Текст книги "Небо и корни мира"

Кейли махнула рукой:

– Да пусть, ушел и ушел, силой никто не держит. С ним, конечно, веселее было, но иной раз и беспокойно.

Котелок закипал, и Лени бросила в воду грибы. Элст занавесил окна одеялами, заложил досками. Стало темно, и люди едва различали лица друг друга в скудном свете от пламени очага.

Мышонок забрался с ногами на лавку. Он все не унимался.

– Если Ершех пошел воевать, значит что, хочет, чтобы скорее конец света наступил? А вдруг мы сейчас сидим тут, а там уже конец света? Вдруг они уже победили?

– Типун тебе на язык! – фыркнула Кейли.

– Ох, Мышонок, – вздрогнула Лени.

– Что ты, Лени? – с участием спросил Нейвил.

– Да Мышонок… что у всех на уме, у него сразу на языке, – тихо сказала Лени.

– Не бойся. Что-то не все пророчества сбываются так, как ожидалось, – задумчиво произнес Нейви.

– Наши думали, что еще летом победят, – вставил Элст, доставая из мешка миски. – По эту сторону границы даже птицам уже клевать нечего.

– Я не то что боюсь. Просто, знаешь, если сейчас наступит конец, получится, что у меня совсем ничего не было, – упавшим голосом сказала Лени, отвернувшись к очагу. – Я только выросла – и сразу все кончилось.

Кейли одной рукой грубовато обняла дочку:

– Не горюй. Пока еще ничего не кончилось. Хоть нас и превратили в бродяг, а все-таки мы вместе, одна семья. И много хорошего видели, хотя бы даже и друг от друга.

– А мне бродить нравится, – сказал Мышонок.

– Матушка Кейли, все-таки надо всерьез подумать, куда нам направиться, – начал Нейвил.

– А куда тут направишься? Думаешь, я сама не вижу, что Мышонок уже забыл, как в доме живут, растет дикарем, а Лени бы сейчас самое время – подружек или ухажеров? Молодость как-никак.

– Да нет, мама, – быстро возразила Лени. Она попробовала похлебку, наклонившись над котелком. – Какие сейчас ухажеры? У кого сейчас молодость?

– Да, – сурово нахмурилась Кейли, раздавая миски. – Ухажеров скоро перебьют, а подружки сами без куска хлеба вымрут. Только бродить и остается. Поселиться своим домом? А где? – снова обернулась она к Нейви.

– Голодная страна, скоро будет вымершая, – согласился Нейви. – Может быть, отправимся в Соверн? Там спокойнее и зимой тепло.

Все замолчали, и Мышонок воспользовался этим, чтобы опять вставить слово.

– Я не дикарем расту, меня же Нейви грамоте учит. Я даже стихи наизусть знаю, – сказал он. – А Ершех показывал, как нож метать. И как незаметно подкрадываться.

– И меня тоже Ершех этому учил, – засмеялась Лени, разливая похлебку по мискам.

– Смену, что ли, себе готовил, – усмехнулась Кейли.

– Конечно, мы ему обязаны годом сравнительно сытой жизни… – произнес Нейвил.

– Это вы про то, что он хотел нас воровать научить? – понял Мышонок. – Да нет, это он так учил, на всякий случай.

Отдохнув немного, семья Кейли отправилась на юг. Иногда на пути им попадались такие же бродяги, как они, и беглецы из королевского войска. Встречи с ними часто были опасны. Хозяйка Кейли решалась показываться этим путникам на глаза только тогда, когда ее маленький отряд явно превосходил их силами. От бродяг, если повезет, она узнавала новости. Например, Кейли знала, что война теперь идет под стенами Даргорода.

Вечерами у костра все семейство обсуждало доходившие до них смутные слухи. Говорили, лорд Орис-Дорм взял Гронск, а потом его войско накрыло в лесу туманом, и как знать, что там произошло! То ли воины сами по ошибке перебили друг друга, то ли это земнородные затмили им разум, то ли их вырезали лесные ватаги из местных мужиков, сочувствующих богоборцу. Зато лорд Торвар, отец короля, взял Витрицу, осадил Залуцк, оставил под стенами немного воинов, а сам подошел к заставе Яромира и ударил по ней со своей стороны, а король – со своей. На помощь заставе привел ополчение даргородский Кресислав – тот самый, который совсем недавно перешел на сторону богоборца. Завязалась такая бойня, что страшно сказать. Если бы Орис-Дорм не погубил войско, Яромиру была бы крышка. Но тут по реке Мутной подошли длинные ладьи: на одних хельды с боевыми топорами, а на других, если люди не врут, великаны! Они хотя и не отбросили вардов от стен крепостицы, но и не дали пройти в сторону Даргорода, как король Неэр ни бился.

