Текст книги "Легенды «Вымпела». Разведка специального назначения"

– Ниагара! – пошутил Халбаич.

– Это где-то в песках Кара-Кумов? – незлобиво одёрнул шеф. – Радуйтесь, что вас привели сюда. А то на следующей полянке ещё схрончик можем выкопать…

Но никто ни на слова Халбаича, ни Виктора Васильевича не обратил внимания. Все уставились на это чудесное зрелище. Перед низвергающимся потоком воды, у самого его основания было маленькое озеро, белое от бурлящей воды. На нижней террасе – озеро большое и спокойное. Здесь же присутствовал цвет голубой, и чувствовалось, что оно глубокое и холодное. Вокруг зелёные джунгли и заросшие растительностью горы, добавлявшие этому месту вид сказочного, райского уголка. В кустах на ветвях заметили парочку попугаев. Большие и с очень яркими перьями… При нашем появлении, тяжело взмахнув крыльями, они лениво удалились в чащу.

Наши кубинцы с гордостью стояли на берегу озера, всем своим видом говорили: «Вот какие места есть на Кубе!» Разрешили купаться. Вода оказалась холодная. После похода, копания схрона и полуденной жары лучшего вознаграждения мы и не просили. Под воду, падающую сверху, зайти было нельзя, сбивало с ног. Поток был настолько мощным, что выдержать было невозможно. Получив хороший, бодрящий заряд от массажа и прохладной воды, вылезли. Стали обсыхать, потому что в воду попрыгали в одежде, сняв только автоматы и рюкзаки. Мы восторгались, обмениваясь впечатлениями. Оказалось, что никто из нас никогда не купался под настоящим водопадом, что видели водопады только по телевизору, в «Клубе кинопутешественников». Живьём – для всех это был первый…

Затем присоединились к беседе, которую вели Воробьёв и Луис. Капитан рассказывал о Вьетнаме:

«Была информация, что «гринго» на одном из участков должны были оборудовать базу с полевым аэродромом. Место, недалеко от деревни, имело большую поляну, пригодную для взлётов и посадки самолётов. Работы должны начаться вот-вот. Но партизанское командование заранее, прямо в середине этого поля подготовило схрон. Убежище было большое. На глубине более двух метров было расположено несколько помещений, куда заложено достаточное количество провианта, воды и взрывчатки. Место законсервировали до лучших времён. И вот, когда строительство уже завершалось, группа бойцов-вьетнамцев скрытно проникла в заранее подготовленное убежище и стала ждать. Их было всего четыре человека.

Строительство завершилось быстро. Плиты для полевого аэродрома, из стальных решёток, монтировали мгновенно, как домики из бумаги. «Вот так бы они строить помогали бы нам мирную жизнь», – думали партизаны, наблюдая за уникальными темпами строительства. Появились мощные заграждения вокруг. Минные поля, колючая проволока, огромное количество охраны. Больше месяца группа сидела в схроне и ждала своего часа. Прилетели самолёты. Новейшие, последних модификаций: фантомы и бомбардировщики, вертолёты и много другой техники. Начались боевые вылеты…

Ночью спецназовцы выходили из-под земли, осматривались, проводили разведку. Поле внутри ограждений – уже родное: бойцы ползают среди самолётов, нарабатывают маршруты, знают каждую кочку и расщелину, но продолжают ждать… Пока ничего не предпринималось. Группы спецназа строго подчинялись командованию Да-Конга. Всё запланировано и осмысленно. Всё подчинено единой цели. В одну из следующих ночей, по строго разработанному маршруту, нагруженные магнитными минами с замедлителями, расползлись бойцы среди самолётов, стоящих на стоянке. Каждый «обслужил» по четыре машины.

