировали на мое настроение и отвечали соответственно. Этот перестал работать. Завис. Я сидела и тупо стучала пальчиком по одной и той же кнопке. Сейчас придут и скажут, что я им все тут переломала.

Пунит вернулся.

– Тут компьютер не работает, – указала рукой на экран.

Пунит махнул:

– А, бывает. Кхараб хо гая, испортился, – и, попробовав отключить по правилам, дико выдернул из розетки.

Учеба окончена. Я встала и пошла к себе дожидаться Ручи. Слышала, как процессор снова загудел. В коморку пришел Ашвани и они оба что-то стучали, пока их мать кормила младшего. После того зазвучала на полную мощь энергичная «Джаст чил».

Появилась Ручи и своими разговорами отвлекла меня от неприятных мыслей.

На следующий день Пунит убежал очень рано, хотя клялся и божился, что вернется к полудню и мы поедем с ним на прогулку. Но на часах сначала зашкаливало на двух, потом на трех. В четвертом часу он появился. Глаза блестят нездорово, даже слезятся. Ворвался в комнату и рывком чмокнул в лицо, без разбора, куда угодит. От него пахнуло едва уловимым запахом спиртного. Он еще и пьет?

Следом за ним появился Камал. Все в той же одежде. И это при индийской болезни все стирать после часа носки?!

Позвали меня в зал – я так для собственного удобства называла вторую комнату с диваном для гостей – смотреть телевизор.

Шанта крикнула с кухни, что вернется через пару минут, спустится купить лука и еще чего-то. Они резко переглянулись, подмигнули мне заговорщицки и шустро вытащили их карманов штанов по маленькой бутылке. Как чекушечка по объему, но формой больше напоминало тройной одеколон.

– Быстро, пока она не вернулась, – шепнул Камал. На сей раз я легко разобрала его хинди.

Пунит пулей понесся за стаканами.

– Будешь? – протянул мне бутылку гость. Я брезгливо повела губой. – Зря. Хорошее качество. Дорогая.

Пунит вернулся и прихлопнул москитную дверь.

– Она не будет? – спросил у Камаля обо мне в третьем лице, как будто меня тут не было или я знакомая его «дяди».

– Не, сами, – посмотрел на меня: – а может того? Немножко.

– Нет, спасибо, – поморщилась. Меньше неизвестного алкоголя мне нравилась компания.

– Ну ладно, только анти ничего не говори.

«Странно, и он ее тоже анти зовет. Уж ему по возрасту-то она никак в анти не годится». Они жахнули заправски по полному стакану, закусив половинкой банана. Пунит совсем не казался паенькой, которого решили развратить. Даже не передернулся, не ухнул. Как обычную воду. Даже Камал поморщился и приложил по-русски рукав к носу.

– Ачча! – выдавил довольно Пунит.

– Ачча! – добавил напарник и разлил по второму стакану.

Послышались шаги Шанты.

– Как быстро вернулась, – выругались оба и молниеносно попрятали бутылки.

Пунит вырвал из холодильника два литра воды и как ни в чем не бывало начал по чуть-чуть разливать поверх алкоголя.

Когда его мать заглянула, все выглядело настолько мирно и мило, что она даже не заподозрила.

– Может чаю? – по-хозяйски любезно поинтересовалась у Камаля, глядя на стакан в руке, который так и обжигал ладонь, что мужик перекладывал его из одной руки в другую.

– Ну… можно.

Она удалилась готовить чай, захватив из холодильника чепляйку с молоком.

Двое тут же осушили стаканы и посмотрели на меня победителями. Я ни слова.

Камал забылся и вытащил сигареты, зажигалку. Вспыхнула искорка. Потянулся сизый дымок. Пунит, выглянув мельком в коридор, чтобы проверить мать, выхватил белую палочку и судорожно затянулся. Три-четыре затяжки. И вернул обратно. Только сейчас Камал вспомнил о моем отношении к сигаретному дыму и поспешно попрыгал на балкон.

Пунит, осоловев от счастья свободы и ощущения взрослой вседозволенности, подскочил ко мне и прижался, что чуть мне нос не свернул. Я пыталась вывернуться и в дверях заметила серьезное лицо Шанты. Пунит был к матери спиной и не видел. Оглушительный шлепок по макушке. Он подлетел испуганно вверх, что и пьянь выскочила.

Я опустила глаза от смущения. Не хотелось, чтобы она думала, что я тут всех совращаю. Пунит настолько еще пискун, что курит и пьянствует утайкой как школьник. А уж за ручку с девушкой подержаться и того опаснее.

