Текст книги "Страна грез"

13

Остаток дня прошел спокойно. Пока Томми смотрел мультфильмы, Беверли изучала банки с краской, стоящие возле стиральной и сушильной машин. Среди них она нашла банку грунтовки и полбанки желтой краски под названием «Солнечная маргаритка». Сама она вряд ли выбрала бы этот оттенок, но для замены нынешнего ужасного оранжевого цвета – самое то. Была там и бежевая краска, которой можно было покрасить гостиную, и почти полная банка белой глянцевой – для кухонных шкафчиков. Такое количество самой разной краски поражало воображение – как будто дом все это время стоял и ждал, когда они с Томми примутся все в нем менять.

Беверли внимательно осмотрела кисти и валики: они выглядели старыми, однако вполне пригодными. Совершенно не нужно было ехать в хозяйственный и лишний раз тратить деньги. Она перенесла на кухню все необходимое для покраски и начала готовить ужин. Сегодня будет курица, вареная морковь и фасоль. Дополнительную порцию морковки, которую она положила в тарелку Томми, пришлось доедать самой. Мальчик хотел после ужина снова включить телевизор, но Беверли предложила поиграть в домино – коробка нашлась в шкафу в гостиной. Томми настолько быстро понял правила игры, что вскоре стал ее обыгрывать. Вскоре мальчик стал зевать, и Беверли отправила его наверх принять душ. Он был уже достаточно большим, чтобы мыться самостоятельно – о чем, кстати, в последнее время постоянно ей напоминал. Поскольку у него не было пижамы, он спал в трусах и рубашке, в которой ходил в школу. Она снова подумала о детях, которые обязательно начнут дразнить Томми, если она не купит ему новые вещи. А для этого нужна распродажа, ведь деньги катастрофически иссякали.

Подумав о деньгах, Беверли почувствовала, как ее захлестнула тревога. Она постаралась отогнать от себя это чувство и стала вместе с Томми читать «Вперед, Дружок!». Потом, уложив мальчика, заняла место в кресле-качалке на веранде. Вечер был согрет остатками дневного тепла, воздух вибрировал от стрекота цикад и пения лягушек. Звуки деревни, хорошо знакомые ей с детства. Звуки, которые никогда не услышишь в пригороде.

Покачиваясь в кресле, Беверли стала вспоминать свою жизнь с Гэри. Милый и обаятельный человек, в которого она когда-то влюбилась, изменился в первый же месяц брака. А началось все с безобидного случая. Он подошел к ней сзади, чтобы поцеловать в шею, пока она наливала вино. Белое вино, не красное. И когда она повернулась, вино случайно попало на его рубашку – на одну из новых. Ей запомнилась каждая мелочь этого вечера: как она сразу извинилась, засмеялась, подумала, что нужно прополоскать рубашку и отдать ее на следующий день в химчистку. Как стала с ним заигрывать: «Теперь, красавчик, придется тебя раздеть». И в этот момент он ударил ее по лицу – оглушительно и сильно.

Что было потом? Теперь она понимала: нужно было сразу уходить. Как только стало ясно, что Гэри – хамелеон, человек, который научился скрывать свое истинное лицо. Она ведь не была наивной, ей попадались на глаза телепрограммы и статьи в журналах про мужчин, склонных к насилию. Но ее желание любить и верить всегда брало верх над здравым смыслом. Она верила мужу, когда он извинялся и плакал, когда говорил, что ему стыдно за себя – мол, это была просто импульсивная реакция. Верила его словам любви и обещаниям, что такое больше никогда не повторится.

Все как по нотам в грустной пьесе ее жизни! Конечно же, скоро Гэри снова дал ей пощечину, со временем эти пощечины превратились в удары. Всегда в живот или в поясницу, где синяки незаметны, а бил он настолько сильно, что она, скрючившись, валилась на пол, порой теряя сознание. В такие моменты его лицо становилось красным, на лбу вздувались вены. Он орал, швырял в стену тарелки и чашки. Таким был завершающий этап: неконтролируемый гнев, крики, причинение боли. Круг замыкался. И все же, вместо того чтобы закончиться навсегда, круг начинался заново: с извинений, обещаний, подарков в виде цветов, украшений или нижнего белья. И хотя в голове у нее звучали предупреждающие звоночки, их заглушало желание верить, что на этот раз он изменится. Причем на несколько дней и даже недель Гэри вновь становился тем человеком, за которого она вышла замуж. Они ходили в гости к друзьям, те восхищались их идеальным браком, незамужние подруги завидовали ей.

