Текст книги "Легенды «Вымпела». Разведка специального назначения"

Самое сложное было, когда Numero uno натыкался на растяжку или мину в земле. Для этого у него в сумке были длинные, для растяжек, и короткие, для обозначения пути, бамбуковые плоские палочки. Движение в этом случае задерживалось на пару минут. Все отдыхали, а номер один, потому что был самый опытный, разминировал…

– Что за ерунда получается, – жаловался Виктор Васильевич, – когда я иду первым и мне попадаются мины, обязательно её ставят в муравейник!

Позднее мы догадались. Преподаватели ставили эти сюрпризы для нас там, где было легче копать. А в муравейнике почва всегда более рыхлая. К укусам этих маленьких кубинских насекомых мы привыкли достаточно быстро. Естественно, никто не вскакивал и не начинал отряхиваться. Мы ползли и терпели. Преподаватели видели это и, наверное, гордились такими учениками. По крайней мере, мы так думали.

Так наш маршрут постепенно подходил к рядам колючей проволоки. Для преодоления этого заграждения в сумке были скобы из тонкой проволоки разного размера. Первый номер прижимал часть «колючки» к земле, часть её растягивал с помощью этих скоб, освободив пространство, чтобы пролезло тело. И делал у самой земли проход. Одновременно происходила проверка на мины и растяжки. На это уходило ещё минут десять. Правда, в ходе наших тренировок ловушки, которые ставили наши друзья-учителя, становились всё сложнее и каверзнее. То граната под миной, а то и того хуже… Изощрялись они – мужали мы.

После преодоления колючей проволоки мы, как змеи, расползались в разные стороны. Теперь у каждого – своя задача. Мы должны выдвинуться к казармам, где располагается личный состав. У каждого – по две казармы, которые предварительно хорошо изучили. Просчитаны метры, сколько кому ползти и сколько должно занять это времени. Мы – на исходном рубеже…

У лаза в колючке остались двое. Их задача наблюдать за часовыми на вышках, скрытыми секретами, если они будут обнаружены, и, главное, – показать нам, где выход на обратном пути.

Я дополз и распластался в темноте около стены «моей» казармы. Огляделся, вслушался в тишину. Как учили, стал готовить толовые шашки: детонатор в отверстие шашки, нащупал обрезанный на пять секунд задержки бикфордов шнур с уже привязанной к нему спичкой и приготовил чиркалку от спичечного коробка. Притаился и стал ждать. В сумке, буквально под рукой, ещё четыре шашки. Автомат за спиной, чтобы рукам ничего не мешало. Мысленно продумал, как буду двигаться после начала атаки: встал, чиркнул. Кистью руки, не появляясь в проёме окна, забросил шашку. Два шага до второго окна – шашка туда. Бегу резко ко второй казарме – десять метров, первое окно, второе окно. И – бегом к выходу. Первый взрыв от заброшенного в казарму сюрприза должен быть, когда я буду обрабатывать последнее окно. Если все будут действовать слаженно и одновременно – на всё про всё уйдёт десять, максимум пятнадцать секунд. А через двадцать секунд мы должны быть на той стороне колючей проволоки.

Кубинцы прошли мимо каждого, проверив изготовку, рассмотрев, очень тщательно, подготовленные нами взрывные устройства, и, отойдя на безопасное расстояние, дали сигнал на начало штурма.

Абакар и Володя Черемисин, оставшиеся в этот раз прикрывать отход, долго, по крайней мере, нам так показалось, выцеливали часовых на двух вышках. Там были установлены мишени. Их выстрелы прозвучали практически одновременно. Это был сигнал «Начало атаки».

Первый «свой» взрыв я услышал, когда уже бежал от второй казармы. «Почему так? – думал я. – То ли бикфордов шнур оказался длиннее? То ли я бегать научился?» Около лаза я оказался почти последним: «Ничего себе! Как они все несутся!» Проскочили под проволокой и по тропе, отмеченной Халбаичем в минном поле, понеслись к лесу. Через минуту были на опушке. Ещё через минуту прозвучали взрывы специальных зарядов с замедлителем, установленных на танках и одной пушке. Их устанавливали Демяшов и Душков. Это был последний аккорд и – «привет врагам от спецназа!»

