Текст книги "Прелестник"

6. Любовный напиток

Луи обладал примечательной внешностью. При светлых волосах он имел темные брови и ресницы, что, несомненно, оживляло и облагораживало его облик. Если бы не так, если бы и брови, и ресницы были под цвет волос, Луи казался бы простоватым и даже забавным. Впрочем, и воспитание, и привычки наложили свой отпечаток, особый лоск придворной жизни, так что в человеке сразу угадывалось его происхождение и положение в обществе.

Мари пыталась заставить себя отвлечься, но неизменно застигала свой взгляд устремленным на герцога. Ее пригласили на вечер в Сен-Клу, во дворец брата короля, герцога Орлеанского. Луи попал туда в свите его величества.

Оба знали, что встретятся на вечере. Луи, между прочим, заметил, что у Месье[14]14
  Так называли брата короля.


[Закрыть] всегда весело и раздольно, однако он не очень любит там бывать.

– Почему? – удивилась Мари, знавшая страсть герцога ко всевозможным развлечениям.

Луи отвечал уклончиво:

– Месье слишком часто обращает на меня внимание…

– Что же в этом плохого? – не понимала Мари.

– Ничего, но, видишь ли, когда нам уделяют внимание такие особы, это может обернуться массой неприятностей, если мы чем-нибудь не угодим.

У него на лице было написано, что он выкручивается, скрывая истинную причину, но Мари не стала больше спрашивать и лишь осведомилась, будет ли возможность пообщаться на вечере.

– Безусловно, – радостно заявил герцог. – К счастью, мои дамы не смогут уследить за мной: я буду в карауле. Ну, а в перерывах обязательно увижусь с тобой.

И вот теперь Мари поглядывала в сторону Луи, который оказался в зале, но ни с кем не танцевал, а прохаживался с отвлеченно-сосредоточенным видом.

Как ей хотелось, чтобы все вдруг исчезло, а она бы осталась рядом с Луи. И как хотелось узнать, о чем он думает в эту самую минуту.

Ее пригласили на танец, и Мари отвлеклась, принимая учтивые комплименты немолодого уже кавалера. А когда вновь глянула в ту сторону, где находился Луи, то увидела на его месте другого гвардейца.

Прошло не менее четверти часа, прежде чем к ней приблизился слуга и попросил тихо-тихо, чтобы она вышла в галерею. Не изъявляя никакой поспешности, Мари под каким-то предлогом удалились.

В галерее она сразу наткнулась на герцога. Он же поспешил увлечь ее в одну из проходных комнат, чтобы ненароком их не застигли знакомые или жена, тетя и герцогиня Анна. Первым делом Луи мягко чмокнул свою даму в губы и, окинув ее восхищенным взором, блаженно проговорил:

– Ты несравненна, душа моя.

Мари улыбнулась, довольная произведенным впечатлением, и спросила:

– Как долго продлится наше свидание?

– У меня в запасе три четверти часа, это не так уж и мало.

– Всего три четверти часа? – огорчилась Мари.

– Не волнуйся, ты их не забудешь, – заверил герцог с той самой уверенностью, от которой волосы дыбом вставали.

Они примостились на кушетку, скорее служащую ради декорации, а не удобству, но им и этого было довольно. Луи сразу завладел руками Мари, а она сидела какое-то время молча и смотрела ему в лицо, как заколдованная. Слова оказались лишними. Все же Мари нарушила молчание, проговорив со странными интонациями в голосе:

– Признаться честно, не понимаю, что мы тут делаем. То есть… – запнулась она, – вас связывает долг службы, а я…

– Тебе не нравится здесь? – не поверил Луи.

– Нравится, только мне тут нечего делать.

– Развлекайся, дорогая, развлекайся, пока есть возможность. Танцуй, слушай музыку, сплетни, да мало ли что еще?

Она лишь вздохнула, но так, словно воздуху было тесно в груди. Герцог не остался равнодушен к этому едва уловимому движению и от всей души покрыл поцелуями ее полуобнаженную и приподнятую корсажем грудь. У Мари вырвался тихий вздох.

