Текст книги "Индийский принц, или Любовь по заказу. Исповедь функции"

– Не понятно, – покачал головой Пунит и сокрушенный поражением вернул тетрадь.

– Я же говорила.

Они задумались, отошли. Переговорили о чем-то, я не слышала. Пока делала новые записи о только что произошедшем, снова вошли.

– А знаешь, у нас друг есть. Он русский знает. Правда живет не в Дели, за городом. Мы как-нибудь позовем его познакомиться. С тобой. Согласна?

– Согласна, – кивнула: почему бы нет.

Они снова оставили меня одну на несколько минут. Я забыла об этом разговоре. И почти заканчивала записи, когда вдруг Пунит ворвался ко мне и сунул к уху мобильный:

– На, говори.

– Что говорить, кому? – не поняла и тут же в трубку спросила: – Алле?

– Алле, – отозвалось веселое и сразу по-русски с милым мяукающим акцентом: – Ты Наташа?

– Наташа, – эхом отозвалась удивленно. Столько дней уже не слышала родной речи. И тут вдруг. Признаться, не верила про их знакомого. И вот… – А ты кто?

Он назвался. Имя сразу и вылетело.

– Откуда русский знаешь?

– Учился … – в трубке пошел треск и я не расслышала где и на кого, скорее всего инженер или врач, это две основные специальности, ради которых индийцы приезжают к нам. – Алле!

– Да, теперь слышу. Так что ты сказал?

– А тебе понравилась Индия? Ты давно тут? – сразу перебил голос, при чем такой радостный, будто сам соотечественника встретил. – Я очень по России скучаю Мне там нравилось.

– Мне Индия тоже нравится.

– Хорошо, а с Пунитом как познакомились, когда? Он сказал, что ты у них живешь, я не поверил, – он спрашивал и трещал как попугай, не давая мне времени ответить.

– Да, в апреле, я в Дели приезжала.

– А ну ладно, приеду и встретимся, поболтаем.

– Ладно.

Пунит резко отобрал трубку и сам заговорил с ним на хинди. Я раслышала только самодовольные хвальбы в духе «ну что, убедился?» Я сидела, свесив ноги и странное чувство скользило по мне. Будто меня внезапно вырвали из привычного мира. Неужели этот дом стал для меня чем-то привычно своим? Почему вдруг разговор с незнакомцем на родном языке показался фантастикой, причем чем-то каверкающим реальность. Бред.

– Ну вот, – закончил разговор Пунит и повернулся ко мне. – Рада?

– Ну да.

– Он тоже очень рад. Говорит, что очень хочет тебя увидеть. Правда пока занят, приехать не может. Скорее всего завтра. И будет у тебя новый друг, который сможет с тобой гулять и разговаривать.

Странное предложение. Чего он добивается? Сбагрить меня кому-то или облегчить мое положение? Пунит похож на загадку, которую так и не смогла разгадать до конца.

После работы Ручи предложила никуда не ходить, а позаниматься русским или просто поболтать. Мы повалились на кровать, болтая ногами. Зашли оба брата.

– Мы хотим показать тебе, как тренируемся мы, – обратился ко мне Ашвани. – Хочешь посмотреть?

– Да чего там интересного? – опередила Ручи, но я согласно кивнула.

– Тогда пойдем в нашу комнату, у нас места больше.

Я спрыгнула на пол, не обращая внимания на Ручино недоваольство, и последовала за парнями. Я искала хоть какого-то разнообразия своим делам здесь, поэтому не могла упустить случая увидеть нечто новенькое.

– Вот так я отжимаюсь, – повалился на пол Ашвани, скинув майку. От перенапряги, от увеличившейся мышечной массы кожа рвалась, образуя некрасивые рубцы. Но это не беспокоило Ашвани, он по-прежнему хотел походить на своего кумира Салмана Кхана. – И так я делаю по пятьдесят-сто раз. А твой брат сколько?

– Я не считала.

Но раз уж напомнил мне Сашу, то я вспомнила, что когда брат отжимался, часто просил наступить ему на спину для увеличения нагрузки. Машинально я и на Ашвани наступила. Как он взвыл, сорвался. Глаза выпучены, с кровавыми жилками.

– Зачем ты так сделала? – уже сцепил кулаки.

Я даже отступила на шаг.

