Текст книги "Испекли мы каравай (сборник)"

Они вместе служили в армии. И был командир, вернее, замполит, Дед, который их опекал. Несколько месяцев назад Дед привез своего внука, мальчишку-лейтенанта, только после училища, в часть Сергея. Отдал под его опеку, на все связи нажал – раз тебе неймется в Чечню попасть, то к Сергею Рудневу, этот не подведет. Они ехали на бронемашине, Сергей впереди, сзади Дедов внук. У Сергея упала зажигалка, он наклонился ее поднять с пола. Снайпер попал мальчишке точно в лоб. Если бы Сергей не наклонился, то убило бы его. А он сразу не понял, в чем дело. Спрашивает парня – тот молчит. Оглянулся – мертв.

Сергей давно на войне. И с психикой у него, конечно, не в порядке. Был в юности наивный честный парень, романтик. Его Сережей Тюлениным звали – вроде комсомольца-молодогвардейца. Стал – комок нервов. Вспыхивает как спичка, агрессии и злости в нем под завязку. Словом, он того снайпера поймал и расстрелял. В решето, полную обойму израсходовал. В пацана. Снайперу тринадцать лет было.

Военная прокуратура возбудила дело. Слушаться будет в Москве. По мнению Бориса, лучше бы Сергею избрали мерой пресечения заключение – чеченцы за его голову награду назначили, охотятся. Да и трибунал неизвестно что решит – ни награды, ни заслуги не помогут, если какие-нибудь переговоры-обмены наши с чеченцами затеют. Общественных защитников на военный суд не допускают. Да и что общественность? В одной газете промелькнул материал о кровожадном полковнике, зверски убившем мальчика, и праведном гневе соплеменников. Фамилии не назвали, но это Сережин случай.

– У него есть дети? – спросила Таня.

– Две девочки.

– А им не угрожают?

– Жену и детей Сережины однополчане увезли куда-то в соседнюю область, спрятали.

– Ужасно! Ужасно и страшно. Все устали от абсурда – долгая война на территории собственной страны. Я поворачиваюсь спиной к телевизору, когда заходит речь о Чечне. Не хочется думать о ней. Как о пьяном дебошире, который живет по соседству. Уж если милиция на него не может управу найти, то мне и подавно дела нет. Но дебошир однажды придет к тебе в квартиру и…

– Бомбу подложит, в переходе взрыв организует, захватит больницу и беременных женщин в окна щитом поставит…

– А этот кошмар в Америке с самолетами, врезавшимися в небоскребы! Да что там Америка. У меня в голове не укладывается: молодые ребята приезжают сюда, держатся нагло, требуют деньги. Мы вооружаемся, дежурим, строим оборону. Почему? Я понимаю, что это глупо звучит – почему? Ужасно не хочется жить в страхе. Унизительно.

– История борьбы с терроризмом гораздо короче, чем история борьбы с организованной преступностью. С террористами неплохо справлялась царская охранка. Ее опыт, по-моему, сейчас незаслуженно игнорируется. А бандитизм, нахальный, вопиющий, многие страны успешно подавили. Если тебе интересно, я расскажу…

* * *

За фортификационные работы принялись затемно. Ограда Таниного дома по фронтону – кирпичные столбы двух с половиной метров в высоту, между ними ажурная металлическая решетка. Борис сгребал трактором снег, остальные подбрасывали его к ограде. Через час на месте забора вырос огромный сугроб. Теперь подобраться к дому можно было только по узкой тропинке к калитке. Обходить с флангов (все употребляли военные термины), то себе дороже – снегу в лесу по пояс. Площадку дороги перед домом шириной семь метров (от сугроба до сугроба) и длиной пятнадцать метров тщательно утрамбовали. Протянули шланг и пустили воду из бассейна. Пока вода замерзала (хорошо, морозец ударил), быстро позавтракали. Искусственный каток припорошили снегом – не заметно. На сугробы у ограды с внутренней от дома стороны положили доски ступеньками и вкопали на вершине половинки железных бочек, разрезанных вдоль. Это были заготовки для каскадного ручейка, задуманного Татьяной и не осуществленного из-за отсутствия камней нужной формы для маскировки половинок. Теперь они стали отличными щитами, за которыми могли прятаться осажденные. Всего амбразур построили четыре.

