Текст книги "За секунду до выстрела"

– Яша, где деньги?

– Какие деньги? – метнул в его сторону испуганный взгляд Шацкий.

– Более семидесяти пяти тысяч, которые вы взяли из сейфа.

Шацкий опустил голову и молчал. Славин тоже выжидал, а надо было идти в атаку. Пауза дала возможность Шацкому прийти в себя, и он глухо ответил:

– Ничего я не скажу! Доказывайте!

– А что здесь доказывать? Все ясно.

Славин понимал, что сейчас лучше прервать допрос. Пусть Шацкий считает, что работникам милиции действительно все ясно. Майор нажал кнопку звонка и вызвал конвоира.

Владимир Михайлович был доволен результатами допроса Шацкого. Его показания давали мощное оружие против Ломова и возможность сузить круг лиц, подозреваемых в совершении кражи. Славин хотел сразу же направиться в управление и брать постановление на обыск, но передумал: «Наверняка в квартире Шацкого мы денег не найдем, а лишь дадим понять Григорию, что о чем-то догадываемся».

Размышляя так, он приехал на базу, где раньше работали Ломов и Шацкий. Директор базы сказал:

– Я не знаю, где сейчас работает этот Ломов, но скажу вам с гарантией, что там пожалеют, что приняли его. Ломов – жулик, и не просто жулик, а хитрый, коварный и опасный жулик.

– А где вы видели неопасных жуликов? – улыбнулся Славин.

– Э, товарищ майор. Поверьте мне, я начинал свою работу в системе снабжения еще до войны и за эти годы повидал жуликов. Так вот, я утверждаю, что Ломов – жулик первого сорта, экстра-класса, если хотите. Я уверен, что у нас он поживился неплохо. Я помню, как мы получили сигнал, что у него на складе имеется крупная недостача. Издал я распоряжение опечатать склад и на следующее утро назначил ревизию. И что вы думаете, что могло случиться? Конечно, пожар. И, конечно, пожар списал все. Сколько мы совместно с ОБХСС и пожарной службой ни бились, но доказать причастность Ломова к пожару и к недостаче так и не смогли. А он, паразит, после этого поработал немного, а затем подал заявление об уходе и еще среди работников распространил слухи о том, что он уходит потому, что я, видите ли, его кровно обидел своими подозрениями.

– У него работал Шацкий Яков, не помните такого?

– Ха, я не помню Яшку Шацкого? Как я могу его не помнить! Это ж два жулика, одной веревочкой связанные. Я уверен, что и пожар они тогда вместе устроили.

Из кабинета директора, пользуясь тем, что тот вышел, Славин позвонил Лисицыну и доложил обстановку. Лисицын сообщил, что ему звонил Мочалов и сказал: Ломов неожиданно «вылечился» и потребовал у врачей, чтобы его немедленно выписали из больницы.

– Но я подумал и попросил, – добавил полковник, – чтобы Ломова выписали завтра. У нас будет больше времени.

– Хорошо, Леонид Федорович. Я тогда отправлюсь работать по месту жительства Шацкого и Ломова. Только хочу вас попросить: поторопите, пожалуйста, Леонова в отношении экспертизы с окурками. Ну, а что касается Григория, то это сделаем чуть позже. Я предлагаю пока его не допрашивать, пусть считает, что все в порядке и мы о нем ничего не знаем. Еще, надо поторопить экспертов с ответом, чем вскрывали преступники сейф.

– Договорились. Держи меня в курсе событий. Сегодня я буду в управлении поздно.

Улица, на которой жили Шацкие и Ломовы, была узкой и грязной. Кое-где лужи перекрывали ее от забора до забора. В таких случаях Славину приходилось передвигаться, цепляясь руками за забор. Но, невзирая на это, в его голове все время вертелась мысль: под каким предлогом зайти к соседям Шацкого и Ломова.

Через несколько минут майор входил в дом соседей Шацкого. Открыл дверь и глазам не поверил: перед ним стоял внештатный сотрудник Будько. Он помогал Подрезову. Такой удачи Славин не ожидал. Андрей расплылся в улыбке:

– Владимир Михайлович, каким ветром? Входите, входите.

В комнате майор увидел пожилых женщину и мужчину.

– Да входите же, товарищ майор. Это мои родители.

Славин поздоровался и представился. Хозяйка предложила чаю, но Владимир Михайлович отказался и сказал:

– Я к вам по делу. Рядом с вами проживают Шацкие и Ломовы, что они за люди?

