Текст книги "Небо и корни мира"

Издалека донесся далекий гул: гудел и дрожал воздух, рассекаемый чьим-то мощным телом. У людей заложило уши. В сизых тучах по небу стремительно скользил громадный змей. Яромир снова смотрел его глазами: два стана, как две блестящие ленты – это солнце сверкает на доспехах – и тень от крыльев Князя Тьмы между ним и землей.

Древний Гриборкен много веков копил ненависть к этой нездешней твари. Князь Тьмы был иной, чем все живое, враждебный любому живому существу и самому змею Гриборкену. Князь Тьмы изготовился для удара, но не устоял перед обрушившейся на него древней каменной горой. Гриборкен сбил его своим телом и взмыл вверх, чтобы самому не упасть на землю. Яромир, слившись сознанием с Гриборкеном, чувствовал его торжество. Летучий змей поднялся выше туч, и ощутил леденяще-холодный воздух.

Удар отбросил Князя Тьмы, разбитого и обрызгавшего землю вокруг черной кровью, далеко от места боя. Облако мрака, которым Князь Тьмы окутывал себя в битве, редело. Тающие клочья черного тумана еще висели над мертвым чудовищем, но вскоре развеялись.

А старый Гриборкен развернулся в воздухе и полетел обратно на север. Яромир больше не ощущал себя им – он был человеком и стоял на земле в громе боевых кличей своей дружины.

Оба войска кинулись друг на друга. Сражение двух древних существ послужило сигналом к началу общей схватки. Враги стояли так близко, что ни перестроиться, ни обойти, и уловки полководцев не изменили бы хода боя. Завязалась рукопашная – слепая яростная сеча, в которой смешались неприятельские дружины. Вождям больше незачем было себя беречь. И король Неэр и Яромир затерялись в гуще схватки, как простые воины. Раненым было не выйти из боя, и кто держался на ногах – волей-неволей продолжал рубиться. В тесной свалке тела падали не на землю, а друг на друга.

Только заполдень ряды бойцов поредели и ожесточение схлынуло: руки устали наносить удары, не хватало дыхания в груди. Целители, не дожидаясь конца, начали собирать раненых.

Раньше Девонна присматривала за «двумя детьми» – Райном и Май. Но сейчас ей было не до того. Вестница не уследила за ними. Среди людей эти двое вспомнили свою прежнюю жизнь более ясно и начали больше понимать. Перед боем Райн спрашивал Девонну: «А если вы не победите, снова будет темно?» «У подножия Престола будет прекрасно и светло, но остальной мир погрузится во мрак», – ответила вестница. Поэтому Райн накануне битвы сказал Май: «Я пойду воевать за остальной мир, ладно?» «Ладно, – ответила Май. – Только обещай, что тебя не убьют. А я буду всех лечить, как Девонна. Хорошо?» «Хорошо, – позволил Райн. – Только ты тоже обещай, что тебя не убьют». Они дали друг другу обещание и больше не боялись друг за друга.

Воины удивлялись, в пылу схватки заметив безумную девчонку, которая лезет под их мечи и стрелы – и все-таки остается живой и невредимой. Май выводила раненых прямо из гущи сражения.

Райна никто бы не пустил в бой, если бы он кому-то сказал об этом заранее. Он бросился в битву сам. Райн сделал себе острогу – единственное оружие, которым он бил без промаха. С этим деревянным копьем, без доспехов, в белой рубашке, как готовая цель для стрел, он и оказался в самом пекле. Но какое-то чудо берегло его. Один из «псов» Князя, тварь с мордой гиены, рогатая, клыкастая, с воем бросилась на него. Райн отшатнулся и метко попал зверю в горящий глаз – своей заостренной деревяшкой сын озерника бы не пробил покрытую чешуей шкуру. «Пес» взвыл, ломая острогу лапой. Но чудище уже рубили со всех сторон дружинники Яромира. Сам Яромир с всклокоченной бородой вытаращил на Райна глаза: «Уйди, дурак! Зашибут!» Райн покачал головой: нет, не зашибут, я же обещал не умирать.