– Луи, вы когда-нибудь сведете меня с ума, – прошептала она.

– Нет, с ума сходить не надо, лапушка моя… ты какая-то странная сегодня. Утомилась? Может, пойдем на улицу?

Он с интересом и даже с некоторой тревогой смотрел ей в лицо.

– Нет, останемся тут. Я бы хотела знать, когда вы навестите меня, я уже соскучилась, я не видела вас целых десять дней.

– Вот оно что, – его глаза смеялись, – десять дней – большой срок. Но обещаю, если ничто не помешает, то завтра вечером я буду у тебя.

– Завтра? – заторможенно переспросила она.

– Завтра, ведь сегодня мы остаемся в Сен-Клу.

– Жаль, что нельзя заставить время идти быстрее.

– Ей-богу, ничего не понимаю, – хитро произнес Луи, – куда торопиться? Разве сейчас мы не вместе?

– Я не знаю всех ваших уловок, но, право, сейчас быть с вами для меня большая пытка.

– Пытка? Ну, это слишком. А еще говорила, что хочешь видеть меня каждый день.

– Да, хочу, – капризно заявила Мари.

– И выгонишь через две недели.

– Нет, я же без вас жить не могу.

– Через две недели я успею надоесть до такой степени, что выгонишь.

– Луи, мне хорошо сейчас рядом с вами, но ваши прикосновения… я не знаю, что вы творите, но мой рассудок уже далеко отсюда.

– Это же хорошо, – тихо сказал он ей на ухо.

– Хорошо? Может быть, по-вашему, хорошо и то, что я хотела бы теперь сделать? – Мари уже обвила его шею руками и принялась целовать.

– Мари, дорогая, ты и впрямь сегодня не в ладу с рассудком. Мы не можем сейчас позволить себе это.

– Мы – это кто?

– Мы – это мы. Я не шучу, ангел мой. У меня еще много дел сегодня.

– Не могу поверить: вы отказываете женщине? – изводила она его.

– Завтра, милая.

– Зачем откладывать на завтра то, что можно сделать сегодня?

– Резонно, – усмехнулся герцог, – хотел бы я это слышать несколько лет назад.

– Вот как? – Мари отступилась. Щеки ее порозовели от возбуждения. – Придется вас помиловать сегодня, но лишь сегодня.

– Вот и славно. Мы и так рискуем попасть на чей-нибудь острый язык.

– Я видела ваших дам. Как вы с ними управляетесь?

– И ты удивляешься. Как находишь матушку и тетю?

– Герцогиня почти не изменилась, а графиня… послушайте, неужели она живет в вашем доме?

– Да. У нас полное взаимонепонимание.

– Сочувствую.

– Это еще не так плохо. С женой у нас война, почти без перемирий. Одним словом, весело.

– Кто знал, что так сложится, Луи? Семь лет назад я думала, что вы удачливы абсолютно во всем.

– Многие так думают, – ответил герцог тоном человека, давно смирившегося со своей судьбой.

– Не удивительно. Вы выглядите довольным.

– Утешает, что есть люди, которым гораздо хуже. На самом деле я очень рад, что ты опять появилась в моей жизни. Что бы я делал теперь без тебя?

– То же, что и прежде, – спокойно возразила Мари.

– Нет. В тот момент, когда ты ступила на землю Франции, я был не в ладу с собой. Ты ведь больше не оставишь меня?

Мари не ожидала такого вопроса и ответила не сразу, а Луи смотрел на нее умоляюще, его вопрос был серьезен и возник, кажется, уже давно.

– Откуда ваши мысли? – нерешительно заговорила Мари. – Какой повод я дала, чтобы вы так подумали?

– Никакого повода, милая, это так, не обращай внимания, болтаю вздор.

– Луи, не мучьте себя. Я хочу быть с вами, сколько бы это ни продлилось. А чему быть, того не миновать. Зачем же думать о том, чего нет?

Герцог смотрел куда-то вниз, и Мари, чтобы убедиться в том, что ее слова не прозвучали впустую, даже дотронулась до его лица, принуждая посмотреть на себя. Он осторожно взял ее за руку, поцеловал кисть и улыбнулся, будто и не было тревожной беседы.

