Текст книги "Возвращение"

Глава 6

Что бы надеть?

Обычно меня это не слишком волнует, но в этот раз я даже заглянул на сайт ресторанчика, чтобы узнать о его дресс-коде. Интерьер показался мне милым и элегантным: историческое здание, паркет из сосны, небольшие столики, накрытые белыми скатертями, из окон льется солнечный свет.

Поначалу я хотел обойтись джинсами, но в конце концов оделся так, как любят щеголять где-нибудь в Аннаполисе[32]32
  Аннаполис – один из старейших городов в США, столица штата Мэриленд. Расположен на берегу Чесапикского залива. Аннаполис негласно считают яхтенной столицей Соединенных Штатов.


[Закрыть]: бежевые брюки, белая рубашка, темно-синий спортивный пиджак и топсайдеры[33]33
  Топсайдеры – обувь, похожая на мокасины, изначально предназначавшаяся для ношения на палубах яхт.


[Закрыть]. Еще бы шарф – и впору разгуливать по округе, интересуясь: «Кто хочет поплавать на моей яхте?»

Бофорт находился примерно в часе езды от моего дома, но побоявшись опоздать, я приехал на сорок пять минут раньше. Городок гнездился у Берегового канала[34]34
  Береговой канал – система водных путей вдоль побережья Мексиканского залива и Атлантического океана на юге и востоке США.


[Закрыть]. Я припарковался на набережной прямо за углом ресторанчика «Полнолуние». Вдалеке я заметил двух диких лошадей – они паслись на одном из множества барьерных островов, что образуют береговую линию Северной Каролины. Дедушка рассказывал, что местные лошади – потомки мустангов, которые спаслись с потерпевших крушение испанских кораблей.

Я решил, что в оставшееся время поброжу по галереям, расположенным вдоль пляжа. Большинство картин были написаны местными художниками – в основном морские пейзажи или туристические виды Бофорта. Одна из картин изображала дом, где предположительно жил знаменитый пират Черная Борода. Кажется, археологи обнаружили в местной бухте обломки его корабля – «Месть королевы Анны». Владелец галереи это подтвердил, добавив, впрочем, что история довольно неоднозначная. Размер судна вполне соответствовал, да и найденные на дне пушки относились к нужной эпохе, однако конкретно на флагман Черной Бороды ничто не указывало. Увы, на затонувших кораблях не бывает бардачков с документами, а за триста лет морская вода сильно меняет облик судна.

Вернувшись на набережную, я заметил, что солнце потихоньку садится, осыпая воду золотистыми бликами. Дедушка называл такие закаты «божественными»; я улыбнулся, вспомнив, как он не раз привозил меня на этот пляж после обеда, а потом покупал мне в городе рожок мороженого. Удивительно, как много времени уделял мне дедушка. Я поневоле подумал о его странной поездке в Исли, о последних загадочных словах.

Я быстро отогнал мрачные мысли, не желая снова на них зацикливаться. Приближалась половина седьмого; я пошел к ресторанчику, гадая, не придется ли ужинать в одиночестве. И тут увидел, как на парковку въезжает знакомый автомобиль.

Натали переоделась в цветастое облегающее платье с открытыми плечами и высоким воротом. На ногах у нее красовались черные ботильоны на среднем каблуке. С собой она захватила вязаную кофту. Тонкая золотая цепочка на шее поблескивала в лучах заходящего солнца. Когда Натали наклонилась, чтобы забрать из машины сумочку, я залюбовался изяществом ее движений: гибкими руками, стройными ножками. Тонкая ткань ее платья соблазнительно колыхалась.

Захлопнув дверцу машины, Натали обернулась и вздрогнула от неожиданности.

– Ох! Добрый вечер! Я ведь не опоздала?

– Вы даже чуть раньше приехали, – успокоил ее я. – Чудесно выглядите!

Она поправила тонкую цепочку, словно хотела убедиться, что кулон – или медальон? – скрыт под воротом платья.

