Текст книги "Шторм по имени Френки"

42
Тайна Скенлона

Резко и сердито он обвёл рукой комнату. Я взглянула на карту, покрытые плесенью книги, хаотично громоздящиеся на полках.

– Путеводители по Британии, – сказал он тихо. – Карта с указанием мест, представляющих исторический интерес.

Он говорил так, будто слова шипами кололи ему губы.

– Везде, где могут обитать призраки. Замки, места древних побоищ, старые шахты… приморские деревни, где все трагически утонули в один день… – он бросил на меня взгляд. – Мы прочесали страну вдоль и поперёк, всего и не перечислишь.

Несмотря на то что он мне говорил, я невольно пожалела Скенлона. Неужели его действительно таскали по всем этим жутким местам в поисках мертвецов? С шести лет? Когда мне было шесть, я искала только пасхальные яйца.

Скенлон разошёлся не на шутку. На его лице заплясали зловещие огоньки, будто засветились радиоактивные отходы.

– Ты не поверишь, как Кролер обрадовался, когда узнал про Дом с видом на море, – его рот будто треснул в полумраке, и, словно бездонная пропасть, разверзлась улыбка – улыбка человека, который не улыбался целую вечность. – Удивительно, что фургон не загорелся, с такой скоростью он гнал по шоссе.

Он окинул полки другой рукой.

– Вначале он использовал охотничьи капканы. Намордники. Не очень эффективно. Слишком медленно. Отказался от них. И построил свою машину. Засасывает и спрессовывает. Работает с неизменным успехом. Мы занимаемся этим много лет. Оттачиваем нашу технологию, – на последнем слове его губы снова изогнулись в улыбке.

– Я приманка, – сказал он наконец. – Я их заманиваю. Вот зачем нужна эта идиотская цветастая футболка. Чтобы привлечь внимание. Очень эффективно с маленькими детьми… – на мгновение он прикрыл глаза. – Беспроигрышный вариант. Они любят яркие цвета. Это вызывает у них доверие. В одной из консервных банок есть маленькая девочка… – его голос дрогнул. – Ей моя футболка понравилась больше всех.

Он небрежно вытер нос рукавом.

– А Кролер – ну, ты видела его одежду, этот робкий взгляд? Обман. Розовые щёки? Он пользуется румянами. Хитрый расчёт, чтобы заманить жертву в ловушку.

Мне хотелось вытащить эту гнусную историю из моей головы и выбросить вон, словно паразита, но я должна была её выслушать.

– Он тут главный, – продолжил Скенлон. – Собирает информацию, находит место. Он не видит призраков, поэтому использует меня, чтобы подружиться с ними и привязать к себе. А потом… ты знаешь, что бывает. – Скенлон прикрыл глаза на мгновение. – Мама больше не возвращалась. После того как увидела, чем мы занимаемся.

– Ты… охотился на меня? – уточнила я, помолчав.

Скенлон повесил голову.

– Ты должна понять, – сказал он сквозь зубы, и голос его прозвучал совсем по-детски. – Я не хотел. Это его идея. Это всегда было его увлечением, не моим! Я просто делаю, что мне велено.

– А, тогда всё в порядке, никаких проблем, Скенлон! Раз уж ты просто делаешь, что тебе велено. Значит, ты ни в чём не виноват.

Он вздрогнул.

– Я пытался предупредить тебя. Я не хотел, чтобы ты попалась. Разве ты не помнишь?

Хоть и смутно, но я действительно помнила. Предупреждение в книге для посетителей. «Остановись». Тот вечер в кафé. «Завязывай с этим. Сделай, как я говорю, ладно? Лучше тебе угомониться».

– Вот почему я игнорировал тебя вначале. Поверь мне, Френки! Я притворялся, что не вижу тебя, чтобы тебя защитить!

– Что ж, значит, у тебя не получилось.

И вдруг весь ужас того, что он сказал, нахлынул на меня разом.

– Вы поймали и других призраков. Они здесь, да? Вокруг нас? На полках? Вот почему эта комната называется складом!

Он повесил голову, и я поняла, что права.

– Они знают? Как я?

– Нет. Я не разговаривал с ними после того как они попались в ловушку. Слишком тяжело. Все они… – он сглотнул, – утихли со временем. Они сидят здесь много лет. Кролер говорит, что они в состоянии стазиса – вроде как в сознании, но едва-едва. Наподобие спячки. – В его словах неожиданно прозвучала надежда.

