Текст книги "Гаврош"

Часть 7-ая

Валерий въехал в чужой неприветливый двор с нескончаемо растянувшейся вереницей подъездов.

Он неторопливо вел машину, размышляя: не ошибся ли со стороной дома, и теперь высматривал на входных дверях хоть какой-то номер. Которого, разумеется, не было. Через мгновенье Валера обомлел. На ступеньках в один из обшарпанных подъездов стояла Женька, а возле ее ног сиротливо притулились узлы и баулы. Всё, как он накануне заказывал.

«Может, мне ее лучше сразу придушить?» – мелькнула зверская мысль, и, представив в красках, как это будет происходить, он еле сдержал судорожные смеховые позывы.

«Серьезнее, Валерий Сергеевич, серьезнее. Воспитание – это строгая наука», – облагоразумил он себя самого.

Но все-таки, не сумев справиться с весельем в глазах, порылся в бардачке и разыскал там завалявшийся футляр с темными очками. Еще с минуту он осматривал себя в зеркальце. Женька в это время нетерпеливо переминалась с ноги на ногу, но из подъезда без его команды не выходила.

«Наверно добро стережет, боится, вдруг, кто из соседей кабы чего не спёр», – предположил Валера.

Ему стало еще смешнее. Да и зеркало отображало не серьезное лицо, а какое-то скорее аферистическое.

«А что, наверно со стороны это так и выглядит, что я или невесту ворую, или… Ой, это Женька что ли невеста? Только не это!» – Валера недовольно сморщился. – «Нетушки, лучше пусть будет, что я хату граблю с малолетней сообщницей».

Подняв до ушей воротник пальто и втянув шею, Валера, в три погибели согнувшийся, выполз из машины и принялся по шпионски озираться вокруг, привлекая, разумеется, еще большее к себе внимание. Начали собираться первые ротозеи. Перешептываясь между собой, стояли поодаль, до одури серьезные, и близко не подходили. Кто-то, привлеченный заехавшей во двор незнакомой машиной, свешивался с балконов.

– Товарищи, представление начинается! – Валерий, решивший сыграть в преступника, смутился от такого повышенного внимания. Он оправил пальто, выпрямился и выставил руки, как артист на арене цирка. Затем поклонился на три стороны, последней парализованной Женьке, и вразвалочку к ней направился.

Наклонившись к самому уху, он горячо зашептал:

– Женя, ты всё из квартиры вынесла? Ничего не осталось?

Она опять уставилась на него недоуменным взглядом, от которого он уже не знал куда деваться.

– Давай, пока нас не накрыли, скорее грузить манатки, и бегом отсюда. Бегом! Ты так удивленно смотришь… Ты имеешь мне что-то сказать, Женя? – закончил он придуриваться с явным одесским говорком.

«Эх, если бы эта дуреха еще меня понимала…»

– Давай, живо в машину! – Валера оглянулся вокруг. – Так, народ, кто поможет загрузиться?

Желающих получилось, хоть отбавляй. У Женьки и добра-то на все руки не оказалось.

– Говорил тебе, больше надо брать, машина почти пустая, – он сделал недовольное лицо. – Женька, слушай. А чего никто не волнуется, не останавливает нас? Может мы на самом деле воры?

Женя посмотрела на него как на последнего дурака.

– Для чего останавливать, когда все знают, что я отсюда уезжаю.

– Ах. Ну да, ну да…об этом я не подумал. О том, что все знают! – Валера аккуратнее размещал набросанные на заднее сиденье узлы. Из плохо увязанных баулов проглядывалось барахлишко.

Поняв, что именно Женька взяла с собой, Валера окончательно вышел из себя: – Это конечно же здорово, что ты матрац прихватила… Ох, и подушка тут. Боже мой…и одеяло… У нас, разумеется, всего этого нет! Ты же так подумала, да, Женечка? О-о-о, и кукла здесь. Это мне играть, да? – он повертел игрушку из стороны в сторону, и та что-то жалобно промякала. – Разговаривает… Представляешь, я всю жизнь мечтал в куклы поиграть! Какая же ты молодец! Ненаглядная ты моя, дай я тебя расцелую! – он потянулся к ней.

Но Женька не подпустила к себе, вытянув вперед руки.

– Вы же сами сказали: жить. Вот я и забрала оттуда все свои вещи.