– Хорошо! – сказал по-русски Луис, он за это время, общаясь с нами практически круглосуточно, освоил и это слово. Дальше, уже на испанском, стал говорить проникновенно, как будто бы это было с ним:

– Этот макет батальона и расположение его, и казармы, и вышки взяты из реальной ситуации в… – и замолк, чуть не назвав точное место, где это могло быть. Но, видно, было ещё не время… Помолчав, продолжил: – Группа спецназа, численностью чуть меньше, чем сегодня ваша, проникла с этого же места, откуда шли сейчас вы, и уничтожила объект. Сегодня вы всего лишь повторили то, что уже некоторое время назад сделали подготовленные солдаты. Поэтому мы с уверенностью говорим: «Это возможно! Надо лишь верить в силу своего оружия и знать то дело, которым ты занимаешься». – А закончил он вообще очень патриотично: – Venseremos! Patria o muerte!

– Мы победим! Родина или смерть! – перевели мы уже все вместе.

– Вы – достойные сыны Великого Советского Союза! – пафосно, но очень честно и откровенно говорил он дальше. – Я горжусь, что нам выпала честь работать с вами. Советский Союз дал Кубе всё! Вы – наши старшие братья. Но вы, как великие люди, не стесняетесь учиться у нас. И из вас – очень хорошие ученики…

Рядом с ним стояли остальные преподаватели, вытянувшись по стойке «смирно». Было видно, что все они разделяют сказанное и поддерживают своего опытного товарища. Нашими действиями они явно были довольны.

– Да ладно, мы обычные, нормальные, – растягивая последнее слово, попытался как-то понизить градус наш шеф. Сначала он сказал это на русском, затем перевёл. Но всем было видно, что слышать ему похвалы было приятно. Ведь это – его группа, а он – командир. Да и мы от таких слов обалдели. Мы давно уже отвыкли, чтобы нас кто-нибудь хвалил…

Этот день вообще был особенным. На первом перерыве, когда наступила Merienda (это перекус между завтраком и обедом), нам принесли два ведра мороженого. Холодное, ледяное, твёрдое – не ковырнёшь. «Откуда так много? Как они его вообще сюда довезли? – спрашивал я. – А какое вкусное! В жизни такого не ел!» Стенки бумажных ёмкостей покрылись испариной от льда и жаркого тропического воздуха. Каждому дали большую ложку и миску: ковыряй и ешь, сколько хочешь.

Мы ещё раз удивились в этот день, когда преподаватели из подручных материалов, прямо на наших глазах, построили макет укрепрайона. Именно его мы и должны были штурмовать ночью. Они, как дети в песочнице, сначала построили холмики, пригорки и овраги. Посадили лес и обозначили опушки. И всё это было в масштабе. Сделали из прутьев вышки, казармы. Постройка занимала пространство метра два на два. Мы, когда раньше занимались такой работой, максимум бросали на землю ветку и говорили: «это река», на брошенную шишку или камень – «это гора», веточкой чертили линию и говорили: «колючая проволока»…

– Вы должны научиться делать такие макеты, – наставляли учителя, – очень близкие к реальным. Чем реальнее, тем понятнее вашим подчинённым, что и как делать. Непонятная задача не позволит правильно выполнить приказ. Непонятная схема или макет не даст понимания каждому, что и когда сделать и в каком точно месте. На карте этого не увидишь. Схема не даёт объёма…

– Ещё чего? – ворчали, правда, очень тихо, Виталик Ермаков и Помазков. – В куличики играть? Когда на это есть время?

Словно отвечая на эти вопросы, кубинцы сделали этот макет втроём минут за двадцать.

Задачу на нём ставили уже мы сами друг другу. Тренировались атаковать и справа, и снизу, и сверху. Всё же выбрали – снизу. Было понятно, что ни на схеме, ни на карте, тем более веточками на земле нужной глубины проработки операции мы бы не достигли. «Да, макет имеет значительные преимущества…» – не соглашаясь с ворчанием некоторых, думал я.

В конце занятий преподаватели безжалостно растоптали макет и замаскировали место, где он был, под девственную почву.

