Текст книги "Тотальное преследование"

– Не совсем, хотя… С другой стороны – да, это правда.

– Ну что же, идите, Монк. Я сообщу о ваших странностях, потому что обязана, но надеюсь, они вам не повредят. Небольшие личностные отклонения тут разрешены. Разумеется, не в ущерб работе.

– Я понимаю, мэм.

После этого разговора у Извекова осталось впечатление, что сержант его как-то выделила среди остальных. Вот только непонятно было, хорошо это или не очень?

3

На этот раз построение перед сменой заняло чуть больше времени, чем обычно. Холлидей и Сангар раздали задания, где были определены районы добычи. Том обратил внимание, что его зона находилась дальше других и считалась самой неудобной. «Расисты они все, – подумал он, впрочем, без особой злости. – Считают, раз русский, то и работать должен труднее, чем… негр какой-нибудь». Впрочем, он уже и сам незаметно, но вполне осознанно ушел от этой прямолинейно-дурной тактики оценивать человека по цвету кожи. Бывало, что и темный, если не считать сержанта Нго, оказывался неплохим человеком.

– Поздравляю, джентльмены, – заговорила Нго, когда этот привычный ритуал был исполнен, и она шагнула вперед. – Теперь вы можете считать себя достойными членами нашей компании, настоящими добывающими. – Она помолчала, блеснула светлыми глазами. – Причем я сожалею, что из вашей группы уцелело четверо. Это много! Я рассчитывала, что буду вас выгонять, пока не останутся двое… Но вы меня обманули.

Все сдержанно посмеялись, и Нго продолжила:

– Сегодня к вечеру прибудет следующая группа. Мне придется главным образом заниматься с ней, но это не значит, что я оставлю вас вне своего внимания. Мне платят, чтобы мои подчиненные оставались в форме все время… пока мы не сможем со спокойной совестью вышвырнуть вас, как отработанный материал, на помойку, откуда вы, собственно, к нам и заявились.

Это смеха не вызвало, но все равно полагалось хотя бы улыбнуться. Такой вот был сержантский юмор. Том мельком подумал, что был бы тут Макинтайр, он бы обязательно ответил, но от этих четверых Нго отпора не ожидала. И не дождалась.

– Вы отработали срок, после которого вам полагалось бы передохнуть наверху недельку, а самым нежным – дней десять, под присмотром врачей, которые, уверяю вас, способны все испортить своим гуманизмом. Но вместо отдыха я добилась от руководства разрешения оставить вас до истечения следующего положенного по договоренности с профсоюзами срока. Зато оплата с сегодняшней смены будет начисляться с двадцатипроцентной добавкой заработка. Кто против такого решения?

Протестующих, разумеется, не было. Добавка к заработку означала, что… Но посчитать Том не сумел – добыча и расценки на труд оставались главной тайной компании перед рабочими, особенно в смене, где верховодила Нго.

– Помимо индивидуальных расчетов, вы за этот… трудовой порыв получите и другие привилегии. Например, раз в неделю вам можно будет покупать упаковку пива или бутылку вина. Второе, каждый, кто пожелает, может установить в своей каюте видеомагнитофон или стереопроигрыватель, чтобы смотреть или слушать то, что одобрено психологами компании. Заказы будут оформляться инструкторами. В-третьих, для каждого из вас увеличен расход опресненной воды в душе. Теперь вы можете пользоваться восемьюдесятью галлонами в неделю вместо прежних шестидесяти. И последнее, четвертое. Теперь вам разрешено – за ваш счет, разумеется, – добавлять к списку продуктов что-нибудь по своему усмотрению, на сумму не более четверти недельного жалованья.

– А когда мы начнем получать выписки с нашим заработком? – спросил Шарк, грустный и очень скромный француз из какой-то бывшей азиатской колонии.

