Текст книги "Шторм по имени Френки"

50
Уилл считает

В тёмной холодной комнате Кролер, склонив голову набок, разглядывал умирающего человека.

– Да не убиваю я тебя. Ты на пороге смерти, и у тебя вот-вот откроются глаза. А теперь давай-ка посчитаем. Последняя часть эксперимента. Думаю, тебе понравится.

– Нет-нет! – закричал Уилл, бросаясь к двери. – Не буду я ничего считать. Мне нужна помощь. Я умираю! Надо вызвать «Скорую» – моё сердце…

– Ничего ты не будешь делать, – рявкнул Кролер. – Я не дам тебе умереть, уверяю. Вот тут у меня противоядие… – он погладил себя по другому карману пиджака, – которое нейтрализует яд и вернёт тебя к жизни. Когда я решу, что пора. А сейчас ты будешь считать, как мы и договаривались!

Уилл тяжело опустился на пол у двери, тоскливо поглядывая в коридор. Он позволил Кролеру привести его обратно в комнату, с трудом волоча ноги. Его кожа приобрела чудовищный серо-фиолетовый оттенок. Он походил на умирающую медузу.

– Считай снова! Скажи мне, сколько людей ты видишь в этой комнате, – потребовал Кролер.

С измождённым ошарашенным лицом Уилл стал считать вслух заплетающимся языком.

– Я, это раз. Ты, это два. Твой сын… – последовала пауза, во время которой он искал подходящее слово. – Это три. – И вдруг его глаза округлились. – Постой. Постой. Что? А вы кто такие?

– Что ты видишь? – голос Кролера был натянут, как струна. – Скажи мне.

На лице Уилла изобразился ужас.

– Девочка… в разодранной одежде – описалась она, что ли? Это четыре. Крупная женщина, высокая такая, с косами. Это пять. Два маленьких ма… – он снова охнул и потёр грудь. – Два маленьких мальчика, изуродованные какие-то и… в крови. Чумазый малыш… э, восемь.

Он испуганно смотрел на нас.

– И женщина со странной вмятиной на груди, это девять.

– Да! – воскликнул Кролер, победоносно отплясывая на месте. – Бинго! Джекпот! Столько лет экспериментов не прошли даром!

– Но кто они такие? – прошептал Уилл, содрогаясь всем телом, словно мокрый пёс. – Что они здесь делают? Откуда взялись?

– Я объясню тебе в другой раз, – сказал Кролер, вручая Уиллу блистер с двумя таблетками. – Не бесплатно, конечно. Возвращайся, когда тебе станет лучше, и посмотришь шоу. А теперь прими лекарство – за мой счёт. Не нужно благодарить. Несколько дней тебя будет тошнить, но это пройдёт, и, думаю, тебе самому захочется вернуться и как следует разглядеть этих ребят. Иди! Такси ждёт у входа и отвезёт тебя обратно на стоянку автофургонов.

Уилл захромал к двери, бросая на нас недоумённые взгляды через плечо.

Когда он ушёл, повисла ошеломлённая тишина, затем Кролер победоносно ухмыльнулся, глядя куда-то в мою сторону.

– Надеюсь, я ответил на твой… вопрос.

Скенлон сглотнул.

– Но, – сказал он медленно, – неужели ты всерьёз думаешь, что люди, обычные люди, добровольно выпьют яд и захотят оказаться на волоске от смерти, просто чтобы увидеть несколько привидений?

– Да, – сказал Кролер как ни в чём не бывало. – Именно так я и думаю. Я знаю людей. Посмотри на Уилла. Он это сделал.

– Но он один из самых бестолковых людей со стоянки для автофургонов, – сказал Скенлон. – К тому же ты его заставил. Не все такие.

Кролер поглядел на своего сына.

– Никогда не стоит недооценивать человеческое желание, – сказал он, и его взгляд сделался мрачным, – сбежать из этого мира. Каждый день люди травят себя мусором. Некоторые готовы принять всё, что угодно, если пообещать им хоть десять минут развлечения или комфорта. Большинство из них счастливы именно тогда, когда им есть на что поглазеть. Как раз это я и предлагаю.

