Текст книги "Оптинские старцы"

Часть 2
Плодоносная осень

Преподобный Амвросий Оптинский

Образно жизнь скита до конца XIX века можно уподобить трем временам года: весне – при жизни старца Льва, лету – при отце Макарии и плодоносной осени – при старце Амвросии¹⁵. Тому способствовало и само по себе естественное развитие в Оптиной традиции старчества, которая всегда была сильна преемственностью – непосредственной передачей духовных навыков и знаний от учителя к ученику.

Широкой известности знаменитого старца Амвросия, помимо прочего, способствовало развитие науки и техники. Старцы Лев и Амвросий действовали словно в различные эпохи. При жизни первого Оптинского старца Льва не было регулярного почтового и телеграфного сообщения и железных дорог, как позднее, при отце Амвросии, о котором еще при его жизни в прессу попало немало публикаций.

Преподобный Амвросий (Гренков)

Но, конечно же, никакое развитие науки и техники ни в какие времена не заменит собственных усилий человека над очищением сердца своего от страстей. По милости Божией духовные дары получали и будут получать лишь чистые сердцем. Легких путей в стремлении к духовному совершенству не бывает.

Путь к святости преподобного Амвросия Оптинского был непостижим обычному человеческому разумению, потому что старец с тридцатитрехлетнего возраста и до конца своей жизни тяжело болел, и казалось, что ему было не до подвижнических подвигов. Однако на нем, как ни на ком другом из всех Оптинских старцев, исполнились апостольские слова «Сила Божия в немощи совершается»¹⁶.

Но обо всем по порядку. Александр Гренков (таково мирское имя старца Амвросия) родился в 1812 году в Тамбовской губернии. Его дед был священником. Перед тем как младенцу появиться на свет, к деду съехалось много гостей. Родильница была переведена в баню, там и родила.

«Как на людях я родился, так все на людях и живу», – любил впоследствии шутливо приговаривать старец Амвросий.

Учился Александр Гренков прекрасно: окончил Тамбовское Духовное училище и Семинарию, но в Академию не пошел, в священники – тоже, предчувствуя, что призвание его другое. В последнем классе Семинарии молодой человек перенес опасную болезнь и дал обет: если выздоровеет, то пострижется в монахи. По исцелении он все откладывал его исполнение, и совесть не давала ему покоя. Уединившись, юноша часто молился, чтобы Божия Матерь укрепила его волю, которая настойчивой никогда не была. Уже на склоне лет старец повторял своим духовным детям: «Вы должны слушаться меня с первого слова. Я – человек уступчивый. Если будете спорить со мной, я могу уступить вам, но это не будет вам на пользу».

Веселый, остроумный, любимый товарищами, молодой преподаватель Семинарии в Липецке Александр Гренков никак не мог решиться порвать с миром. Довелось ему однажды побывать у известного в то время местного тамбовского подвижника Илариона, который сказал: «Иди в Оптину – ты там нужен». Прошло еще некоторое время, и решимость созрела. Александр тайно бежал в Оптину, опасаясь, что уговоры близких и родных поколеблют эту решимость.

Александр застал там столпов старчества – преподобных Моисея, Антония, Макария и Льва. Последний из названных и благословил молодого человека остаться на жительство в монастыре. В то время ему исполнилось двадцать семь лет. Поначалу он жил в гостинице, пока епархиальное начальство решало вопрос о принятии в обитель исчезнувшего из дома Гренкова.

В 1840 году Александр был наконец зачислен в братство и некоторое время состоял келейником старца Льва, исполняя послушание чтеца. Преподобный старец Лев особенно любил молодого послушника, ласково называл его Сашей. Но из воспитательных целей при людях испытывал его смирение, часто делая вид, что на него гневается, и называл «химерой», подразумевая под этим словом пустоцвет, бывающий на огурцах. Однако другим про него говорил: «Великий будет человек», – и в этом также проявилась прозорливость старца Льва Оптинского. Приблизившись к порогу жизни, старец Лев призвал к себе отца Макария и сказал ему о послушнике Александре: «Вот человек уж больно ютится к нам, старцам. Я теперь очень слаб. Так вот я передаю тебе его из полы в полу, владей им как знаешь».