– Пойдем, я покажу тебе место, откуда хорошо видны посты; я знаю, кто там стоит, и расскажу тебе о них, это забавно. Если хочешь, я возьму мороженого или вина.

Утренний свет щедро заливал комнату и постель. Часы весело тикали. Хотя на улице было неуютно и холодно, здесь, в спальне, сохранялось тепло.

Мари уже проснулась и, приподнявшись, задумчиво смотрела на Луи. Он тихо спал, и лицо его казалось непривычно спокойным. Вчера, как и обещал, он явился вечером, и она встретила его с нескрываемым восторгом. Они много шутили, играли, забавлялись, и Мари, вспоминая себя, теперь даже чуточку стыдилась необузданной страсти, завладевшей ею в эту ночь. И все было бы превосходно, если бы не одно досадное происшествие, омрачившее их безумство и радость. В один из восхитительных моментов герцог неожиданно лишился чувств. Мари поняла это не сразу и даже высказала свое негодование, но, разобравшись, в чем дело, не на шутку перепугалась и бросилась к шкафчику с лекарствами. К счастью, ей удалось привести герцога в чувство. Луи так искренне сожалел и извинялся, что ей сделалось стыдно за свои претензии. Она поспешила его утешить и, заявив, что сама утомилась, вынудила его уснуть, полагая, что Луи нуждается в отдыхе.

Теперь она размышляла: сперва о причине его обморока. Бывало ли с ним такое прежде в подобных обстоятельствах или случилось впервые? Он говорил, что падал в обмороки от духоты… Ей не верилось. Может, он переутомился? Мало ли, чем ему пришлось заниматься на службе в этот день. Он утомился, но, не решаясь нарушить обещания, пришел. Или, может быть, он расточает свои силы не только на нее? Мари терялась в догадках, и мысли ее приобрели неожиданное направление. Глядя в умиротворенное лицо любовника, она вдруг задумалась о будущем. До сих пор Мари упивалась радостью от возможности быть с ним, наслаждалась его любовью, ведь он так щедро ее дарил. Море удовольствий – в последние месяцы она купалась в нем, не думая ни о прошлом, ни о будущем. Но что же дальше? Будет ли Луи связан с нею вечно? Вряд ли. Он как-то сам говорил, что всему есть начало и конец и что даже если они разлюбят друг друга по какой-то причине (чего он не желает), то он ее все равно не оставит и позаботится о ней. Это чудесно, только зачем же ждать, когда любовь пройдет? Зачем ей становиться его содержанкой и, будучи ему обязанной, не устроить собственного счастья? Это же ясно, как день: принимая его деньги и потеряв его любовь, она не может позволить себе любить еще кого-то. Иначе она должна отказаться от забот герцога, что вряд ли его устроит. Что их связывает? Почему она, как одержимая, жаждет быть с ним? Он изумительный любовник. Неужели дело только в этом?

Мари страшно, она гонит эту беспощадную мысль прочь. Будет ли герцог любить ее так же сильно и впредь? Но что он? Может ли она поклясться, что сама будет его любить так же, как и теперь любит? И любовь ли это? С тех пор, как она убежала из его дома, у нее не было достойных любовников: сначала старик-судья, затем посланник, весьма сухой и невнимательный человек. Луи казался спасением, дав ей почувствовать себя прекрасной женщиной, достойной любви и почитания. Но пришла ли определенность вместе с чувством удовлетворения и защищенности?

Она вновь заглянула в лицо герцога. Да, он еще молод, хорош собой и может похвастать хорошей фигурой, но, кажется, со временем неизбежно растолстеет и, возможно, потеряет свою привлекательность… но не обаяние же?

Мысли, как хищные птицы, словно клевали, да так назойливо, что не будь рядом Луи, она могла бы полдня раздумывать.

Герцог проснулся, приоткрыл глаза и, разглядев сосредоточенную фигуру Мари, улыбнулся.

– Доброе утро, душа моя, – нежно проговорил он.

Мари обратилась к нему с улыбкой:

– Доброе утро. Как ты себя чувствуешь?