– Спасибо! Вы тоже только добрались?

– Я приехал немного заранее, – признался я. – Как прошла встреча с родителями?

– Да как обычно, – вздохнула Натали. – Папа теперь подолгу сидит с книгой на веранде. Мама потихоньку украшает дом. Сегодня показывала мне обновленную гостевую спальню. Я безумно люблю родителей, но порой словно оказываюсь в фильме «День сурка».

– Ну что, пойдем в кафе? – предложил я.

– Постойте, я сперва накину кофту. Здесь довольно зябко, вам не кажется? – Она протянула мне сумочку. – Подержите, пожалуйста.

Да не стесняется ли Натали своего прекрасного платья? Ведь на улице вовсе не было холодно.

Плотно запахнув кофту, моя спутница взяла сумочку. Когда мы перешли дорогу, я отметил, что прохожих совсем немного: видимо, в Бофорте жизнь текла еще размеренней, чем в Нью-Берне.

– Когда вы в прошлый раз здесь ужинали? – поинтересовался я.

– Года полтора назад.

– А почему так давно?

– Жизнь, работа, дела… – пожала плечами Натали. – Если не еду к родителям, мне сюда не по пути. Да и тихие домашние вечера я люблю больше.

– Разве вы не видитесь с друзьями?

– Не особо.

– Почему? – удивился я.

– Жизнь, работа, дела… – повторила Натали. – У меня не очень высокая должность, и график постоянно скачет. Работаю то днем, то ночью. Когда такое расписание, непросто с кем-то встретиться.

– Да, неудобно, – признал я.

– Что поделать: работа кормит, – развела руками моя собеседница. – А еще я очень ответственная.

– Всегда?

– Стараюсь.

– А может, зря? – улыбнулся я.

– Вовсе нет.

– Тут можно поспорить, – возразил я. – В конце концов люди сожалеют не о том, что совершили, а о том, чего не сделали.

– Кто вам такое сказал? – фыркнула Натали.

– Глас рассудка.

– А на самом деле?

– Психотерапевт.

– Он правда так сказал? – прищурилась она.

– Нет, но мог бы. Он смышленый парень.

Натали рассмеялась, и я заметил, насколько она изменилась с тех пор, как я встретил ее впервые. Словно полицейская форма странным образом влияла на ее характер. Впрочем, я знал, что про меня можно сказать то же самое. В лабораторном халате или в костюме врача я казался одним человеком, а разодевшись как яхтсмен – совсем другим.

У входа в ресторан нас поприветствовала молоденькая девушка и, захватив меню в двух экземплярах, повела к небольшому столику у окна. Под ногами поскрипывал старинный паркет.

Я выдвинул стул для Натали, а затем сел напротив. Вид из окна ничем не выделялся: еще одно монументальное здание. Ни морского пейзажа, ни заката, ни диких лошадей. Словно прочитав мои мысли, Натали наклонилась ко мне и шепнула:

– На первый взгляд тут старомодно, зато еда отменная. Уж поверьте.

– Что посоветуете?

– Тут все блюда – бесподобные, – заверила Натали.

Расстелив на коленях салфетку и пролистав меню, я объявил:

– Ну все, сажусь на кефирную диету.

– Это как?

– Когда запиваешь кефиром чизбургер, торт и картошку фри.

Натали закатила глаза, но я все же уловил проблеск улыбки. В тишине я снова открыл меню и вдруг вспомнил:

– Кстати, Натали! Вы забыли забрать банки с медом.

– Я поняла, как только приехала домой.

– В общем, я их вам привез. Напомните, когда пойдем к стоянке.

Официантка спросила, что будем пить. Я заказал холодный чай и воду, Натали – тоже, и мы снова остались вдвоем. Я не мог отвести взгляд от тонких черт ее лица, необычайно голубых глаз, блестящих волос, на которых золотились отблески свечей. Я жаждал больше узнать о своей спутнице, особенно о ее прошлом, о событиях, что сделали ее той, кто она есть.

