Текст книги "Гаврош"

Часть 3-я

Валерий глянул на часы и ужаснулся. В этой суматохе совершенно ведь вылетело из головы, что он давно должен был выйти из дома! Сегодня они с его царицей Тамарой планировали уехать за город дня так на два на три, чтобы вдвоем отметить его день рождения.

Эта женщина, случайно появившаяся в жизни, сумела задержаться в ней на десять лет. Познакомились они более чем романтично – она неторопливо шла по тенистой стороне улицы, но шла так, будто лебедь плыла. А он, выхватив и сразу оценив эту царственную походку, резко притормозил у пыльного бордюра, пригнулся к рулю и, внимательно наблюдая за заворожившими взгляд ножками, судорожно выстраивал стратегический план захвата этой породистой, как он решил, бабёнки. На его счастье, а скорее погибель, она остановилась возле аптеки, как бы раздумывая: входить/не входить, а затем, элегантно поправив темные очки, все же вошла. Он, разумеется, тут же последовал за ней…

С тех пор его и без того насыщенная жизнь приобрела особую пикантность. Эдакую перчинку. Откуда ему, наивному человеку, было тогда знать, что в тот знаменательный день на улице города разыгрался тщательно продуманный спектакль, в котором Царица Тамара искусно прикинулась жертвой. Лишь спустя много лет, во время бурной ссоры, ему, в сердцах, раскрыли глаза на эту хлёсткую правду…

Впрочем, к тому времени он уже сам, пресытившись острыми ощущениями, многое понял и нет-нет да и ловил себя на мысли, что ему всё чаще хочется завопить что есть мочи: мужики, дурни такие, ну не знакомьтесь вы с ними на улице, не верьте вы в случайности и совпадения! Но накричавшись внутренне, ничего в своей жизни не менял. Наоборот, чем глубже и отчетливее раскрывалась перед ним сущность этой женщины, тем сильнее и судорожнее он её любил.

Не без добрых людей стало известно, что он у неё не один. Не один: давно и множественно. Узнав об этом, он избил гадину до крови и, выхлестнув всю злость, любил в ту ночь её с еще большей силой. Да и она отдавалась ему по-особенному неистово. Как никогда еще за их жизнь…

Уставшая и довольная, откинувшись на подушки, шептала в самое ухо: – …бог ты мой…как сладко…Да за такое счастье, я готова терпеть от тебя всё что угодно…Только ***,… *** меня вот так всегда… Ни с кем и никогда мне не было еще так хорошо… – и, впившись в него, расчувствованного, целовала, целовала умопомрачительно долго…

Это для неё, царицы своей, он выстроил этот дом в пригороде, куда уехал от всех и так спокойно выспался прошлой ночью. Для неё посадил деревья, что так радуют сегодня глаз. И это она регулярно оставляла их несостоявшихся сыновей в известном медицинском учреждении.

Валерий нервничал, волновался за неё, просил предпринимать хоть какие-то меры, но она лишь лениво отмахивалась.

– Глупости всё это… Чтобы я, когда мне так хорошо, вскакивала и бежала куда-то сломя голову?.. Да не будет этого никогда. Чего ты-то издёргался? За свои удовольствия я сама и расплачиваюсь… Это ты у меня, гуманист редкий, – произнесла она с какой-то злостной усмешкой, – вон как прытко в ванную-то бежишь…

Да, права, именно так и бежал. А что… Команда командой – хорошие все люди, но он, давно ей не доверяя, полагал, что благоразумнее поберечься. Пусть обижается, но береженого бог бережет.

Хотя… Именно она тогда спасла им жизнь. С особой нежностью и благодарностью он целовал небольшой шрам под её левой лопаткой.

Они любили наезжать туда, в их общий дом, даже зимой. Кое-как пережив первые холода, Валерий надумал на будущий год сложить настоящий дровяной камин. Проштудировав массу информации, опросив знатоков и прочих смыслящих в этом вопросе, задумку в жизнь таки воплотил. Камин смотрелся не так уж цивильно, но дрова в нём разгорались по-настоящему. Так приятно потом было сидеть у него вечерком, обнявшись, не в силах отвести взгляд от притягательного яркого пламени. Щеки пылали, а зрачки переглядывающихся, будто только влюбившихся людей отражали пламенные язычки, ответно излучая счастье и радость. Валеру же переполняло еще одно дополнительное чувство: гордость, что и это у него получилось!