– И это тоже важно! Не расслабляйтесь…

Дневные занятия после обеда также принесли много сюрпризов.

– Сегодня ночью группа штурмует объект! – говорил старший лейтенант, преподаватель школы. На столах, специально вытащенных из класса, были разложены: кружки, ложки, баночки, куча головешек из костра и охапки разной травы, и даже куски глины. На углу стопочкой лежали военные комбинезоны. – От того, как вы сможете стать незаметными на местности, напрямую зависит ваша жизнь, – перебирая траву, внушал он нам свой предмет.

Звали его – Ормандо. Несмотря на невысокое звание и молодой возраст, все офицеры относились к нему с уважением. Мы знали, что совсем недавно он вернулся из какой-то очень сложной командировки. Получил после возвращения офицерское звание и высокий кубинский орден. Он был практик. Профессионал, знающий всё и прошедший уже многое. Он был не особенно многословен и всегда грустен. У нас даже возникало ощущение, что совсем недавно он перенёс сильное потрясение…

– Вижу, что вы принесли свои комбинезоны, как вам сказал Виктор, – имя «Виктор» он, как и все кубинцы, произнёс с ударением на последнем слоге. – Посоревнуемся, кто лучше увяжет траву на маскхалате…

Несколько недель назад, вечером, нам принесли эти самые комбинезоны, нитки, иголки и охапку, килограммов в десять, защитного цвета ленточек. Мы-то думали, что сегодняшний вечер проведём отдыхая, а тут… Ормандо сел вместе с нами и лишь сказал: «Будем шить…» Исколов до боли пальцы и наругавшись на всё и вся, мы нашили на свои комбинезоны, которые они называли «маскхалатами», – ленточки. Они густо, на расстоянии не менее пяти сантиметров друг от друга, покрывали всю заднюю часть одежды. Спина, ноги и даже кепи – всё было в бахроме. Надев костюмы, мы стали похожими со спины на волосатые чудовища. Старший лейтенант лишь следил, чтобы концы ленточек были достаточно длинными и чтобы растительность эта не была слишком редкой. Проковырялись до совсем глубокой ночи… «Хорошо, что я в школе на домоводство с девчонками ходил», – шутил Халбаич, закончив рукоделие первым. Положили «унифицированные» нами маскхалаты в свои тумбочки и, честно говоря, за всеми занятиями про них забыли.

Вот сегодня и вытащили их на белый свет снова. А вообще-то говоря, давно мы уже здесь. Привыкли. И казарма, и классы, и поле перед колючей проволокой стали родными. Кроме как «домом» мы казарму уже и не называли. И мышцы привыкли, и уже постоянно требовали нагрузки.

– Помните, какая трава на поле, где мы занимаемся? – грустно спросил старший лейтенант. – Вот и подберите такую же и увяжите на костюм. – Он взял свой комбинезон и, уже уходя, напомнил: – Встречаемся через тридцать минут.

Некоторые пошли за ним, в том числе и я, остальные – в разные стороны. Щипали траву, вязали, прикладывали веточки, кто-то – даже цветы… Закончив, собрались в указанном месте. Осторожно надели на себя комбинезоны. Они оказались тяжёлые и даже в некоторых местах колючие изнутри, неудобные, некомфортные.

Ормандо, естественно, заметил это.

– Ага! Пока сами не попробуете, объяснить это невозможно. Снимайте и исправляйте.

Потом, увязав травой ещё и автоматы, благо лишней растительности оказалось много, пошли на главную учебную точку – наше любимое поле.

– Поле, русское поле… – шёл и припевал Ермаков, – я твой тонкий колосок…

– Виктор, о чём он поёт? – спросил преподаватель. На этом занятии из учителей он был один. Такого раньше никогда не случалось. Трое, даже пятеро всегда сопровождали нас. Лишь потом мы поняли: все остальные готовились к ночным, контрольным учениям.

– О русском поле… – начал переводить Михайленко…

– О том, что занятия хорошие, – прервал его шеф. – Ползать не надо, отжиматься не надо, мины в муравейниках искать не надо, и что Ормандо – лучший офицер на Кубе, – шутил Виктор. – Вообще, это длинная песня…

Старший лейтенант не поверил Воробьёву и с улыбкой, которая у него возникала очень редко, смотрел на Ермакова.