Порой Беверли и сама начинала верить своему везению, при этом помня, что нельзя делать ничего такого, что могло бы вывести его из себя. Проходило время, они жили в идеальном доме – таком, как он хотел. Она застилала постель: одеяло – аккуратно ровное, подушки – свежие и пушистые. Гладила и раскладывала по цветам его одежду, чистила его ботинки, по линейке развешивала вещи в шкафах. Следила за тем, чтобы пульт от телевизора лежал на журнальном столике и был направлен точно в угол комнаты. Гэри заставил ее запомнить, что ему нравится. И Беверли старалась. А потом, когда она уже думала, что худшее позади, что-нибудь случалось. Курица внезапно оказывалась пересушенной, полотенца – забытыми в сушилке, цветок на окне – засохшим. Лицо Гэри наливалось кровью, зрачки сужались, вместо одного бокала по вечерам он выпивал три или четыре. В последующие дни и недели жизнь превращалась в прогулку по минному полю, где один неверный шаг приводил к неизбежному взрыву, за которым следовала боль.

История старая, как мир. Такой жизнью живут тысячи, если не миллионы женщин. Теперь-то она знала, что Гэри болен, по-настоящему болен. Он обладал каким-то звериным чутьем, которое не позволяло ему зайти слишком далеко. Во время беременности он пальцем ее не тронул – понимая, что Беверли уйдет, если он сделает что-нибудь, что может навредить ребенку. Он не прикасался к ней в первые месяцы после рождения Томми, когда она страдала бессонницей. Кстати, это было время, когда Беверли не слишком убивалась при работе по дому. Она готовила еду, стирала, чистила ботинки и целовала мужа, но могла позволить себе оставить гостиную неприбранной, а одежду Томми не идеально чистой. Только когда мальчику исполнилось пять или шесть месяцев, Гэри снова ее ударил. В тот вечер он принес ей в подарок пеньюар в коробке, украшенной красивым красным бантом. Желание видеть ее в пеньюаре было одной из многих его прихотей в сексе. Были и другие: ему нравилось, когда она шептала ему определенные слова, когда была причесана и накрашена, когда умоляла его взять ее и говорила непристойности. Однако в тот день, когда он пришел домой с пеньюаром, она была совершенно измучена – Томми почти сутки, не прекращая, плакал. Вот почему она ослабила бдительность; она поверила, что гнев, крики и боль остались позади. Сославшись на усталость, Беверли пообещала надеть пеньюар на следующий вечер, который они сделают особенным. Но Гэри хотел ее именно в тот вечер, а не на следующий. И через секунду ее лицо горело от удара, а по щекам текли слезы.

А потом снова извинения и подарки. И осознание того, что надо было уходить раньше. Только куда? Поджав хвост, вернуться домой, чтобы вечно слушать, какую она совершила ошибку, слишком рано выскочив замуж не за того мужчину? Даже если бы Беверли могла выдержать всеобщее осуждение, то от Гэри она бы не скрылась. Именно там он начнет свои поиски. Что касается обращения в полицию, то Гэри сам был полицейским, причем самым могущественным полицейским во всем мире. Так кто же ей поверит? Да и о Томми приходилось думать. Долгое время Гэри был очень привязан к Томми: разговаривал с ним, играл, держал за ручки, когда мальчик учился ходить. Беверли знала, каково это – расти в неполной семье, и дала себе слово, что с Томми такого не случится. И нежелание Гэри менять подгузники казалось не таким уж важным по сравнению с тем огромным вниманием, которое тот уделял сыну. Порой она даже ревновала.