А когда миновала страда и хлеб собрали в житницы, Яромир сам сдал заставу и отошел в Даргород. Залучане тоже отступили, Залуцк оставили вардам, а сами ушли в леса. Хлеб свезли за даргородские стены или попрятали в лесных тайниках для ополченских ватаг. Теперь война шла ожесточенней всего. Королю Неэру нужно было во что бы то ни стало наконец взять Даргород и схватить человека, смерть которого означала Конец Обитаемого мира и всех мучений последних лет.

Издалека до семейства Кейли долетела и смутная молва, что город Звониград захвачен войсками Соверна, и ищут теперь князя Влашко, чтобы четвертовать. Кейли всплеснула руками:

– Да что ж это! И в южной стороне нет покоя!

Семейству предстояло переходить границу как раз возле Звониграда.

Кейли и ее семья услышали голоса… Говорили на наречии вардов.

– Тихо! – шепотом прикрикнула Кейли, и вся ее наученная дорожными опасностями семья затаилась в густых зарослях бурьяна.

Голоса приближались. Надо было проверить, кто это: вдруг бродяги, у которых можно узнать последние вести или выменять что-нибудь полезное?

И вот на крохотный пятачок вышли люди. Этот пятачок возник вокруг старого дуба. Его широкая крона много лет застилала солнце для кустов и более низких деревьев, они не выжили рядом с могучим соседом, и образовалась проплешина. На ней даже не лежал снег, хотя дальше везде земля была припорошена выпавшей ночью белой крупой.

Люди направлялись прямо к дубу. Но это были не бродяги: двое в ратных доспехах, которые носят воины короля, один – жезлоносец в черном плаще. И еще один – светловолосый парень, который говорил на языке вардов бегло, но с плохим произношением.

Семейство Кейли затаило дыхание. Попадешься жезлоносцу – не сносить головы! Они видели, как ратник подпрыгнул и перекинул через дубовый сук толстую веревку. Рядом с деревом стоял связанный по рукам пленник. Он был в нижней рубашке и портках, голова свесилась на грудь. Рубашка у него в грязи и в крови, черные волосы спадают вьющимися прядями, закрывают лицо. Сбоку только видно, что оно так же грязно, как и рубашка, а подбородок гладкий, без бороды. Казалось, пленник не чувствует холода, хотя и раздет.

Он стоял близко к Лени. Веревка врезалась в его тело. Девушке даже видно было, как сведены онемевшие пальцы.

Лени почувствовала, как завозился рядом Мышонок, зашептал: «Ма, смотри!» Кейли суровым взглядом велела ему замолчать. Но Мышонку было от чего завозиться! Тот светловолосый, который так смешно коверкает слова на вардском наречии! Это же Ершех!

– Скажи ему, – велел Ершеху жезлоносец, – чтобы бросил упорствовать.

Пока Ершех переводил, жезлоносец сделал знак ратнику. Тот с концом веревки в руках подошел к пленнику. Лени думала, ратник сейчас сделает петлю и набросит ему на шею. Вместо этого вард наклонился и стал опутывать парню ноги. У Лени перехватило дыхание. Пленника собирались повесить вниз головой. Мышонок раскрыл рот и сделал большие глаза.

Пленник тихо сказал что-то в ответ Ершеху. Тот перевел жезлоносцу:

– Он говорит: «Я простой пастух, и ничего не слышал про князя Влашко».

Ратник обвязал пленнику голени. Почувствовав это, парень поднял голову и вдруг начал негромко напевать.

– Что он поет? – с недоумением спросил Ершеха жезлоносец.

Тот пожал плечами:

– Да ничего, обычная пастушеская песня. Про овец.

Жезлоносец дал знак ратникам, они оба потянули за веревку, пленник рухнул наземь, песня сразу оборвалась. Еще миг, и его вздернули бы на дубе за ноги. Но тут Лени совсем потеряла голову. С криком «Нет! Нет!» кинулась к ратникам и вцепилась в веревку. Ошеломленные ратники прекратили тянуть, и пленник опять повалился на землю.