– Женя, скажи… ты всем, так беззаветно веришь?

– …Но ведь это Вы сказали…

Валерий проглотил очередной комок.

Выехав на трассу, он, наконец, совладал с собой.

– Женя, так ты к нам навсегда переезжаешь? – Валера задал вопрос, самым что ни на есть уничижительным тоном.

– Нет, что Вы! Только до осени! – как всегда просто и незатейливо ответила девчонка.

– А чего ж так? Ненадолго?

– Да скоро мой жених из армии вернется. Я его жду сейчас. А осенью наша свадьба будет, вот!

– Да. Грандиозное событие, ничего не скажешь. А пока у нас с дедушкой перекантуешься, да, Женечка?

– А Вы что, уже не хотите? – полушепотом спросила она.

– Нет, что ты! Хотим! Еще как хотим! – Валера больше не сдерживал себя. Он рассмеялся молодо и беззаботно. – Жень, я с тобой каким-то дураком становлюсь, честное слово. Почему не знаешь?

– Не-а, – весело ответила Женька, и рассмеялась тоже.

Он увозил её из этого серого дома, из этого серого мира, обещая себе, что хоть на время сделает девчонку счастливой.

– Жень, назови, пожалуйста, свою фамилию.

– Иличевская.

– Значит, ты Евгения Иличевская?

Женька утвердительно мотнула головой.

– А по отчеству ты кто?

Она улыбнулась.

– По отчеству меня никто еще не называет. Но вообще-то я Евгения Сергеевна.

– Бывают же в жизни совпадения! Представляешь, я ночь не спал, всё вспоминал одного человека. Был у меня когда-то потрясающий друг. Знаешь, Женя, я вот жизнь прожил, а такого человека больше так и не встретил… Песню знаешь? «Только раз бывает в жизни встреча…» – Валерий запел. – Эти слова про нас с ним. Так вот, Жень, – продолжил он через паузу, – звали его Сергеем Иличевским. Фамилия редкая. Может, это какой тебе родственник?

Женька закусила губу и, покарябывая, стала изучать что-то мелкое в обшивке салона.

– Я не люблю о себе рассказывать.

Валерий осекся и, изображая недовольство, ворчливо произнес: – Странные на свете люди живут! Как усядутся в чужую машину, так начинают что-то рвать, ломать, дверями хлопать. Конечно, чужое же, чего жалеть!

– Не трогаю я у Вас ничего, – Женька для убедительности подложила ладошки под себя.

– Жень…шучу я…шучу, понимаешь? Учись разбираться, где шутка, а когда серьезно. А вообще, у меня предложение. Твое барахло всё равно везти в город бессмысленно, у отца всего в достатке. Давай, мы на дачу заедем, всё это там скинем – тут недалеко, не волнуйся. А на обратном пути заскочим в шашлычную. Там такое мясо жарят, пальчики оближешь!

Они одновременно сглотнули слюну.

– А то я голодный как волк! – он неожиданно и хищно клацнул в ее сторону.

Женька испуганно одернулась.

– Страшно? То-то же! Смотри у меня, не будешь слушаться – укушу.

Девчонка отвернулась к окну, но он заметил, как в доброй улыбке подрагивают ее губы.

Валерий ехал и размышлял. Он поругивал себя, за то, что пустился в это незапланированное путешествия не по нужде, а чтобы произвести на девчонку сильное впечатление.

«Перед кем бахвалиться-то, собрался? Не совестно?» – он почувствовал, как нервная дрожь пробежала по телу. – «Волнуюсь, как мальчишка».

Он, тяжело толкая вперед, открыл высокие кованые ворота, красиво въехал во двор.

– Выходи, приехали… Ну что ты как мешок вываливаешься? Элегантнее, Женя, элегантнее… – он схватил ее за руку и потащил вперед. – Бежим, я тебе всё сейчас покажу!

Потом открыл дом, вытащил оттуда громадный стул с высокой спинкой, обитый красным бархатом и укрепленный золочеными кнопками, и усадил запыхавшуюся Женьку на него.

– Это что? – она ухватилась за края, смешно болтая ногами. До земли они не доставали.

– Трон, Женя. Ты теперь здешняя королева.

– А мы здесь у кого?