Пока не встало солнце, демоны и их диковинные звери дрались неистово. Но когда рассвело, под открытым небом они начали слепнуть и слабеть. Князя Тьмы не было, чтобы прикрыть их от неба тучей мрака. Вскоре все демоны и чудовища пали.

Даргородцы и Кресислав лицом к лицу сшиблись с небожителями. Один на один редкий человек мог выстоять против воина небесного воинства. Но отвага и взаимная выручка людей, когда они стояли плечом к плечу, стали для небожителей крепким орешком. В прежние времена вестники являлись людям в храмах с грозными знамениями и чудесами. Однако совершали их не своей силой, а силой Вседержителя. Но в этом бою им не дано было совершать чудес.

Яромир в толпе сражающихся вдруг покачнулся и тяжело осел на колени. Перед его глазами все поплыло, но вскоре он стал различать дубравы и реки Обитаемого мира. Великий Гриборкен миновал великую степь и стал снижаться. Огромное брюхо коснулось земли, углубилось в разлом, и горный хребет вновь пустил корни в землю, затихнув. От усталости древний змей не долетел до своего прежнего места, и теперь на севере глубоко вдавался в сушу залив моря Хельдвиг, а на юге полоса горного хребта – Хвост змея – пересекла Волчью степь. Яромир чувствовал, как дремлют под корнями травы ночницы, как клубятся по степи пылевые вихри. День, ночь, жара и вьюга, гроза и солнце, листопад и начало весны – все это разом было в душе Яромира. Он ощущал силу обоих солнцеворотов и двух равноденствий; видел, как из камышей встают побережники, как танцуют озерницы на водной глади, и от всех рек и водоемов, словно шум тростника, доносились до него голоса: «Ветер в камышах поет тебе». На потаенных полянах в лесах появлялись лесовицы и дубровники с цветами и листьями в волосах – Яромир слышал в голове тихое: «Деревья леса кланяются тебе». С ним были и далекие пустыни, и моря. Среди метели мелькали вьюжницы с белыми, сверкающими инеем волосами. Громницы на вороных конях неслись по небу, неся за собой грозы.

Но на этот раз Яромир помнил и то, что он человек, и у него есть своя воля. В нем был вочеловечен и обрел свою собственную волю Обитаемый мир. И этот мир услышал, как глухо прозвучало чужое слово: «Не будь! Стань ничем!» Но Яромир отвечал: «Нет!». Он чувствовал, что в нем бьется сердце мира, и пока он жив, Обитаемый мир не рассыплется, не позволит низвести со своих небес огонь, не всколыхнет свои воды.

Над упавшим и неподвижно лежащим Яромиром продолжал кипеть бой. Сияющий небожитель скрестил клинки с человеком в простом доспехе. С головы человека слетел шлем, и от неожиданности ладонь небожителя едва не выпустила рукоять меча. Это оказался не человек, а один из его собратьев, на заре времен ушедший с Князем в Обитаемый мир. Он тоже окружил себя слепящим белым светом, как вспышкой молнии.

– Санейя, так ты снова против Престола? – крикнул небожитель небожителю.

Тот, что был в простой железной кольчуге, упал от удара того, на ком сверкало зерцало. Сияние убитого погасло. Но даргородский дружинник бросился на победителя с мечом, и завязалась короткая стычка, из которой оба не вышли живыми.

В этой битве никому не суждено было остаться невредимым. Кто не пал – был хоть задет и уронил на землю хотя бы несколько капель крови. Под вечер бой остановился сам по себе: сражаться стало некому, одни полегли, другие слишком ослабели.

Светлокосая целительница встала на колени над истекающим кровью раненым.

– Девонна! – узнал он ее. – Девонна!..

Вестница не знала парня по имени, но ее саму знали и любили все воины Яромира. Они называли ее «хозяйкой», «целительницей», и на самых грубых лицах при виде нее появлялась почтительная и ласковая улыбка. Небожителей так не чтили в храмах, как чтили свою Девонну дружинники Даргорода.

– Не бойся, – сказала Девонна раненому. – Ты не умираешь. Сейчас силы вернутся к тебе.