– Это хорошо, что у солдата хорошее настроение, – философски подметил он. – Когда у солдата хорошее настроение, значит, есть шанс, что он победит…

Построив нас в шеренгу, Ормандо предложил каждому из учеников, по очереди, на расстоянии в метрах десяти от строя, лечь в траву и замереть. Здесь, со стороны, мы и увидели, насколько по-разному смотрится трава, собранная даже с разных сторон поля. То она слишком зелёная, то слишком сухая и жёлтая, то вообще другого сорта.

– Да, – сказал Васильевич, обращаясь уже к нам, – это ремесло приходит через «спину», – конечно, он употребил другое, более жёсткое слово. – Именно через это место, как и язык, – и неожиданно добавил: – Учите испанский, переводить больше не буду! Сами всё уже знаете…

Положив всех вместе в траву, наш печальный преподаватель заставил нас пролежать молча примерно час. Иногда давал ленивые команды: передвинуться на пару метров вправо, влево. Командовал, чтобы запустили сигнальную ракету. Это позволило нам привыкнуть к полю, дало возможность почувствовать не пятиминутную маскировку, а то, что к тебе прикрепляется надолго и становится почти кожей.

– Мне лично долго пришлось пролежать практически в пяти метрах от грузовика, полного солдат, – стал рассказывать Ормандо, – он очень неожиданно подъехал к месту, где мы находились, и остановился почти на сутки. Я и ещё два солдата оказались практически в самом центре их лагеря, – потом он надолго замолчал. Мы в это время по его команде, уткнувшись лицом в землю, пережидали ракету…

– Ну и что дальше-то? – спросил Виктор. – На вас «пописали»? Хи-хи!

– Встать и построиться! – прозвучала команда старшего лейтенанта.

Мы встали, разминая затёкшие от долгого лежания конечности. Построились. Постояли несколько минут и… удивились:

– А где Ормандо?

Поле вокруг было пустое. Только возле казарм за колючей проволокой суетилось большое количество людей. Но они были далеко. Постояли ещё несколько минут…

– В прятки решил поиграть!

– Да нет! Он ушёл. Что мы, дети?

– Искать! – дал команду шеф.

Походили по полю, попинали кочки, но никого не было. И только когда построившись в шеренгу, – так приказал нам сделать Воробьёв, – стали «протаптывать» метр за метром пространство, кто-то наступил на нашего преподавателя…

Обрадовались, как будто бы клад с золотом нашли. Да, хороший он костюмчик подготовил.

– А что вы хотите? – говорил опытный Михайленко. – Он всю жизнь этим занимается.

– Посмотрел бы я, как он у нас в снегу спрятался бы… – бурчал Ермаков.

– Точно! – подкалывал его Халбаич. – В этом маскхалате.

Так, незлобиво беседуя, вернулись к нашим столам около дома. Было видно, что Ормандо доволен. Кто выиграл соревнование на лучший костюм, он обсуждать не стал.

Сняв комбинезоны, траву на них мы «подредактировали» по примеру преподавателя и столпились около столов с банками. Ормандо стал показывать разную траву и пояснять, почему именно эта. Более сочная – больше жидкости, сок невредный и не такой вонючий…

– Теперь траву есть будем, – предположил Ермаков.

– Что я, козёл, что ли? – продолжил Халбаич.

Старший лейтенант заставил трёх человек выдавливать сок из травы, используя кружки и ложки. Занятие, надо сказать, не из простых, тем более, не каждая трава даёт сок. Ещё несколько человек, под присмотром кубинца, стали толочь головешки дров из костра.

– Уголь должен быть полностью прогоревший. Это уже остатки после костра, – учил Ормандо, – и толочь надо не до мелкого состояния, а до состояния пудры. Вы знаете, что такое придорожная пыль? Взять пальцами её невозможно, – она струится, как вода, но сухая и почти неощутимая. Вот чего вы должны добиться!