– Мы здесь, у нас. – Потом помолчал и продолжил хвастливо: – На свете много райских уголков, и это один из них. Причем, заметь, всё, что ты тут видишь, сделано вот этими вот руками.

Валера присел перед ней на корточки, демонстрируя мозолистые ладони. А Женька, недоверчиво на него, на них, поглядывая – верила и не верила.

– Сомневаешься?

– Угу…

– Так ты еще имеешь нахальство усомниться в моих словах? – он грозно сдвинул брови, ухватился за куртку, махом закинул девчонку на плечо и побежал, зажав, чтоб не повизгивала рот. – Ну ты у меня сейчас посмотришь! Я тебе сейчас покажу! Будешь мне знать, как сомневаться, в том, что взрослые говорят! – голос звучал угрожающе. – Ты еще не описалась, нет? – поинтересовался заботливо.

Добежав до гаража, он сбросил Женьку в мягкий куст, наблюдая краем глаза, как она, безмолвно, оттуда выбирается, и, ухмыльнувшись, принялся отпирать замок. Затем втолкнул Женьку вовнутрь, тыкая носом во всевозможные стеллажи, заваленные инструментами, подкатил к ней сварочный аппарат, напялил каску.

– Ну что? Впечатляет?

Женька безразлично всё это осмотрела, пощупала и, разочарованная, направилась к выходу.

– Куда пошла? А похвалить меня?..

Больший интерес она проявила, когда переносили её вещи. Надо было видеть, с какой щепетильностью девчонка контролировала, где и как всё это будет храниться.

– Ну, ты и барахольщица, – вымолвил в сердцах Валера. Он утомился таскать узлы и, подумывал, как бы «забыть» парочку, чтобы незаметно потом по дороге их выбросить.

Но она и тут не сплоховала. Отодвинув в сторону то, что посчитала нужным, водрузила сверху куклу, и завершила дело сама. Валерий копался в этот момент в поле и видел, как она несется к нему довольная и счастливая.

– Всё! Я готова! Можем ехать!

– Что ты говоришь… Можем, значит? Женька, ты всегда мне говори, что надо делать, ладно?

– Ладно, – честно пообещала она.

И, схлопотала очередной подзатыльник.

Недалеко от дома расположился приятный уютный ресторанчик. Туда ходили все свои, посторонних практически не бывало. Хозяин, раздобревший на бесконечной дегустации и совместных посиделках с гостями, готовил удивительные шашлыки. Он знал вкусы и пристрастия своих посетителей, и потому к каждому заказу подходил серьезно, с индивидуальным оформлением. Аппетитно щекочущий ноздри шашлычный запах разносился далеко по окрестности.

– Пойдем, пообедаем, Женя.

Она сидела, не шелохнувшись: вся напряженная и нахохлившаяся. Валера покачал головой, обошел машину и открыл ей дверь.

– Ох, как я забыл. Ваше величество, прошу, выходите, пожалуйста.

– Я не пойду туда. Я приличная девушка.

– Ну ничего себе! Я тебя что, приличная девушка, в какое-то неприличное место приглашаю?

– Женщины в такие места не ходят, – оскорблено произнесла она и вцепилась в сиденье.

– Кто тут, интересно, женщина? – с усмешкой сказал он и, махнув рукой, ушел один.

Завидев Валерия, изображающего жестами: «Три порции. С собой», радушный хозяин через несколько минут соорудил ему внушительный благоухающий пакет.

Валера сердечно поблагодарил его за оперативность и культурное обслуживание, вернулся к машине, водрузил Женьке на колени завернутую в вощеную бумагу еду, а сам направился перекинуться парой фраз со знакомыми местными жителями. Народ тут жил сердечный и приветливый. Валера, зная практически каждую семью, часто консультировал и осматривал их. Если было нужно, то разрешал поднимать себя даже по ночам, никому никогда не отказывая. Здешние люди его любили чисто и искренне, как дети.

Аромат кружил голову. Неплотно свернутый импровизированный пакет сам по себе начал разворачиваться. Внутри лежал круглый, разрезанный посередине, хлеб. Между двумя половинками которого положили жирные горячие люля, приготовленные из молодой баранины.

Руки сами потянулись за первым кусочком и отправили его в рот.

Раздалось блаженное: М-м-м-м-м…

За первым пошел второй, затем третий и т. д. Пальчики всё отламывали и отламывали по новому кусочку… ………….

