Текст книги "Возвращение"

Глава 11

– Любопытно, – проронил Боуэн во время нашей встречи в понедельник.

Мы сидели за обеденным столом, который я перенес обратно на кухню, и пили воду со льдом. Перед этим я около часа показывал доктору дом и сад. Пасеку и лодку я продемонстрировал издали – не стал устраивать круизы с экскурсиями, как для Натали.

Сеанс начался с обычного отчета о том, что касается ПТСР, – и только потом я поведал о свидании с Натали. Я рассказал Боуэну почти обо всем – без интимных подробностей, разумеется.

– И это весь ваш вердикт? – удивился я. – «Любопытно»?

– А что бы вы хотели услышать? – осведомился доктор.

– Не знаю. Что-нибудь.

Боуэн почесал подбородок.

– Вы уверены, что любите ее?

– Да, – выпалил я. – Без сомнений.

– Но вы знакомы меньше двух недель.

– Дедушка влюбился, когда впервые заговорил с бабушкой, – возразил я, хотя, признаться, тот же вопрос не давал мне покоя все утро. – Она… Такой, как она, я еще не встречал. Знаю, странно… и все-таки я ее люблю.

– И вы готовы бросить учебу?

– Да.

– Любопытно, – повторил Боуэн.

Его бесстрастный тон порой вызывал у меня досаду – мягко говоря.

– Вы мне не верите? – возмутился я.

– Конечно, верю, – ответил доктор.

– Однако вас что-то беспокоит, да?

– А вас разве нет?

Я понимал, к чему он клонит.

– Вы о другом мужчине?

– Это может привести к довольно сложным последствиям, – произнес Боуэн.

– Согласен, – вздохнул я. – Однако я верю в ее чувства. Она призналась мне в любви.

Доктор поправил на носу очки.

– Судя по вашим словам, так, скорее всего, и есть.

– Вы правда так считаете?

– Не буду ничуть удивлен. Порой вы недооцениваете чужое к вам отношение. Вы молоды, умны, богаты, успешны. К тому же служили в армии, отчего многие считают вас героем.

– Ого! Спасибо, док, – смутился я.

– Да не за что. Легко могу представить, что женщина в вас влюбилась – однако это не отменяет ее жизненных трудностей. И не значит, что отношения будут развиваться так, как вы надеетесь. Люди – существа непростые, жизнь редко идет по плану, а чувства бывают обманчивы. Исходя из ваших слов, Натали хотела сообщить, что ваши отношения вызывают у нее внутренние противоречия. И если она не справится с этим, проблем не миновать.

Я глотнул воды, обдумывая услышанное.

– Что же мне делать? – наконец спросил я.

– С чем?

– С Натали. – Я почувствовал в собственном голосе грустные нотки. – Что делать, если она несвободна?

Боуэн молча поднял бровь. Он ждал, пока я сам отвечу на свой вопрос. Хорошо меня изучив, он понимал, что я найду ответ, – и я нашел.

– Нужно смириться с тем, что я не могу контролировать других людей, – отчеканил я. – Я могу влиять только на свое поведение.

– Верно, – улыбнулся доктор. – Хотя, полагаю, вам от этого не легче.

Да, подумал я. Ни капельки не легче.

Я несколько раз глубоко вдохнул, надеясь, что есть и другой выход, а затем машинально повторил то, что усвоил на предыдущих сеансах:

– Вы, наверное, скажете, что я должен превозмогать себя. Хорошо спать, упражняться, есть здоровую пищу, пить меньше спиртного. Обращаться к ДПТ и КПТ, когда нахожусь на взводе. Я все это понимаю. И соблюдаю. Но сейчас мне нужно знать, как поступить в ситуации с Натали, – иначе я сойду с ума от беспокойства.

Боуэн ответил, как всегда, спокойно:

– А разве вы можете что-то сделать, кроме того, что уже делаете?

– Но я люблю ее.

– Верю.

– Я даже не знаю, живет она с ним или просто встречается.

Мне показалось, Боуэн погрустнел.

– Вы правда хотите это выяснить?

* * *

На следующий день в машине я все еще вспоминал разговор с доктором. Я знал, чего хочу: чтобы Натали бросила своего парня, – однако я был всего лишь половиной уравнения. Или, еще хуже, одной третью.