– Мой брат так занимается…

Он немного смягчился. Магическое влияние моего брата на Ароров шло даже на расстоянии. Боялись что ли? Не зря же спрашивали, какого он роста (выше меня, значит и выше Ашвани), больше ли у него мускулы. Ручи вообще выпросила себе на память фото с ним: «Я буду всем показывать и говорить, что у меня есть руский друг Саша», хотя они даже не знакомы.

– Ладно, – выдохнул Ашвани. – Но со мной больше так не делай. Мне не нравится.

– Хорошо, – согласилась: надо было сразу разрешения спросить, а не самовольничать.

– Ну а ты как на своих тренировках по теквондо отжимаешься? – влез Пунит. – Покажи.

– Ну как сказать… – я долго подбирала слова. – Тренер для девушек проще делает. Вот.

И показала, как мы отжимаемся от колен. Одна Сашка Гомозова, подружка моего брата, настырно пробует отжиматься по-мужски. Она хоть и сухая жердь по телосложению, но необычайно выносливая. Даже когда тренер всех изматывает до свиста в груди и красных потных рож, она даже не взмокнет, лишь легкий почти незаметный румянец заиграет на щеках.

Я оторвалась корпусом от пола и тут же Пунит ухватил меня за грудь. Возмутительно. Позвать меня показать тренировки только как повод полапать! Я хлестанула его небольно по руке и нахмурилась. Раз так, то и делать мне больше с ними нечего. Я развернулась уходить. Ашвани позвал:

– Посмотри еще что покажу.

– И что?

Пунит глупо смеялся, преграждая мне дорогу. Его брат достал из-под кровати тридцатикилограммовую гирю и не особо пыхтя поднял ее левой рукой к верху три раза.

– Твой брат тоже так может?

– Мой брат все может, – выпалила не задумываясь, отшвырнула в сторону Пунита и вернулась к уже дремлющей Ручи. Лучше теперь уж полежать рядом и бессмысленно попялиться в потолок.

Девушка проснулась и слабым голоском спросила, как все прошло.

– Хорошо, – бросила ей не глядя.

Она еще некоторое время поохола, потянулась и передумала спать. Разговор начался о йоге. (Все чаще замечаю, что быстро остываю после неприятностей.) Оказалось, что мы обе с ней ее практикуем. Не так, чтобы всерьез, но для растяжки и утренней легкой гимнастики. Показали по две ассаны, не вставая с кровати. Посмеялись, дрыгаясь в позе рыбки. Потом перешли к теме религии. Ручи так и не смогла объяснить или не захотела, почему ее старший брат такой религиозный и отличается этим от всей семьи. Даже родителей не застанешь никогда перед изображением со свечой в руке или за чтением молитввенных книг. Отец вобще дома только спит, смотрит старые фильмы с Раджем Капуром или Дилипом Кумаром и шуршит свежими газетами.

– Он такой, – был лаконичный ответ про Пунита. И чтобы скрыть что-то или скрасить ответ, вытащила из кипы тонких тетрадей и брошюр книжечку с изображением Кришны. – Я тоже иногда перед сном читаю. Как пуджа (молитва).

Открыла на первой попавшейся странице, поводила глазами прямо в темноте и через минуту закрыла.

– На сегодня хватит.

Подозрительно. Может у Пунита травма какая была, может болезнь тяжелая преследует. У него и с головой как-то не все в порядке. Только молится. Скрывают все-таки от меня что-то.

Помню, моя одноклассница рассказывала историю семьи: «Моя мама влюбилась в парня, а его семья ей не сказала, что он за драки и убийства сидел. Замуж вышла. Он и начал ее тоже бить. Пил много. Она как меня родила, так и уехала от него. Потом развод. Так всю жизнь одна и прожила, меня растила.» Меня тогда ее трогательная история впечатлила. И сейчас тоже всякие неприятные мысли в голову полезли. Чтобы с ума не сходить, решила об этом не думать. Все равно они мне правду не откроют.

Ручи положила мне руку на шею и хитро заглянула в глаза.

– Наташа, скажи, по секрету только мне.

– Что?

Она выдержала паузу, испытывая мое любопытство и тихим-елейным голоском, почти шепотом, спросила:

– А у тебя с кем-нибудь уже был секс?

Она девушка из традиционного общества и потому, пряча глаза в сторону, ей врать не обязательно.

– Нет.

