Текст книги "Легенды «Вымпела». Разведка специального назначения"

Абакар, увеличив дистанцию, получит преимущество в момент ухода. И выглядеть это будет естественно, – горячился я, объясняя смысл этого хода. – А потом переоденется и растворится…

Все согласились с этим аргументом.

В первые два часа контрнаблюдение на маршруте его движения мы устанавливать не стали. Он сам довольно легко «вычислил» всю бригаду, которая его вела. И в установленном месте, пройдя изученными ранее проходными подъездами, в точке, где он всего лишь на минуту оказался в невидимой зоне, именно в это мгновение, скинув «майку-светофор» и сменив её на неприметную светленькую рубашку, – Абакар слился с толпой. А чуть позднее, через пару минут, из окна автобуса наблюдал, как суетятся его «визави», пытаясь найти кого-то в красном…

Три точки контрнаблюдения на последующем его пути, которые отрабатывали остальные участники группы, наружного наблюдения за ним уже не выявили. Он шёл «без хвоста». Потом он в условленном месте получил изделие для проведения встречи. Это был специальный сувенир-подарок для чиновника, с кем должен был состояться обед.

Наша задача была обеспечить безопасный отход и вывод его в городской схрон.

Встреча и сама операция должны были происходить в маленьком уютном кафе. Это место было подобрано нами ещё несколько недель назад. Ресторанчик подходил под нашу задачу идеально. Первым зашёл я, определив, что посторонних и подозрительных лиц внутри нет, выпив кофе, вышел в точно определённое время навстречу Абакару. Метров за сто перед ресторанчиком я встретил его и, проходя мимо, подал условный знак: «Всё в порядке», одновременно ещё раз убедившись, что за ним никто не следует.

В ресторане уже давно сидел и делал вид, что попивает ром, Халбаич. Безбожно заигрывая с двумя официантками, он рассказывал и какие-то неимоверные истории, и «жалестные» житейские были, перемешивая с кубинскими анекдотами. В последнюю неделю он бывал здесь часто и успел стать своим. Он строго держался «легенды», выработанной кубинцами и шефом. На него никто не обращал внимания.

Абакар зашёл в зал, потирая от волнения и долгой ходьбы вспотевшие ладони. Осмотрелся. Обратил внимание на нескольких местных посетителей, сидящих за столиками, не задерживая взгляд, увидел Юру с официантками. Они прилипли к нему и даже не спешили подходить к остальным гостям. Абакар прошёл в угол зала и занял место за столиком таким образом, чтобы можно было бы осматривать весь зал. За столом стояло три стула, один из которых Абакар переставил в сторону, оставив, кроме своего, один. Вновь пришедший вынужден будет сесть на этот единственный стул и окажется строго спиной к залу. Если кто-то даже будет смотреть на него, то лица не увидит, а значит, и не запомнит. Заказал кофе и стал ждать…

Вскоре появился «объект». Начальник местной полиции.

На недавней встрече в муниципалитете Абакара подвёл к нему общий знакомый. Позднее, ведя непринуждённую беседу и попивая ром, чиновника удалось заинтересовать вещицей антикварного происхождения. Эта штуковина и лежала у Абакара в свёртке. В том, что он должен прийти и прийти один, мы были уверены.

По-дружески обнялись, как будто бы знали друг друга сто лет. Абакар сразу же пустился рассказывать какую-то длинную и нудную историю, якобы из личной жизни. Придумал её сам шеф. Полицейский терпеливо слушал. Поскольку история касалась личной драмы, перебивать он не смел. Так прошло примерно с полчаса. Время фиесты давно кончилось, и чиновник всё-таки нетерпеливо спросил:

– Ты принёс?

– Подожди. Тебе что, не интересно? – продолжал Абакар.

– У меня времени мало…

– Всё у меня, вот свёрток. Здесь темновато, ни черта не видно…

– Давай выйдем на улицу… У меня, действительно, времени в обрез, – пытаясь рассмотреть старинную резьбу по кости, говорил полицейский. – Чувствуется, хороша работа…

Абакар быстро расплатился, и они направились на выход. Выйдя из кафе, начальник полиции уставился в изделие, щурясь от яркого света. Он не обратил внимания, что по дороге подкатывала машина и уже на ходу «гостеприимно» распахивал дверцу человек. Он не заметил Халбаича, вышедшего сразу же за ними, «дружелюбно» пихающего его в спину, засовывая в автомобиль. Полицейский очнулся, понимая, что произошло, когда уже сидел между двумя людьми, а машина катила дальше по городу.

– Эти военные, – объяснил Абакар прохожему, оказавшемуся рядом и видевшему какую-то суету, – вечно куда-то опаздывают, спешат. Даже попрощаться не успевают… – и спокойно пошёл в противоположную сторону.