– После сегодняшней смены вы сможете получать информацию о своей выработке и общий счет на карточке в конце каждой недели. – И Нго вздохнула, словно из нее выжимали последний воздух. – С прискорбием должна также сообщить, что вы можете теперь требовать все официальные документы о несчастных случаях и авариях по всем подразделениям компании во всех четырех океанах. Но тому, кто будет эту информацию запрашивать, – она посмотрела на Тома, – следует зайти в кабинет к инструкторам и расписаться в том, что он удержится от распространения этих сведений за пределами компании. И еще, – голос Нго стал привычно-злобным, – вы должны в любом случае расписаться, что в свободное от работы время вас можно по приказу начальства использовать в поисковых операциях, проводимых компанией по договоренности с правительством, без оплаты, если таковая не предусмотрена специальным договором. Все, приступаем к работе!

Том и приступил. Сходил в гальюн, загрузился в бот, устроился в нем поудобнее, выпил для веселья стаканчик крепкого чая из собственного термоса, которым недавно обзавелся, и двинул к рабочей зоне. И все же один вопрос его грыз, поэтому он вызвал контрольный пост. Помимо обычной радиосвязи на этот раз сбоку на крохотном дисплейчике, о котором он стал забывать, настолько тот редко включался, установилась видеосвязь с Сангаром. Парень сидел с журналом в руках, с ногами, закинутыми на общий пульт контроля, и жевал что-то, что делало его губы кроваво-красными. «Да он же бетель жует!» – ахнул про себя Том, но вслух спросил, как всегда, вежливо:

– Инструктор Сангар, не могли бы вы пояснить мне, что значит «участие в поисковых операциях»?

– Монк! – Связь с контрольным постом прервалась, и на дисплейчике появилась Нго. – Раньше вы казались умнее. Неужели не понятно, что мы ползаем по дну. А над нами шумит море, и по этому морю ходят корабли, которые, случается, ломаются и даже тонут. А когда они тонут, куда они опускаются?.. Правильно, сюда, к нам. Вот для экспертизы этих аварий, для возможного спасения ценного груза и много чего другого иногда используют нас. Хотя, как правило, все ограничивается тем, что мы определяем только место. За другие действия компания требует от страховщиков или правительства спецоплату, что иногда оборачивается суммой большей, чем стоимость груза. – Нго сидела прямо, смотрела внимательно. Но говорила спокойно, по крайней мере, обычной ее суровости Том не заметил.

– Тогда другой вопрос, мэм. То, что я могу вас видеть, это тоже привилегия настоящего добытчика или как?

– Возможно, что так, Монк. Но при этом не считайте, что я рассматриваю вас как добытчика. – Она подумала немного. – Добытчик – это высшая квалификация, когда пробы некуда ставить на человека. А вы всего лишь… добывающий, и никак иначе. Впрочем, добытчиком, возможно, вы тоже станете, если выбросите из головы мысли обо всем, кроме работы. Понятно?

Не дождавшись ответа, она отключилась. Да и Тому пора было приниматься за дело – он прибыл на место.

Спустя пару часов, когда работа наладилась, когда он уже автоматически присматривал, что отрежет сейчас, как измельчит, чтобы затолкать в корзинку побольше руды, и что отрежет потом, Извеков вдруг поймал себя на мысли, что ему все тут нравится. Он больше не путается в рабочих органах манипуляторов, и у него, пожалуй, появился собственный стиль – пусть слегка замедленный, немного ученический, но уже свой. Например, он не отводил отсасывающий патрубок в сторону, а прижимал его к поверхности, и это могло служить еще одной дополнительной опорой в усилиях, которые он прикладывал к режущему инструменту, помимо торможения или противодействия нагнетательным патрубком.