Зря она спросила. Он отвел взгляд и ответил с прохладцей:

– Лучше не бывает. А ты давно не спишь?

– Нет, я недавно проснулась.

– Пора вставать, а не хочется, – признался Луи.

– Я принесу воды, – она выскользнула из-под одеяла и не сразу обнаружила свой пеньюар. Накинув его, она вдруг заметила пристальный взгляд герцога. Ну конечно же, он не без удовольствия наблюдал ее прелести, пока она не облачилась в пеньюар. Словно отвечая на ее молчаливое замечание, Луи произнес:

– Венера… Венера Каллипига.[15]15
  Каллипига (греч). – «прекраснозадая». Венера Каллипига – рим. мраморная статуя, копия с греч. оригинала; считается, что это статуя Афродиты К., почитавшейся в Сиракузах.


[Закрыть]

– О Луи, – ее щеки порозовели не то от смущения, не то от удовольствия. Герцог улыбался.

– Кажется, в прошлый раз я выбрал неверный ракурс для картины. Теперь я написал бы иначе.

– Думаешь, я не знаю, на что ты намекаешь?

– Знаешь, милая.

– Ах, ты нарочно меня дразнишь, тебе нравится бередить мне кровь.

– Еще бы.

Мари скоро принесла воды и застала Луи уже наполовину одетым.

Мысли-призраки оставили ее, и Мари вновь ощутила необъяснимую нежность и воодушевление, не жалела поцелуев и ласк и расставалась с Луи неохотно.

В тот же день состоялся неожиданный разговор. Когда герцог заявился домой, было далеко за полдень. Его встретила графиня; Анна в это время как раз прилегла отдохнуть, а Леонора, не любившая сидеть дома, прохлаждалась в гостях у подруги; и Франсуа тоже отдыхал, хотя было непростой задачей заставить его спать днем.

И вот тут Элен воспользовалась случаем, чтобы завести разговор с герцогом. Удивительно, что они уже давно не беседовали, а все разговоры, весьма недолгие, случались обычно из-за неприятностей или претензий. На сей раз ни у герцога не было причин задевать тетушку, ни у Элен не было повода возмущаться. Луи, коротко поприветствовав женщину, преспокойно плюхнулся на диван в гостиной, чтобы передохнуть и переключить внимание на домашние заботы. Он уже не замечал Элен, а она, между тем, некоторое время наблюдала за ним, не решаясь обратить на себя внимание. Но все же приблизилась и, тихо примостившись на краешек того же дивана, спросила:

– Как вы себя чувствуете, сударь?

Луи недоуменно уставился на нее и ответил:

– Превосходно, а почему вы спрашиваете?

– Вы неважно выглядите – уж извините за откровенность.

– Просто немного устал, – успокоенно отозвался герцог.

– Я вижу, что устали, и догадываюсь, откуда ваша усталость.

– Догадывайтесь, сколько вашей душе угодно.

– Луи, почему вы говорите со мной в таком тоне?

– Потому что не люблю, когда вмешиваются в мою личную жизнь, особенно же, когда это делаете вы или ваша дочь.

– Перестаньте подозревать меня, – обиделась Элен, – я же вам добра желаю. Вашей неумеренностью вы погубите себя.

– Это мои заботы, тетя, – он всегда говорил «тетя», чтобы уязвить ее. На этот раз Элен только вздохнула и заметила с грустной улыбкой:

– Вы совсем еще мальчишка, Луи.

– Далеко не для всех, – завелся герцог.

– Пора взрослеть, друг мой. Неужели вы думаете, что ваше здоровье бесконечно? Даже машины ломаются от перегрузок.

– Я же не виноват, что мужья не могут доставить радость своим женам, – дразнил он.

Элен парировала:

– Если они подобны вам, то уж, конечно, их жены беспризорны, как Леонора. Не берите на себя много, даже вам не все по плечу.

– Ну, это мое дело, сударыня, – не сдавался герцог.

Элен не выдержала и с пафосом заявила:

– Да поймите же, всем вашим красоткам нужно от вас только одно…

– На здоровье, – оптимистично отозвался Луи.