– Н-но… даже если ты прав и они действительно примут яд, разве им не будет скучно? Они ведь увидят всего лишь жалких мертвецов, – сказал Скенлон.

– Как бы не так. Они увидят единственный и неповторимый поезд-призрак с настоящими призраками. И они увидят доказательство вечной жизни. Скучно? Ни за что! Как только об этом узнают, люди передерутся, чтобы первыми купить билет. Они раскроют свои кошельки и предложат мне любую сумму. А яд они будут пить вёдрами. Потому что… – Кролер самодовольно ухмыльнулся, – я приготовил для них шоу, которое они никогда не забудут.

Скенлон молчал.

Взгляд Кролера остановился примерно в нескольких сантиметрах от моего лица.

– Ну что ж, Френсис, – сказал он. – Думаю, пора взглянуть на твою комнату.

51
Искушение

Поезд-призрак неспешно запыхтел дальше, через тоннель без единого окна, и чем выше мы поднимались, тем холоднее становилось. Все потрясённо молчали, размышляя об отравлении Уилла и нашем положении. Позади меня Авдий и Тео крепко держались друг за друга, пока мы грохотали в темноте; маленькая девочка сидела с круглыми от страха глазами и тихо хныкала.

Меня вдруг поразила вся абсурдность ситуации. Насколько я знаю, люди должны бояться домов с привидениями. Но сейчас напуганы призраки, а Кролер чувствует себя в своей тарелке. Это место для него как дом родной.

Поезд стонал и скрипел на путях, и вдруг здание наполнилось жутковатой, нестройной органной музыкой.

Вскоре поезд со стуком проехал через двойные двери, и я оказалась в до боли знакомой спальне.

– Как тебе, Френсис? Нравится? – крикнул Кролер с переднего сиденья. – Я постарался сделать максимально похоже на твою старую комнату.

Я вспомнила, как пристально Кролер разглядывал мой дом, каждый раз когда приходил, как прочёсывал взглядом все углы. Теперь понятно почему. Он запоминал. Здесь было всё. Та же кровать, то же стёганое одеяло, тот же коврик. Те же книжный шкаф, и стол, и занавески. Было только одно отличие.

На каждой стене в разных рамках висели изображения моря.

– На тот случай, – сказал Кролер, – если тебе понадобится мотивация.

Я огляделась. И почувствовала непонятный трепет в груди.

– Спроси своего отца… – я старалась говорить спокойно, – что я должна здесь делать.

Скенлон передал мой вопрос Кролеру, и тот рассмеялся.

– Я хочу, чтобы ты разнесла эту комнату к чертям собачьим. И чтобы ты делала это каждый день. Вот твоя задача. Ты же полтергейст, так? Вот и веди себя соответственно.

Кролер выбрался из поезда-призрака и стал выдвигать ящики комода, открывать дверцы шкафа.

– Укомплектовано по полной программе, специально для тебя, – объяснил он. – Можешь разорвать бельё, сломать картины. А ещё лучше сорвать двери со шкафа и раздолбить стены. Не стесняйся. Это зеркало изготовлено из особо хрупкого венецианского стекла, которое издаёт удивительно мелодичный звон, когда разбивается, так что советую швырять в него чем-то по несколько раз в день.

Я остолбенела.

– Всё это… – я безуспешно старалась сдержать тревожные нотки в моём голосе, – я могу разрушить?

Скенлон странно посмотрел на меня, затем повторил мой вопрос Кролеру, вызвав у него улыбку.

– Абсолютно всё. Сколько хочешь. У тебя всегда будет что разломать. Потому что в конце каждого представления мы будем всё убирать и заменять новым комплектом вещей. Бесконечное веселье, причём совершенно бесплатно, а главное, у тебя будут благодарные зрители, аплодирующие каждому твоему движению.

Мысли заворочались в моей голове, толкая и пихая друг друга. Кролер мне не нравился, как и то, что он сделал со мной, и с другими, и со Скенлоном, но… должна признать, постарался он на славу. Как ни странно, это действительно очень даже… соблазнительно.