Порой мне казалось, что дела в мире наладятся, если меня назначат главным и позволят управлять людьми. Впрочем, скорее всего, ответственность меня быстро утомила бы.

Вначале дорога шла прямо по семидесятому шоссе. Не доезжая до Роли, предстояло свернуть на сороковую автостраду, потом, у Гринсборо – на восемьдесят пятую, затем проехать через Шарлотт, а оттуда уже – в Южную Каролину, по направлению к Гринвиллу. Навигатор высчитал, что до пункта назначения я доберусь где-то между часом и двумя пополудни, – а значит, времени на поиск ответов мне хватит.

Дорога стелилась гладко по практически плоской местности – то по лесу, то среди фермерских угодий. На въезде в населенные пункты собирались небольшие пробки.

Я не представлял, как этой же дорогой ехал дедушка. Его пикап дрожал и трясся уже при сорока милях в час, а медленно ехать по трассе – опасно. К тому же дедушка прекрасно понимал: в его солидном возрасте скорость реакции оставляет желать лучшего. Чем дольше я над этим думал, тем больше склонялся к тому, что дедушка, должно быть, предпочел двухполосные сельские дороги. Такой путь занял бы больше времени – а как я узнал, дедушка добрался до Исли за два дня.

Я остановился перекусить к югу от Шарлотт, затем вновь продолжил путь. Судя по данным навигатора, в Гринвилле восемьдесят пятую трассу пересекало сто двадцать третье шоссе, которое шло точно куда мне надо. Перед отъездом я узнал, что это шоссе к тому же вело к Клемсонскому университету, располагавшемуся чуть западнее Исли, отчего я задумался, не студентка ли эта Хелен. Неужели дедушка на старости лет приударил за молоденькой девчонкой?

Мысль до ужаса нелепая, и после шести часов за рулем я от души над ней посмеялся.

Я с легкостью нашел сто двадцать третье шоссе – финальный отрезок маршрута – и несколько минут спустя начал искать дорожные отметки. Если бы инсульт приключился восточнее, то дедушку отвезли бы в Гринвилл – крупный город с большим числом больниц. Наконец я приметил знак с отметкой «девятая миля» и замедлил ход, осматривая обе стороны шоссе. Здесь, в отличие от прежнего пути среди лесов и полей, появились домики и лавки ростовщиков, стоянки подержанных автомобилей и свалки металлолома, автозаправки и даже один антикварный магазин. Пейзаж меня обескуражил: на обход всех домов и магазинчиков потребуются дни, а то и недели. Удастся ли найти человека, который спустя полгода вспомнит моего дедушку или хоть чем-то поможет? Мне хотелось разгадать тайну, однако я не готов был посвятить ей так много времени.

Впрочем, когда я миновал отметку «восьмая миля», мое сердце забилось быстрее. По правую руку я заметил «Вафельный дом» – дедушка обожал эту сеть закусочных, – а затем, где-то минуту спустя, у обочины показался небольшой знак: «Мотель “Эвергрин”».

На медицинском факультете нам рассказывали, что инсульты чаще всего случаются в один из двухчасовых периодов – утренний или вечерний. Если учесть, во сколько дедушка обычно просыпался, его вероятный завтрак в «Вафельном доме» и время прибытия в больницу, получалось, что ночевал он, скорее всего, в мотеле «Эвергрин».

Когда я подъехал, предчувствие усилилось. Этот пейзаж я уже видел на «Гугл Планета Земля», однако вживую разобрался гораздо быстрее. Здание, которое я принял за торговый центр, оказалось стареньким мотелем, расположенным прямо у знака «седьмая миля». Тут наверняка предпочитали наличные, а у дедушки как раз не водилось кредитных карт. Я мог с легкостью представить, что он остановился именно здесь – в одноэтажном мотеле в форме буквы «С», комнат на двенадцать, не больше. Стены, когда-то выкрашенные оливковой краской, потускнели, сделавшись слегка зеленоватыми; у дверей в номера стояли ветхие кресла-качалки – видимо, чтобы добавить уюта. Место напоминало и наш дом в Нью-Берне, и «Факторию» одновременно. Увидев этот мотель, дедушка наверняка обрадовался.