После смерти старца Льва послушник Александр стал келейником старца Макария. В 1842 году он был пострижен с именем Амвросий (в честь святителя Амвросия Медиоланского).

В 1845 году иеродиакон Амвросий поехал в Калугу на хиротонию (рукоположение) в иеромонаха. По дороге он простудился и заболел, получив осложнение на внутренние органы. С тех пор он уже не смог по-настоящему поправиться. Однако никогда не унывал и признавался, что телесная болезнь благотворно действует на его душу. И другим болящим в утешение говорил: «Бог не требует от больного подвигов телесных, а только терпения со смирением и благодарения».

Через два года отец Амвросий был вынужден из-за болезни выйти за штат и стал числиться на иждивении обители. Он уже никогда не мог служить в храме, еле передвигался, не выносил холода и сквозняков, страдал от испарины, так что переодевался и переобувался по нескольку раз в сутки; то у него усиливался катар желудка и кишок, то открывалась рвота или жестокая лихорадка, которые по временам так измождали болящего, что он лежал в постели как мертвец. Ел он всегда меньше младенца, употребляя пищу жидкую или протертую.

К 1848 году состояние здоровья отца Амвросия казалось столь угрожающим, что он был пострижен в схиму прямо в келье с сохранением прежнего имени. Но неожиданно для многих больной стал поправляться и даже выходить на улицу для прогулок. Этот перелом в болезни был явным действием силы Божией, а сам старец Амвросий впоследствии говорил: «Милостив Господь! В монастыре болеющие скоро не умирают, а тянутся и тянутся до тех пор, пока болезнь принесет им настоящую пользу. В монастыре полезно быть немного больным, чтобы менее бунтовала плоть, особенно у молодых, и менее пустяки приходили в голову. А то при полном здоровье, особенно молодым, какая только пустошь в голову не приходит!». Но не только терпением болезней закалялся дух будущего старца. Особую роль сыграло тесное общение с отцом Макарием; несмотря на недуг, отец Амвросий оставался по-прежнему в полном послушании у него и даже в мелочах давал ему отчет. Старец Макарий начал книгоиздательскую деятельность, помощником ему в этом деле стал и отец Амвросий. Он занимался переводом святоотеческих книг, в частности, подготовил к изданию знаменитую «Лествицу» Иоанна Лествичника, переложив с древнеславянского на удобопонятный, более современный славянский язык.

Пребывая в отдельном от старца Макария корпусе, отец Амвросий ежедневно ходил к нему, когда позволяло здоровье, и усердно помогал старцу в обширной переписке с его духовными детьми. Так мало-помалу шла монашеская жизнь отца Амвросия под руководством духоносных Оптинских старцев – ровно, без особых преткновений, в великом смирении, послушании и терпении болезни. Он внимательно перечитал все известные творения отцов-подвижников и под руководством своего старца прекрасно усвоил их учение, при этом он собственным опытом проходил науку духовной жизни, так пригодившуюся ему вскоре в старческом служении. «Придешь, бывало, к нему, – вспоминал отец Геронтий, – скажешь, что нужно, а он развернет книгу и заставит меня прочитать ответ на мое недоумение. В то время я возымел было ревность к высоким иноческим подвигам, но отец Амвросий вразумил меня, что ревность моя была не по разуму… Впрочем, замечу, что в продолжение пятилетнего срока начиная с 1848 года ходили на совет к отцу Амвросию только немногие из монастырской и скитской братии и не иначе как по благословению старца Макария: отец Амвросий хотя и старчествовал, но как бы прикровенно».

Вот что вспоминает о более поздних годах игумен Марк, поступивший в монастырь в 1854 году. «Сколько мог я заметить, отец Амвросий жил в это время в полном безмолвии.