Так что, пока Валера, эмоционально размахивая руками, беседовал, Женька уплетала шашлык. Оборачиваясь, он видел, как смешно по хомячьи движутся ее щеки, и возвращаться не торопился.

Когда он открыл дверь, то сам чуть не задохнулся от пропитавшего салон запаха.

– Такой голодный, что сейчас тебя тоже съем! – он, потирая руки, уселся в свое кресло, потянулся к пакету и, увидев, замер.

У оторопевшего мужчины перехватило дыхание.

«Слопать и не заметить… тройную порцию…»

– Так ты недоедаешь… – опешил от понимания Валера.

Женька осмотрела аккуратно вырезанную в виде тарелки хлебную основу, в которой не осталось ничего, кроме мелко накрошенной зелени и порезанного тонкими кольцами репчатого лука.

– Нет, спасибо, не доедаю. Я не смогу столько хлеба съесть, – сказала она тоном от души отобедавшего человека. Потом, наконец, сообразив, что же она наделала, громко вскрикнула: – А-а-а-а…я всё съела! Мамочки, я же всё мясо съела… – и в страхе уставилась на мужчину.

…………….

Часть 8-ая

– Наелась? Понравилось? Вот и умница! Это же я тебе покупал… Не будешь, говоришь, больше? – Валерий сцапал у нее с колен пакет, положил к себе и, изображая хищника на охоте, набросился на хлеб. Сложил его пополам и принялся быстро и смешно уничтожать, озираясь по сторонам, вроде опасаясь, чтобы никто не отнял. – Не проси, не дам, самому мало… – послышалось сквозь набитый рот.

Виноватая и уничтоженная стыдом Женька, с опаской наблюдая за происходящим, начала улыбаться.

– Вы не подумайте… Меня кормят. Просто, я там, стесняюсь… А у вас почему-то нет…

– Приедем домой, я тебя взвешу. А в конце справку тебе выпишу, чтобы все видели, как тебе у нас плохо жилось.

– Не надо никакой справки, – обиделась Женя.

– Не надо? Ну, как скажешь… – Валерий закончил трапезу, достал носовой платок, отёр губы, руки. Потом скомкал его и прежде, чем убрать в карман, взглянул на Женьку, выбрал место погрязней и провел по лицу. – Морщишься чего? Не нравится быть чистой? Свой платок надо иметь! Поняла? Ох…луком от меня разит, как от настоящего мужика! Ну, поехали, а то нас крокодил ждет.

Отец их заждался. Он даже накрыл на стол.

– Ну, ты, пахан, просто молоток! – Валерий похлопал его по спине. – Ты даже за хлебом сходил? Сам? Или соседок просил?

– Сам, – скромно ответил Сергей Данилович.

– Так… хлеба мне на сегодня достаточно… Может, яичницу пожарим?

– Разве у нас есть нечего?

Валерий сам удивился, как не прыснул.

– Ну, ладно, благодарю за компанию. Я к себе пойду, почитаю. А вы сидите, отдыхайте, – отец поднялся и, посмеиваясь чему-то, удалился.

«Черт возьми, нравится мне его настроение!.. Улыбается всё время. Ай да Женька…»

– Жень, а ты не первомайская?

– Да, у меня первого мая день рождения. А как Вы узнали?

– Ух ты! – как можно удивленнее воскликнул Валерий, игнорируя ее, не менее удивленный, вопрос. – Так ты с моим сыном в один день родилась! – Валерий сходил за календарем, который ему подарил один из отъезжающих вскоре сотрудников. – Ну-ка, посмотрим что это у нас будет…какой день в еврейском летоисчислении… Так, значит, сейчас у нас 1988 год. Женька, представляешь, до середины сентября год пока что 5748. А вот с середины сентября – уже, соответственно, 5749-й. Чудеса! Теперь подсчитаем, что у нас будет первого мая… Так, это равняется 14-му ияра 5748-го года, и будет это вторым днём Песаха. По-нашему – Пасхи. Женька, запоминай! Второй день праздника называется: Шейни. Воскресенье.

– Вы евреи? – тихо спросила девушка.