Табличка на ближайшем окне подсказала мне, где лобби, и я остановил машину прямо напротив. На парковке ютилось три автомобиля – даже много для здешних мест. Расчетное время уже миновало – значит, постояльцы, как ни странно, решили задержаться еще на одну ночь. Или же внесли почасовую оплату и сейчас вовсю резвились в постели. Не то чтобы я осуждал такой вид досуга…

Я открыл скрипучую стеклянную дверь и под звон колокольчика вошел в тусклое помещеньице с высокой, по грудь, стойкой администратора. На крючках позади стойки висели ключи с пластмассовыми брелоками. Дверной проем частично закрывала штора из бусин, из-за которой слышалось бормотание телевизора. Затем звук убавили, и из-за шторы выплыла низенькая рыжеволосая женщина лет то ли тридцати, то ли пятидесяти. Она едва скрывала раздражение, будто мой визит отвлек ее от единственного развлечения среди рабочей рутины.

– Вам комнату?

– Нет, – ответил я. – Мне нужна ваша помощь.

Я вкратце изложил, о чем хотел узнать. Пока я говорил, женщина с нескрываемым любопытством разглядывала мою покалеченную руку и шрам, а затем вдруг спросила:

– Вы военный?

– Морпех, – ответил я.

– Мой брат из армейских, – поделилась женщина. – Три раза гонял в Ирак.

– Не позавидуешь, – вздохнул я. – А я служил в Афганистане.

– Там тоже не курорт.

– И то верно. Но я хотя бы не был там трижды.

Моя собеседница наконец улыбнулась.

– Так что вы там говорили о дедушке?

Я снова рассказал о нем, прибавив, что, по словам санитаров, его подобрали рано утром у дорожного знака, который стоит возле мотеля. А значит, дедушка, скорее всего, останавливался здесь.

– Вы не могли бы проверить по журналу? – попросил я.

– Когда это случилось?

Я назвал дату, и женщина покачала головой.

– Мне очень жаль. Я правда хочу помочь, но вам нужно спросить у Бо. Мне не дозволено показывать записи – разве что полицейским с ордером. Иначе уволят.

– Бо – владелец мотеля? – уточнил я.

– Управляющий, – поправила женщина. – Владелец – его дядя из Вирджинии.

– Дадите мне телефон Бо?

– Конечно, однако сейчас его лучше не беспокоить. Бо спит. Он не любит, когда его будят: по ночам работает. С восьми вечера до восьми утра.

С таким графиком я бы тоже спал без задних ног.

– А вы случайно не помните моего дедушку? Может, работали здесь в тот день? Или слышали что-то?

Женщина побарабанила пальцами по стойке.

– Мне что-то говорили о пожилом мужчине, которому вызвали скорую прямо сюда, на парковку. Возможно, это он и был. А может, и нет. За последние годы здесь несколько человек умерло. В основном – сердечники. Одно самоубийство.

Я задумался: только здесь такое происходит или во всех гостиницах?

– А Бо выйдет на работу сегодня вечером?

– Угу, – кивнула женщина. – Не судите его строго. Он выглядит немного чокнутым, но это только видимость. У него доброе сердце.

– Благодарю за помощь.

– Да пока не за что, – засмущалась женщина. – Давайте я оставлю записку для Бо – предупрежу, что вы придете, и попрошу помочь.

– Спасибо!

– Напомните, как вас зовут?

– Тревор Бенсон.

– А я – Мэгги, – представилась женщина. – Спасибо вам за службу родине. И простите, что больше ничем не могу помочь.

* * *

Чтобы скоротать время, я вернулся в Гринвилл, где побродил по книжному магазину и пообедал стейком в ресторанчике. Мне предстояло где-то переночевать, поэтому я снял номер в «Мариотте». Может, «Эвергрин» и понравился дедушке, однако я предпочитал отели попрезентабельнее.

Я вернулся в «Эвергрин» в четверть девятого. Стемнело. Фары внедорожника высветили на стоянке еще четыре машины – уже не те, что прежде: время дневных утех давно миновало. Я припарковался на прежнем месте и зашел в вестибюль, где снова трещал телевизор. Из комнатки персонала появился Бо.

Я сразу понял, о чем предупреждала Мэгги: парень выглядел именно так, как должен выглядеть работник ночной смены в местечке под названием «Эвергрин» неизвестно где. Думаю, Бо приходился мне ровесником или чуть младше – тощий как жердь, с жидкой бородкой и волосами, не мытыми как минимум неделю. На его белой футболке желтели пятна, с ремня свисала цепочка, крепившаяся к бумажнику в кармане. На лице застыло нечто среднее между раздражением и безразличием, изо рта разило пивом.