– Не убивайте его! – с мольбой крикнула жезлоносцу Лени. – Он простой пастух, он не виноват!

Ей приходилось, скитаясь по дорогам, видеть убитых – но еще никогда не убивали на ее глазах.

– Ершех, Ершех, помоги нам! Это наш, он с нами, помоги! – Лени сама не поняла, откуда у нее берется все это.

Ершех узнал ее и разинул рот от изумления.

– Она с ума сошла, – развернулся он к жезлоносцу. – Это дурочка, она одна по лесам бродит, я ее уже видел. У нее всю деревню разорили, вот она и помешалась, – бойко начал врать он.

Но тут из высокого бурьяна поднялся Нейвил с взведенным самострелом в руках. Вслед за ним возникли Элстонд с мечом и сама хозяйка Кейли, высокая и осунувшаяся, но все еще очень плотная женщина с топором в руках. Мышонок, совсем забывший, как Ершех учил его метать нож, испуганно выглядывал из-за широкой материной юбки.

– Поднимите руки, иначе я выстрелю, – с полным самообладанием произнес сын судьи.

Варды хорошо знали, что с близкого расстояния арбалетный болт пробивает доспехи.

– Ершех, ты с нами? – продолжал Нейви.

Ершех, стоявший позади жезлоносца, вдруг ударил его рукояткой ножа в висок. Жезлоносец осел на землю.

Лишившись начальника, оба ратника даже не пробовали вытащить мечи. Пленник, чуть приподнявшись, пытался разглядеть своих спасителей.

– Сними с него веревки, Лени, – кивком указал Нейви. – Нужно связать этих и убираться.

Лени опустилась возле пленника на колени. Он повернулся боком, подставляя под нож веревку около запястий, где она не так глубоко врезалась в тело и ее можно было подцепить лезвием.

– Не бойся, все обошлось, – приговаривала она, совсем позабыв, что без переводчика пленник ее не поймет. – Бедный… – добавила Лени, представив себе, что он пережил.

Пальцы лорда Эймера заледенели и не слушались, хоть он и пытался отогреть их над пламенем свечи. Чернила на кончике пера замерзали. В конце осени уже несколько раз выпадал снег. В Орис-Дорме считалось суровой зимой то, что делалось в Даргороде лишь в ее преддверии. За пологом походного шатра завывал ветер. Огонек свечи метался, точно хотел сорваться с фитилька и улететь.

«Князь Севера Яромир!

Я, Эймер, лорд Орис-Дорм, готов заключить с тобой мир на тех условиях, на каких призывают к миру твои подметные письма. Мои подданные голодны и измучены. Вседержитель оставил нас, а ты обрел колдовскую силу. Я хочу подписать с тобой договор, по которому мои люди получат хлеб, зерно для посева и сложат оружие. Я клянусь именем Вседержителя, что уведу остатки своих войск в Орис-Дорм. Ты дважды нанес мне поражение, и мои воины боятся тебя. Я уже не в силах управлять ими, так что не жди от меня подвоха. Я готов предать себя в твои руки и не прошу никаких особых условий для нашей встречи. Пусть все будет так, как ты пожелаешь, я приеду один. Побежденному не пристало торговаться». Эймер отложил перо и снова начал греть над свечой руки.

Чтобы взять Даргород, требовалась длительная осада. Но это значило, сын погибели не падет в нынешнем году. У даргородцев была горячая похлебка, теплая одежда, привычка к северным морозам. У вардов – только пронизываемые ветром походные шатры и оружие. Им осталась одна-единственная надежда: смерть богоборца…

В глубоком отчаянии Эймер думал: «Я должен его убить. Он вызовет меня на переговоры, и я его убью. Пусть даже Вседержитель и осуждает вероломство». Эймер с отвращением смотрел на собственное письмо. По чести, эту лживую бумагу следовало бы бросить в огонь. В Писании сказано, что праведник не нарушает клятвы, даже данной злодею. Тем большая мерзость в глазах Вседержителя – заведомо ложная клятва его именем. Но богоборец должен, наконец, умереть, чтобы прекратились мучения вардов. «Моя душа сойдет в Подземье… Пускай, лишь бы и он не ушел от расплаты. Он потопил мир в крови, изгнал с севера богоизбранных князей, завладел душами северян… За него гронцы, и даргородцы, и залучане, и хельды. По его вине всех их ждут кандалы подземной тюрьмы…»