Мои мысли лезли одна на другую, пихались и барахтались, словно крысы.

– Как он заставляет тебя это делать, Скенлон? Что будет, если ты откажешься охотиться? Он морит тебя голодом? Сажает на цепь под открытым небом? Тебя каждый раз приходится принуждать?

«Пожалуйста, скажи «да», – в отчаянии подумала я. – Мы ещё можем остаться друзьями, если ты скажешь «да»».

– Нет, – сказал он наконец глухо. – Ничего такого он не делает.

Постепенно всё встало на свои места. Я почувствовала, как запершило в горле.

– Ему не нужно тебя принуждать, да? Ты никогда не отказываешься. Ты… согласен на всё. По собственной воле. Потому что…

Столько месяцев я не видела истинного положения дел, а теперь я думала только о фактах и ни о чём другом. От невыносимой правды больше не скрыться.

– Потому что ты сам хочешь охотиться на нас. Потому что… тебе одиноко. А когда мы общаемся с тобой, доверяемся тебе и называем тебя своим другом, – для тебя ведь это самое приятное, да?

Скенлон походил на жалкого побитого пса.

– И хотя ты знаешь, чем всё кончится, ты всегда играешь по правилам Кролера. Да, возможно, сначала ты противился ему, – добавила я быстро, заметив, что он хочет возразить. Нет, меня не одурачить. – Но недолго. Вот почему ты перестал игнорировать меня. И приходил без Кролера. Вот почему… – мой голос осёкся, – мы провели столько времени в доме на дереве. Тебе нравится, когда тебе доверяют. Этого ты и добиваешься. Ты хочешь, чтобы в тебе нуждались.

Как только я произнесла это, то поняла, что права. Скенлон говорил, что никогда не ходил в школу. Значит, у него не было возможности завести друзей – по крайней мере, живых. И даже если бы, по чистой случайности, он всё-таки повстречался с тем, кто захотел бы стать его другом, вряд ли он смог бы пригласить его в эту дыру. К тому же – будем называть вещи своими именами – он был грязным, вонючим, угрюмым мальчишкой, с жёлтыми зубами, странной одеждой и… этим своим лицом. Полная противоположность, подумала я с неприятной смесью отвращения и жалости, высокомерно-самоуверенным детям, которые бродили по моему дому всё лето. Эти дети даже внимания бы на него не обратили, разве что проверить, не подошёл ли он к ним слишком близко.

– Мёртвые дети – единственные друзья, которые у тебя когда-либо будут, – сказала я.

– Ты правильно поняла, – сказал он безучастно. – Молодец. Пятёрка тебе.

Скенлон аккуратно заглянул через отверстия в моей банке, и на мгновение наши взгляды встретились.

Затем он мрачно кивнул.

– Я же говорил, – сказал он.

Раздались тяжёлые шаги.

– Но зачем, Скенлон? Зачем вам охотиться на призраков? Зачем сажать их в консервные банки и хранить на полке годами? Какой смысл?

Дверь в эту чудовищную комнату распахнулась настежь. Меня так резко бросило в сторону, что голова закружилась, – будто Скенлон решил спрятать банку за спиной.

– Ты же не разговариваешь с этим существом, Скенлон? – Голос Кролера звучал смазанно, язык у него заплетался. – Сколько можно повторять? Не болтать, не сочувствовать! Заканчивай с дружбой. Ты уже выполнил свою работу.

– Я просто… – парень запнулся.

– Скенлон, чему я тебя учил?

Он что-то пробурчал себе под нос.

– Громче, пожалуйста, – сказал Кролер.

– Не путать их с людьми, – сказал Скенлон.

– Вот именно. Убери это.

Моя банка закачалась, затем застыла на месте.

«Он положил меня на верхнюю полку», – подумала я. Словно позорную тайну. Рядом с остальными.

Я прижалась лицом к отверстию и увидела, как Скенлон свернулся калачиком на матрасе, не раздеваясь, в своих грязных джинсах и футболке. Неудивительно, что он воняет. Неудивительно, что он всегда двигается угловато и дёргано, раз спит на такой постели.

Затем Кролер выключил свет, и всё погрузилось во тьму.

43
Нечто в лесу

Время тянулось невыносимо медленно. Пока я сидела в своей банке из-под тунца, уставившись на стены, Скенлон был занят делом с раннего утра до поздней ночи, выполняя поручения Кролера. Хотя один час незаметно перетекал в другой, каждый день подчинялся примерно одному и тому же распорядку.