Шанта позвала меня. Я неловко слезла и пошлепала за ней сконфуженная: сейчас выговорит. Но она предложила помочь с чаем. Я держала поднос. Она поставила на него три стеклянных стакана, наполненные меньше половины каждый.

– Иди отнеси.

Я немного опешила, как тогда с Паяль: с чего вдруг я стала тут прислуживать. Хотя если уже живу, то вроде помощи. Еще слышала, что у них традиция такая: жены сыновей приносят гостям чай, воду. Вроде показывают себя хозяйками. И я все еще не знала, как реагировать на это: радоваться и гордиться, что тебя за нечто приняли и впустили в круг семьи или обидеться. Но послушалась и понесла чай в зал.

Камал вернулся и снова сидел на прежнем месте. Они с Пунитом также по-шпионски вытащили и допили одну из бутылок. Вторую Камал оставил у себя. Его же Шанта обыскивать не станет.

Оба обрадовались, когда я протянула им чай. Пунит даже возгордился, показывая на меня дяде: смотри, какая у меня … (не знаю, какой эпитет подобрать, но это было не имя).

Я села и принялась дуть пенку.

Пунит не вытерпел и снова куда-то понесся. Через минуту, шарахаясь и выругиваясь, тащил громоздкий процессор. За ним и монитор.

«И не лень?» – удивилась мысленно.

Шанта послушно осталась при кухонных делах, чтобы не мешать сыну-бизнесмену вести переговоры или планировать проекты с партнером. Уж не знаю, какой он ему партнер по фирме, а уж собутыльник еще тот.

Пунит подключил компьютер к сети и щелчком мыши моментально нашел знакомые мне кадры. Все таже дикая порнушка. Сплошное дерганье за соски и фаллосы под взаимное аханье.

Пунит дебильно ыгыкал, тыча Камала носом в экран. Тот довольно хихикал и поглядывал в мою сторону. Я оробела. Вот так вот, при чужом человеке мне показывать с намеками неприличное видео. Зубы плотно вжались друг в друга. Я возненавидела Пунита еще сильнее, чем могла предположить.

– Смотри, – шушукались двое. Тот, что помоложе, подталкивал меня в бок, заставляя придвинутся ближе.

Я отпихнула его руку и сделала каменное лицо. Камал хитроумно ощерился и сутулясь поднялся:

– Пойду с анти поболтаю, – подмигнул племянничку.

Вопрос был ясен: «ты тут с ней оставайся, а я твою мамашку отвлеку». Пунит так и понял. Едва Камал спиной загородил коридор, как парень повалил меня к себе на колени, показывая кино.

– Мне не нравится, – вырвалась и снова села.

– Почему? – прослезился комично. – Очень хороший фильм. Мне нравится. И всем моим друзям нравится.

– Я рада за вас, – поправила шальвар камиз, что дала одеть Шанта.

– А тебе только такие фильмы нравятся, где так только делают? – съехидничал, мазанув пальцами по моему колену, вроде как погладил. Я не ответила, только опустила голову, представляя себе все их индийские фильмы про любовь-обожание. Вранье это все, надувательство. И хуже всего, что тьма европеек в это еще верит.

Пунит захотел целоваться, но я оттолкнула:

– Ты пьяный, фу!

Вспомнился собственный папашка. Бывало напьется с друзьями до блевотины и валяется потом в ней и булькает. Мама однажды не вытерпела и развелась. Получалось, что иду по ее стопам: такого же себе выбрала.

Нет. Определенно не хочу за него замуж. Уеду. Чтобы перевести разговор от неприятной темы, махнула в сторону кухни:

– Вы с ним вместе на своей фирме работаете?

Пунит разочарованно, что я не оценила его страсти, откинулся на спину:

– Он очень важный человек, мой дядя. У него очень большой дом и даже есть люди, которые там убирают.

Я недоверчиво поморщилась: у этого? С рикшевскими штанами и рубашкой зеленщика?

– Он очень богатый. Помогает нам, но сам бизнесом не занимается. У него есть, кому работать.

Я перестала распрашивать дальше. Все равно это не походило на правду. Я попросила позвонить домой.

– Подожди, он сейчас придет. С его телефона позвонишь. У него бесплатно две минуты разговора.

Камал вернулся довольно быстро. Как сам думал, что мы что-то успеем нагрешить или он увидит нечто похожее, как на экране. Разочаровался.