– Значит, ваш отец чинит старые приемники, мама печет пироги и декорирует дом, – подвел итог я. – А ваши брат с сестрой? Что скажете о них?

Натали пожала плечами.

– Они сейчас в младенческом аду. Ну, или в ясельном. У обоих по два ребенка младше трех лет. У бедняг еще меньше свободного времени, чем у меня.

– Расскажите что-нибудь о себе.

– Я вам уже всю биографию выложила.

Кое-что – да, но не все.

– Какой вы были в детстве? – полюбопытствовал я.

– Обычной девчонкой, – ответила Натали. – Довольно застенчивой. Правда, любила петь. Впрочем, многие девочки поют, а я так и не стала развивать этот навык. Наверное, только в старших классах я начала понимать, чего хочу, и наконец-то вышла из тени старших брата и сестры. Получила главную роль в школьном мюзикле, стала редактором выпускного альбома. Даже в футбол успела поиграть.

– У нас много общего, – вставил я. – Музыка и футбол.

– Помню, – кивнула Натали. – Но вы, думаю, добились куда больших высот и в том и в другом. В футбол я играла в основном для того, чтобы проводить больше времени с друзьями. Я и начала-то только в выпускном классе. Забила всего один гол за сезон.

Я присмотрел себе стейк из тунца с жареными зелеными помидорами на гарнир, а затем отложил меню в сторону.

– Ваша школа находилась в Ла-Грейндже?

– Там не было старшей школы: слишком уж маленький городок, поэтому я училась в Сейлемской академии. Слышали о ней?

Я помотал головой.

– Это школа-интернат для девочек в Уинстон-Сейлеме. Там училась моя мама, затем – старшая сестра. Брат окончил Вудберри-Форест – интернат в Вирджинии. Родители ценили хорошее образование, пусть это и значило отправить детей на край света.

– Вам нравилось в интернате?

– Вначале – нет. Со мной была сестра, но я все равно скучала по дому, да и училась неважно. Несколько месяцев я рыдала в подушку перед сном. А потом все-таки приспособилась. К выпускному я уже души не чаяла в школе и до сих пор общаюсь с парочкой одноклассниц. Думаю, интернат хорошо подготовил меня к жизни в колледже. Когда я поступила в университет Северной Каролины и переехала в общежитие, я уже привыкла обходиться без родителей, так что все прошло как по маслу. Впрочем, я до сих пор не знаю, хочу ли того же для своих детей – если они у меня появятся, конечно. Боюсь, что буду сильно по ним скучать.

– Вы хотели бы завести детей?

– Наверное, – немного помолчав, произнесла Натали. – Но не сейчас. А может, вообще не судьба. В будущее не заглянуть, так ведь?

– Пожалуй.

Натали положила свое меню поверх моего. Ее взгляд остановился на моей покалеченной руке. Не смутившись, я пошевелил оставшимися пальцами.

– Выглядит несуразно, да?

– Вовсе нет! – помотала головой Натали. – Простите, что вот так уставилась…

– Прекрасно вас понимаю. Я и сам до конца не привык. Хотя потеря пальцев – еще цветочки. Вот ухо…

Натали озадаченно взглянула на меня.

– Оно не настоящее. – Я указал на левое ухо. – Это протез.

– Я бы даже не догадалась.

– Сам не знаю, зачем рассказал.

Вообще-то я лукавил. Я не только хотел разгадать Натали – я хотел, чтобы она увидела меня настоящего и поняла: я с ней полностью честен.

Какое-то время Натали молчала. Я уже подумал, что она сейчас сменит тему или даже, извинившись, выйдет в уборную. Однако, к моему удивлению, она протянула руку и легонько погладила покрытые шрамами основания отсутствующих пальцев. Меня словно пронзил электрический разряд.