– Вы – Бо? – на всякий случай уточнил я.

Парень потер подбородок тыльной стороной ладони и вздохнул.

– А вы кто?

– Тревор Бенсон, – представился я. – Я уже заходил, беседовал с Мэгги.

– Ах да, – пробормотал он. – Мэгги оставила мне записку. Просила вам помочь, потому что вы – ветеран. Что-то там насчет дедушки.

Я начал рассказывать все заново. Не успел я закончить, а Бо уже закивал:

– Да-да, припоминаю. Пожилой мужчина… даже старик, да? На древнем пикапе?

– Скорее всего, он.

Бо пошарил за стойкой и достал тетрадь – из тех, что пачками лежат в канцелярских магазинах.

– Какой день ищем?

Я назвал дату, наблюдая, как Бо перелистывает страницы в обратном направлении.

– Дело в том, что удостоверение личности мы просим, только когда постоялец использует кредитку. Если же он платит наличными или вносит залог, мы документы не проверяем. У нас в журнале полно Джонов Доу[41]41
  Имя «Джон Доу» (или «Джейн Доу», если речь о женщине) используется в англоязычных странах для обозначения анонимной или малозначимой персоны. Изначально Джоном (или Джейн) Доу именовали в суде истца, если тот неизвестен или пожелал остаться анонимным.


[Закрыть], так что ничего не обещаю.

Неудивительно.

– Думаю, дедушка назвал настоящее имя, – предположил я.

Бо продолжил листать журнал и наконец добрался до нужной даты.

– Как там вашего дедушку?

– Карл Хэверсон.

– Есть такой. Заплатил наличными за одну ночь. Утром вернул ключ, а мы отдали ему депозит.

– Не помните, что он сказал? Куда собирался потом?

– Простите, тут уж я помочь не могу. Для меня все гости на одно лицо.

– Совсем ничего не помните?

– Помню, как нашел его в машине, – протянул Бо. – Мотор работал. Не знаю, сколько ваш дедушка там пролежал. Выглядываю в окно – а там пикап поворачивает на шоссе. Пару минут спустя смотрю снова – машина не сдвинулась с места. Я хорошо запомнил, потому что дым валил вовсю. К тому же пикап перекрывал въезд в мотель. Я выбежал, хотел постучать в окно – и тут увидел, что старик лежит ничком. Я открыл дверь и понял: дело дрянь. Жив или мертв – неизвестно, так что я вернулся в мотель и набрал «911». Приехала полиция, затем скорая; санитары немного повозились, прежде чем погрузить его в фургон.

Выслушав управляющего, я выглянул в окно, в красках представив себе сцену с пикапом. Чокнутый или нет, Бо все-таки мне помог.

– Не знаете, что стало с машиной? – поинтересовался я.

– Кое-что знаю.

– Что именно?

– Я спросил шерифа, можно ли переставить пикап, чтобы тот не загораживал проезд. Мотор, как вы помните, еще работал. Шериф разрешил, но велел забрать ключи и хранить их в конверте на случай, если хозяин машины вернется. Я отогнал пикап на парковку и сделал, как мне сказали.

– Ключи еще у вас?

Бо помотал головой.

– Почему?

– Вы только не злитесь. Я подождал пару недель, но владелец – ваш дедушка – так и не объявился. И я больше о нем не слышал.

– Я не сержусь, – заверил я. – Проблем у вас не будет. Я просто надеюсь, что в кабине осталась какая-то зацепка. Которая подскажет, куда держал путь дедушка.

Бо внимательно на меня посмотрел.

– Дядя мне посоветовал убрать отсюда пикап, – признался он. – Так что ключи я отдал водителю эвакуатора.

– Не помните, кто это был?

– Эй Джей, – ответил Бо. – Из «Эвакуаторов Эй Джея».

* * *

Заключив, что навещать Эй Джея поздновато, я вернулся в гринвиллский «Мариотт». Там я принял душ, посмотрел боевик по платному каналу и наконец забрался под одеяло. Перед сном я написал Натали:

Привет! Дорога была долгой, но я рад, что поехал. Кое-что узнал. Пикап эвакуировали. Поспрашиваю об этом завтра. Люблю тебя.