Потом, спустя время, анализируя случившиеся, он никак не мог восстановить в памяти многие фрагменты того вечера, а вернее ночи, понимая, что действовал необдуманно, сплошь на инстинктах. По всей видимости, что-то нарушилось в тяге, раз в комнату повалил коварный угарный газ… Но, они беззаботно спали и, разумеется, обо всем этом знать не могли.

Он только почувствовал, как по малой, видимо, нужде через него бесцеремонно перелезла его царица. Слышал, как она борется с щеколдой, которая действительно иногда заедала… Слышал, но не мог разлепить глаз. И тут громкий вскрик, грохот падающего стула и…очертание оседающего на пол человека заставили его очнуться. Он рывком сел в постели и тупо смотрел, как обездвиженное тело лежит возле двери. Помнил, что еще с досадой подумал, как же теперь откроет заблокированную дверь. Мозги затуманились, и голова напрочь отказывалась соображать. Потом в это сложно было поверить, но он на самом деле не понимал тогда, где находится и кто это так неловко тут упал…

Пошатываясь, Валерий шагнул к двери, благо это было недалеко, подхватил подмышки застонавшую женщину и только теперь страшно запаниковал. Наконец дошло в какой они опасности, и сейчас, если не открыть дверь, то он и сам повалится рядом. Щеколда мягко поддалась, а может, это руки оказалась такими сильными. Холодный, морозный воздух обжёг легкие. Но Валерий сам дышал как пёс и заставлял дышать её.

Они сидели на пороге, не ощущая холода, и плакали будто дети.

– Ты спасла нас…спасла…

И ведь на самом деле, не встань она по нужде… Нет, лучше не думать, что могло бы быть: не встань она по нужде.

На ранку под лопаткой ему пришлось наложить два шва, ведь падая, она напоролась на выступ от спинки стула. Опять была кровь, много крови. Но она, еще его и воодушевляя, всё шептала:

–..мне не больно…не волнуйся, мне не больно… главное, что живы остались…

Царица. Одним словом, царица, – слеза капнула прямо под руку, когда он уже накладывал повязку.

…Вот отчего этот шрам под её левой лопаткой был ему особенно дорог.

Из ванной комнаты валил пар, а из самой ванны уже собиралась переливаться вода.

Валерий, бегая по квартире, запнулся об обувную коробку. Тьфу ты… Крышка коробки съехала, а ёжика слегка качнуло к противоположному боку. Такое невежливое обращение ему не понравилось, и он решил приоткрыть глаз.

– Женя, где тебя носит? – выкрикнул из ванной Валерий, и его грозный голос раскатистым эхом отозвался в квартире. – Я из-за вас невозможно опаздываю!

– Здесь я, – раздалось у него за спиной.

– Ох, так ты всё это время здесь стоишь что ли? Чего тогда я ору на всю квартиру и кому, спрашивается, ору, если ты здесь? Вот тоже…недоразумение, – он ворчал, получая в действительности невероятное удовольствие от своей разливающейся грозности. Еще строже сдвинув брови и едва сдерживая смех, Валера гаркнул: – А ну, марш в ванну!

– …как в ванну…Вы же…

– Ну и что я! Детей я, по-твоему, не видел никогда? И не мыл? – Валерий, прекрасно понимая, как же жутко она стесняется, уходить никуда не собирался. Девчонка может серьезно простудиться и её нужно как следует прогреть. Сама она, разумеется, этого сделать не сумеет. – Стесняешься? Ну, стесняйся дальше, – он бесцеремонно стянул с нее кофту, подхватил Женю, удивившись невесомости этой девчушки, и в чем осталась – усадил в ванну. Та было завизжала и попыталась противиться, но Валерий, отвесив ей необидный подзатыльник, окунул поглубже: – А ну-ка, молчать. Вот только пикни мне. Сиди и получай удовольствие. Думаешь, мне больше заняться нечем, как с тобой тут возиться? Если думаешь так, то возомнила ты о себе, кикелка этакая, дальше некуда! – с этими словами он открыл душ и пустил крепкий напор горячей воды ей на голову.

Женя закрыла лицо ладонями и покорно сидела, не издавая больше ни звука.