– Нет?! – резко поднялась на локте. —Ты, и нет?

– Нет, а ты?

Она усмехнулась самоуверенно.

– Конечно нет, спрашиваешь?! Ха! Мне только двадцать четыре, а вот ты почему нет? Тебе уже двадцать восемь.

Действительно. Магическое число нумерологии: код сотворения. И вот как отразилось на моей судьбе… У них может и нормально, по-консервативному. А у нас если до двадцати трех тебя никто еще не отымел, ты становишься вроде прокаженной с клеймом «Никому не нужна». Даже самые никудышные представительницы слабого пола, как, например, в моих Петушках, приглашают на бутылочку горячительного самого неказистого из всех отвратительных мутантов, которые в ходе деградации потеряли облик не только мужчины, но и гомосапиенса, подзалетают и потом напоказ выставляют городу своего ребеночка: вот, мол, полюбуйтесь. И я кому-то да нужна была, сгодилась. Вопрос, что без мужа, уже давно не ставится. Матери-одиночки и разведенки – в русском обществе явление нормальное.

Я, под строгим маминым присмотром и постоянными назиданиями в духе «лучше одной, чем с такими козлами», пропустила тот цветущий молодежный момент, когда естественно распределяются на парочки и устраивают личную жизнь. Когда, наконец, я осознала, что могу окончательно испортить свою жизнь, мы с мамой поругалсь. И не раз. После чего она решила, что ее дочь стала относительно самостоятельной и взрослой, и может обойтись без ее советов, поотстыла. Мы стали спокойной скучной семейкой. А я поняла, что крайне одинока и без друзей. Страшно было начинать поиски и заводить знакомства, особенно с противоположным полом. Все уже давно были заняты. Кто свободен, не обращал внимания на меня или мне совсем не нравился. Так я пришла к своим крупным комплексам, закрываясь в скорлупу страха. Конечно, Виджендра мог быть прекрасным поводом разом разрубить удушливый узел на шее и разбить скорлупу. Но позволить себе сношение хотелось все-таки с молодым и симпатичным. И увидев первый раз Пунита, я и выплеснула на него весь годами скопленный и неиспользованный потенциал чувств.

Но всего этого мне не хотелось рассказывать Ручи. Да и не на чем. Не лазить же за каждым высокопарным словом в словарь.

– Потому что у меня не было бой-френда.

– Врешь! – пренебрежительно фыркнула Ручи. – Не может быть.

– А почему ты тогда еще вирджин (девственица)? – мотнула ей вопрошающе.

– Спрашиваешь?! Ха. У нас нельзя. Я жду, когда муж будет. А у вас все можно.

Какое превратное мнение о других странах. Если у нас парочки и занимаются любовью до свадьбы, так у многих из них уже сложившиеся крепкие отношения. Здесь вопрос не стоит, гулящие и продажные ли они все.

– Ну признайся, – не выдержала она и повернула меня за подбородок. – Мы же подруги. Я никому не скажу, даже Пуно.

– А что говорить. Правда нет.

– И даже с Винаяком? – усмехнулась зло.

Меня как током прошило. Значит помимо того, что братья так с апреля решили, они еще на семейной совете это обсуждали! И к таким выводам пришли? Чего тогда позволили мне, падшей, приехать к ним и поселиться, оскверняя одним своим присутствием стены их дома? И какой раз уже она мне это вменяет.

Губы крепко сжались от уязвленного самолюбия. Был бы кто другой, а не Виджендра, назло бы соврала, что да, мол, спала с ним и не раз. Нате, выкусите теперь. Но сама мысль о бывшем работодателе претила.

– И с ним нет, – ответила на сухом холодном выдохе и отвернулась.

– Ну ладно, я тебе верю, – снова обняла меня и прижалась мягкой щекой к моему плечу. – Ты хорошая.

Я то хорошая. А вот они… Устроили мне испытание. Подучили Ручи: войди к ней в доверие, выведай правду.

Жаль, что даже в двадцать первом веке, времени великого прогресса и ума, все еще не любят за личные качества.

Ашвани с утра купил спелых манго и вместе с матерью решили приготовить шейк.

– Наташа, принеси нам молока! – послышался голос Шанты. – Возьми в холодильнике.