К тому же Кролер прав. Я и вправду полтергейст, разве не так? Последние несколько недель я чувствовала себя живой только тогда, когда теряла самообладание. И я была мастером своего дела. Да и, положа руку на сердце, чем ещё я могла заниматься? В Доме с видом на море никто не радовался моему гневу. А Кролер радовался. Словно дорогому гостю, которого приглашают через парадный вход, усаживают на лучший стул в доме и даже позволяют закинуть ноги на журнальный столик.

Почему бы не сделать то, что он просит? Это же… восхитительно. Будто опускаешься в тёплую ванну.

Но есть и обратная сторона медали: я вспомнила, как он заманил меня в ловушку, как он подло выслеживал меня в моём собственном доме. На секунду во мне вспыхнуло пламя сопротивления.

Слова возражения чуть не слетели с моих губ.

– Я не… Ты не заставишь меня. Я могу просто взять и уйти… – но мой голос дрогнул и умолк.

Потому что я вдруг поняла: нет смысла упрямиться. Внезапно у меня появилось чёткое и ясное представление о том, какие у меня варианты. Я больше не дочь. Я больше не сестра. Я больше не Френки. Разве я не стёрла свою личность начисто в той консервной банке? А вот и замена – простая и понятная роль, – и чтобы сделать её постоянной, мне нужно всего лишь сказать «да». А потом я смогу выкинуть свою прошлую жизнь прочь, словно змея сбрасывает кожу. Начать заново. С чистого листа. Кто я такая, чтобы отказываться?

Словно уловив моё замешательство, Кролер бросил уверенную улыбку в мою сторону.

– Ну же, девочка, – сказал он. – Взгляни правде в лицо. Куда ты пойдёшь? Снова бить лампочки в доме, из которого ты давно выросла? Ты способна на большее, и ты это знаешь. Разве тебе не хочется опробовать свои удивительные способности? Продемонстрировать, что ты умеешь?

Мои руки и ноги дёрнулись в ответ на его слова – едва уловимое, но ощутимое движение, словно кукловод потянул за ниточки.

А потом до жути уверенным взглядом Кролер посмотрел на меня в упор, и на долю секунды мне показалось, будто его тёмные глаза проникли в самую глубину моего сомневающегося сердца и разглядели то, что я пыталась скрыть.

– Разве ты не хочешь, чтобы тебя увидели?

Кролер обратился к Скенлону.

– Ну? – спросил он.

Скенлон взглянул на меня, и я коротко кивнула.

– Она согласна, – сказал Скенлон безучастно.

Глаза Кролера победоносно блеснули.

– Репетиция начнётся завтра.

52
Ноль эмоций

Последовал целый месяц изнурительной подготовки. Скенлону поручили репетировать с другими призраками, хоть его это явно не радовало, а себя Кролер назначил моим личным тренером.

И по большей части мои тренировки заключались в следующем: он требовал, чтобы я придумывала всё более креативные способы расколошматить свою комнату. Он доводил меня до предела. Если я просто разрывала одеяло или сбрасывали картины со стен, он вознаграждал меня ехидной ухмылкой.

– Не будь такой прозаичной, Полтергейст! Ты способна на большее.

Ему нравилось, когда я с диким воплем срывала картины со стен, а затем швыряла их через всю комнату прямо ему в голову. Ему нравилось, когда я разрывала постельное бельё на мелкие кусочки, терзала подушки так, что перья летали, и опрокидывала шкаф.

– Больше задора, Рипли, – требовал он. – Разбуди в себе зверя!

Он заставлял меня работать и над выносливостью.

– Ты будешь заниматься этим по восемь часов в день, каждый день, – сказал он. – Нужно рассчитывать свои силы и удерживать ярость столько, сколько нужно.

Иногда он сам принимал «Напиток мертвеца», чтобы разговаривать со мной напрямую. Когда я уставала, он говорил, что призраки не устают. Когда меня шатало и ноги подкашивались, он с издёвкой качал головой.

– Ты должна это делать, не думая, – сказал он. – Ничего не чувствуя. Как робот. Это же твоя сущность. Очисти свой разум от всего лишнего. Избавься от вялости и немощности. Выкинь свои воспоминания. Важно только то, что происходит здесь и сейчас. – Затем он включал таймер. – Пять часов и тридцать три минуты. Неплохо. Но и не блестяще. Ещё раз, с самого начала. Скенлон, новый инвентарь, пожалуйста!