– Вы для них не более, чем машина для удовольствий, – внушала женщина.

– За что вы так не любите меня? – притворно обижался он.

– Поберегите же себя, подумайте о будущем.

Не глядя на нее, Луи многозначительно заметил:

– Приступы нравоучительства, насколько я знаю, свойственны особам, проведшим бурную молодость. Помните, вы не гнушались никакими наслаждениями?

– Я заблуждалась! – отчаянно воскликнула Элен. – Поверьте, я видела немало мужчин, которые к тридцати годам уже не мужчины. Вы легко можете потерять то, чем так гордитесь, и ни одна ваша пассия не пожалеет вас.

– Да у меня есть время, – усмехнулся герцог, – целых семь лет.

Шутка повергла Элен в отчаяние, и она промолчала. А Луи уже поднялся с места и перед тем, как уйти, произнес:

– Позвольте мне дать вам один совет, сударыня. Я вижу, вас мучает меланхолия. Так вот: заведите себе любовника – и все как рукой снимет. С вашего позволения… – и он направился на свою половину.

Элен вовсе не обиделась за его дерзость, но продолжала сидеть на диване, пребывая в мрачной задумчивости, ведь на этот раз она заговорила с ним не ради того, чтобы задеть и выяснить отношения.

В последний год Элен пристально следит за Луи, и, кажется, ее отношение к нему меняется. Элен уже не хочет воевать с ним, она ищет мира, но Луи… Луи не знает об этом и не хочет ничего знать. Его увлекают другие заботы.

С Элен творилось неладное. Случилось то, чего прежде она почти никогда не делала: она стала задумываться. И как только мысленный взор был брошен на себя самое, все в ее беспечной жизни пошло не так. А виноват в этом не кто иной, как «дорогой племянничек», раньше всего-навсего вздорный мальчишка, теперь же единственный хозяин в доме и глава семьи. Можно было бы посмеяться, если бы не хотелось плакать. Тот, в ком привыкли видеть шалопая и ветреника, после смерти отца вдруг решил «править» единолично и взялся за дело с необычайным рвением, хотя это сулило большие трудности и головную боль с непривычки (и это не считая обязанностей на службе). Конкурентов в «борьбе за власть» особо не предвиделось. Анна и не помышляла браться за непосильный для нее груз. «Из любви» к мальчику она порывалась сначала взять на себя хоть какую малость (пусть ему будет полегче), но мальчик ласково заверил матушку, что ему совсем не трудно и что ей незачем думать о крупном хозяйстве, когда есть мужчина в доме. И на попечении Анны по-прежнему остался парижский дом. С Леонорой разговор короткий. «Заботливый» супруг не подпускал ее к кабинету и на десять футов. И бедняжка в очередной раз воспылала к нему ненавистью, ведь так рассчитывала на то, что денежки будут ей теперь доступны.

Элен, конечно, не собиралась лезть в «мужские» дела, но в стороне оставаться не хотелось. Во-первых, Франсуа де Жуаньи все-таки был ее двоюродным братом; во-вторых, Элен была высокого мнения о своем уме и чувствовала, что легко бы разобралась в нужных бумагах и документах. Она наивно полагала, что Луи примет ее помощь, и как-то с самыми добрыми намерениями заявилась к нему в кабинет.

Изможденный и одновременно возбужденный вид молодого герцога убедил графиню в том, что ему приходится нелегко. Луи ничего не сказал по поводу ее появления и продолжал что-то писать на листке бумаги. Перо в его руке нервно подрагивало.

Элен даже удалось заглянуть в лист, щедро испещренный цифрами. Графиня заметила ошибку и чистосердечно совершила собственную, указав на первую и предложив свою помощь.

Луи разозлился. Она увидела это по глазам, в которых отразилась странная ярость (что-то новенькое); герцог не показал досады и гнева, зато подчеркнуто вежливым тоном выдавил из себя благодарность и дал понять, что не нуждается в помощи и что присутствие мадам ему мешает.

