Текст книги "Оптинские старцы"

Как могу я знать, чего я истинно желаю, когда желания меняются, как ветер? Как могу судить, хорош ли или полезен поступок, когда от меня скрыты те бесчисленные будущие побочные обстоятельства, которые доставят ему те или иные последствия? И при этом не только на место моей неопытности я ставлю старцеву мудрость, не только ищу совета человека, лучше меня знающего, что полезней мне в духовном смысле, – самое важное вот в чем. Я верил, что, когда с верой спрашивал его, чтобы подчиниться его решению, он (может быть, и не вникая в мои обстоятельства рассудочно) особым даром от Бога получает внушение – указать мне именно то, в чем воля Божия».

Шамординская обитель

Просто удивительное единодушие проявили три великих старца XIX века. Молитвами и попечением преподобного Серафима Саровского был основан Дивеевский женский монастырь; святой Иоанн Кронштадтский на собственные деньги возвел в Санкт-Петербурге Иоанновский женский монастырь; старец Амвросий Оптинский пожелал устроить в двенадцати верстах от Оптиной Шамординскую Казанскую женскую обитель. Каждый из этих трех женских монастырей чудесным образом строился и существовал благодаря поддержке и прозорливым советам своих основателей при их жизни и молитвенному предстательству пред Престолом Божиим при их отходе в вечность.

Старец Амвросий имел особую заботу о женщинах-вдовах, бедных девицах и детях-сиротах, ибо много таковых благочестивых просительниц приходило к нему, не имея средств поступить в какой-нибудь монастырь. Дело в том, что тогда почти все женские монастыри в России принимали в число сестер только таких, которые были в состоянии купить себе келью, сделать хотя бы небольшой взнос в обитель и содержать себя своими средствами и трудами. Редко принимали женщин без взноса, рассчитывая лишь на их здоровье и силы, позволявшие исполнять тяжелые монастырские послушания. Женщин с плохим здоровьем старались не принимать из опасения, что в случае продолжительной болезни и неспособности к трудам она обременит монастырь. Таких-то болезненных и обездоленных женщин старец Амвросий старался определить к какому-нибудь месту.

По возможности он склонял некоторых благочестивых состоятельных людей к устроению и благотворению женских общин, и сам сколько мог этому содействовал. Так его попечением были устроены женские общины в Орловской, Саратовской, Полтавской и Воронежской губерниях. Старцу приходилось не только рассматривать планы, давать советы и благословлять людей на дело, но часто защищать и благотворителей, и насельниц этих общин от недоброжелателей, для чего ему случалось иногда вступать в переписку с епархиальным начальством и членами Святейшего Синода.

Последней женской обителью, над которой старец особенно потрудился, была Шамординская Казанская Горская община. Основание ей было положено как бы случайно – но это только на первый взгляд…

Один богатый московский господин, усердный почитатель старца, просил его благословения на покупку неподалеку от Оптиной небольшой дачки для своего семейства, желавшего жить поблизости от отца Амвросия. На этот счет старец сговорился с бедным помещиком Калыгиным, владевшим имением недалеко от деревни Шамордино по Большой Калужской дороге. Калыгин согласился с тем условием, чтобы ему и его супруге-старушке было дано место в Оптинской гостинице дожить остаток своих дней. Имение было куплено. Деньги за него заплатила бывшая помещица монахиня Амвросия (Ключарева). У преподобного Амвросия своих денег не было: сколько бы ему ни жертвовали, он немедленно раздавал нуждающимся и на потребы скита. Кроме двухсот десятин земли, ценного в купленном имении ничего не оказалось, но местность была живописнейшая. Следует отметить, что Калыгину за год до продажи имения было дивное видение: представилась ему церковь в его владениях, стоящая на облаках.

