Текст книги "Небо и корни мира"

Бывший король Олверон продолжал начатое Нейви дело: взялся учить Мышонка не только грамоте, но и истории, и математике, и землеописанию. Крес часто подолгу сидел рядом.

– Когда настанет весна, я вернусь, – обещала Девонна.

Вернувшись домой, вестница уложила сына в постель, накрыла одеялом. В покое было темно, но Девонна не зажигала свечу: она сама светила мягким сиянием. Кресу это нравилось больше, чем засыпать при свече. Он тоже немного умел «светиться, как мама», только слишком ярко и поэтому совсем недолго: они с Мышонком однажды нарочно забрались в темный чулан, и Крес на минуту показал «братцу» сияние.

Девонна стала напевать колыбельную, и скоро маленький Крес уснул. Вестница еще долго сидела на краю кровати, тихо гладя волосы сына.

Яромир пришел за женой в доспехах, без шлема, поспешным шагом. «Девонна, ты готова?» – окликнул он с порога. Дружина уже собралась. Яромир сам оседлал для жены светло-серую кобылу и под уздцы привел во двор. Девонна вышла, одетая по-дорожному, и радостно замерла. В дни болезни Яромир сильно поседел. Девонна привыкла к тому, что голова у него почти белая, лишь изредка сквозь седину блеснет темно-русая прядь. Но в косых лучах утреннего солнца, в которых волосы Яромира приобрели даже какой-то рыжеватый отсвет, Девонна увидела, что все стало наоборот. Не седые волосы захлестывали последние темно-русые пряди, теперь остатки седины сами тонули в копне темных волос, отсвечивая на солнце медью. Лицо Яромира, казалось Девонне, тоже стало моложе. Но это могло только почудиться ей, а седины в волосах ее мужа и впрямь становилось все меньше, как меньше становится белизны в шерсти горностая, когда он меняет шкуру с зимней на летнюю.

Войско выехало из Даргорода рано утром. Путь лежал в Волчий Край, в великую степь, на горизонте которой дымились сопки и клубилась мгла над Туманным урочищем.

Волчья степь никак не хотела засыпать на зиму. Старики-кочевники у костров качали головами:

– Люди с запада приезжали, искали плохое место в урочище. Нашли, потревожили демонов. Степь беспокоится. Все пошло не так. О благословенные предки!

Любой кочевник, даже малый ребенок, которого отняли от груди матери и впервые посадили на лошадь, знает, какой у степи закон. Когда день становится короче, сохнет ковыль, тянутся над степью стаи птиц, начинает мелкой крупой сыпаться снег. В это время засыпают летние соседи кочевников по степи: девы-ковыльницы, овражники из степных балок. После первых морозов уже не увидишь ни одной светящейся бабочки-ночницы. А на смену им приходят зимние соседи – вьюжницы и вьюжники, что пляшут зимой в снежном ветре. Если кто породнился с ними, у того в стойбище живут светловолосые дети. Они не боятся холода, в лютую стужу ходят, распахнув на груди меховые куртки, и могут заговорить метель, чтобы она улеглась.

Но в нынешнем году что-то странное творится в Волчьей степи. И зимние соседи уже пробудились, и летние на покой не идут. По ночам степь вся светится, как в ночь летнего солнцеворота – ночницы сидят на сухом ковыле, кружат над кибитками.

– Беда в степи? – спрашивает морщинистый старый степняк.

Его четвертый сын взял в жены ковыльницу. Она родила дочку, и теперь в кибитке у сына есть две женщины, которые могут рассказать, что чувствует степь.

– Нет, отец, – отвечает ковыльница-невестка, почтительно подавая свекру чашку с кислым напитком из кобыльего молока. – Доброе чувствует. Радуется.

– Сколько лет на свете живу, такого не было, и отец не рассказывал, и дед, – заворчал старик.

– Большое войско идет по степи, – сказала невестка, у которой из-под длинных черных волос видны были острые звериные уши. – И пол-луны не пройдет – будет здесь. Наш стан стоит на его дороге.

– Нам уходить? – тревожно гадал старик. – На юг табуны гнать?

