Текст книги "Петербургский фольклор с финско-шведским акцентом, или Почем фунт лиха в Северной столице"

Глава II
Следы языческого прошлого

1

Многочисленные напоминания о языческом прошлом аборигенов Приневского края и сегодня во множестве присутствуют в низовой, народной культуре Ингерманландии. Например, ещё в 1930-х годах среди местных ижорцев бережно соблюдался «старинный обычай брить наголо волосы жене перед первой брачной ночью». Этот необычный послесвадебный ритуал связан с памятью о легендарных предках современных ижорцев – гуннах, вождь которых, великий Аттила, по преданию, погиб от руки пленённой им готской девушки, задушившей его в первую брачную ночь своими волосами. Напомним, что ижорцы свято верят в то, что они прямые потомки тех самых гуннов, которые не раз одерживали блестящие победы над великим Римом. Современное название своего народа они выводят из безупречной, как они утверждают, лингвистической цепочки: хунны – гунны – угры – ингры – инкери – ижоры.

Аттила, вождь гуннов

В V веке Аттила был правителем кочевого племени гуннов, область расселения которых находилась приблизительно в районе современной Венгрии. В середине века Аттиле удалось объединить под своей властью тюркские, германские и другие племена, создав державу, простиравшуюся от Волги до Рейна. Кстати, по одной из версий, его имя восходит к тюркскому Итиль и означает «волжанин», или «человек с Волги». Есть и другие этимологии этого имени. Согласно им, оно означает «именитый», «прославленный», «отец» или «главный». Со смертью Аттилы империя гуннов распалась, а затем и вообще исчезла. Впоследствии его образ совпал с образом верховного бога германской и скандинавской мифологии Одина в скандинавских сагах. А память о нём, как мы видим, сохраняется в легендах угро-финнов.

О языческом прошлом угро-финских народов говорят и иные свидетельства, дожившие до нашего времени. Так, на берегу Невы, вдоль Шлиссельбургского тракта, в древнем урочище Красные Сосны была поляна, которая пользовалась особым почитанием у местных жителей. По легендам, финны в языческие времена совершали здесь ритуальные обряды, включая жертвоприношения своим богам Перкелю и Юмале.

Известный петербургский бытописатель Михаил Иванович Пыляев рассказывает, что на 10-й версте от Петербурга по Рижской дороге «собирались ижорки на Иванов день и проводили ночь при большом огне с плачем, пением и пляской; в конце собрания здесь сжигали белого петуха, делая заклинания».

Особый ритуальный смысл финно-угорские племена придавали камням. Так, в ночь на Иванов день, когда люди ждут предсказаний будущего, надо подняться «на крышу трижды перемещённого дома» или на камень, «который никогда не сдвигали с места», и, не двигаясь, терпеливо ждать видений. Но чтобы злые духи не помешали, нужно накануне вечером с Псалтырью в руках десять раз обойти дом или камень против солнца.

Почитание камня сохранилось до сих пор. Вблизи города Сосновый Бор ещё недавно был известен так называемый «звонкий валун». При ударе по нему другим камнем будто бы «исполнялись желания», надо только найти этот «звонкий валун», или «камень счастья», как их называли в народе. Видимо, такие валуны долгое время служили надёжными фетишами. Подобный камень был известен и в Кингисеппском районе. Согласно верованиям местных жителей, этот камень надо «ласково погладить ладонями и попросить о помощи». Тогда камень «запоёт и всё исполнит». Далее легенда приобретает характерный драматический оттенок. Однажды в этих местах появился «жадный русский» и, хотя в доме у него всего было вдоволь, стал требовать от камня золото. Но камень молчал. «Тогда русский развел огромный костёр и вылил на камень воды. Треснул камень и не поет». С тех пор, как у тверждает фольклор, «пропало крестьянское счастье на ингрийском берегу».

Фольклору известны и другие так называемые «акустические камни» на территории Ингерманландии. Один такой камень до революции находился в деревне Ильеши Волосовского района. Его называли «Пустой камень». При ударе по нему он звучал, как будто был пустотелым.

Сравнительно недавно в Карелии был обнаружен «Поющий камень». По легенде, этот валун поставлен древними карелами таким образом, чтобы днём и ночью он «пел разными мелодиями». В старину считалось, что этот «камень обладает лечебными и магическими свойствами».