– Наверное, взрыв был страшный… – прошептала она. – Я постоянно об этом думаю. Вы тогда не стали вдаваться в подробности. Расскажете сейчас? Если, конечно, вы не против.

Я поведал ей краткую версию истории: когда я выходил из госпиталя, рядом разорвался минометный снаряд. Помню волну жара, резкую вспышку боли, а затем меня накрыла тьма. Очнулся я лишь после первой операции. Меня отправили самолетом в Германию, потом – домой в США, где меня ждали новые операции и долгое восстановление в армейском медицинском центре и больнице Джонса Хопкинса.

– Вы столько пережили, – промолвила Натали. – Я очень вам сочувствую.

– Если бы я мог вернуться в прошлое, то вышел бы из госпиталя чуть позже или раньше. Увы… Стараюсь не унывать.

– Должно быть, родители очень вами гордятся.

Я вспомнил, как раньше уже пытался говорить о родителях и чем это обычно заканчивалось. Я мог бы и сейчас ответить расплывчато – например, «надеюсь», – и не вдаваться в детали, однако взгляд Натали побудил меня рассказать все как есть.

– Родители умерли за месяц до моего выпускного в колледже. Они летели из Вирджинии на остров Мартас-Винъярд – там проходил какой-то званый вечер с политиками, который, скорее всего, ни на что не влиял. Перелет организовал отцовский клиент. Родители так и не добрались до острова: минут через пять после взлета самолет разбился.

– Господи, какой ужас!

– Не то слово. Еще вчера они были живы – и вот их не стало. Я был раздавлен. Казалось, все происходит не со мной; временами до сих пор так кажется. Мне тогда было двадцать два, но я ощущал себя скорее подростком. Как сейчас помню: старший офицер заходит в аудиторию, вызывает меня в свой кабинет и там обо всем рассказывает.

Я запнулся: рана еще не зажила.

– В учебе я не отставал, поэтому меня отпустили из академии, чтобы я подготовил похороны. Эти дни казались еще более нереальными. Дедушка приехал помочь, однако я все равно сам искал похоронное бюро, выбирал гробы, платье для мамы и костюм для папы, заказывал поминальную службу. А всего пару дней назад я разговаривал с ними по телефону!

– Хорошо, что дедушка вам помог.

– Конечно. Мы поддерживали друг друга. Он уже потерял жену, а тогда лишился единственной дочери. После похорон мы поехали в Нью-Берн и за всю дорогу не проронили ни слова. Только добравшись до дома, мы наконец смогли поговорить… На той неделе мы пролили много слез. Я с тоской думал о том, как многого родители не успели и каково мне придется без них.

– Не представляю, что бы делала на вашем месте.

– Я и сам порой не представляю. Прошло уже десять лет, а меня иногда по-прежнему тянет набрать их номер.

– Просто нет слов…

– Да, – вздохнул я. – Мало кто остается сиротой в двадцать два. Мало кто вообще с таким сталкивается.

Подошла официантка – принять заказ. Почти машинально Натали попросила свекольный салат и филе морского окуня. Я назвал блюда, которые присмотрел чуть раньше. Официантка удалилась, и Натали взглянула на меня.

– Когда я училась в школе, умерла моя лучшая подруга. Знаю, это не сравнится с потерей родителей, но мне тоже пришлось нелегко.

– Как это произошло?

– Нам обеим было по двенадцать. Она жила в двух домах от меня, дни рождения мы отмечали с разницей в неделю. Ее родители дружили с моими, так что мы с ней, по сути, росли вместе. Ходили в одну школу, учились в одном классе, даже вдвоем записались на танцы. Джорджиана стала мне ближе родных сестры и брата. Когда мы не гуляли, то часами болтали по телефону. В общем, однажды мы возвращались из школы. Обсуждали мальчика по имени Джефф. Джорджиана считала его красавчиком и все гадала, как он к ней относится. Мы попрощались у моего порога. Помню, как обняла ее. Мы постоянно обнимались. Где-то через час она захотела мороженого и отправилась в магазинчик в трех кварталах от дома. И по дороге какой-то пьяный водила сбил ее насмерть.