Холода вынуждали короля Неэра отвести войска назад к Залуцку и Гронску, на зимовку. Эймер ждал этого дня. Передать письмо в Даргород, а тем более встретиться с богоборцем тайком, было слишком трудной задачей, пока шла осада. Но едва только варды убрали шатры, лорд Орис-Дорм послал к даргородским воротам оруженосца. Преданный юноша ни о чем не расспрашивал. Он был убежден, что исполняет важное и секретное поручение во имя короля Анвардена и Небесного Престола.

Вскоре оруженосец привез Эймеру в Гронск ответ Яромира. Богоборец ждал лорда в Даргороде и обещал ему безопасность.

Эймер чувствовал, как приближается к нему миг мученической смерти. Он знал, что нанесет удар – и дружинники богоборца схватят его. Прежде чем спустятся с небес сияющие вестники и повергнут Обитаемый мир во мрак, нечестивцы успеют покончить с человеком, убившим их главаря.

Потом – цепи Подземья… Вседержитель строг. Предательский удар доверившемуся – не то дело, что позволяет заслужить свет его Престола. Будут говорить: варды одолели богоборца подлым ударом. Не славная победа и справедливый суд, а отравленный кинжал стал орудием верных. В этом будет виноват Эймер из Орис-Дорма, опозоривший свой род.

«Но он заплатит мне и за ночниц, и за туман на дороге моего войска, – сказал себе лорд Орис-Дорм, осторожно набирая яд в потайной желоб кинжала; этот кинжал сделал кузнец, не знавший имени заказчика. – Я совершаю зло. Но с таким злом, как богоборец, и мое зло становится неизбежным».

Семейство Кейли спешило. Элст и Нейви под руки вели бывшего пленного. Он с трудом передвигал ноги. Ершех шел рядом с Лени.

– Ну куда ты сунулась! – распекал ее Ершех. – А если бы попала под горячую руку? Маленьким девочкам нечего лезть, война – дело взрослых мужчин. Я за тебя испугался! Не вздумай так больше поступать!

Лени было не до его поучений. Она боялась, что варды опомнятся, вышлют погоню и схватят их всех. Зато Мышонок был счастлив:

– Ершех, ты опять с нами, вот здорово. Без тебя было паршиво!

– Я с вами, – подтвердил вор. – Если хозяйка Кейли не прогонит.

– Куда же тебя прогонишь! – фыркнула Кейли. Она слегка задыхалась и левой рукой хваталась за сердце; топор был заткнут за пояс. – Навоевался за короля, пора и снова на волю. Уф, все живы… Поседею я с вами раньше времени!

На ночлег встали только тогда, когда ушли очень далеко от места стычки. Пленник сказал, что его зовут Мирко и он всего лишь пастух из-под Звониграда.

– Дом разорили. Я бродяжничал, – упрямо твердил он.

– Нейви, нас не догонят? – спросила Лени.

– Не бойся, – ответил Нейвил. – Тут в лесу бродят ватаги северян. Вернее всего, варды подумают, что пленника освободила такая ватага. А северяне знают местность, у них есть свои тайные тропы, укрытия в глухой чаще, и из засады они бить горазды. Едва ли погоня осмелится соваться глубоко в лес.

Кейли тоже беспокоилась. Она выбрала местом стоянки глубокий заросший овраг. Ее семейство привычно суетилось, готовясь к ночлегу. Ершех сразу же взялся за дело. Он взъерошил волосы Мышонка и повел его разведывать ручей. Пока Нейви с Элстом разводили огонь, Мирко сидел, прислонившись к дереву и закрыв глаза. Лени напоила его кипятком, прежде чем засыпать в котелок горстку крупы. Ершех сокрушенно вздохнул, посмотрев на скудные припасы.

– Ну ничего, что-нибудь придумаем, – сказал он в утешение хозяйкам.

Лени подала похлебку Мирко. Знаками она спросила: мол, покормить тебя или сам сможешь? Мирко улыбнулся, покачал головой и взял миску сам.

– Ершех, а жезлоносцы очень злые? – послышался голосок Мышонка.

– В войске все с голодухи злые, – смеялся в ответ Ершех.

Мирко прислушался и помрачнел.