Большое достижение, если тебе позволяется лазить в семейный холодильник. Сочные помидорки вывалили пузики и дразнили меня. Салатовые недозрелые нимбу толпой теснились на дверной полке. Пунит как-то решил пошутить и дал мне один такой лимончик. Я сказала, что лимоны можно есть, а не только давить из них сок. Он не поверил. Я целиком сунула фрукт в рот и даже не поморщилась. Он в шоке побежал орать на весь дом. Сбежались все, кто присутствовал и в доказательство, я вновь проделала опасный трюк с кислушкой. Настолько истосковалась по витаминам, что съела бы на спор штук десять за раз. Могли бы для такого представления собрать хоть всю улицу. Но то ли жалко им сделалось лимончиков, то ли и правда думают, что с них живот разболится, но больше трех мне умять не позволили. Потом подходили и спрашивали о самочувствии. Так коликов с поносом и не дождались. Порешили, что я какая-то особая. То ли, что иностранка и за рубежом все странные, то ли индивидуально инопланетянка с лимонной планеты.

И сейчас я улыбнулась воспоминаниям, посмотрев на нимбу.

Вытащила молоко и отнесла его на кухню.

– А где вы берете молоко? – поинтересовалась, в каком виде продается оно в Дели.

– Здесь недалеко покупаю свежее, – улыбнулась Шанта, глядя на меня как на ребенка из детского дома, который до совершеннолетия имеет о продуктах представление лишь когда они появляются у него на тарелке в столовой. И я тоже не знаю, растет ли молоко на деревьях и кто несет яйца. Может и макароны – особый вид травы. – Не далеко ферма. Там выращивают коров и каждое утро доят. Я сразу покупаю теплое.

– На ферме? – не поняла юмора. – Это в деревне что ли?

– Зачем в деревне? Тут рядом через улицу есть ферма. Там держат несколько коров. Там всегда хорошее молоко.

Моему удивлению не было края. В столице? В Дели? Даже не на окраине? И ферма? С навозом, деревенской вонью?

– Ферма? Прям в Дели? Это же столица! – не могла поверить в такое. Конечно, видела старушку, пасущую трех коз на Лубянке, на газоне рядом с Детским миром, но это все же не ферма коров хотя бы на Краснопресненской.

Они с сыном посмеялись.

– А можно мне сходить с вами туда в следующий раз?

– Я покажу тебе, когда соберусь, – Шанта неприятно поежилась, не смотря в глаза, прежде чем согласилась.

Я обрадовалась возможностям вылезти из дома и узнать уклад индийской жизни.

Вернулась в зал, где уже работал телевизор. Шел понравившийся мне еще в России фильм «Кучх кучх хота хе» (Всякое в жизни бывает), где играла Рани Мухерджи, Каджол и всеми обожаемый тут в стране Шакрукх.

Ашвани сам принес мне стакан с коктелем. На поверхности плавали кусочки кешью. Мелкий дробленый лед пузырился и создавал иллюзию пышности.

– Хорошее кино смотришь, – подсел рядом. – Нравится?

– Да. Я его уже видела.

– А она красивая, – указал на идущую в мини юбке с развивающимися волосами Рани. – Секси как ты.

Я лишь повела бровью. В юбках вообще не хожу, а сравнил для того, чтоб на крышу затащить. Хотя все равно приятно.

– Я собираюсь купить себе новый телефон, – лег на живот лицом ко мне.

– Когда?

– Сегодня. Уйду сейчас на часик и вернусь уже с ним. Покажу.

– Ладно.

– Шейк нравится? – ткнул в металлический стакан. – Я делал. Для тебя.

– Спасибо. Вкусно.

– Приду еще сделаю. (И опять как с тыквой сдержал обещание)

Встал, погляделся в зеркало, подмигнул мне через отражение, причесался и вышел.

Подошла Шанта. Уселась на край постели. Закатала в пучок расползающиеся волосы на затылке.

– Устала.

– Ну полежите отдохните, – предложила ей.

– Да, немного. Но дел много сегодня. Такая у меня жизнь. Смотри.

Да я уж и так насмотрелась. Сразу брачеваться передумала.

– Ты Ашу, я вижу, тоже очень нравишься, – с некоторой хитрецой посмотрела на меня. – Принес манго и говорит: для Наташи, а то она фруктов хочет, скучает одна.

Я только улыбнулась в ответ.

– А он тебе говорил что-нибудь? Ну что ты ему нравишься, – прилегла на бок.