Московский господин, для которого было приобретено имение, по домашним обстоятельствам отказался от него. Тогда старец Амвросий сказал Ключаревой: «Вот, матушка Амвросия, жребий тебе выпадает взять это имение для себя. Станешь жить там как на даче, со своими внучками, а мы будем ездить к тебе в гости». У внучек-близняшек умерла мать, отец – сын матушки Амвросии – женился на другой, и малютки остались на попечении бабушки. Крестным отцом их был старец Амвросий.

В первое же лето после покупки имения, то есть в 1872 году, отец Амвросий приехал навестить Ключареву и посмотреть местность. Тогда же он благословил ее построить новый корпус для себя и многочисленных сестер-послушниц, бывших ее крепостных. «У нас здесь будет монастырь», – сказал отец Амвросий. Такое было трудно предположить, потому что имение было куплено на имя девочек-близнецов. Тогда они были малютки, а впереди их ожидала, несомненно, долголетняя супружеская жизнь.

Ключарева стала строить большой одноэтажный на высоком каменном фундаменте дом, где предусмотрительно отвела место под келью отцу Амвросию, в которой он и гостил каждый год – случалось, по целой неделе.

В доме по плану старца находился большой зал, занимавший восточную часть, а кельи для внучек были обращены на север. Ключарева сильно скорбела, потому что этот план не совпадал с ее желаниями. Старец впоследствии говорил: «Она строила детям дом, а нам нужна церковь».

В доме поместили внучек и послушниц, сама же Ключарева по-прежнему продолжала жить в гостином дворе Оптиной, но внучек не забывала: или брала их к себе, или гостила в имении, в котором жизнь текла уже по монашескому образцу.

Девочки подрастали, и бабушка пожелала дать им хорошее светское образование. Она просила благословения старца подыскать бонну-француженку, но старец отказал. Матушка Амвросия долго силилась понять, почему он не разрешает, переживала и мучилась.

Девочки же очень любили длинные оптинские службы, часто молились, отказывались от мяса и ели его только по убеждению старца.

Однажды приехала в Оптину близкая духовная дочь старца, А.А. Шишкова. Она зашла и к Ключаревой, которая с печалью рассказала, что отец Амвросий не благословляет ей взять к этим внучкам француженку. «Как можно, – говорила матушка Амвросия, – в нашем кругу не знать иностранных языков? Ведь дети будут вращаться в свете; да и советует он одевать их проще. Вы нынче будете у батюшки, попросите у него благословения приискать мне иностранку к детям. И о платьицах спросите…»

«Прихожу я к батюшке, – рассказывала Шишкова, – и между прочим говорю ему: “Теперь я живу в Москве, и мне было бы легко и удобно приискать иностранку к внучкам госпожи Ключаревой. Не благословите ли?”. Тут же и о платьях упомянула. Но батюшка мне ответил так: “Нет, ты этого не делай: детям не надо француженки. Я к ним поместил отличную благочестивую русскую особу, которая их наставит и приготовит к будущей жизни. Знаешь ли, дети жить не будут. Ты только этого не говори матушке Амвросии”».

Вскоре Ключарева, заботясь о благосостоянии своих внучек и по настойчивому совету старца, приобрела еще четыре дачи возле Шамордина и окружающие их леса – впрочем, не понимая опять замыслов отца Амвросия, ведь не город же строить придется! Она определила для девочек и часть своего капитала и составила завещание, что в случае неожиданной смерти внучек в калыгинском имении должна быть устроена женская община.