Ходил я к нему почти ежедневно для откровения помыслов и всегда почти заставал его за чтением святоотеческих книг… Иногда же я заставал его лежащим на кровати и слезящим, но всегда сдержанно и едва приметно. Мне казалось, что старец Амвросий всегда ходил пред Богом или как бы ощущал присутствие Божие… а потому все, что ни делал, старался Господа ради и в угодность Господу творить… Наставления же он преподавал не от своего мудрования или рассуждения, хотя и богат был духовным разумом, предлагал не свои советы, а непременно деятельное учение святых отцов. Для сего, бывало, раскроет книгу того или другого отца, найдет сообразно с устроением пришедшего брата главу Писания, велит прочитать и затем спросит, как брат понимает ее. Если кто не понимал прочитанного, то старец разъяснял содержание святоотеческого учения весьма толково. И все это делалось с безграничной отеческой любовью и благопожеланием… Случалось мне приходить к старцу весьма рано – часов в пять утра. По обычной молитве, получив позволение войти в келью, я всегда находил его трезвенным и бодрым, как бы совершенно не спавшим и отечески любезным сверх моего чаяния; неудовольствия же за ранние мои посещения у него почти не проявлялось. Он не различал богатого от убогого, достойного от недостойного, по примеру Господа, евшего и пившего с мытарями и блудницами, лишь бы заблуждающихся возвратить на путь истины и привлечь к страху Божиему. Никогда не порицал он чужих согрешений и не терпел клеветы на ближнего, строго относясь к клеветникам, не разбирая лиц».

Поручая духовному окормлению отца Амвросия некоторых из братий, старец Макарий постепенно знакомил его и с некоторыми посетителями обители, искавшими старческих советов. Отец Амвросий имел особенный дар говорить с людьми и занимался этим с любовью, исполняя послушание преподобного Макария. Видя отца Амвросия беседующим с его духовными чадами, он шутливо говорил: «Посмотрите, посмотрите! Амвросий у меня хлеб отнимает». А иногда среди разговоров с близкими старец Макарий говорил: «Отец Амвросий вас не бросит». Послал однажды старец Макарий отца Амвросия в гостиницу к приезжей богатой госпоже, которая готовилась причаститься – говела. Наслышавшись об отце Амвросии много хорошего, она стала говорить ему о своих неудачах, желая услышать сочувственное слово. Но, выслушав ее, отец Амвросий спокойно сказал: «По делам вору и мука». Госпожа обиделась и прекратила разговор. Отец Амвросий, взвалив на плечо свой неизменный мешок с чулками и рубашками, который он всегда носил с собой для переодевания при испарине, ушел к себе. На следующий день старец Макарий, взяв с собой отца Амвросия, пошел в гостиницу поздравить госпожу с принятием Святых Таин. Увидев отца Амвросия, госпожа сказала, что много думала над его словами, хотела даже отложить Причастие, разволновавшись, и вдруг поняла, что отец Амвросий сказал про нее правду.

Так исподволь находились люди, узнававшие в отце Амвросии дары старчества, с помощью которых он назидал и увещевал духовных чад… Но многие из старшей братии монастыря смотрели на него как на монаха вполне заурядного: внутренняя его жизнь была известна одному Богу да старцу Макарию и еще лишь некоторым. Встречались и такие, которые завидовали его быстрому посвящению в священный сан.

Наступил тяжелый для Оптиной день кончины старца Макария. Сам святитель Филарет Московский, лично знавший почившего Оптинского старца и любивший его за высокие душевные качества, не знал о его преемнике и так писал наместнику Троице-Сергиевой Лавры архимандриту Антонию: «Оптинские лишились отца Макария. Думаю, остались от него добрые духовные наследники, но найдется ли, кто мог бы поддержать их в единстве духа и возглавить?». Действительно, отцу Амвросию в это время было всего сорок восемь лет, старец Макарий прямо не назначил себе преемника, а только сказал: «Смотрите на его дела» – то есть время и обстоятельства должны были показать, достоин ли отец Амвросий подобного назначения.