– Да.

У нее зажглись глаза от любопытства.

– И что еще говорил?

– Спрашивал, есть ли у меня сестра как я или подруга красивая?

– И у тебя нет такой же сестры и для Ашу? – с надеждой вздохнула.

– Нет.

– И тебе правда Пуно нравится? Прям сразу как увидела?

Я кивнула. Она обрадовалась и в то же время озадаченно посмотрела в темный угол комнаты.

– А тебе кто больше нравится, Ашу или Пуно?

Я сморщила лоб: ей-то чего надо? О каком сыне она печется? Боится, что младший похитрей с носом останется? Ну так и старшему уже вряд ли что перепадет.

Не желая порождать себе случайных врагов, сказала матери, что у нее все дети хорошие. Ответ был и она успокоилась.

Полежала она так минут с пять и встала:

– Я отойду ненадолго. Следи, чтоб никто чужой не приходил. А то могут воры разные в дом забраться.

Я кивнула, удивляясь, что мне доверяют охранять дом. Хотя куда я сбегу? Паспорт и билет у них в тайнике закрыт на ключ, ко мне они привыкли, характер мой разузнали. Да и давно я стала тут вроде собачки комнатной. Если чужаки появятся – облаем.

Она переоделась в другой сут. Взяла широкую сумку, кошелек и вышла. Хорошо еще мне телевизор оставили. Чтоб охранять не скучно было.

Быстро вернулся Ашвани. Огляделся по сторонам.

– А ты что одна тут? А ма где?

– Ушла куда-то.

– Смотри какой я себе телефон купил. Лучше чем твой намного.

И вытащил бледно-розовый Сименс с резиновой клавиатурой. Я кивнула, что хороший выбор. Сама игрушками не болела. Мне телефон лишь бы звонил и смс отправлял, остальное – пустое. Ашвани дал на пару секунд мне подержать новинку и потом принялся сам играться, проверяя какая есть музыка в наличии, на что способны функции.

Оказалось, что Шанта ходила за молоком и овощами. И меня не взяла. Стыдно им, видать, со мной и боятся при мне им цены начнут заламывать. Ладно, их дело.

Я дождалась, когда вернется Ручи с работы. С ней хоть поговорить можно было. А то бы я совсем одичала.

Она примчалась в семь вечера и с порога крикнула мне собираться гулять с ней. Мне вруг сделалось тошно: живу по указке, как дрессированная. Наташа, иди туда, сядь здесь, это не делай, то не читай, никуда не ходи. Эта пигалица Ручи мельче меня в два раза и младше на четыре года, а командует, как над ребенком. От негодования на всех и за все даже волосы на голове зашевелились. Но я послушно переодела бриджи на брюки: Арорам не нравилось, что я буду сверкать по улице белыми икрами.

Вышли в ночь.

– Мне надо купить сумочку для зонтика, а то старая порвалась. Я все-таки в банке работаю и надо солидно выглядеть.

– И куда мы идем покупать?

– На базар.

– В такое время?

– Но еще рано. Почему ты удивляешься?

– Ну просто у нас в городе рынок работает только с утра до двух дня.

– У нас весь день. И сейчас на рынке много народу будет. Все после работы. Сама увидишь.

Мы завернули в новую сторону за приличного вида дома, огибая очередной пятиметровый парк, снова свернули. Пропали фонари. Длинные высокие заборы отгораживали нас от стройки. Полуоткрытые ворота на болтающейся цепи.

– Нам туда. Так короче, – махнула Ручи и первая пролезла в щель. Я следом.

Оглянулась с опаской. Куда она меня затащила? По темну строительство не двигалось, но это оказался широкий двор, в котором уже в двух готовых домах светились окна. Уже поселились, хоть и пахнет сырым цементом.

– Вот мы сейчас идем гулять, а тут нет людей и очень темно. Ты не боишься? Ведь могут появиться хулиганы. Их в Индии много. Иногда они грабят, иногда бьют. Вот может они сидят за тем черным поворотом, прячутся и нас ждут. Что будешь делать? – она остановилась. Оскал на лице. Из темноты горят ее глаза.