Ночью в степи светились ночницы, а днем крутились над ковылем воронки пылевых вихрей. Жители кибиток выходили по ночам, щурили узкие глаза, смотрели в даль окоема. Полуземнородные успокаивали родичей-людей: никакой опасности нет, степь не боится, ее народу ничто не грозит. Мать-степь знает, кого она ждет.

И кони не тревожились, а кони не хуже ковыльниц чувствуют опасность…

Старшие советовались. Они слышали от отцов и дедов, матерей и бабок, которые давно уже ушли к предкам, что степь веками ждет одного особенного человека – из тех, что живут в городах и в домах, стоящих на земле. Придет этот особенный человек неведомо когда, может, пройдет десять зим, может сотня или тысяча. Степь вечная, ей все равно, она не устает ждать. Человек этот должен освободить предков. Он спустится в Туманное урочище и навсегда уничтожит плохое место, где мучаются под землей предки.

Неужели и правда наступило время, когда этот человек должен проехать через степь?

Войско двигалось по бескрайней степи. Впереди ехали проводник Далибор, Яромир и Девонна.

Далибор больше не закрывал лицо, подставляя его ветру степи. Он знал, что Лени сейчас в лекарском обозе, далеко в хвосте войска, и она не может видеть его. Но Далибор все время чувствовал себя так, будто она рядом и то молчаливо поддерживает его одобрительным взглядом, то ободряет: «У тебя красивое лицо. Ты живой».

Лекарка Ликсена тоже ехала в обозе. Она удивленно оглядывалась вокруг. Ей, дочери дубровника, непривычно было среди бесконечного степного простора. Иногда к ее телеге подъезжал Крес со своим неразлучным стремянным и махал рукой.

– Эй, Ликсена! Полосатая Ликсена!

– Соскучился? – смеялась она.

Впереди на дороге завихрялась пыль.

– Я слыхал, в эти вихри, что крутятся, нельзя стрелять, – поделился Крес. – Выстрелишь – ранишь соколика, наконечник стрелы будет в крови. Соколик, если человеку покажется, – он черно-сизый, маленький, как чеглок, только сам он – птица-вихрь. Мне нянька рассказывала, а мать бранила ее, чтобы не учила меня дружиться с нечистью.

Две недели войско в степи не встречало человеческого жилья. Только полевицы стояли в ковылях и, нисколько не прячась, провожали воинов взглядом. Легкие пылевые вихри взметались перед копытами коней, а в сумерках ночницы летали вокруг дружинников и осыпали их светящейся пыльцой. Когда Яромирова дружина переходила вброд мелкие ручьи, из прибрежных камышей глядели местные побережники. Волосы у них были пестрые, как у камышовых котов, и так же горели глаза – даже днем. В холодном степном тумане, который перед рассветом падал на стан, – и там жили какие-то существа. Неясные фигуры бродили по утрам вокруг шатра Яромира и Девонны.

Яромир чувствовал всю степь, от края и до края. Ветер словно доносил до него слова, звучащие у него в голове, как шум сухого ковыля: «Травы степи кланяются тебе. Степь открывает тебе дорогу». Малый Гриборкен был взволнован. Обычно он дремал под рубашкой у Яромира, но как только дружина миновала границу степи, ящерка забралась ему на плечо и слезала только во время ночлегов, отправляясь греться прямо в пламя костра. Малый Гриборкен настороженно прислушивался к чему-то. Великаны указывали на него друг другу. Шаманка Фьорвит говорила вождю Тьелвис:

– Близок час.

С помощью Малого Гриборкена Яромир ощущал, как ворочается в горах великий сородич каменной ящерки. Древний Гриборкен уже не видел тревожных снов: змей пробуждался. Яромиру чудились знакомые гулкие слова: «Старые горы расправят крылья, когда ты позовешь».

С того дня, когда в сердце зимнего леса вошла в него новая сила, Яромир все яснее слышал и понимал голоса гор, степи и даже тех мест, которые были совсем далеко. Девонна, заглядывая мужу в глаза, часто видела его отстраненный отсутствующий взгляд, напряженное лицо, словно он вслушивался в происходящее вблизи и вдали. Они ехали рядом по степи.

– Теперь ты слышишь весь мир, – с участием говорила Девонна.

– Даже пустыню и море, – тихо отвечал он. – Иногда мне кажется, что меня нет, что я – везде.