Из мирских людей, хорошо знавших отца Макария, некоторые стали относиться к новому старцу даже с неприязнью. Например, одной барыне, которую кончина старца повергла в глубокое горе, сказали, что в Оптиной новый старец, которого очень хвалят, и зовут его Амвросий. «Как, – воскликнула она в негодовании, – чтобы я после Макария пошла к этому монаху, который все вертелся в батюшкиных кельях и расхаживал со своим мешком! Это невозможно!» И только спустя время, когда довелось ей невзначай вступить в беседу со старцем Амвросием, барыня вышла от него в умилении и сказала: «Я знала обоих, но чувствую, что отец Амвросий выше старца Макария…».

При новом старце появились келейники: отец Михаил и отец Иосиф, будущий Оптинский старец, а также приехавший в Оптину Константин Карлович Зедергольм (впоследствии иеромонах Климент – человек, известный в ученом мире, выпускник Московского университета, магистр греческой словесности. До самой смерти он был письмоводителем старца Амвросия). Среди его духовных чад были такие известные люди, как обер-прокурор Святейшего Синода граф А.П. Толстой. К старцу за советом приезжали Ф.М. Достоевский, В.С. Соловьев, К.Н. Леонтьев, Л.Н. Толстой, М.П. Погодин, Н.Н. Страхов.

Митрополит Евлогий (Георгиевский) писал: «К отцу Амвросию приходили за духовной помощью люди всех классов, профессий, состояний. Он нес в своем роде подвиг народнический. Знал народ и умел с ним беседовать. Не высокими поучениями, не прописями отвлеченной морали назидал и ободрял он людей – меткая загадка, притча, которая оставалась в памяти темой для размышлений, шутка, крепкое народное словцо – вот были средства его воздействия на души. Выйдет, бывало, в белом подряснике с кожаным поясом, в шапочке – в мягкой камилавочке – все бросаются к нему. Тут и барыни, и монахи, и бабы. Подчас бабам приходилось стоять позади – где ж им в первые ряды пробиться! А старец, бывало, прямо в толпу – и к ним, сквозь тесноту дорогу палочкой себе прокладывает… Поговорит, пошутит – смотришь, все оживятся, повеселеют. Всегда был веселый, всегда с улыбкой. А то сядет на табуреточку у крыльца, выслушивает всевозможные просьбы, вопросы, недоумения. И с какими только житейскими делами, даже пустяками к нему не приходили! Каких только советов и ответов ему не доводилось давать! Спрашивают его о замужестве, и о детях, и можно ли после ранней обедни чай пить? И где в хате лучше печку поставить? Он участливо спросит: “А какая хата-то у тебя?”. А потом скажет: “Ну, поставь печку там-то…”».

Мелочей для старца не существовало. Он знал, что все в жизни имеет свою цену, и потому не было вопроса, на который бы он не отвечал с участием и желанием добра. Однако, бывало, старец «воевал». Сам живя в смирении, без которого невозможно спасение, старец Амвросий всегда желал видеть эту необходимейшую добродетель в приходивших к нему: он терпеть не мог горделивых, так что иных ощутительно бил – кого палкой, кого кулаком – или осыпал бесчестием. Жаловалась как-то старцу одна женщина, что от скорбей она чуть с ума не сошла. «Дура! – воскликнул при всех старец. – Ведь с ума-то сходят люди умные, а ты-то как же сойдешь с ума, когда у тебя вовсе его нет?» Или другая жаловалась старцу, что у нее украли шаль. А он с улыбкой ответил: «Шаль-то взяли, а дурь-то осталась». Старец обобщал иногда понятия «дурак» и «гордый». Не любил он также проистекающего от тщеславия щегольства. Приехала к нему одна духовная дочь, молодая женщина, в платье, обшитом стеклярусом¹⁷. Батюшка улыбнулся, глядя на нее, прищурился и сказал: «Ишь какая ты стала, какие игрушечки на себя навесила!» – «Мода, батюшка», – ответила та. «Э-эх, на полгода ваша мода!»