Явившийся Федор Федорович настоял, чтобы его приняли в ополчение. Даже требовал отдать ему двустволку: «Я кого прибью, меня амнистируют по возрасту, а вас по судам затаскают». Ружье ему не дали, но бочку выделили – на самом краю участка.

Борис провел последний инструктаж:

– Стрелять только по моей команде! Поверх голов, в небо! Ни в коем случае первыми на поражение! Мы потом не докажем, что не превысили необходимой самообороны.

– А давайте заранее сговоримся? – предложила Лена.

– Нет, – отрезал Борис. – Будем давать показания, разойдемся в мелочах, и поймать нас на вранье легче простого. Нет, Сережа, я тебе не дам пистолет. У тебя берданка Екселя-Мокселя, у Олега двустволка. Как договорились. Не обсуждаем больше. Женщины! Поклянитесь, что не высунете нос из дома!

– Ну конечно! – в сердцах воскликнула Ольга. – И самое интересное пропустить?

– Оленька, – Борис говорил ласково-грозным тоном, – самое интересное, я думаю, посадить вас в пустой бассейн и лестницу убрать. Даже ты, Оленька, оттуда не выпрыгнешь, там два метра глубина. А нам спокойнее.

Женщины обещали: из дома не выйдут, будут сидеть тихо, чистить картошку, печь пироги, смотреть телевизор, в бассейн их сажать не надо.

Ольга успела после работ с лопатой принять душ и принарядиться. Нацепила облегающие лосины, сапожки с опушкой по голенищам, выбрала лучший из Татьяниных свитеров и сверху надела Павликову безрукавку со множеством карманов. Глаза накрасила, голову разбойничьи перевязала платком – лоб перетянут, хвосты на затылке.

– Ты бы еще к стилисту сходила, – сказала ей Лена.

– Да где же здесь возьмешь стилиста? – совершенно серьезно ответила Оля.

Татьяна потихоньку от всех, чтобы не травмировать, приготовила аптечку. Йод, перекись, бинты, пластыри. Бинтов может не хватить. Господи, хоть бы не пригодились! Принесла простынь, разрезала на полосы, свернула в рулончики. Жгуты, перетягивать руки-ноги, чтобы остановить кровотечение. Всего один. Мало. Оборвала трубочки системы полива в зимнем саду. Резиновые, годятся.

Потянулись мучительные часы ожидания. На третьем этаже по очереди несли вахту дозорные – оттуда хорошо просматривалась дорога. Выпили уже пять литров кофе, шестой разливали по чашкам, когда, опережая свой крик, сверху скатилась Ольга: едут!

Мужчины схватили оружие и бросились наружу, вскарабкались по сугробу и спрятались за бочками-амбразурами. Татьяна, Ольга и Лена заранее договорились, откуда они будут наблюдать за происходящим. С холодной веранды второго этажа. Им отлично видно, а их самих – нет, потому что стекла затемненные.

Они стали на колени у рамы и положили головы на подоконник. Из подъехавшей «Нивы», не красной, а синей, вышел всего один парень, но очень внушительной комплекции. Он поскользнулся на льду, замахал руками, едва удержался. Сделал три шага, снова поскользнулся и теперь уже растянулся. Поднялся, стряхнул снег с ног, оглянулся вокруг и осторожно пошел к калитке. Там его ждал Борис.

– Ничего не слышно, – прошептала Ольга. – Можно здесь окно открыть?

– Да. – Таня щелкнула задвижками и осторожно приоткрыла фрамугу.

– Что тебе здесь надо? – грубо наступал Борис.

– А твое какое дело? – не менее грубо отвечал парень. – Ты сам кто такой?

– Это я тебя спрашиваю. Какого черта ты здесь делаешь?

– А ты?

По ходу этого содержательного диалога у Татьяны закрались сомнения.

– Молодой человек! – Она высунула голову в окно. – Вас не Павлик прислал?

– Татьяна Петровна! – Парень задрал голову, отыскивая, откуда доносится голос. – Я от Павла Андреевича. Вас забрать и сменить. Он говорил, вы тут одна. А это кто?

– Все в порядке! – крикнула Таня. – Боря, все в порядке. Свои! Пусть проходит, я сейчас спущусь.