– Так… тебе какой шампунь лучше? – свободной рукой Валерий перебирал на полке яркие флакончики, не зная на чем остановиться.

– Не лейте так сильно, я захлебнусь сейчас…мне уже сердцем плохо…

Женя и вправду сильно раскраснелась.

– С сердцем?! Согрелась? Прохладнее воду сделать? – Валера понял, что перестарался с температурой, бросил душ и виновато замешкался. – Совсем плохо? Чего молчала-то?

Женя лишь на него выразительно посмотрела.

Валерий сбегал на кухню и принёс ей стакан прохладной воды, который она с жадностью осушила.

– Ну что? Полегче тебе?

– Да, уже хорошо…спасибо…

– Ну вот, выбирай шампунь, сейчас голову вымоем, оденем тебя, позавтракаем, и я побегу…

– У Вас так много шампуней! – произнесла Женя восхищенно. – Но, мне мыло лучше…

– Что еще за мыло? – искренне удивился Валера.

– Детское.

– Ах, детское! Ну-да… ну-да…детское… Вот только я не уверен, есть ли оно у нас. А то мы, знаешь ли, мужики. Мы чаще хозяйственным моемся, – он нехорошо хохотнул и, напустив на лицо серьезную мину, выкрикнул в коридор: – Папа! Пап, ты где там? Мыло детское у тебя есть? А то наша Женя ничем другим не моется! – закончил он всё-таки полушутливо.

Отец, как оказалось, околачивался поблизости. Тут он в очередной раз потряс Валеру своими действиями. Кто бы мог подумать, что простая просьба в поиске этого злосчастного куска мыла отзовется в старом человеке такой участливой прытью. Он отворял дверцы шкафов, выдвигал ящики и, ничего не обнаружив, недовольно задвигал их обратно. Даже порывался выйти на открытый балкон, куда никогда в это время года, Валера голову давал на отсечение, в жизни не выходил. Берегся. А тут… Нет, ну надо же… Ай да папа…

Поняв, что если его не остановить, сегодня он не закончит с этим серьезным поручением.

– Ладно, пап, не ищи. Уж как-нибудь мы её нашими средствами сейчас худо-бедно обработаем. Как новенькая будет! – улыбаясь, он вылил полную пригоршню шампуня на Женькины короткие волосы и энергично принялся её намыливать. Пены получилось выше крыши.

Девчонка под его руками оказалась такой размякшей, податливой, с каким-то на удивление благодарным и добрым взглядом, что по телу мужчины пробежал электрический разряд. Нет, это чувство показалось ему не легко объяснимым возбуждением. Тут было что-то иное, доселе неведомое. Наверно, нечто схожее испытывают отцы, у которых подрастает дочка. На этой мысли он хоть и тяжело вздохнул, но удивительно: на душе перестали скрести кошки, и из какого-то забытого далёка напомнило о себе теплое, пока что неуверенное в себе спокойствие.

…О, нет, – решил Валерий, – нельзя так расслабляться.

Он, будто что-то оборвав в себе, грубо всучил Жене душ:

– Давай, дальше сама… А то размечталась она… Ты что думаешь, я тебя тут сейчас всю мыть буду? Вот не было у человека печали, – Валерий напустил на себя как можно больше непричастного безразличия и непринужденно продолжил: – Как раз и постирушку, может, здесь же устроишь? А что…вот прям в этой же ванне сразу всё и постираешь. А, Женечка? Постирушечку устроим? – ему невозможно опротивел свой же голос, но уже было не остановиться: – В следующий раз, если придешь, дома всё грязное собери и сюда неси. Мы тут с дедушкой тебе всё постираем… Больше же нам заняться нечем! – последние слова он произнёс действительно с откуда-то вдруг вынырнувшей злостью.

Как и следовало ожидать, девчонка тихо расплакалась от этих его необъяснимых перепадов в настроении. А её худенькие плечики так трогательно подрагивали…

– Ладно, ладно тебе…лишнюю сырость тут нам не разводи, – Валера, заметно смущаясь, произнес эти слова более мягко и миролюбиво. – Сейчас я тебе халат принесу, – но все-таки не удержался от вредности: – От бабушки моей остался.

Не заходя в ванную, он просунул руку, нащупал крючок и повесил на него большое полотенце. Следом мягкий махровый халат. Мужской, правда. Всё новое, из упаковок. Не пожалел.