Она наложила руки на рану, и дружинник задышал ровнее.

То и дело наклоняясь, оставшиеся в живых осматривали лежащие вперемежку тела. На ногах держались немногие. Теперь они вместе, не разбирая, кто под чьими знаменами дрался, ходили по полю и искали выживших. Кто с кем бился, тот с тем рядом и упал: небожители и люди в разрубленных доспехах, варды, стьямма и хельды. Великан с черной гривой рассыпавшихся волос, не выпуская боевого топора, которым он искорежил доспех небожителя, лежал в луже собственной крови. Над ним наклонился худой, бледный лекарь из обоза вардов. По его знаку помощники подобрали великана.

В обозе короля Неэра епископ Эвонд, воздевая дрожащие руки, мешал старшему лекарю. Тот обрабатывал серьезную рану небожителя, а Эвонд, объятый почтительным страхом, повторял:

– Можем ли мы лечить их, как простых смертных? Не разгневается ли Вседержитель, что мы грешными руками оскверним…

Лекарь стиснув зубы продолжал свое дело.

В даргородский стан принесли закованного в броню жезлоносца. Пока его раздевали и перевязывали, он пришел в себя, увидел острые уши и полосатые волосы Ликсены, пробормотал: «Святой жезл!» – и снова впал в беспамятство.

Король Неэр был тяжело ранен в грудь. Его отнесли в его собственный шатер и перевязали. Неэр часто терял сознание, но, приходя в себя, каждый раз успевал вспомнить: князь Севера не разгромлен, хотя и не победил. Неэру было спокойно на душе, он не чувствовал ни гнева, ни скорби, что возмездие над сыном погибели не совершилось. «Не нужно со мной сидеть. Иди в обоз, там многие нуждаются в помощи», – собравшись с силами, приказал король своему лекарю. «Вот я и свободен, – подумал Неэр, когда остался один. – Я строил храм, вел войну и всей свой жизнью служил Престолу. Теперь я ранен и больше никому не могу служить… Для меня все закончилось. Прости меня, Вседержитель, я ничего от тебя не утаил и отдал все, что имел, но я рад, что мне больше нечего отдавать».

Май ходила по полю битвы: искала Райна. Она нашла его: Райн сидел над мертвым вардом, сжимая в руке обломок остроги. Лицо, рубашка и руки сына озерника были в крови.

– Райн! – Май присела и схватила его за плечи. Райн опустил голову. – Что ты?

– Они все умерли, – безжизненно проговорил сын озерника.

– Райн, пойдем! Пойдем скорее отсюда! – Май приподняла его, как раненого. Райн с трудом встал и побрел за ней, держась за руку девушки.

– Они все умерли, – пробормотал он, когда Май усадила его на землю в стороне от поля боя. – Я раньше жил у озера. Наверно, оно высохло. И трава вокруг пожелтела. И лес сгорел. Там все черное теперь… – Райн растерянно посмотрел вокруг. Последний проблеск памяти угас в его глазах. Теперь это был озерник – не сознающий себя, не имеющий имени.

Май заплакала.

– Нет, ничего не сгорело, озеро не высохло! Приди в себя, ты человек, у тебя есть имя: Райн! – повторяла она. – Райн, я тебя зову! Ты обещал не умирать.

Она плакала, обнимая его, уговаривала, напоминая про обещание. Райн молча сидел, прислонившись к ней и как будто понемногу отогреваясь.

– Май… – наконец неуверенно отозвался он.

Здесь, рядом с Небесными Вратами, не жили земнородные: здесь не было ни рощ, ни озер, ни зарослей камыша, ни густой полевой травы. Само небо Обитаемого мира появилось здесь недавно.

– Райн, пусть здесь будет ручей, – попросила Май. – В земле же есть ключи. Пусть забьет ключ, Райн? Пожалуйста.

– Тут нет… – обронил Райн; посидел, устало к чему-то прислушиваясь. – Тут нет… А вон там, – он показал рукой.

Словно преодолевая себя, он встал на колени и прислушался к земле.