Первый взрыв раздался примерно в три часа ночи, в тот момент, когда крышка схрона закрылась за последним из участвующих в операции. Переполох… Включили прожектора, небо от ракет такое же светлое, как днём, патрули, прочёсывание близлежащих лесов, пулемёты пуляют по подозрительным кустам. Война по полной программе. Только против кого? Где противник? Получилась война со страхом и ужасом. Никого нет! Но двенадцать самолётов и четыре вертолёта горят, озаряя небо не хуже осветительных ракет. Взрывается боезапас. По мнению американского командования, в атаке со стороны вьетнамцев должен действовать как минимум большой отряд спецназа, наверное, батальон. Но ничего и нигде не обнаружено. Ни следов, ни дырок в заборах, даже примятой травы на тропах партизан не нашли. Какие-то чудеса… Предположили, что очень новые мины из миномётов были точно запущены по целям. А что ещё можно предположить? Не сами же машины взорвались?

Целую неделю разбирались в случившемся. Потерять сразу же, на охраняемом аэродроме, такое количество техники – это неслыханно. Да, бывали случаи, когда на объекты проникали вьетнамские бойцы, даже находили снятые мины и проходы в колючей проволоке, но чтобы так!.. И так много потерь! Такого ещё не было. Кого-то сняли, разжаловали, даже отправили под суд. Усилили в несколько раз охрану. Ещё намотали ряды колючей проволоки и наставили мин. Прилетели новые эскадрильи. Злости против этих «узкоглазых» стало ещё больше. Против кого это они посмели? Против самой мощной и лучшей страны в мире? Да мы их растопчем…

Когда всё затихло и опять началась размеренная жизнь, ужас взрывов повторился! Потерь среди личного состава аэродрома нет, даже ни одного раненого, а вот техники опять поубавилось.

После нескольких таких атак американское командование передислоцировало аэродром из этого проклятого для них места… Хотя вся вьетнамская земля была для них проклята и каждый метр её был полит и напалмом, и их кровью, она не могла быть для них родной. Она не могла быть для них ласковой. Они, пришедшие сюда с жестокостью и смертью, со страхом и ужасом унесли свои ноги!» – так пафосно, но, по нашему общему мнению, правильно закончил свою историю кубинский капитан.

– А что стало с группой? – спросил я. – Они выбрались? Остались живы?

– Не только остались живы, но и научили нас, как надо бороться против врага, – сказал Луис. И смотрел, заглядывая каждому в глаза, и думал, думал о том, кто мы? На что мы готовы и для чего предназначены? – Если готовы двигаться дальше, – пошли, у нас с вами ещё длинный день…

Почему Луис выбрал именно это место, которое смело можно назвать райским, и почему именно здесь надо было поведать эту историю?

Я шёл по джунглям, в строю, в колонне по одному, с автоматом на груди, в группе таких же, как и я, людей, одной, почти одинаковой судьбы, и размышлял: «Кубинцы, мы это поняли уже давно, ничего просто так не делали и не говорили. Всё обдумано заранее. Сырость и мрак схрона, которые мы испытывали вчера, сидя, копая и опять сидя внутри его, – это всего лишь внешняя часть тех знаний, которые они нам преподавали. Мы понимали, что это не только земля, полтора-два метра над головой, но и смерть, и хрупкость, и недолговечность жизни… Мгновение – и жизнь закончилась. А рядом, в нескольких часах пути, райский уголок с невиданной, изумительной природой, утверждающей вечность жизни и незыблемость бытия. И это подтверждали углубления в монолитных скалах, выточенные водой, на что потребовались десятилетия и века… И опять история, рассказанная нам о жизни под землёй? Что хотели сказать нам наши учителя? Умение быть честным по отношению к земле, которую ты любишь и за которую готов отдать жизнь? Четыре маленьких вьетнамца, разгромившие целую армию суперсолдат в каком-то определённом месте, около безымянной деревни. И завоеватели, которые оказались неспособными что-либо предпринять против солдат армии противника, может быть, даже не очень образованных и не знающих грамоту, просто противостоять, победить и, тем более, понять тактику их войны… А потом проиграть и убежать, признав своё поражение. Не образование предопределяет умение побеждать, а сила духа. Нет, не ненависть! Любовь к родной земле и та деревня, которую ты защищаешь, потому что ты в ней вырос. Потому что нет на всём белом свете места лучше этого. И я готов закопаться под землю, умирая и задыхаясь, поджидать минуты, чтобы наказать своего врага…» Весь обратный путь меня не покидали эти мысли. Я знал, как мне надо поступать, если «враг будет у ворот моего дома». И водопад только подтверждал, что всё самое красивое, окружающее человека, приводит к самому главному в ответе на вопрос – кто ты? И ради чего живёшь? Знали ли об этом кубинцы? Сопереживали ли они, отдавали ли себе отчёт, что «послали» в наши сердца и души такой импульс, без которого жить нам уже было бы невозможно… И понимал, зная точно, что сопереживали и заботились о нас, как о самых близких и родных.