– Ты что? – спросила Лени. – Ешь, ешь давай…

Но Мирко смог съесть совсем мало. Он отставил миску на землю и бессильно опустил руки. Подошла Кейли, наклонилась, потрогала его лоб.

– Жар у него, – мрачно сказала она. – Ну-ка, парень, снимай-ка свою рубашку. А ты, Лени, помоги ему.

Кейли недолго осматривала Мирко. Хоть и у костра, а без рубашки холодно. Он вдобавок стеснялся. Кейли увидела, что все тело у Мирко в кровоподтеках. Она попыталась прощупать ребра, но стоило ей пару раз нажать пальцами, как у парня все лицо покрылось испариной.

– Как бы и внутренности не были отбиты, – хмуро заключила Кейли осмотр. – Сейчас лекаря-то не сыщешь. Как же ты так, а! Лени, достань и завари ту траву, что я для Мышонка на зиму от кашля припасла.

– На юге-то все же тепло! – рассуждал за ужином у костра Ершех. – Хоть по-человечески пожить перед концом света. Мало мы тут мерзли в лесах!

– Мы как волки в облаве, – устало сказала Кейли, прихлебывая кипяток. Она сидела на поваленном дереве. – А теперь еще и больной с нами ведь! И идти медленнее будем, и покормить его надо, и подлечить.

– В такое время прежде всего о своих надо думать, – тихо заметил Ершех, так, что его слышала только Кейли.

– Что значит «свои»? Теперь и он – свой, – возмутилась хозяйка.

Ершех сделал вид, что не слышит.

После еды вся семья грелась у костра. На одну ночь ставить шалаш не стали. Нейви, Элст и Мышонок натащили веток, чтобы на них спать. Ершех несколько раз вскользь наткнулся на ненавидящий взгляд Мирко.

– Ты что на меня так смотришь, как будто крысу проглотил! – усмехнулся он.

– А как еще на тебя смотреть? – Мирко оперся на руки, сел прямо. – Из-за тебя же меня на допросе отделали!

Нейвил насторожился.

– Что они, Нейви? – спросила Кейли.

– Я потом расскажу, матушка Кейли, – заверил ее Нейвил, вслушиваясь в разговор обоих северян.

– Из-за меня?! – повысил голос Ершех. – А вверх ногами ты из-за кого не висишь? Если бы не хозяйка Кейли, да если бы я не решил идти с вами, где бы ты был?

Мирко резко двинулся и схватился за ребра.

– Это Лени меня спасла! Ты-то переводил и спокойно ждал, пока меня повесят.

Ершех нарочито громко рассмеялся:

– Да ну? Правда, что ли? А где была бы Лени, если бы я не вступился за нее? Ты бы лучше поблагодарил. Будто у Кейли без тебя мало хлопот, а ей с тобой теперь нянчиться, – Ершех передернул плечами.

– Постой, Ершех! Надо выяснить… – хотел вмешаться Нейви.

– Ты известный праведник, – огрызнулся Ершех. – Недаром сын судьи! Выяснить, кто кому сколько должен, да? Чтобы записать все долги и обязательно отдать.

У Мирко голос охрип от ярости:

– Ты на допросе сказал, что я звониградец, по говору меня узнал! Меня, как собаку, измолотили, чтобы выведать про князя Влашко! Будь моя сила, я бы тебя придушил.

Ершех смотрел на Мирко с искренним удивлением, высоко подняв брови.

– Я же на службе был! Ты мне кто? Брат, сват? С какой стати я должен был тебя выгораживать!

– Зачем выдал? – хрипло повторил Мирко. – Ты переводчик, ну и переводи. Зачем им сказал?

Ершех развел руками:

– Вот чудак, жалуется, что его из-за меня избили. Да тебя бы по-любому… Если ты не звониградец, значит, из какой-нибудь лесной ватаги, разведчик или связной. Какая тебе разница-то, за что бьют?

– Ну и ублюдок ты, – обронил Мирко и замолчал.

– Ты на себя посмотри! – взвился Ершех. – Если ты в плен попал и тебя чуть не вздернули, еще не значит, что ты хороший человек. Что я не подлец – это знает хозяйка Кейли. Вот спроси, они все тебе про меня скажут! Я с ними столько дорог прошел, хлеб делил, одним плащом укрывался – и никогда подлецом не был. А вот ты каков – еще никому неизвестно, в душу к тебе не заглянешь. Может, она у тебя черная, как сажа.