Во всем остальном Том был очень точно включен в ситуацию. Он даже не ощущал сам бот, его чувства простирались за пределы обшивки, на которую давило более четырехсот метров воды. Он и внешнюю акустическую систему не выключал, чтобы слышать все, что происходит вокруг: визг циркулярки, врезающейся в руду, глуховатый треск отпиленных камней при их дроблении, низкие изменения в тональности мотора его бота, когда Том чуть перегружал его своими действиями… А еще скрипы китов где-то милях в трех-четырех западнее. Извеков даже засмеялся, когда вспомнил, как вздрагивал в первые недели, слушая их «разговоры» между собой… Еще он слышал шумы винтов чужих субмарин, снующих вокруг подводного города, плеск волн о борта кораблей, которые приходили к надводной части их платформы за рудой, иногда даже звуки самого города, например шум лифтов, спускающихся на дно… Он читал эти звуки, ощущал их, знал их, словно был одной большой, чрезвычайно чувствительной мембраной.

Иногда Извекову нравилось поднять прожектор и обвести им ближайший участок рельефа перед собой. Это было похоже на лунный пейзаж или на марсианский в ночное время… Здесь водоросли, даже самые стойкие, начинали уступать холоду и тяжести воды, а камни становились больше и первобытней. Зато очень спокойно можно было читать донные отложения, а на сколах – геологические образования, если подплыть поближе.

То ли в силу нынешней профессии, то ли потому что он действительно был любопытным человеком, Том жалел, что не выработал в себе правильного умения читать эти камни, видеть их срезы, различать разнообразные породы, как это умеют геологи. Что бы ему сделалось в пансионате, если бы он заложил и эти знания? Да ничего. Зато теперь было бы интереснее, было бы просто здорово… Впрочем, пройдет время, он окончательно с помощью этой компании как-нибудь размажется на фоне других служащих и сумеет… излечиться от своего невежества.

Потом, конечно, стало тяжко. Извеков и раньше замечал, что устает к концу смены – не так, как прежде, но все равно изрядно. И сонный он какой-то становился, и концентрация была уже недостаточной, и домой хотелось, пусть даже приходилось теперь считать своим домом кубрик в подводной руднодобывающей платформе… Или по-русски будет «рудодобывающая»?.. Том не знал, он стал забывать родной язык. «И очень хорошо, – тут же успокоил он себя, – что это уходит. Не хватало еще не к месту заговорить по-русски». А впрочем, этого тоже хотелось, как и многого другого. Приходилось только терпеть и ждать, и надеяться, что он выбрал правильное решение, спрятавшись тут от секуритов.

– Монк! – Это Сангар. На этот раз видеконтакта не было. – У тебя – все, под завязку. Возвращайся на базу.

– Я еще не совсем выработался, – отозвался Том.

– А ты запроси прежние свои показатели выработки, – сказал инструктор. – Последние две недели у тебя до ста двадцати процентов доходило.

– Но я даже… даже ученический срок не окончил, и, следовательно, мне недоплачивали? – Том не знал, сердиться ему или смеяться.

– Правильно, так со всеми поступают. Если парень перерабатывает, с ним возятся дальше. А кто не успевает или успевает в последний момент – тот кандидат на увольнение.

– Живоглоты! – сказал Том с чувством.

– Что? – Голос Нго.

Этого еще не хватало!

– Русское слово, мэм. Означает, что попал в компанию к чрезвычайно мудрым людям, которые умело используют незнания и наивность новичков.

– Кажется, это значит что-то другое… Кстати, Монк, зайдите, когда приведете себя в порядок, после смены. У меня появилось сомнение, которое лучше бы поскорее развеять.

– Есть, мэм!

Он и вправду немного подождал, пока загрузчик подхватил его последнюю корзину с рудой и бодренько потащил к измельчителям, и лишь после этого двинулся домой. Времени прошло почти на полтора часа меньше, чем Извеков привык оставаться в работе – то есть, чуть дольше десяти часов. И за это – полная оплата… «Так стоит жить», – решил Том.

На базе, уже в душевой, на комплекте бумажного одноразового белья лежал листочек. На нем значилась сумма, которую компания считала своим долгом ему заплатить, – чуть больше трех тысяч гиней. И это за три месяца!.. Немного, если учесть, что нормальный добытчик должен получать около двух тысяч в месяц, но следовало учесть еще какие-то поломки, которые, возможно, чинились за его счет… В общем, все было прекрасно, и если в этом возникали сомнения, то лучше было о них никому не говорить.