В груди похолодело. Виски сцепили лапы ужаса. Сумасшествие опять набрасывалось на меня и кричало в уши: «Слышишь, чего она говорит? Не забыла, как они постоянно намекают то на биджли [Биджли – молния, электричество], то на крутую лестницу, то на шаткий балкончик. И крыша у них очень опасная – кирпичи на голову падают. Теперь уже бандиты появились. Подозрительно, не правда ли? Так вот. Она тебя специально завела из дома подальше в темноту, подговорила кого или подкупила. Берегись!» я ощутила, что теряю опору под ногами, голова поплыла. И страх, трепет по всему телу. Внезапно понимаешь, как сильно ты хочешь жить.

Борясь с очередным приступом помешательства, я решила бить на чистоту. Если угроза реальная, то ногами всех запинаю, порву и покусаю, но не сдамся. Если шутка, то пусть так и скажет. Я повернулась к Ручи лицом и сухим чужим голосом спросила:

– Ты хочешь меня убить? Поэтому мы здесь?

Мгновение тишины. Мы как две голодные волчицы ждем напротив друг друга, готовые сцепиться. Напряжение растет. И тут Ручины губы расползаются в насмешливой улыбке.

– Тум сач пагаль.

– Ха, мэ пагаль, [-Ты правда сумасшедсшая.

– Да, я чокнутая.] – я уставилась на нее безумным взглядом и она напугалась.

– Я пошутила. Пошли. Как же тебя убьешь, если ты теквондо знаешь. Разве я смогла бы с тобой справится? Смотри, – напрягла бицепсы, – у меня ничего нет. Никакого мяса.

Она истошно засмеялась. Если бы у меня крыша не ехала, я решила бы, что это с ней не так.

Прошли двор. Из других ворот нам навстречу попалась группа парней. Шарахнулись и даже ничего не спросили.

– Видишь, – усмехнулась Ручи. – Кого мне нанять киллером? Все тебя боятся даже ночью.

Рынок оказался и впрямь совсем рядом. На земле расстелены целлофановые мешки, пленки, на них валяются ткани, готовые сари, шальвар-камизы. Все иной раз в таком хламном виде, будто уже ношеное. Люди копошатся на корточках, согбенные, роясь в цветном барахле, как собаки на свалке.

– Помоги мне выбрать ткань для шальвар-камизов. Один нужен чтоб в банк ходить, другой можно и попроще.

Из разных расцветок и качества я предложила ей бардово-черный, праздничный и деловой одновременно.

– Тебе правда нравится? – капризно спросила Ручи. Я кивнула. – Тогда я беру.

Второй отрезок для костюма – оказалось, что это просто ткань для пошива – она выбрала сама. Простенький, даже не интересно-блеклый.

– А теперь сумку.

Мы обошли ряды. Все толкались нарочно, чтобы задеть меня, а потом еще долго охали и оглядывались. Кто-то, прямо не скрывая любопытства, касался моей руки, волос, заглядывал в глаза. Ручи держала меня как маленькую за руку и водила за собой.

Мы тормозили у развала браслетов. И я сокрушалась, что мне их не купить. А наверняка они тут копеечные. Ручи примеряла на себя и откладывала.

– Тебе нравятся? Такие хочешь?

– Хочу.

– Пунит купит.

Мне это напомнило грузинский анекдот: «Дарагой, канфэтка хочишь? – Хачу – А нэт канфэтка.» Я уже знала как он мне купит. Еще в первый день спросил, что я хочу в подарок, я попросила чурия и браслеты для ног. Он ответил, что на руках носят только замужние и мне пока нельзя – хорошая отмазка не тратить десять рупий на браслетики. А про ножные вообще сделал вид, что не понял о чем я. Когда пришла соседка с ребенком, у девчоки как раз такие на ногах и были. Я показала: о них я говорила. Пунит усмехулся: они серебряные. Не бойся, я не прошу драгоценные, мне бы и самых дешевых хватило. Он кивнул, но с тех пор о паяль – не только женское имя, но еще и браслеты для ног, – как и о других подарках речь не заходила.

Я вздыхала над развалами и спешила за Ручи. Она теребила кожаные сумки, тряпочные, дермантиновые и постоянно обращалась ко мне за советом. Но ей ничего не нравилось и цена не устраивала. Скорее всего при мне и гнули.

На противоположой стороне толпились дети с родителями. Рюкзаки, школьные ранцы.

– Давай ты спроси сколько стоит и попроси показать вон ту, с покимонами, – локтем толконула меня Ручи.