Женя стояла в коридоре, рассматривая себя в огромные зеркала – от пола до потолка. Как только она, распаренная, вышла, Валера подвязал ей халат огромным, как кушак, поясом, а из полотенца соорудил на голове роскошный тюрбан. Поодаль притулились мужчины и, не сговариваясь, любовались ею, как результатом сотворения рук своих.

– Очаровательная девушка, – благоговейно вымолвил отец.

Валера, усмехнувшись по-доброму и внутренне с ним согласившись, вслух произнёс совсем иное:

– Она что ли очаровательная девушка? Она? Вот эта? – он, выказывая явное недоверие его словам, вопросительно глянул на отца, выжидая, что же ему ответят.

Тот, растерявшийся и не принимающий его игры, явно был на стороне Жени и не постеснялся этого продемонстрировать.

– Да, вот эта, – с вызовом произнёс отец и стал еще выше и ровнее. Правда, за толстыми линзами очков глаза показались непривычно увеличенными, с беззащитно подрагивающими веками. Валера приобнял отца за плечи и подтолкнул вперед.

– Ладно, народ, на кухню ступайте. А то мы сегодня к завтраку подтягиваемся, как истинные аристократы. К полудню. – И будто случайно склонившись к Жене, шепнул: – А ты, будешь интересной женщиной. Когда-нибудь будешь… – сказал и как ни в чем не бывало прошел вперед, оставив за спиной ошарашенную девчонку.

Отец давно сидел на своем месте за столом и всё порывался выглянуть в коридор, недоумевая отчего Женя не идет.

– Где…она? – спросил он конечно же у сына, но в то же время как-то отстраненно, не глядя в глаза.

– Кто? – как можно удивленнее переспросил сын.

– …Девушка, – и чтобы предупредить вопрос, уточнил: – Которую ты привез, – отец говорил, как неуверенный школьник.

– Женя?

– Да.

– Ах, Женя, – потянул слова сын, вольготно облокотившись на диван и раскинув руки по его спинке. – Да чего-то в коридоре стоит. Тебя наверно стесняется… А может и боится… Жень, ты дедушку стесняешься или боишься?

Отец посмотрел на Валерия поверх очков, потом долго их поправлял, всё всматриваясь и всматриваясь в его лицо. Пошевелив губами, ничего так, правда, не сказал. Того, что хотел в действительности сказать. Слегка подрагивающим, но хозяйственно-повелительным тоном, в котором явно читалось, что смеется тот, кто смеется последним, он произнёс нервно и нетерпимо:

– Ладно, хватит-хватит… пошутили достаточно. За стол пригласил, а что у нас имеется из угощения?

– Не знаю, папа. Это мы у тебя в гостях. Тебе и угощать. Яиц, правда, я не привез. Женька их по дороге все перебила.

Он так и знал, что возмущенная этим беспочвенным обвинением Женя тут же влетит в кухню. И не ошибся. Тюрбан с головы спал, а она с надувающимися щеками, растерянная, удивленная, потрясенная – была невозможно милой и в самом деле – очаровательной. Только вот эта стрижка…

Валерий подмигнул ей, как сообщнику, загадав, что если ухватит задумку, то в разведку с ней ходить можно.

Он уменьшил звук радио, еще раз усмехнулся в усы, кашлянул и совершенно серьезным, даже ищущим сочувствия тоном, начал:

– Вот представляешь, папа…с таким трудом я достал эти яйца… Выстоял громадную очередь, на холоде, под проливным дождем, а Женька влетела в машину и в одну секунду хрясь на них!

Все присутствующие невольно сморщились, представляя, как это могло быть…

– Ей-то что…молодая, задорная…а вот нам с тобой теперь как, без яиц?

Отец, изо всех сил хмуря брови, чтобы ни за что не выказать как ему смешно, прикрыл лоб рукой, а другой примирительно замахал: что вроде ничего в этом страшного нет. Потом, взбодренный, но все-таки несколько обескураженный, пряча добрую улыбку, неровным голосом дал понять, что ничуточки не расстроен.

– Не будем же мы из-за такой ерунды переживать. Валерий, загляни в холодильник. Там у нас с тобой, по всей видимости, неплохие запасы сконцентрированы.