Сейчас Беверли понимала, что Гэри поступал с Томми так же, как и с ней. Он притворялся идеальным, любящим отцом. Томми становился старше, иногда ронял игрушку, на которую Гэри наступал, или оставлял на полу в ванной лужицу воды… Гнев внутри Гэри мог впасть в спячку, но не мог успокоиться навсегда. По мере взросления Томми Гэри стал видеть все больше недостатков в сыне, а потом стал замечать его сходство с Беверли. Сам же он постепенно возвращался к своему истинному Я. Вновь зазвучали брань и грубые крики. Однако настоящим потрясением для Беверли стали синяки, которые она заметила на бедрах и руках Томми, как от ударов или щипков.

Не хотелось верить, что Гэри способен на такое. Он мог упрекать Беверли в злом умысле и преднамеренности, но как не понимать, что Томми – всего лишь малыш и многого еще не умеет? Неужели у него поднимается рука наказывать, если мальчик что-то делает не так?! Беверли обратилась в библиотеку, но найденная ею информация не очень-то помогла. Ни в одной из многочисленных книг и статей всех этих психиатров и психологов она так и не нашла однозначного ответа на вопрос: всегда ли жестокий муж становится жестоким отцом.

Томми изменился. Она с ужасом наблюдала, как из смеющегося, веселого и общительного малыша он превратился в тихого, замкнутого мальчика. Хотя Томми не жаловался, Беверли все чаще видела страх на его лице при виде подъезжающей к дому машины отца. Мальчик улыбался через силу, когда Гэри звал его попинать мяч во дворе. Она также вспомнила, как Томми несколько месяцев назад учился кататься на велосипеде. Дополнительные колесики должны были уберечь его от падения, но не смогли, и Томми ободрал локти и колени, а потом горько плакал у нее на руках. В это время Гэри разглагольствовал о том, какая у его сына плохая координация.

Со временем Гэри стал проявлять все меньше интереса к Томми и относиться к нему скорее как к собственности, чем как к любимому сыну. Он упрекал жену, что та балует мальчика и растит из него маменькиного сынка. И в первый день пребывания Томми в детском саду Гэри ничего не волновало, кроме его пережаренной яичницы на завтрак.

И все это время Беверли мучилась из-за этих странных, необъяснимых синяков…

Гэри был отцом Томми, но Беверли была его матерью. Она выносила и родила его. Она кормила его грудью и баюкала. Она меняла ему подгузники, готовила еду, делала прививки и водила к врачу, когда у него поднималась температура. Она учила его одеваться, купала и… безумно любила – каждое мгновение. Сколько радости она получала, наблюдая за тем, как мальчик растет и развивается. И все это на фоне бесконечных сеансов насилия, которым она подвергалась со стороны Гэри. В часы, когда Томми уже спал.

В конце концов, у нее не осталось другого выбора, как сбежать. Ведь она не могла обратиться в правоохранительные органы, как, впрочем, и вернуться к себе домой. Все, что было связано с ее прежней жизнью, закрыто навсегда. Она должна была исчезнуть, и обязательно вместе с Томми. Если Беверли исчезнет, то на кого еще Гэри перенесет всю свою агрессию?

Ответ был очевиден. В глубине души Беверли точно знала, что могло случиться с Томми без нее. Поэтому, задумывая побег, она все планировала для двоих. Да, Томми пришлось оставить друзей, отказаться от любимых игрушек – ради новой жизни.

14

Несмотря на поздний час, Беверли не чувствовала усталости. Воспоминания о жизни с Гэри заставили ее сердце биться учащенно. Поэтому она встала с кресла и вернулась на кухню. Вид банок с грунтовкой и желтой краской поднял ей настроение. Когда она закончит работу, кухня станет жизнерадостной и красивой. Чтобы не разбудить Томми, она включила радио совсем тихо, но даже так музыка сотворила чудо – прогнала прочь все тяжкие мысли.

Мир за окном поглотила чернота, однако Беверли была счастлива – она вспомнила улыбку Томми, когда тот ловил головастиков, и сказала себе: «Все будет хорошо. Да, были трудности, но у кого их нет, и нужно не обращать внимания на мелочи. Сейчас у нас есть дом и еда. Мы в безопасности, и никто не знает, где мы. Томми учится в школе, а с деньгами я что-нибудь придумаю. Всегда есть люди, кому нужна помощница по дому, или няня, или, наконец, искусный чтец и собеседник. И Томми привыкнет и заведет новых друзей – мальчика или девочку, с кем можно поиграть на перемене. Ведь малыши должны играть, и им все равно, кто ты, откуда, и во что одет».