Мне от этих мыслей стало так хорошо и приятно, что всё, происходящее в последующем, стало моим предначертанием на всю оставшуюся жизнь. У меня есть те, на кого в любую минуту я могу опереться, у меня есть спина, которая меня не подведёт, у меня есть друзья, которых я не предам… В таком состоянии я шёл вперёд, выполняя задачи, которые ставили передо мной, и был счастлив, потому что верил в силу и правильность дел, ради которых и жил. И автомат, висящий на мне, и сумка, и рюкзак, натирающий спину, – ничто не мешало мне быть счастливым человеком, потому что у меня была вера в справедливость происходящего и вера в справедливость идей, за которые мы готовы умереть…

И всё это – лишь водопад… Место на земле, которое подсказывает, что такое смысл жизни!

* * *

Одна из полян на этом неизмеримом пространстве для обучения была тем местом, где проводили стрельбы из тяжёлого вооружения.

Через несколько дней после удачного дня – встречи с водопадом, – уже привычно пробежав Тропу Че, «обглодав» пальму с бананами, росшую на самой опушке этой учебной точки, мы выстроились перед нашими учителями.

– Кто из вас стрелял из миномёта?

– ?!

– Из ракеты С-100… запросто, – как всегда, нашёлся Ермаков.

– Из рогатки сбил ирокез, – вставил Помазков.

– Миномёт. То, что иногда нужно спецназу, – Сальвадор, майор и преподаватель, пытался умерить наш пыл, первый раз выйдя с нами на занятия по теме, которой он владел в совершенстве, и ждал от нас понимания. До этого мы стреляли с ним уже не один раз на ночных стрельбах, потом не единожды – из пистолета, а вот теперь – совершенно необычные стрельбы…

Он был человеком, который никогда за это время не выпячивался на первые позиции. Его коричневатая кубинская форма сидела на нём так, будто бы носил он её с самого рождения. Мы слышали из разговоров между преподавателями, что Сальвадору пришлось побывать и на обучении во Вьетнаме, и повоевать в Африке, и даже пройти Латинскую Америку.

– Миномёт – тактическое оружие батальона. В спецподразделении спецназа вряд ли пригодится, – возразил Володя Черемисин.

Мы все знали, что миномёт имеет плиту, на которую он опирается при стрельбе, чтобы придать устойчивость. Эта плита весила больше тридцати килограммов. Очень непростое прицеливание, для этого надо владеть математикой высокого уровня. С ходу попасть из этого средства по месту, куда целишься, невозможно, только хороший специалист может это сделать. Короче – это не наше оружие. А потом, ствол с многокилограммовой плитой носить с собой спецназу просто невозможно. Каждый лишний патрон и то вызывал вопросы: брать или не брать? А тут – плита под миномёт и ствол, не говоря о самих, достаточно тяжёлых, минах. На кой чёрт нам эта тема?

– Однажды при проведении спецоперации группа, отрабатывая поставленную перед собой задачу, – стал рассказывать майор, – решила её с помощью именно этого изделия. Я вам сначала покажу, как это работает…

На плече он перетащил ствол-трубу метров на десять подальше от нас и установил её, уперев в землю. Потом, обратившись к нам, проговорил:

– Цель перед вами, на триста метров впереди.