– Хватит браниться! – не выдержал Нейви.

Кейли и Лени, не понимая ни слова, переводили взгляд с Ершеха на Мирко.

– Не знаю, о чем вы, – Кейли встала с места, – но я у себя в семье такого не потерплю!

– Я-то что, хозяйка? – удивился Ершех. – Не я начал, не я ублюдком его называл и убить грозился. Я-то его не трону, это он готов мне в горло вцепиться!

Кейли наклонилась к угрюмому Мирко:

– Не время сейчас счеты сводить. Тебе надо думать, как бы поскорей на ноги встать, а не браниться.

– Матушка просит, чтобы ты успокоился, – перевел Нейви и добавил от себя. – Я понимаю, наверное, это очень странно – оказаться попутчиком человека, который недавно служил твоим врагам и помогал тебя допрашивать.

Ершех бросил на него насмешливый взгляд, в котором читалось: «Ну-ну, сын судьи, и почему это я не удивляюсь?»

Ночью Мирко стало совсем плохо. У него начался бред, с кашлем пошла горлом кровь. Кейли приподняла его и поддерживала полусидя. Она не теряла головы: вырастив троих детей, в трудную минуту умела сохранять самообладание. Но и она боялась, что парень не доживет до утра. На счастье, кровь остановилась, и под утро Мирко даже уснул.

Хозяйка Кейли основательно задумалась, как быть. Далеко ли уйдешь, если за один дневной переход Мирко чуть не расплатился жизнью? Ему нужно лекаря или хоть полежать несколько дней под крышей в тепле.

Семейство Кейли притихло, греясь у костра. Мирко спал. Во сне выражение лица бывшего пленника казалось страдальческим. Кровоподтеки на скулах почернели. На разбитых губах запеклась кровь.

– Он умрет? – шепотом спросил Мышонок.

– Ничего с ним не сделается, – твердо оборвала сына Кейли.

Ершеху было неуютно. Он хорошо помнил допрос, на котором отделали Мирко, и с неприязнью думал о Нейвиле: уж точно судейский сынок еще будет колоть ему этим глаза!

Мирко проснулся, приподнялся на локтях. Кейли ласково кивнула ему и ободрила:

– Вот и утро. Сейчас Лени тебе травку заварит, пойдешь на поправку.

Мирко признательно улыбнулся, не понимая ни слова, но чувствуя в ее голосе искренность и тепло. Он что-то сказал в ответ, обводя взглядом семейство Кейли. Нейви перевел:

– Он нас благодарит. Он хочет сказать что-то важное… Он говорит, матушка, что он и вправду гонец из Звониграда. Его послал князь Влашко с какими-то важными вестями.

Услышав имя князя, Мирко утвердительно закивал.

– От того, доберется ли он до Даргорода, зависит жизнь многих людей, – продолжал переводить Нейви. – Он боится, что умрет, не выполнив поручения.

– И не думай! – замахала рукой хозяйка Кейли.

Мирко опять бросил на нее измученный благодарный взгляд. Нейви переводил:

– Но он не может открыть нам свой секрет, потому что, если он погибнет, пошлют нового гонца, а если варды узнают, с чем он был послан, то Влашко и его люди попадут в руки врага. Мирко хочет, матушка, чтобы мы помогли ему добраться до Даргорода. Он говорит, что лично знает князя Яромира и его жену. Мирко обещает, что даргородцы нас не обидят.

Лени тем временем бросила в кипящую воду пучок целебной травы, чтобы сделать заживляющий раны отвар.

– Надо идти, мама, – быстро сказала она. – Свои его вылечат.

Ничего другого, похоже, не оставалось. Семейство Кейли еще немного посовещалось, больше для очистки совести, и хозяйка вынесла решение:

– Ну, делать нечего! В конце концов, Нейви был у этого Яромира в плену – и не съели его. Если северяне пленника не обидели, то мирных людей вроде нас и подавно не тронут. Двинемся-ка мы и правда в Даргород.

– Пожалуй, там, по нынешним временам, и прожить легче, – тихо добавил Ершех.