При глубоком смирении, несмотря на свой веселый нрав, старец нередко и против своей воли проливал слезы. У него был столь редкий дар слез. Он плакал о себе, о духовных своих детях, болящих душевными недугами, о благочестивых царях русских, скорбел и болезновал душой обо всем дорогом ему Отечестве. По случаю убиения императора Александра II в письме от 14 марта 1881 года он в глубокой скорби сокрушался: «Не знаю, что вам написать об ужасном настоящем времени и жалком положении дел в России… Господь попустил Александру II умереть мученическою кончиной, но силен Он подать помощь свыше Александру III переловить злодеев, зараженных духом антихристовым. Дух антихристов от времен Апостолов действует через предтечей своих, как пишет Апостол: Тайна бо уже беззакония деется, точию держай ныне, дондеже от среды будет¹⁸ (ср.: 2 Сол. 2, 7). Слова апостольские “удерживающий теперь” относятся к предержащей власти и церковной власти, против которой предтечи антихриста и восстают, чтобы упразднить и уничтожить оную на земле. Потому что антихрист, по объяснению толковников Священного Писания, должен прийти во время безначалия на земле. А пока он еще сидит на дне ада, то действует через предтечей своих. Сперва он действовал через разных еретиков, возмущавших Православную Церковь, и особенно через злых ариан, людей образованных и придворных; а потом действовал хитро через образованных масонов; а, наконец, теперь через образованных нигилистов стал действовать нагло и грубо паче меры… Не есть ли крайнее безумие трудиться выше сил, не щадя своей жизни, для того, чтобы на земле повесили на виселице, а в будущей жизни попасть на дно ада в тартар на вечное мучение? Но отчаянная гордость ни на что смотреть не хочет, а желает всем высказать свое безрассудное удальство».

Когда же духовные дети старца Амвросия спрашивали в большом смущении, что же последует за этим неслыханным злодеянием цареубийства, он отвечал с великой радостью при мысли о восшествии на престол императора Александра III: «Жив Господь и живы души наши!»¹⁹. Старец Амвросий прозревал будущее и охватывал своим духовным оком предстоящее царствование, во время которого Россия не участвовала ни в одной войне, а благосостояние державы упрочилось, как никогда.

Благочестивый Русский император Александр III в годы своего недолгого царствования последовательно проводил внутреннюю политику, заявленную еще в «Манифесте о призыве всех верных к служению верою и правдою Государю и Отечеству»: он призывал всех верных сынов Отечества ободриться и всеми силами стремиться «к искоренению гнусной крамолы, позорящей землю Русскую, к утверждению веры и нравственности, к доброму воспитанию детей, к истреблению неправды и хищения, к водворению порядка и правды в действии учреждений, дарованных России ее благодетелем, возлюбленным Моим родителем».

За свою самодержавную деятельность император получил прозвание Миротворца и скончался в расцвете сил на руках другого великого российского святого, старца Иоанна Кронштадтского. Этот святой много пророчествовал о приближающихся страшных временах для России, о грядущем на нее Божием гневе за отступление от православной веры.

Преподобный Амвросий Оптинский точно так же предчувствовал наступление лютых времен для России. В частности, в 1880-х годах он писал одному из своих духовных чад: «Не хлопочи о ризе; я передумал, решил, что лучше теперь не делать ризу на Калужскую икону Божией Матери. Первое, у нас денег мало… Второе, вспомнил я слова покойного митрополита Филарета, который не советовал делать ризы на иконы, потому что “приближается время, когда неблагонамеренные люди будут снимать ризы с икон”».

Подобные мысли часто посещали прозорливого старца. «Что-то около 1882 или 1883 года – точно не упомню, – рассказывал известному русскому духовному писателю С.А. Нилусу современник старца Амвросия, – я был у старца с ответными письмами для отправки их многочисленным духовным чадам его и почитателям. Вдруг старец взглянул на меня.