Мы разглядели группу мишеней на поле.

Он не использовал ни плиту, ни прицел. Просто поставив на землю ствол миномёта, а сам, приняв какое-то подобие каратистской, как нам показалось, стойки – на вытянутой руке, примерился для стрельбы в направлении цели… Из кармана куртки вынул прибор, похожий на измеритель горизонталей, поставил на верхнюю часть ствола и на вытянутой руке, корпусом, придал стволу нужный градус уклона. Так же телом придал ему нужное направление в сторону мишеней.

Для человека, хоть раз в жизни стрелявшего из миномёта или хотя бы видевшего, как это делается со стороны, всё происходящее выглядело абсурдом.

– Готов! – проговорил он.

Марио, стоявший наготове, – именно он был у Сальвадора вторым номером, – опустил в ствол заряд… Мина скользнула вниз, и ствол почти беззвучно выплюнул изделие! Беззвучно, обдав нас сжатым воздухом от движения снаряда, произошёл выстрел. Миномёт – вообще беззвучное оружие, когда стреляет. Просто мы почувствовали волну тёплого, сжатого воздуха и постарались разглядеть уходящую в небо мину.

– Otro! (Другую!)

Помощник подал следующий заряд. Потом ещё… Ещё и ещё. В воздухе одновременно висело уже семь мин, и ни одна ещё не долетела до земли, а Сальвадор выковыривал ствол, на треть ушедший в землю от отдачи снарядов. Он тащил его двумя руками, помогая всем телом, пытаясь достать ствол из грунта. Когда ему это удалось, он сказал:

– А теперь посмотрим на результаты стрельбы!

Положив ствол миномёта на землю и демонстративно скрестив руки, он, улыбаясь, ждал и смотрел на нас.

Вокруг мишеней, один за одним, стали появляться высокие всплески земли, потом пришли звуки взрывов.

Ни тебе миномётного расчёта, ни плиты, которую возят на отдельной машине, ни прицельной трубки… А попадание – что надо!

– При определённых навыках, – пояснял нам майор, – стрелок может одновременно повесить в воздухе двенадцать мин. Первая взрывается, а последняя вылетает из ствола… Во Вьетнаме перед КПП, где проверяли документы, машина с группой спецназа посылала в сторону американцев из-за леса несколько мин, кидала замаскированный под ржавую канализационную трубу ствол в легковую машину и, пока мины висели в воздухе, успевала появиться в зоне видимости КПП. Начинались взрывы, машина подъезжала к пункту проверки. Чаще всего говорили: «Быстрей-быстрей – обстрел, проезжайте!» Уж что-что, а на них подумать никто не мог.

И стрельба, и рассказ Сальвадора на нас опять произвели неизгладимое впечатление. Вообще, к необычному мы должны бы привыкнуть. Но всегда думали, что уже всё самое экзотическое и непонятное для нас показано и рассказано. Вряд ли чем-то можно нас удивить. У нас в армии, если бы кто-то попробовал так стрельнуть из миномёта, посадили бы лет на пять. Причём никто бы не сомневался, что зря. Нельзя как попало обращаться с оружием, тем более с серьёзным оружием. Поубивать может. Главное – меры безопасности! А тут – просто караул! Рассказать – не поверят…

Первым попробовать, как держать в руках миномёт, вызвался Черемисин.

Володя – офицер, по натуре спокойный и неразговорчивый. Но такое обращение с миномётом, конечно, задело его до основания профессионального естества. Он не мог стерпеть такого наглого обращения с одним из самых важных тактических средств на поле боя.

Черемисин вышел вперёд и проговорил:

– Я!

В принципе, для всех его энтузиазм был приемлем. Штука неизведанная, как что происходит – непонятно! А он всё-таки с большим опытом армейской службы. Да и ему надо тоже выходить на первый план. Все молча согласились. Высокий, физически очень крепкий, Черемисин взял ствол миномёта так легко, как будто это была просто палка от швабры…

– Показывай!