Много рассказали хозяева Славину и о поведении, и об образе жизни братьев, их друзьях. Оказалось, что Григорий Шацкий встречается с девушкой по имени Таня, проживающей в конце улицы. Андрей Будько знал ее хорошо и отзывался о ней как о честном, принципиальном человеке.

– Не пойму только, – говорил он, – что она нашла в этом Григории, два раза уже на скамье подсудимых побывал, ведет себя отвратительно. Я как-то поговорить с ней решил, а она мне ответила, что хочет помочь человеку исправиться.

– Андрей, как ты считаешь, если я поговорю с ней, как она к этому отнесется?

– Вы имеете в виду, скажет она о вашей беседе Григорию или нет?

– Да.

– Трудно сказать, но если вы ее предупредите, то должна молчать. Владимир Михайлович, если не секрет, в чем вы их подозреваете?

Славин знал, что Будько можно доверять полностью, но ему не очень хотелось говорить при его родителях. Но делать было нечего. Не сказать – значит выразить недоверие к парню, да еще перед родителями. И он ответил:

– Мы их подозреваем в краже большой суммы денег из сейфа одного учреждения нашего города.

Молчавший почти все это время отец Андрея неожиданно встрепенулся:

– Из сейфа – говорите? А как был открыт этот сейф?

– Они его взломали. А почему вы интересуетесь этим?

Хозяин поднялся и подсел поближе к Славину. Понизив голос, он начал рассказывать:

– Понимаете, дней пять тому назад я видел Яшку за странным занятием. К ним в огород забежала наша курица. Я взял хворостину и зашел к ним во двор. Смотрю, а у сарая стоит Яков и пилит ножовкой пополам лом.

У Славина даже дыхание захватило. Он спросил:

– А Яков видел вас?

– Да, конечно. Он мне помог курицу из их огорода выгнать, и я ушел.

– О ломе вы с ним не говорили?

– Нет, я сделал вид, что ничего не видел.

Майор обрадовался. Для Славина даже без заключения экспертизы было ясно, что сейф был вскрыт с помощью металлического предмета. Владимир Михайлович записал фамилию и адрес Тани, поблагодарил хозяев и сразу же направился в управление. Но не успел он дойти до конца улицы, как его догнал Андрей:

– Владимир Михайлович, я забыл сказать, что вчера вечером я встретил Таню, она плакала. Я спросил, в чем дело. Она говорит: «Ничего страшного, просто мои психологические эксперименты не оправдались, сколько волка ни корми, он все равно в лес смотрит». Махнула рукой и пошла дальше. Я думаю, что это с Григорием Шацким связано.

– Спасибо, Андрей. Ты и твои родители здорово помогли мне, спасибо!

55
СЛАВИН

Утром все собрались в кабинете Лисицына. После короткого совещания решили, что Мочалов дождется выписки Ломова из больницы и привезет его в управление. Леонов к этому времени должен получить заключение экспертизы по сейфу и подготовиться к очень важному допросу Ломова.

Славину было поручено произвести обыск в доме Шацких, но когда майор вышел из кабинета Лисицына, то решил, что в первую очередь он должен побеседовать с Таней Сытько, которая дружит с Григорием. Оказалось, что она работает в типографии, где до войны работал отец Славина. Когда Владимир Михайлович пришел в типографию, его охватило волнение. Он до войны бывал в этой типографии, и многое здесь осталось без изменений. Он зашел к начальнику отдела кадров, представился и попросил разыскать Сытько. Начальник отдела кадров, немолодой мужчина, с орденской колодкой на груди, возвращая майору удостоверение, спросил:

– Скажите, а вы случайно не сын Михаила Славина?

– Да.

Начальник вскочил на ноги.

– Сын? Ну, конечно, сын, уже такой взрослый? А меня не помните? Я к вам домой во время оккупации несколько раз приходил.

На память Славин не жаловался, и, присмотревшись к этому человеку, он узнал его. Это он однажды ночью привел Владимира на окраину города и поручил ему провести через посты немцев группу подпольщиков и двух чехов, которые направлялись в партизанский отряд. На глазах у начальника отдела кадров появились слезы, и он, не скрывая их, смотрел на сына своего погибшего товарища.

Владимир видел, что он растроган и наверняка захочет поговорить, поэтому предложил встретиться в другой день и перешел к цели своего визита.