Я слишком устал, чтобы дожидаться ответа, поэтому перевел телефон в беззвучный режим и выключил свет. Уже проваливаясь в сон, я успел подумать: интересно, куда все-таки ехал дедушка?

К утру Натали так и не ответила.

* * *

После завтрака я подумал, не позвонить ли в «Эвакуаторы Эй Джея», но решил сразу к ним заехать. Навигатор привел меня в промышленный район Исли. Передо мной предстало большое блочное здание прямоугольной формы с массивными подъемными дверями. Оно стояло посреди покрытого выбоинами асфальтированного двора, окруженного высокой сетчатой оградой. Ворота на территорию были заперты на цепь и амбарный замок. На дальнем краю площадки пылились три автомобиля. Хотя я приехал в рабочее время, здесь не было ни души.

Немного поразмыслив, я решил, что закрытая территория – вполне логично. Если все эти машины – брошенные, а не конфискованные за нарушения, содержать тут офис или даже секретаря – без надобности. А звонки на служебный телефон, скорее всего, перенаправлялись на мобильный Эй Джея.

Я набрал номер, переждал гудки и, прослушав автоответчик, говоривший хриплым голосом Эй Джея, оставил короткое сообщение насчет пикапа.

Оставалось только ждать звонка, так что я сделал кружок по Исли; городок оказался симпатичнее, чем я думал. Я снова подъехал к больнице и, не выходя, мысленно поблагодарил хороших людей, которые там работали. Прежде чем дедушка умер, о нем добросовестно заботились доктора и медсестры – им даже удалось отыскать меня.

В полдень я отправился в центр Гринвилла и пообедал в кафе, популярном у местных офисных работниц. Там подавали вкуснейшие сэндвичи с сыром и крабовым мясом. Из отеля я уже выписался, поэтому долго просидел в ресторанчике, а затем, решив не злоупотреблять гостеприимством, отправился на прогулку.

Пролетело три часа – Эй Джей так и не перезвонил. Прошел четвертый, пятый час. Я подумал даже, не вернуться ли в Нью-Берн, однако сдаваться не хотел. Все равно приехал бы домой не раньше полуночи.

Я снова зашел в «Мариотт» и оплатил еще одну ночь. В номере я поставил телефон на зарядку и, выставив громкость на полную, написал Натали:

Думаю о тебе. Завтра, наверное, поеду домой. Вернусь днем.

Поужинал я в мексиканской закусочной в двух шагах от гостиницы. Возвращаясь в номер, набрал Эй Джея. На этот раз он ответил. Я представился, затем объяснил, что уже звонил по поводу пикапа, – и тут связь прервалась. То ли Эй Джей бросил трубку, то ли перестала ловить сеть. Я снова набрал номер – как и утром, меня перенаправили в голосовую почту. Я сбросил.

Уже в номере, готовясь ко сну, я вновь обдумал свое положение. Похоже, Эй Джей не хотел со мной разговаривать, и я не понимал почему. А еще понятия не имел, что делать дальше. На рабочем месте я его не застал, фамилии его не знал – как же к нему подобраться? Возможно, я отыщу коммерческую лицензию на его имя, а власти сообщат мне его домашний адрес – но станет ли он со мной разговаривать, если я появлюсь на пороге? Или сразу захлопнет дверь? Судя по нашему недолгому общению – второе. Я даже подумал, не вызвать ли эвакуатор, однако понял, что Эй Джей не захочет помогать, узнав о моем обмане.

Оставалось три варианта: продолжить ему названивать, обратиться к юристу или же нанять детектива. Все это я мог сделать из дома. Я решил, что план действий подождет до утра.

А еще меня беспокоила Натали. Как ни странно, я не получил от нее ни весточки.

Глава 12

Я покинул Гринвилл с утра пораньше и в обед уже приехал домой. Как быть с Эй Джеем, я так и не придумал, поэтому совершил особенно долгую пробежку, после чего еще час разминался. Время, проведенное в машине, не пошло на пользу моей спине.

Натали хранила молчание, и я ломал голову почему. Возможно, она просто не любила переписываться или не хотела меня беспокоить, полагая, что я занят. К тому же у нее мог выдаться тяжелый денек на работе, и вечером не хватило сил даже проверить сообщения. Я и сам раньше этим грешил, чем меня попрекала Сандра: неужели так сложно прислать хоть словечко? Тогда я думал, что Сандра преувеличивает; теперь же оказался в ее шкуре.