– Возьмите так. Стойка… ногу подальше вперёд, – объяснял преподаватель, – теперь прицеливание. Запомните – расстояние на вашу вытянутую руку… будет… – он замерил градус уклона ствола, – четыреста двадцать метров. Руки длинные! Чтобы попасть в ту группу мишеней, здесь – триста метров, ствол – на себя на семь градусов. Это положение – запомните мышцами – как раз и будет триста. А далее… по длине руки и будете попадать.

Мина лениво заскользила по стволу и ухнула, выплюнув заряд, утопив ствол в землю. Володя, как каменное изваяние, остался невозмутим, как будто бы всю свою предыдущую жизнь только и делал, что стрелял из миномёта с руки.

– Во даёт! – не выдержал Абакар. – Красавец!

По нашему стрелку было видно, что этот первый выстрел ему дался непросто.

– Доставай ствол… Принять то же положение. Постарайтесь телом запомнить дистанцию… Ночью прицел увидеть не удастся, – говорил преподаватель.

А мина в это время, перелетев метров на пятьдесят группу мишеней, ахнула об землю.

– Чуть согни руку… Ствол на два градуса на себя. Почувствуй это… Огонь!

Пошла следующая мина. Метров на двадцать ближе цели…

Так мы провели почти целый день, стреляя по очереди из двух стволов, пока не запомнили основательно длину своей руки, стойку и куда попадает мина из советского или американского миномёта. На какое расстояние будет происходить изменение дистанции и как нужно согнуть руку…

– Тело – вот ваш главный прицельный механизм! – говорил Сальвадор и периодически, показывая нам, запускал мины по разным целям, – ближе, дальше, совсем близко, что даже становилось жутковато, и совсем далеко. И всегда очень точно, практически до метра попадания. Прибором, угломером, он больше не пользовался…

– Вы и ваши руки – и есть главный механизм в этой стрельбе. Нарабатывайте навык…

* * *

Юрий Васильевич Чекулаев – один из самых ярких участников нашей группы. В прошлом хоккеист, мастер спорта, играл в основном составе главной команды нашей страны. Участник операции в Афганистане. Кавалер ордена Красной Звезды. Ко времени командировки на Кубу – уже несколько потолстевший, но сохранивший энергию и силу профессионального спортсмена. Несколько месяцев интенсивных занятий в школе на Тропе Че Гевары быстро вернули его в прежнюю хорошую физическую форму. Человек он обаятельный и надёжный. Будучи заместителем Воробьёва, всегда был мудрым и верным товарищем, и, что очень важно, равным нам, молодым, особо не вмешиваясь в разговоры и споры между участниками группы, всегда помогал найти истину. «Правда у каждого своя, – говорил он, – а истина одна, слушайте всегда старших и более мудрых людей…»

На занятиях, которые проходили на поле рядом с «combustible» (ёмкости для хранения горючего), преподаватели выбрали для демонстраций именно его.

– Юрий! – ставил ему задачу Луис. – Вы должны скрытно приблизиться к объекту и установить магнитную мину.

– Учитесь! – говорил Юра, обращаясь к нам. – Учителя знают и выбирают самых опытных. Мастерство не пропьёшь…

И пополз с миной в сумке к ёмкости, потом встал и, согнувшись плавно, стал двигаться к цели. Прижался к стенке бочки. К восторгу всех зрителей, автомат, который он перекинул за спину, прикоснувшись к огромной и, естественно, пустой бочке, издал звук, похожий на удар кувалды в колокол…

– Вот! – наверное, именно этого ждал капитан. – Звук от неосторожного прикосновения к «combustible» и есть самая большая опасность при минировании такого объекта. Этот звук был слышен даже в горах. Установите мину, Юрий, – уже обращаясь к Чекулаеву, предложил Луис.