В 1881 году, недолго проболев, матушка Амвросия скончалась. Наследницами имения стали девятилетние близняшки, которые продолжали жить со своими нянями и сестрами-послушницами в Шамордине. Прошел год. Девочки никогда не шалили, одевались просто, любили тихую, уединенную жизнь, почитали своих нянь, заменивших им мать. Такая жизнь не понравилась их отцу, жившему со своей второй женой в Калуге и оставшемуся бездетным. Он решил дать им светское воспитание и определить в пансион. Старец желанию отца не препятствовал. Девочки, проучившись зиму в пансионе, должны были на каникулы ехать к отцу, чтобы знакомиться с правилами и образом светской жизни. Но души их рвались в Оптину, к горячо любимому батюшке Амвросию. И так устроилось, что с разрешения своего родителя девочки сначала приехали в Оптину. Это было весной 1883 года. Но, прибыв в монастырь, они вдруг заболели дифтеритом – сначала одна, потом другая. Их разлучили, чтобы одна не усилила болезнь другой. Пока были в силах, девочки часто писали отцу Амвросию записочки, в которых просили его молитв и благословения. Первой скончалась Вера. Оставшейся в живых Любови не говорили об этом. Но она, вдруг очнувшись, спросила сидевшую около нее сестру: «Вера умерла?». Та стала отговариваться, что, мол, жива, но Любовь возразила: «Как жива? Мне сейчас няня сказала, что умерла». Няни же рядом не было. Девочки, в последнее время часто говорившие: «Мы не хотим жить дольше двенадцати лет, что хорошего в этой жизни!» – одна за другой отошли в тот мир, о котором мечтали. Как родились они вместе и всю жизнь были неразлучны, так вместе и предстали, точно Ангелы, пред лице Господа.

За семь лет говорил отец Амвросий Шишковой о кончине этих детей.

В имении закипела работа. Одни за другим строились корпуса. Но желавших поступить в Шамординскую общину нахлынуло вдруг столько, что не успевали выстроить новый дом, как уже вдвое больше народу ожидало нового помещения. Старец принимал туда находившихся в крайней бедности вдов и сирот, а еще слепых, хромых, болезненных и вообще всех самых обездоленных женщин и девиц. Рассказывал старец Иларион: «Замужняя моя сестра подверглась тяжкому недугу, и муж ее оставил на произвол судьбы. Привезли ее, больную, в Оптину к старцу Амвросию. Было лето. Батюшка вышел к больной, посмотрел на нее и, благословив, шутливо промолвил мне: “Ну, этот хлам-то у нас сойдет, отвези ее в Шамордино”. Около десяти лет прожила она там в богадельне и скончалась, быв пострижена перед кончиной в схиму».

Или еще: приходит бедняк из Сибири и отдает отцу Амвросию свою малолетнюю дочку.

«Возьмите, – говорит, – у нее нет матери, что я с ней буду делать?» Старец и эту отправляет в Шамордино. Из девочек-сирот образовался приют, из убогих женщин и девиц – богадельня. К этому нужно добавить и дом в Козельске для умалишенных женщин, который содержался на средства одного благодетеля старца Амвросия.

В 1884 году на праздник Покрова Божией Матери был освящен домовый храм в корпусе покойной владелицы имения: делать потребовалось не много – в большом зале, обращенном на восток, пристроили алтарь, а иконостас привезли из Оптиной.

Первой настоятельницей стала С.М. Астафьева²⁰, вдова, преданная послушница старца, женщина умная, благочестивая и обладавшая прекрасным даром слова. С детства жившая в неге и незнакомая с физическим трудом, монахиня София теперь трудилась, не жалея себя. Через три года такая подвижническая жизнь надломила ее слабое здоровье и она скончалась, как праведница. Настоятельство приняла на себя монахиня Евфросиния (Розова), для которой также воля старца была законом.

В 1889 году, 8 октября, исполнилось пятьдесят лет со времени прибытия отца Амвросия в Оптину пустынь. Он доживал последние свои годы. Изнуренный беспрестанными трудами и болезнями, он ослабевал все более и более, временами жизнь его висела на волоске. В такие минуты он говорил: «Мне трудно, невозможно становится жить». В связи с болезнью старца посетителям приходилось подолгу жить в монастырских гостиницах, в которых по традиции приют давали бесплатно. Стечение народа было громадным, а посему и расходы были немалые. Приходилось ограничивать наплыв посетителей в Оптину. Для любящего сердца отца Амвросия это являлось немалой скорбью. Когда он хоть чуть поправлялся, то начинал принимать всех без разбора: со всех сторон осаждали его, не давая ни покоя, ни отдыха.