Недалеко от Красного Села сохранился расколотый ударом молнии на три части огромный камень, известный в народе как Укко-киви (Укко – финно-угорский бог, киви по-фински – камень). Недавно на камне появилось современное изображение ингерманландского флага, будто бы нарисованное кем-то из последователей церкви Ингрии. У камня есть и второе название – Петров камень. По одним местным преданиям, так камень назван в честь Петра I, по другим – в память о Петровом дне. Возле камня и поныне финны отмечают Юханус, или Иванов день, – праздник летнего солнцестояния, который ежегодно приходится на 24 июня.

По дороге к современному посёлку имени Володарского, в зарослях некошеной травы, можно обнаружить Камень-Пятницу, по-видимому, связанный с культом весьма почитаемой святой, бабьей заступницей Параскевой-Пятницей. На камне небольшое треугольное углубление с дождевой водой. Говорят, что вода эта не иссякает. До революции прямо на камне стояла часовня, разрушенная при Советской власти. Старые люди рассказывают, что до революции к часовне совершались многокилометровые крестные ходы. В своё время при раскопках вокруг камня обнаружили старинные монеты и древнюю керамику, что свидетельствует о «почитании этого камня сотни, а может быть, и тысячи лет».

Иногда в фольклоре камень приобретал совершенно конкретные сакральные формы. Так, в Волховском районе бытует предание о приплывшем на льдине чудотворном каменном кресте.

2

Напоминанием о языческом поклонении камням финно-угорскими племенами может служить и легенда о пушкинском замысле поэмы «Руслан и Людмила». Известно, что среди жителей Старого Петергофа бытует удивительное предание о необыкновенном валуне, с незапамятных времён намертво вросшем в землю. В своё время какой-то неизвестный умелец превратил этот памятник ледникового периода в человеческую голову – некий символ вечной мудрости и невозмутимого покоя. В народе этот валун получил несколько прозвищ, в том числе «Голова», «Старик», «Адам». Как утверждают обыватели, каменная голова постепенно уходит в землю, становится всё меньше и меньше, но происходит это так неуловимо медленно, а голова столь велика, что жители полны несокрушимой уверенности, что их городу ничто не угрожает, пока эта чудесная скульптура видна над поверхностью земли.

Говорят, во время одного из посещений Пушкиным Старого Петергофа около этой легендарной головы и родился замысел поэмы «Руслан и Людмила». Причём не только замысел, но и образ старого доброго волшебника с говорящим именем Финн.

Сделаем небольшое отступление. Считается, что первая законченная поэма Пушкина «Руслан и Людмила» – это «волшебная сказка, вдохновлённая русскими былинами». Это правда. Но вся ли правда? Поэма написана в 1818–1820 годах. Но сам Пушкин утверждал, что замысел поэмы и первые черновые наброски относятся ещё к лицейскому периоду его жизни. А это время особенно острого интереса русской общественности к Финляндии, которая совсем недавно, в 1809 году, была присоединена к России. О том, что имя Финн не просто имя, а знак этнической принадлежности, говорит он сам в беседе с Русланом:

 
…Любезный сын,
Уж я забыл отчизны дальной
Угрюмый край.
Природный финн,
В долинах, нам одним известных,
Гоняя стадо сёл окрестных,
В беспечной юности я знал
Одни дремучие дубравы,
Ручьи, пещеры наших скал
Да дикой бедности забавы.
 

И не только он является «природным финном», но и красавица Наина, в которую в юности старик был влюблен, судя по этимологии её имени, финка. В переводе с финского Наина (Nainen) значит «женщина».

К «финской» теме Пушкин обращался не раз. Так, в 1822 году он пишет балладу «Песнь о вещем Олеге». Мало того что Пушкин обращается к легенде, извлечённой из Новгородской первой летописи, согласно которой Олег умирает от укуса змеи не где-нибудь, а на севере, в Старой Ладоге, в местах, издревле обитаемых финно-угорскими племенами, так он ещё всячески подчеркивает это обстоятельство. Так, обращаясь за пророчеством о собственной судьбе к жрецу, Олег называет его кудесником: «Скажи мне, кудесник, любимец богов, что сбудется в жизни со мною?».

А кудесники – это не кто иные, как финские жрецы, колдующие при помощи бубна, или, по-фински, «кудеса». И, как пишет об этом Д. Л. Спивак, «со славянскими волхвами ни при каком условии их не спутал бы».