По лицу Натали я понял: она до сих пор переживает из-за случившегося. Я не нашелся что сказать. Не дождавшись ответа, моя спутница тряхнула головой.

– Да, это не идет ни в какое сравнение с потерей родителей…

– Но и я не знаю, каково потерять лучшего друга, – возразил я. – Сочувствую вашей утрате.

– Спасибо, – отозвалась Натали и с напускным весельем добавила: – Ну мы с вами даем! Завели самый грустный разговор на свете!

– Я бы предпочел назвать его «разговором по душам».

– Тема не очень подходит для ужина, согласитесь.

– Какую тему хотите взамен?

– Да любую.

– Хорошо, – кивнул я. – Тогда расскажите еще о вашем детстве. Что-нибудь радостное.

– Например?

– У вас были питомцы?

Поймав скептический взгляд, я пояснил:

– Хочу побольше о вас узнать.

– Почти все детство со мной прожили кот и пес – Фред и Барни.

– Как во «Флинтстоунах»? – ухмыльнулся я.

– Именно.

– А куда вы с родными ездили отдыхать?

– Примерно раз в два года мы выбирались в Диснейуорлд, катались на лыжах в Западной Вирджинии или Колорадо, а еще каждое лето ненадолго снимали домик на Внешних отмелях[35]35
  Внешние отмели – полоса барьерных островов вдоль побережья Северной Каролины. В длину простирается на 320 километров. Внешние отмели известны своими песчаными пляжами, а также многочисленными останками затонувших кораблей.


[Закрыть]. Фреда и Барни всегда брали с собой. Одни бабушка с дедушкой жили в Шарлотте, другие – неподалеку от Буна. Их мы навещали тоже. Мы часто путешествовали на автомобиле, и поначалу я боялась долгих переездов. Теперь же понимаю, что именно путешествия помогли нам укрепить семейные узы.

– Да это же идеальное детство! – воскликнул я.

– Пожалуй, – улыбнулась Натали. – Обижаться мне не на что.

– Мало кто так говорит. Мне раньше казалось, что у всех есть претензии к родителям.

– Мне, сестре и брату определенно жилось легче оттого, что мама с папой не ссорились. Казалось бы, работая вместе, они должны уставать друг от друга. Однако папа по-прежнему без ума от мамы, да и она в нем души не чает. В нашем доме всегда много смеялись. Каждый вечер мы ужинали вместе, всей семьей.

Я улыбнулся, про себя отметив, насколько по-разному прошло у нас детство.

– А почему вы выбрали университет Северной Каролины? После того, как окончили интернат?

– Там учился папа, – ответила Натали. – А мама окончила Мередит – женский колледж в Роли. Я же после Сейлемской академии хотела в большой, общедоступный вуз, где учились бы и девушки, и парни. К тому же мой выбор порадовал отца. В итоге мы все – я, брат и сестра – окончили университет Северной Каролины. Кстати, мы трое – ярые фанаты «Волчьей стаи»[36]36
  «Волчья стая» (North Carolina Wolfpack) – команда университета Северной Каролины по американскому футболу.


[Закрыть]. Даже маму приобщили. У отца сезонный абонемент. Пару раз в год мы ходим поболеть за наших всей семьей, а родители так вообще не пропускают ни одной домашней игры.

– В университете вы и повстречали парня, вслед за которым переехали в Нью-Берн?

– Его звали Марк, – добавила Натали и замолчала.

– Вы его любили?

– Да, – промолвила она, опустив глаза. – Не хочу о нем говорить.

– Будь по-вашему, – уступил я. – Я ведь и так уже почти все о вас знаю.

– Неужели? – усмехнулась Натали.

– Ну, кое-что.

– Что же осталось непонятным?