После смерти первой настоятельницы хозяйство Шамординского монастыря стало приходить в упадок, потому что новая настоятельница не имела опыта в таких делах. К тому же все были уверены, что средства неисчерпаемы. Даже самые близкие к старцу Амвросию благотворители не знали истинного положения: средств у него не было никаких, а он затеял строить по утвержденному плану новый огромный каменный храм. Предварительные работы уже начались: устроили кирпичный заводик и заложили для храма фундамент. Были отпечатаны приглашения к пожертвованиям и разосланы ко всем значительным московским домовладельцам, но сбор оказался столь скуден, что едва покрыл расходы. Такая крайняя ситуация заставила старца Амвросия подумать о переезде в Шамординскую общину.

Обстоятельства отъезда в 1890 году в женскую обитель были необычны: похоже, старец знал, что это последняя его поездка в Шамордино. На этот раз он не взял с собой, как обычно, старшего келейника иеромонаха Иосифа, который уже сам начал старчествовать и которому отец Амвросий перепоручил почти всех своих духовных чад. И еще: благодетельнице обители А.Я. Перловой явилась во сне икона, которую долго не могли определить, но оказалось, что это «Споручница грешных». Когда икону привезли к батюшке Амвросию, он велел поместить ее в своей келье и затеплить перед ней неугасимую лампаду. Уезжая, святой старец словно поручал скит и монастырь Матери Божией.

Поначалу отец Амвросий намеревался пробыть в Шамордине дней десять. Трижды пытался оттуда уехать, но по необыкновенной слабости здоровья так и не смог это сделать. Оптинская братия скорбела, что старец остался на зиму у монахинь, шамординские сестры, наоборот, были необычайно рады. В Оптину отцу Амвросию пришлось даже писать записку: «Я доселе задержался в Шамордине по особенному промышлению Божию, а почему – это должно означиться позже».

Оставшись в Шамордине, старец стал вникать во все хозяйственные дела. Без его совета и благословения в обители ничего не делалось, все постройки производились по его плану и указанию, при этом часто проявлялся его удивительный дар прозорливости.

Кроме того, болезненный старец по-прежнему с утра до вечера принимал народ, занимался перепиской с просившими у него советов. При скудости средств общины милостыня его не только не уменьшилась, но и приобрела такие размеры, что даже многие из близких людей стали его осуждать. Но всегда, когда отец Амвросий отдавал последний рубль нуждающемуся, непременно вскорости в Козельскую почтовую контору приходила на его имя большая сумма денег – и строительство в Шамордине продолжалось.

Теперь туда стекались толпы народа, возмущаясь, что старец так долго не принимает их. Не всегда верили люди, что он часто лежит в своей келье в полном изнеможении, об этом он особенно скорбел: «Ведь не верят, что я слаб, – ропщут». Но и в недуге старец никогда не терял присутствия духа, хотя болезни его прилагались к болезням, скорби – к скорбям. К нему и раньше-то не очень благоволило высшее духовное начальство, но к концу жизни это неблаговоление особенно обострилось. Новый Калужский епископ Виталий, приехав на место, желал поскорее увидеть известного всему православному миру старца, но тот все никак не возвращался в скит. Преосвященный стал высказывать неудовольствие, что старец самовольно отлучился в другой уезд, да еще живет в женском монастыре. Многочисленные посетители Оптиной пустыни разносили всевозможные слухи об оптинских и шамординских делах, часто совершенно неверные. О старце каждый толковал по-своему, в основном осуждали.

Владыка Виталий передавал через некоторых лиц, что силой увезет отца Амвросия из Шамордина, на что тот отвечал: «Я знаю, что не доеду до Оптиной, если меня отсюда увезут, я на дороге умру». К старцу обращались сестры: «Батюшка! Как нам владыку встречать?». Старец отвечал: «Не мы его, а он нас будет встречать!» – «Что для владыки петь?» – «Мы ему пропоем “Аллилуия”». И действительно, епископ Калужский застал старца уже в гробу и вошел в церковь под пение «Аллилуия».

