Текст книги "Стихи. Том 3. 1999—1980"

«Русая Русь только осенью русая…»

 
Русая Русь только осенью русая.
Милая Русь, в песнях ты нежно – грустная.
 
 
Я пред тобой, как росиночка малая,
речка весенняя, снежная, талая.
 
 
Русь, моя Русь, моя добрая девица,
косы твои по земле летом стелются.
 
 
Девица милая, травушки с росами,
ходишь по травушке – ноженьки босые.
 
 
Рада я видеть тебя златокудрую,
знаешь ты истины, с мыслями мудрыми.
 

1987

«Зелень роскошна в начале июля…»

 
Зелень роскошна в начале июля,
осень прекрасна в конце сентября,
теплые ветры когда-то здесь дули,
а вот теперь, только лишь серебря.
 
 
В шелковом вихре металась березка,
тканью нетканой касаясь небес,
с ветром умчались небесные слезки,
так быстротечны слезинки невест.
 
 
Тонкие ветви прогнулись в движенье,
листья сверкали, как злато монет.
Так продолжалось цветное кружение,
всех пешеходов собою маня.
 
 
Нет, не устала и в гибком движенье,
радуя взор и лаская мой ум,
все продолжала цветное круженье,
с ветром танцуя, не ведая дум.
 
 
Роскошь людская: дома и фрегаты.
Роскошь людская: здоровье и честь.
Жизнь хороша, но есть рэкет, пираты.
Кружит березка! Какая ей месть!
 

17 октября 1987

«Мой муж – был просто гениальный…»

 
Мой муж – был просто гениальный,
сломался на борьбе со злом,
и путь его всегда реальный,
и мудрость дум виновна в том.
 
 
Как он работал поначалу,
работал полный от забот.
Всегда под чьим-то был началом,
и от того весь путь не тот.
 

9 ноября 1987

«Дивные ветви раскинулись…»

 
Дивные ветви раскинулись
снежных, холодных ветвей,
черные кудри надвинулись
к дугам прекрасных бровей.
 
 
Яркая, черная, жгучая,
с выдумкой пылких затей,
ходит, мужчин часто мучая.
А вот ее? Тут не смей!
 
 
Женщина, девушка, девочка —
борются день ото дня,
вьются блестящей ленточкой
возле чужого огня.
 
 
Таня, Татьяна, соловушка —
пламя на старых свечах.
Кто же склоняет головушку,
на чуть дрожащих плечах?
 
 
Запах духов стелет приторный,
рядом с Татьяной всегда.
Только вот муж часто мнительный,
к ней забежит иногда.
 

1987

«Я люблю свою, семью…»

 
Я люблю свою, семью
и разрушить не могу.
Я люблю своего мужа
и другой совсем не нужен,
Я люблю своих детей:
нет любимей и родней.
Разлучать с отцом нельзя —
это ведь моя семья.
 

1987

«На блестящем снегу…»

 
На блестящем снегу
раскачалась сухая травинка.
Я тебе не скажу,
что в глазах моих плачет слезинка.
 
 
Не тону я в снегу,
лишь ногами слегка приминаю.
А тебе я скажу…
Только где ты? Тебя вспоминаю.
 
 
Помню очи твои,
что распахнуты были с любовью,
как объятья любви,
быстрый взгляд под широкою бровью.
 
 
Только кожа твоя
и шагреневой кожи дорожи,
вся истлела скорбя,
да в огонь. О, прости ее Боже!
 
 
Оживляю тебя.
Поднимаю из пепла живого.
Я сама не своя.
Да и нет больше в мире такого.
 

14 ноября 1987

«Через созвездие снежных елей…»

 
Через созвездие снежных елей
иду по снежной целине,
чудесно быть спокойной, смелой,
без дани праздной суете.
 
 
Встречаю ласковые взгляды,
идущих, занятых людей.
Бегут по елям снегопады.
Мой мир становится добрей.
 