Разъезд вел Радош. Он сильно возмужал за три года войны, у него росла борода, хоть он и брил ее, как принято у гронцев, зато отпускал усы, надеясь, что когда-нибудь их концы станут пышными и длинными и повиснут ниже подбородка. Несмотря на молодость, сын тронских крестьян стал умелым военачальником. Главным козырем Радоша была природная сметка. Ему нравились налеты, вылазки и разведка боем. Радош ездил вдоль границ, следя за тем, чтобы варды спокойно сидели в Залуцке и Гронске. Таких разъездов к границам Яромир послал несколько. Если бы варды снова пошли на Даргород, конные разведчики сразу предупредили бы своих, чтобы опять запирали ворота и готовились к обороне. Вдобавок Радош держал связь с атаманами лесных ватаг, которые во время зимнего перемирия разошлись по домам.

…Разъезд ехал лесной дорогой. Снегу уже намело, многие места стали непроходимыми. Радошу это было на руку: меньше путей, которые надо стеречь.

Ветерок мел порошу. Мороз был легкий, а небо – светлое. Разведчики радовались погоде. Уж на что на что, а на снаряжение для них, на теплую одежду Даргород не поскупился. В преддверии Конца Обитаемый мир обнищал, и на севере тоже жизнь была не мед, но хлеб и одежда для людей, оружие и инструменты для работы – все это имелось, чтобы жить и обороняться. На севере теперь совсем не было богатых людей. Но и совсем не было неимущих. Яромира за это любило то самое большинство народа, которое в обычной стране оказывается неимущим. Из-за этого крестьяне не скупились на подать для войск, а городские ремесленники продавали им косы, бороны, сохи и прочее по установленной невысокой цене. «Надо помогать друг другу выстоять», – повторялось в посланиях, которые гонцы Яромира развозили по всей стране.

Голые придорожные кусты затрещали, с них стал осыпаться снег. Всадники замедлили коней. Тяжело дыша, на дорогу выскочил человек. Здесь, в приграничье, попадались и разбойники, и бродяги. Радош дал знак, отряд сдержал лошадей.

– Не убивайте меня! – закричал неизвестный. – Подождите! Я не воюю против Даргорода!

По произношению было похоже, что это вард. Заросший, плохо одетый парень с разгоряченным лицом, едва переводящий дыхание.

– За тобой что, гонятся? – удивился Радош. – Ты что тут делаешь?

Но вард вдруг протянул к нему руку:

– Ты Радош?! Помнишь, я был у вас в плену? Я Нейвил из Мирлента. Твой друг Брослав учил меня вашему языку.

Радош об этом помнил. Он помнил даже, что Брослав, тогда уже Яромиров писарь, хотел оставить варда своим помощником и толмачом. Но как могут изменить человека длинные грязные волосы и покрывшая всю нижнюю часть лица борода!

– Ну что, все же надумал к нам перейти? – дружелюбно спросил Радош. – Надоело шастать по лесам?

На морозе Нейви никак не мог отдышаться.

– Меня послали за помощью, – с трудом проговорил он. – Там ваш раненый, гонец из Звониграда Мирко. Привез какие-то важные вести. Ему самому нужен лекарь.

– Мирко? Ты точно знаешь? – переспросил Радош.

Он вспомнил красавца-гонца, которого застал однажды в доме у Яромира. В те дни Мирко прискакал на своем высоком, быстром коне, чтобы передать радостную новость: Звониград обещает Даргороду дружбу и защиту южных рубежей.

– Он сам сказал, кто он, – устало ответил Нейви. – Хозяйка Кейли и ее семья в трех днях пути отсюда. Это вниз по реке Залуге, на мельнице за деревней Липицы.

Тотчас среди всадников раздалось:

– А, Липицы!

– Как же, знаю!

Как объяснить дорогу, научил Нейвила Ершех. Он, сам залучанин, говорил: «Если у северян в отряде найдется хоть один местный, разберутся». Семейство хозяйки Кейли с трудом добралось до брошенной, выжженной деревни: в приграничье уже никто не жил. Они спрятались от морозов на мельнице, которая уцелела, потому что была далеко за деревней, на быстром ручье. Нейви вызвался идти дальше один. Он сказал, что годится для этого дела больше всех, потому что сумеет объясниться с северянами на их языке, а вдобавок знает писаря Брослава и даже видал в лицо Яромира. Ершех тоже хотел идти за помощью, но сам согласился, что раз так – лучше Нейви. Сына судьи потеплее одели, снарядили в путь, и хозяйка Кейли даже расцеловала его на дорогу.