Стас, так звали охранника, пришел в полный восторг от предстоящей схватки:

– Здорово, будем их вместе мочить!

– Никого мочить мы не будем, – охладил его пыл Борис. – Оружие есть? А разрешение на него? Хорошо. Слушай свою задачу.

Для Стаса вкопали еще одну полубочку. С ним приехал водитель Саша, такой же энтузиаст ближнего и дальнего боя. По изменившейся стратегии (или тактике?) от Саши требовалось по общей тревоге мчаться в кабину трактора и залечь там до особого сигнала. Его «Ниву», поскольку проезд в гараж был закрыт, отогнали в тупик, за трактор.

Таня увидела, что Олег сосредоточенно давит на кнопки сотового телефона и чертыхается.

– Что случилось? – Она подошла к нему.

– Поторопился. Дал подтверждение ОМОНу. А сейчас связи нет.

– Ничего, – успокоила она. – Мы их накормим, они и не будут злиться. У меня есть двадцатилитровый казан. Сделаю узбекский плов, а закусок полный подвал.

– Таня, ты золотая женщина. Возможно, хороший обед и спасет меня.

А пока Татьяна накормила обедом Стаса и Сашу. Радовалась их здоровому аппетиту и тому, что теперь бойцов стало шестеро.

Они приехали, когда уже казалось, что не приедут никогда, что все хлопоты нелепы, что поддались панике, нагородили сугробов, вооружились – впору посмеяться над собой. Но Олег спустился с наблюдательного пункта серьезный и сосредоточенный:

– По местам, ребята. К нам гости.

Они приехали на двух машинах – красной «Ниве» и стареньком «Форде»-пикапе. Высыпали на снег – все до странности похожи друг на друга. Как детдомовские. Черные короткие куртки, черные вязаные шапочки. И разворот плеч, легкий наклон вперед, оттопыренность зада были у них одинаковыми.

«Два, четыре, семь, восемь, одиннадцать», – сосчитала Таня. Одиннадцать бандитов против шестерых честных граждан.

Двинули гурьбой к дому. Кто-то поскользнулся и упал, задел других, они тоже свалились. Загоготали, стали дурачиться, ставить подножки. Как дети. Нет, дети так грязно материться не должны.

Борис подождал, пока на льду образовалась куча-мала. Поднял руку. Все по команде заткнули пальцами уши. Он опустил руку – Олег соединил контакты. Истошно завыла сирена. Ее вой даже в заткнутых ушах бухающе вибрировал. А на льду те, кто не упал, в страхе присели. Эхо сирены еще звучало в лесу, когда по команде Бори над головами бандитов прозвучали выстрелы. И сразу же грозный бас Стаса (заменил Олега, как обладатель более внушительного голоса):

– Все на землю, подонки! Лежать, я сказал! Замочим всех! Руки на голову! Стреляю без предупреждения! Лежать!

Последний крик относился к двум парням, которые застыли в полусогнутом положении, скорее оцепенев от страха, чем проявляя непослушание. Но и они рухнули на землю, когда мимо них вроде индейского томагавка просвистел топор Федора Федоровича и картинно врезался в крышу «Нивы».

Ексель-Моксель действовал по своей инициативе, без приказа. Борис посмотрел на него и невольно рассмеялся – у старика был гордый довольный вид. Борис показал ему большой палец – молодец.

– Все! – Ольга толкнула подружек в бока. – Победа скорая и правая. Бежим вниз!

Когда они выскочили на улицу, их никто не заругал. Борис только недовольно покачал головой. Олег и Стас вышли из укрытий и с высоты сугроба командовали бандитам: руки на голову, ноги раздвинуть. Сергей крикнул Тане:

– Принеси веревку и нож! Мы их свяжем.

Она кивнула. Да, есть бельевая веревка. С прищепками. Прищепки не нужны. А нож кухонный? Боже, какая нелепость! Просто наваждение.

Все испортила Ольга. Ей стало жаль неиспользованного «бактериологического оружия», и она принялась бросать в лежащих бандитов пакеты с навозом. И еще вдобавок, забывшись в кураже, звать подружек:

– Лахудра! Киргизуха! Бросайте!