Я сделал себе сэндвич и съел его под старый сериал про нью-йоркскую полицию. Поездка так меня утомила, что я решил отправиться спать пораньше. Уже стемнело, из окон лился лунный свет. Телефон я оставил на кухне, поэтому только вымыв и высушив тарелку, увидел сообщение от Натали:

Хорошо доехал?

Очень заботливо с ее стороны – однако, признаюсь, меня немного задело ее долгое молчание, да и фраза показалась дежурной. Чувствуя легкое раздражение, я не стал отвечать сразу. Следующие полчаса я читал на веранде, но так и не смог сосредоточиться и в конце концов отложил учебник. Достав телефон, я написал коротко и по делу:

Да.

Интересно, уловит ли Натали раздражение в этом лаконичном ответе? Разве влюбленные в начале отношений не должны гореть желанием и страстью? И если так – то где же ее собственная страсть?

Возможно, шепнул мне внутренний голос, страсти у нее в избытке – однако раз уж ты уехал, она переключилась на того, другого.

Об этом даже думать не хотелось. Через пару минут Натали прислала сообщение:

Я сейчас в Грин-Спрингс. Можешь приехать?

Меня волной захлестнули воспоминания из детства. Грин-Спрингс – популярный на востоке штата парк развлечений – располагался на реке Ньюс, а если точнее, прямо в реке. Парк напоминал конструкции из фильма «Водный мир» и переносил посетителей во времена диких речных пляжей, которые пользовались успехом много лет назад. Построил его местный житель. Сооружение из импрегнированных[42]42
  Импрегнация – глубокая пропитка досок антисептическим составом для защиты от влаги, плесени и насекомых, которую проводят в вакуумном аппарате.


[Закрыть] досок держалось на сваях, утопленных глубоко в речное дно. Конструкция была двухуровневой, около двадцати пяти ярдов в длину вдоль каждой из трех сторон. Башня же, с верхушки которой прыгали в воду самые смелые ныряльщики, состояла из пяти ярусов. Гости Грин-Спрингс лазили по канатам и веревочным лестницам, дети скакали по дощечкам, будто кузнечики.

Я провел в этом парке множество летних деньков – карабкался по лесенкам, качался на тарзанке и бултыхался в реку снова и снова, пока хватало сил. Дедушка, которому тогда уже перевалило за семьдесят, однажды прыгнул со мной со второго уровня, вызвав бурные овации окружающих.

Плату за вход не брали, на территории запрещались наркотики и спиртное, а также любые намеки на секс – даже поцелуи. «Никаких любовных игр» – гласило правило. К моему удивлению, курить разрешалось, и я не раз видел, как в жаркие дни подростки сидели на верхних ярусах с сигаретами в зубах.

Я никогда не бывал в Грин-Спрингс поздно вечером. Думал, что к ночи парк закрывается. Возможно, Натали, как помощник шерифа, обладала особыми привилегиями. Или же владелец попросту не заметил, как она туда пробралась, хотя парк находился прямо позади его дома. Посетители проходили через задний двор и попадали на длинный пирс, далеко выдававшийся в реку Ньюс.

Несмотря на уязвленную гордость, я по-прежнему хотел увидеться с Натали и, признав, что соскучился, я набрал ответ:

Буду через 15 минут.

Поеживаясь в тонкой ветровке – весной температура нестабильна, и на дворе снова похолодало, – я захватил ключи с бумажником и сел в машину.

* * *

Я примерно представлял, где находится Грин-Спрингс, но искал его дольше, чем рассчитывал. На «Гугл-картах» парка не оказалось, поэтому я изрядно поколесил по Джеймс-Сити[43]43
  Джеймс-Сити – район города Нью-Берн.


[Закрыть], пока наконец не прибыл на место. Остановившись на покрытой гравием парковке, я сразу же заметил автомобиль Натали. Думал, сейчас появится владелец парка – проверить, кого это принесло так поздно, – однако свет в его доме не зажегся, тускло горела лишь настольная лампа на втором этаже.

Луна освещала мне путь по травянистому холму, полого спускавшемуся к реке. В соседнем доме залаяла собака, ненадолго заглушив серенады сверчков. Я шагал, вдыхая запахи сосновой хвои и свежескошенной травы.