Элен обиделась. Как можно, думала она, сводить счеты в тот момент, когда нужно решать общие вопросы? Вот она могла бы пожертвовать личным ради семьи… э-нет, дело в другом. Элен наконец поняла, что Луи рассердился не из ненависти, а потому, что почувствовал себя уязвимым. Он хорошо учился, но с математикой были трудности. Признать, что женщина лучше соображает в расчетах… неужели его это задевает? Элен удивилась. Как, и Луи такой же? Это все армия. Или… он повзрослел? Графиня, должно быть, упустила что-то. А теперь признала, что стимулом во всех удачах и сумасбродствах герцога было все то же самое: соперничество и жажда показать, какой он замечательный, лучше всех.

Луи понял, что не справится без помощника, и пригласил к себе Люсьена. Они провели в кабинете шесть часов, и все встало на свои места. Люсьен убедил друга доверить дела (по юридической части) опытному человеку. Луи тут же предложил это Люсьену, но тот мягко отказался и выразил готовность помогать при надобности, консультировать. Виконт рекомендовал своего учителя. Со временем все же именно виконту пришлось взять на себя дела герцога, ибо тот ему доверял, как самому себе. В остальном Люсьен помог разобраться с бухгалтерией и обещал подтянуть герцога по нужным дисциплинам.

Так, потихоньку, герцог входил во все дела. К счастью, Франсуа-старший успел приобщить его к управлению Куломье и снабдить наследника ценными советами.

Графиня осталась не у дел. С тех пор она и задумалась. И чем дальше, тем больше. Раньше все было так легко и просто. Элен развлекалась, вокруг нее кружилось много поклонников, она выбирала, кого хотела, и весело проводила время. Дочь в монастыре, супруг в могиле, а она молода и удачлива.

Когда ей пришло на ум взяться за «племянника», это была очередная прихоть, жажда чего-то необычного, нового, ибо Элен пресытилась и скучала от безделья. Она любила мальчика еще с пеленок, но какая муха ее укусила? Более того, Элен не представляла, чем все для нее кончится. Она поступила с ним так же бездумно, как и с другими. Но ведь и сама не раз обжигалась. Однако играть на чувствах ребенка – а Луи в душе тогда был ребенком, доверчивым и очень преданным – оказалось не лучшим способом развлечься.

Накануне свадьбы дочери Элен по привычке жаждала увеселения. Луи пробуждал в ней опасные желания, а она привыкла себе не отказывать, но наткнулась на стену. И тогда Элен неожиданно заревновала и была готова на все, лишь бы добиться своей цели. Чем вызвана эта ревность? Неожиданным отказом или тем, что он предпочел в душе всем красоткам бесцветную служанку? Элен почувствовала, что это предпочтение больше, чем каприз, здесь что-то такое, о чем она сама всю жизнь мечтала и чего искала. И она разрывалась между первобытным стремлением овладеть предметом своих желаний и душевной мукой: большее, чего она способна добиться, это ответа его тела при безмолвии сердца, отданного кому-то другому. Да, самое страшное было в том, что Элен начала понимать и свои чувства, которые вдруг стали проявляться, и, что обиднее всего, кусала локти, ибо когда-то Луи принес к ее ногам всю свою душу, это было истинным и чистым порывом. А она не воспользовалась, не закрепила позиций. Что же дальше?

В памяти пронеслись последние годы. Она стала тещей и бабушкой, но радости в этом было немного. Как графиня и предвидела, Луи наплевательски относился к брачным узам; да и так ли он виноват, если Леонора ему не пара? Ссоры в молодой семье пробудили в душе Элен материнские чувства. Нужно защищать свою девочку. И тут новый удар: Леонора так далека от матери, ей и не нужна помощь. Она сама по себе, активная, агрессивная и любящая развлечения.