Услышав любезные прозвища, мужчины на минуту оторопели. Минута решила многое. Бандиты, сообразив, что настоящий противник дерьмом не кидается, частью вскочили, частью быстро поползли к своим машинам. Раздались первые выстрелы с их стороны.

Случилось то, чего Борис более всего опасался. Бой с вооруженными подонками, половина из которых наверняка несовершеннолетние.

– Ребята, в укрытие! – крикнул он. – Таня, домой! Быстро!

Какое домой! Хотя выстрелы были совсем не похожи на киношные, просто громкие хлопки, она чуть не умерла от страха. Присела, закрыла голову руками и твердила: «Господи, господи, господи…» Краем глаза увидела, что Лена, прижав локти к земле, но высоко подняв круглый зад, на коленях быстро семенит по скату в гараж. А Ольга захватила Сергея. Верещит и закрывается им как щитом. На голову его выше.

– Оля, отпусти, – бьется он в ее объятиях. – Пусти, я сказал! Дура!

Сергей изловчился, вывернулся, сделал ей подсечку, и Дылда рухнула на землю. Затем вслед за Киргизухой поползла в гараж.

* * *

Бабка Стеша примчалась в избу к Клавдии без зимнего полушубка, но с биноклем на груди. Бинокль принес с войны муж, одно стекло треснуто, но в другое смотреть можно.

– Спишь, карга старая! – Стеша подскочила к печи. – Вставай, тут такое! – Она стягивала Клавдию, помогала надевать валенки и ни на секунду не умолкала. – Я тебе говорила! Я тебе говорила, устроят они у нас разборку. Ты слово-то такое знаешь? Вот, дурья башка, телевизор смотреть надо. Разборка – это склока со стрельбой. У Татьяны палят – ужас. Народу – сотни.

– В п-п-п… – Клавдия показала на пол.

– Какой подвал! – возмутилась Стеша. – Чего мы там увидим? На чердак. У тебя там оконце.

– Я не-не-не…

– Доползешь! – прикрикнула Стеша. – Я тебя с заду подпихивать буду.

С грехом пополам они забрались наверх. И были вознаграждены открывшимся зрелищем. Даже без бинокля было видно, как летят гранаты, плюхаются – и пламя. Что тебе война! А в бинокль рассмотрели Екселя-Мокселя. Куда старого дурня занесло!

– Пу-пу-пу, – твердила Клавдия.

– Пулеметы? Вроде не слыхать.

– Не, – досадливо дернула головой Клавдия. – Пупу…

– Пушки? Хорошо бы одна в твою халупу попала, – замечтала Стеша, – ты б ко мне перебралась. Не мудохалась бы я на два дома. Ой, правда! – ответила Стеша на выразительный жест (постукивание по лбу) Клавдии, – мы же туточки сейчас. Ладно, пусть в мою фазенду лупят. Фиг с припеком наследничкам достанется.

– Ко-ко-ко…

– Козу ей жалко! А меня тебе не жалко! Таскаюсь к тебе каждый день! Свалилась на мою голову. Еще и на чердак тебя на своем горбу тащи. Замолчи, кривая злыдня. Ой, Клавдюш, смотри, еще едут. Ну побоище! Ну Бородино, задери их черти!

На пригорок выскочили две машины. Одна вроде маленького автобуса. А у другой, Стеша через бинокль прочитала, по бокам и на крыше написано: «ТВ Канал-22».

В микроавтобусе прибыл ОМОН. Ребята в пятнистой форме, в бронежилетах и в черных шапочках-масках – тоже все друг на друга похожие. Они градом выкатились из дверей, мгновенно создали полукруг и двинули на бандитов. Несколько предупредительных выстрелов из коротких автоматов, и бандиты задрали руки.

И чуть не случился конфуз. По сигналу Сергея и при поддержке бутылок с зажигательной смесью, которые Стеша приняла за гранаты, за несколько минут до прибытия ОМОНа на бандитов двинул Саша на тракторе. Из-за гула мотора и по причине того, что обзора он не имел, сидел на корточках, укрываясь от пуль, Саша о конце боя не знал. Трактор ехал и ехал. Уже подцепил «Ниву» и таранил ее к «Форду», за которым лежали поверженные бандиты. Омоновцы решили, что наступает один из преступников, приготовились к нападению на него. На крики Олега: «Это свой!» – они внимания не обратили. Поди разбери в первые минуты, кто тут свой, а кто чужой. Тогда Олег, геройски пересекая огневую линию, побежал, запрыгнул в кабину, и мотор заглушили. Трактор остановился.