Юрок – мы все так ласкательно и уменьшительно звали его, – чертыхаясь и смущаясь от первой неудачи, осторожно передвинул автомат поудобнее, достал муляж пластиковой мины и приложил к огромному хранилищу керосина. И опять раздался оглушительный звук от прикосновения металла о металл. Этот шум понёсся по окрестностям…

Мы стояли, достав из своих сумок учебные мины, и впервые стали рассматривать их с любопытством, пытаясь понять устройство магнитов. Мина была довольно большая, примерно как полбуханки хлеба. С одной стороны – красноватый полукруглый пластик, с другой – ровная, плоская, с четырьмя магнитными пластинками, поверхность. Магниты были большие и мощные. Мину было можно отковырнуть от поверхности, только приложив очень большие усилия.

Луис разрешил всем подойти к ёмкости и установить каждому свою мину. Размеры «combustible» были такими большими, что легко поместились все мины. По окрестностям понёсся гул, как будто бы десять молотобойцев с хорошими кувалдами стали колотить по железным бочкам. Капитан ходил вокруг нас, пока не вмешиваясь.

– Юрий! – опять именно к нему обратился преподаватель. – Что будем делать?

– Вы professor, вы умный, вот и показывайте… Или хотите, чтобы я здесь преподавателем остался работать? Так меня дома Люся ждёт.

Про его жену Люсю капитан, конечно, не понял, а спросил:

– Хотите остаться преподавателем?

– Я женат, дети у меня. А вот Владимира, – на испанский манер назвал Юра Геймура, – оставим. Он молодой и неженатый. Жену-то ему здесь найдёте?

– Он глаз положил на нашу Просто Марию, – вставил свою шутку Халбаич. – Как ни приду, всё время с ней Володя о чём-то разговаривает… Язык, что ли, учишь? Смотри, дети пойдут…

Геймур от такого поклёпа аж весь покраснел. Кого-кого, а его в приставании к нашей поварихе уличить было нельзя.

– Халбаич, а сам-то? – взмолился от обиды Володя.

– Ну, что же такое? – прервал наш трёп Воробьёв. – Любой разговор обязательно только к бабам сводится. Учитесь вон… мины ставить. Луис, вы бы показали, где секрет, а то бум да бум…

Показали секреты и в этом предмете. Опять в округе стало тихо. Оказывается, её надо ставить с обратной стороны…

Следующая неделя была посвящена только этому полю. Мы по-прежнему подползали через минные заграждения и проволоку в заборах, только уже не к казармам, а теперь к «combustible», и ставили, ставили мины. На самые большие ёмкости, на ёмкости чуть поменьше и на маленькие бочки и бочоночки. И всё у нас стало получаться надёжно и тихо.

Группа уже неделю как разделилась. Пять человек уехали в Гавану на городские занятия. А нас на этом поле осталось семеро. Два руководителя, Воробьёв и Чекулаев, и мы – пятеро, из которых кубинцы намеревались сделать самых лучших, превосходящих даже вьетнамский, кубинский и советский спецназ. Именно нас они уже давно разложили на всевозможные параметры: кто есть кто и чего стоит. Они и физически, и психологически, и умственно выжимали из нас всё, на что только мы были способны. Но теперь начиналось самое важное и главное. И это мы стали чувствовать на каждом из занятий.

Даже утро следующего дня было другое.

Зарядка вместе с Сосой происходила жёстче, и ползли уже не по траве, а по обыкновенной гаревой дорожке, стирая в кровь локти и колени. Когда наш Васильевич спросил: «Зачем?» Ему ответили: «Вы – другие! Вы научитесь делать то, что вы уже умеете, в самых сложных ситуациях. Вы те, которые пойдут дальше, чтобы сделать невозможное!» Из уст преподавателя по физической подготовке, Сосы, услышать это было, по крайней мере, неожиданно. Ведь мы представляли, что он всего лишь преподаватель физо. А тут появилась философия выживания и психология выносливости, терпения, преодоления самого себя. С самого утра мы окунулись в другую жизнь.

Было такое ощущение, что все мы – и учителя, и ученики – теперь совсем иные, с этого времени уже изменившиеся люди. И мы, и они стали смотреть на происходящее другими глазами.