Я добрался до низенького пирса, отметив, что полноводная Ньюс, в отличие от Брайсес-Крик, никогда не замедляла свой бег. Звезды отражались в набегавших волнах, и вода будто светилась изнутри. Однажды дедушка сказал, что Ньюс при впадении в залив Памлико – самая широкая река в Штатах, даже шире Миссисипи; здесь, в Джеймс-Сити, она простиралась всего на милю. Интересно, подумал я, борясь с дурным предчувствием, зачем Натали пришла сюда ночью?

Дальше вдоль пирса показались знакомые конструкции Грин-Спрингс, и я не смог сдержать улыбки. Место, где в детстве я бросал вызов страхам, ничуть не изменилось. Здесь по-прежнему не было перил, а также надежных лестниц между ярусами. Приходилось карабкаться по деревянным перекладинам, избегая торчащих гвоздей. В зимние месяцы владелец менял подгнившие доски и чинил прочие поломки, отчего Грин-Спрингс всегда выглядел недостроенным.

Я дошел до главного сооружения и поискал глазами Натали. Безуспешно. Пришлось тихо позвать ее по имени.

– Я здесь, наверху, – раздался голос у меня над головой.

Похоже, она залезла на второй ярус. Я взобрался туда; Натали, болтая ногами, сидела на краю дощатой платформы. Как и я, она пришла в джинсах и ветровке; рядом я заметил бутылку вина.

– Ты все-таки приехал, – с улыбкой обернулась Натали; ее глаза сияли в лунном свете. – Я уж решила, ты передумал.

– Я немного заблудился. Давно здесь не был.

Когда я уселся рядом, Натали глотнула из стаканчика. От нее пахло спиртным; бутылка, как я заметил, почти опустела.

– Как прошла поездка? – поинтересовалась Натали.

– Неплохо, – ответил я. – А зачем ты сюда пришла?

Она пропустила вопрос мимо ушей.

– Ты нашел дедушкин пикап?

– Ищу, – вздохнул я. – Я узнал, кто отогнал машину с парковки, но еще не успел его расспросить. Давно тут сидишь?

– Не знаю. Наверное, часа два. Я правда не помню. Который час?

– Почти десять.

– Поздновато, – изрекла Натали, снова глотнув из стакана.

Пьяной она не выглядела, однако бутылку почти опустошила, и я ощутил первый укол беспокойства. Что-то случилось – и мне это вряд ли понравится.

– Разве тебе не пора домой? – спросил я. – Отдохнуть перед работой?

– Завтра я не работаю. Мои смены сдвинулись, потому что другого помощника вызвали в суд давать показания. В итоге мне придется работать на выходных. А сегодня у меня вроде как субботний вечер.

– Ясно.

– Хочешь вина? – Натали протянула мне стаканчик.

– Спасибо, не хочу.

– Ладно, – пожала плечами она. – Жаль, не принесла тебе бутылочку «Инглинга».

Я молча вглядывался в ее профиль, стараясь понять и не понимая, зачем она позвала меня сюда.

Натали осушила стакан и долила туда остатки вина.

– Все хорошо? – спросил я. – Ничего не случилось?

– Ничего, – проговорила она. – Но у меня не все хорошо.

– Могу я чем-нибудь помочь?

Не ответив, Натали лишь горько усмехнулась и взглянула на содержимое стакана.

– Знаешь, а ведь я до наших прошлых выходных полгода не притрагивалась к спиртному. И вот снова пью – второй раз за неделю. Ты, наверное, думаешь, что у меня с этим проблемы?

– Я вовсе так не думаю, – возразил я. – Тебя явно что-то беспокоит.

– Пожалуй, – вздохнула Натали. – Я считала, у меня все схвачено, а теперь понимаю, как жестоко себя обманывала. – Она снова усмехнулась, отчего у меня сжалось сердце. – Прости, я несу какой-то бред.

Да, подумал я. Похоже на то.

Впрочем, я понимал, что такое эмоциональное расстройство. По собственному опыту я знал: обсуждение проблемы поможет, только если говорить будет в основном она. Моя же роль сводилась к тому, чтобы слушать и сочувствовать, даже если я не пойму, о чем речь.

– Ты веришь в Бога? – вдруг спросила Натали.

– Обычно верю… не всегда.

В ее глазах промелькнула печаль.