– Не уходи, Яромир, не уходи! – Девонна крепко брала его за руку. Она боялась, что он снова станет подобен дубровнику, только дубровник связан душой лишь со своим особым местом в лесу, а Яромир – со всем миром.

Наконец на пути дружины стали попадаться табуны коней, вдали показались юрты кочевников. Степняки стояли около своих жалких жилищ, маленькие, щуплые, узкоглазые – от стариков до малых детей.

– Не боятся ли они нас? – озабоченно произнес Яромир. – Надо сказать им, что мы с миром.

– А они не нападут? – настороженно присматривался Ивор, пытаясь разглядеть, есть ли у них в руках оружие.

– Они по-другому нападают, – помотал головой Кресислав.

Он читал, что в старые времена кочевники полчищами опустошали даргородские поселения. Верхом, с длинными луками, кривыми саблями сметали на пути все, как ураган. Но нынче это давно уже был мирный народ.

– Видишь, они даже не верхом, а со своими женами и детьми, – сказал Крес.

– Да нет, верхом, смотри! – встревоженно показал один из дружинников.

Действительно, навстречу, низко склонившись к шеям неказистых мохнатых коней, неслись несколько молодых всадников.

По знаку Яромира дружина остановилась. Далибор надвинул на лицо наголовье плаща. Пылевые вихри взметнулись над дорогой. Всадники резко осадили коней прямо перед Яромиром и Девонной.

Их предводитель смотрел на Яромира. Молодой степняк рядом с ним не сводил глаз с Девонны. Небожительница улыбнулась. Уши кочевника были скрыты под выцветшей меховой шапкой, но по глазам, не узким и черным, а желтым и большим, как у кота, она узнала в нем полукровку. Он окликнул предводителя гортанным голосом, указал на Девонну, на неподвижные фигуры ковыльниц, видневшиеся в степи, на пылевые вихри. Кочевники быстро обменялись несколькими словами.

Вестники понимали все языки, на которых люди молились Вседержителю. Наречия диких народов, забывших Творца, все равно восходили к общим корням – к древнему языку небожителей. Вслушавшись в речь кочевников, Девонна почти тотчас разгадала ее законы, начала узнавать слова. Когда предводитель молодых воинов заговорил с Яромиром, она, внимательно вслушиваясь, вскоре начала переводить.

– Они говорят, что степь узнала тебя, Яромир. Мы можем разбить стан недалеко от их становища. Тебя примут как гостя.

Вдруг прямо из порыва ветра возник сокол-чеглок, с сизо-черной спинкой, с круглыми глазами и крючковатым клювом. Он сел к Яромиру на плечо, который от неожиданности чуть его не согнал.

– Сокол-ветер! – с почтительным изумлением выдохнул старший из всадников: он еще раз убедился, что о приезде этого человека сама степь подает ему знак.

Дружина Яромира встала бок о бок со стойбищем кочевников. Дружинники подходили к кострам степного народа, а дети и подростки степняков забегали в стан чужих воинов. В больших чанах для гостей под открытым небом готовилось угощение.

– Настало время освобождения предков, – говорил Яромиру сухой морщинистый старик, глава рода. – Я пошлю своих сыновей и внуков к ближайшим стойбищам. А те пошлют к другим, и из всех родов, из всех стоянок нашего народа мы соберем вам конницу. Наши люди хорошо воюют, метко стреляют из луков, кони у нас быстры.

Яромир сидел в юрте кочевника на пахнущей зверем шкуре. Девонна переводила ему слова старика.

Яромир хмурился, ему вспоминалась приграничная крепость Витрица, которая строилась на реке Витре закованными руками каторжников. Там был у Яромира приятель – кочевник из Волчьего Края. Надсмотрщики заставили его спуститься под землю, когда строились нижние ярусы и подвалы будущей крепости; родившийся на просторах степи человек от ужаса сошел с ума и насмерть разбил себе голову о камень.

– Скажи, отец, как же вы спуститесь в Подземье, если привыкли к простору по сторонам и небу над головой? – спросил Яромир старика-кочевника.

– У нас есть храбрые люди. Они пойдут в Туманное урочище и дальше, в страну предков, – невозмутимо ответил старик с помощью Девонны.