– Ныне, – сказал он, – настоящий антихрист народился в мир!

И, увидев мое недоумение и испуг, старец вновь повторил ту же фразу».

Заметим, что Ленину – не антихристу, но его верному предтече – было в это время двенадцать – тринадцать лет…

Удивительны были подобные прозрения старца Амвросия на фоне общей благостной обстановки внутри самой Оптиной. Известно, что С.А. Нилус долго жил в монастыре, подготавливая к печати разнообразные оптинские документы. Он часто беседовал с монахами о будущих временах, зная пророчества и отца Амвросия, и отца Иоанна Кронштадтского, и прочих духоносных старцев. Однажды после очередного разговора к Нилусу обратился канцелярский послушник отец Павел (Крутиков), сказав ему:

– Сергей Александрович! Вы наводите на нас такую жуть! Ведь сейчас в России ничего не ощущается, быть может, это и будет, но теперь нет оснований так беспокоиться…

– Эх, отцы, отцы! – сокрушенно качал головой Нилус. – Эти стены скрывают от вас ту ужасную обстановку, среди которой мы живем; и слава Богу, что вы всего не знаете… Я не пророк, а скажу вам, что вы сами на себе испытаете то, что я вам говорю!

И действительно, испытали, когда в 1923 году Оптина была закрыта и монахи разбрелись кто куда. Но и это предвидел преподобный Амвросий Оптинский. «Насколько Оптина пустынь прославилась, настолько же впоследствии обесславится», – говорил он в то самое время, когда монастырь находился в самом цветущем состоянии.

Преподобный Амвросий был первым из Оптинских старцев, кому явственно, пророчески открыл Бог грядущие судьбы России.

Старец Варсонофий (о котором речь еще впереди) писал так: «Монастырский иеромонах и духовник отец Иларион передавал мне, что отец Лев как-то однажды выразился, что придет время, когда скит наш запустеет и в нем будут жить одни кошки. На вопрос мой: в каком смысле должно понимать – в прямом или иносказательном, отец Иларион сказал, что не знает». Времена запустения скита на несколько десятков лет отстояли от времени жизни первых Оптинских старцев – Моисея, Антония, Льва, Макария. И промыслительно им не было дано ясных знамений перемен жизнеустройства России. При них вера православная только начинала расшатываться в народе; и первые старцы были призваны укреплять эту веру, проповедовать о покаянии и наставлять на этот путь пока еще многочисленных верующих.

При старце Амвросии Оптинском уже явилось множество сомневающихся, колеблющихся, отходящих от веры отцов и дедов. И тут потребовался особый дар любви к людям, чтобы почувствовали они, что Бог печется о них даже в самых ничтожных нуждах. Передавалось это чувство через старца Амвросия. Он всегда разом схватывал существо дела, непостижимо мудро разъяснял его и давал ответ. В продолжение десяти – пятнадцати минут подобной беседы решался не один вопрос, за это время старец Амвросий вмещал в своем сердце всего человека – со всеми его привязанностями, желаниями, страстями. Из его слов и указаний следовало, что он любит не одного того, с кем говорит, но и всех близких этого человека, его жизнь, все, что ему дорого. Предлагая свое решение, старец учитывал все стороны жизни, с которыми это дело сколько-нибудь соприкасалось.

Слово отца Амвросия обладало властью, основанной на близости к Богу. Это живое общение великого старца и есть дар пророчества и необыкновенной прозорливости. Об этом свидетельствовали тысячи его духовных чад. Для него не существовало тайн: он видел всё. Незнакомый человек мог прийти к нему и молчать, а он знал его жизнь, обстоятельства и зачем тот сюда пришел. Старец расспрашивал своих посетителей, но внимательному человеку по тому, какие вопросы и как он задавал, становилось ясно, что ему все известно…

Он любил деятельных, сообразительных людей и давал благословение, а с ним и веру в удачу самым смелым предприятиям.