Когда Кролер громко звал его из другой части фургона и Скенлон тут же просыпался и, едва протерев глаза, шатаясь, выходил из комнаты, это было утро. Когда через много часов он, зевая и падая от усталости, возвращался обратно и отрубался на матрасе, это был вечер. В промежутке, когда он забегал в комнату за бутылкой яда или пыльной книгой с полки, был день.

Изредка и только если Кролер не звал его, Скенлон устало брал старый потрёпанный лэптоп, лежавший возле его матраса. По-видимому, это было время для «Школьного часа».

И за исключением случайных виноватых взглядов в мою сторону, Скенлон вёл себя так, будто меня вообще не существовало. Можно подумать, его чудовищного признания никогда и не было. Или, лучше сказать, оно было, но он предпочитал работать до седьмого пота, только бы не встретиться взглядом с последним мертвецом, которого он предал.

У меня были сложные чувства по этому поводу. Он считает, что я должна ненавидеть его. Но я не могла. Слишком уж несчастный у него был вид. Невозможно ненавидеть крысу за то, что она роется в мусоре в поисках объедков. И нельзя обвинять одинокого мальчика, потерявшего маму, в том, что он хитростью добивается дружбы с призраками, хотя и знает, какая участь их ждёт. Нет. Я не могла его ненавидеть.

Иногда мне хотелось ненавидеть, потому что это было бы правильным, честным, сильным чувством. Признаком того, что он мне ещё не безразличен. Но на самом деле бо́льшую часть времени я вообще ничего не чувствовала по отношению к нему. Я точно не радовалась, когда он входил в комнату, – не так, как раньше. Будто между нами что-то умерло, и я имею в виду не себя. Он не был таким, каким я хотела бы его видеть. Он не был смелым, особенным, мудрым. Он был… обычным. Самым обычным жалким трусом. И я не потеряла дружбу, потому что никакой дружбы никогда не было.

Вообще-то я почти ни о чём не думала в эти беспросветные дни.

Я не замышляла месть Скенлону. Я даже не обдумывала, как мне сбежать домой. Какой в этом смысл? Дом – место, где люди скучают по тебе. А по мне никто не скучает. Серьёзно, кому какая разница, что Френки Рипли, давно усопшая жительница Дома с видом на море, стала не более чем призраком в консервной банке? Не станут же они объявлять в розыск пропавшего полтергейста? Рыдать в подушку по ночам, мечтая о моём возвращении?

Думаю, что нет.

Наоборот, Общество охраны исторических зданий наверняка вздохнуло с облегчением – никто больше не хлопает дверьми, не швыряется детскими колясками, не бьёт стёкла, да и варёным яйцам Крикса ничто не угрожает. Дом с видом на море теперь принадлежит им, а не мне.

И ещё. Кролер похитил меня играючи. Он просто включил эту свою самодельную давилку для призраков – и всё. А барьер для малолетних трупов, который якобы должен был защищать меня, удалось прорвать так легко, будто он сделан из масла.

Никто не поинтересовался его намерениями. Не было никаких проверок, никакого паспортного контроля, никаких «Откройте, пожалуйста, вашу сумку, сэр? Что-нибудь будете декларировать?». Он взял и выкрал меня, и никто и пальцем не пошевелил, чтобы его остановить. Если Джилл – или кто-либо другой в загробной жизни, если уж на то пошло – действительно заботится о безопасности умерших детей, то странно же эта забота выглядит.

Пора взглянуть правде в лицо. Я совершенно одна. Моя дружба со Скенлоном оказалась обманом. И винить мне некого, кроме себя и своих разрушительных чувств. Что уж говорить: каждый раз, когда во мне просыпаются эмоции, это обычно приводит либо к смерти, либо к катастрофе.

Возможно, решение всех моих проблем – ничего не чувствовать?

Этим я и занималась. Сидела в темноте и ждала, когда она поглотит меня полностью.

И вскоре у меня возникло ощущение, будто мой мозг выскоблили ложкой, и осталось лишь большущее пустое место, где когда-то существовала Френки Рипли, и, надо сказать, это было приятно. Голова кружилась от этой восхитительной опустошённости, будто я наконец избавилась от чудовищной боли.

– Ну что, мои трофеи. Переезжаем. Подъём, и за работу! Пора размять ноги.

Это был Кролер.