Яромир кивнул головой:

– Вы – родичи птицы-ветра, степного соколика, вас не поглотит подземная тьма. Теперь наше время. Вместе с нами конница Волчьего Края пойдет в Подземье, чтобы помочь ветру и свету Обитаемого мира ворваться в запретные владения Князя Тьмы.

Кочевники-проводники повели дружину Яромира к Туманному урочищу еще более короткой дорогой, чем знал Далибор. Встречая по пути другие стойбища, они объясняли сородичам, кого они сопровождают и куда. От каждого рода к Яромиру присоединялось еще несколько всадников. Время от времени дружину нагоняли отряды из дальних кочевий. Наконец перед войском заклубился черный туман. Легкая конница степного народа спустилась под землю вместе с дружинниками Яромира.

Дружина ехала в темноте. У каждого всадника был в руках факел. Казалось, это льется река огней. Великаны шагали за конницей быстрым, неутомимым шагом хороших ходоков. У Волчка, Ликсены и других полукровок-земнородных сверкали глаза. Темнота подавляла людей, а полуземнородных – особенно: не чувствуя даже издалека поддержки родного леса, озера или поля, они были угнетены и встревожены. Дружинники теснились, конные не позволяли своему строю раскинуться и скакать вразнобой, стаей – так, как они всегда мчались по степи.

Пропало ощущение времени. Трудно было понять, давно ли едет дружина во мраке и далеко ли уже заехала. Вдруг Далибор приподнялся в стременах.

– Смотрите! Вот, вот это место! – Он узнал загадочное озеро в глубине Подземья.

Дружина остановилась неподалеку, не зная, разбивать стан или нет. Не ловушка ли это место, не заколдовано ли оно?

Яромир посмотрел на Девонну:

– Как ты думаешь, можно брать из этого озера воду? Наверное, нельзя. Вдруг это мертвая вода?

Дружина везла с собой запас воды и пищи, факелов и дров. Но жалко было тратить все это, если воды и сушняка для костров можно набрать на чудесном озере. Ведь неизвестно, как велико Подземье. Даже Далибор не знает, сколько дней надо дружине, чтобы пройти его насквозь и подняться к Небесным Вратам.

– Я хочу пойти туда, – Девонна поглядела на блестевшее под луной озеро. – Смотри, там есть луна и звезды. И больше нигде их нет, – вестница подняла голову: прямо над ней и везде окрест вместо неба был черный провал.

– Я с тобой, – сказал Яромир.

– Я пойду тоже, Омир-саби, – тревожно сказал Джахир.

– Нет, жди здесь, – Яромир остановил его жестом.

Он понимал, что волшебство вестницы и его недавно пробудившаяся необыкновенная сила будут лучшей защитой и лучшим средством разгадать загадку этого озера, чем вооруженная охрана.

Яромир приказал дружине не разбивать стана, пока они с Девонной не вернутся. Взяв жену за руку, как будто они боялись потеряться на берегу странного озера, Яромир двинулся к невидимому рубежу. Вдруг оба почувствовали, что их ноги ступают уже не по окаменевшей мертвой земле, а по мягкому мху.

Яромир присел на корточки возле кромки воды и осторожно тронул ее рукой. На пальцах осталась холодная влага. Девонна не сводила с него встревоженных глаз. Яромир зачерпнул ладонью немного воды и поднес ко рту.

– Вода как вода… – сказал он, попробовав. – Знаешь, Девонна?.. Я почему-то уверен, что все это без обмана: и деревья, и озеро. Может быть, тут даже живет какой-нибудь дубровник или лесовица, – Яромир сосредоточенно помолчал. – Да, это не одинокое место, – закончил он убежденно. – Они тут есть.

Две пары глаз блестели в зарослях. Хозяева озера украдкой наблюдали за пришельцами.

– Я думала, опять тот Темный вернулся, – тихо сказала девушка своему другу. – А это кто-то другой.

Затаившись среди ветвей, она с восхищением рассматривала Девонну.

– Красивая какая! Погляди, Райн!

Ее друг не сразу ответил. Он не отводил глаз от Яромира.