 
Я растворяюсь в белом снеге,
я обнимаю взглядом мир,
тону в красотах, словно в неге,
а на душе снежинок пир.
 
 
Мои лесные похождения
под стать морозным кружевам,
снежинок легкое кружение,
подобно строчкам или швам.
 
 
Да, так бывает, только редко,
когда на свете нет врагов,
когда и злоба, даже мелко,
не оставляет нам следов.
 

25 ноября 1987

«Братец мой из русской сказки…»

 
Братец мой из русской сказки:
чуть наивен, добрый, тих,
не менял он в жизни маски,
то, что смог, то и постиг.
 
 
А быть может все как надо,
если надо так, как есть,
у него прекрасна Лада,
ей хвала моя и честь.
 
 
Но вот братец реже с мамой,
с каждым днем тоскливей ей.
Не тоскуй, мамуля-мама,
встречи час бежит быстрей.
 
 
У вас холод ходит, бродит,
заморожено стекло.
Пар из форточки выходит:
«От Сергея вам письмо!»
 

9 декабря 1987

«Бабушка, прости меня родная…»

 
Бабушка, прости меня родная,
потревожила сегодня я твой прах,
в жарких спорах, с речью выступая,
о тебе сказала впопыхах.
 
 
Ты ко мне явилась этой ночью,
лет пятнадцать нет тебя со мной.
Говорить и с кем, о жизни прочной
я пыталась, только не с тобой.
 
 
Ты жила, где грамоту не знали —
в прошлом веке, чаще без врагов.
А лечить могла – о, это все признали.
Жаль, на свете нет твоих шагов.
 
 
Добротой и тактом понимала,
ты все то, что многим не понять,
а ученость ты не занимала,
ты душой могла весь мир объять.
 

19 декабря 1987

«Зациклились люди, зациклилась я…»

 
Зациклились люди, зациклилась я,
заботы забрали все время.
А в мыслях? А в мыслях семья,
добра, чуть проросшее семя.
 
 
Бегу я по кругу обычных забот,
едва различая красоты природы,
но круг тех забот, он зациклен, не тот,
что может родить к жизни оды.
 
 
Не жду я добра, не надеюсь на радость,
живу напряженным трудом,
и только бывает случайная слабость,
меня вдруг качнет ветерком.
 

29 декабря 1987

«Голубовато-розовое небо…»

 
Голубовато-розовое небо,
сверкает в окнах утренний рассвет,
с минутой каждой темнота нелепа,
в хрустальных лужах отражений нет.
Легко идти, спокойное дыханье,
мне в бесконечность хочется идти,
а елей серебристое мелькание —
оно, как чудо дивное в пути.
 
 
Вот кружевные, тоненькие ветви,
на них искрятся снежные меха,
еще их не коснулись жизни ветры,
они красивы, пусть издалека.
Холодный воздух чутко и тревожно
вдыхает пар, идущих в мир людей.
А под ногами лужицы тревожно
хрустят, хрустят под грузом новостей.
 
 
Прозрачно утро первого морозца,
жаль, розоватый меркнет горизонт,
поблекло все, не видно что-то солнце,
мороз остался и не нужен зонт.
Но люди все себя оберегают,
в пальто и куртках медленно идя,
зонты из сумок нет, не вынимают —
боятся запоздалого дождя.
 

1986

«Мой избранник, все быть может…»

 
Мой избранник, все быть может,
и не знает обо мне,
но зато он ум тревожит,
залетая в мозг во сне.
Я должна кого-то в мыслях
и лелеять, и хвалить,
и в стихах, подобно в письмах,
о любви все говорить.
 
 
От него лишь только нужно,
чтоб хоть только иногда
ненароком, неуклюже
он встречался мне всегда.
И не надо очных ставок,
не любовник, а герой
он моих стихов и сказок,
а пристрастие – долой.
 