Моя банка затряслась, взлетела в воздух, а через несколько секунд раздался звук защёлкивающегося замка. Нехотя я выглянула в отверстие. Что он сказал? Мы переезжаем? Но куда? Нас выпустят? Вышвырнут на свободу, словно краба, которого туристы выпускают обратно в море? И куда мне тогда идти?

Затарахтел двигатель. Всё вокруг засвистело и загудело. Нас шатало, будто мы едем по длинной грунтовке. Меня бросало из стороны в сторону, словно попкорн на сковородке.

Шаги. Открылась дверь. Меня снова подняли.

Через отверстия в банке я мельком заметила ёлки, танцующие на ветру. Пели птицы.

Я не верила своим глазам. Неужели нас действительно выпускают на свободу? Может, Кролер не такой уж и злодей, в конце концов. Кто знает, что происходит за его обманчиво кроткими глазами? Возможно, всё это часть крайне запутанной миссии по спасению призраков или чего-то в этом роде?

Затем я разглядела кое-что другое. Самодельное и замызганно-пёстрое. Что это за штуковина такая? Я прижалась лицом к банке, чтобы получше рассмотреть. Передо мной возвышалась уродливая куча мала, странный замок, неуклюжая, нарушающая все законы перспективы конструкция. Башни торчали под несуразными углами, а перекошенные окна находились совсем не там, где им надлежало быть. Похоже, его наспех слепили из какого-то старья: нагромождение деревянных поддонов, садовых сараев, гофрированных железных панелей, обломков заборных столбов. Казалось, его спроектировал несмышлёный карапуз, а построил сумасшедший. Безумному виду конструкции способствовали хаотичные мазки красной, жёлтой и зелёной краски.

Я уставилась на неё в замешательстве, не зная, что и думать. Может, меня собираются выпустить в лес, как редкий, вымирающий вид панды? А в этом замке я буду ночевать или что-то вроде того? Я опасливо разглядывала его. Кому захочется здесь спать по ночам… или днём, если уж на то пошло. Даже глаза закрыть было бы страшно. У слепого и то голова заболит от такой картины. На рай точно не похоже.

Похоже на кошмар.

– Правда, красиво? – сказал Кролер так, будто любовался великолепным собором, а не безвкусной развалюхой, которую видела я.

От Скенлона ответа не последовало.

Снова движение. Хруст ботинок по гравию. Дверь со скрипом открылась. Меня резко опустили вниз, и в следующую секунду я замерла на месте.

– Давай, Скенлон, – сказал Кролер. – Зови своих покойничков.

44
Есть и другие

Моя банка быстро вращалась, словно я оказалась на какой-то странной карусели. Раздался режущий звук, скрежет металла – и крышка открылась. Я зажмурилась от серого света над головой и прямо перед собой увидела лицо землистого цвета, сначала подумала, что это Скенлон, но вдруг поняла, что на меня в упор смотрит Кролер. Сегодня он обошёлся без румян. Теперь-то было видно, какая у него мертвецки бледная кожа на самом деле. Будто смотришь на помесь человека и крысы-альбиноса. Или на создание из морских глубин, которых показывают только в документальных фильмах про природу. Отвратительных на вид.

– Надо же, а твои румяна, оказывается, были высочайшего качества…

– На выход, – сказал Кролер.

Осторожно, моргая и щурясь словно крот, я с опаской выползла из банки. Когда глаза привыкли к свету, я увидела, что мы находимся в просторной мрачной комнате.

Оглянувшись на банку, я заметила красные буквы на её этикетке.

ТУНЕЦ ФИДДЛЕРА: СЕРЫЙ И ВОНЮЧИЙ, НО ДЕШЁВЫЙ И ПИТАТЕЛЬНЫЙ!

Так я и думала. Тунец. Пища дьявола, не иначе.

Я с ужасом взглянула на своё тело, поднесла свои крошечные пальцы к лицу и недоумённо принялась их разглядывать. Интересно, я когда-нибудь стану снова своего привычного роста?

– Ты кто? – произнёс чей-то голос совсем рядом.

Я удивлённо обернулась.

Возле меня из банки с надписью

ГОРОХОВОЕ ПЮРЕ МИЛЛЕРА: МНОГО ПЮРЕ, МАЛО ГОРОХА!

выглядывало бледное лицо мальчика.

Мальчик дружелюбно улыбнулся.

Я растерянно подняла свои крошечные пальцы-щепочки и помахала в ответ.