– Они как мы, – наконец сказал он, наклонившись к девушке. – Видишь, как этот большой человек любуется ею? Как я тобой. И они пришли, держась за руки, как мы с тобой ходим. Может, он хочет сплести ей венок?

– Да! – подхватила девушка. – Вот почему они пришли к озеру! Им нужны венки, как у нас.

Они рука об руку вышли из зарослей. На юноше был венок из водяных лилий. У девушки – из листьев и лесных цветов. Каждый, похоже, выбрал то, что ему по душе.

– Чудеса, – шепнул Яромир Девонне. – Лесовица и озерник. Никогда не слыхал, чтобы они жили парами.

Он не рассчитал, какой у хозяев озера был тонкий слух.

– Я не лесовица, – улыбнулась девушка. – Я человек. А Райн – только наполовину озерник.

– Мы люди, – добавил Райн. – Май – моя невеста. А кто вы?

– И мы люди, – тихо ответила Девонна. – Яромир – мой муж.

Стоя рядом с женой, Яромир в задумчивости разглядывал необыкновенную пару.

– Ветер в камышах озера поет тебе… – вдруг, не зная почему, очарованный какой-то особенной притягательной силой, идущей от этого человека, прошептал сын озерника.

– Да, знаю… – кивнул Яромир. – Теперь я и сам уже начал слышать, как поет этот ветер.

Юноша и девушка говорили на языке вардов. Судя по внешности – оба светловолосые, с серыми глазами, – они и впрямь были с запада.

– Как вы здесь очутились? – спросил Яромир.

Май оглянулась на Райна.

– Мы здесь живем, – девушка чуть нахмурилась, пытаясь вспомнить. – Мы раньше где-то еще жили… Давно, правда, Райн?

– Я не знаю, давно или нет, – он смущенно улыбнулся.

– Но ведь вы из Анвардена? – спросила Девонна. – Вы родились на западе, да?

Теперь Райн вопросительно оглянулся на Май:

– Мы оттуда?

– Анварден? Это так называлось? – Май снова задумалась, глядя на озеро, и вдруг встрепенулась. – Да, Анварден, я помню. Там строили большой храм. Он сгорел… – на глазах у нее неожиданно выступили слезы. Райн заметил это и обнял подругу за плечи.

– Не бойся, мы туда не пойдем! Ты боялась огня. Здесь нет огня… А вы тоже пришли оттуда? – быстро спросил он Яромира. И добавил с надеждой. – Вы будете жить с нами? Здесь хорошо, – начал рассказывать он. – Вот, это озеро я сделал для Май. И кувшинки, потому что она любит цветы. И водяную крысу, чтобы ее смешить. А Май сделала для нас луну и звезды…

– Для тебя, чтобы ты не грустил, – объяснила девушка. – Потому что ты все время боялся, что я исчезну, и ходил грустный.

– Я и теперь боюсь. Ты ведь не исчезнешь?

– Нет, никогда, – успокоила его Май и продолжала рассказывать Девонне. – Мы сначала хотели отсюда выбраться. Тут было очень страшно, пусто и темно. Совсем ничего не было. Но мы захотели жить в лесу, у озера, как раньше. Чтобы птицы садились нам на руки… и все время ходить в венке из цветов. Я боялась, что Райн уснет зимой и забудет меня. И мы сделали, чтобы не было ни осени, ни зимы.

– Но как вы попали сюда? – недоуменно повторил Яромир.

Украдкой от девушки юноша быстро приложил палец к губам, а потом беспечно и звонко воскликнул:

– Май! Ты же обещала показать им хорошие цветы для венков.

Девушка посмотрела на Яромира:

– Да. У тебя такая красивая жена. Пойдем, я покажу, где нарвать красивых цветов для нее, а ты сплетешь венок.

Яромир пошел за девушкой, бросив взгляд на Девонну. Он понял, что озерник хочет о чем-то рассказать, но не может при Май. Когда девушка и Яромир отошли, Райн тихо сказал Девонне.

– Понимаешь, мы умерли.

– Умерли? – печально и удивленно спросила небожительница.

Эти двое были вовсе не похожи на мертвецов. Они казались живыми и были по-своему счастливы, хотя потеряли память. Райн кивнул.