– Женя. Чтобы что-то знать, не обязательно быть евреем! – зло ответил Валерий. – Понимаешь, я вот, прожив прожженным атеистом, только к своим пятидесяти пришел к мысли, к которой надо бы прийти в юности. Надо в жизни побывать, принять и окунуться, хотя бы в трех основных религиях. Много чего, возможно, открылось бы. Не говоря о том, скольких глупостей избежать можно было бы… Ладно, расфилософствовался я… Чего с тобой-то на такие темы говорить. Ты всё равно ничего не понимаешь!

Перехватив её обиженный взгляд, он с удовольствием потянулся:

– Всё, хватит дурака валять. Кофе мне что ли налей… Сейчас твоим образованием займемся… Масайка!

– Кто? – Женя не выдержала и побежала к Сергею Даниловичу.

Валерий налил себе кофе, неторопливо размешивая, уселся на диван и, усмехаясь, слушал, как эта смешная девчонка жалуется на него его же отцу.

– Сергей Данилович…ну почему он всё время меня обижает? То «гаврош» я, сегодня какая-то «масайка»… Что это вообще такое?..

А этот предатель наверняка одобрительно поглаживает её по голове и нашептывает: «Ничего, ничего – не нервничай. Он всё равно скоро уйдет, и у нас снова будет всё хорошо».

– Масаи, Женечка, это такое очень интересное племя. Они проживают в Кении.

– Ничего себе! Я что – из племя?!

– Нет, деточка моя, что ты! Ты не из племени.

– Так почему же он обзывает меня масайкой?

– Видимо, из-за формы твоей прически. У масаев женщины наголо бреют головы. А мужчины, напротив, носят длинные волосы, – рассказывая, Сергей Данилович, мелко посмеивался. По голосу сын понял, что беседа доставляет тому несказанное удовольствие.

Отпив глотка два, Валера не выдержал и пошел к ним.

«Ну так и есть – идиллия», – проворчал он про себя.

Отец сидел в кресле, девчонка, обхватив голову, у него в ногах: демонстративно спиной к двери.

– Ну я же не лысая…

Валерий прислонился к косяку, приложил палец к губам, чтобы отец не выдавал его присутствия, одобрительно кивнул и застыл с заинтересованным видом.

Отец приободрился и продолжил:

– А ты, Женечка, как думаешь, отчего они так поступают?

– …Не знаю…

– Не торопись, ты подумай. Представь, как выглядит место, где они проживают: Африка, саванна… Я тебе подскажу. Таким образом эти люди подражают своему божеству. Подумай, кого они видят вокруг себя.

– Женщины – лысые, а мужчины – волосатые?

Валерий зажал рот и скрылся в коридоре. Он решил, что лучше слушать оттуда. Так для нервов спокойнее.

– Вроде того, – спокойно ответил отец.

– А-а-а-а… ну тогда они подражают солнцу и луне.

– Неправильный ответ, но мысль интересная. Потрудись теперь объяснить, отчего ты так решила.

Валерий вернулся.

– Потому что у солнца лучи, а луна – гладкая.

– Оригинально… Но, все-таки, подумай еще, Женечка. Вспомни, как я тебе задал вопрос. Кого видят перед собой эти люди?

– Не знаю…

– То есть, они видят кого-то очень сильного, которому им хочется подражать, – терпеливо направлял ее Сергей Данилович.

– Львы? – сомневаясь, спросила Женя. И тут же радостно вскрикнула: – Точно! Львы! У мужчин – гривы, у женщин – грив нет!

– Да, Женечка, – даже больше нее обрадовался отец. – У львов – гривы, и масаи-мужчины подражают львам. А у львиц грив нет, потому масайские женщины бреют головы.

– …Но я всё равно не масайка, – насупилась Женька.

– Конечно, нет. Ты у нас – очаровательная девушка, – отец и вправду погладил девчонку по голове.

– Женя, опять на полу сидишь? Что за манера? – как ни в чем ни бывало вклинился Валера.

Но ему никто не ответил.

– Пап, представляешь, у Женьки тоже первого мая день рождения. Праздничная она у нас…

– Я знаю, – сухо ответил отец.

– Откуда?!

– Я, по-твоему, глухой? Об этом говорилось несколько минут назад.

– …Между прочим… кто-то мне обещал кофе налить.

Женя встала и пошла на кухню.

– Вам вторую чашку?

Они посмотрели друг на друга и рассмеялись.

– Жень, а может быть ты моя дочка? Тебя случайно там, в роддоме, не подменили?