– Сконцентрированы, – Валера улыбнулся слову, порадовался этому «у нас с тобой» и посмотрел на Женьку.

– Ну, чего встала? Садись и наблюдай, что я делаю. Сегодня покажу, а завтра уже тебе тут хозяйничать.

Он открыл хлебницу и только тут вспомнил, что не привез свежий хлеб. Чертыхнулся, но потом подошел к плите, поставил на конфорку круглую железку и разложил на ней кусочки чурека. Ноздри защекотало вкусно подгорающей корочкой. Обжигая пальцы, он перевернул хлебушки на другой бок. И через время горячий ароматный чурек на большой тарелке лежал посередине стола. К нему он подрезал сыра, колбаски, ветчины, выложил в масленку кусочек сливочного масла. Поразмыслил и решил сварить каши.

– Женя, ты кашу умеешь варить?

– Нет, – тихо ответила девушка, напряженно следившая за каждым его движением.

– Вот тебе раз… Пап, она даже кашу варить не умеет! Может, выгнать её, пока не поздно?

Женька испуганно уставилась на деда.

– Ничего, ничего…научится.

Женька, не скрывая своего успокоения, громко выдохнула.

– Ладно, смотри, – Валера достал чугунок, насыпал в него немного овсяной крупы, заварил кипятком и поставил на маленький газ. – А теперь, подсоли и помешивай ложечкой…

– На воде? – удивилась Женя.

– Именно на воде! Ты кому кашу варишь? Старенькому немощному дедушке… Ну, и нам полезно будет такой кашки съесть.

Когда уже они уютно расположились за столом, а перед каждым стояла большая тарелка с парившей кашей, и оставалось только взять ложку, чтобы…отец коснулся руки Валерия, но смутился и смолчал.

– Пап, ты чего-то хотел?

Отец продолжал мяться. Валера ему не мешал. Подавив неловкость, с тихим укором он наконец вымолвил:

– Валерий. Ты же не представил меня нашей очаровательной гостье.

– Ах да! Как же я так опростоволосился… Сейчас. Приготовились. Уже представляю.

Отец, вцепившись в край стола, начал приподыматься.

– Да сиди уже… – он насильно усадил его обратно. – Женя, представляю тебе своего отца – Нилова Сергея Даниловича…

Девушка привстала, и они пожали друг другу руки.

– Нет, ну это надо, какие церемонии… Приятного всем аппетита! – и будто опомнившись: – Папа, в последний раз повторяю: это не гостья! Это…Женя!

Вежливо поблагодарив, ему ответно пожелали приятного аппетита и отправили в рот по первой ложке.

И было совсем непонятно: то ли каша действительно удалась, то ли дело в чем-то другом, но уплели они её быстро, и теперь, довольно переглядываясь, дружно помешивали сахар в чае.

Валерий, зная, что отец сам не решится, а Женька застесняется, накрутил им внушительных бутербродов и с удовольствием наблюдал, как они их уплетают.

– Ну ладно, – Валера механически глянул на часы, театрально ужаснулся: – Это ж надо так опаздывать? – сказал то ли вопросительно, то ли с насмешкой.

В коридоре он незаметно прихватил сапожки и, держа их перед собой, чтобы никто не видел, уже на выходе в закрывающуюся дверь выкрикнул: – Женечка, что не доешь, в газетку с собой заверни. Так все работницы делают.

Сбегая по ступенькам, он вспомнил, что в ванной остались мокрые вещи. Он тут же вернулся и, наткнувшись на недоуменные взгляды, гаркнул:

– Что, не ждали?! – и уже более покладисто: – Извините, я ненадолго, – спиной протиснулся в ванную комнату, громко хлопнув дверью.

– Наверно живот прихватило, – сказал отец.

– Культура прёт, а выхода нет, – ответил в щелку Валерий и еще раз громко закрылся.

Там он, усмехаясь, быстренько прополоскал девчоночью мелочишку, отнес в тазике на открытый балкон и развесил там по редким веревкам.

К вечеру просохнет…

– Ну всё, закрывайтесь! Теперь точно ухожу! – он ласково улыбнулся девчонке. Потом порядка ради нахмурил брови: – Хорошо себя веди! Не балуйтесь мне тут с дедушкой.

– Не страшно, – сказала Женя и, поведя плечиком, прошла в комнату.