В столовой царило пиршественное настроение. Шарк заказал жареные морские гребешки с очень сложным по букету соусом и бутылку настоящего белого вина. Другие тоже прикупили что-то свое… Подумав, Том присоединился к французу, тем более что изготовление этих гребешков требовало часа полтора, а так как Извеков опоздал, то ждать ему пришлось меньше всех. Даже Нго потребовала себе суши довольно интересной конструкции и много настоящего кофе с бренди, чтобы посидеть со всеми вместе. Том поглядывал на нее с опаской. Сержант просила зайти. Интересно, зачем? Неужели нельзя было тут же поговорить, во время этих посиделок?

А потом, когда хмель с непривычки уже ударил в голову, и время двинулось скачками, Том вдруг оказался перед ее кабинетом, и все мигом изменилось. Он стоял, постукивая в дверь, и ни о чем серьезном не помышлял, лишь оглядывался на коридоры, которые были слишком уж длинными и пустыми, и в них, если подумать, все казалось неуютным.

Дверь распахнулась, и первое, что сказала Нго, прозвучало совсем не по-командирски:

– Я боялась, что ты не явишься.

– Как же я мог, мэм, если вы приказали…

– Заткнись и послушай, что я тебе скажу, Монк. Мне и самой это все не нравится, и ты, должна признаться, тоже не очень-то нравишься… Но что-то в тебе есть. Не знаю, что именно, но определенно… В общем, я – расистка. Ты это заметил – ты все замечаешь. Но вот какое дело: если тебе кажется, что я подхожу тебе для более… расслабленного времяпрепровождения, то я, похоже, тоже не против.

Ничего подобного от этой тигрицы с черной копной волос, этой дылды с кожей цвета эбенового дерева, сержанта и ругательницы, почище, чем иные русские торговки на рынке, Извеков не ожидал. И зачем она ему?..

Но зато потом, быть может в силу долговременного воздержания или из-за хмеля, гулявшего в голове, все получилось даже очень… Да что там, это было великолепно! Сержант оказалась отличной любовницей – пылкой, страстной и умной. Чуткой, умелой и яростной. Яркой, как небо, которого Том не видел много месяцев и которое, опять же, долго еще не увидит, в меру сумасшедшей, экзотичной и… Неутомимой куда более, чем он, если уж на то пошло.

Когда Том уже лежал, истомленный и слегка приунывший после близости, и пытался вспомнить, как это называется на французском, Нго вдруг приподнялась на локте и спросила, вглядываясь в его лицо:

– Вижу, тебе понравилось. Но вот что я должна сказать тебе, Монк: мне понравилось еще больше.

– Я не очень-то к тебе привык, мне следует еще настроиться и подучиться… выдерживать твой напор, мэм сержант.

Она поцеловала его в нос и рассмеялась. Кажется, Том впервые видел ее смеющейся. Устроилась на плече, чуть ли не урча от удовольствия, которое из нее еще не совсем выветрилось.

– Хороший ответ. – Она помолчала немного. – Ты очень правильно отвечаешь, хотя я не всегда верю тебе. Такие, как ты, бывают очень расчетливыми и хитрыми.

– А я и есть расчетливый и хитрый.

– Может, сделаешь так, чтобы теперь я в этом немного засомневалась?

Том не удержался, вздохнул. Он был благодарен этой женщине, он даже мог бы влюбиться в нее. Вот только знал, что ничегошеньки из этого хорошего для нее не выйдет. Не тот он был человек, совсем не тот.

Кто знает, что его ждет? Может, пусть так все пока и будет, а когда прервется, то пусть и рвется, если уж такова его судьба… Она же – женщина, а не только сержант. А с женщинами никогда очень просто не бывает.