Но как же Пег? Вспомнив про нее и про свои магазинные страхи, Беверли начала смеяться. Надо же такому в голову прийти! Конечно, Гэри успел по всем государственным каналам распространить сообщение о розыске особо опасной преступницы, но не мог же он лично поговорить с каждым полицейским или шерифом в стране. В настоящий момент она всего лишь имя и лицо на фотографии, висящей на стене почтового отделения или где-то еще. Одна из многих террористов, беглых преступников, грабителей банка. В мире, где преступность процветала, а люди каждый день совершали ужасные поступки, сотрудникам правоохранительных органов просто не под силу отслеживать имена, лица и описания, поступающие из разных уголков страны. Им бы с местными нарушителями разобраться.

«Почему же я так испугалась? – спросила себя Беверли. – Просто мне нужно было удостовериться, что мы в безопасности».

Она снова пожалела, что не взяла с собой побольше одежды для себя и Томми из своего шкафа… Нет, это больше не ее шкаф.

В том шкафу у нее стояла пара туфель от Кристиана Лабутена на великолепных красных каблуках, какие надевают знаменитости на торжественные мероприятия или на премьеры фильмов. Гэри подарил их ей на день рождения, и это был один из немногих подарков, которые она получила без предшествующего ему сеанса насилия. Наверное, можно было бы их втиснуть в рюкзак, чтобы потом надевать и любоваться, как делала Дороти с рубиновыми туфельками в «Волшебнике страны Оз». Увы, эта сказка не про нее. Меньше всего Беверли хотела бы вернуться к своей прежней жизни. Теперь здесь ее новый дом, и она стоит на своей новой кухне. И уже завтра эти стены будут желтыми.

А пока их нужно еще раз почистить. Взяв тряпку, она снова принялась оттирать – тщательно и не спеша, чтобы грунтовка получше схватилась.

Было очень поздно, когда она закончила. Или рано, как сказали бы те, кто встает на рассвете. И Беверли решила лечь на диване в гостиной, чтобы услышать, как проснется Томми. Она провалилась в сон – как будто ее мозг мгновенно отключился, но проснулась еще до того, как услышала шаги Томми на лестнице.

Легкость, которую она ощущала накануне, куда-то исчезла. Внутри появился и нарастал страх, и, как муха об стекло, билась мысль: «Во время побега я упустила из вида что-то очень важное!»

Гэри должен был найти ее удостоверение личности и телефон и сразу сделать несколько выводов. Во-первых, она намеренно лишила себя связи. Во-вторых, без удостоверения личности она не могла никуда улететь, значит, воспользовалась поездом или автобусом. Именно поэтому потребовались предосторожности на автовокзале – туда первым делом он и бросился. В тот день в разные концы страны отправились десятки автобусов, и отследить выбранное ею направление было сложно. Каков был бы его следующий шаг?

Опросить продавцов билетов. Что те могли сказать? Никто не видел путешествующих мать с сыном, никто не вспомнит длинноволосую блондинку. Потом он, вероятно, возьмется за водителей, но, поскольку вариантов выбранного ими маршрута было достаточно много, на это потребуется время. В конце концов, Гэри может найти ее водителя, однако что тот сможет рассказать? Ведь в его автобусе не ехали мама с мальчиком. Позже за руль сел другой водитель, и он тоже не смог бы вспомнить женщину с ребенком, путешествующих вместе. Даже если бы кто-то из водителей в зеркале заднего вида заметил Томми, то вряд ли запомнил, где и когда они сошли. Да и какой нормальный человек по прошествии стольких дней смог бы вспомнить – с таким количеством остановок и таким число пассажиров, которые садились и выходили на каждом шагу?

«Мы в безопасности, – решила Беверли. – Я все продумала и предусмотрела заранее и точно знала, как поступит Гэри».