Один помещик, часто посещавший старца, пришел к нему однажды и услышал такие слова:

– Говорят (отец Амвросий любил употреблять это слово для прикрытия своей прозорливости), около тебя выгодное имение продается – купи.

– Продается, батюшка, – удивился помещик. – И как бы хорошо купить, да это мечта одна: имение большое, просят чистыми деньгами, а у меня денег нет.

– Денег?.. Деньги-то будут, – тихо сказал старец. А при прощании снова напомнил: – Слышишь, имение-то купи!

Помещик отправился домой, а по дороге заехал к своему богатому, но скаредному дяде, которого вся родня старалась избегать. Во время беседы тот вдруг спросил:

– Отчего ты не купишь имение, которое возле тебя продается? Хорошая ведь покупка!

– Откуда же мне столько денег взять! – ответил племянник.

– Хочешь, взаймы дам? – спросил дядя.

Помещик принял это за шутку, но дядя говорил серьезно и денег дал.

Имение было куплено. Не прошло и недели, как к новому владельцу приехали купцы, желая купить часть леса, принадлежащего имению. Стали говорить о цене: купцы не торговались и заплатили именно ту сумму, за какую было приобретено все имение. Племянник тут же вернул долг дяде.

Другой случай. Пришел к старцу состоятельный орловский помещик и за беседой объявил, что хочет устроить водопровод в своих обширных яблоневых садах. Отец Амвросий воодушевился и оживленно стал рассказывать, как лучше повести дело, прикрываясь своим «говорят». Когда помещик вернулся домой, то выписал новые книги и занялся изучением этого вопроса. Каково же было его удивление: старец описал ему последние изобретения в интересующей его области. Помещик через некоторое время снова приехал в Оптину. Отец Амвросий и спрашивает:

– Ну, что водопровод?

– Вокруг яблоки гнили, а у меня – богатый урожай.

Старец не любил высказывать свою прозорливость, и, когда по живости его характера это знание обнаруживалось явно, он смущался. Так, однажды к нему подошел молодой человек из мещан с рукой на перевязи и стал жаловаться, что никак не может ее вылечить. У старца в келье находились в это время еще несколько человек. Не успел тот договорить: «Болит, шибко болит», – как старец его перебил: «И будет болеть, зачем мать обидел?» – но тут же смутился и продолжал: «Ты ведешь себя хорошо ли? Хороший ли ты сын?».

Что касается исцелений, то им не было числа. Но и их старец тщательно скрывал, а потому посылал больных в Тихонову пустынь на источник. До старца Амвросия в этой пустыни не было слышно про исцеления. Иногда он посылал болящих к мощам святителя Митрофана Воронежского. Часто люди исцелялись по пути в Воронеж и возвращались здоровые благодарить старца.

Духовная сила преподобного Амвросия проявлялась даже в совершенно исключительных случаях. Рассказывали, как однажды, идя в скит из монастыря, отец Амвросий, еле передвигавший ноги от слабости, увидел такую картину: стоит нагруженный воз, рядом лежит мертвая лошадь, а над ней рыдает крестьянин, лишившийся своей кормилицы-трудяги. Приблизившись к павшей лошади, старец трижды медленно ее обошел, потом, взяв хворостину, стегнул лошадь и прикрикнул: «Вставай, лентяйка!». И лошадь послушно поднялась на ноги.

Многим людям преподобный старец являлся на расстоянии, подобно святителю Николаю Чудотворцу, – или для исцеления, или для избавления от всякого рода бедствий.