Я набралась смелости и окликнула одного из торговцев, что был не слишком занят товаром:

– Бай-саб! Дикхаие е бэг!

Он опешил, перевел взгляд с меня на Ручи и снова на меня. Протянул руку в направлении нужной вещи:

– Эту сумку показать?

– Да, спасибо.

Он протянул нам красный чехол с японскими мультяшными героями. Как раз в него только зонт и уместится. И зачем Ручи таскать с собой две сумки? В одну бы все сложила и нормально.

– Как ты думаешь, такая хорошо?

– Для детей. Но ты пойдешь с ней на работу в банк. И покимоны… Плохо.

Она сокрушенно вздохнула и попросила другую такую же сумочку-чехол, но без картинок. Посмотрела, поиграла с молнией.

– А эта?

– Нормально. И подойдет к твоему новому костюму.

Ручи подпрыгнула от радости и кивнула продавцу, что берет. Он не стал заламывать цену и оба быстро остались довольные: каждый со своей выгодой.

Я предложила Ручи понести что-нибудь ей помочь и она отдала мне пакет с сумкой. Почти в тот же момент меня перегнала низенькая женщина лет сорока в белом суте и встревоженно быстро что-то протараторила по-английски. Все произошло так неожиданно, что я не сразу поняла, что она вообще ко мне обратилась, не говоря уже о том, что имено сказала. Ручи нахмурилась, ответила ей спасибо и отобрала у меня покупку.

– Что случилось? – мотнула ей вопросительно.

– Эта женщина сказала, что маленький вор только что хотел выхватить у тебя сумку и убежать. Они часто воруют у иностранцев. Я сама все понесу.

Сделалось немного неприятно на душе, зато легко в руках.

– Надо еще для мамы купить костюм.

– А почему вы называете эту одежду по-английски сут?

– Потому что это сут, – логичый ответ.

Мы остановились перед очередным развалом на полу. Вдали светил фонарь, сюда почти свет не доходил и шивырялись практически наощупь. Правда тут шальвар-камизы все были упакованы в пакетики и чтобы взглянуть на них, точнее пощупать, приходилось вытаскивать, а не понравившиеся вновь упаковывать.

Отложили штуки три. Мне понравился один, темно-зеленый с черными разводами. Насколько догадывалась, это были цветы. Но ткань капроновая, просвечивает. И вряд ли подойдет для домашней индийской женщины. Заметив, что мне понравился сут, Ручи заплатила и за него.

– Это мой подарок тебе.

– Мне? – не поверила, я ведь даже не ожидала и не напрашивалась. – Спасибо!

Все-таки я настояла нести свой костюм сама.

– Ну смотри, если украдут, сама будешь виновата.

Мы обогнули рынок и у самого края купили два браслета с камушками. Белый Ручи подарила мне, с черными – сразу одела себе.

А может она и не собиралась меня убивать. Я успокоилась и простила ее.

Той же дорогой вернулись к дому. Не доходя до двора путь нам перегородил мотоцикл. Ее братья.

– Привет, куда ходили?

– На рынок, – показала Ручи на покупки.

Ашвани слез, пошивырялся в пакетах.

– А мы тоже были на рынке. Много вещей себе купили. Матери костюмы, но два оказались бракованными и хотим сейчас ехать менять.

– Ну давай я поеду с тобой, а Наташа с Пунитом пойдут домой.

Пунит слез с мотоцикла. Всегда сидел за спиной брата. Я задумалась машинально и почему же он сам не водит. Ему не доверяют или он больной? Как-то спросила его об этом, он ответил невнятно и я отстала ни с чем.

Ручи лихо запрыгнула на сиденье и они укатили. Пунит взял наши покупки и молча, какой-то самодовольной вызывающей походкой пошел первым. У входа пропустил меня вперед. И ни слова. А я так хотела, чтоб мы улучили момент и немного прогулялись двоем, хотя бы до пятиметрового парка.

Шанта удивилась, увидев нас двоем и кинулась с распросами.

– Ручи с Ашвани поехали менять сут, – кинул небрежно Пунит и прошел в зал. На кровати грудой валялись обновки. Джинсы, брюки, рубашки, майки, джемпера и кроссовки. Я села на диван в ожидаии возвращения Ручи.

Они вернулись очень быстро и с ходу кинули на кровать обмененые шальвар-камизы.