– Никак не могу взять в толк, почему вы стали помощницей шерифа. По типажу вы больше похожи на учительницу или медсестру. Или на бухгалтера.

– Даже не знаю, обижаться или нет.

– Я не имел в виду, что вы слишком нежная для такой работы. Просто вы показались мне вдумчивой, заботливой и чуткой. Это чудесные качества.

Внимательно на меня посмотрев, Натали произнесла:

– Я уже объясняла. Я просто втянулась в эту работу. Кстати, меня часто принимают за медсестру – сама не знаю почему. Как по мне, больницы… – она осеклась, – угнетают. Терпеть не могу больницы. И крови боюсь.

– Еще одна причина не работать в полиции, – заметил я.

– Я же говорила, что не попадаю в перестрелки каждую смену.

– Даже если бы попадали – не беда, – улыбнулся я. – Вы же отличный стрелок.

– Недаром все зовут меня Снайпером, – подмигнула Натали. – Жаль, только в моих фантазиях.

Официантка принесла хлеба в корзинке, извинившись, что не сделала этого раньше. Я намазал булочку маслом, Натали последовала моему примеру.

За едой мы продолжили беседу, меняя темы с такой легкостью, будто давно друг друга знали. Мы говорили о пчелах и ульях, о службе во флоте, вспоминали учебу в колледже и поездки в Диснейуорлд, сравнивали жизнь в маленьких и крупных городах. Я даже вскользь упомянул странный дедушкин визит в Исли и его последние слова.

Официантка принесла основные блюда – невероятно вкусные, как и обещала моя спутница. Я бы с радостью снова поужинал в «Полнолунии», особенно в компании Натали.

Несмотря на легкость нашего общения, оно не перетекло во флирт. Я так и не понял, есть ли у Натали ко мне романтический интерес. И еда, и мое общество ей несомненно нравились, однако оставалось только гадать, согласится ли она еще раз со мной поужинать.

Так или иначе, у меня давно не выдавалось такого приятного вечера. Не потому, что Натали подобрала верные слова, когда речь зашла о моих родителях, и не потому, что она поведала мне о собственной утрате. Нет, меня восхитило, какую большую ценность для нее имели семья, образование, дружба, милосердие. Я понял, как ее пугают некоторые вещи, с которыми она сталкивалась в силу профессии: наркомания, домашнее насилие, уличные драки. Она призналась, что иногда, вернувшись домой с работы, долго не может уснуть.

– Почему вы не уволитесь? – не удержался я от вопроса. – У вас высшее образование и большой опыт работы. Уверен, вы запросто найдете другое место.

– Возможно, я так и поступлю, – призналась Натали. – Но не сейчас. Пока мне лучше ничего не менять.

– Потому что вы хотите сделать мир лучше?

– Пожалуй. – Она потрогала тонкую цепочку на шее. – Будем считать, что так.

Мы задержались, чтобы выпить кофе: немного бодрости перед обратной дорогой не повредит. Пока Натали помешивала напиток ложечкой, я вдруг понял, что совсем не знаю о ее жизни после переезда в Нью-Берн. Возможно, эта тема казалась ей скучной.

Пока я размышлял, Натали задумчиво глядела в окно. Я любовался ее профилем в отражении – спасибо чудесному освещению в зале. Казалось, она размышляет не о нашем вечере, а совсем о других вещах.

О чем-то печальном.

* * *

Плюнув на современные взгляды, я заплатил за Натали – в конце концов, это я ее пригласил. К счастью, она возражать не стала, вежливо поблагодарила.

Бодрым шагом мы направились к парковке. Вечер стоял ясный и прохладный; на небо уже высыпали звезды. Млечный Путь светящейся дорожкой манил к горизонту. Улицы пустовали, со стороны прибрежных ресторанчиков доносились приглушенные голоса и звон бокалов.

Ночь еще не наступила, и я чуть не предложил Натали посидеть на веранде с живописным видом, однако решил, что моя спутница откажется. Мы до сих пор не выпили вместе даже по бокальчику вина. Не то чтобы я ратовал за алкоголь, просто это один из способов приятно провести время вдвоем.