Элен страдала, видя, как деградирует семья, как дочь скатывается на дно, как зять блуждает, неприкаянный, в лабиринте пороков. Графиня терялась. Ее перестали интересовать былые похождения. То, что прежде неизменно являлось целью и смыслом существования, перестало быть таковым. Элен все чаще отказывала воздыхателям и долго не знала, что же с нею творится. Со временем ей стало ясно, что ее привлекает один человек. Элен потребовалось усилие, чтобы признать это, потому что из-за долгой «войны» с герцогом она тоже нередко испытывала к нему неприязнь и раздражение: да, Луи не жалел фантазии, чтобы насолить тетушке. Но, покопавшись в себе, Элен увидела иное: Луи, как крест, лежит печатью на сердце. И это уже не прихоть кокетки, а сознательный выбор. Элен казалось, что она видит его насквозь, предчувствует его слова и поступки. Она мысленно беседовала с ним и хотела бы говорить в действительности. Но… все не складывалось. Луи обдавал ее холодом отчуждения, ставил непроницаемую стену. Она, вдруг рассердившись на очередную выходку, сама не хотела его видеть.

Только однажды промелькнуло что-то еще неясное, доступное, близкое.

Было уже за полночь. Графиня, оставив безуспешные попытки уснуть, накинула пеньюар и спустилась на кухню. Стараясь не шуметь, она приготовила себе кофе и только села за стол, как услышала приглушенное оживление в гостиной. Вероятно, Луи вернулся с дежурства, больше некому. Элен не двинулась с места и продолжала потихоньку, маленькими глотками, пить кофе. Она не торопилась. Когда в чашке осталась половина, в кухню явился герцог. Поверх рубашки веста, на ногах ботфорты. Луи с любопытством взглянул на графиню, поздоровался и решительно двинулся к котлам и печке. Раздобыв пару кренделей и налив в чашку воды, он сел почти напротив Элен и поинтересовался:

– Что это вы не спите, мадам?

– Не могу заснуть, – тихо ответила графиня.

– Хотите уснуть и пьете кофе? – он насмешливо качнул головой.

Элен не ответила, только взглянула. Герцог опять спросил:

– Вы сами хозяйничаете?

– Как видите.

– Есть слуги.

– Я бы могла сказать вам то же самое, – возразила она.

– После такого дня, Элен, я готов всех отослать подальше, чтоб не мельтешили.

– Я вам мешаю?

– Нет… я имел в виду слуг.

– Что же был за день?

– Это вам неинтересно.

– Почему же? Если бы мне было неинтересно, я и не спросила бы.

Луи вздохнул.

– Не настаивайте. Я не хочу вспоминать о службе.

– Вы, помнится, уверяли нас, что вам нравится.

– Конечно, но не все же.

– Луи, могу я вас спросить?..

– Разумеется, – удивленно проговорил он.

– Вы обычно сердитесь на мои вопросы, вот я и прошу позволения, – пояснила графиня.

– Так в чем же дело? – нетерпеливо сказал он.

– Почему вы едите на ночь?.. Если не ошибаюсь, вы сегодня ужинали?

– Ужинал, а как вы узнали?

– Очень просто, – улыбнулась она. – Если бы вы не поужинали, то сейчас не ограничились бы булочками.

– Вам нужно сыщиком работать, тетя.

– Не обижайтесь, я спросила только из любопытства.

– Я ужинал три часа назад и успел проголодаться, это же элементарно. И потом… Жанна божественно печет.

Элен смотрела на него со спокойной улыбкой и вдруг заметила:

– Я тоже очень люблю сладости и булки, но если бы я позволяла себе наслаждаться ими по первому желанию, то давно бы походила на винную бочку.

Луи невольно остановил на ней взгляд и в пару секунд машинально оценил прелесть ее фигуры.

– Вы на что-то намекаете? – невозмутимо спросил он.

– Мне кажется, вы поправляетесь.

– «Кажется» не есть факт… впрочем, вы правы. Ну и что? Ни мне, ни кому-то другому это не мешает.

– А лошади довольны?

– Спросите у них, Элен.

– Вы уже дважды назвали меня по имени, – заметила она.

– В самом деле?

Графиня не могла понять, почему Луи так приветлив сегодня. Уже давно их беседы проходили в напряжении, а сейчас так спокойно, мирно. У него, видно, нет сил дерзить, устал.