В 1891 году старец Амвросий постриг в монашество своего духовного сына – известного русского философа К.Н. Леонтьева с именем Климент, благословив на жительство в Троице-Сергиевой Лавре. Прощаясь с отцом Климентом, старец сказал ему: «Скоро увидимся». Старец скончался 10 октября 1891 года, а его постриженик – спустя всего лишь месяц, от скоротечного воспаления легких.

Незадолго до кончины старца Амвросия его болезнь усилилась, он потерял и слух, и голос. Его предсмертные страдания были невыносимы – он сам признавался, что подобного не знавал всю свою жизнь. «Вот целый век свой я все на народе, так и умру». Действительно, так и пришлось старцу умереть на народе, который неотступно теснился около двери его кельи. В самую минуту смерти он также был окружен людьми внутри самой кельи. Весть о кончине старца мгновенно облетела монастырь, и скорбные рыдания осиротевших монахинь и насельниц Шамордина слились в общий стон беспомощности.

Встал вопрос, где похоронить старца. Святейший Синод постановил предать тело старца оптинской земле.

Тысячи людей сопровождали похоронную процессию из Шамордина в Оптину; стояла невероятно ветреная и дождливая погода, однако свечи в руках людей не гасли. На другой день было совершено отпевание архиереем и сказано много знаменательных слов. Смерть старца стала горем для всей России, но в первую очередь для Оптиной пустыни, Шамордина и многочисленных духовных чад старца. «Когда батюшку схоронили, – записал один из свидетелей, – кто-то из ближайших к нему монахов стоял у могилы, сложив крестообразно на груди руки и опустив глаза. Все отправились на поминальную трапезу, приготовленную на пятьсот человек. Прошло часа два времени. Тот монах все еще стоял в том же самом положении у могилы батюшки».

Старец предсказал процветание Шамординской обители. И действительно, вскоре огромный каменный пятнадцатиглавый собор был закончен, поставлены большие кирпичные корпуса. Весь монастырь по своей архитектуре являл законченную художественную идею. Выстроенный из красного кирпича с белыми наличниками окон, расположением многочисленных своих строений он напоминал крепкий русский кремль. В общине были заведены различные художественные рукоделия, и Шамординская женская обитель во многом опередила Оптину пустынь.

Откуда же взялись деньги? Несомненно, по молитвам батюшки Амвросия, о святости которого появилось сразу после его кончины множество свидетельств. Так, например, старец стал являться разным людям, исцеляя от болезней и наставляя в затруднительных жизненных ситуациях. Одной своей духовной дочери в видении он сказал: «Я вас никогда не брошу».

Чайный торговец Перлов (чайный магазин которого в китайском стиле в Москве на Мясницкой улице известен до сих пор) был духовным чадом отца Амвросия. Он и его жена много благотворили старцу. Во сне Перлову явилась Матерь Божия и повелела принять на себя попечение о Шамординской обители. Перлов отвечал, что на нем лежит бремя чайной торговли. Но Матерь Божия обещала взять на Себя его торговлю. После этого Перлов уже не жалел ни сил, ни средств для помощи Шамординской обители – туда потек его капитал.

Преподобный Амвросий первым среди Оптинских старцев был причислен к лику святых Православной Церкви. Канонизация его состоялась в 1988 году, в тысячелетний юбилей Крещения Руси.

Ученик преподобного Амвросия старец Иосиф

Владыка Виталий, который поначалу поверил было клеветам на великого старца Амвросия, скоро во всем разобрался и скорбел вместе со всеми о его кончине и о том, что так и не повидался с преподобным. Перед отъездом из Оптиной после погребения старца владыка обратился к собравшимся в Казанском соборе с прощальной речью, в которой помянул заслуги отца Амвросия. Говорил он и о старчестве как особенности Оптиной пустыни, призвав братию монастыря молиться, чтобы Господь воздвиг ей нового светильника, преемника в Бозе почившего старца Амвросия.

