Текст книги "Восточная сказка"

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

Никогда еще Рашид не чувствовал себя столь неуверенно. Хуже всего было то, что он не знал, как поступить в сложившейся ситуации. Бахайя и Полли считали, что он нужен своей семье. Но остаться около постели умирающего отца означало бы признать собственную неправоту. Гордость и сыновний долг боролись в нем.

С детских лет Рашиду внушали мысль о его исключительном положении в обществе. Как потомок великих правителей, он должен был слыть мудрым и прозорливым, не допускать ошибок и поражений. Но реальная жизнь за пределами королевского дворца была гораздо сложнее. Рашид привык к тому, что, выигрывая в одном, он, как правило, терял в другом.

Однако, еще будучи мальчиком, он усвоил, что, невзирая ни на что, обязан сохранять хорошую мину при плохой игре, никогда не признавать собственных промахов и стоять на своем до последнего. С годами Рашид понял, что это тупиковый путь, но жесткая выучка уже не позволяла меняться по собственному усмотрению.

Он видел слезы в голубых глазах Полли и прекрасно понимал причину ее тоски. Последний разговор с Бахайей тоже дался ему нелегко. Рашид всерьез усомнился в правильности своего поведения. Но он не хотел принимать решение сию же минуту. Поэтому счел возможным не отступать от намеченного плана.

Однако тревожные мысли не отпускали его. Рашид злился на себя, на окружающих, на весь свет. На отца, которому была уготована такая трагическая судьба – встретить смерть в цвете лет, злился на сестру и Полли, которые противопоставляли его точке зрения свою, злился на деда и старшего брата за то, что они даже не пытались поговорить с ним, словно давно поставили на нем крест.

Рашид понимал, что сам загнал себя в тупик. Но продолжал движение по инерции. Поэтому он занимал свой мозг такими несущественными проблемами, – как афера с Золотой Милей или экспедиция в пустыню.

Рашид убедил себя в том, что настанет день, когда он в спокойной обстановке сможет безмятежно обо всем поразмыслить и вновь нащупать тот стержень, что позволяет высоко держать голову перед лицом испытаний. А пока просто нужно как-то пережить этот период неуверенности.

Съемки фильма шли свои ходом. Добравшись до очередного места действия, члены съемочной группы просто расставляли оборудование, давали команду «мотор!», снимали материал согласно сценарию, делая столько дублей, сколько было необходимо. А Рашид просто наблюдал за всем происходящим и пил кофе. Он невольно любовался Полли, щечки которой после первого же съемочного дня покрылись легким золотистым загаром. Голубизна ее нежных глаз сделалась еще пронзительней. Она легко поймала приятную для слуха интонацию повествования о похождениях своей прапрабабушки, оставившей весьма неоднозначную память о себе и своей жизни.

В один из вечеров Полли уселась на раскладной стульчик возле него и отерла лицо полотенцем, налила из термоса холодного чая и проговорила:

– Какой величественный ландшафт. Бахайя показывала мне свои акварельные зарисовки. В тот момент они показались мне художественным вымыслом, этакой гиперболой. Но теперь я понимаю, что она удачно ухватила это ощущение бескрайней пустыни. Бахайя очень талантливый и чрезвычайно интересный человек. Я буду скучать, – призналась Полли.

– Уверен, что и она тоже, – отозвался Рашид, не слишком довольный тем, что Полли упорно ограничивается рамками светского общения.

– Хотелось бы мне иметь сестру, – проговорила англичанка. – Ну, или брата, на худой конец, – шутя добавила она.

– Ты чувствовала себя одинокой в детстве? – спросил ее Рашид.

– Вот в детстве я об этом почти не думала, – ответила девушка. – А ты был в детстве одинок? – поинтересовалась она, глядя на него из-под выцветших на солнце золотистых ресниц.

Нельзя было не заметить, как помрачнел Рашид за последние несколько дней. Темные тени залегли под его глазами. Даже когда он улыбался, взгляд его оставался печальным.

– Не сказал бы. У меня были Ханиф и Бахайя. Собственно, они и сейчас есть. Ханифу было четыре года, когда его мать, принцесса Ясмин, умерла. Так что моя мать стала и его матерью тоже. Бахайя тогда вообще была младенцем. Они и воспринимают мою мать как родную. Так что наша семья всегда была большой.

– А сейчас они видятся с твоей мамой? – спросила Полли.

– Ханиф встречается с ней постоянно.

– А Бахайя?

– Она никогда не покидала Амру, а мать после развода с отцом не приезжала домой, – объяснил принц.