– Сытько, говорите, вам нужна? Она сейчас на работе. Вы, Володя, посидите здесь у меня. Вот вам свежая газета, почитайте, а я сейчас разыщу ее и приведу.

Он взял со стола очки и вышел. Владимир Михайлович, взволнованный встречей, задумчиво держал газету. Запах свежей типографской краски вернул его в детство. До боли в груди вновь напомнил об отце. «Хотя бы узнать о его последних днях». Славину сказали, что недавно нашли дополнительные гестаповские архивы. Может, в них есть сведения об отце. Он так и не развернул газету, когда в кабинет вошли начальник отдела кадров и круглолицая курносая девушка.

– Что вы не присаживаетесь, Владимир Михайлович?

– Знаете, – Славин грустно улыбнулся, – типография о многом напомнила...

– А ваш отец в каком цехе работал? – спросила девушка и покраснела. Она поняла, что этим вопросом выдала то, что успел по пути рассказать начальник отдела кадров. Тот тоже несколько смутился и поспешно сказал:

– Это я Тане рассказал о вашем отце, но кто вы, не говорил. Так что представляйтесь сами и беседуйте, а я пока пройдусь к директору.

Славин поймал на себе несколько недоуменный и любопытный взгляд черных глаз девушки и улыбнулся:

– Представляю, как вы ломаете себе голову, чего, мол, ему от меня надо. Так?

– Ага, – тряхнула толстыми черными косами девушка.

– Таня, я – сотрудник уголовного розыска, и у меня к вам серьезное дело. Вы, наверное, уже слышали об аресте брата Григория Шацкого – Якова, сейчас он уже осужден. Как мы считаем, и Яков и Григорий причастны еще к одному преступлению. Я знаю, что вы дружите с Григорием. Вы честный человек, и я решил поговорить с вами откровенно. Скажите, вы не замечали что-нибудь необычное в поведении Григория?

На первый взгляд Славин рисковал, раскрывая правду перед девушкой, которой Григорий небезразличен. Но это так могло показаться только не посвященному в замыслы оперативника человеку. Славин же все рассчитал точно. После беседы с девушкой должен быть произведен обыск в доме Шацких, а затем допрос Григория. Владимир видел, что его вопрос был неожиданным для девушки, и испугался, что она может уклониться от ответа.

– Вы его в чем-то подозреваете? – лицо Тани стало совсем пунцовым.

– А вы что, считаете, что его не в чем подозревать?

– Наверное, есть... Я хотела сказать, что раньше я еще надеялась на что-то, а теперь нет, я тоже ему не верю больше. Он стал чаще пить, грубить.

– Скажите, денег у него в больших суммах не появлялось?

– Я и хотела об этом вам сказать, когда спрашивала, в чем вы его подозреваете. Он меня вчера в ресторан пригласил, очевидно, чтобы помириться, так как позавчера мы поругались. Он встречал меня с работы пьяным. Мне стыдно было перед девчонками, с которыми я вместе вышла из типографии. Они пошутили надо мной, а он их грязными словами обозвал. Я повернулась и ушла, всю дорогу домой проплакала. И вот вчера вечером он приходит ко мне как ни в чем не бывало и приглашает меня в ресторан. Я у него спрашиваю: «Гриша, где ты берешь деньги на ежедневные пьянки?» А он засмеялся и достал из кармана целую пачку новеньких, еще в упаковке, денег. «Сам их печатаю, мне станок подарили, хочешь и тебе напечатаю или подарю», – и достает из другого кармана точно такую же пачку денег и протягивает мне. Я взяла эту пачку и швырнула ему в лицо, сказала, что больше его видеть не хочу, повернулась и ушла. А он мне вдогонку: «Ничего, с такими деньгами я себе найду в десять раз лучше тебя!» – выругался и обозвал меня...

Девушка сидела с опущенной головой, на глазах ее были слезы. Очевидно, она уловила сочувствующий взгляд Славина, потому что сказала:

– Вы не подумайте, что я сожалею о разрыве с ним. Мне просто стыдно за то, что я позволила себе с таким встречаться. Поверьте, я, по дурости своей, считала его несчастным, а он просто негодяй.

– Раньше вы не видели у него крупных денежных сумм?

– Нет, никогда.

– Скажите, а с кем он дружит?

– По-моему, ни с кем. Пил он чаще всего со своим братом – Яковом. Ну еще иногда с Ломовым-старшим, его Леонидом зовут.