– Я все думаю о том, что вы сказали, – нарушила тишину Натали. – Про вашего дедушку.

– Что именно?

– Про его последнюю поездку и смерть в больнице, – уточнила она. – Вы уверены, что он ни разу не упоминал Исли?

– При мне – нет. Клод тоже ничего не знает. Впрочем, с его отцом я еще не разговаривал.

– Возможно, Карл направлялся куда-то дальше, – предположила Натали.

Мы подошли к берегу, и она пытливо взглянула на меня своими глазами цвета океана. Прядь золотистых волос упала ей на лицо, и я едва не прикоснулся к локону, чтобы отвести его в сторону.

Голос Натали вывел меня из оцепенения:

– А вы не думали найти дедушкин пикап?

– Зачем?

– В кабине могли остаться зацепки, – пояснила Натали. – Путевые записи или имя того, к кому ваш дедушка поехал. Может, и адрес. Пометки, карты… да что угодно.

И почему я сразу не додумался? Наверное, потому, что не работал в полиции и не особо любил детективы.

– Вы правы. – Я принялся размышлять вслух: – Где бы только найти этот пикап…

– Сперва я бы позвонила в больницу. Выяснила, кто у них водит «скорую». Вдруг осталась запись о том, где подобрали вашего дедушку? Возможно, там и остался его пикап. Конечно, машину мог забрать эвакуатор, но надо же с чего-то начинать.

– Отличная идея! – обрадовался я. – Спасибо!

– Не за что, – улыбнулась Натали. – Держите меня в курсе. Мне тоже интересно.

– С удовольствием, – кивнул я. – И раз уж об этом зашла речь – не дадите ли свой номер? Вдруг понадобится позвонить?

Точнее – вдруг захочется?

Натали замялась, будто не знала, как отнестись к моей просьбе. Не желая дольше тянуть, я достал мобильник и открыл список контактов. Натали нехотя вбила свой номер.

– Мне пора домой, – произнесла она. – Завтра рано вставать, а у меня еще стирка не закончена.

– Ладно, – кивнул я. – Мне тоже предстоит суматошный денек.

– Еще раз спасибо за ужин.

– Не за что. Приятно было узнать вас поближе.

– И мне, – ответила Натали. – Хорошо посидели.

«Хорошо посидели»? И все?

Я рассчитывал на другие слова.

– Подождите, я отдам вам мед. – Я достал из багажника две банки и передал Натали, снова почувствовав электрический разряд, когда наши пальцы соприкоснулись.

Я вспомнил, как в кафе она бережно погладила мои шрамы. Мне захотелось ее поцеловать, однако Натали, словно прочитав мои мысли, сделала шажок назад. И в этой внезапной дистанции мне почудилось невероятное притяжение, словно мы оба желали одного и того же. Мне показалось, в ее прощальной улыбке я увидел легкое сожаление.

– И за мед спасибо, – добавила Натали. – У меня дома почти закончился.

Когда она медленно направилась к машине, мне пришла в голову идея. Я снова достал из кармана телефон. На экране высветился список контактов, и я набрал номер. Через миг прозвучал приглушенный звонок. Натали открыла сумочку и, посмотрев на экран, оглянулась через плечо.

– Просто решил проверить, – улыбнулся я.

Покачав головой, она забралась в автомобиль. Я помахал, когда машина проехала мимо, и Натали помахала в ответ. Она вырулила на шоссе, ведущее обратно в Нью-Берн.

Оставшись один, я подошел к ограждению набережной. Океан мерцал в лунном свете. Поднялся легкий ветерок, и я подставил лицо прохладному дуновению.

Она не захотела поцелуев. К тому же избегает появляться со мной на людях. Неужели ее настолько волнуют сплетни – даже вдали от Нью-Берна?

А может, у нее уже есть мужчина?