Важно и то, что после смерти первого призванного на Русь варяга, основателя Новгородского княжества Рюрика, Олег получил власть над новгородскими землями как регент его малолетнего сына, Игоря. Захватив Киев, он перенёс туда свою столицу, объединив тем самым два славянских центра. Неслучайно наряду с Рюриком историки рассматривают и князя Олега в качестве основателя Древнерусского государства. Фольклор Старой Ладоги старательно поддерживает этот миф. Так, ладожане искренне верят в легенду о посещении Ладоги апостолом Андреем Первозванным в I веке. Поэтому будто бы «от избытка щедрости благодатной» в «одном небольшом местечке» появилось аж (!) семь монастырей и около двадцати храмов. С подобной старинной финской легендой об Андрее Первозванном, в связи с появлением в будущем стольного города Петербурга, мы ещё встретимся.

Рюрик – основатель Новгородского княжества

Среди староладожских храмов высятся каменные стены романтического замка, возведение которого историки относят к XII веку. В староладожском фольклоре эта крепость известна под названием «Рюриков замок». И, наконец, самое главное. Тридцатиметровый курган при въезде в Старую Ладогу в фольклоре, да и среди многих современных историков издавна считается могилой Вещего Олега. Известна ладожанам и легенда о том, почему ручей, протекающий рядом с урочищем Победище, называется Кровавым. По местному преданию, здесь произошла кровавая битва ладожан со шведами: «…и кровь по ручью стекала в воды Волхова».

Подлинными документальными свидетельствами о происхождении Рюрика историки не обладают. На сегодняшний день есть несколько версий, в том числе датская, прусская, шведская и некоторые другие. Понятно, что нас более всего интересует шведская версия. Согласно этой версии, происхождение Рюрика связывается с Эйриком Эмундарсоном, конунгом Упсалы, древней столицы Швеции. Будто бы этот Эйрик «каждое лето предпринимал поход из своей страны и ходил в различные страны, и покорил Финланд и Кирьялаланд, Эстланд и Курланд и много земель в Аустрленд». Аустрлендом, что в переводе означает «восточная земля», в скандинавских сагах именовалась Древняя Русь.

Арина Родионовна

Обо всем этом вполне мог знать Пушкин, тем более что детство поэта было тесно связано с его любимой няней Ариной Родионовной, в чьих жилах текла значительная доля угро-финской крови.

Из творческой биографии Пушкина хорошо известно, что фольклор, наряду с античной литературой и Библией, был важнейшим источником, из которого питалась его поэзия. Этот источник Пушкин находил в детских впечатлениях от общения со своей няней, известной в истории русской литературы исключительно по имени-отчеству: Арина Родионовна.

Арина – это домашнее имя няни поэта. Её крестильное имя – Ирина, или Иринья. Так она значится в ранних документах. Да и с фамилией не всё так просто. Яковлевым, или, точнее, Родионом сыном Якова, звался отец Арины. Согласно некоторым источникам, он был «крещёным чудином или карелом». Матерью Арины Родионовны формально считается русская. Дочь же во всех известных документах называется не иначе как Арина Родионовна, то есть Арина дочь Родиона, или Родионова дочь. Скорее всего, формально фамилия Яковлева у Арины Родионовны появилась только в 1820-х годах, когда, благодаря всевозрастающей славе поэта, имя-отчество пушкинской няни стало широко известно в литературных и читательских кругах.

Арина Родионовна была крепостной графа Ф. А. Апраксина на его мызе Суйда, а после приобретения Суйды прадедом Пушкина, Ганнибалом, – крепостной бабушки поэта, Марии Алексеевны Ганнибал. В 1799 году, в год рождения Пушкина, Арина Родионовна получила «вольную», но добровольно осталась няней в семье будущего поэта.

Она – одна из самых ярких представителей низовой культуры, хранитель, или, как говорят в науке, носитель фольклора. Арина Родионовна всю свою жизнь, рассказывая Пушкину легенды и предания, служила неиссякаемым источником его вдохновения. Как в том анекдоте, который не то пересказала с чьих-то слов, не то придумала сама неистощимая Фаина Георгиевна Раневская. Мальчик сказал: «Я сержусь на Пушкина, няня ему рассказывала сказки, а он их записал и выдал за свои». Впрочем, школьный фольклор, извлеченный из сочинений и устных ответов на уроках, утверждает и обратное: «Арина Родионовна очень любила маленького Сашу и перед сном читала ему „Сказки Пушкина“». Анекдоты анекдотами, но филологам известны пушкинские черновые записи сюжетов семи сказок, в которых хорошо заметны интонационные следы няниных сказов.