– Отмычек, наборов ключей у Григория не видели?

– Нет.

Майор попросил девушку никому не рассказывать об их разговоре и попрощался с ней. Теперь его мысли были направлены на Григория Шацкого. Он позвонил Леонову и сообщил о том, что ему удалось узнать только что. Они договорились, что Леонов пока не будет допрашивать Ломова, а возьмет машину и приедет за Славиным в типографию.

Было решено задержать Шацкого по месту его работы, после этого сделать обыск у него дома, а затем привезти его в управление и дальше действовать по обстановке. Пока Славин прощался с начальником отдела кадров, договариваясь с ним о встрече, Леонов вместе с двумя внештатными сотрудниками уголовного розыска успел приехать к типографии.

Григорий работал недалеко в большом гастрономе, сотрудники милиции нашли его быстро и доставили к машине. Обыскали, в карманах ничего не нашли. Шацкий возмутился:

– Кто вам дал право обыскивать меня?

– У нас есть постановление на производство обыска, – пояснил Леонов, – вот оно. Сейчас мы поедем к вам домой, где действительно произведем обыск.

От внимания Славина не ускользнуло движение руки, которое сделал Шацкий. Он непроизвольно, как-то судорожно притронулся к широкому поясу: «Уж не оружие ли там за поясом мы просмотрели?» – подумал майор и, прежде чем посадить Шацкого в машину, осмотрел его пояс, а в нем оказались зашитыми... деньги. Тут же прямо на заднем сиденье пересчитали их. Оказалось девять тысяч шестьсот рублей.

Славин спросил:

– Шацкий, где остальные деньги?

– Какие остальные деньги? Это мои лично заработанные, поэтому и ношу при себе, а других денег у меня нет, ищите ветра в поле.

К началу обыска в доме Шацких приехал полковник Лисицын. Он привез с собой еще трех сотрудников, среди которых был и Подрезов.

Искали тщательно, просматривая, казалось, каждый сантиметр, прощупывая каждый предмет, но в квартире ничего не нашли. Начали осматривать чердак. Славин обратил внимание на голубятню. Обычно в голубятне имеется в сторону чердака маленькая дверка для того, чтобы хозяин мог поставить туда корм, взять нужного ему голубя, а в этой голубятне стенки были глухие. Владимир Михайлович взглянул на Подрезова:

– Давай проверим! – Майор увидел, как нервно задрожали руки Григория.

Оказалось, что в голубятне задняя стенка снимается, торчащие в ней шляпки гвоздей были только для видимости, а стенка держалась на двух небольших шурупах, которые Славин отвернул обыкновенной копеечной монетой. В голубятне нашли три свертка. Развернули клеенку, в которую были завернуты свертки, а там – деньги. В одном – четыре, а в других – по три тысячи рублей. Все деньги были в банковских упаковках. Славин спросил у Григория:

– Ну, что скажете? Кстати, на них упаковка такая же, как и на деньгах, обнаруженных у вас. Где остальные деньги?

Шацкий молчал. Посоветовавшись, работники милиции решили еще раз тщательно осмотреть чердак. Но это ничего не дало. Решили приступить к осмотру сарая. У входа на цепи сидел огромный пес. Его злобный, яростный лай звучал на всю округу. Правда, теперь он был потише, так как пес охрип, но бешеной злобы в его рычании не поубавилось. Лисицын приказал Шацкому:

– Уберите собаку в будку и заприте ее там.

Шацкий криво ухмыльнулся, но собаку все-таки загнал ногами в будку и прикрыл лаз бочкой.

Сарай осматривали долго. Славин толстой алюминиевой палкой старался забраться во все щели, поковырял под крыльцом. Но удачливее всех оказался Леонов. Он обыкновенными граблями прощупал земляной пол сарая и в дальнем углу под мусором обнаружил половинку лома. На эту находку, казалось, Шацкий никак не среагировал, он продолжал хранить угрюмое спокойствие. Обыск продолжался, но в сарае больше найти ничего не смогли. Вышли во двор. Лисицын посмотрел на Шацкого и сказал:

– Возьмите собаку и привяжите ее к забору или в сарае заприте. Нам надо будку осмотреть.

– А чего ее смотреть, в ней все равно ничего не спрячешь. Если хотите, собаку сами убирайте, я вам не прислуга.