Но таковой уже существовал в Оптиной. Сам преподобный Амвросий говорил о нем: «Я поил вас вином, разбавленным водою, а отец Иосиф²¹ будет поить вас одним чистым вином», – имея в виду вино духовной мудрости. И действительно, речь отца Иосифа – в письмах ли, в устных ли беседах – всегда была сжатая, короткая, без капли «воды». Отличительными чертами характера отца Иосифа были необыкновенная скромность, деликатность, уступчивость. Его неизменно благодушное настроение благотворно влияло на окружающих. Он со всеми был мирен и умел всех смирять своей кротостью.

Преподобный Иосиф (Литовкин)

Еще послушником Иван Ефимович Литовкин (таково мирское имя отца Иосифа) в Оптиной был определен в келейники к отцу Амвросию. Новый келейник перешел в хибарку старца, где и прожил более полувека: тридцать лет вместе со своим наставником и еще двадцать – без него. Старец Амвросий доверял отцу Иосифу во всем, называя его своей правой рукой, и до самого своего отъезда в Шамордино никогда не разлучался с ним.

Путь отца Иосифа в монашество определился без мучительных сомнений. Родился он в Харьковской губернии в благочестивой семье, где было шестеро детей. В восемь лет мальчик удостоился видения Божией Матери и с тех пор сделался тих и задумчив, уклонялся от детских игр. В одиннадцать лет Иван остался круглым сиротой, жил по чужим углам, перебивался поденной работой. Молитва стала его неизменной спутницей, а храм Божий – единственным местом утешения. Через некоторое время он поступил на службу к таганрогскому купцу, который решил даже женить его на своей дочери, видя добрый нрав юноши, но дело не сладилось. Когда отец Иосиф уже был старцем, его спрашивали, нравился ли ему кто-нибудь, пока он жил в миру, и он простодушно отвечал: «Да ведь я был близорук и никого не мог хорошо рассмотреть издали, а близко подходить совестился – был застенчив».

Купец после недолгих уговоров разрешил Ивану сходить на богомолье в Киев. По дороге юноша посетил Борисовскую женскую пустынь, в которой его сестра была монахиней. Прозорливая тамошняя старица Алипия посоветовала ему идти в Оптину к старцам. По дороге его подвезли ехавшие туда монахини Белёвского монастыря. В Оптиной шутя они сказали отцу Амвросию, что привезли с собой «брата Ивана», на что прозорливец серьезно ответил: «Этот брат Иван пригодится и нам, и вам», предугадав его старческое служение. Действительно, после смерти старца Амвросия отец Иосиф стал духовником и оптинской братии, и Шамординской женской обители, и сестер Белёвского монастыря.

Встреча «брата Ивана» со старцем, определившая всю дальнейшую судьбу Литовкина, состоялась 1 марта 1861 года. Ивану было двадцать четыре года. Выслушав его, отец Амвросий сказал: «Зачем тебе в Киев, оставайся здесь». Иван поклонился святому старцу и сказал: «Благословите», – тем самым вручив себя в послушание отцу Амвросию. Тот же, предвидя в своем келейнике и ученике достойного преемника, с любовью приготовлял его к высокому служению. Отец Амвросий дозволял ему входить в общение с посетителями, а некоторых просто благословлял ходить со своими духовными нуждами к отцу Иосифу. Было замечено, что ответы отца Иосифа почти всегда совпадают с ответами на тот же вопрос старца Амвросия.

В 1888 году отца Иосифа постигла тяжелая болезнь. В ожидании неминуемой, казалось, смерти его постригли в схиму, а на другой день прочли отходную. После этого отец Иосиф попросил ходившего за ним брата пойти к старцу Амвросию и передать ему, что он просит отпустить его с миром. Но старец повелел посланному сказать отцу Иосифу: «Свят, Свят, Свят Господь Саваоф»²². Как только пришедший брат произнес эти величественные слова, больной попросил чаю и с этой минуты стал выздоравливать и прожил еще четверть века.