Элен уже выпила кофе и смотрела на герцога, только что прикончившего второй крендель и допивающего воду. Он ладонью провел по губам и перехватил взгляд графини. Луи неплохо читал по глазам и потому с некоторым сомнением, даже недоверием остановил свой взгляд на лице женщины. Пару минут оба разглядывали друг друга, не говоря ни слова. Элен давно не видела такого взгляда у Луи, а герцог привык игнорировать графиню и ее уловки. Но сейчас он оказался сбит с толку, потому что Элен не кокетничала. Чего же ей надо?

Луи смотрел, смотрел, наконец протянул руку и накрыл ладонью кисть графини. Элен все еще смотрела ему в глаза, но вдруг очнулась и медленно убрала руки со стола.

– Пожалуй, нужно идти, а то уже второй час, – сказала она, поднимаясь.

– Покойной ночи, тетя, – пожелал герцог.

Она вышла.

Луи сидел неподвижно еще минут пять, а когда вышел в гостиную, вновь увидел графиню. Она показалась ему неестественно беспокойной.

– Вы еще здесь? – приглушенно спросил он.

– Я, кажется, там забыла…

Она хотела пройти мимо в кухню, но герцог уверенно удержал ее за руку и проговорил тоном искусителя:

– Там ничего нет, мадам, все при вас.

– Луи…

– Нельзя пить кофе на ночь. Идемте, я провожу вас.

Элен не сопротивлялась и последовала за ним на второй этаж. Остановившись у дверей в комнаты графини, герцог спросил:

– Ну, вы сами справитесь или вам помочь? Аннет уже спит?

– Да. Я сама. Благодарю вас, – ответила она нетвердым голосом.

Они пришли без свечи, а потому было темно, и они почти не видели лиц друг друга. Но Луи слышал не только дрогнувший шепот, но и неровное от волнения дыхание и невольно представил себе, как соблазнительно, должно быть, вздымается грудь Элен. Он запомнил ее светло-розовый пеньюар с кружевами, декольте, полуобнаженные руки; в темноте зрительный образ казался ярче. Графиня сделала шаг к двери и потянулась к ручке, но не успела. Луи внезапно прижал ее одной рукой к себе, другой рукой завладел ее затылком, губы впились в губы. Элен подчинилась, только бы не шуметь. Но герцог без зазрения совести принялся ласкать ее грудь. Такая оперативность уже испугала графиню.

– Пустите, сударь, – зашептала она, пытаясь освободиться.

– Вы меня не проведете, мадам, – отозвался Луи.

– Я не хочу, слышите?

– Не может быть, – он открыл дверь, бережно толкнул в проход графиню и запер за собой замок.

– Немедленно уходите, – потребовала Элен, успевшая все же вырваться и не сводившая с темного силуэта встревоженного взгляда.

Луи не двигался с места и, видимо, молча взирал на нее, хотя она и не видела его лица, а только слышала дыхание. Элен чувствовала себя пойманной в клетку, загнанной в угол. В эти мучительные минуты она, если бы была в состоянии, то оценила бы знаменитое катулловское «и ненавижу, и люблю». Возможно ли одновременно любить и ненавидеть?

Что же он творит, мерзавец? Луи не уходит и не требует. Взволновал ее до предела, а теперь ждет, потому что предоставил ей полную свободу. Его не обвинишь. Кто поверит, что какой-то там поцелуй лишил ее рассудка? Кто вообще поверит, что Луи пришел сюда не для того, чтобы пожелать тете покойной ночи? Это что, изощренная месть? Или прихоть? Ему разве не все равно, с кем повеселиться? Элен беспомощно смотрит в темноту, и сердце ее бешено колотится, будто душа хочет вырваться со стоном. Она не может произнести «люблю» и все-все, что переполняет ее сердце, она пытается довериться, почти сдается на милость победителю. И вдруг герцог проговорил:

– Вы правы, мадам… я что-то увлекся.

Она растерялась. Какой у него уставший и обессиленный голос.

– Прошу прощения за беспокойство… однако, Элен, бьюсь об заклад, вы теперь долго не уснете после кофе. А я, поверьте, сейчас могу на ходу заснуть. Покойной ночи.