Славин ожидал, что Лисицын взорвется и прикрикнет на Шацкого, но тот спокойно ответил:

– Ну, что же, не хотите, тогда мы сами это сделаем.

Он подошел к будке и отодвинул в сторону бочку. Пес увидел чужого человека, залаял еще яростнее, но из будки не выскочил. Лисицын потянул за цепь и вытащил пса из будки, взял его за ошейник и спокойно отвел к сараю. Затем он достал из собачьей будки сверток в клеенке. Там оказалось двадцать тысяч. Славин подошел к Шацкому:

– А где еще деньги?

– Не знаю.

С ним не стали разговаривать, отвели в машину, а Лисицын, Славин, Леонов и Подрезов стали советоваться. Славин настаивал на повторном обыске.

– Деньги, что мы нашли, – убеждал он, – наверняка те, которые принадлежат Григорию и Якову. Причем Григорий одну часть своей доли хранил в голубятне, вторую – носил с собой. В собачьей будке хранилась доля Якова. Они наверняка с учетом «разделения труда» получили по двадцать тысяч рублей, а остальные должен был забрать Ломов. Он же рисковал да и труда затратил больше, даже голову под удар подставил. А если к этому добавить неудобство, которое было связано с необходимостью несколько часов сидеть со связанными руками и кляпом во рту, а также подготовку операции, то тогда понятно, почему у него и доля должна быть большей. Но я уверен, что Ломов никуда не отлучался из учреждения, так как в любой момент мог приехать проверяющий, значит, его долю Шацкие унесли с собой.

– Чтобы окончательно сломить Ломова, нужна остальная сумма, – поддержал Славина Леонов. – У нас против Ломова есть пока только косвенные улики.

– А если Шацкие признаются? – спросил Подрезов.

– У него все равно будет лазейка защищаться, – задумчиво проговорил Славин. – Он может тогда признать факт появления в учреждении братьев Шацких и сказать нам, что они вызвались проводить его до работы, а он не называл их только потому, что не хотел впутывать в эту историю соседей. Ну, а раз они говорят, что сейф ограблен ими, то он здесь тоже ни при чем. Грабители были в масках, и он их не опознал. Шацкие, которым уже терять нечего, легко могут принять его версию и заявить, что преступление они совершили вдвоем, а Ломова просто оговорили. Спасая соучастника, они могут сохранить большую сумму денег, которую мы не нашли.

В конце концов решили еще раз посмотреть в доме и сарае. Славин даже алюминиевую трубку, которой до этого времени шарил под сараем, согнул, когда протыкал ею соломенную крышу сарая. Но все было безрезультатно.

В управлении Леонов допросил Григория Шацкого и водворил его в КПЗ, а затем вместе со Славиным начал допрашивать Ломова. Лисицын, который тоже хотел поприсутствовать на допросе, неожиданно был вызван в министерство. Ломов спокойно отвечал на вопросы, а когда начали предъявлять доказательства, он разошелся.

– Откуда я знаю, почему отпечатки моих пальцев оказались на упаковке, – кричал он, – мало ли что дает ваша экспертиза.

Леонов записал ответ и спросил:

– Ну, а что вы скажете в отношении братьев Шацких, которые пришли в тот вечер с вами вместе к объекту?

– Не было их со мной. Спросите сами у них.

Славин, наблюдая за поведением Ломова, думал: «Да, так легко он не признается, обязательно надо добывать дополнительные доказательства».

Леонов видел, что Ломов надеется еще на то, что ему удастся вывернуться и избежать водворения в КПЗ. Слишком он был уверен в своих друзьях.

– Гражданин Ломов, я вас в качестве подозреваемого задерживаю и водворяю в КПЗ. Там у вас будет время подумать обо всем.

– За что вы меня задерживаете? Увидите, вам придется отвечать за беззаконие!

Его увели, а Леонов взволнованно сказал:

– Володя, прошу тебя, постарайся заставить Шацких говорить правду. Еще необходимо разыскать второй кусок лома и, возможно, фомку, так как сегодня эксперты дали заключение, что сейф был вскрыт скорее всего ломом с четырехугольным острием и фомкой.

– Хорошо, Николай, я поработаю.

56
СЛАВИН

Чувствовал Славин, что быстрее всех заговорит Яков Шацкий. Он был изолирован и не знал, чем располагает следствие. Надо было хорошо подготовиться к его допросу. «Если Яков заговорит, – думал Славин, – то тогда наверняка скажет правду и Григорий».