 
Да, совсем не равнодушна
к человеческой красе,
к умным людям, их душе,
к их небесной чистоте.
Красота и совершенство —
их ведь можно созерцать,
это лучшее блаженство,
коль о них смогу писать.
 

1986

«Поэзию держала в стороне…»

 
Поэзию держала в стороне,
я лиру пробудить в себе боялась,
замуровала чувства как в стене,
молчать и не писать сама старалась.
 
 
Круговорот событий и борьбы,
обрушился суровой, дикой лавой.
Какая школа страшной кабалы,
бредет ко мне замедленною славой!
 
 
Как исхитрялось множество людей,
обрушить на меня все
муки ада,
вокруг ходили маски всех зверей,
жила порой, как в клетке зоосада.
 
 
Пройти сквозь строй решительных атак,
сквозь лабиринт, униженный молчаньем,
а выйти обновленной, просто так,
мне помогло с поэзией венчанье.
 
 
Да, надо было браться за перо,
не унывать от горькой в жизни встречи,
проблемы и печали унесло,
от быстрой на бумаге в строчках речи.
 

1986

«Алел закат над кромкой леса где-то…»

 
Алел закат над кромкой леса где-то,
пылал прощальной яркою красой,
и облака в лучах вечерних света
светились необычной красотой.
 
 
Темнела ночь, светлели окна зданий,
вмиг растворился солнечный закат.
А лес, что сбросил ворох одеяний,
как контур стал и цветом темноват.
 
 
Осенним днем скромны былые краски,
все больше бурый, реже голубой.
Сдвигаются над прудом льдинок маски,
над памятью моей и над судьбой.
 
 
Где солнца нет, там иней днем не тает,
белесым ворсом радует трава.
Воспоминания с листьями слетают,
замерзли на любовь мои права.
 
 
Края травы седеют от мороза,
темнеет на земле опавший лист.
Летает снег, летит листве угрозой.
Холст на земле из снега просто чист.
 

1986.

«Как ни помнить нам с тобою встречи…»

 
Как ни помнить нам с тобою встречи.
Как ни помнить нам щемящей речи.
 
 
Как ни помнить нам любимой песни.
Песни, что пропели чудом вместе?
 
 
Но уже давно мы не встречались.
Наша встреча нет, не получалась.
 
 
Вечная давно разлука длится.
Да, разлука длится, длится, длится.
 
 
Я тебя забыть порой пыталась.
Я тебя от сердца отрывала.
 
 
В памяти твой вид меня тревожил.
На мгновенье облик чудом ожил.
 
 
Рисовала я портрет похожий.
Я себя пыталась не тревожить.
 
 
Я тебе писала стихи-строчки.
Рисовала точки, точки, точки…
 

1986

«Мне казалось, спасали поэты…»

 
Мне казалось, спасали поэты
меня в долгий отверженный час,
так спасибо поэтам за это,
я сама напишу стих для вас.
 
 
Солнца нет, но летают снежинки,
унося меня в сказку любви,
песен ваших прекрасны посылки,
как они для меня дороги!
 
 
Ваша ласка в заботливых песнях,
ваша ласка в печати, в кино,
ваши чуткие, нежные плечи —
это счастье мне кем-то дано.
 
 
Вы меня, вынимая из петли,
оживляли, латали, целя,
вы играли в чудесные кегли.
мои лучшие чувства ценя.
 
 
В прошлом осени дни золотые,
отошла золотая пора,
и деревья стоят снеговые,
шевелится от снега кора.
 

1986

«Лето создано для танцев. А весна?..»

 
Лето создано для танцев. А весна?
А весной мир просыпается от сна.
Я весной какой-то вольною была.
Я весной девчонкой смелою слыла.
 
 
Эх, любила летом красным погулять!
Эх, любила ленты в косы я вплетать.
Для чего сегодня песню завела?
Я соловушку, соловушку звала.
 
 
Топнуть ножкой, да помчаться колесом,
это было мне, подружки, не о чем!
А вот песенку хорошую сложить…
Не умела к ней дорожку проложить!
 