Кроме того, по признанию самого поэта, Арина Родионовна стала оригиналом двух литературных персонажей: Филипьевны – няни Татьяны Лариной из «Евгения Онегина» и няни Дубровского в одноименной повести.

Прижизненных легенд о самой Арине Родионовне нет. Это и понятно. Она вела тихую, скромную, домашнюю жизнь, определённую ей судьбой. И хотя Пушкин не однажды напрямую обращался к ней в своей поэзии и не раз отразил её образ в художественном творчестве, петербургским городским фольклором она замечена не была.

Скончалась Арина Родионовна в 1828 году, в возрасте 70 лет, от старости. В метрической книге Владимирской церкви, где её отпевали, в графе «Какою болезнию» так и сказано: «Старостию». Долгое время место захоронения Арины Родионовны было неизвестно. Некоторые биографы Пушкина считали, что прах её покоится в Святогорском монастыре, недалеко от могилы поэта, другие уверяли, что её погребли в Суйде, рядом с могилами родичей, третьи утверждали, что няня Пушкина нашла последнее упокоение в Петербурге, на старинном Большеохтинском кладбище. Но во всех случаях, как утверждают и те, и другие, и третьи, место захоронения Арины Родионовны, к сожалению, утрачено.

В 1937 году Ленинград широко отмечал 100-летнюю годовщину со дня гибели Пушкина. В рамках подготовки к юбилею устанавливались памятники поэту и мемориальные доски, посвящённые ему, в честь него переименовывались улицы и площади городов. Среди прочего переименовали и Евдокимовскую улицу в Ленинграде. Она проходила вблизи Большеохтинского кладбища. Её назвали Ариновской, в память о няне Пушкина. В то время легенда о том, что Арина Родионовна похоронена на этом кладбище, приобрела чуть ли не государственный статус. Среди петербуржцев ходили смутные «воспоминания о кресте, могильной плите и камне» с надписью: «Няня Пушкина». В этом не было ничего удивительного. Еще в 1928 году, в 100-летнюю годовщину смерти Арины Родионовны, на мемориальной доске, установленной на Большеохтинском кладбище, было высечено: «На этом кладбище, по преданию (курсив мой. – Н. С.) похоронена няня поэта А. С. Пушкина Арина Родионовна, скончавшаяся в 1828 году. Могила утрачена». Вся эта мифология странным образом согласовывалась со скорбными строчками современника Пушкина поэта Н. М. Языкова, который, узнав о кончине Арины Родионовны, написал пророческие строки:

 
Я отыщу твой крест смиренный,
Под коим меж чужих гробов,
Твой прах улегся, изнуренный
Трудом и бременем годов.
 

Отыскал или нет поэт Языков могилу Арины Родионовны, неизвестно, но сама мемориальная доска, провисев некоторое время на Большеохтинском кладбище, перекочевала на Смоленское. Её укрепили на внутренней стене въездной арки на кладбище. Теперь текст, высеченный на доске, и без того звучавший не очень внятно, стал относиться к Смоленскому кладбищу. Правда, одновременно с этим родилась новая легенда о том, почему была перевешена мемориальная доска. Согласно легенде, в 1950-х годах Смоленское кладбище будто бы собирались закрыть и на его месте создать общегородской парк. И доску повесили якобы специально для того, чтобы кладбище не трогали. Люди верили этому в силу священной неприкосновенности всего, что так или иначе связано с именем Пушкина.

Ныне эта легендарная мемориальная доска хранится в экспозиции Литературного музея Пушкинского Дома. А могила Арины Родионовны Яковлевой так до сих пор и не найдена.

На углу Кузнечного переулка и улицы Марата находится дом, известный в литературном Петербурге как дом, в котором после замужества жила сестра Александра Сергеевича Пушкина, Ольга Сергеевна Павлищева. Для нас же более важен тот факт, что последние годы жизни у неё нашла приют и здесь же скончалась знаменитая няня Пушкина Арина Родионовна. В 1991 году на фасаде дома № 25 по улице Марата укрепили мемориальную доску, сообщающую об этом.

А возвращаясь к Пушкину, в контексте нашего повествования напомним строчки из его знаменитого «Памятника», где финны в ряду других народов многонациональной России занимают почетное второе место после славян:

 
Слух обо мне пройдёт по всей Руси великой,
И назовёт меня всяк сущий в ней язык,
И гордый внук славян, и финн, и ныне дикой
Тунгус, и друг степей калмык.
 