– Да, там… Если ветер успел принести сюда какие-нибудь семена, ты сделаешь траву, Май? Пусть она вырастет, ладно?

Чтобы согреть раненых, дружинники разложили костры. Ивор с перевязанной рукой принес с речки ведро воды. Он храбро дрался весь бой рядом с Кресиславом. Креса, получившего рану в бедро, уложили у огня. «Ну что такое! Опять лежать, опять отвары да перевязки!..» – сильней, чем от боли, Крес страдал от предвкушения тягостных дней лечения, которые его ожидали теперь.

Около одного из костров Элстонд, заливаясь слезами и от отчаяния нисколько не стыдясь этого, повторял:

– Ликсена, мой брат…

Нейви лежал на земле в разрубленной кольчуге. Они с Элстом весь бой прикрывали друг друга, и Элст видел, как он упал под мечом небожителя.

Ликсена склонилась над молодым вардом. Элст стоял на коленях рядом. Нейви был еще жив.

– Он умрет?

Ликсена подняла на него виноватый взгляд.

– Я не знаю.

– Нет, Ликсена, нет. Я не умею лечить, но я что хочешь для него сделаю. Скорее лечи или зови Девонну, но он должен жить. Наша матушка… она же нас ждет обоих, – Элстонд вытирал слезы, они мешали ему говорить.

– Я… все, что смогу, – Ликсена уже хлопотала над раненым, а Элст повторял:

– Нейви, не вздумай умирать. Матушка будет горевать по тебе, она никогда не оправится, если мы не вернемся вместе. Нейви, ты должен вернуться домой!

Девонна склонилась над мужем. Она видела, что он не ранен. Земнородные-полукровки о самой Девонне говорили, что от нее исходит сила летнего солнцеворота. Сейчас вестница чувствовала такую же силу, исходящую от Яромира, но гораздо мощнее. Если бы Девонна была в лесу, она бы подумала, что оказалась в самом сердце леса, которое способно порождать существ и давать жизнь деревьям и травам.

Яромир лежал у костра в помятых доспехах, без шлема, у него были закрыты глаза. Девонна подняла взгляд на шаманку Фьорвит. Рядом с шаманкой безотлучно находился Волчок. В походе он служил ей помощником. Она взяла его в ученики, хотя в нем и не было крови стьямма и он не был женщиной.

Шаманка положила руку на грудь Яромиру, где под доспехом притих Малый Гриборкен. Ящерка-подкаменник узнала Фьорвит и так же, как раньше передавала ей сны Великого Гриборкена, передала ей и видение Яромира.

– Хребет Альтстриккен переместился, – сказала Фьорвит. – Змей вернулся и снова уснул. А в нем, – Фьорвит кивком показала на Яромира, – Обитаемый мир обрел мысль и волю, какая бывает у человека. Твой муж призвал Великого Гриборкена на борьбу с Князем Тьмы. Теперь весь Обитаемый мир вступает в борьбу. Вседержитель хочет вмешаться, но Обитаемый не повинуется его власти.

Тем временем вечернее небо, ярко окрашенное закатом, потемнело от сизых туч. Обитаемый мир хотел войти в Небесные Врата, в благословенный край у подножия Престола. По небу неслось множество всадников – тысячи громниц гнали грозовые тучи. Первые громницы доскакали до стены и отпрянули, их кони испуганно вставали на дыбы, храпели и хотели повернуть назад на своих небесных тронах. Из-за стены бил ослепительный, яркий, невыносимый свет.

Небожители в вечном городе за стеной и люди прошлых веков, которые жили отдельно от них за холмами, в страхе покинули дома. Им казалось, что белое пламя, сильнее множества солнц, врывается в окна, проникает сквозь стены. Люди падали на колени, закрывали лица руками и взывали к Престолу о милости: они думали, там, за стеной, начался конец света. Небожители пытались прятаться в тени густых садов, впервые за много веков чувствуя страх и горе. Они всю жизнь прожили при свете Престола, но никогда он не был таким слепящим. Казалось, он убьет все живое.