Он решил еще раз продумать действия преступников. Где они могли спрятать остальные деньги? Куда дели лом и фомку? Славин был уверен, что машины у преступников не было, значит, нести с собой эти вещи после ограбления не имело смысла. Сколько раз он ставил себя на место преступников, пытался представить себе маршрут их движения после кражи! Утром следующего дня Славин с двумя внештатными сотрудниками направился к месту происшествия. Он стоял во дворе и в который раз ломал голову, как уходили отсюда братья Шацкие. Чем больше он думал, тем увереннее приходил к выводу, что они должны были идти только через пустырь, который начинался за забором, а затем по тихой, почти не освещенной улице, в сторону своего дома.

«Значит, пустырь». Славин вместе со своими помощниками излазили его вдоль и поперек, но ни фомки, ни лома найти не удалось. Неосмотренным оставался только небольшой котлован, залитый дождевой водой. Славин решил: если они выбросили лом и фомку, то только в воду. Недалеко, через два квартала, находилась пожарная, и Славин направился туда. Нашел начальника и попросил у него помощи. Вскоре мощный насос начал откачивать воду. Через час в котловане стало пусто. Славин, раздевшись до трусов, шагнул в жидкую грязь. По сантиметру ощупывал Владимир Михайлович дно, и вот она – победа! Он нашел вторую половину лома, а вскоре нащупал и фомку. Выпрямился и радостно улыбнулся: «Ну, теперь Шацкие точно заговорят. Для экспертизы установить, что это две части одного лома, труда не составит».

Вскоре Славин был в следственном изоляторе. Привели Якова Шацкого. Он из-подо лба посматривал на Славина, а тот сразу же пошел в атаку:

– Яков Аркадьевич, чтобы не терять зря времени, я вам расскажу, что нам удалось добыть из того, чем мы докажем вашу вину, а вы сами судите, есть смысл вам признаваться или нет. Если помните, в прошлый раз вы сказали «доказывайте!».

– Да, помню, ну и как, доказали?

– Конечно. Например, вашу долю – двадцать тысяч похищенных денег – в собачьей будке нашли. Григорий из суммы своей доли десять тысяч запрятал в голубятне, пятьсот успел проматать, а девять с половиной тысяч мы у него в поясе нашли...

– Падла... – Шацкий смачно выругался, – говорил же ему, не дури, не таскай деньги в поясе.

– Конечно, дурак, – простодушно согласился Славин и продолжал: – Собрали мы и лом, который вы на две части распилили. Одну половину в сарае, у стены в земле, нашли, а другую, вместе с фомкой, в котловане на пустыре разыскали.

– Что, Гришка показал, где эти штукенции мы выбросили?

– Ну, Ломов же не мог. Он, когда вы выбрасывали эти штучки, сидел связанным. Ну как, Яков Аркадьевич, хватит? Будем говорить начистоту?

– Куда тут денешься, все уже и без меня ясно. Придется еще один суд перетерпеть. Пишите...

Шацкий спокойно начал рассказывать:

– Я отдал Гришке его долю, а свою под крыльцом сарая во дворе запрятал. Но когда меня из зала суда под штык взяли, я успел у выхода шепнуть братухе, чтобы он перепрятал их в другое место. Додумался же он их собаке на сохранение отдать!

Славину не терпелось выяснить, где же остальные деньги, но он понимал, что надо быть осторожным, и поэтому тщательно продумывал свои вопросы.

– Почему вы решили Ломову денег дать больше, чем себе?

– Он заслужил, – по-своему оценил действия соучастника Шацкий.

– Расскажите, как прятали долю Ломова?

– Очень просто. Взял алюминиевую трубку, запихал туда деньги, а концы трубки забил землей и бросил у собачьей будки. – Вдруг Яков спохватился: – Постойте, вы же наверняка не обнаружили этих денег, Гришка же не знал, что я туда их сунул?

– Нет, не обнаружили, но не волнуйтесь, найдем, – спокойно ответил майор и покраснел, вспомнив, что эту трубку вчера дважды в своих руках держал...

К вечеру преступники признали свою вину. Почти все деньги были изъяты. Лисицын видел, как расстроился Славин из-за трубки, хлопнул его по плечу и весело сказал:

– Привыкай, что преступления совершают не только дураки, чем противник хитрее действовал, тем приятнее победа...