3

Но восстановим последовательность нашего повествования. О счастливой жизни финских племен до прихода иноземцев рассказывает финская легенда о причинах начала Северной войны между Швецией и Россией. Война, если верить финскому фольклору, разразилась из-за Сампо. По одним легендам, Сампо – это волшебная мельница, по другим – некто вроде финского бога Аполлона. Согласно легенде, некогда на финской земле был земной рай. «Ничего люди не делали, всё делало за них Сампо: и дрова носило, и дома строило, и кору на хлеб мололо, и молоко доило, и струны на кантеле навязывало, и песни пело, а люди только лежали перед огнём, да с боку на бок поворачивались; всего было в изобилии». Но однажды боги рассердились на финнов, и «Сампо ушло в землю и заплыло камнем». Тогда люди решили разбить камень, трудились долго, но до Сампо так и не добрались, а только навалили груды каменьев на нашу землю. Со временем о Сампо проведали сначала шведы, а потом и вейнелейсы. Вот они и бьются за обладание всемогущей мельницей.

И было за что биться. Согласно карело-финской мифологии, Сампо «намалывает столько хлеба, соли и золота, что хватает на еду, припасы и устройство пиров». А само устройство Сампо представляет собой модель окружающего мира. Крышка мельницы символизирует звёздный небесный купол, вращающийся вокруг центральной оси, на которой покоится весь мир. Добавим, что вейнелейсами, или венелайнен, древние финны называли русских, производя это имя от «вендов» – собирательного названия, которым в средневековой Германии именовали всех славян, соседствовавших с немцами.

С мельницей Сампо мы ещё встретимся, а пока скажем, что, по мнению финского лингвиста, фольклориста, собирателя и составителя карело-финского эпоса «Калевала» Элиаса Лённрота, финское название Финляндии Суоми и название волшебной мельницы Сампо имеют один и тот же корень.

В устье Вуоксы, на территории современного Приозерска, древние карелы ещё 700 лет назад основали город-крепость Кякисалми, что в переводе означает «Кукушкин пролив». Если верить местному фольклору, крепость была вдоль и поперёк изрезана подземными ходами, которые вели в некий подземный город. По преданию, строить крепость там, «где трижды прокукует кукушка», было указано свыше. В Новгородской летописи крепость названа по имени народа, издревле населявшего эти места – Корела.

Сохранились следы языческого прошлого финно-угорских народов и в мифологии Обводного канала, едва ли не в самом центре Петербурга. В XVIII веке среди петербуржцев бытовали мрачные легенды о том, как давным-давно, задолго до рождения Петербурга, еще в 1300 году, во время основания в устье Охты шведской крепости Ландскроны, тамошние солдаты убили деревенского колдуна и принесли в жертву дьяволу нескольких местных юных красавиц-карелок. Как утверждают легенды, «едва святотатство свершилось, по ночному лесу разнесся ужасающий хохот, и внезапно поднявшимся вихрем с корнем опрокинуло огромную ель».

Долгое время точное место этого святотатства было неизвестно. Просто из поколения в поколение местные жители передавали, что шведы некогда «осквернили древнее капище» и место стало проклятым, хотя, повторимся, никто не знал, где оно находится. Но вот в самом начале XIX века эти мрачные легенды неожиданно напомнили о себе. Однажды при рытье Обводного канала строители отказались работать, ссылаясь на «нехорошие слухи» об этих местах. Говорят, руководивший строительством генерал-лейтенант Ф. Герард заставил рабочих возобновить строительство только силой, примерно и публично наказав одних и сослав на каторгу других.

Крепость Корела

А ещё через 100 лет на участке Обводного канала, ограниченном Боровским мостом и устьем реки Волковки, стали происходить странные и необъяснимые явления. Все мосты на этом участке канала стали излюбленными точками притяжения городских самоубийц. Их буквально тянуло сюда неведомыми потусторонними магнетическими силами. Самоубийства происходили с поразительной регулярностью и с постоянным увеличением их количества в каждом следующем году. По городу поползли тревожные слухи, что оскорблённый дух Обводного канала будет требовать жертвы каждые три года. Цифра «три» завораживала, заставляла содрогаться. И действительно, если верить статистике, большинство самоубийств происходило в год, число которого оканчивается на цифру «3» или кратно трём. Профессиональным мистикам и духовидцам вспомнилось, что в волшебном арсенале старинных угро-финских поверий цифра «3» является самой мистической.