Кони громниц пятились, но всадницы удерживали их. Мир продолжал наступление. Жемчужные Врата тряслись, как деревянная калитка под ветром, и наконец распахнулись. Сперва в край у подножия Престола ворвался ветер. За ним кинулись громницы, преодолев наконец невидимую преграду, проносясь и над стеной, и в проем ворот.

За несметной грозовой конницей мчались синие дождевые тучи Обитаемого мира, пронизанные со всех концов сполохами молний.

Яромир чувствовал их стремительное движение. Он был одним целым с тучами, ветром, горами Альтстриккен, степью и лесом, Югом и Севером, пустыней и морем. Все это было в нем. Он ощущал и Санрейю, огромную область бывшего Подземья, где водные ключи уже пробивались из глубин, а принесенные ветром семена засыпали в земле до весны. Одновременно он летел вместе с конницей громниц и вез небо к Престолу.

Яромир ощущал, как ветер несется над благословенным краем, срывая листву с вечнозеленых деревьев, а тучи разражаются дождем и поливают вечно цветущие луга. Подземье и Престол были двумя особыми мирами, где не появлялись на свет земнородные и где установлены были самодержавные законы Престола. Теперь до последнего своего уголка они должны были стать частью Обитаемого мира.

Яромир чувствовал и сопротивление. Неестественный свет власти Вседержителя усиливался многократно, опаляя деревья и траву, ослепляя живых существ. Но громницы, ветер и тучи стремительно мчались вперед.

Внезапно Яромир осознал, что теперь вокруг него везде – только Обитаемый мир, и нет ничего, что бы не было миром. Все огромные пространства таинственного места, называемого заповедным краем у подножия Престола, заполнила родная людям земная жизнь.

Громницы уже увезли грозу в глубь запретной для них раньше земли. Где-то вдали, за стеной, гремел гром и доносился шум ливня. Потом из-за туч показалось солнце, которого раньше никогда не видели у подножия Престола, и над стеной повисла радуга. А сияние Престола угасло.

Яромир с глубоким вздохом открыл глаза. Теперь он и своими глазами увидел бледную радугу и очистившееся от туч прозрачное небо, какое бывает ранней осенью на севере. Солнце уже клонилось за горизонт.

Во главе горстки всадников – всех, кто еще мог держаться в седле – Яромир и Девонна въехали в распахнутые ветром Врата. По ту сторону стены была еще совсем ранняя осень. Кони ступали по лужам. Трава прилегла под копытами, примятая недавним дождем. Сильный ветер срывал с деревьев мокрую листву. Землю усыпали сбитые ливнем спелые плоды.

На гриву лошади, на волосы самой Девонны падали желтые и красные листья.

– До сих пор здесь никогда не бывало осени! – почти беззвучно сказала она.

Порыв ветра растрепал ее светлые косы, и она поспешила заправить их под наголовье плаща.

– Здесь холодно! – засмеялась она. – Как сейчас у нас в Даргороде! И осень – как у нас.

– Да, как дома, – подтвердил Яромир.

– А где же сияние Престола? – спросил кто-то из дружинников с усталым и радостно-удивленным лицом.

Девонна развела руками:

– Мир вошел во Врата и угасил свет Престола. Теперь тут будет светить только солнце. Вседержитель покинул пределы Обитаемого мира, как и Князь Тьмы.

– Да, – подтвердил Яромир. – Теперь и этот край, как Подземье, стал обычной землей. Настала осень, как и везде. А потом будет зима. Может быть, она здесь будет теплее…

– Там, за лесом, наш город, – взволнованно сказала Девонна. – Я покажу тебе мой прежний дом. Наверное, он совсем позаброшен. А далеко за холмами – город людей. Должно быть, теперь они снова стали живыми. Надо послать к ним гонца.

Яромир пригладил всклокоченную бороду, отер лоб. Он ехал без шлема, на высоком вороном коне. На губах ему чудился привкус соли. А рядом с ним Девонна верхом на светло-серой кобыле с улыбкой оглядывала знакомые места в непривычном ей осеннем уборе.

– Хорошо бы и в Даргород послать гонца, – добавил Яромир. – Пусть люди знают, что наш мир стал новым. И что мы скоро вернемся домой.