– С кем?

– Кем. Кто ж тебя русскому-то учил, девочка моя дорогая?

– О, у нас была очень хорошая учительница по русскому-литературе! Строгая такая… Мы с ней словарики специальные писали, летучки…

– Что за летучки?

– Ну… это просто. Приходишь на обычный урок, сидишь себе, как ни в чем не бывало, а тут, как снег на голову, её объявление противненьким таким голосочком: «Достали листочки, пишем сочинение». И по классу такое горькое: «…о…о…о…опять сочинение!» Но Вы знаете, с тех пор мне ничего не стоит что-то написать.

– Ну да?

– Вот честно-честно! Вот выбирайте, Валерий Сергеевич, любой предмет. А я сяду и на Ваших глазах о нем историю напишу.

– Ох, хвастунишка… Ладно, заинтересовала. А, была, ни была, давай, попробуем! – Валера глянул вокруг, и его взгляд остановился на крошечном карандашном огрызке. Он повертел его в руках и с размаху шлёпнул о стол. – Давай, садишь и пиши мне рассказ про карандаш.

– Только Вы уйдите в комнату, не стойте над душой. А то я стесняюсь…

Иличевская Евгения.

Рассказ про карандаш.

Появился я на свет, как сейчас помню, ярким и красивым. Но поначалу, от несмышлености своей, казался самому себе очень длинным. Помню щекотку, когда меня впервые заточили. Жил я тогда у доброго чертежника в коробке с простыми карандашами. Но в отличие от меня, мягкого, все мои остальные братья были твердыми. Видимо, и с характером у них было не все в порядке, потому что они частенько ворчали по поводу того, что я чаще оказывался в хозяйских руках, и именно на мои плечи ложилась ответственность по завершению чертежа. Так разве я был виноват? Вовсе нет! Это все моя мягкость! И потому, меня чаще других затачивали, и оттого я раньше времени повзрослел и заметно укоротился. Чертежнику стало сложно удерживать меня в руках, и я поселился на другом столе: среди цветных карандашей и иностранцев фломастеров. Новая хозяйка мне очень понравилась. Она играла со мной в разные игры. Мы рисовали с ней на листке бумаги деревце, цветочек или кошку, а потом плотно заштриховывали, будто погружая рисунок в туман. Потом она бежала к отцу и просила, чтобы тот всмотрелся внимательнее и угадал, что там за густым грифельным полотном. А тот переворачивал листок и, рассмотрев продавленный силуэт, все же никак не мог угадать, что мы такое нарисовали. Так что, много лет я был нужным, красивым, счастливым. И никак не ожидал, что в какое-то мгновенье окажусь изгрызенным кошкой. Девочка прорыдала надо мной, даже обточила с двух сторон, но как прежде – больше не любила. Я перешел в руки к бабушке. Та записывала мною телефонные номера, всевозможные счета и как-то забыла меня на почте. Потом я кочевал из сумки в сумку, из кармана в карман, пока не оказался в этом доме. Долгое время я, бесхозный и изрядно запылившийся, провалялся на вздрагивающем холодильнике, среди новых, но дружелюбных соседей: ярких шариковых ручек, железных остро пахнущих лекарствами коробок, пробок от шампанского, потемневшей серебряной ложки, пока чьи-то пальцы не подхватили меня сегодняшним утром. Потом совсем не больно (ну, вот честное слово: не больно!) стукнули мною о стол и передали в другую руку: поменьше. Давно я не лежал на человеческой ладони. Забытое ощущение. И потому, поначалу, задохнувшись от счастья, ничего не мог записать. Кто-то занервничал и посильнее надавил на грифель, и вот тут-то я и очнулся. Поудобнее устроился в теплых пальчиках, которые тут же сжали меня поплотнее, чтобы записать эту мою нехитрую историю.

– Всё, готово! Идите!

Валерий трусцой вбежал в кухню и недоверчиво взял у Жени исписанный листок. Какое-то время он читал, потом отложил его и недоуменно уставился на нее. Смотрел долго, не отрываясь.

– Это кто написал? – наконец спросил он. Спросил тоном человека, которого злостно разыгрывают.

– Как кто? Я… – недоуменно ответила Женя.

– Когда?

– Сейчас…

– Папа, а ну-ка, иди сюда.