Через много лет будто бы явилось и подтверждение этой древней тайны. В 1923 году, году, порядковый номер которого заканчивался таинственной «тройкой», в районе современного автовокзала на Обводном канале строители жилого дома наткнулись под землёй на странные гранитные плиты, испещрённые непонятными надписями, расположенными в виде правильного круга. Как утверждает городской фольклор, это были следы древнего языческого капища, осквернённого некогда теми самыми шведскими солдатами. Надписи на плитах напоминали старинные изображения лабиринта. На память приходили давние предания о том, что в этом районе в древние времена находились-таки некие лабиринты, или узелки, как их называли финны в старину. В их представлении узелки связывают богов миром живых и миром мёртвых.

Таинственный шлейф мистики витает не только над Обводным каналом. Есть своя старинная легенда и у Литейного моста. При сооружении опор моста строители столкнулись с большими трудностями. Достаточно сказать, что в районе моста Нева достигает максимальной глубины в 24 метра. Сложности начались уже при опускании одного из кессонов на дно реки. В том месте, где по проекту должна была встать одна из опор, оказалась затонувшая некогда баржа с камнем. Кроме того, при погружении в грунт кессон наткнулся на большой камень-валун. А менее чем через месяц при внезапном подъеме воды и этот, с таким трудом опущенный кессон был затоплен. Из-за резкого оседания опоры полужидкий грунт ворвался в кессон. В это время в нем работало 28 землекопов. 18 человек выбралось наружу сразу, ещё пять человек удалось спасти в ходе спасательных работ, но пятеро всё-таки погибли.

Через год случилась ещё одна катастрофа с человеческими жертвами. В сентябре 1877 года произошёл взрыв в одном из кессонов. Девять рабочих, находившихся наверху кессона, убило взрывом. Илистый грунт мгновенно поднялся в кессон и затопил работавших в нём людей. Работы по ликвидации последствий катастрофы длились около года. Летом 1878 года извлекли тела 20 человек. Только после этого работы были продолжены.

Тот самый камень-валун, на который неожиданно наткнулись строители на дне Невы, в петербургском городском фольклоре окружён мистическими рассказами. Будто это и есть тот священный валун, или «кровавый камень Атакане», которому в стародавние времена приносили человеческие жертвы. Согласно петербургским легендам, этот камень впервые обнаружили строители ещё при основании города. Он им мешал, и они будто бы сбросили его в Неву. С тех пор зловещий камень мстит людям, постоянно требуя человеческих жертв, а когда и эти жертвы не утоляют его голод, насылает на город наводнения.

В современном фольклоре его ещё называют философским камнем. Если верить древнейшим преданиям, он медленно «дозревает» на дне Невы. И только когда окончательно созреет, утверждает предание, перестанет требовать новые жертвы и на земле наступит рай.

Строителей моста не раз предупреждали, что древние боги этих мест не простят бесцеремонного вмешательства в их владения и скоро начнут мстить. Страшные предупреждения не подействовали, и мост всё-таки достроили. И тогда на мосту начали один за другим происходить самоубийства. Литейный мост стал в Петербурге ещё одним из самых мощных полюсов притяжения самоубийц. Казалось, со всего города они сходятся сюда только затем, чтобы здесь, на этом мосту, покончить счёты с жизнью.

В совокупной памяти петербуржцев всплыло ещё одно предание. Будто бы Литейный мост строили на месте, где в давние времена стоял «мост-оборотень». Говорили, что под этим «оборотнем» в безлунные ночи вдруг появлялся чёрный водоворот, который затягивал в себя людей, оказавшихся возле реки. А из водоворота потом «вылазила всяка нечисть», которая измывалась над прохожими, «поганые рожи корчила да срамные слова кричала». И, словно магнит, притягивал к себе этот водоворот всех петербургских самоубийц.

Литейный мост. Старая открытка

И не только самоубийц. Согласно одной из современных легенд, на Литейном мосту время от времени появляется тень Ленина. В характерной рабочей кепочке, с перевязанной щекой, он идёт, осторожно оглядываясь по сторонам, с Выборгской стороны. Как тогда, в ночь Октябрьского переворота, когда он из своей последней конспиративной квартиры направлялся в Смольный, где располагался штаб революции. Тогда его на Шпалерной улице дважды останавливали патрулировавшие по городу юнкера. Но сейчас призрак вождя революции доходит всего лишь до середины моста и неизвестно куда исчезает. Скорее всего, в чёрном водовороте под «мостом-оборотнем».