Через четыре недели – когда я научилась крушить, колотить, бить и царапать ровно девять часов без перерыва – он даже позволил себе улыбнуться.

– Неси манекены, – сказал он однажды утром.

– Манекены? – пробормотала я, смахивая спутанные волосы с лица.

Скенлон молча прикатил тележку с чучелами – ростом с детей и ростом со взрослых.

– Ну, конечно, – сказал Кролер, тяжёло дыша от яда, попавшего в организм. – Ты же не думала, что дело ограничится битьём тарелок? Люди платят за то, чтобы их развлекали. Будешь швырять клиентов через комнату по двадцать раз в день, не меньше. Попробуй поднять одного.

Пыхтя и шатаясь, я попробовала поднять ближайший манекен.

– Чем он набит, свинцом?

– Песком. Это же твоя родная стихия, – он злобно ухмыльнулся мне. – Попробуй ещё раз.

На этот раз мне удалось приподнять на полсантиметра самый маленький манекен.

– Вот те на, – вздохнул он. – Какая же ты размазня, Френсис. Настоящая дохляндия. И ты называешь себя полтергейстом? Кто будет этому аплодировать? Ты звезда шоу, так что постарайся не опозориться, – он пристально посмотрел мне в глаза.

– Не могу, – сказала я, падая от усталости. – Просто не могу.

– Что за нытик! Хочешь уйти? Вот в чём дело? Скатертью дорога. Где выход, ты знаешь. Если не можешь потрудиться, лучше уходи, а я найду себе полтергейста, который действительно захочет работать.

– Нет, – сказала я, запинаясь. – Т-только не это.

– Интересно, при жизни ты была такой же никчёмной? Неудивительно, что твои родители не пришли за тобой, с таким характером, как у тебя, ты никому не нужна…

– Замолчи, – прорычала я.

– Попробуй ещё раз, – сказал Кролер, самодовольно ухмыляясь.

Тогда я схватила маленький манекен размером с ребёнка и швырнула его к ногам Кролера.

– Возьми свои слова обратно, – прошипела я. – Возьми их обратно.

– Нет, – сказал он. – Это сработало. Только посмотри! Тебя так и трясёт от ярости. Тебе нужно было это услышать.

Через несколько дней я могла запросто швырять через всю комнату даже самые большие манекены. Самое удивительное, что мне не приходилось напрягаться. Получалось как-то само, машинально.

– Лучше, когда ты ничего не чувствуешь, – говорил мне Кролер, и я верила ему. – Если эмоций слишком много, это может довести тебя до истерики, и тогда толку от тебя будет ноль. Научись добиваться результата, не задумываясь.

Однажды Кролер сказал:

– Френсис, можешь швырнуть свою кровать на другой конец комнаты?

Я уставилась на него в недоумении.

Затем он сказал:

– Швырни эту кровать через комнату, Полтергейст, – и я тут же это сделала без лишних вопросов, ни о чём не раздумывая.

Он вознаградил меня довольной ухмылкой.

– Думаю, мы готовы к открытию.

53
Делай, как велено

– А это что такое?

Список гостей составили, приглашения выслали, билеты забронировали. Каждый сантиметр поезда-призрака украсили бутафорской паутиной и свежими брызгами искусственной крови. Снаружи дома с привидениями раздавались человеческие голоса, и с каждой секундой они становились громче.

На сегодня была назначена премьера. Меня натренировали так, что я могла разнести свою спальню с закрытыми глазами. И теперь Скенлон стоял передо мной и наносил спреем что-то липкое и синтетическое на моё лицо.

Он выглядел пристыженным, и это меня радовало.

– Жидкая паутина, – пробурчал он. – Для антуража. Приказ Кролера.

Нити паутины приклеились к моим волосам и ресницам. От них щекотало в носу.

– Вы что, издеваетесь? – спросила я.

– Прости, – пробурчал он и постарался смахнуть часть паутины, но безуспешно. – Если тебя это успокоит, все должны быть в паутине, даже я.