– Нас убили. Это ничего. Но я не хочу, чтобы Май об этом слышала. Она может испугаться. Она не помнит, а я помню, потому что ее убили раньше. Я подумал, что больше ее не увижу. Но меня тоже убили, и я увидел, что мы оба никуда не исчезли. Тогда все стало хорошо.

«Май – человек, она должна была попасть в Тюрьму мира? – мелькнуло у Девонны. – Райн – сын озерника, ему суждено было остаться в Обитаемом и опять возродиться весной…»

– А что было потом? – осторожно спросила вестница.

– Мы держались за руки и не хотели расставаться, – стал вспоминать Райн. – Мне казалось, я вот-вот усну, как озерники спят зимой. Но тогда я забыл бы Май. Я не хотел. А Май тянуло куда-то идти, она сама не знала, куда… Но она не хотела меня покидать. И она не дала мне уснуть, а я не отпустил ее одну. Мы очутились тут, в темноте, и заблудились. Мы прятались. А потом мы сделали себе озеро и луну, потому что не хотели жить в темноте… Пойдем к Май, а то она будет волноваться, – закончил сын озерника.

В это время Май привела Яромира на край холма, который обрывался в ничто.

– Там ничего нет. Вы оттуда пришли? – спросила она, опускаясь на колени на мягкий мох. – Какие тебе нравятся цветы? Какие ты обычно даришь своей красивой жене?

Яромир растерянно улыбнулся:

– Чтобы цветам расти, нужно солнце.

– Солнце? – переспросила Май. – Нет, все растет, как мы с Райном хотим. А день у нас никак не получается сделать. Солнце я не умею, только луну.

По холму росло много фиалок разных цветов и оттенков, от бледно-розовых до лиловых. Май стала их собирать.

– Это просто. Смотри, этот стебель загибаешь так, а этот так, и переплетаешь. – Она начала плести Яромиру венок.

К ним подошли Райн и Девонна. Май с улыбкой сунула венок Яромиру в руки. Он осторожно принял, стараясь не смять неловкими пальцами ни одного цветка. Девонна приблизилась к мужу. Яромир поднял и медленно опустил руки, надевая венок на голову небожительницы.

– Мы делали такие друг для друга, – произнесла Май. – Но еще я бы хотела сделать солнце для Райна. И чтобы небо иногда было синим, как днем…

В траве пели ночные кузнечики.

– Моя дружина ждет очень долго, – вспомнил Яромир. – Можно мы наберем воды из вашего озера?

– Конечно, – подтвердил сын озерника. – А куда ты ведешь дружину?

– На бой с демонами. Чтобы солнце взошло над Подземьем, – сказал Яромир.

Райн задумался.

– Май… Я тоже хочу, чтобы солнце. Ты хочешь солнце, Май?

– Да, – сказала она. – Пойдем с ними, раз они ищут солнце?

Райн бросил взгляд на Яромира:

– Можно мы пойдем с вами?

– С нами? Погоди…

Яромир отозвал Девонну в сторону:

– Как ты думаешь, они понимают, куда мы идем? Ведь нас ждет битва. Может быть, им безопаснее ждать тут? Это же двое детей.

– Пусть идут с нами, – возразила вестница. – Я узнала даже эту ночь, которую они себе создали, – улыбнулась она. – Это ночь летнего солнцеворота. Здесь всегда что-то родится, растет… Трудно сказать, кто они теперь: земнородные, люди? Их маленький островок противостоит тьме Подземья, но когда-нибудь она подточит его, как вода подрывает склоны оврага. Ведь все-таки их души – не бездонный колодец творящей силы, рано или поздно они ослабеют. Мне жалко их… не хочу, чтобы они оставались одни. Ведь необязательно, чтобы они участвовали в битве. Им найдется место в лекарском обозе.

Яромир окликнул Райна и Май.

– Хорошо, пойдем вместе добывать солнце для здешних мест.

Райн обрадовался и от радости поднес к губам свою камышовую дудку. Над озером ярко светила луна. В камышах зашумел ветер.

– Сделай туман, Райн, – попросила Май.

Не отнимая дудки от губ, Райн кивнул, и над озером начал стлаться легкий, белый туман. Девонна в венке из фиалок пошла по лунной дорожке. Она начала медленный танец на воде – и ее отражение на темной глади озера повторяло плавные движения. Туман окутывал вестницу, словно одеяние. Май глядела на нее восхищенным взглядом.