Отец долго шуршал газетами, наверно снял тапочки и теперь никак не мог их найти. Валерий сходил к нему:

– Так ты здесь сидел?

– Да.

– На кухню не заходил?

– Нет.

– Ну, ладно, сиди… я так просто…

Он вернулся на кухню, где сидела расстроенная Женя. Она сама перечитывала написанное, но как только заслышала приближающиеся шаги, отложила листок в сторону, будто не брала. Валера сел напротив, подпер кулаком щеку и, как впервые увидев, изучал её пронзительным взглядом.

– Что я опять не так сделала? – наконец не выдержала Женя.

– Что не так сделала, спрашиваешь? Сама не догадываешься?

– Нет…

– Поразила меня до невозможности! Ну, я всегда знал, что ты не так проста, как кажешься… И как я тебя раньше-то не раскусил?

– Что я такого сделала?!

Валерий смотрел на неё растроганно, с полными влаги глазами. Девчонка же, растерялась окончательно, совершенно не понимая, что происходит.

– Женечка, ты сама-то хоть понимаешь, что ты со мной наделала? Как мне жить после этого? Боже ты мой…девочка ты моя…страшненькая…

Женя недовольно нахмурила брови.

– Страшненькая, страшненькая… Но вот душа у тебя красивая… И если найдется на свете человек, который сможет её распознать, то будешь ты с ним самой счастливой на свете… Понимаешь, о чем я говорю?

– А…

– Нет!

– Как Вы можете знать, что я хотела сказать?

Валерий усмехнулся…

– Глупышка, да ты подумать не успеешь, а я уже всё про тебя знаю… …Не волнуйся, ты еще встретишь такого человека. Эх, передать бы мне тебя с рук на руки… Ничего, сама… сама найдешь. Жизнь у тебя долгая впереди. Непростая. Вот только не разбрасывайся ты в ней. Не разбрасывайся и себя не теряй… И вообще, Женька, живи так, чтобы тебе перед собой никогда стыдно не было. Понимаешь меня? Ну, чего надулась как мышь на крупу? – Валерий рассмеялся, а Женька рванула в коридор.

Она стояла возле зеркала и рассматривала свою заплаканную физиономию.

– Ничего я не страшненькая… а очень даже симпатичная! Мне все говорят, что я хорошенькая… – и разревелась пуще прежнего.

– Угу, особенно сейчас.

– Это всё из-за Вас! Вы меня до слез доводите!

Валерий возвышался у нее за спиной, не притрагиваясь, и они рассматривали друг друга в зеркальном отражении. И тут ему стало неловко. Он, подавляя непонятно откуда нахлынувшее стыдное волнение, больно стукнул себя по лбу.

– Тебе-то, дуреха, чего реветь? Это я должен плакать, что такой невозможно для тебя старый! …Хотя, будь я помоложе, в жизни бы на такую соплю внимания не обратил.

Отец вышел в коридор и застыл с недоуменным видом:

– Что здесь происходит? – он строго взял сына за рукав сорочки.

– Ничего, папа. Не слышал новость? Нет? Так слушай: Женька наша в писательницы заделалась! Иди вон, полюбуйся на её художество, на столе валяется, – он показал в направлении кухни. Отец послушно туда поплелся.

– Женька, а тебе задание. Чтобы каждый день мне по новому рассказу записывала. Поняла?

Та, согласно кивнув головой, побежала к своему скарбу, вытянула оттуда толстую тетрадь в изумрудном переплете и взволнованно спросила:

– В такой можно?

– Ну… можно и в такой, – он взял тетрадку, перелистал и снова на нее уставился.

– Да… там я немного примеры решала… Но с другой же стороны можно писать…

– Ну всё, товарищи, давайте прощаться. С вами хорошо, но мне бежать надо. Всё у нас есть, живите. А я, если можно, буду к вам в гости заглядывать. Женя, завтра-послезавтра на базар съездим, – Валера лукаво подмигнул обоим и тихо прикрыл за собой дверь.

«…И всё-таки она Серого дочка. …А, может всё-таки моя? Мне эту загадку теперь в жизни не разгадать!» – Валера спустился во двор, случайно поднял голову наверх и посмотрел на окно. – «Провожают, черти», – он улыбнулся им широко и довольно.

«Вот так, Серый… Опять ты мне помогаешь…»

………..