Часть 4-ая

Прокатавшись по городу и нигде не обнаружив своей царицы, Валерий заскочил к старинному приятелю. Тот, прежде учительствовал, но, выйдя на пенсию, не сидел дома сложа руки, а сделался, кто бы мог подумать – сапожником. Фактическим волшебником. Ему можно было принести убитую обувь, и через время получить вполне новую фабричную пару.

– Здравствуй, Савва! – Валера, раскланиваясь, протиснулся в узкую дверную створку. – Вторую нельзя открыть? – он взялся за шпингалет.

– День добрый, день добрый… Не трожь, сквозит мне. Давно не был… Не навещал старика… Садись, я вот, как чуял, чайку поставил.

Валерий взялся за горло руками, захватив его в промежуток между большим и указательным пальцами.

– Не могу, брат. Дел по зарез. Выручи. Руки у тебя золотые… – он, стесняясь, протянул ему Женькины сапожки.

– Да-а-а-… – оглаживая чистой рукой роскошную белую бороду, протянул Савва. – Откуда у тебя такое добро?

– Да, ладно… Сделай, пожалуйста. Да… и стельки тоже тепленькие проложи. Обратно буду ехать – заскочу.

– А ты куда?

– Да свою потерял. Сейчас конфеты куплю, да к её матери заеду, отбелюсь маненько, – он широко улыбнулся Савве.

Тот, задержавшись на его белозубой улыбке, неодобрительно мотнул головой: – Иди, рисовальщик. Одного не пойму, для чего тебе это надо?

– Что? – напрягся Валера.

– Да угождать всем. Не понимаю я тебя…

Валерий перестал улыбаться, сокрушенно опустил голову и пошел.

– Валер, вернись. Мне тебе что-то сказать надо…

Тот застыл спиной к нему.

– Да ладно тебе, не дуйся. Садись сюда, – Савва освободил маленький стульчик и похлопал по сиденью ладонью. Несмотря на тесноту и специфику его труда в каморке было чисто и уютно. – Вот уеду скоро, не на кого будет сердиться.

– Что?! Савва, что?!

– А что слышал! Уезжаю я…

– И ты?..

– И я.

Валерий послушно сел на стул и удрученно молчал. Савва, пыхтя, выставлял стаканы, блюдца, заглянул в сахарницу и принялся энергично что-то из нее выдувать.

– Смотри-ка, муравьишка завёлся. Ну, теперь точно весна. …Чего молчишь?

– Расстроил ты меня, Савва, – горько произнес Валерий. – Как же так, как же так?..

– Вот, еще ты мне душу не травил! – эмоционально пробасил Савва.

– Может, одумаешься? Куда ехать собрался? Чего вы все, как не знаю, кто бежите?! Что вообще в городе происходит?! – Валерий начал бушевать. – Может, я чего просто недопонимаю? У меня вон тоже двое заявление написали. Шепчутся, что если им подпишу, то следом лавина ляжет. В Израиль они, понимаете ли, отлетают. Их там говорят у трапа самолета с поименными табличками встречают. За бесплатными пирожными собрались, мать их так… С кем я работать буду? Не с кем работать…не с кем… Записную книжку хоть выбрасывай. Только и делаю, что кого-то из нее вычеркиваю. А теперь еще и ты…туда же!

Савва к тому времени разлил чай, и они молча смотрели, как пузырится и лопается пена на поверхности стаканов.

– Не уезжай… – голос прозвучал пронзительно и беззащитно.

Мужчины, не сговариваясь, подались друг к другу и крепко обнялись.

– Валера, не добивай меня и сам не казнись. Время такое настало. Всем нам уезжать надо. Кому-то раньше, кому-то позже… – Савва смахнул слезу. – Чай пей, а то остывает, – он подколол нового сахара, достал банку и долго рассматривал её на свет. – Не пойму, что за варенье такое?..

– Да какая разница… Я не буду.

– Ну не будешь, не надо. Задвинем взад, – он убрал банку обратно.

– Ладно, спасибо за чай, пойду я, – Валера хлопнул себя по коленям и поднялся. – Да, а чего молчишь, куда едешь-то?

Савва, помявшись с ответом и заинтересованно простукивая подошву сапожка, ответил так, как произносят нечто обыденное и привычное слуху:

– В Израиль.