– Никогда не покидала Амру? – изумилась девушка. – Прости, но как такое возможно? Амра ведь совсем маленькое королевство, значительно меньше Англии.

– Бахайя вышла замуж, когда ей было семнадцать. По сути, себе она никогда не принадлежала. Сначала была ребенком, затем стала женой, а теперь еще и сиделкой…

– Мне это знакомо, – с грустью заметила Полли.

– Моя бабушка верила, что вся наша жизнь написана на ладони, что все предначертано еще до нашего появления на свет и ничего невозможно изменить усилием воли. Я никогда не принимал такую трактовку судьбы. Я приучил себя думать, что нашу жизнь определяют наши же поступки. И если что-то в нашей жизни происходит не так, как нам бы хотелось, значит, мы сами в этом виноваты. Но мужа Бахайи я ненавижу всем сердцем. Она не заслужила такого обращения. Надеюсь, когда королем станет мой брат, она наконец получит долгожданную свободу.

– Ненависть способна лишь ожесточить наши сердца, – осторожно произнесла Полли. – Меня учили противиться дурным поступкам, противопоставляя добро злу, правду лжи. Сейчас твоя сестра спокойна и счастлива – это самое главное. Что касается предопределенности нашей судьбы, я все же думаю, что в одинаковой мере здесь правы вы оба. И твоя бабушка, и ты. Мне кажется, нельзя безоговорочно подчиняться всему тому, что происходит в нашей жизни. Но следует также помнить о том, что, сколь бы деятельным и решительным ты ни был, невозможно достичь абсолютной гармонии. Всегда найдется повод для сожалений, беспокойств, угрызений совести. И обстоятельства подчас бывают сильнее нас. Я в таких случаях могу успокоить себя лишь тем, что сделала все от меня зависящее.

– Ты рассуждаешь в точности как Бахайя, – с улыбкой заметил Рашид. – Недавно у нас состоялся разговор, под занавес которого она объявила, что я должен бороться с унынием. Ее слова показались мне чересчур патетическими.

– Как и мои слова? – предположила Полли.

– Ты угадала, – кивнул он. – Признаться, я сейчас нахожусь на перепутье. И такое со мной происходит впервые… Взять хотя бы того же отца. Он был так категоричен, по любому маломальскому поводу вступал в конфронтацию в желании доказать свое первенство, свои приоритетные права. Каждая его ремарка должна была восприниматься окружающими как безоговорочный вердикт. И вот теперь он тяжело болен, вот-вот отойдет в мир иной. Что сталось с его гонором? А ведь я до сих пор живо помню все те унижения, которым он подвергал меня в детстве.

– Боже! – воскликнула Полли, нахмурившись. – Рашид, от несправедливости никто не застрахован. Ты и сам только что совершил, на мой взгляд, один из самых серьезных проступков в своей жизни. Но заклинаю тебя подумать о последствиях, которые не замедлят сказаться в первую очередь на тебе самом. Твой отец еще жив, это твой шанс. Ты должен открыто признаться, что запутался. Послушай доброго дружеского совета: незамедлительно возвращайся, поговори с ним не как принц с королем, а как сын с отцом. А если это невозможно, просто побудь с ним, подержи за руку, обними, поцелуй. Ты сам рассказывал, что он был твоим героем. Не его вина, что болезнь его не пощадила… – Девушка осеклась, она не могла больше говорить, слезы комом застряли у нее в горле, ясные голубые глаза вновь заволокла дымка.

– Я готов пойти к нему, если он сам пожелает меня видеть, – процедил Рашид.

– Твоя сестра сказала, что он большую часть времени проводит под действием обезболивающих препаратов. Не слишком ли многого ты хочешь от больного человека? – возмутилась Полли.

– От него требуется сказать всего одно лишь слово, которое он упорно не желает произносить, – парировал Рашид.

– Да что же между вами произошло? – воскликнула англичанка.