– А я – всегда, – произнесла она. – В детстве я ходила в церковь по вечерам – в воскресенье и в среду. Как всякая порядочная баптистка. Мне даже нравилось. Мир казался простым и понятным. Став старше, я осознала, что это не так. Бог, как мне говорили, наделил людей свободой, однако я не могла понять, откуда в мире столько боли. Почему Бог, такой добрый и любящий, позволяет невинным людям страдать? Я искала ответ в Библии – и не нашла. На главный вопрос нашей жизни нет ответа! Я постоянно сталкиваюсь с этим на работе. Вижу повсюду. И все-таки… почему?

– Не знаю, – вздохнул я. – Я тоже не очень хорошо разбираюсь в Библии. В церкви мне больше нравилось глазеть на девчонок.

Сжав стаканчик обеими руками, Натали хихикнула, а затем поникшим голосом добавила:

– Знаешь, почему я сюда пришла?

– Понятия не имею.

– Здесь – одно из немногих мест, где я когда-то была счастлива. До переезда я не знала об этом парке. Помню, как впервые сюда пришла. Хотя лето уже подходило к концу, вода еще не остыла. Я расстелила полотенце, чтобы позагорать. Я лежала и думала, как же мне хорошо. Жизнь складывалась так, как я хотела, и я ощущала… абсолютную гармонию. Я пришла, чтобы испытать это снова, пусть даже на мгновение.

– И?

– Что – и?

– Испытала?

– Нет, – покачала головой она. – Поэтому я и взяла вино. Раз уж не чувствую счастья – не хочу вообще ничего чувствовать.

Эти слова меня совсем не порадовали; тревога усилилась. Наверное, Натали уловила мое беспокойство: она отставила бутылку в сторону и подвинулась ко мне. Я инстинктивно обнял ее за плечи. Никто не проронил ни слова. Мы просто смотрели на реку, завороженные отблесками лунного света.

– Красиво здесь, правда? – вздохнула Натали. – Особенно в темноте.

– Да, – кивнул я. – Не знал, что сюда пускают так поздно.

– Вообще-то не пускают. Но мне все равно.

– Я так и подумал.

– Знаешь, о чем я еще вспоминала, сидя здесь, наверху?

– О чем же?

– О пасеке, – ответила Натали. – Об аллигаторах, орлятах и ужине на веранде. Тогда я тоже была счастлива. Гармонию, может, и не ощутила, но счастье – точно. Впервые за долгое время я вновь стала собой. Сегодня я поняла, как мне этого не хватало. Но…

Она осеклась.

– Что – «но»? – нетерпеливо спросил я.

– Я поняла, что не заслуживаю счастья.

Меня будто током ударило.

– Зачем ты так говоришь? Конечно, заслуживаешь! Откуда вообще эти мысли?

Вместо ответа Натали отхлебнула вина.

– Думаю, нам пора, – проронила она. – По крайней мере мне. Уже поздно.

– Пожалуйста, не меняй тему. Почему ты считаешь, что не заслужила счастья?

– Ты не поймешь.

– Пойму, если объяснишь.

Натали едва заметно задрожала в моих объятиях. Я прислушался к ее легкому дыханию.

– Порой ты сталкиваешься с невероятно сложным выбором, – произнесла она. – И все кончается плохо, что бы ты ни сделал. Например… Представь, что ты женат, у вас трое детей, и вы с женой отправляетесь лазить по скалам. Вдруг что-то идет не так. Вы срываетесь. Ты виснешь над пропастью. Страховки нет; одной рукой ты цепляешься за скалу, другой держишь жену. Силы тебя покидают, и ты понимаешь, что обоим вам не спастись. Либо выпустишь руку жены – и всю жизнь будешь сожалеть о ее гибели, или же вы умрете вдвоем, оставив детей сиротами. В такой ситуации ни одно из решений не принесет счастья. Вот я о чем.

Я понял, что имелось в виду между строк.

– Ты говоришь о выборе между мной и другим?

Натали кивнула, плотно сжав губы.

– Давай сейчас не будем об этом, – добавила она. – После прошлой встречи я только об этом и думаю. Я так устала и так много выпила… Давай повременим. Я не готова.

– Ладно, – выдавил я.

Я любил ее и безумно хотел поговорить о нас, о нашем будущем. Хотел убедить ее, что со мной она будет счастлива и я сделаю все возможное, чтобы она не пожалела о своем выборе.

– О чем тогда побеседуем? – спросил я.