Мальчик заглянул вглубь своей банки и радостно воскликнул:

– Авдий, здесь девочка!

– А ну-ка, кончай языком чесать и подвинься. Дай мне вылезти, что ли! – раздался приглушённый ответ.

Через несколько минут из банки с горохом выползли два мальчика. Они стояли, дрожа, в выцветших хлопковых брюках и поношенных рубашках. У обоих были одинаковые блестящие каштановые волосы, одинаковая манера настороженно, с любопытством поднимать подбородок, будто готовясь ко всему, что может случиться. Вообще-то, если бы не красное пятно на рубашке мальчика повыше ростом и явное отсутствие правой руки там, где она должна быть, а также пробитый висок и сильный ушиб на лбу мальчика пониже ростом, я бы не поверила, что они мертвы.

– Как тебя зовут? – спросил мальчик в окровавленной рубашке.

– Я…

– Она забыла! – загоготал он, пихая второго мальчика в бок своей единственной рукой.

– Нет, не забыла.

Хотя на секунду действительно забыла.

45
Люди в консервных банках

– ЯФренки, – сказала я, стараясь говорить как можно увереннее. – А вы кто?

– Авдий, – сказал однорукий мальчик. – А это мой младший брат Тео, – он кивнул на мальчика с пробитой головой, который, словной в трансе, разглядывал тёмную комнату.

– Из Камбервелльской богадельни.

– Откуда?

– Из богадельни, – сказал Авдий. У него даже глаза округлились от удивления. – Только не говори, что не слышала про богадельню. Ты что, никогда не встречала мальчишек из работного дома? – Он с недоверием поглядел на мои лохмотья. – На богачку ты не похожа. Слабоумная, что ли?

– Слушай, ты не видела мальчика примерно нашего возраста? – сказал Тео нетерпеливо. – Потешный такой. Интересно, куда он подевался.

– Скенлон? – сказала я мрачно. – Вон он стоит.

Мальчики умолкли при взгляде на Скенлона, переминавшегося с ноги на ногу в нескольких метрах от нас.

Пока они растерянно смотрели на Скенлона, Кролер принялся инспектировать комнату, в которой мы находились, стучать по стенам и дёргать за переключатели с таким восторгом, будто ребёнок, получивший игрушку на Рождество.

– Он? – сказал Тео разочарованно, всматриваясь в Скенлона. – Не может быть! Этот намного выше. Наш друг был одного роста с нами. Да и вид у этого парня угрюмый, что у твоего мертвеца на виселице. А наш друг был настоящий балагур.

– Впрочем, этот острый нос мне точно знаком. Похоже, всё-таки он, но вымахал, будто дерево, – сказал Авдий.

– Наш друг сильно изменился, – сказал Тео.

– Нет, – сказала я с тяжёлым вздохом. – Не изменился. Он уже много лет занимается одним и тем же.

Авдий взглянул на меня с интересом.

– Ты из Камбервелла, Френки? Вроде я тебя раньше не видел.

Я нахмурилась.

– Нет, из Клиффстоунса.

Они переглянулись, затем снова перевели взгляды на меня.

– А это в каком приходе?

– П-приходе? – запнулась я.

Тео шепнул сквозь зубы старшему брату:

– Где её башмаки? Она совсем босая. Что это за богадельня такая, где не выдают башмаков?

Полузабытые факты и фрагменты школьных уроков всплыли в голове.

– Я не из богадельни, – объяснила я, – если вы имеете в виду дом призрения. Их больше не существует.

– Да? – сказали Тео и Авдий хором, и неподдельная радость мелькнула на их лицах.

Нас прервали чьи-то всхлипывания, плач совсем маленького ребёнка. Я почувствовала, как он схватился за мои ноги, и мне тут же захотелось пнуть его куда подальше. Я только легонько толкнула его своей единственной кроссовкой, как вдруг…

– Не тронь малютку, – сказал Тео, бросив на меня сердитый взгляд, и заботливо поднял на руки чумазое нечто, барахтающееся у моих ног.

Малышке было от силы года два. Грязный красный бантик свисал с её кудрявых волос. Глянув на меня, она нахмурила бровки и повернулась к Тео.

– Ма, – сказала малышка. Похоже, она хотела добавить ещё что-то и даже наморщила личико от усилия, но уже в следующую секунду всё прошло, она просто сунула большой палец в рот и уставилась на Тео отсутствующими, почти невидящими глазами.