Во время этой болезни Своего избранника вновь посетила Матерь Божия. «Потерпи, любимче Мой, немного осталось», – утешила Она его. Эти слова услышал послушник, ухаживавший за отцом Иосифом. Думая, что за ширмой, где лежал больной, кто-то находится, он заглянул туда и был поражен: никого не было. «А батюшка Иосиф, – рассказывал он потом старцу Амвросию, – лежал как пласт, с закрытыми глазами. Меня такой объял страх, что волосы дыбом встали». После этого отец Амвросий говорил некоторым, что отец Иосиф в болезни сподобился видеть Царицу Небесную. Таким же ласковым именем «Любимче Мой» называла Матерь Божия при Своем явлении великого старца преподобного Серафима Саровского.

В 1890 году, отправляясь в свою последнюю поездку в Шамордино, отец Амвросий первый раз за тридцать лет сказал своему келейнику отцу Иосифу: «Тебя не возьму нынешний раз, ты здесь нужен». Мало того, приказал ему перейти в свою келью. С отъездом старца Амвросия монахи стали ходить исповедоваться к отцу Иосифу, потом старец Амвросий стал посылать к нему и шамординских монахинь.

В скорбное для всех, а особенно для отца Иосифа, время кончины старца Амвросия он во всем величии обнаружил силу своего духа. В нем, скорбящем по своему старцу, многие, скорбящие от того же горя, нашли духовную поддержку и почувствовали, что на новом старце почила та же благодать, которой обладал усопший преподобный. И оптинская братия по влечению сердца стала приходить к нему со своими духовными нуждами, и шамординские сестры вручили себя его духовному окормлению, а за ними и другие монахи и миряне.

После смерти своего духовного отца, старца Амвросия, одна помещица невыносимо скорбела и недоумевала, к кому ей теперь обращаться. Сидя однажды с такими печальными мыслями в глубокой задумчивости, она ясно услышала голос преподобного Амвросия: «Держись отца Иосифа – это будет великий светильник». Сие явление положило конец ее скорбям и колебаниям, и она с полной верой вручила себя духовному водительству отца Иосифа.

Молитва – наедине и на людях – была постоянным его занятием, его духовным деланием. Несмотря на тяжелые болезни, приковывавшие его к постели, отец Иосиф неукоснительно исполнял молитвенные правила. Даже лежа на смертном одре, до самого последнего вздоха он не прекращал чтения молитвы Иисусовой: «Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя, грешнаго», – перебирая четки обессиленной рукой.

Это постоянное молитвенное возношение ума и сердца к Богу ясно отражалось на лице старца Иосифа, которое было всегда такое доброе, светлое, радостное, миролюбивое.

«Достаточно показаться на пороге его светлому, с ангельской улыбкой лицу, чтобы сами собой разгладились морщины на моем лице, скорбь оставила прежде, чем высказал ее», «От одного воспоминания о выражении лица его делается веселее на сердце», – говорили знавшие его.

Священник из Гомеля отец Павел Левашов свидетельствовал, что явным образом видел благодать Божию, почившую на лице и голове старца. «Вошел я в убогую келейку, увидел глубокого старца, изможденного беспрерывным подвигом и молитвой, едва поднимающегося со своей коечки. Он в то время был болен. Мы поздоровались, через мгновение я увидел необыкновенный свет вокруг его головы, четверти на полторы высотою (нимб святости, как пишут на иконах. – Н. Г.), а также широкий луч света, падающий на него сверху, как бы потолок кельи раздвинулся. Луч света падал с неба и был точно такой же, как и свет вокруг головы, лицо старца сделалось благодатным, и он улыбался. Ничего подобного я не ожидал, а потому так был поражен, что решительно забыл все вопросы, которые толпились в моей голове; наконец я едва сообразил, что хотел у него исповедоваться, и начал, сказав: “Батюшка, я великий грешник”. Не успел я сказать это, как в один момент лицо его сделалось серьезным и свет, который лился на него и окружал голову, скрылся. Так продолжалось недолго. Опять заблистал свет вокруг головы, и опять появился такой же луч света, но теперь в несколько раз ярче и сильнее.