Теперь мы летали по Тропе Че Гевары, как ласточки, решая любую, уже известную или новую задачу. Дыхание от подъёмов, спусков или лазания по канатам уже не сбивается. Любое, самое неожиданное препятствие наши руки, тело чувствуют, даже ещё не прикасаясь. Все эти кубинские леса стали уже настолько родными, что даже запах их напоминает не пряность магнолий, как раньше, а память родины: ветров, насыщенных полынью, и раздавленных ногой грибов… Здесь всё стало своим, без чего раньше ты не мог бы жить.

После завтрака, стоя в строю перед пространством, усыпанным мелкими осколками шифера и сухими листьями, мы гадали: «Зачем здесь это?»

– Какие ваши предложения? – спросил Луис, расхаживая перед строем. – Как преодолеть бесшумно пространство с шифером и листьями?

– Листья надо намочить водой? – нашёлся что ответить Геймур.

– Да, дождёмся дождя и… – добавил Абакар. – А пока пойдём, посидим в казарме…

Капитан слушал наши, в общем-то не относящиеся к сути, предложения и посматривал на кубинских офицеров, уже изготовившихся перед зоной прохода.

– Сейчас мы вам покажем особую технику преодоления такого препятствия. Дождя ждать не будем, – и дал команду: «Вперёд!»

Четыре кубинца, соответственно экипированные, медленно встали и устремились вперёд. Двое шли через шифер, двое, один за другим, по сухим листьям. Автоматы были за спиной. Проверив пространство впереди на наличие растяжек, первые, находясь у самого обреза заграждения, встали на два пальца руки, куда смогли дотянуться, осторожно проникая в пространство между листьями. Добравшись до земли, они бесшумно стали раздвигать пальцы в разные стороны, освободив маленькую площадку для всей ладони, и уже там, в глубине, под листьями, опёрлись на всю руку, перенеся вес тела вперёд. Так же работала вторая рука. Когда они опёрлись на две руки, тело, зависая над листьями, переместилось вперёд. Нога встала, так же медленно, на то же самое место под ладонью, при этом рука не убиралась с земли до тех пор, пока стопа не заняла её пространство.

– Надо идти след в след за руками, – пояснял Луис.

– Как верблюд или лошадь, которые… – подхватил Халбаич, – ставят заднюю ногу в то же место, где была передняя…

– А у тебя, Юрок, какая нога задняя? – спросил Чекулаев.

– Ну, я же не верблюд…

– Судя по всему, будешь.

– Мы сейчас все станем, – подвёл итог Воробьёв.

Со стороны люди, движущиеся на четвереньках, были похожи на больших кошек, подкрадывающихся к добыче. Зелёные шорты – это всё, что было из одежды на этих детях природы. Так медленно – рука, нога… – метр за метром продвигались офицеры по этому пространству, не допуская ни единого шороха. Взгляд устремлён вперёд. Движения у всех – синхронные и плавные. Причём, когда первый начинал убирать ногу, одновременно в это же самое место ставилась рука идущего сзади.

– Ракета! – дал вводную преподаватель, когда группа была примерно на середине препятствия.

Медленно и плавно, как сдувающиеся шарики, бойцы стали прижиматься к земле именно в том положении, где застала их команда. Они как будто опали, словно парашюты, лишившиеся переполнявшего их воздуха, но к листьям при этом не притронулся ни один участок тела. Бойцы будто зависли в паре сантиметров от земли. Как львица, прижавшаяся к траве, предполагающая, что жертва может её заметить. Так же медленно они одновременно поднялись, когда «ракета отгорела», и продолжили свой путь. Такое замедленное отжимание требовало очень хорошей физической кондиции. Даже у кубинцев после прохождения участка дыхание сбилось, а руки и ноги подрагивали. Чтобы пройти участок, всего-то метров десять длиной, потребовалось, даже от них, примерно тридцать минут времени и неимоверного напряжения.

Даже на тренировке они работают с такой серьёзностью, будто над головами вот-вот засвистят пули. И это вызвало в нас особое чувство, испытав которое мы перестали шутить и хихикать. Тем более, осваивая ещё один способ передвижения и имея такую нагрузку на всё тело, мы ощутили, что стало не до прибауток.