Я нехотя посмотрела ему в глаза. Я почти не видела его за последние несколько недель, за исключением тех неловких моментов во время моих тренировок, когда Кролер звал его, чтобы он принёс чашку чая и ещё одну дозу «Напитка мертвеца».

– Остальных видел? – спросила я.

– Да, – сказал он. – Я их каждый день вижу. Я помогал им выучить… их движения.

– Как они?

– Они… – Скенлон задумался. – Сначала были немного ошарашены всем этим, но сейчас, мне кажется, они просто рады, что выбрались из консервных банок и им есть чем заняться. Изольда не в восторге, кажется, но сложно разобрать, что она говорит. А маленькая девочка… плохо понимает, чего от неё хотят, и просто расстроена. Ей хочется обниматься, но все заняты. И она постоянно зовёт мамочку. Мальчикам и Ванессе не терпится приступить к делу. Они до сих пор благодарят меня за крышу над головой и работу. Это… это ужасно.

– Надо было думать об этом до того, как ты решил охотиться на нас.

– Ты никогда не простишь меня, – произнёс он, и это был не вопрос.

– Какая разница? – сказала я. – Теперь мы здесь. Может, Ванесса и мальчики правы.

Ощущение было такое, будто моя голова набита песком. Внезапно на меня навалилась усталость, и я отвернулась. Снаружи возбуждённый гул толпы нарастал, словно пузырь, который вот-вот лопнет.

– Тебе лучше уйти, – сказала я. – Иди и делай, что велено.

Он направился к двойным дверям и глянул через плечо. Парень принарядился по такому случаю и был одет в красный смокинг, похожий на костюм укротителя львов. Лучше бы он остался в своей чудовищной розово-лаймовой футболке.

Скенлон растянул губы в улыбке, обнажив жёлтые зубы.

– Удачи, Френки!

На мгновение внутри меня что-то дрогнуло, что-то мягкое и нежное. Ведь я могу просто уйти. Дождаться, когда дверь внизу откроется, и выскользнуть в лес. И взять Скенлона с собой. Никто из нас не закован в цепи. Если задуматься, мы можем уйти в любой момент. В этом и проявляется вся гениальность Кролера – он убедил нас остаться, потому что это в наших интересах. Но мы могли бы уйти, если бы захотели.

Но разве я этого хочу?

Меня переполнила бескрайняя, безымянная тоска. Когда-то я знала, чего хочу, но теперь забыла. Это место стёрло все воспоминания.

– Скенлон? – сказала я, хватаясь за его имя, как за спасательный круг.

Но не успел он повернуться, как я уже отказалась от идеи вырваться на свободу. Куда я пойду? Где моё место? Я знала, что ни один из нас не вписывается в общество. К тому же мы не друзья.

Да и вообще, я столько тренировалась, что мне самой уже не терпелось выступить.

Парень задержался на пороге.

– Ты что-то сказала? – спросил он тихо.

– Неа, – буркнула я.

Через несколько мгновений он ушёл.

И тут же свет в моей комнате погас, и заиграла жутковатая органная музыка. Где-то в глубине здания раздался грохот поезда-призрака, везущего ко мне первых зрителей.

В темноте я почувствовала, как сжались мои губы, и услышала странный холодный смешок, который напугал меня на секунду, прежде чем я поняла, что смеюсь я сама. Я повернула голову налево, затем направо, размяла плечи, кисти. Почувствовала, как всё внутри меня

хрустит, скрипит,

трещит и просыпается.

ПРИСТУПИМ!

54
Оглушительный успех и марионетки

Несмотря на модную одежду и дорогие сумки, люди на аттракционе «Дом с привидениями и Поезд-призрак Кролера Лейна™ (С настоящими призраками! И живым выступлением мертвецов! Каждый вечер!)» казались уродливыми, и не только потому, что частенько бледнели, хватались за живот и извергали содержимое своих желудков, свесившись через край вагона. Нет, уродливыми их делал восторг в глазах, когда они въезжали, громыхая, в мою комнату, после того как метали копья в Изольду, таращились на сироток и смотрели, как те умирают ради их удовольствия. В общем, они мне не нравились.