Наши занятия прервал ужин. Обычно в столовке была тишина. Людей никаких мы не видели: ни поваров, ни официантов. Стояли два накрытых полностью стола, кастрюля для добавки, чайник с чаем и термос с кофе. С настоящим кубинским кофе… По дороге от дома к камбузу росли лимонные деревья. И кто-нибудь обязательно срывал пару лимонов к столу. Были они не такие жёлтые, к каким мы привыкли, а зелёные и очень кислые. Какой-то особенный тропический сорт. В этот раз ели вместе со всеми офицерами школы. И сама еда была оформлена как-то по-праздничному. В помещении офицерской столовой было шумно. Возбуждённые преподаватели громко и оживлённо разговаривали, шутили, хохотали. Завидев нас, обнимались, похлопывая по плечам. У каждого уже был свой любимчик.

– Они нас куда-то провожают, что ли? – спросил Абакар.

– В последний путь, – как всегда, вовремя и к месту, пошутил Ермаков.

После ужина, уже вместе со всеми преподавателями, мы вернулись на урок Ормандо. После веселья во время еды опять все стали серьёзными. Уже темнело. В свете фонарей около класса и казармы меня, Халбаича и Володю Помазкова стали маскировать под африканцев. Натёртый угольный порошок, разведённый водой до кашицеподобного состояния, был хорошим материалом и прекрасно ложился на тело. Поэтому все до одного были готовы «обмазать нас грязью».

Сергея Демяшова и Анатолия Душкова так же, все вместе, разукрасили красно-коричневой глиной. В ёмкость с раствором Ормандо добавил совсем немного истолчённого угля, что придало нашим красно-коричневым братьям мрачный, ночной оттенок. Всех остальных одели в заготовленные ранее маскхалаты. Лица и руки им обмазали соком трав. Физиономии стали, как у измождённо-голодных и больных какой-то тропической инфекцией: зелёные и потухшие. Смотреть на них при свете фонарей было жутковато.

Группа для выполнения задания была готова.

В эту ночь мы, без потерь, захватили и уничтожили батальон противника!

* * *

Уже часов десять быстрым темпом группа спецназа шла по джунглям. К концу подходил второй месяц нашей жизни на Острове Свободы. Утром, подготовив лёгкие рюкзаки с провиантом, взрывчаткой, средствами маскировки и, первоначально, привычно пробежав по Тропе Че Гевары, мы углубились в горы. Идти было легко. К температуре тропиков, растительности и нашей одежде все мы давно привыкли. Физически и тело, и мышцы уже никого не беспокоили. Шли, отрабатывали задачи, которые ставили нам наши учителя, делали привалы на отдых и слушали бесконечные рассказы кубинцев о том, чем и как живёт selva (джунгли).

Кубинская природа особенная. Джунгли этого острова уникальны тем, что они абсолютно безопасны. Здесь нет ядовитых насекомых и растений, здесь нет ядовитых змей. Здесь легко можно добыть пропитание и хорошую питьевую воду. Пробираясь с мачете в руках сквозь заросли, мы периодически находили различные фруктовые деревья, лакомились плодами. Невысокие пальмы, увешанные огромными гроздьями бананов, одним-двумя ударами срубались крепкой рукой какого-нибудь из кубинских офицеров: «Кушайте, наслаждайтесь». Это было для нас словно путешествие в Edem (Рай).

– Послушай, Луис! – обратился к нему Виктор, когда он срубил очередную банановую пальму. – Зачем рубить под корень? Сорвём бананы, пускай растёт дальше…

– Эти пальмы растут только один сезон. Весной из корня вырастет новая. Не переживайте, мы любим свою природу.

К вечеру вышли к хижине местного жителя.

– Здесь живёт наш агент, – сказал Луис. – Кроме того, что он помогает нам проводить занятия на этой территории, ещё отвечает за безопасность и секретность происходящего.

Высокий худощавый человек лет пятидесяти, широко улыбаясь, встречал нас у порога своего незатейливого домика. Крыша, покрытая листьями пальмы, придавала жилищу образ убежища из старинных книг про пиратов. Соломенная, очень старая и вся в дырках широкополая шляпа и военные камуфлированные штаны говорили о том, что живёт он здесь очень давно и знает эти места как свои пять пальцев. Его кожа от солнца и ветра была практически чёрная, но предки его явно не были африканцами. Тонкие черты лица были европейскими. Усадив нас за огромный деревянный стол перед домом, Хорхе – так он представился – принёс огромный новенький японский термос и стал угощать нас кофе.