И все же чувство тревоги не отпускало, а, наоборот, все больше разрасталось. И вдруг неожиданно и страшно – как удар Гэри в живот – обрушилась мысль: «Камеры! О боже! На всех автобусных станциях должны стоять камеры».

Часть третья. Колби

15

Как всегда во Флориде, утро было ясным, и я отправился на пробежку. Воздух буквально загустел от влажности, и, когда я добрался до пляжа, мне пришлось снять рубашку и использовать ее в качестве банданы, чтобы пот не заливал глаза.

Я бежал по плотному песку у самой кромки воды: мимо бара «Бобби Ти», мимо прибрежных отелей, включая «Дона», а затем развернулся и затрусил домой. Рубашка, шорты и носки были хоть выжимай, поэтому сразу отправились в стиральную машину, а я залез в душ. Только после двух чашек кофе я был готов начать новый день. Взял в руки гитару и следующие два часа провел за доработкой песни, которую исполнял Морган накануне. Я чувствовал, что есть в этой песне что-то особенное – какая-то музыкальная тема; еще чуть-чуть – и она зазвучит. В процессе работы я постоянно задавался вопросом: увидимся ли мы с Морган снова?

После обеда я еще раз прогулялся по пляжу, а затем продолжил работать над песней, пока не пришло время отправляться к «Бобби Ти». Поскольку было воскресенье, я не ожидал большого скопления народа. Тем не менее в баре все столики были заняты. Оглядев посетителей, я понял, что Морган среди них нет, и, честно говоря, расстроился.

Я отыграл первый сет, состоявший из популярных мелодий и своих собственных песен; следующий; перешел к третьему, после которого начал принимать заявки. К середине выступления толпа увеличилась. Она еще не достигла размеров пятничной, но все больше людей заходили с пляжа и слушали стоя.

За пятнадцать минут до окончания концерта появилась Морган с подругами. Каким-то образом, несмотря на большую толпу, им удалось найти места. Я поймал взгляд девушки, и она помахала в ответ. Перед тем как исполнить последнюю песню, я объявил:

– Всем, кто наслаждается отдыхом на пляже или в зоне бассейна, посвящается. – И подмигнул Морган.

Как только я начал «Margaritaville», публика зааплодировала и стала подпевать. Вскоре и Морган с подружками присоединились. На этой ноте шоу завершилось.

16

К тому времени, когда я отложил в сторону гитару, солнце уже село, превратившись в желтое пятнышко на горизонте. Пока я собирал вещи, несколько человек из толпы подошли к сцене с привычными уже комплиментами и вопросами, но я сократил общение до минимума и сразу направился к Морган.

Подойдя ближе, я увидел радость на лице девушки. Одета она была в белые шорты и желтую блузку с широким вырезом, открывающим загорелую шею.

– Забавно, – сказала она. – Ты исполнил эту песню специально для меня и девчонок? После того, как я рассказала о том, что мы пили у бассейна?

– Мне кажется, песня очень подходящая, – ответил я. Тусклое освещение в баре отбрасывало необычные тени на тонком лице девушки. – Как прошел день? Чем занимались?

– Да ничем. Встали поздно, потом полтора часа репетировали и зависли у бассейна. Боюсь, я даже обгорела.

– А что репетировали?

– Наши новые танцевальные номера. На этот раз мы выбрали три песни. И хотя мы выучили уже все движения, надо много тренироваться, чтобы двигаться в унисон.

– Когда будете снимать?

– В эту субботу на пляже. Прямо за «Доном».

– Скажи, пожалуйста, в какое время, чтобы я мог посмотреть.

– Поживем – увидим. – ответила Морган уклончиво и добавила: – А сейчас у тебя какие планы?

– Думаю перекусить.

– Не хочешь пойти с нами? Мы собираемся в «Шримпи Блюз».

– Твои друзья не будут против?

– Они сами предложили, – сказала она с улыбкой. – Поэтому мы тебя и дожидались.

17

Пока девушки вызывали такси, я убрал свои вещи в грузовик. Думал поехать за их машиной, но Морган решила по-другому. Бросив подругам: «Встретимся в ресторане», – она быстро подошла ко мне.

– Надеюсь, ты не против?

– Нисколько.