4

Сосредоточение рождало что-то вроде медитативного ступора, который, как недавно стали сообщать в документах, легко приводил к ошибкам. И еще ничего, если только ступор. У других, Том слышал, бывали штуки и похуже. Нго как-то призналась, что ее начинает рвать, если она долго работает на добыче. Кто-то еще, из тех, с кем приходилось служить и работать тут в последние месяцы, высказывался в том плане, что ему теперь и женщины не нужны. У Тома такие разговоры вызывали недоверие и даже раздражение, потому что он сам сделался…

Где-то он читал, что один из известных писателей прошлого века, а может, позапрошлого – в общем, еще до Завоевания, – так увлекся описанием отравления мышьяком своей героини, что почувствовал все признаки этого самого отравления, а другой… Он и сам не мог бы объяснить, откуда все это знает… Так вот, другой почувствовал, как его персонажа убивают фруктовым ножом, и потерял сознание. Когда его нашли и стали приводить в чувство, у него в том месте, куда ударили в романе его героя, имелся синяк, и единственное, что он смог сказать: «Как больно убивает нож…»

Том не мог вот так легко и точно определить свой транс, но что-то похожее у него тоже случалось, и достаточно часто. И это его почти не пугало, он к этому привык.

Притом Извеков был уверен: если бы его засунули в машинку для лодирования, он бы не страдал этими состояниями с такой почти механической, необоримой силой. О том, что когда-то он лодировался, и о том, как это было здорово, Том теперь думал почти все время. Это было даже хуже, чем страдать какими-то сексуальными расстройствами, или фобиями, или аддитивными состояниями, выражаясь по-медицински… А впрочем, именно аддитивным состоянием эти его мысли и являлись.

Работать теперь Извекову было совсем просто. Он даже не думал, как или что следует сделать, – он просто делал это, ни в чем не сомневаясь. Он просто знал, чего нужно добиться, и это происходило как бы без его участия, без какого-либо расчета с его стороны. Теперь все выходило само собой.

В последнее время Том почему-то стал щадить рыб. Они крутились возле его бота, привлеченные светом, и когда-то Том их отгонял, чтобы они вместе с рудой или породой не попали в водозаборники. Но теперь он научился их не всасывать, даже если рыб вокруг становилось очень много. Это не были какие-то особенные глубоководные, светящиеся животные немыслимых расцветок и форм. К рыбам Том привык. Иногда они даже начинали казаться ему почти смышлеными, как собаки. Впрочем, он уже стал понемногу забывать, какими бывают собаки. Они же не кошки, которые почти всегда и везде одинаковы, а вот собаки… Да, можно сказать, он по собакам слегка скучал. Вернее, скучал бы, если бы ему так болезненно не хотелось пройти хоть какую-нибудь заливку.

«Пожалуй, я сам себя так растравил, – думал Извеков. – Не следует так-то…» Пожалуй, наилучшим решением было бы забыть о том, какой кайф он когда-то получал от загрузки. Но так же твердо, как то, что это следует забыть, он знал, что не забудет, пока жив, и всегда будет этого хотеть. И чем больше времени пройдет без заливки, хотя бы какой-нибудь, мелкой и неинтересной по содержанию, тем в большую зависимость от этого он будет впадать.

Может, и не стоило ему вот так влипать в эти подводные работы? От них было только хуже, потому что он оказывался тут в одиночестве, покое и тишине, в этом, почти автоматически возникающем состоянии… рабочего ступора. Кажется, у него даже перебои с сердцем при этом случались. Но врачи, обследовав Тома, сказали, что ничего страшного ему не грозит – у всех, кто так долго сидит на глубине, что-то происходит со здоровьем. А с Томом как раз все в порядке. Было бы странно, если бы у него никаких приступов не случалось, как у всех нормальных людей на поверхности.