– Она танцует для тебя, – сказала она Яромиру. – Но мы тоже рады, что видим это, правда, Райн?

Дружинники снова ехали в темноте при свете факелов. Мирко настороженно говорил князю Влашко: «Лошадям беспокойно. Случись что вдруг – они взбесятся от страха!»

Дружинникам самим приходилось все тяжелей. «И не знаешь, что больше душу выматывает – дорога или привалы», – не выдержав, пожаловался Нейви Элсту. И правда, спать в Подземье было страшно даже под охраной. Казалось, стоит закрыть глаза – и протянется к тебе из мрака чья-нибудь лапа. Жечь большие костры дружинники не решались: берегли дрова. А при небольшом свете все равно в двух шагах не было видно ни зги. «От дороги отдыхаем, а от страха никогда», – хмуро сказал в ответ Нейвилу Элстонд.

Далибор находил путевые приметы, понемногу вел дружину вперед. Веселая Ликсена в обозе совсем приуныла, за телегой угрюмо тащился Волчок. Райн и Май держали друг друга за руки, чтобы не потеряться. Кресислав признался своему стремянному: «А что-то, брат, мне невесело». «Невесело ему, – подумал Ивор. – Тут завоешь от тоски!»

Яромир и Девонна по-прежнему ехали впереди дружины, бок о бок. Уныние воинов становилось все сильнее. Легкая конница степняков напоминала стаю встревоженных птиц. Казалось, вот-вот они замечутся в темноте, словно попавшись в сети.

Вдруг вестница засияла и выехала одна вперед. Света Девонны не хватало, чтобы осветить путь, и все-таки вокруг нее дорога стала видна. Дружина ободрилась. Небожительница на серой кобыле ехала теперь в светлом круге, и ее кобыла казалась ослепительно белой.

Яромир поторопил коня, поравнялся с вестницей и оглянулся назад. Глядя из сияния во тьму, он сперва совсем ничего не различал. У него сжалось сердце, когда глаза привыкли и он разглядел войско, задние ряды которого тоскливо терялись во мраке.

Неожиданно воины увидели, что свет небожительницы стал сильнее. Теперь он вспыхнул так, что дорога впереди и по бокам стала хорошо видна, и даже на задних – на великанов и лекарский обоз – лег слабый блик. Круг света, охвативший Девонну и Яромира, раздвоился. Яромиров конь вороной масти приобрел бронзовый отблеск, высокий всадник снова обернулся назад. Войско воспрянуло духом на освещенной дороге.

– Яромир, поезжай впереди меня! – взволнованно сказала Девонна.

Яромир послушался, хотя не понял, зачем это вестнице. Но когда он выехал вперед, стало видно, что свет теперь исходит и от него самого. Неужели к нему вернулось сияние, которое было когда-то утрачено людьми в наказание за бунт их небесных предков против Престола? Или с тех пор как Яромир познал свою жену, сияние передалось к нему от нее? Он не знал. Свет объял его непроизвольно, от одной тревоги за то, что его дружина падает духом в подземной темноте.

– Ты засиял! – воскликнула Девонна.

Это поняла и его дружина. Раздались радостные крики:

– Яромир!.. Светите оба!

– Держись, Тюремщик!

А потом боевые кличи городов:

– Даргород!..

– Звониград!..

Но голоса в Подземье глушил мрак, поэтому скоро замолчали. Яромир снова поехал рядом с Девонной, освещая путь среди каменистой равнины, пересеченной балками и невысокими одиночными сопками. Вороной конь в сиянии отливал бронзой, и темно-русые волосы Яромира, в которых уже почти не было седины, давали молодой медный отсвет.

На привале у скудного костра Далибор сказал Яромиру:

– Вот что, князь. Дальше надо идти без остановок. Мы уже близко. Подойдем – и в бой. Наши на верхних ярусах услышат шум битвы. Останется только продержаться, пока не начнется тюремный бунт.

Полулежа у костра, Яромир думал.

– Мы открыто пойдем на приступ, чтобы отвлечь демонов, – подтвердил он давно принятое решение. – Далибор, твой бунт… не запоздает?