 
Песню пела для залетного дружка.
Песню пела для приветного кивка.
Я стихи, как осень видела слегка.
От стихов не видно пользы мне пока.
 
 
Эх, любила я зимой на лыжи встать!
Да по снегу среди веток пробежать!
Я могла бежать совсем не уставать,
Не могла я долго спать или лежать.
 

1986

«Когда светлеют звезды в вышине…»

 
Когда светлеют звезды в вышине,
а тишина окутывает зданье,
я вверх иду по снежной целине
к своей забытой и любимой тайне.
 
 
Плывет навстречу ручеек людей,
их свет луны приветливо встречает,
фигуры их становятся светлей.
Снег легкий на окошках мирно тает.
 
 
Вот и работа старая моя,
над ней навес свое крыло расправил,
здесь проезжают, облик не тая,
мустанги по законам общих правил.
 
 
От фонаря исходит слабый луч,
едва он рассекает тьму ночную,
на небесах не видно черных туч,
я захожу во тьму почти сплошную.
 
 
Здесь светит мне звезда совсем одна,
она надежду в счастье согревает,
что вот когда-нибудь моя судьба,
мне лучик от тебя сквозь ночь протянет.
 

1986

«В сказку «Аленький цветочек…»

 
В сказку «Аленький цветочек»,
поместил меня мой друг,
где любимый цвет – цветочек,
собирает песни в круг.
 
 
Песен собраны страницы,
вышивается канва.
Мысли шьются вереницей,
превращаются в слова.
 
 
Все быстрее и правдивей
за строкой бежит строка.
Мир становится красивей,
нет волшебника пока.
 
 
Где и как он управляет
электроникой в умах?
В волшебство мир превращает,
мои мысли все в стихах.
 
 
Подарил он мне цветочек
в дивном розовом горшке.
Розы нет, стоит горшочек
через месяц при вершке.
 

1986

«Постоянно во всем сомневаюсь…»

 
Постоянно во всем сомневаюсь,
я не знаю: люблю – не люблю.
Ну чего я еще добиваюсь?
Почему свою душу гублю?
 
 
Жизнь моя по плечу не любому,
охватить ее разом нельзя,
может, шла бы она по-другому,
но была бы уже не моя.
 
 
Я в опасность летела стрелою,
пусть весь город шумит, говорит,
лишь бы был бы он рядом со мною,
быть одной мне судьба не велит.
 
 
Отрешенно страдая, с мечтами
я ходила, не видя толпы,
так же слухи бродили домами,
огибая неверия столбы.
 
 
Я металась, не зная порою,
где, куда же беда завела?
Почему над моей головою
постоянно летела стрела?
 

1986

Любовь ли это?

 
Что с человеком делает любовь?
Его меняет.
Еще недавно протекала кровь.
Вдруг сильно тает.
Спокойны были дни и вечера.
И все пропало.
А дома позабытые дела.
Все, где попало.
 
 
И люди были милы и добры.
Вдруг – все злодеи.
И шутки были мудростью остры.
Теперь плебеи.
Какие чертежи чертить могла!
Теперь – все рвутся.
Какими мыслями была полна!
И вот все жгутся!
 
 
Природа тайны открывала мне.
И все забыто.
Добра и ласкова – бывала я.
Теперь забита.
От «Здравствуйте!» – звенели голоса.
И вот все стихло.
И жизни мирная шла полоса.
И жизнь – поникла.
 
 
Я людям отдавала всю себя.
Про них забыла.
А мысли черные, теперь не зря.
Теперь в них – сила!
Какая память у меня была!
Все забываю.
А сколько книг читать могла.
Теперь листаю.
 
 
А в голове – одна любовь.
ОДНА ЛЮБОВЬ?
 

1986

«Миллиарды звезд на свете…»

 
Миллиарды звезд на свете,
а нужна одна звезда.
Солнце нам нужно на небе,
пешеходам – поезда.
 