Едва стихли выстрелы, как из телевизионной машины выскочили оператор, парень с большой камерой на плече, и длинноногая девица, в яркой куртке, с распущенными волосами и микрофоном в руках. «Канал-22» – телекомпания, в которой работала Ольга. Это она, втайне от всех, вызвала съемочную бригаду.

Девица с микрофоном командовала оператором:

– На меня, крупно, – тряхнула гривой и другим голосом: – Сейчас мы находимся в деревне Скупиново, Скотиново… Владимирской, Ярославской, – сбилась, но не растерялась, – этот кусок потом перепишем, начали заново. – Опять телевизионным голосом: – Только что здесь закончился бой, который вели бойцы ОМОНа с бандой вооруженных бандитов…

От долгого сидения на корточках, от пережитого страха у Тани дрожали и подгибались ноги. Она повисла на Боре, который подошел справиться о ее самочувствии. Выползли из гаража Ольга и Лена. Татьяна укоризненно покачала головой, глядя на Ольгу, – как ты могла? А с той как с гуся вода. Снова в возбужденном настроении.

И тут учудил Сергей. Со словами «ненавижу журналюг» он поднял пакет с навозом, размахнулся и бросил в журналистку. Попал точно в макушку. Темная пахучая жижа поплыла по девичьему лицу.

– Кто хулиганит? – крикнул командир омоновцев, который разговаривал с Олегом.

Крикнул грозно, но сквозь смех. Всегда смешно, когда человек мимо стула садится, в лицо летит торт, а тут – вовсе потеха. Смеялись и бойцы, и бандиты, и оператор чуть камеру не уронил. Но неожиданнее всего повела себя Ольга. Она вприпрыжку бросилась к верещавшей журналистке, выхватила у нее микрофон:

– Замолчи, отойди! Это мой репортаж! На меня, крупно. Я нормально выгляжу? Поехали. Я веду репортаж из деревни Смятиново Владимирской области. Здесь, в ста километрах от Москвы, находится загородный дом известного архитектора Татьяны Александровой. События, о которых пойдет речь, напоминают закрученный боевик, но все это произошло на самом деле. И вы в этом сейчас убедитесь…

– Лихо, – сказал Борис.

– Сереженька, не бросай, пожалуйста, в нее навоз, – попросила Лена.

Ольга, отбарабанив преамбулу, уже интервьюировала командира омоновцев. Теперь все как завороженные слушали ее и следили за движениями камеры.

– Но до того, как приехали профессионалы, этот прекрасный дом… – Далее в сторону, оператору: – Крупно дом, наезд и откат, – и опять в камеру: – Этот прекрасный дом защищала группа людей, оказавшихся в нем по воле случая.

– О нет! – дружно простонали защитники прекрасного дома и стали оглядываться, куда бы смыться.

Но Ольга уже была рядом:

– Куда вы? Стойте! Так, все вместе развернитесь, Сережу не видно. Где Олег? Первой Татьяна. Говоришь: я поражена случившимся тра-та-та, благодарна всем, кто тра-та-та, ну, у тебя получится. Готова?

– Нет. И я поражена твоим подлым коварством, – сказала Таня. – Что ты устроила? Мало нам сражения, стрельбы? Еще и съемки дурацкие! Ничего говорить не буду! Ты вообще…

– Ой, – перебила Лена, – кто-то еще едет.

Таня проследила за ее взглядом и ахнула. Это была машина Павлика. Как он здесь оказался?

Поскольку кавалькада машин растянулась на добрых полкилометра, Павлик остановился далеко от дома. Но Маришка, кажется, выскочила до торможения.

Она бежала по сугробам (дорогу загораживали автомобили), падала, поднималась, догнавший ее брат тянул за руку – быстрее. Маришка вопила, Павлик ее подгонял, и вместе они составляли пару очумевших молодых людей, несущихся за последним спасением.

– Снимай! – велела Ольга оператору. – Все снимай!