– Это из-за Бахайи, – признался молодой шейх. – Когда четыре года назад она пришла ко мне и молила заступиться за нее, я пошел к отцу и попросил его использовать свое влияние, чтобы заставить ее мужа дать ей развод. Но он, равно как и дед, не пожелал в этом участвовать. У них, видишь ли, принципы. Будто Бахайя виновата сама. Прямо они, конечно, этого не сказали. Но и признаваться в том, что ошиблись в выборе мужа для нее, тоже не пожелали. Лишь со временем, и то только потому, что Бахайя ушла из дома и должна была где-то жить, ей позволили вернуться во дворец. Отец очень жестко тогда с ней обошелся, сказав, что она позорит своим поведением семью. Бахайя позорит семью! Да абсурднее этого я никогда в жизни ничего не слышал. Бахайя – самая умная, тонкая и мудрая женщина из всех, кого я когда-либо знал. Отец не разговаривал с ней на протяжении очень долгого времени, а при случае не упускал возможности упрекнуть ее в том, что она ушла от мужа. Я защищал сестру, тогда он обозлился и на меня. Припомнил так называемые проступки моей матери. Я не мог сносить это бесконечно, мы поругались. Я вспылил, он наговорил мне уйму гадостей. Я хлопнул дверью. А через некоторое время случилась эта болезнь. Она проявилась внезапно и развивалась стремительно. И вот теперь отец при смерти.

– И с тех пор ты… даже не пытался повидаться с отцом, поговорить с ним?

– Нет! Он прогнал меня. А я не хочу навязываться.

Полли ошеломленно покачала головой.

– Бахайя его простила. Разве этого недостаточно? Ведь это она должна считать себя самой ущемленной в сложившейся ситуации. Но твоя сестра не держит на отца зла. Почему же ты продолжаешь упорствовать? Разве перед лицом смерти прошлые обиды имеют значение? Если ты действительно так любишь свою умную и добрую сестру, то хотя бы ради нее сделай над собой усилие. Ведь если в те считанные часы, что, может быть, еще остались у вашего отца, вражда не прекратится, она себя будет считать виноватой в том, что из-за нее отец и сын разорвали отношения. Бахайя себя не простит… Рашид… Да и ты обязательно пожалеешь о своей жестокости.

Рашид молчал.

– А что обо всем этом думает твой старший брат?

– Ханиф не вникает в мои проблемы. Как старший престолонаследник, он с детских лет мнил себя королем. Наши беды и переживания оставляют его равнодушным. Он прирожденный стратег и нацелен в будущее…

– Я что-то не пойму, Рашид, – осторожно проговорила Полли, – в каких вы с ним отношениях?

– Сейчас? В нормальных. У нас наконец не осталось повода для вражды и соперничества. Я занимаюсь бизнесом, он строит свою политическую карьеру. Иногда мы даже неплохо проводим время вместе. Но я бы не сказал, что мы друзья… Брату я не завидую. Впереди у него очень непростые времена.

– Понятно, – кивнула девушка и добавила: – Прости, Рашид. Перерыв закончился. Мне нужно вернуться к работе. А ты все-таки подумай над моими словами. Еще есть время, есть шанс все исправить. Просто представь, какое сам испытаешь облегчение, когда недоразумения, взаимные упреки и обиды останутся позади!.. Я не утверждаю, что это легко. Такой поступок требует большой смелости и силы воли. Но это именно тот поступок, по которому можно будет судить, что ты за человек.

Полли повесила полотенце на спинку раскладного стула и достала из косметички зеркальце. Она промокнула лицо освежающей салфеткой и подправила макияж.

– Полли?

– Да? – отозвалась она, не отрывая взгляда от своего отражения.

– Назови основную причину, по которой ты продолжаешь жить в Шелтоне. Все, что ты говорила про любовь к родным стенам, про мать, про отца, про отчима, – это все понятно. Но я хочу, чтобы ты сказала мне, почему все свои силы и время ты отдаешь поместью, которое никогда не будет твоим.

Полли внимательно посмотрела на него, затем вновь устремила взгляд на зеркальце, неторопливо подкрашивая выцветшие на солнце кончики бровей.

– Наверное, все дело в привычке, – неуверенно ответила она. – Если бы по какой-то причине я не могла там жить, то, конечно же, моя судьба сложилась бы по-другому.

– А если бы не было Шелтона, чем бы ты занималась? – спросил принц.

– О! – воскликнула англичанка. – Это очень сложный вопрос. Не думаю, что на него так просто ответить. Тем более, что я никогда и не задумывалась над такой возможностью. Дело в том, что я не воспринимаю себя в отрыве от семьи, любимых людей, друзей, коллег. Я вижу себя только в их обществе. И это определяет все мои действия. Как тебе известно, я какое-то время не жила в Шелтоне. Училась в университете, начала работать. Но потом случилась авария, мама долгое время провела в больнице. После выписки она уже не была прежней, ни физически, ни духовно. Возвращение домой было для меня самым естественным решением. Я просто собралась, приехала и осталась. А почему ты спросил?

– Так просто, – пожал плечами Рашид. – Спасибо, что выслушала меня. Иди работай, – отпустил он ее.

Полли присоединилась к остальным членам съемочной группы. Но разговор с принцем не шел у нее из головы. Она чувствовала, что ее отношения с Рашидом вышли на новый, более высокий уровень.

Вот только не вернется ли она домой с разбитым сердцем?

Так продолжалось изо дня в день. На каждой новой точке маршрута, которую консультант проекта, доктор Риггли, отметил как заслуживающую внимания съемочной группы, они останавливались и разворачивали оборудование. Пит вставал за камеру, Стив брал на себя функции режиссера, Бас писал звук, Полли вела репортаж, совершенно освоившись перед камерой. Грэхем, как всегда, выполнял разные мелкие поручения, а принц наблюдал за всем происходящим со стороны. Его помощник Карим всегда безмолвно присутствовал где-то рядом.

Так, зарисовка за зарисовкой, они прошли весь маршрут, лишь изредка позволяя себе немного передохнуть.

Если их путь проходил через какой-нибудь город, парни коротали свободное время в барах, тогда как принц и Полли бродили по окрестностям. Рашид показал себя отличным экскурсоводом и знатоком истории и культуры родного края.

– Что у нашей красавицы с принцем? – шепотом спросил Джона Бас, отключая оборудование после окончания очередного съемочного дня. – У нее есть основания на что-то рассчитывать?

– Сомневаюсь, – отрицательно покачал головой руководитель группы.

– Интересно, а она это понимает?

– Надеюсь… Ты с нами?

– А как же! – воскликнул звукорежиссер, тотчас забыв и о Полли, и о принце.

– В таком случае ты знаешь, где нас искать.

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

В конце пути они остановились в небольшом уютном отеле в центре города. Полли с удовольствием приняла душ и надела свое любимое платье, по которому так соскучилась.

Девушка сидела перед зеркальцем туалетного столика, перед ней лежала косметичка. В этот вечер ей очень хотелось быть красивой для одного-единственного человека.

Она достала щетку для волос и не спеша расчесала золотистые волосы. Взяла гребешок с длинными зубцами и аккуратно разделила волосы на пряди, затем собрала их на затылке в ракушку и заколола нарядными шпильками.

Вспомнив, что давно не разговаривала с матерью, Полли набрала номер поместья.

Взволнованный голос матери заставил девушку насторожиться. На все наводящие вопросы вдовствующая герцогиня отвечала уклончиво, и это только прибавляло беспокойства. Утешало то, что экспедиция подошла к своему логическому завершению, и не далее, чем через пару дней, Полли вновь окажется дома. Тогда-то она выяснит, что произошло.

Положив трубку, девушка вернулась к зеркалу. Косметики потребовалось не так много, поскольку южное солнце потрудилось над ней, придав всему ее облику юное очарование вечного лета. И даже эти внезапные веснушки, что рассыпались на носу и щеках, озорные и пикантные, безумно ей нравились. И не ей одной. Путешествуя в сугубо мужской компании, Полли впервые в жизни почувствовала себя центром их маленькой вселенной. И с каждым днем прямых и косвенных комплиментов от коллег становилось все больше и больше. Да и принц смотрел на нее как-то по-особенному. То с нежностью, то с настороженностью. Последнего она понять не могла и списывала это на его нерешительность.

Шейх Рашид встретил ее в ресторане отеля.

Соблюдая местный порядок, он в качестве аперитива взял минеральную воду. Этому же примеру последовала и Поллианна.

– Как ты себя чувствуешь? – начал он разговор.

– Я в порядке… Но вот дома, похоже, возникли проблемы, – поделилась она своими переживаниями.

– А что такое? – насторожился принц.

– Звонила только что домой, говорила с мамой. Мне показалось, ее что-то тревожит.

– Она не сказала что?

– Сказала, чтобы я не торопилась, а отдохнула подольше, если представится такая возможность. Но я все же заверила ее, что вернусь, как только мы отснимем последний дубль.

– Может быть, тебе и впрямь показалось? – с сомнением в голосе спросил он.

– Когда женщина в инвалидной коляске, в одиночку ведущая дела неблагополучного поместья, говорит, что «все восхитительно», я склонна думать обратное, – нахмурившись, произнесла очаровательная блондинка, от которой принц не мог отвести взгляд.

– Полли, если ты хочешь поговорить со мной о каких-то проблемах Шелтона, я выслушаю тебя и постараюсь помочь.

– Да проблемы, надо думать, все те же, что и до моего отъезда. Наш новый герцог все никак не может спуститься с небес на землю. Он-то со своей женой наслаждается жизнью, ни в чем себе не отказывая. И это понятно. Молодая супруга Энтони не для того выходила замуж за наследника замка, чтобы экономить на удовольствиях. Тогда как маме приходится изыскивать средства на непрекращающийся ремонт, оплату работы служащих, услуги ветеринаров, покупку кормов и тому подобные вещи. Энтони же видит свою роль в том, чтобы сюсюкать с лошадьми и вести пространные разговоры с конюхами, будто от этого что-то изменится к лучшему. Похоже, он просто играет в герцога.

– Никогда не слышал, чтобы ты так сердито говорила о своем сводном братце. Но не стану тебя судить. Я знаю его не первый год. Он и раньше не казался мне толковым парнем, а с тех пор, как к нему перешли титул и замок, совсем голову потерял… Но до последнего момента твоей матери удавалось справляться с трудностями, не так ли? – тихо спросил принц.

– Я думаю, мама устала бороться. Ей нужен отдых и покой, а не постоянная борьба за существование. Она любит Энтони как сына, но порой он бесит ее своей бесхребетностью и непрактичностью. Просто поразительно, что у Ричарда вырос такой сын.

– Насколько мне известно, младшие братья не такие.

– Совершенно верно. Серьезные, трудолюбивые парни. Но все регалии и права достались первенцу, а они получили только конезаводы, на которых трудятся с утра до ночи, – возмущенно проговорила Полли.

– Жизнь несправедлива, – иронически подытожил принц.

– Люди несправедливы. И те порядки, которые они устанавливают, условия, которые друг перед другом ставят. А жизнь такая, какой мы ее делаем. Ты сам на днях об этом говорил!

– Как же, помню. Ты еще мне тогда лекцию прочитала, над которой я долго потом думал… Так ты готова лететь? – спросил он.

– Лететь? Как лететь? Куда? – изумилась англичанка.

– Как куда? Во дворец.

– Но мы еще не закончили снимать последний эпизод.

– Пусть парни его и снимают. Ты ведь больше в кадре не появишься.

– Да, но…

– Так летим, – перебил ее Рашид. – Ты же сама настаивала на том, чтобы я повидался с отцом.

– Мне нужно собрать вещи, – беспомощно проговорила Полли.

– Тогда не будем терять драгоценное время. Я помогу тебе.

Поднявшись из-за стола, принц протянул ей руку.

– Ты хочешь подняться в мой номер? – насторожилась девушка.

– Вместе мы быстрее управимся. Вертолет уже ждет.

Едва переступив порог, молодые люди упали в объятия друг друга.

– Полли, ты воспламеняешь меня одним взглядом, – пробормотал Рашид в перерыве между поцелуями.

– Прости, я не хотела, – пошутила девушка. – Но целовать тебя мне очень приятно. Ты позволишь?

– Конечно, – ответил принц.

Он спустил платье с ее белоснежных плеч и начал покрывать их нетерпеливыми поцелуями. Полли тщетно пыталась добраться до его тела, скрытого под многослойным традиционным одеянием.

Внезапно принц отстранился.

– Нет, Полли, мы не должны…

Повисла пауза.

– Тогда я ничего не понимаю, – сказала англичанка и, потянувшись к выключателю, включила свет.

Она подошла к зеркалу, застегнула платье и поправила прическу.

– Тебе лучше переодеться в ту одежду, которую тебе подарила моя сестра, – хрипло проговорил он.

– Я никуда не лечу, – твердо произнесла девушка.

– Полли… – начал его высочество, но она его перебила.

– Нет! – повысила голос Полли, что случалось с ней лишь в исключительных случаях.

Она подошла к окну и устремила взгляд на городской пейзаж.

Спустя несколько мгновений Рашид встал рядом и тихо проговорил:

– Обожаю этот город. В детстве он казался мне сказочным, словно вотчина легендарной царицы Савской. Тут есть все: море и пустыня, цветущие сады и выжженная зноем земля, роскошь и убогость, богатство и нищета. Ты много уже повидала в Амре, но далеко не все. Хотел бы я показать тебе королевство целиком.

– Согласна, город красив, – отозвалась она и отошла от окна. – Скажи прямо, Рашид, что ты хочешь? Вернее, знаешь ли ты сам, чего хочешь?

– Полли… Тебе кто-нибудь говорил, что ты удивительная женщина? – обезоруживающе улыбнувшись, воскликнул шейх Рашид аль-Баха.

– И чем же я тебя так удивила? – строго спросила Полли.

– Своей откровенностью и честностью, красотой и смелостью, достойной восхищения, – заявил он.

– Тебе лучше уйти, – сказала она, закусив губу.