Валера присвистнул и уселся снова.

– Издеваешься?

– Нет.

– Тогда объясни мне по-человечески.

– Ну, ты же торопился…

– Никуда я не тороплюсь. Не уйду, пока всё мне не объяснишь! – он уселся плотнее. – Савва, я понимаю, ты меня за беспросветного дурака держишь… Так тем более объяснить обязан, как русский мужик… Видишь, даже не спрашиваю «зачем» и «не за каким хреном», спрашиваю «как». Так вот, как русский мужик в Израиль едет?

– И ты поедешь, – спокойно произнес Савва. – Ты забыл? Жены у нас кто?.. А-а-а, молчишь теперь. Вот то-то же! – он тоже помолчал, а затем, будто себе внушая, продолжил: – Да не пропаду я там. Я хоть и старик уже, но человек, ты же видишь, мастеровой. Чем-то займусь. Да там и фруктов много, климат почти что наш, пенсия будет хорошая… – потом вздохнул: – Только вот другое скажи…не дома мы там будем. Не дома.

Они опять надолго замолчали.

Савва механически прилаживал новую подошву, подклеивал, подбивал, то и дело растирая глаз рукавом.

– Ты не уходи. При тебе сейчас сделаю. Чайник поставь. Пока суд да дело, заново вскипит. Когда еще в следующий раз соберемся?

– Скорее всего, никогда, – выдохнул Валера. На душе было плохо, да на сердце кто-то злостный и беспощадный начал оставлять первые царапины.

Сапожки давно были закончены, ни один раз выкипел чайник, но мужчины не думали расходиться. Сидели, говорили о разном. Хмурились, над чем-то посмеивались, одним словом – прощались. Прощались навсегда. Состояние это было пока что новое и непривычное. Валера не знал тогда, что каждый следующий отъезд будет приносить еще большую боль и делать куда беззащитнее. Потери лишь внешне одевают человека в броню, до безобразия истончая внутренние перегородки…

– Ох, Валер, чего это у тебя глаз какой красный?

– Да фиг его знает… Щиплет. Да плевать… Наверно капилляр лопнул, – он завертелся в поисках зеркала, потом решил, что посмотрит на себя в машине.

Уходя от Саввы, он замешкался и, перебирая носком какой-то камешек, а затем, отфутболив его что было мочи, сказал:

– Ну, ты смотри, брат, если что надо, ну там… помочь собраться…или свозить куда…ты не стесняйся, говори! Я всегда к твоим услугам, – еще раз стиснув его, грубо оттолкнул и пошел.

– Валера, погоди, – Савва возился возле тумбочки что-то из ее недр вытягивая. – Погоди, говорю! Я же тебе кофе припас! – он выудил стеклянную бугристую банку с железной крышкой, с нарисованной на ней головой воинственно настроенного индейца. – Вот, тебе держал!

Валерий выхватил у него гостинец и быстро пошел. Горло перехватило так, что он не сумел даже элементарно поблагодарить человека. Он знал, что Савва стоит и пронзительно смотрит вслед, и потому поднял согнутую в локте руку, сжал кулак, изобразив известный всем взбадривающий жест, и, не оборачиваясь, свернул за угол.

…Совсем расквасился, – укорял он себя, когда вышел к людям.

К так называемой теще он решил не ехать. Прав Савва – незачем! Из ближайшего автомата, благо работающего и не глотающего монеты, звякнул царице и повелительным тоном, пресекшим её готовое к выплеску негодование, наказал срочно ехать к отцу.

– Быстро я сказал!

Валерий три раза позвонил в дверь. Никто не открыл. Он удивленно и обеспокоено отворил замок. В коридоре тоже никого не было. Он ринулся в комнату и застал такую картину: Женька, страшно напуганная, но, невольно отметил, в своей одежке, торчала с ногами на диване, а отец, вцепившись в спинку стула костяшками пальцев, сидел, подогнув комично ноги. Они приподнялись от пола ну максимум сантиметра на три…

– Что тут у вас???

– У вас кто-то бегает! Постоянно бегает! Мы боимся! – она испуганно показывала под шкафы.

Валерий недоверчиво посмотрел на нее, но нагнулся. Оттуда на него внимательно смотрели две черные бусинки.