Но даже они казались ангелами по сравнению с другими посетителями – печальными. Теми, кто потерял родственников и любимых, кто не сводил с меня полных отчаяния глаз, искал у меня утешения. Я устала от их попыток схватить меня со своих сидений, от просьб сказать им, не видела ли я их маленького сына, не разговаривала ли с их сестрой, не пересекалась ли с их лучшим другом, а? Не могу ли я поискать их? Не затруднит ли это меня? Они будут так благодарны.

Оставьте меня в покое, хотела я рявкнуть на них. Если вы потеряли кого-то, то это уже навсегда! Смиритесь!

Вместо этого я их игнорировала. Они не могли помешать моему выступлению – меня слишком хорошо натренировали, чтобы я отвлекалась. И в конце концов они уходили с чудовищными, вымученными, скорбными улыбками, вытирая слёзы, а я вздыхала с облегчением. Но потом они возвращались. Это был настоящий кошмар. Они не сдавались.

И тогда Кролер, никогда не упускавший возможность заработать, заставил меня врать им и говорить, что я видела их любимых. И за астрономическую сумму я передавала им весточку от их двоюродной бабушки Барбаронки Маджонки или ещё кого. Сообщения я придумывала сама.

Да, мне намного больше нравились те, кто приходил просто поглазеть на меня, будто на фейерверк, и ахал и охал тогда, когда это надо было по сюжету. Они ждали от меня представления, получали желаемое, а потом оставляли в покое. Всё было ясно и просто. Раз плюнуть.

И Кролер был прав ещё кое в чём. Мне нравилось, что меня видят. Каждый раз, когда громкоговорители объявляли, что поезд-призрак заворачивает ко мне («А теперь, дамы и господа, звезда нашего шоу, призрак с харизмой, феноменальный дух с убийственной мощью, ПОЛТЕРГЕЙСТ!), меня трясло от возбуждения. А когда они уезжали, я ложилась на кровать, уставившись в потолок, и принималась снова и снова прокручивать в голове своё выступление, анализируя, что получилось, а что следовало бы улучшить.

Через пару недель моё отношение к Кролеру кардинально изменилось. Если раньше я считала его дьяволом во плоти, теперь он казался мне великодушным меценатом. В конце концов, до его появления я думала только о том, чего мне нельзя делать. Мой характер был проклятием – он доводил людей до слёз, а иногда заставлял промочить штаны.

Вообще-то с самого моего рождения и уж точно после моей смерти все, кого я знала, в чём-то меня ограничивали. «Нельзя кричать на свою младшую сестру, Френки. Нельзя поджигать городскую ратушу. Нельзя хмуриться на Тею Трабвелл, будто ты на дух её не переносишь, даже если это так. Нельзя бродить, где тебе вздумается, без сопровождения, даже если ты уже умерла». Моя так называемая дружба с Скенлоном тоже началась с запрета – он сказал, чего мне делать нельзя.

А Кролер был не таким. Его интересовали не ограничения и не то, что я не могу. Его интересовало только то, что я могу. Он разрешал мне злиться. В этом и заключался мой талант. Моё главное преимущество. Он видел во мне потенциал. И чем больше я злилась, тем больше он радовался. Он видел ШТОРМ ВНУТРИ МЕНЯ и призывал дать ему волю.

И это было приятно.

Даже леденящая душу органная музыка, игравшая весь день, каждый день, казалась теперь довольно бодрой и дружелюбной в своей очаровательной нестройности. Я иногда напевала её, когда она не играла. Скучала по ней, когда она умолкала. И чувствовала себя собой, только когда её снова включали. Это был мой саундтрек. Моя музыкальная тема. Она пробуждала меня к жизни.

Ещё через пару недель я перестала узнавать людей на фотографии в моей комнате. Я знала, что когда-то жила в другом месте, но прошлое ушло безвозвратно. В моём сердце не осталось ничего, совершенно ничего, кроме желания устроить ещё больший бедлам, когда в следующий раз поезд-призрак, громыхая, въедет в мою дверь. Я стала удивительным существом – полноценным, высококвалифицированным, первосортным полтергейстом, а для других желаний и стремлений просто не осталось места.

Я крушила. Я ломала.

Такой я была.