 
На большом, огромном шаре
миллиарды человек.
Но для счастья жизни в паре,
нужен лишь один навек.
 
 
Миллиарды дел на свете
и профессий всех не счесть.
Но в душе у человека,
лишь одно призвание есть.
 
 
Миллиарды звезд.
Миллиарды дел.
Миллиарды человек.
А нужна звезда,
нужен человек,
И одна профессия
 

1986

«В горшке цветочном без цветка…»

 
В горшке цветочном без цветка
купался воробей,
работа радостна, легка.
И счастлив воробей.
 
 
Он набросал земли вокруг.
Он разметал крупинки.
И весел маленький наш друг
посеял он смешинки.
 

1986

«В воздухе повисли звуки песен…»

 
В воздухе повисли звуки песен,
грустные и нежные слова,
кто-то был печален или весел,
чья-то из судьбы прошла глава.
 
 
Что-то и тревожно и зовущее,
и без фальши девичьих интриг,
действовало нервно и гнетуще,
вызывая в сердце грустный крик.
 
 
Звуки угнетающе замолкли,
память потревожили скорбя,
а глаза мои от слез промокли —
это я припомнила тебя.
 
 
Вдруг еще взлетели и пропали
несколько печальных грустных нот,
будто листья осенью опали,
и лежат под снегом без забот.
 
 
Чувствую печальный стон под снегом,
слышу все отчаяние души,
песня отпечаток счастья века,
горе песней лучше потуши.
 

1986

«Дорогой мой лев – дракон…»

 
Дорогой мой лев – дракон,
от барана Вам поклон.
У барана шерсть – чешуйки,
серебрятся от воды.
У барана уши длинны
и не видно бороды.
 
 
У барана хвост короткий.
В беге он довольно ловкий.
Очень ловок наш баран,
он волкам не по зубам.
Только радует бычок, —
он хороший рос сынок,
в поросенка год родился,
и прилежно так учился.
 
 
Дочка – дева – заинька,
далеко не паинька.
Так живем и поживаем
и добра не наживаем.
Вам, любезный мой дракон,
от баранчика – поклон.
 

1986

«В воздухе зависли звуки музыки…»

 
В воздухе зависли звуки музыки,
грустно разлетаясь сверх голов,
просят, разыгравшись, звуки музыки
написать безумно много слов.
 
 
Музыка тревожная, зовущая,
музыка без фальши и интриг
разбросала звуки сердце рвущие,
будто в них запрятан сердца крик.
 
 
Звуки затихают угнетающе,
звуки разбередили меня,
смолкли звуки как-то вызывающе,
сердце растревожили звеня.
 
 
Вдруг… взлетели, рассыпались
несколько грустных нот,
но и они осыпались.
музыка не идет.
 
 
Слышу, что где-то стонет,
где-то она зовет,
но стон в безмолвие тонет —
музыка – не идет.
 

1986

«Морозец поспешил на помощь снегу…»

 
Морозец поспешил на помощь снегу,
сковал он землю с жухлою листвой,
чтоб не мешал никто ночному бегу
снежинок по замерзшей мостовой.
 
 
Скрип тормозов на тонком льду разрушил
еще совсем непрочную красу,
стонали, умирая чьи-то души.
У тех, кто жив, лишь слезы потекли.
 
 
Снежок летел и таял, прикасаясь
к унылым и опущенным плечам.
Снег охлаждал, а стоны, раздаваясь,
будили жалость к сорванным сердцам.
 
 
Снежок летит, машину укрывая
пушистою, небесною каймой.
А люди как от боли зазывая,
расходятся все грустные домой.
 
 
Снег кружит над лесами и полями,
вновь отступили теплые деньки,
деревья лишь одеты кружевами,
а гололед принес беды венки.
 

1985

Осенняя карусель

 
Долго осень к зелени лесной
не могла найти тропинки малой,
но красивый клен в воскресный зной,
осени листву отдал удало.
Пышная и буйная листва —
результат сырого очень лета,
зелена могучая ботва,
сочною травой земля согрета.
 