Ежику было страшно. Он отвернулся и побежал искать более укромное место, где не так шумно и никто не орет истошным голосом. Лапки его угрожающе заскребли по паркету.

…С непривычки и в самом деле: жутко, – согласился Валерий. – Ну вот весна и наступила.

К тому времени в квартиру поднялась его царица. Остановилась в дверях и, оценив обстановку, любезно поздоровалась с отцом, делая вид, что в упор не видит Валерия. На что-то там промямлившую Женю, она лишь кратко, но пренебрежительно глянула.

– Добрый вечер, Сергей Данилович, …как поживаете? О-о-о, вижу у Вас гости… Может, я не вовремя?

– Что Вы, что Вы, – залепетал отец. – Проходите, пожалуйста…

Не представляя, что сейчас может учудить отец, Валерий взял инициативу в свои руки.

– Девочки, думаю, вас особо представлять не надо. К тому же сегодня я устал, как ненормальный.

– Что же ты делал такого? – с насмешкой спросила женщина.

Сделав вид, что не расслышал колкости, он продолжил начатое:

– Помнишь, я тебе рассказывал, что ищу человека для папы. Вот Женя – как раз и есть тот самый человек.

– Понятненько… Но всё-таки, где ты сегодня был?

– Тебе это именно сейчас так важно выяснить? …Вот сейчас я всё брошу, сяду и до завтрашнего утра может быть закончим. Время, время не бережете… А нам, между прочим, ехать надо! Сейчас что-нибудь перекусим и поедем.

– Нам еще с утра надо было!.. Не буду я здесь рассиживаться. У нас другие были планы, если ты помнишь!

– Ладно, раз ты хочешь, расскажу, – Валера демонстративно уселся на стул и со сталью в голосе начал: – Понимаешь ли…я с утра не смог выехать в виду форс-мажорных обстоятельств. У нас на площадке начала рожать кошка, и я просто обязан был оказать ей первую помощь…

Тут совершенно не вовремя звонко рассмеялась Женька. К ней присоединился отец. Да и Валерий поймал себя на мысли, что перестал заводиться, и посмеивается теперь, как последний глупец.

– Очень смешно, – отметила женщина. – При любых обстоятельствах пострадавшая сторона не должна нести убытки.

Она неторопливо расхаживала по комнате. Подошла к трюмо, взяла с него сумку, покачала в руках. Потом покопалась внутри, что-то достала, небрежно полистала и швырнула обратно.

Женя смотрела на нее во все глаза, порываясь что-то сказать. Женщина её лишь насмешливо осмотрела.

Затем, улучив момент, вплотную приблизилась и едва слышно задала вопрос:

– Так ты чья?

– Ничья…

– Ничья, говоришь? – женщина впилась в девушку пронизывающим взглядом. – Ну, смотри… Особо здесь не расставляйся. Надеюсь, всё тебе понятно? – голос звучал глухо, по-змеиному. И буквально через секунду, как только к ним подошел Валерий, налился елеем:

– Валера, девочка – просто чудо какое-то! Вот, теперь и отцу не будет так одиноко. Правда, Сергей Данилович? – она ласково взяла его за руки. Отчего пожилой человек расчувствовался и расплылся в смущенной улыбке.

– Женя, ты чего опять замерла? Вот смешная. – Валерий рассмеялся. – Иди, собирайся. Домой тебя подвезу.

Когда та вышла, он, продолжая улыбаться, как-то виновато спросил: – …Тебе и вправду девчоночка понравилась? – и, перехватив одобрительный кивок, продолжил более уверенно: – Ох, гора с плеч. А я ведь волновался. Думал, как ты отреагируешь, – Валера облегченно выдохнул и привлёк женщину к себе. – Она, видимо, на самом деле – наш человек.

Ему, разумеется, не было видно, как некрасиво скривилось у его царицы лицо. Сергей же Данилович как-то поспешно принялся рассматривать пуговицу на своем тёплом жилете.

В комнату ворвалась опешившая Женька. Она держала в руках начищенные сапожки.

– Это не мои… Где мои?

– Совсем плохая, – Валерий покрутил у виска и сделал ей страшные глаза. – Не пойму, тут атмосфера что ли тяжелая? Люди дурнеют на глазах, что даже обувь свою не узнают. – Он еще раз выразительно посмотрел на Женю.