Итак, днём мы ходили по шиферу, а ночами стреляли и периодически атаковали то нефтехранилище, то батальон противника за колючей проволокой, то аэродром. Это были не ознакомительные занятия типа: «Посмотрите, как это делается…», а практическое натаскивание с приданием устойчивых навыков боевого использования. Наши учителя были довольны теми результатами, которые мы все показывали.

* * *

Ещё с самого начала занятий я предложил Халбаичу дополнительно уделить внимание спорту. Испанский во время обеденного отдыха у меня не усваивался, и у Юры, я видел, тоже. Спать в обед, даже после самых сложных дней, у нас тоже не получалось, и за казармой учебного корпуса я организовал качалку.

Для занятий у нас имелось всё необходимое. Штанга, правда, – это была не совсем штанга. Лом, на который мы надели два неизвестной модели колеса, или от вагонетки, или ещё от чего, нас полностью устроил. Пара больших булыжников в виде гантелей и карниз крыши, на котором можно было отжиматься, – вот и весь наш арсенал. А началось с того, что в траве нашли заржавевшую скамейку – стойку для штанги. Очистили и приделали подходящую доску под спину. Нашими усилиями появились маленькая площадка под огромным тенистым деревом неизвестного семейства. Место было, надо сказать, стратегически выбрано правильно. Открывался красивый вид на окрестности. От входа в казарму – тридцать метров, и, самое главное, в тени. Ветерок лёгким дуновением проветривал наш спортзал. А в нём мы – три счастливых спортсмена: я, Абакар и Юра.

После нескольких дней нашего регулярного ухода из казармы во время отдыха первым с инспекторской проверкой появился шеф. Оглядев наш инвентарь, он спросил:

– И чего, вам на занятиях физической нагрузки не хватает?

– !!!

– А я-то думаю, куда вы ходите? – и, попробовав на вес штангу, сказал: – Маловато, я попрошу, чтобы от паровоза колёса принесли, – пошутил он. Но видно было, что дополнительным нашим увлечением был доволен.

Потом к нам стали присоединяться по очереди все остальные. Кто-то сидел в тени дерева, зубрил испанские слова, кто просто болтал с нами на отвлечённые темы, а кто и качался, периодически применяя камни и лом, то есть штангу и гантели. Мы были этому только рады. Поактивнее здесь, на свежем воздухе, пошли и занятия по заучиванию слов. Мы договорились, что между собой теперь будем говорить только по-испански. Васильич, со стороны глядя на это, поначалу только хмыкал и хихикал. Но потом тоже присоединился к нашей игре, терпеливо разжёвывая, как правильно сказать ту или иную испанскую фразу.

Через несколько недель на нашу точку впервые заглянули преподаватели. Получилось так, что время нашего совместного общения увеличилось. Просто теперь мы стали говорить не только о занятиях, но и о жизни вне службы. Именно эти беседы стали тем последним толчком, чтобы сложились настоящие дружеские отношения. Это была та же учёба, только на неучебные темы. Однажды заговорили об охране Команданте Фиделя.

– На Фиделя только за последнее время было предпринято огромное количество покушений. Как удаётся держать такой натиск? – спросил я как-то Луиса.

– Он очень активный человек. Работает по десять-пятнадцать часов в день и постоянно находится среди народа. Очень сложная задача охранять его, – начал рассказывать преподаватель.

– Контрразведка Кубы, – вставил Виктор Васильевич, – одна из лучших во всей Америке.

– Самое главное – это преданность идеалам революции. Люди, которые вокруг него, не только профессионалы, но они безгранично влюблены в него, как в своего отца. За всё время, которое затратило ЦРУ на попытки организовать покушения, не было найдено ни одного предателя в ближайшем его окружении…

– Вы знаете, – опять вставил Васильевич, – цэрэушникам так не нравится Фидель, что они ненавидят даже его бороду…