Я помог ей забраться в машину, а сам сел за руль. В это время подъехало такси. Мы дождались, когда ее друзья втиснулись на заднее сиденье серебристого седана, и, как только он тронулся, пристроились в хвосте.

– Хочу задать тебе еще один вопрос про твою ферму, – сказала Морган.

Я удивился.

– И что за вопрос?

– Мне вот интересно, если ваши куры не в клетках, почему они не убегают? И как вы вообще находите яйца, ведь они должны быть разбросаны по всему полю? Совсем как во время пасхальной охоты за яйцами.

– У нас на поле есть ограждение, да и куры – существа социальные, поэтому они держатся вместе. Кроме того, они любят места, где есть тень, корм и вода. Что касается яиц, то куры приучены нестись в специальных гнездовых ящиках – таких яйцесборниках, откуда потом мы их забираем.

– Вы что, дрессируете кур?

– Приходится. Когда появляется новая партия цыплят, я стараюсь быть рядом, и каждый раз, когда курица собирается присесть, чтобы снести яйцо, я переношу ее в гнездовой ящик. Куры предпочитают откладывать яйца в темных и тихих местах, поэтому, оказавшись в ящике, они думают: «А здесь хорошо», – и после этого начинают регулярно им пользоваться.

– Здорово.

– Не знаю. Для меня это обычная работа.

– А что еще ты делаешь? Трактор ты водишь?

– Конечно. И еще я должен уметь его ремонтировать. Мне также приходится быть плотником, сантехником, иногда электриком.

При этих словах Меган просияла.

– Ты – настоящий мужчина! Наверное, приятно сознавать, что в случае нашествия зомби ты будешь одним из немногих выживших.

Я расхохотался.

– Неожиданное заявление.

– По сравнению с твоей, моя жизнь кажется скучной.

– Это как посмотреть.

– Расскажи мне теперь про свою сестру. Хотя бы немного. Ты говорил, она художница и вы живете вместе, но какой она человек?

Я задумался. А потом решил начать с самого главного:

– Она умная, талантливая и добрая.

Я мог бы добавить, что это она относится к числу тех, кто сможет выжить. Вместо этого рассказал о том, как Пейдж меня воспитывала и какие нас связывают отношения.

– А твоя тетя, какая она?

– Сильная, трудолюбивая, честная. Она тяжело перенесла смерть дяди, но с началом затеянных нами перемен воспряла духом. Теперь хозяйство стало смыслом ее жизни, ей это нравится. В последнее время она пытается уговорить меня заняться производством экологически чистой говядины, на травяном корме, – совершенно новым делом, о котором я ничего не знаю.

– Похоже, неплохая идея. Сегодня многие выбирают «здоровые» продукты.

– Для этого нужно понять, достаточно ли у нас земли для пастбищ, найти партнеров по переработке и перевозке, покупателей… Не говоря уже о выборе правильных пород для разведения. Одним словом, дело может оказаться слишком сложным.

Серебристый седан впереди нас притормозил перед въездом на парковку ресторана; я объехал его в поисках свободного места. Администратор провел нас к столику в дальнем конце зала. После того как мы расселись и были сказаны несколько дежурных комплиментов по поводу моего выступления, начались расспросы. Друзья Морган не могли поверить, что я фермер. Пришлось снова рассказывать о моих повседневным делах и обязанностях. Затем отвечать на вопросы о детстве, семье и участии в музыкальной группе. В перерывах между выпивкой и едой мне тоже удалось узнать кое-что о подружках Морган. Стейси выросла в Индианаполисе, ее парня зовут Стив, и она хочет стать педиатром; Холли родом из маленького городка в Кентукки и с детства занималась практически всеми возможными видами спорта. Мария – уроженка Питтсбурга, у нее тоже есть парень, и она мечтает о работе в шоу «Танцы со звездами». Но вполне трезво оценивает свои возможности.

– Скорее всего, я буду работать в одной из танцевальных студий и, если повезет, открою свою. Если только мама не примет меня к себе на работу.

– А она может?

Мария закатила глаза.

– Она очень строго меня оценивает и говорит, что мне еще многому нужно научиться.