На видео была запечатлена душераздирающая сцена встречи с матерью. Маришка набросилась на Татьяну и принялась охлопывать ее по голове, рукам, бедрам.

– Мамочка! – в три ручья рыдала дочь. – Ты живая? Мамочка, родная моя!

– Мама, тебя не ранили? – топтался вокруг них Павлик.

Дети совершенно не обращали внимания на окружающее, на посторонних людей. Татьяне показалось, что она присутствует на репетиции собственных похорон – столь велики и оголены были эмоции детей.

Таня сгребла в охапку дочь, подождала, пока та перестанет биться, высвободила одну руку и обняла ею сына.

– Тихо, тихо, – уговаривала она детей. – Все хорошо, все в порядке. Я жива. Не ранена. Успокойтесь. Вот так. Хорошо. Слава тебе господи, что вас тут не было. Как вы тут вообще оказались?

– Стас позвонил. – Голос Павлика, уткнувшегося в ее плечо, звучал глухо.

Татьяна с осуждением посмотрела на Стаса.

– Служба, – развел он руками.

– Стоп, – скомандовала Ольга оператору. – Дальше не интересно. Снимаешь крупные планы участников осады, товарищи называется, два слова сказать не хотят. Ничего, я потом закадровый текст наложу. Поехали!

* * *

Татьяна напрасно волновалась, что придется кормить целую орду. Олег уехал вместе с ОМОНом давать показания. Ольга умчалась «монтировать сенсационный материал» на телевизионной машине. Предварительно она еще проинтервьюировала местных жителей. Федор Федорович ексель-мокселями свое выступление испортил.

– Ведь это, ексель-моксель, – волновался он, – полнейший беспредел, ексель-моксель. Пацаны, ексель-моксель, сопляки, ексель-моксель…

Ольга сочувственно покивала. Она сочувствовал себе: «ексели» не вырезать при монтаже.

Баба Клавдия ввиду устрашающей кривоты и мычания была абсолютно нетелегеничной. Но и Стеша поначалу не оправдала ожиданий.

– Я давно говорила! Понастроили хоромов. А на какие деньги? Сама видела – в подвале три батона сырокопченой колбасы висят. Это как называется? Настоящий бандитизьм и есть! Конечно, Татьяна женщина неплохая, за коровой и теленком опять-таки ходила. Но может, под дурное влияние попала – не знаю. Деньги – они всякому голову с задницей поменяют.

– Бабушка Стеша, – перебила Ольга. – Вы все говорите правильно, но немножко не то. Вот я вам от нашей телекомпании за участие вручаю сто рублей, а вы скажите следующее…

Перед отъездом, Татьяна в окно видела, Ольга о чем-то долго разговаривала с Борисом. Причем он не ссорился с ней. Напротив, убеждал ее. Убедил настолько, что Ольга вцепилась в его рукав и радостно затрясла. Они достали записные книжки – телефонами обменялись. Ревность – чувство недостойное. Она не имеет права ревновать Бориса. И вообще, он ниже Ольги на десять сантиметров или даже на пятнадцать.

Татьяна с дочерью и Лена хлопотали на кухне. Мужчины работали во дворе: расчистили въезд в гараж, убрали полубочки и доски, вырезали куски фанеры и латали выбитые стекла. Более всего жалко, что пострадал витраж с солнышком.

Они еще не сели обедать, как дети решили серьезно поговорить с Татьяной.

– Ты возвращаешься в Москву! – непререкаемо заявил Павлик. – Все! Без вариантов!

– Но почему? – возражала Татьяна. – Опасность ведь миновала.

– Если ты не поедешь с нами, – заявила Маришка, – то я тоже остаюсь.

– И я, – кивнул сын. – Пусть летит к чертовой бабушке работа, и дома тоже…

– Как ты не понимаешь, что нам страшно за тебя! – убеждала дочь. – Ведь это не навсегда, на время.

– Я не закончила проект Крылова, – искала Таня аргументы.

– Пусть, – отмахнулась Маришка. – Совсем его не делай, черт с ним, переживем. Только поехали домой!

Татьяна видела, что спорить с ними бесполезно. Бедняжки, сколько они пережили. Но надо выторговать условия.

– При условии, что в квартире не будет никаких временных сожителей, – сказала Татьяна.