 
Ярок, золотист кленовый лист,
он один средь зелени сияет,
взгляд его наивен и так чист,
что березка цвет сменить решает.
Ох, стройна березка и бела,
но померкла в желтеньком наряде —
осень до раздумий довела
о былом, о свадебном наряде.
 
 
Липу и осину, словно фей,
взгляд, горящий клена, привлекает —
изменили зелени ветвей,
а он их попутно забывает.
И зеленый покраснел кустарник:
жалко увядающих подруг.
Ветер – этой осени наставник —
разметал их листики вокруг.
 
 
Смотрит на доверчивую ель
осени любимец так нескромно.
Как поет осенняя свирель!
А какой он взгляд бросает томный!
Цвету изумрудному она —
не сломил он ель, не изменила.
Осень все истратила до дна
или сразу к краскам всем остыла.
 
 
Все, что натворила в сентябре,
ветер позвала и разметала,
в этом золотистом октябре,
явно от красот своих устала.
 

1985

«Суета, любовные страданья…»

 
Суета, любовные страданья
улеглись под снежною зимой,
приумолкли все исповедания
или надоели мне самой.
Замело мои дороги снегом,
тихо и спокойно на душе,
мне не надо вновь спасаться бегом
от тебя на энном этаже.
 
 
Стихли и замерзли наши страсти,
отзвучали песни – тишина.
Но затишье вижу небесстрастно,
видимо, придет еще волна.
Я в свое спокойствие не верю,
я не верю в эту тишину.
Подарить, хотя бы на неделю,
тихую заветную мечту.
 
 
Медленно уходит напряжение
и приходит внутренний комфорт,
отдает судьбе распоряжение
о приуменьшении забот.
Надо выбрать новые стремления,
накопить и знания для рывка,
и в ячейках мозга столкновения
стихнут у подножия витка.
 

1984

Хроника любви

 
Мелькнуло лето ярким цветом
в калейдоскопе бледных лет.
Я, неподвластная – наветам,
взошла на женский свой расцвет.
Вдруг вижу Вас.
 
 
Была тиха жизнь в эту пору,
текла равнинною рекой,
от чувств рывок куда – то в гору,
и резко – в пропасть, рок какой.
Вновь вижу Вас.
 
 
За летом с шумом бродит осень,
молва людская все сильней,
а сердце все уюта просит,
но кровь струится все вольней.
Я вижу Вас.
 
 
Страданья осени златистой
мне трудно ныне передать,
но жизнь вся облачна, все мглисто,
мне блеска солнца не видать.
Не вижу Вас.
 
 
Пришла зима. Река застыла.
А жизнь была тиха, скромна,
мое сердечко поостыло,
но спячка зимняя пришла.
Не видя Вас.
 
 
Идет весна. Бодрящей силой
она врывается в сердца,
Ваш облик счастья не приносит,
и драма силу набрала.
Лишь видя Вас.
 
 
Молва сердца перехлестнула,
реки еще не взломан лед,
плотина нервная взметнула,
и воды в море не идут.
Не видя Вас.
 

1984

«Мне шестое чувство говорит…»

 
Мне шестое чувство говорит,
будто ты ко мне неравнодушен,
взгляд любви туманной не сулит,
значит, мост меж нами вновь разрушен.
 
 
Может, и в тебе какой-то страх?
Страх отказа, страх потери, гордость?
Или чувства превратились в прах,
и осталась показная колкость?
 
 
Я боюсь встречать твои глаза,
видеть в них немую отчужденность —
это хуже, чем в лесу гроза.
Я виню себя за непокорность.
 
 
Я тебе простая не нужна?
Блеском бриллиантов не сверкаю?
Оболочка для тебя важна!
Я как видно роли не играю!
 
 
А ты знаешь, я тебя богаче,
бриллиантов всех моих не счесть:
в день дождливый полная удача,
посмотри: на всех деревьях есть.
 