– Ма? Да что ты, галчонок. Где ж твоя матушка? Может, в твоей банке? – Тео пощекотал девочку под подбородком; та тихонько захихикала.

Но всем было понятно, что в банке пусто.

Авдий, наблюдая за этой сценой, сказал мне:

– Тео всегда был таким. Он даже с мышкой подружится, вместо того чтобы прибить её. Он попал сюда только потому, что бросился следом за мной и тоже угодил в ловушку. Сердце нежное, как масло.

Я рассеянно улыбнулась ему, а шестерёнки в моей голове медленно заработали.

– Мальчики, – сказала я тихо, – вы когда родились?

Тео перестал щекотать малышку.

– Не знаю, – сказал он просто. – Нам не говорили.

Авдий ухмыльнулся.

– На погост вроде ещё рано!

И оба принялись хохотать так, будто это самая смешная шутка на свете. Я хмуро поглядела на них. Разговаривать с ними – как листать словарь, то и дело натыкаясь на непонятные слова.

– Гм, ладно, а кто был королём или королевой при вашей жизни?

На этот раз они ответили уверенно.

– Королева Виктория, конечно, – сказал Авдий.

Королева Виктория? Значит, они жили… Я посчитала на пальцах. В девятнадцатом веке. Если у меня ещё оставались сомнения по поводу рассказа Скенлона, то они испарились без следа. Он действительно коллекционировал призраков, и не только из моего времени. Авдий и Тео умерли более двухсот лет назад.

Я тревожно покосилась на их раны.

Авдий заметил это, но ни капли не смутился.

– Хлопковый пресс, – сказал он как ни в чём не бывало. – Добил меня всё-таки. Тео заполз под него, чтобы вытащить меня, и его тоже придавило.

Я не знала, что сказать.

Авдий улыбнулся мне.

– Ничего, Френки. В богадельне такое случается. Постоянно. Мы ещё легко отделались. Мы видели, как оттуда вытаскивают тела с ободранной кожей. Пробитая голова Тео – вообще пустяк, а я вот руки лишился, – ухмыльнулся он. – А ты?

– Утонула.

Они поморщились.

– В ванне? Всегда говорил, вредная это штуковина, – ахнул Тео, выпучив глаза.

– Нет, в море.

Какое облегчение, встретить таких же, как я! Я уже не единственный мёртвый ребёнок в округе. Нас теперь четверо: мальчики, маленькая девочка на руках Тео и я.

Другие призраки тоже вылезали из своих консервных банок. Над нами, из банки с надписью

КОНСЕРВИРОВАННАЯ ЯИЧНИЦА-БОЛТУНЬЯ – НИКАКОЙ СКОРЛУПЫ, НИКАКИХ ПРОБЛЕМ!

появилась вымазанная в грязи, широкоплечая женщина в треснувшем бронзовом шлеме, из-под которого выбивались свалявшиеся светлые косы.

– Что за чудо в перьях! – сказал Тео удивлённо.

При звуках человеческого голоса воительница подняла взгляд и тут же схватилась за копьё.

Мы дружно отшатнулись.

Последней, бесконечно извиняясь, появилась стройная молодая женщина в чёрном платье. Когда она вылезла из банки с надписью

БУЛЬОН ИЗ ТАРАКАНОВ: ВКУСНО, КАК У МАМЫ.

мы увидели прямоугольную вмятину на её теле, от ключицы до пупка. В области живота она была совершенно плоской, будто её придавило чем-то тяжёлым.

Она заметила наши взгляды и вежливо сказала:

– Я Ванесса. Я пропустила что-то важное? Простите, если я вас задержала.

Она увидела, как мы с мальчиками разглядываем кровоподтёки на её шее, и ласково улыбнулась.

– Я сама виновата, – сказала она. – Забыла взять кошелёк. – Затем она вгляделась в полумрак. – А где тот славный мальчик? Он сказал, что разрешит мне заботиться о нём. – Пальцами с ярко-красным маникюром она изящно прикоснулась к туго заплетённым косам на своей голове. – Он был того же возраста, что и моя… моя… – она запнулась. – Надо же, – сказала она просто. – Я снова забыла. Не голова, а решето! Ну, ничего! Не обращайте на меня внимания!

Пока я пыталась сообразить, откуда она взялась, со своими подплечниками и ярко-синими тенями для глаз, Кролер громко откашлялся.

– Итак, – сказал он. – Приступим.