«Мне кажется, что для всех, прибегавших к отцу Амвросию, он представляется в двойном виде: во-первых, великий старец, прославленный подвижник, с ореолом святости, с дивными дарами, чудотворивший еще при жизни; и потом для всякого в отдельности – самый близкий. Самый ласковый, самый трогательный человек, какого можно себе вообразить. И обе эти стороны в отце Амвросии дополняли и возвышали друг друга», – писал Е.Н. Поселянин (Погожев)[6]6
  Е.Н. Поселянин (Погожев; 1870–1931) – русский духовный писатель, новомученик. После окончания Первой московской гимназии поступил на юридический факультет Московского университета, пополнив ряды неверующей молодежи. Обращение юноши произошло в стенах хибарки старца Амвросия, после беседы с которым он стал другим человеком, сделавшись усердным прихожанином университетского храма святой Татианы. Одно время он даже подумывал уйти в монастырь, но его духовный отец – старец Амвросий не благословил, направил по другому пути: «Пиши в защиту веры, Церкви и народности». – Н. Г.


[Закрыть].

Подобный взгляд на личность старца Амвросия пытался отразить и Ф.М. Достоевский в образе старца Зосимы из «Братьев Карамазовых». По монастырским воспоминаниям, приехав в Оптину в 1878 году, великий писатель часами беседовал со старцем в его келье, отдавая на его суд свои творческие и личные проблемы.

Впечатление, полученное Достоевским от знакомства с отцом Амвросием, было так сильно и глубоко, что, преломившись в творческом сознании писателя, вызвало к жизни яркий, полный психологической правды художественный образ старца Зосимы, наделенный чертами живого человека. И все же нельзя отождествлять литературный образ с реальным старцем: трудное дело человеку кающемуся, как определил сам старец Амвросий личность гениального писателя, в точности изобразить само существо святого подвижника. «Он так много принял в душу свою откровений, сокрушений, сознаний, – описывает своего литературного героя Достоевский, – что под конец приобрел прозорливость столь сильную, что с первого взгляда на лицо незнакомого человека, приходившего к нему, мог угадать, с чем тот пришел, что тому нужно и даже какого рода мучения терзают его совесть, и удивлял, смущал и почти пугал иногда пришедшего таким знанием тайны его, прежде чем тот молвил слово».

Прозорливость старца Зосимы, как объясняет автор, идет от опыта, памяти, наблюдательности, а помощь же при недугах – от знания лечебных средств. В таком случае не принимается во внимание главное – помощь сверхъестественная, дары Святаго Духа, действующие в человеке иногда и вопреки тому же опыту и наблюдательности.

Монахи Оптиной пустыни прохладно отнеслись к образу старца Зосимы. Однако нельзя не согласиться, что этот литературный персонаж оказался настолько пленительным, что приводил читателей к познанию веры; как сказал философ В.В. Розанов: «Вся Россия прочла его “Братьев Карамазовых” и изображению старца Зосимы поверила. “Русский инок” (термин Достоевского) появился как родной и как обаятельный образ в глазах всей России, даже неверующих ее частей».

Достоевский во многих пробудил угасающую во второй половине XIX века тягу к монастырю вообще и к Оптиной пустыни в частности. Ведь вся внешняя обстановка жизни монастырской, запечатленная в «Братьях Карамазовых», само описание обители, где жил старец Зосима, – все это взято из реалий Оптиной, какой ее увидел Достоевский, когда посещал преподобного Амвросия Оптинского.

О святом старце Амвросии говорить – не переговорить: о нем существует множество воспоминаний, изданы его многочисленные письма к мирским особам и монашествующим, известны его поучения и поговорки. Но, отдавая должное его личности, снова и снова задумываешься о сущности старчества и его основном законе – послушании ученика своему учителю. Об этом приведем размышления Е. Н. Поселянина: «Среди тех жизненных предположений, которые я открыл старцу и на которые он меня благословил, некоторые казались совершенно неисполнимыми. А между тем жизнь шла – вернее, Божия воля постепенно приближала исполнение того, что он считал возможным и нужным. И если я вижу, что надо приступать к какому-нибудь делу, благословленному старцем, – соберись тут полки знатоков этого дела с пророчеством неудачи, – я знаю, что оно удастся. И мало-помалу я совершенно свыкся с тем, чтобы ничего важного не делать, не спросясь наперед старца.