– А можно кофе в постель? – попросил Ермаков.

Хорхе удивлённо посмотрел на него.

– Никогда в жизни меня в походе, в лесу не угощали таким кофе, – продолжил Виталик. – Это не из реальной жизни. Постойте, по-моему, я сплю! Рассказать в ВДВ – убьют…

– А у нас в Туркмении зелёный чай… – мечтательно заговорил Юрий Халбаевич.

Разговор пошёл вокруг превратностей судьбы.

– Джунгли, бананы, автоматы, – подхватил Сергей Демяшов, – полрюкзака толовых шашек и… такой кофе! Можно с ума сойти. В Афгане такого…

Капитан Демяшов был уже повидавший и войну, и серьёзную работу офицер. В совершенстве владел португальским языком. Эти несколько месяцев подготовки закалили и его тело. Не ныл, не разглагольствовал, выслушивал приказ и делал, что положено. Хороший оперработник, он ещё обладал талантом сочинять стихи. В Афганистане его песни были популярны, и весь «ограниченный контингент» на кассетниках слушал песни и в его исполнении. Правда, имя его тогда нигде не называлось.

– Серёга, а ты про это песню напиши, – сказал его ближайший друг Помазков. – Смотри: пальмы, кофе и кокос – это наш родной КУОС…

– Ха-ха-ха! – заржали все.

– Ты знаешь, старик, – это было его любимое обращение, он не любил, когда его называли поэтом и особенно шутили над этим, – сейчас в голову, кроме баб, ничего не лезет…

Все понимающе зашевелились.

– А ещё – вон тот орех по башке съездит, и вообще ничего не полезет, даже на баб не потянет… – И Серёга показал на грозди кокосовых орехов прямо над нашими головами.

Рядом со столом росли три огромные пальмы. Стволы были похожи на бетонные фонарные столбы. Сверху, на высоте двадцати метров, под раскидистой макушкой, вместо лампочки, как было бы и положено на таких бетонных столбах, висели кокосовые орехи. Мы задрав головы стали разглядывать их. Они были размером с футбольный мяч. На всякий случай все пересели на другой край стола. Хорхе беседовал с Луисом. Увидев, что мы рассматриваем кокосы, пошёл к домику и вернулся с длиннющей бамбуковой палкой. На конце был крючок. Ловко орудуя шестом, он сбил штук пять орехов. При падении они со свистом впечатывались в землю, оставляя после отскока глубокую вмятину. Достав из-за пояса мачете, несколькими выверенными ударами он оголил верхушку ореха от кожуры и последним точным ударом откупорил эту ёмкость. Оглядев присутствующих, передал кокос Юре Чекулаеву.

– Видите, – забирая плод, проговорил Юра, – живёт в горах, а сразу видит, кто здесь самый мудрый… Мастерство не пропьёшь. Учись, Юрок! – обратился он уже персонально к Халбаичу.

Все занялись орехами. Попробовали кокосовое молоко и добрались до внутренностей. Вкус ореха поразил: в нём был аромат джунглей и тропического солнца и что-то похожее на наши кедровые орешки, с привкусом сладкой райской жизни.

Поужинав, легли прямо на этой поляне, на подстилки, их Хорхе вытащил из хижины. Над головой – без единого облачка небо, усыпанное таким количеством звёзд, что становилось не по себе: «Даже и не представлял, что их так много…» Уснули быстро – ведь день был длинным.

Утром, перекусив и побалагурив, оттого что у нас в постель всё же был утренний кофе, приготовились двигаться дальше. Хорхе повёл нас по тропе от дома. Шли недолго, на уютной опушке остановились.

– На этой поляне находятся два схрона, – начал новые занятия Луис. – Разбейтесь по парам и попробуйте их найти.