Шанта вошла в комнату и принялась рассматривать.

– Бария! – покачивала довольная головой, прислоняя к себе костюмы.

Ручи развернула наши покупки и принялась расхваливать их, повторяя, что это я выбирала. Из подарков сыновей Шанта выбрала два, в один из них – белый в синий горошек ситец – сразу переоделась. На кремово-коричневый шелковый с длинным рукавом посмотрела пренебрежительно:

– Е ганда, – и отложила его в сторону.

Понравился ей отрезок ткани для Ручиного бизнес-костюма и сумочка.

– А это я подарила Наташе, – развернула девушка подарок. Ткань оказалась даже красивей, чем на темном рынке. И я обрадовалась еще больше. Смущали лишь гигансткого размера штаны. В них автобус влезет. Зачем шить такие на вырост? Для курдючной жопы и пуза?

Шанта сбегала в соседнюю комнату и принесла оттуда веревку, обмотала меня в талии, отрезала лишнее и провздела в штанины.

– Вот теперь можешь носить.

– Спасибо, завтра одену.

Мать с дочерью отошли и я осталась с парнями. Какой показ мод они ме устроили. И так изгибались перед зеркалом, и эдак. Переодевались при мне, сверкая дырками на трусах.

– Ну как я тебе в этом? – приглаживал волосы Ашвани.

– Правда я красивый? – встряхивал гривой Пунит.

Жалкое зрелище. Два самовлюбленных индюка.

– Смотри какие новые красивые кроссовки я себе купил, – сунул мне почти в лицо Пунит.

Белые, с синими полосками. Неужели не осталось сдачи мне на самые дешевые шлепанцы? Или еще меньше на починку моих сандалий? Ведь Шанта сказала, что обойдется ремонт не больше чем на четырнадцать рупий, а то и на семь. Надо лишь отнести к сапожнику за угол в мастерскую и Пунит это сделает. Но ему либо денег жаль, либо своего времени.

– А ты мне на рынке, когда с Ручи ходили, купила подарок? – вопрос меня как ошпарил.

– А ты мне?

– Куплю.

– Когда?

– В другой раз. Завтра вместе пойдем. Ты чего хочешь, обувь? Куплю тебе десять туфель как у принцессы.

– Ты хоть одни купи.

Вместо ответа он протянул показать белые джинсы.

– Нравятся? Красивые?

– Да. Тоже такие всегда хотела.

– И я. Надо же! Я потом тебе такие же подарю.

Я лишь повела губами: свежо придание, да верится с трудом. Как был глубоко прав Грибоедов.

Ашвани что-то шепнул брату. Тот радостно улыбнулся и взял забракованный матерью коричневый костюм.

– На возьми. Тебе купил, – и бросил в меня. – Видишь, какой я хороший. О тебе не забыл.

Хорошо же Ашвани выкрутился. Не зря самый хитрец в семье.

– Спасибо, – сухо пролепетала и отнесла в комнату свои неожиданные подарки.

– Наташа, – вбежала позже Ручи. – Пуно сказал, что подарил тебе шальвар. Покажи.

Я протянула ей пакет с одеждой. Она вытащила и развернула.

– Красивый, мне нравится. А тебе? – я кивнула. – Ну вот видишь. Я же говорила тебе, что мой брат тебя любит. Не забыл. Давай одень его и пойдем с тобой сейчас на улицу. Пусть все тоже посмотрят.

Я так сильно хотела прогуляться, что согласилась. И поверх своих черных в пестрые цветочки юбка-брюки одела платье-камиз с разрезами по бокам. Как ни странно, но смотрелось на мне прилично. И цвет к лицу. Пунит хотел унизить, но наряд расцвел на мне. Хотя я все равно не перестала к нему плохо относится. После того раза, никогда больше не одевала этот шальвар-камиз. Обида глодала: как уличной нищенке кинуть ненужную вещь. Не могу ему этого простить…

Я показалась на свету и все рты пораскрывали. Стройная, высокая: одежда визуально меня удлиняла, хотя я чуть выше полутора метров.

– Какая красивая! – послышалось со всех сторон. Я лишь грустно улыбнулась.

– Идем? – мотнула я Ручи.

– Да, только вот не знаю, это не правильно, что ты к камизу те же шальвары не одела. Так в Индии не носят.