«Утешили, черт бы их всех драл!» – думал Том и продолжал работать. Утешением могло служить только то, что Нго стала его пореже беспокоить, реже приходила к нему в каюту, реже требовала к себе… Извеков даже попробовал улыбнуться при этой мысли. Если сержант приходила, то была довольно покладистой, спокойной, мягкой и теплой. Если же вызывала, то вела себя как дикая волчица – жестко, грубо, иногда даже с руганью. Чего Том от нее вообще-то слышать не хотел. Не любил он, когда женщины во время близости ругались, словно пьяный матрос в борделе, когда ему кажется, что он чего-то недополучил. В психологии это называется «секс с вымещением». Хотя о том, что такое бывает и у женщин, Извеков раньше не знал, вернее, в него такую информацию не вложили… А-а, опять о том же!

– Монк, не увлекайся, ты уже к третьей норме подбираешься, возвращайся!

Голос по радио. Значит, нужно возвращаться. Прежде-то, бывало, его смешили эти высокие голоса, возникающие из-за гелиевой атмосферы. Теперь Том научился их читать так же верно, как на земле, и никогда не ошибался. Сейчас его «пас» Сангар. Чертов полуиндус, или кто он там?.. Опять будет ворчать, что Том слишком плотно упаковывает корзины, или еще к чему-нибудь придерется.

Все дело в том, что Извеков стал слишком хорошо работать. А если кто-то работает слишком хорошо, другим становится неуютно, неладно, потому что им в любой момент могут сказать, мол, как же так, если этот может, почему у других не получается? Выходило, опять он виноват…

Лодка подошла к подводному городу и воткнулась в уловители сразу, без самого малого удара или скрипа, хотя Том не пользовался автопилотом. Выбираясь из пилотской кабины, он подумал, что пока это еще можно делать, пока еще не иссяк прежний набор добывающих, которые всегда так поступали. Это лишь недавно стали требовать, чтобы во внешних маневрах, а особенно при стыковке с приемными устройствами, всегда включали автопилоты. Раньше-то все и без автопилотов приходили на базу. Зато теперь говорили, что кто-то в управлении компании высчитал: автоматикой можно даже на перевозках экономить до трех процентов топлива… Да только ерунда все это! Том знал, что он умеет водить свой бот так, как никакая автоматика не сумеет, ведь машины ошибаются и с течениями, и с уклонением от других таких же ботов, и даже управляющие сигналы определяют с задержками… которых никогда не бывает у него. К тому же умные головы наверху не всегда правильно учитывали перепады в плотности воды, иногда таким вот автоматизированным ботам случалось даже по дуге ходить, чтобы не попадать в эти ловушки… Вот и оказывалось, что хороший пилот идет и быстрее и экономичнее.

– Привет, Монк! – Принимающий инструктор поднял свою клешню – металлическую, заменяющую ему правую руку.

Говорили, что он ее как-то сжег во время аварии. Ведь через манипуляторы проходит и питание для сервомоторов, вот эти фазы электротока к нему и пришли… От руки осталась головешка, странно, как он сам не погиб. «Лучше бы погиб», – подумал Извеков, встряхиваясь на краю площадки и расправляя пропотевший насквозь комбинезон. Что-то он слишком много в последнее время возится у датчиков его бота, когда Том возвращается.

– Что-то опять не так? – спросил он.

Теперь-то Том мог спрашивать о чем угодно. Он теперь – ас, долгожитель, мастер-добытчик. Его другим в пример ставят, ему даже злиться можно по разным поводам. Как сейчас, например.

– Да, Монк, опять не все в порядке, – отозвался инструктор. – У тебя расход воздуха должен быть…

– Ты мне в относительных цифрах поясни.

– В общем, ты израсходовал лишь чуть более четырех пятых расчетного потребления кислорода. Как ты это делаешь, почему не дышишь?

– Опять Нго побежишь докладывать?

– А что ей докладывать? Она тебя покрывает… И все же это странно, Монк, очень странно. Я три года эти боты обслуживаю, многое повидал, сам на них ходил, пока не погорел… – Инструктор помолчал, но все же договорил: – Я ни у кого такого не видел.