Что такое схрон, мы знали очень хорошо. Не один уже нами был выкопан в подмосковных, тульских, рязанских и других лесах. Это секретное подземное укрытие, с хорошо замаскированным входом, рассчитанное на любое количество людей. Лично я однажды готовил схрон на тридцать человек.

– На сколько человек? – спросил у преподавателя знающий Михайленко.

– Один – на шесть, второй – на десять…

Исследование поляны было проведено нами дотошно. Мы изучали траву, пытались у опушки леса поднимать кусты и сдвигать деревья, щупали землю колышками и проволокой, которой в наших сумках было с избытком, но всё тщетно…

– Поляной вы, часом, не ошиблись? – начал ехидничать Халбаич.

Через час мы сдались.

Почти в середине поля Ормандо показал нам первый вход. Подковырнув крышку, он с трудом приподнял её и переместил в сторону. Оттуда пахнуло сыростью. Потом он быстро нашёл и показал отверстие для воздуха. Оно было ловко сделано и мастерски замаскировано. Вход в убежище был настолько маленький и узенький, что самый крупный из нас, такой, как Саша Михайленко, протиснуться туда вряд ли смог бы. Метрах в двадцати от первого открыли люк второго убежища. Земли, дёрна на крышке было почти тридцать сантиметров. Понятно, почему мы не смогли проткнуть проволокой землю. И понятно, почему лаз такой узкий, будет больше – не поднимешь.

Группами залезли внутрь. Михайленко протиснулся тоже. В большом схроне с нами было два преподавателя. Закрыли люк, причём заставили это делать нас самих. Досталась эта почётная миссия Володе Геймуру. Ему сегодня вообще везло. Самый высокий, 185 сантиметров, и худой. Он был жилистый и с задачей справился легко и быстро.

– Могильщик ОУЦа[61]61
  Отдельный учебный центр – открытое, легендированное название «Вымпела».


[Закрыть], – пошутил Халбаич, когда крышка захлопнулась и стало темно и жутко. Голоса звучали приглушённо и сразу таяли в глиняных стенах. Оба преподавателя молчали. Мы замолчали тоже.

– Тишина – гробовая! – раздался опять голос Халбаича.

– Дядя Витя! – только Юра Чекулаев мог обратиться к шефу так. Он был его заместитель. – Ну на черта, спрашиваю тебя, я нужен вам здесь? Отправь меня готовить городские занятия, – с иронией в голосе говорил Юрий Васильевич. – Лежал бы Юрок сейчас на пляже. Cervezita попивал (мы так называли от слова Cerveza – пиво, а уменьшительно-ласкательно – пивко). Девушки ходят. Солнце.

– Нет, Юрий Васильевич! – в тон ему заговорил Виктор. – Тебе ещё копать придётся. Говорила мама: «Учись хорошо», а ты в КГБ пошёл…

– Виктор, вы несправедливы к ветеранам.

Загорелся фонарик – это Луис. Не обращая внимания на трёп, перебил:

– Виктор, – ставя, как обычно, ударение на последний слог и светя фонариком ему прямо в лицо. – Чего хочет Юрий?

– Да ничего, – резко ответил Воробьёв, ему не понравилось, что капитан светил ему прямо в глаза. – Да убери ты свет! По нужде он хочет!

Мы все заржали.

– Ну что, бывает, природа, никуда не деться, – и, сглаживая ситуацию, спросил: – День сидишь, три сидишь, а в туалет как вы здесь ходите?

Луис отложил в сторону включённый фонарик и начал снимать штаны:

– Берёшь пакет и… – Он явно намеривался продемонстрировать сказанное.

Теперь смеялись и мы, и кубинцы.

– Так воняет!

– Тут воняет, там стреляют – выбирай!

Схрон жил своей жизнью. Просидев так внутри часа два, мы вылезли наружу. Какая прелесть: мы там, а всё остальное здесь! День, птички поют, зелёная листва, свобода движений… И так много свежего воздуха!

На следующей полянке наши учителя предложили нам подобрать место и начать работу по оборудованию секретного укрытия. Подсказывали, поправляли и даже принесли лопаты…

Сначала выбрали место, где будет вход. Оценили с тактической точки зрения. И долго возились, снимая дёрн для люка. Защитили траву вокруг входа, заботливо прикрыв её лёгкими одеялами. И пошли углубляться в матушку кубинскую землю. Грунт был лёгкий. Песок вперемешку с вязкой, хорошей глиной. Самое сложное было – это сделать узкое отверстие вглубь. Как самому худому и длинному, поручили Геймуру.