Подлинное месторасположение «моста-оборотня» никому точно известно не было. Старожилы, знавшие немало петербургских тайн, говорили, что мост этот мог в мгновение ока окутываться туманом и заводить неведомо куда одинокого пешехода: «в иные времена, иные земли, откуда нет возврата».

Говорят, и сегодня наибольшее количество аварий на Неве происходит при проходе больших и малых речных судов под Литейным мостом. И каждая из аварий в очередной раз напоминает петербуржцам о древнем заклятье, якобы связанном с тем самым подводным валуном.

Современные астрологи считают, что мистика Литейного моста связана с его «числовым выражением длины», равной 396 метрам. Если сложить эти цифры «особым нумерологическим способом», то в сумме окажется цифра «9». А она соответствует планете Нептун, отвечающей за тайну и мистику. При этом надо не забывать, что Нептун – это царь водной стихии.

Не отсюда ли легенды о Военно-медицинской академии, учреждённой в 1798 году и первоначально располагавшейся в корпусах так называемой «госпитальной слободы для инвалидов», основанной на правом берегу Невы Петром I ещё в 1715 году, в разгар Северной войны, для оказания помощи «служивым людям»? Здание для неё строилось по проекту лейб-медика Петра I, доктора Роберта Карловича Арескина, под руководством первого архитектора Петербурга Доменико Трезини. В 1798 году по проекту архитектора А. Порто возводится новый центральный корпус Академии, выходящий на современную улицу Академика Лебедева. Здание, расположенное в глубине парадного двора, украшено шестиколонным портиком и увенчано куполом. Перед центральным портиком в своё время стоял фонтан, украшенный скульптурой Гигиеи, дочери Асклепия, олицетворяющей здоровье.

Военно-медицинская академия с начала своего существования стала едва ли не главным учебным, научным и лечебным центром Петербурга. Между тем глухая Выборгская сторона пользовалась у столичного населения дурной славой. Да и тогдашним медикам простой народ не очень доверял. Если верить газетам того времени, «ни один извозчик ни за какие деньги не соглашался везти седока далее Литейного моста». По городу расползались слухи, одни невероятнее других. Согласно одному из них, студенты-медики Академии, или, как тогда её называли, «Клиники», по ночам подкарауливают запоздавших прохожих и душат их для того, «чтобы иметь тело для опыта». С опаской и в то же время с насмешливым пренебрежением о медиках с Выборгской стороны в Петербурге говорили: «Лекарь – из-под Литейного моста аптекарь».

Нехорошо отзывались в Петербурге и о мистических тайнах «Медного всадника», простершего над городом свою могучую длань. В народе живут многочисленные легенды, по-своему объясняющие выбор места для установки памятника. По одной из них, Павел Петрович, будучи ещё наследником престола, прогуливаясь однажды поздним вечером по берегу Невы, столкнулся с призраком своего великого прадеда Петра I. Призрак подвёл его на Сенатскую площадь, к месту будущего памятника, приподнял шляпу и вымолвил: «Здесь, на этом месте, мы ещё раз встретимся с тобой». И исчез. Поражённый Павел рассказал об этой встрече своей матери, царствующей императрице Екатерине II, которая как раз в то время искала место для установки памятника Петру. И судьба памятника была решена.

По другой легенде, более близкой к теме нашего исследования, «когда была война со шведами, то Пётр ездил на коне. Раз шведы поймали нашего генерала и стали с него с живого кожу драть. Донесли об этом царю, а он горячий был, сейчас же поскакал на коне, а и забыл, что кожу-то с генерала дерут на другой стороне реки, нужно Неву перескочить. Вот, чтобы ловчее скок сделать, он и направил коня на этот камень, который теперь под конём, и с камня думал махнуть через Неву. И махнул бы, да Бог его спас. Как только хотел конь с камня махнуть, вдруг появилась на камне большая змея, как будто ждала, обвилась в одну секунду кругом задних ног, сжала ноги, как клещами, коня ужалила – и конь ни с места, так и остался на дыбах. Конь этот от укушения и сдох в тот же день. Пётр Великий на память приказал сделать из коня чучело, а после, когда отливали памятник, то весь размер и взяли из чучела».