«Парень он, наверное, и неплохой, – подумал Том, – если может над своей неудачей шутить, вот только мешает очень…»

– Тысячу раз тебе говорено, не виноват я. Задумываюсь, пока работаю, как автомат делаюсь, вот дыхание как-то того… сбивается, что ли?

– Тебя бы врачам грамотным показать, а не нашим неучам. Они разберутся.

«Это он зря! Здешние врачи, особенно в отделе всяких легочных и дыхательных проблем, пожалуй, получше тех, кого называют грамотными врачами наверху», – решил Том.

– Пока врачи тревогу не забили, пока этого не произошло, не мешай мне работать, ладно?

Никак он не может договориться с этим парнем, и следует ожидать, что тот опять побежит к начальству. Даже не к сержанту, а к главному инженеру. Тому, ясное дело, по барабану, как Монк этот дышит. Он только спросит, выполнена ли норма. А узнав, что перевыполнена, вздохнет и глаза закатит, мол, надоели вы мне, инструктор, со своими глупостями, разбирайтесь сами… Беда лишь в том, что этот парень не успокаивается. Все ходит, докладывает, записки какие-то пишет. Надеется, дурак, что ему за это то ли повышение, то ли премию выдадут. Или за наблюдательность… А это уже плохо – не нужна Извекову такая наблюдательность.

Том автоматически, почти не ощущая тела и мыслей, вымылся, переоделся в свежую форму в раздевалке, поужинал и дотопал до своей каюты… Ага, Нго тут слегка убралась. Зря, впрочем. Вещи все равно расставила не так, как ему нравилось. Но переставлять по-своему Том не стал, улегся на койку, дотянулся до какой-то книжки и расслабился, с блаженством предвкушая, что сейчас почитает всласть. Не заливка, конечно, но хоть что-то! Иначе вообще с ума сойти можно от этих «немых» болей, этих желаний, этой жизни…

Неожиданно включилась панелька наверху, по которой объявляли экстренные вызовы или учебные тревоги. Но на этот раз, к сожалению, оказалась не тревога, а сержант.

– Монк, ко мне опять приходил этот парень, обслуживающий боты.

– Он и ко мне приставал.

– Что там у тебя происходит? – Она его. несомненно, рассматривала, но видео со своей стороны линии не включила.

– Не знаю, по-моему, все в порядке. Задумался ненароком.

– Мне кажется, у тебя подводный психоз, – изрекла вдруг Нго. – Это бывает. Я и наверх доложила, что ты трусоват. Перестраховываешься и незаметно для остальных перетаскиваешь дополнительные баллоны с воздухом в свой бот. А так как воздуха у тебя хватает, система еще ни разу не давала сбой. Вот и получается у тебя как бы пониженный расход. Ты бы не портил баллоны, Монк?

Кажется, она всерьез так думала. Ничего другого, кроме мелких хитростей подчиненных (пусть даже это был он. Безил Монк, ее любовник и давний служака), ей в голову не приходило. Вот только хитрить тут не имело смысла. При желании за ним могли устроить очень плотную слежку – ведь вся подводная часть платформы буквально нашпигована камерами слежения, не сразу даже и определишь, где тебя могут застигнуть.

– Я бы с этим согласился, Нго, если бы это была правда. Но ты ведь знаешь, у меня и топлива меньше уходит, и время плотнее делается там, на работе. Я же не особенно спешу – ты сама камеры ставила, – а все равно почти полторы смены у меня выходит.

– Заметил камеры?

– Кто же их не заметит? Я же внутренности этого бота знаю до последней царапины. Даже не понимаю, зачем ты это делаешь, если есть штатные системы?

– Не понимаешь? – Она нахмурилась.

– Это такое русское выражение – присказка, поговорка… Я слишком буквально перевел.

А что он мог еще сказать? Чтобы она оставила его в покое? Пусть думает, что русские – они все странные, и поговорки у них, если точно на английский перевести, глупыми оказываются. А это уже почти объяснение уменьшенных расходов воздуха и топлива. Пока это срабатывало, хотя Том и сознавал, что не навсегда. Что-то обязательно произойдет, неприятное и неожиданное.