1983

«Холод ранней весны тихо тает…»

 
Холод ранней весны тихо тает,
лес встречает своей простотой,
так природа к себе привлекает,
увлекая своей красотой.
Ты лучишься весь прекрасным светом.
Я люблю – горят глаз ответом.
 
 
Вот он, лес, без листвы и без снега,
с пеньем птиц, с просыпаньем ветвей,
все деревья, все – в утренней неге,
не тревожит их друг – суховей.
Свет от сердца сквозь глаза сияет,
он меня в своих лучах качает.
 
 
Скоро лес весь проснется, встряхнется,
распушится листвой и травой,
нежной зеленью к нам повернется,
и уснет до зимы волчий вой.
Ты лучишься весь прекрасным светом.
Я люблю – горят глаз ответом.
 

1982

«Весна, весна, ты вечный стимул…»

 
Весна, весна, ты вечный стимул
любви людей, цветения трав,
а кто любовь людскую кинул —
готов исправить дикий нрав.
 
 
Любовь летает, в воздухе кружится,
одно мгновенье – и в сердца ложится,
легла на сердце и уже в полете,
подвергнуть где-то нового заботе.
 
 
Весна, приятно приближение
твоей красы, твоей любви,
твоих ветров прикосновение
я ощущаю вновь в крови.
 
 
Любовь летает, в воздухе кружится,
одно мгновенье – и в сердца ложится,
легла на сердце и уже в полете,
подвергнуть где-то нового заботе.
 
 
«Весна» – звучит приятно, мило,
звучит как «Мать» или «Любовь».
Дает земле как солнце силы,
и начинается жизнь вновь.
 

1982

Приезд мамы

 
Жизнь моя слегка перевернулась,
изменилась на какой-то миг:
мамочка ко мне опять вернулась,
ум спокойствие постиг.
Отдых, как воздух, необходим,
он добавляет жизненных сил,
сил для борьбы, для работы, семьи,
сил, чтоб самой от себя не уйти.
 
 
Нервы мои не всегда отдыхали,
много трудились и часто вздыхали,
то увлекалась любовью я,
то о работе все были слова.
Как изменился мой взгляд на мир!
Мама приехала в мой антимир.
Все переставила мне по – порядку,
вновь разрешила себе я зарядку.
 
 
Я о любви много пела недавно,
в ней я искала забвенье свое,
и находила, и часто теряла,
горько теряла, и вновь за свое.
Сколько несчастья мне это несло.
Да, но и это однажды прошло.
Я изменилась, пусть временно, пусть.
Грусть позабыть бы, любовь не вернуть.
 
 
Да, и зачем возвращать и мечтать?
Раз отгремело, ушло и прошло?
Тяжко мне было с детьми и садами,
как безнадежно всегда уставала!
И улыбалась и плакала я,
я и счастливой, несчастной была.
Все пролетело, прошло, отшумело,
вот и сижу, и пишу я несмело,
 
 
Молодость вся отгуляла, прошла,
зрелость приходит тихонько сама.
Зрелость, все знаешь о жизни, да все, то,
что не знаешь, то знать – не дано.
Помню, пришла я девчонкой совсем,
тихой была и спокойнее всех.
Сын уже рос, я училась еще,
но я спокойной была все равно.
 
 
Но постепенно крутились года,
я изменилась для ада сама.
Дети росли и давила работа,
спать постоянно мне было охота,
Я уставала в дали или близко,
и утомлялась от мелочи жизни,
и суетилась, любила, страдала,
и постоянно почти горевала,
 
 
Нервы мои напряженные были,
силы мои на семью уходили.
Плохо мне было. Ох, худо. А Я?
Я лишь работу меняла всегда.
Мама нужна, пусть мне тридцать уже,
мама нужна наяву и во сне.
Милая мама, ты месяц была,
к жизни вернула и силы дала.
 

02 апреля 1982