Я не мог оторваться от столь чудного видения и раз десять прощался с батюшкой и все смотрел на его благодатный лик, озаренный ангельской улыбкой и этим неземным светом, с которым я и оставил его… Свет этот не имеет сходства ни с каким из земных светов, как то: солнечным, фосфорическим, электрическим, лунным и т. п., ничего подобного в видимой природе я не видел. Я объясняю это видение тем, что старец был в сильном молитвенном настроении и благодать Божия видимо сошла на избранника Своего».

Молитва отца Иосифа имела необыкновенную силу, с ее помощью он исцелял людей как от душевных, так и от телесных болезней.

Одна особа, живя в Оптиной, сильно заболела и попросила привести себя в хибарку к батюшке. Он ее принял и, дав в руки свои четки, прошел в келью, велев подождать. Когда он вошел, она совершенно исцелилась.

Вот выдержки из писем духовных чад отца Иосифа.

«Батюшка, писала вам об Н., что он был горький пьяница; Ваши вздохи дошли до Господа: не пьет теперь, в храм ходит, раньше и слушать не хотел, читает хорошие книги, собирает свое хозяйство и т. д.».

«Чрез Ваше ходатайство пред Богом сколько отрады, сколько утешения бывает в семьях! Писала я об одном П. – страшно пил и был жесток с семьей. Переменил себя во всем по Вашим святым молитвам, семья счастлива. Об одной писано было, что больна, теперь ей хорошо. У другой муж пропадал безнадежно, писала вам об нем, и вот пришел – дети и жена счастливы. Невольно слезы льются при виде всего этого. И как не благодарить Господа, что Он через Ваши святые молитвы так щедро посылает подобные утешения! Где же неверующие в Бога? Пришли бы и уверовали, когда бы все проследили. И еще, еще много случаев на моих глазах: все утешены, кто бы ни прибегал к Вашим святым молитвам».

Духовной дочери отца Иосифа, монахине Исааковской Богородичной пустыни Лидии, перед ее смертью было чудесное видение. Она увидела Царицу Небесную и Самого Господа с ликом святых. Но мгновенно озарившая ее лицо радость сменилась выражением ужаса. Долго смотрела больная как-то странно вверх, как бы ожидая чего-то, затем радостно перекрестилась и сказала: «Слава Тебе, Господи! Слава Тебе, Господи! Умолил, умолил, теперь я ничего не боюсь, теперь и мне будет хорошо!». Когда у нее спросили, кто за кого умолил, она ответила: «За меня, батюшка Иосиф. Как он молился – и умолил! Теперь уж мне будет хорошо, только батюшку я здесь не увижу, я скоро умру. Напишите ему поклон и поблагодарите за все». Потом больная, взглянув на портрет отца Амвросия, прибавила: «И этот угодничек Божий тоже за меня молился».

У одной барышни, также духовной дочери отца Иосифа, болел желудок. Она приехала к отцу Иосифу, сказала ему, что лечится, а потому по постным дням ест скоромное. А он ответил: «Займись-ка ты лучше своим горлом – полечи его, а постное все же есть надо». Она по приезде домой пошла к доктору, показала ему горло, и выяснилось, что если бы не спохватились вовремя, то могла бы начаться горловая чахотка.

Сколько подобных случаев передавалось из уст в уста, когда по молитвам старца одни избавлялись от болезней или даже от неминуемой смерти, другие – от грозившей им беды. В этом случае прозорливость старца обнаруживалась наиболее явно.