– Инструктор твой меня шантажировать пробовал, – пожаловалась Нго уже иначе, просительным, а не командирским тоном. – Следующий раз он напишет начальству, что ты с ума сходишь, если в боте пытаешься не дышать… Или еще что-нибудь устроит.

– Нго, я же тебе говорил: если хочешь мне помочь, лучше разговор с хорошим психологом организуй. Я, когда там все спокойно, увлекаюсь, у меня что-то вроде медитации йоговской получается. Ты же веришь в йогу, верно?.. Вот и я каким-то образом научился… не дышать, как йоги под водой.

Может, она послушает и потом ка-ак направит к психологу, а тот ка-ак позволит ему лодирование пройти!.. Опасно все это. Вычислить могут, черти! Ведь где-то же знают, что у Борова документы на имя Василия Монахова были? Кто-то может и сообразить. Не слишком уж это трудно и замысловато… Вот только придется пойти на этот риск. Заливка – серьезный приз и слишком соблазнительный.

Хотя чем черт не шутит? Может, они там, наверху, о нем забыли? Может, секуриты и не ловят больше этих чудиков, которые кайфуют от лодирования и впитывают тысячи часов информации в машинке, могут вообще не останавливаться, а так и жить, как наркоманы?.. Нет, это вряд ли. По телику то тут, то там проскакивает, что теперь отлов этих ненормальных стал еще строже, еще больше сил высылают на всякие облавы против них, еще страшнее стало наказание. По слухам, в Китае уже разрешили в них стрелять! А если убитый или раненный оказывался не лодером, полицейские отделывались самым простым, чуть ли не административным наказанием. Сложно у них там все, в Китае…

Черт! Он опять задумался, а ведь Нго на него смотрела!

– Устал ты, кажется, парень. – Это опять она.

Только спокойнее, равнодушнее, а то придет. Ненасытная… А ему сегодня просто выспаться хочется, и чтобы его оставили в покое. Он может даже не спать – лишь бы не трогали, лишь бы полеживать себе, в своей каморке за книжкой, как бы отдыхая… И пусть они все провалятся в тартарары!

– С психологом я тебе помочь уже пробовала, но пока не получилось, – сказала Нго. – А что касается отпуска, это организовать еще проще. Я и сама, может быть, пойду – поваляюсь где-нибудь на солнышке. Только, знаешь, выбор-то у нас с тобой невелик. Наше отделение компании первоклассными пляжами не располагает, в наличии лишь Канада или Скандинавия.

– В чем проблема? Если отпустят на недельку-другую, мы можем и на свои слетать куда-нибудь в Гонолулу, на Гавайи. Или в Австралию… Мне, например, хочется Большой барьерный риф посмотреть.

– Вот я и говорю: устал ты. Даже отдых планируешь с аквастатом на морде и с погружениями, чтобы тебя еще мурена какая-нибудь прихватила… Нет уж, я сама об этом позабочусь!

Потом молчание стало долгим, очень долгим… Том сделал-таки усилие и сумел расслабиться так, что книга как бы сама вывалилась у него из пальцев и он, откинувшись на подушки, уснул. Раньше это у него хорошо получалось, даже дыхание делалось сонным и мягким, как у младенца. Сейчас же с дыханием какие-то нелады возникали, зато он научился глазными яблоками под веками не двигать. Нет, что за жизнь, а? Притворяться приходится на каждом шагу! И теперь ведь на самом деле придется засыпать – Нго не сразу успокоится, через пяток минут проверит, как ему спится, а потом еще раз несколько…

«Ладно, буду спать, – решил Том, – в конце концов, это не помешает, это нормально. Жаль, конечно, что почитать не получилось. Но это все равно лучше, чем если бы эта бешеная заявилась, тогда бы еще больше врать пришлось…»