Яромир понимал, что разговор об этом бессмыслен. Далибор знает только то, что ему передали через связных.

– Что ж, – перебил Яромир сам себя. – Скоро все решится.

Радош, отходивший проверять дозоры, вернулся и сел у огня.

– Сдается мне, князь, удивительным делом будет эта битва. Я, конечно, не такой мудрый, как ты и как твоя жена-небожительница. Но… что если меня убьют в этом бою? После смерти я должен попасть в тюрьму в Подземье. А что делать, если я уже здесь? Куда я денусь? Так и буду рубить демонов, хотя и мертвый? Ха! Вот так штука: меня убьют – а я и не замечу!

Далибор ответил не сразу. Поди пойми, что будет, если в Подземье умрет живой? Но Далибор не забыл, как после пыточной лежал в камере, не в силах пошевелиться от боли, а сознание мутил бред, пока долго, немилосердно долго восстанавливались сожженные ткани и раздробленные кости. Бессмертный – не значит неуязвимый, заключенные подземной тюрьмы знали это не понаслышке.

– Мы можем изрубить демонов или они нас, – обронил он наконец. – Если они одолеют, мы все окажемся в цепях. Если верх будет наш – они не придут в себя долго. Но битва выйдет страшная, Радош. Никого из нас… из нас, мертвых, я хочу сказать, а не из вас, живых… не уложишь одним ударом. Такой жестокой битвы не было еще никогда.

– Была, – с горечью возразила Девонна.

Все быстро обернулись на нее.

– Во время первой войны, войны небожителей с небожителями.

От Девонны Яромир знал, как живут небожители у Небесного Престола: у них не изнашивается одежда, не ветшают дома, не кончается мука в кадках. Не простая мука, из которой люди пекут лепешки и караваи. Яромир не забыл вкус медвяного хлеба небожителей и его чудесное свойство насыщать и наполнять тело силой на целый день.

Восстав против Вседержителя и став повелителем Подземья, Князь Тьмы стремился доказать, что его сила не уступает силе Небесного Престола. Он тоже поддерживал без износа стены тюрьмы, замки и оковы заключенных. Он сотворил и неиссякаемую муку, подобную той, из которой пекли свои хлеба вестники в благословенных краях. Князь Тьмы пытался даже создать собственное новое человечество, как Вседержитель, создавший для себя народ небожителей. Но ни в чем успех Князя не был полным. Заключенные Тюрьмы мира понятия не имели, что отвратительная похлебка, которую приносят к ним в камеры, сварена из той самой неиссякаемой муки, которую Князь Тьмы сотворил, вспоминая о медвяном хлебе Престола. «Новое человечество» владыки Подземья, кровожадные демоны, были тупы и жестоки. Они не только не имели свободы воли, но вообще не могли действовать самостоятельно, без приказа. Демоны не могли и являться на землю, в Обитаемый мир, потому что их приводило в ужас открытое небо. Сталь оков изнашивалась в Подземье медленней, чем в живом мире, но всё-таки приходила в негодность. Незыблемо стояла только сама тюрьма, и уязвленный Князь Тьмы подозревал, что тут не без воли Вседержителя: тот сам ее воздвиг когда-то для падших.

Далибор рассказывал Яромиру, что кандальники в тюрьме становятся коридорными, разносчиками баланды, кухонными рабочими и уборщиками. Это было на руку заговорщикам: среди тюремной обслуги имелись их люди.

Князь Тьмы создал неистощимые железные рудники, рядом с которыми горели плавильные печи. Заключенные работали там посменно. Когда одна смена изматывались настолько, что не могла таскать ноги, людей опять бросали в тюрьму, а оттуда приводили новых. Железная руда была нужна, чтобы ковать новые кандалы и решетки, крюки, щипцы и другие орудия палачей.

– Я раз шесть проходил через рудники, – задумчиво сказал Далибор. – Да и у плавильной печи несладко.

Райн и Май, как всегда, рука об руку подошли к костру. Девонна улыбнулась им:

– Садитесь к огню.

Но Май с широко раскрытыми глазами показала Райну рукой:

– Смотри! Это он: Темный!

Далибор прикрыл ладонью лицо. Ему показалось, что девушка боится его. Но Райн быстро добавил: