Текст книги "Петербургский фольклор с финско-шведским акцентом, или Почем фунт лиха в Северной столице"

Как утверждает одна из легенд, восходящая к эпохе Петра I, в нескольких верстах от Автова, недалеко от Петергофской дороги, царь заложил Юлианковскую Святого Петра Митрополита церковь в честь победы над шведами. Её так и называли «Юлианковская», или «Ульянковская». Дорога к ней шла мимо знаменитого «Красного кабачка», любимого места разгульных холостяцких попоек питерских гвардейцев. Иногда в литературе можно встретить упоминание о церкви «За Красным кабачком». Это и есть наша «Ульянковская церковь». Постепенно вокруг неё сложилась слободка, по церкви будто бы и названная Ульянкой. Правда, академик Иоганн Готлиб Георги в книге «Описание российско-императорского столичного города Санкт-Петербурга и достопримечательностей в окрестностях оного», изданной на немецком языке в 1790 году и переведённой на русский язык в 1794 году, пишет, что, быть может, наоборот, церковь названа по имени финской деревни Юлианки, существовавшей здесь.

Торговый центр «Ульянка»

По другой легенде, император Пётр I, проезжая однажды этими пустынными местами, «повстречал одинокую молодуху». «Как звать-то тебя?» – обрадованный встречей, спросил царь. «Ульяна», – потупилась смущенная баба. С тех пор это место зовут Ульянкой.

Есть, впрочем, и третья легенда. На самом краю Петергофской дороги, на обочине безымянной деревушки в несколько дворов, ещё при Петре Великом некая Ульяна завела кабачок, пользовавшийся широкой известностью у путешественников. Не раз бывал в нём и сам царь. От той легендарной Ульяны будто бы и пошло название целого района.

Место это пользовалось популярностью уже в первые годы существования Петербурга. Сиятельные владельцы загородных имений – Панины и Воронцовы, Шереметевы и Головины, Шуваловы и Чернышёвы – обязаны были осушать болота, строить дачные особняки, разбивать сады и благоустраивать дороги. Напомним, что существительное «дача» появилось в Петровское время и происходит от древнерусского глагола «дати (дать)». Пётр I чуть ли не насильственно выделял участки земли своим приближённым. При этом предписывалось обустраивать все усадьбы по образцовому проекту. Иностранные путешественники единодушно сравнивали поездку из Петербурга в Петергоф мимо садов в «изящном английском роде» и «великолепных дворцов» с приятным переездом из Парижа в Версаль.

Пользовались славой эти места и у петербуржцев. Особенно знаменита развилка Петергофского и нынешнего Таллинского шоссе. В народе её называют «Привал». Здесь во время длительных переходов останавливались на краткий отдых квартировавшие в Петергофе гвардейские полки. Здесь любила устраивать шумные привалы Екатерина II, возвращаясь с удачной охоты в стрельнинских лесах.

* * *

Не менее многочисленные следы финского присутствия заметны и на северных окраинах Петербурга. Принято считать, что топоним «Парголово» происходит от бывшей здесь старинной финской деревни Паркола (Parkala), название которой, в свою очередь, родилось от собственного финского имени Парко, будто бы первого поселенца этих мест.

Между тем петербургская фольклорная традиция считает, что название это связано с Северной войной и основателем Петербурга Петром I. Как известно, Парголовская мыза в прошлом включала в себя три селения: Суздальскую слободу, Малую Вологодскую слободу и Большую Вологодскую слободу. При Петре их стали называть Первым, Вторым и Третьим Парголовом. По легенде, они получили свои названия оттого, что здесь трижды происходили жестокие сражения со шведами. Бились так, что ПАР из ГОЛОВ шёл.

Но есть ещё одно предание. Согласно ему, во время одного из сражений Пётр I якобы почувствовал себя плохо. У него так закружилась голова, что он не мог «мыслить и соображать». Тогда он собрал своих военачальников и признался: «У меня ПАР в ГОЛОВЕ». От этих слов и ведет-де Парголово своё непривычное для русского слуха название.

Парголово. Вокзал

Сохранилась в народе и более древняя легенда о том, что Парголово будто бы происходит от финского слова «пергана», что в переводе значит «чёрт». В старину эта местность была покрыта густыми лесами, которые «наводили на жителей суеверный страх». Говорили, что в непроходимых чащобах водятся черти.

С 1870 года, после постройки Финляндской железной дороги, Парголово приобретает статус дачной местности. Популярность его лесов и парков стремительно растёт. Тогда же за Парголовом закрепляются устойчивые названия: «Чухонская», «Русская» или «Парголовская Швейцария». Отсюда и фольклорное прозвище обитателей Парголова: «парголовский иностранец», и поговорка об удалённости парголовских дач от Петербурга: «Ехать в Парголово, как в Африку». С 1963 года Парголово входит в черту Петербурга.

* * *

Название современного жилого района Коломяги унаследовано от финской деревни Коломякки, известной ещё с XVII века. По одним предположениям, этот топоним связан с особенностями горы, на которой она расположена.

По-фински «коло» означает «углубление, пещера, дупло», а «мякки» – холм или небольшая горка. Правда, другие выводят этимологию названия из другого финского корня: «колоа», что значит «окорять», или очищать от коры. Если это так, то Коломякки возникли на пустопорожнем месте, куда крестьяне приходили в поисках древесного материала для обеспечения своего промысла.

В первой половине XVIII века финскую деревню заселили русскими крестьянами. К этому времени окончательно сложилась русская редакция старинного финского топонима: Коломяги.

Долгое время Коломяги оставались дачной местностью со своими романтическими легендами. В то время Коломяги в Петербурге называли «Островом тишины». Аллея из райских яблок, остатки которой можно обнаружить и сегодня, называлась «Аллеей любви». Как утверждают старожилы, по ней с незапамятных времен проходили жених и невеста после венчания. Обычай этот утрачен, однако все свидания в Коломягах и сегодня назначаются именно здесь.

Массовое жилищное строительство в Коломягах началось только в 1980-х годах. Тогда этот район считался довольно удалённым от города, без удобных современных транспортных средств. Поэтому первоначальные оценки в фольклоре были далеко не лестными. «Бедняги Коломяги», – иронизировали над собой и над своим новым местожительством первые переселенцы из центральных районов Ленинграда.

* * *

Охта – это один из старейших районов города на правом берегу Невы, расположенный по обе стороны реки Охты на месте старинной шведской крепости Ниеншанц. «Охта» предположительно переводится с финского языка как «закат», «запад». В то же время некоторые историки считают, что название реки Охты по-фински означает «Медвежья речка». Не мудрствуя лукаво, фольклор предлагает свои варианты.

Мост Петра Великого

Во время осады Ниеншанца, рассказывает героическая легенда времён Северной войны, Пётр I стоял на левом берегу Невы и грозил кулаком той стороне, которую долго не мог взять: «ОХ, ТА сторона!».

Живёт в Петербурге и другая легенда. Будто бы однажды царь на лодке перебрался на правый берег Невы, где поселились работные люди Партикулярной верфи, обслуживавшие пильные, гонтовые и другие заводы. Но едва он вылез из лодки, как провалился в непролазную грязь. Когда же вернулся во дворец и рассказывал своим приближённым о случившемся, то шутливо ворчал, скидывая промокшую одежду: «ОХ, ТА сторона!». С тех пор, мол, и стали называть эту городскую окраину Охтой.

Петербургские старожилы рассказывают и третью легенду. На Охте один из проспектов выложили булыжником, да так, что лучше бы остался немощёным. Весь он был в рытвинах, ухабах, яминах и колдобинах. Охта потому так и называется, что пока проедешь по ней, не раз подпрыгнешь да воскликнешь: «Ох! Ты! ОХ! ТА!».

Традиционно сложившиеся лингвистические модули оказались столь универсальными, что, как нельзя кстати, подошли и для современного конструирования. Реклама изобретенной умельцами питерского ликёро-водочного завода (ЛИВИЗ) водки «Охта» проста и доступна пониманию: «Ах, ты! ОХТА!». Тем более что реклама сопровождается запоминающимся двустишием:

 
Начинался Питер с Охты,
Пей, покуда не засох ты.
 

Сюда «на вечное житьё» из Московской и некоторых других ближних губерний сгоняли крестьян. Ещё в пушкинские времена их называли «охтинские поселенцы». В Петербурге охтяне славились как хорошие плотники, перед талантом которых преклонялся сам Пётр I. Двери в домах «охтинских поселенцев» были низкими, и, чтобы войти в дом, надо было наклонить голову. Это житейское обстоятельство неожиданно сыграло положительную роль в формировании репутации охтян. Петру приписывали крылатую фразу: «Кто вздумает войти в дом к охтинскому плотнику, не поклонившись, оставит на своем лбу памятку».

* * *

Самый южный и наиболее удалённый от центра города район Петербурга Купчино раскинулся на месте старинного, ещё допетербургского финского поселения Купсино, впервые упоминаемого на шведских картах 1676 года. В документах шведской переписи населения оно значится под названием Kuptzinoua Bu, где «Bu» в переводе означает «деревня», то есть буквально – это «Купчинова деревня». Похоже, что это топоним славянского происхождения и восходит к словам «купец» или «покупка».

Станция «Купчино»

Однако сразу после Русско-шведской войны 1656–1658 годов в связи с притоком переселенцев из Финляндии началась массовая финнизация местной топонимики. Так Kuptzinoua Bu становится Kupsilla с многозначным смыслом. То ли «kups» – «зрелый», то ли «kypsi» – «заяц», то ли «kupsilta» от искажённого «мост». Так или иначе, но, как сообщают шведские источники, весь XVII век современное Купчино имеет весьма многочисленные варианты названий. Вот их далеко не полный список: Kuptzinoua Bu, Kupsinoua, Kopsonoua, Cubsilda, Kupsilda, Kupsilta, Kupsilla.

Впервые на русском языке топоним «Купчино» появляется в 1713 году в документах Александро-Невской лавры. Там в качестве лаврской собственности упоминается «деревня на Чёрной речке Купсино», или, «как она часто пишется, Купчино».

Как мы видим, этимология топонима «Купчино» довольно запутанна, уходит вглубь веков и окончательной расшифровке не поддается, хотя, скорее всего, как об этом пишут некоторые исследователи, его происхождение таится в географических или геологических особенностях равнинной болотистой местности. Может быть, поэтому вокруг непонятного топонима складываются легенды. Согласно одной из них, в этих местах останавливались отдохнуть после долгой дороги заезжие купцы, перед тем как войти в Петербург. Они отдыхали, приводили себя в порядок. Потому, дескать, и названа так эта местность. По другой легенде, сюда сгоняли скот для продажи на питерские скотобойни, и здесь, в Купчине, заключали акты на куплю-продажу и владение скотом, или, как тогда говорили, купчие крепости, от которых будто бы и пошло русское название местечка. Ещё поговаривали, что здесь, вне границ города, налоги и сборы были поменьше. Понятно, что все эти легенды относятся к области так называемой вульгарной этимологии, но они устойчивы и имеют хождение до сих пор.

В начале петербургского периода отечественной истории Купсино принадлежало Александро-Невскому монастырю, потом было передано в собственность царевичу Алексею Петровичу, затем снова возвращено монастырю. Возможно, уже тогда предпринимались неосознанные попытки русифицировать финское название. Во всяком случае, как мы уже знаем, в документах того времени наряду с финским Купсино встречается русское Купчино.

Тема удаленности Купчина от центра Петербурга породила целую серию крылатых слов и выражений, которые доминируют как в местном, так и в общегородском фольклоре. «Даже из Купчина можно успеть», – шутят петербуржцы, когда хотят сказать, что времени ещё вполне достаточно. А весь так называемый «большой Петербург» в представлении купчинцев – это «граждане и гражданки от Купчина до Ульянки».

Самым подходящим сокращением для топонима Купчино оказалось буквенное обозначение далёкой Китайской Народной Республики – «КНР». Постоянные жители Купчина расшифровывают эту аббревиатуру со знанием дела:

«Купчинская Народная Республика», то есть район, предназначенный для простого народа. Существует и другой вариант: «Купчинский Новый Район». Впрочем, вся народная микротопонимика Купчина так или иначе ориентируется исключительно на большие расстояния, дальние страны и континенты: «Рио-де-Купчино», «Купчингаген», «Нью-Купчино» и даже «Чукчино».

Свою отчуждённость от исторического центра купчинцы стараются выразить всеми возможными формами фольклора:

 
Маленький мальчик по имени Витя
Где-то нашёл кусок динамита.
Грохот раздался на улице Салова —
Попу нашли через месяц в Шувалове.
 

 
На улице Салова
Девочка Рита
Ухо чесала
Куском динамита.
 
 
Взрыв раздаётся
На улице Салова —
Уши в Обухове,
Ноги в Шувалове.
 

Но ещё более, чем удаленность, огорчает купчинцев оторванность и даже некоторая изолированность их района, граничащая с отчуждением от метрополии. «Где родился?» – «В Ленинграде». – «А где живешь?» – «В Купчине». Ощущение провинциальной обособленности заметно даже в местной микротопонимике. Дома № 23 и № 72 при въезде на Бухарестскую улицу в обиходе известны как «Купчинские ворота» в «Купчинград». Некоторой компенсацией за такую ущербность выглядит, если можно так выразиться, «двойное гражданство», присвоенное себе купчинцами. Живут они на самом деле в Петербурге, а Купчино для них всего лишь «Спальный район».

Жизнь Купчина в городском фольклоре продолжается. Так, воздушные пешеходные мосты на пересечении Белградской и Будапештской улиц с проспектом Славы в народе получили прозвища «Краб» и «Креветка», по внешнему виду распластанной во все стороны легкой металлической конструкции. А резко отрицательное отношение к этим переходам горожан выразилось в общем фольклорном имени «Чёртовы мосты». Известно, что так назывались три чрезвычайно опасные для перехода моста в Альпах, вблизи перевала Сен-Готард, с трудом преодолённые русскими войсками во время знаменитого Швейцарского похода Суворова в 1799 году.

* * *

Ближайший к южной границе Петербурга посёлок городского типа – Шушары. Это современное название происходит от названия старинной финской деревушки Суосаари (Suonsaari), что значит «болотистый остров» (suo – «болото», saari – «остров). Впрочем, на картах 1705 года финский топоним уже заменён русским «Сусара».

В Шушарах находится одна из крупнейших в Петербурге сортировочных железнодорожных станций, ныне известная по официальному названию «Сухой порт». На сортировочной горке в Шушарах безжалостно грабят и разворовывают железнодорожные вагоны. Отсюда произошла уголовная идиома «зашушарить», то есть украсть. Вместе с тем в городском жаргоне известен и изящный экзотический микротопоним, которым охотно пользуются местные жители: «Рио-де-Шушаро».

Известна легенда о происхождении имени знаменитого сказочного персонажа – крысы Шушары. В 1923 году советскому правительству удалось уговорить вернуться на родину писателя Алексея Николаевича Толстого, с 1918 года находившегося в эмиграции. «Красный граф», как его тут же окрестили в России, с 1928 года жил в Детском Селе и обладал всеми привилегиями любимца Советской власти, в том числе и автомобилем. Живя в пригороде, писатель постоянно ездил к своим ленинградским друзьям и знакомым на собственной машине. И, как назло, постоянно и надолго застревал перед опущенным шлагбаумом у железнодорожного переезда на станции «Шушары». Избалованный судьбой писатель нервничал, негодовал, протестовал, но ничего не мог поделать с такой фатальной задержкой. Однажды, как рассказывает предание, он решил раз и навсегда заклеймить и опозорить это злосчастное место. Говорят, именно тогда он работал над сказкой «Золотой ключик» и именно здесь, у шушарского шлагбаума, придумал крысе из знаменитой сказки имя Шушара.

* * *

Всемирную известность топоним «Пулково» приобрёл исключительно благодаря петербургскому международному аэропорту, и мало кто знает, что своё имя аэропорт унаследовал от старинной, ещё допетербургской деревни, которая впервые упоминается в новгородской писцовой книге 1500 года среди других сёл и деревень Ижорского погоста.

По разным версиям, загадочная этимология аэропорта Пулково своими корнями уходит в самые различные версии. То ли это вепское «pulk» в значении «пуля», то ли финское «pulkka» – «лопарские сани», или «puolukka» – «брусника», то ли вообще является однокоренным словом финским личным именем Паули.

В допетербургские времена на вершине Пулковской горы находилась шведская мыза Пурколовская. Это было самое высокое место Петербурга. Однако, если верить легендам, в былые времена при наводнениях стихия доходила даже до Пулковских высот. Известно предание о том, что Пётр I после одного из наводнений посетил крестьян на склоне Пулковской горы. «Пулкову вода не угрожает», – шутя, сказал он. Услышав это, живший неподалеку чухонец ответил царю, что его дед хорошо помнит наводнение, когда вода доходила до ветвей дуба у подошвы горы. И хотя Пётр, как об этом рассказывает предание, сошел к тому дубу и топором отсек его нижние ветви, спокойствия у местных крестьян от этого не прибавилось.

Фонтан. Архитектор Тома де Томон

В 1708 году Пётр I подарил Пулковскую мызу своей жене Екатерине. Дорога вдоль Пулковской горы вела в Царское Село и поэтому постоянно благоустраивалась. Так, по проекту архитектора А. Н. Воронихина построили фонтан-грот «Старик», вокруг которого разбили парк. Другой фонтан создан по проекту архитектора Тома де Томона. Фонтан представляет собой открытый гранитный павильон, украшенный фигурами четырёх сфинксов с характерными женскими лицами. Ещё в XIX веке фонтан прозвали «Четыре ведьмы». Помимо чисто декоративных функций, фонтан выполнял и важную практическую роль: его наполненные водой гранитные чаши служили поилками для лошадей.

Пулковская обсерватория

В 1839 году на Пулковских высотах в комплексе зданий, построенных архитектором А. П. Брюлловым, открыли Пулковскую обсерваторию. Выбор места для её строительства, если верить легендам, определил ещё Пётр I. Будто бы здесь в начале XVIII века Екатерина I «в виде сюрприза» для своего любимого супруга построила деревянный дворец, в котором царь любил отдыхать. Отсюда было хорошо обозревать окрестности, из окон дворца как на ладони виден весь Петербург. Пётр будто бы даже отметил земляным холмиком самое удобное место «для обозрения окрестностей». По другой легенде, Пётр приказал насыпать земляную горку, в основание которой будто бы заложил капсулу с царским указом о постройке на этом месте, «как случится возможность», первой русской обсерватории. Долгое время этот насыпной холм считался своеобразным памятником Петру I.

По давней традиции Пулково называют «Астрономической столицей мира». Через центральное здание обсерватории проходит один из двух главных меридианов мира – Пулковский. Долгое время он оставался исходным для всех географических карт России. В настоящее время таким меридианом считается Гринвичский.

Первый в Ленинграде аэропорт в районе Пулковских высот открыли в 1932 году. По названию близлежащей железнодорожной станции ему дали имя «Шоссейного». Однако стремительное развитие гражданского воздушного флота очень скоро потребовало коренной реконструкции единственного в городе аэропорта. Новый комплекс современного аэропорта «Пулково» по проекту архитекторов А. В. Жука и Ж. М. Вержбицкого сдали в эксплуатацию в 1973 году. Необычный внешний облик здания аэровокзала с впечатляющими мощными световыми фонарями центрального зала будил воображение и порождал мифологию. В Ленинграде родилась легенда, согласно которой архитектор А. В. Жук, которому неожиданно достался выгодный и престижный государственный заказ, собрал близких друзей и закатил грандиозную пьянку. Наутро, едва проснувшись, он увидел посреди комнаты перевернутый деревянный ящик из-под водки и на нём – стоящие в ряд пустые гранёные стаканы. Этот образ так врезался в сознание архитектора, что он реализовал его в проекте здания нового аэровокзала, который вот уже более 30 лет напоминает друзьям зодчего о празднике по случаю получения правительственного заказа. До сих пор по внешнему виду пяти световых фонарей аэропорт «Пулково» в народе называют «Пять стаканов».

Современный вид комплекс аэропорта «Пулково» приобрел после его реконструкции в 2010–2014 годах.

В начале 1930-х годов строительство аэропорта «Пулково», который в народе тогда же окрестили «Квадратом стрекоз», начиналось на пустынной окраине Ленинграда, вдали от жилых построек и промышленных предприятий. Но с развитием города его жилые кварталы очень скоро приблизились к аэропорту, а жители на себе почувствовали, что такое издержки цивилизации. Шум взлетающих мощных лайнеров будил по ночам и не давал отдыха днём. Район Ульянки в городе был окрещен аббревиатурой «США», что расшифровывалось: «Слышу Шум Аэродрома».

Аэропорт «Пулково». 1970-е гг.

В городском фольклоре связь Пулкова с коренными обитателями этих мест ещё более упрочилась после возведения в 1981 году на площади Победы гостиницы «Пулковская». Семиэтажное здание гостиницы строилось по совместному советско-финскому проекту финскими строителями. Она предназначалась для проживания иностранных, в основном финских, туристов. С советской стороны в проектировании принимал участие архитектор С. Б. Сперанский. В народе эта современная, прекрасно оборудованная удобными спальными номерами, банкетными залами и ресторанами гостиница получила прозвище «Приют убогого чухонца», заимствованное городским фольклором у Пушкина, о чём не могли даже мечтать давние допетербургские обитатели этого «мшистого и топкого» приневского края.

4

Среди так называемых ближних пригородов Петербурга безусловно первое место принадлежит Царскому Селу. О его основании рассказывают легенды. В начале XVIII века единственная дорога из Петербурга, дойдя до Пулковской горы, поворачивала налево, шла вдоль огромного лесного массива и затем, резко повернув на юго-восток, пробиваясь сквозь дремучий лес, заканчивалась при въезде на бывшую шведскую мызу Saris hoff.

Между тем задолго до описываемого времени это местечко имело и другие имена. Так, в «Переписной окладной книге по Новгороду Водской пятины» 1501 года, составленной для Бориса годунова, это место имеет название Сарица, по-шведски «Sarishoff», то есть «Сарицкий господский дом». Позднее название трансформировалось сначала в Сарицкую и Сарскую мызу, затем – в Саарское и Сарское село. Сарская мыза стала Сарским селом после того, как в 1716 году здесь построили Успенскую церковь, то есть основали новый церковный приход. Одно время село называлось Благовещенским, по имени церкви, заложенной в присутствии Петра I на месте нынешней Знаменской церкви.

Несмотря на то что перевод шведского названия Sarishoff на русский язык означает всего лишь «Возвышенное место», а финское Saaris moisio – «Остров-мыза», легенды возводят его к имени какой-то «госпожи Сарры», по одной версии, или «старой голландки Сарры» – по другой. Языковое созвучие шведского слова «Saris» с библейским именем Сарра выглядело уж очень очевидным. К этой мифической Сарре Пётр I якобы иногда заезжал угоститься кружкой свежего молока.

В XVIII веке название царской резиденции и в самом деле писали не с буквы «Ц», а с литеры «С» – Сарское Село. Но так как для простого народа, утверждают легенды, это произношение было непривычным, то слово «Сарская» будто бы стали произносить как «Царское». Впрочем, у этого названия существуют и многочисленные аналоги, которыми широко пользовались петербуржцы разных поколений: «Деревня царя», «Дворцовый город», «Петербург в миниатюре», «Город муз», «Город Лицей на 59-м градусе северной широты». Здесь, действительно, кроме особ царской крови, жили, учились и творили многие выдающиеся деятели русской культуры от Александра Пушкина и Иннокентия Анненского до Анны Ахматовой и Алексея Толстого.

Сарская мыза

В 1710 году Сарскую мызу, раскинувшуюся на сухом возвышенном месте, царь жалует своему любимцу Александру Меншикову, но через какое-то время передает её во владение «ливонской пленнице» Марте Скавронской – будущей своей жене Екатерине Алексеевне. В отличие от Петергофа или Стрельны, Сарская мыза не превращается в официальную загородную резиденцию царя. Екатерина живет здесь простой сельской помещицей в деревянном доме, окружённом хозяйственными постройками, огородами и садами. Временами, чаще всего неожиданно, сюда приезжает царь, любивший в этой уединённой усадьбе сменить парадные официальные застолья на шумные пирушки с близкими друзьями.

Только в 1718 году Екатерина начала строить первый небольшой каменный дом. Его проект выполнил архитектор И. Ф. Браунштейн. Если верить фольклору, этот загородный дом предназначался в подарок любимому супругу в ответ на преподнесённый Петром Екатерине загородный дворец в непосредственной близости к Петербургу, в Екатерингофе.

С этим первоначальным царскосельским дворцом связана одна сентиментальная легенда, записанная Якобом Штелиным. Приводим её в пересказе Игоря Грабаря.

«Угождение, какое сделал государь императрице, построив для нее Катерингоф, подало ей повод соответствовать ему взаимным угождением. Достойная и благодарная супруга сия хотела сделать ему неожиданное удовольствие и построить недалеко от Петербурга другой дворец. Она выбрала для сего высокое и весьма приятное место, в 25 верстах от столицы к югу, откуда можно было видеть Петербург со всеми окрестностями оного. Прежде была там одна небольшая деревенька, принадлежавшая ингерманландской дворянке Сарре и называвшаяся по ее имени Сариной мызою. Императрица приказала заложить там каменный увеселительный замок со всеми принадлежностями и садом. Сие строение производимо было столь тайно, что государь совсем о нем не ведал. Во время двухлетнего его отсутствия работали над оным с таким прилежанием и поспешностью, что в третий год все было совершенно отделано. Императрица предложила будто бы своему супругу по его приезде совершить прогулку в окрестностях города, обещая ему показать красивейшее место для постройки дворца, и привела его к возведенному уже дому со словами: “Вот то место, о котором я Вашему Величеству сказывала, и вот дом, который я построила для моего государя”. Государь бросился обнимать ее и целовать ее руки. “Никогда Катенька моя меня не обманывала”, – сказал он».

В 1743–1751 годах дворец претерпевает первую перестройку по проекту архитекторов А. В. Квасова и С. И. Чевакинского. Но уже к концу этой перестройки в её строительство вмешивается величайший зодчий XVIII столетия Б. Ф. Растрелли. В 1752–1756 годах он практически заново перестраивает старый Царскосельский дворец. О впечатлении, которое новый дворец производил на современников, можно судить по преданию, записанному Павлом Свиньиным. «Когда императрица Елизавета приехала со своим двором и иностранными министрами осмотреть оконченный дворец, то всякий, поражённый великолепием его, спешил изъявить государыне свое удивление. Один французский посол маркиз де ла Шетарди не говорил ни слова. Императрица, заметив его молчание, хотела знать причину его равнодушия, и получила в ответ, что он точно не находит здесь самой главной вещи – футляра на сию драгоценность».

В 1918 году Царское Село переименовали в Детское Село. Идея названия будто бы принадлежала первому советскому наркому просвещения А. В. Луначарскому, который предложил в целях воспитания детей в духе социализма и ограждения от религиозного воспитания забирать их из семей, помещать в специальные школы и запретить родителям с ними видеться. Местом для таких спецшкол избрали Царское Село, которое славилось свежим воздухом и чистой водой. Идея вскоре рухнула, и в 1937 году, в 100-летнюю годовщину гибели Александра Сергеевича Пушкина, Детское Село вновь переименовали, теперь уже в город Пушкин. С прежним названием остались только железнодорожная станция да анекдот того времени: У железнодорожной кассы: «До какой вам станции, гражданин?» – «Забыл вот… Название такое алиментарное… Да! Вспомнил. До Детского Села, пожалуйста».

Наконец в 2013 году удалось сделать ещё один шаг к восстановлению исторической справедливости. Железнодорожную станцию «Детское Село» переименовали в «Царское Село». При этом город до сих пор продолжает оставаться Пушкиным.

* * *

До начала XVIII века на месте Петергофа – царской летней резиденции на берегу Финского залива – находились финские деревни: Куусоя (Kuusoja), то есть «еловый ручей»; и Похьяёки (Pohjajoki) в значении «северная речка».

Первое упоминание о Петергофе, как назывался Петродворец до 1944 года, относится к 1705 году. В то время, как свидетельствуют легенды, город представлял собой так называемый «заезжий дом», или «попутные светлицы» Петра I на западном берегу Фабричного канала с пристанью для переправы в Кронштадт. По преданию, своим появлением и то и другое обязано супруге царя, Екатерине Алексеевне. Пётр, озабоченный строительством Кронштадтской крепости, которая должна была защищать возводимый Петербург от вторжения неприятеля с моря, часто посещал остров Котлин. И так как поездки совершались морем и потому, особенно в бурную осеннюю непогоду, были связаны с постоянным риском, то Екатерина будто бы уговорила Петра построить на берегу напротив острова, где переезд мог быть наиболее опасным, заезжий дом или путевой дворец, где царь мог бы переждать стихию.

Годом основания собственно Петергофа принято считать 1714-й, когда на берегу залива царь заложил Малые палаты, или Монплезир, хотя ещё задолго до этого в одном из документов того времени появилось сообщение, что «26 мая 1710 года царское величество изволило рассматривать место сада и плотины грота и фонтанов Петергофскому строению». Речь шла о будущем Петергофе, парадной загородной резиденции, которую начали возводить восточнее всех первоначальных «попутных светлиц».

До окончания Северной войны оставалось ещё целых 10 лет, но Россия так прочно врастала в топкие балтийские берега, что могла себе позволить политическую демонстрацию. И действительно, мы знаем, что строительство Петербурга и Кронштадта в значительной степени определялось условиями военного времени и соображениями тактического и стратегического характера, – тогда чем, как не яркой и убедительной декларацией воинской мощи, экономического могущества и политической зрелости можно объяснить появление в самый разгар войны загородной резиденции с весёлыми и дерзкими затеями, радостными забавами и праздничными водяными шутихами?

Большой Петергофский дворец и Фонтан «Самсон»