В отличие от Морган, Мария не постеснялась показать мне их профиль в «Тиктоке». Она открыла видео, в котором они вчетвером танцуют, и протянула мне свой телефон. Когда танец закончился, она показала несколько других роликов.

Я понял, почему девушки были так популярны: их выступления отличались хореографией уровня K-pop[7]7
  Музыкальный жанр, возникший в Южной Корее и вобравший в себя элементы западного электропопа, хип-хопа, танцевальной музыки и современного ритм-н-блюза.


[Закрыть], были забавными и в меру сексуальными. Честно говоря, мне понравилось.

Затем расспросы про меня возобновились. Как и Морган, девушек в основном интересовали куры и помидоры, выращивание табака было воспринято с неодобрением. И снова пришлось рассказывать о годах юношеского бунтарства, о выступлениях с группой и о том, как я пришел к фермерству. Морган смирилась с тем, что ее подруги решили тщательно меня изучить, и только время от времени виновато на меня поглядывала.

Девушки не позволили мне за них заплатить: счет разделили между всеми, прибавив очень щедрые чаевые. Я поймал себя на мысли, что каждая из них обладает своим особым обаянием. Причем все уверены в себе и очень амбициозны.

Покидая ресторан, мы с Морган оказались позади остальных. Неяркий мягкий свет делал ее особенно привлекательной, и я понял, что пропал.

– Мне нравятся твои подружки, – заметил я. – Спасибо, что взяли меня в компанию.

– Тебе спасибо, что не подвел, – сказала она и легонько сжала мне руку.

– Какие планы на завтра?

– Ничего особенного. Думаю, утром мы будем репетировать, а потом, может быть, заляжем у бассейна. Правда, Холли говорила, что хочет пройтись по магазинам или посетить Дали. – Затем, словно вспомнив, с кем она говорит, Морган пояснила: – Это музей, посвященный творчеству Сальвадора Дали, художника-сюрреалиста.

– Мне сестра рассказывала, – сказал я.

Она, видимо, что-то уловила в моем тоне.

– Тебе это неинтересно?

– Я не настолько сведущ в искусстве, чтобы сказать, интересно мне или нет.

Морган рассмеялась – весело и заразительно.

– Спасибо за честность. А у тебя какие планы?

– Пока ничего не решил. Наверное, устрою пробежку, а потом – кто знает.

– Будешь сочинять песни?

– Если придет вдохновение.

– Как бы я хотела, чтобы оно ко мне пришло. Как у тебя. У меня это больше похоже на сражение.

– Я бы с удовольствием послушал твои песни. Особенно теперь, когда я увидел, как ты танцуешь.

– Да, Мария очень гордится нашими номерами.

– И она права. Вы замечательные. Если бы я раньше узнал про вас, то тут же стал бы вашим фанатом, как и тысячи других людей.

В этот момент подъехало такси, девушки начали садиться.

– Хочешь, я подвезу тебя до гостиницы?

– Спасибо, не стоит. Поеду с подружками, – ответила Морган. – Я рада, что вы узнали друг друга поближе.

– Я тоже.

Через секунду, явно не желая уходить, она добавила:

– Я пойду, наверное.

– Давай.

– Может быть, мы придем на твое следующее выступление.

– Буду рад.

– И если ты напишешь еще песню, я хотела бы услышать ее первой.

– Договорились.

Мы оба понимали, что тянем время. И тут у меня вырвалось:

– Ты когда-нибудь плавала на байдарке?

– Ты о чем?

– Мой друг Рэй рассказал мне об одном месте, где можно взять напрокат байдарку и поплавать по мангровым зарослям.

– А зачем ты мне рассказываешь об этом?

– Не хочешь поехать туда со мной? Завтра. Раз уж у тебя ничего серьезного не запланировано.

Получилось не самое лучшее приглашение на свидание, но на большее тогда я не был способен.

Морган задумалась.

– Во сколько бы ты хотел?

– В девять или около того? Тогда ты успеешь вернуться, чтобы пойти в бассейн или еще куда-нибудь.

– А можем в десять? Из-за репетиции?

– Конечно. Встретимся в фойе?

Она коснулась моей руки.

– Тогда до завтра.