Володя Геймур закончил пограничное училище, хорошо физически развит, уже старший лейтенант. Очень трудолюбивый и настойчивый. В совершенстве владел английским языком и преуспел в изучении испанского. Интеллектуал! Знания его по всем вопросам были очень глубоки и основательны: страноведение, медицина, средства связи, к тому же – прекрасный специалист наружного наблюдения… Короче говоря, лучшего кандидата, чтобы копать землю, мы не нашли. Все остальные парами относили грунт далеко в джунгли и прятали его по берегам небольшого ручейка. Получилось здорово: все при деле, а Геймур – «по уши в земле».

Но дальше произошла серьёзная заминка. Когда наша дыра была углублена на метр, Володя из неё, поскольку она была очень узкая, самостоятельно вылезти уже не смог. Он лишь беспомощно дрыгал оставшимися на поверхности ногами…

Мы с Абакаром, вернувшись из очередного рейса от ручья, увидели такую картину: бедный землекоп, две дёргающиеся худые ноги, торчащие из ямы, и два Юркa – Чекулаев и Егенмурадов – катаются по земле с приступами хохота. На этот шум прибежали преподаватели, которые, думая, что дело пошло, на некоторое время отлучились. Вытащили грязного и злого копателя схрона.

– Я пробовал копать ногами, но не могу присесть в яме, чтобы вытащить землю, – оживлённо, переводя дыхание, рассказывал Володя.

Собрались все. Давай решать: что делать? Луис настаивает, что углубляться надо ещё сантиметров на семьдесят, и расширять проход не разрешает.

– Но у нас более худого и длинного больше в запасе нет, – ехидничал Халбаич, обращаясь к кубинцам. – Если даже меня сложить вместе с Юрием Васильевичем, всё равно получится меньше…

– Вы покажите, как это делается, – решил схитрить Чекулаев, – вы же учителя, а мы – ученики. Нас надо учить… Вы – Maestros Profesores! Вы всё можете.

Кубинцы нашего юмора не понимали и не поддерживали. На предложение показать и покопать самим не поддались.

Пришлось на копание отрядить сразу трёх человек. Двое опускали, держа за ноги третьего – это был Геймур, а он котелком зачерпывал, как из колодца, землю, и его поднимали вверх. Теперь, посматривая на нас, хихикали кубинцы. Посмотреть на это даже Хорхе прибежал.

– Ничего-ничего. Приедете к нам в Союз – мы вас… мы вас… – А чего «вас», мы так придумать и не смогли.

Дело пошло веселей, когда после достигнутой глубины стали уходить в сторону. Образовалось пространство. Теперь в этом углублении смог поместиться только Халбаич.

К вечеру схрон был готов. Мы все залезли туда. Оставалось немного места для маленького склада: еды, воды, оружия. Посидели, привыкли к темноте и пространству и ушли к домику Хорхе – ночевать. А я лишь представил себе, какое немалое количество схронов в этих местах. Такие группы ходят на занятия в эти горы регулярно и уже давно. И знают, где – какой, только Хорхе и некоторые офицеры школы спецвойск. Если придётся им прятаться – лучшего места не найти.

Утром, проснувшись, после привычного утреннего кофе по-кубински быстрым маршем мы вышли к месту, куда стремились наши преподаватели ещё со вчерашнего дня. Они не говорили, что это, а лишь разжигали наше любопытство: «Вот придём, вы увидите это!.. Там – такое!.. Вам понравится!»

Был уже полдень, и зной начинал, несмотря на достаточно густой лес, давать о себе знать.

Место, куда мы стремились, оказалось водопадом. Удивительной красоты вид на него открылся неожиданно. Шум воды заглушил все остальные звуки. Откуда-то сверху, прямо из середины горы, лился мощный поток воды. Он был не очень большой, метров двадцать-тридцать высоты, но широкий и притягивающий к себе.