Семья Кейли с тревогой ожидала Нейвила. На исходе были все запасы, а достать еще – негде. Элст и Ершех попытались ловить рыбу в не замерзающем на зиму мельничном ручье, но даже не поняли, есть ли она там. Хозяйка Кейли крепко заснула, сидя на лавке у печки, голова ее свесилась на грудь. Лени подумала: «Переволновалась за эти дни, утомилась…» Она обняла мать за плечи и уложила на лавку. Кейли даже ничего не почувствовала.

Мирко совсем ослабел. Лени хотела накормить больного сваренной нарочно для него жидкой кашей. Тусклый свет пробивался в избушку сквозь маленькие окна.

– Не могу, – Мирко отвернулся. – Зря только последние запасы тратите. Я же говорил вам: не надо.

Лени отставила в сторону миску. Мирко лежал на лавке, укрытый залатанным одеялом. Спустя некоторое время он о чем-то заговорил замирающим голосом.

– Не понимаю, – Лени обернулась за помощью к Ершеху.

– Говорит, что умрет, – послушав, произнес Ершех. – Невесту вспоминает.

– Ну нет, хоронить мы тебя не будем. – Лени выпрямилась, и в голосе ее послышались уверенные нотки хозяйки Кейли. – Ершех, не уходи, ладно? Переведи ему. Никто тебе не даст умереть, – она наклонилась над Мирко, обеими руками взяла его руку. – Невеста у тебя есть? Представь, что она тут. Она сейчас думает о тебе, помнит. И ты о ней думай, – тихо говорила Лени, наклонившись к самому уху Мирко.

Он вдруг улыбнулся. Это Ершех, переводя, сказал про невесту. Зубы у Мирко остались целы, они ярко блеснули, осветив на миг измученное, словно угасшее лицо. Лени поняла, что к Мирко вернулось мужество.

Когда Мирко уснул, Лени накрыла его еще и своим плащом и, ежась, подсела к самой печке. Мышонок сидел там же, нахохлившись, уткнувшись лбом в стенку. Лени обняла его, подсев сзади. Мышонок глубоко вздохнул и уткнулся сестре в плечо. По его вздрагивающим плечам Лени поняла, что братишка борется со слезами.

– Спорим, что Нейви уже нашел помощь? – сказала Лени. – Он ведь нигде не потеряется, он умный. Они сейчас уже точно на пути к нам. Им совсем немного осталось ехать… Мирко выздоровеет… Скоро все пойдет хорошо.

…На рассвете за мельничным ручьем захрапели кони, небольшой разъезд переехал через ручей по деревянному мостику. Хозяйка Кейли выглянула на двор:

– Глядите-ка, Нейви вернулся!

Нейви спрыгнул с коня – его подвез позади седла один из дружинников.

Нейвил торопился утешить Лени, обрадовать хозяйку Кейли, обнадежить Мирко. В отряде был лекарь. Радош распорядился, чтобы варили кашу. Вокруг мельницы сразу стало шумно, несколько дружинников побежали к ручью за водой, запахло дымом костров.

Сразу после лекаря к Мирко заглянул Радош. Они поговорили наедине, а потом Радош сказал своим, что должен сейчас же везти весть в Даргород. Он назначил начальника вместо себя и выехал в тот же день после обеда.

Кейли со всеми ее спутниками и с небольшим сопровождением отправили до ближайшего даргородского села. Там им дали широкие сани, на которые, хорошенько укрыв тулупами, уложили Мирко, усадили Лени с Мышонком и с самой приболевшей от мытарств хозяйкой.

Вблизи Даргорода до Радоша дошла тревожная молва. Князь Яромир тяжело ранен. Это было как гром среди ясного неба. Как так? В мирные-то дни? Говорили, какой-то вард ударил его кинжалом. Ходили слухи, что Яромир умрет. Он и нынче-то жив только благодаря своей жене-небожительнице. «Неправда! – говорили другие. – Яромир будет здоров. В этой войне многие пролили кровь. Вот и он тоже. Дайте князю набраться сил, пускай отдохнет до весны, залечит рану». Радош тоже поддержал: «Вы не знаете Девонну. Как бы худо ни было Яромиру, она поставит его на ноги!» Но путь в Даргород он продолжал с тяжелым сердцем, сменяя коней в деревнях, где нарочно были устроены казенные конюшни.