– Понимаешь, мама, – замялся Павлик, – я хотел тебе сказать… В общем, я собираюсь жениться, и у меня будет ребенок.

Таня рухнула на диван. Ее мальчика окрутили, подловили, в капкан поймали.

– Какой ужас! – Она заломила руки.

– Ну ты даешь! – возмутилась Маришка. – Сама же все время требовала, чтобы мы в ЗАГС отправились.

– Мама, – Павлик присел на корточки перед ней, – мама, Катя очень хорошая, она тебе понравится.

– Чем эта Катя занимается?

– Она совсем еще… словом, молоденькая. В этом, нет, уже в прошлом году школу окончила. В институт провалилась.

– Я не позволю, – Татьяна вскочила, – чтобы девочку превратили в домработницу и няньку! Она должна учиться, получить профессию и быть наравне с вами.

– А кто спорит? – спросила Маришка.

– Никто не спорит, – ответил Павлик.

* * *

Несмотря на одержанную победу, настроение у Бориса было прескверное. Почти сутки он сдерживал воинственный пыл «защитников прекрасного дома». Получалось, что они все смелые, бравые, а он трусливый и осторожный. С Сергеем в самые неподходящие моменты несколько раз схлестнулись. Сидят сейчас с Леной, хихикают, коньяк потягивают. Стас тоже хорош. Телевизор смотрит, орехи грызет. Ему в людей пострелять – как в уток. Охотник нашелся. Счастье, что без жертв обошлось, даже без раненых. Как он и хотел. Для их же блага. Противно чувствовать себя мудрым трусом рядом с храбрыми безумцами.

Татьяна с детьми в гостиной. Они на нее наступают, что-то требуют. Плюхнулась на диван, вскочила, пальцем грозит. Детки у нее великовозрастные. Чего им от нее надо? Сами разберутся. Но ноги понесли его против воли.

– Таня, у тебя все в порядке? – хмуро спросил он, подойдя.

– Да, спасибо, все хорошо.

– А вы тот самый, – Маришка потыкала пальцами по лицу, – с ветрянкой?

– Совершенно верно. Как видите, незаразный.

– Борис Владимирович, – прямо спросил Павлик, – какое отношение вы имеете к нашей маме?

– Самое тесное, – брякнул Борис. – Я ее люблю.

Он отвернулся и ушел, оставив всех в легком замешательстве.

– С ума сойти! – воскликнула Маришка. – Все влюбленные и женятся. Одна я – старая дева?

– Я не собираюсь жениться, то есть выходить замуж, – поправилась Таня. – Борис Владимирович – это… это не ваше дело. Накрывайте на стол!

* * *

Для отъезда в Москву образовался переизбыток транспортных средств. Татьяна поедет с детьми. Борис повезет Лену и Сергея. Машина Саши свободна. Но Лена неожиданно попросилась к Саше – он тоже живет в Черемушках, а Борис – в Измайлове, зачем крюк делать.

Татьяна была уверена – Киргизуха захочет подольше морочить голову Сергею. И ошиблась. Может, она вообще думает о своих подругах хуже, чем они есть на самом деле?

Борис не сделал попытки уединиться с Татьяной, поговорить. Раскаивался в словах, которые вырвались? Но она готова их ему вернуть. Не в том смысле, что «я тоже тебя люблю», а в том, что «это тебя ни к чему не обязывает».

На прощание он поцеловал ее в лоб:

– Вечером позвоню, узнать, как вы добрались.

– Вот мой домашний телефон. – Таня протянула заранее приготовленную бумажку.

– Хорошо. Спасибо. Пока!

И все. Страстное прощание влюбленных называется. Что она сделала неправильно? В чем провинилась?

По выражению лица Стаса, которому втолковывали, как обращаться с генератором, с системой отопления и полива в зимнем саду, было ясно – он не усваивает. Оживился, только когда на его вопрос, можно ли баню затопить, получил положительный ответ. Татьяна попросила сына, пока она собирается, все инструкции охраннику написать на бумаге. Максимально примитивно – какая кнопка в каком ряду, сколько раз нажать, куда рубильник повернуть. Все равно придется постоянно звонить и контролировать. А рассада наверняка погибнет – либо перельет ее Стас, либо засушит. Жалко.