Через несколько минут к нему подкатила вторая машина и забрала его с улицы.

Контрнаблюдение за местом проведения операции ничего подозрительного не обнаружило. Даже прохожий, оказавшийся прямо около входа в ресторан, спокойно пошёл дальше.

* * *

Мы уже очень долго лежали на огромном поле, совсем недалеко от взлётной полосы. В линейку, как на параде, стояли самолёты. Совсем рядом с нами были оборудованы трибуны для почётных гостей, заботливо укрытые сверху тентом от солнца и дождя. Внизу, под трибуной, толпились офицеры в военной форме с планками боевых орденов. Сегодня был предпоследний день нашей учёбы. Приехал генерал из Советского Союза с целью проверки итогов нашей подготовки. Это был высокопоставленный начальник, с огромным боевым и оперативным опытом.

Два дня назад наш шеф уехал срочно в Гавану встречать генерала из Москвы. Никто приезжать с инспекцией, насколько мы знали, не собирался. Но, видно, телеграммы, которые регулярно отправлял Воробьёв с докладами, что и как происходило, внимательно изучались ведомством Юрия Ивановича. Значит, к этой подготовке был особый интерес. Значит, она была важна, если сам Дроздов внимательно отслеживал её результаты. Осознавая значимость происходящего, мы терпеливо ждали своего часа.

И вот на дороге появились машины. Около трибуны высадили гостей. Они поднялись и расселись на приготовленные кресла. Прозвучала команда одного из присутствующих: «Начинайте!» Мы узнали его по многочисленным картинкам и телевизионным выступлениям – это был родной брат Фиделя, Рауль Кастро. «Ничего себе, сам министр обороны принимать экзамены приехал», – думал я, вжимаясь глубже в землю. Рассмотреть их лица было легко, до трибуны было всего-то метров двадцать. Кроме министра, там были и знакомые мне лица из посольства, наши преподаватели и командующий войсками специального назначения Кубы, с которым вступил в поединок, ещё в самом начале нашей учёбы, Абакар…

На первом этапе нам ничего особенного делать было и не надо, присутствующим показывали способы маскировки. Это был наиболее эффектный момент, когда прямо у вас под носом, в чистом, голом поле, появлялись люди. Так и произошло. Наш генерал очень удивился, когда мы поднялись совсем рядом с трибуной. Все гости подошли к нам.

– Что они с вами сделали? – по-старчески запричитал Александр Иванович. – Их же узнать невозможно! Бедные ребята…

Нам было непонятно, серьёзно ли говорил генерал или шутил. Знали мы своё высокое начальство плохо, общались с ним в основном через своих командиров и письменные указания. Он стал пожимать всем руки, пытаясь узнать, кто есть кто. Мы с Халбаичем были покрыты чёрной сажей, Черемисин и Абакар – густо смазаны красноватой глиной, а Чекулаев и Геймур одеты в маскхалаты с травой, и лица их смазаны соком растений. Для неподготовленного человека наш видок, конечно, был шокирующим, но ведь это был Лазаренко. Он продолжал причитать, а глаза его лукаво, с молодым озорством, глядели на нас. Я, наконец, сообразил: слова звучали для кубинцев, а взгляд был предназначен нам. Правда, лица наши, в маскировке, действительно, опознать можно было с трудом. Он узнал Чекулаева, это был его непосредственный подчинённый, с которым он на работе встречался по несколько раз на дню. Правда, Юра всегда бывал в костюме с галстуком. Я представил себе, если бы он появился в таком виде там… Уволили бы сразу же или сначала отправили в психушку?

– Юрий Васильевич, это вы? Что я вашей жене скажу? Вы – такой зелёный? У вас со здоровьем всё нормально? Явно командировка не на пользу пошла…

– Нет, нет, – заволновался зелёный, весь в траве, Чекулаев, зная генерала лучше всех остальных и чувствуя в его словах двойной, а может быть, и тройной подтекст, – всё нормально, товарищ генерал. На здоровье жалоб нет!

– А ты кто такой? – обратился высокопоставленный гость ко мне. – Ну и физиономия, – страх!

Я назвал фамилию и пожал его крепкую руку. Осмотрев и даже потрогав нас для убедительности: «Не мираж ли это?», делегация вернулась на трибуны. Там, наверху, что-то живо стали обсуждать. Через какое-то время нам дали команду на продолжение занятий.

Группа разделилась на пары, и началась отработка приёмов, которые мы выполняли каждый день. Приёмы борьбы, способы передвижений, работа с оружием и ножами. Мы прятались в схрон и незаметно выходили из него, расползаясь в разные стороны, снимали часовых. Минировали самолёты и опять возвращались в схрон. Звучали взрывы заминированных машин, и опять мы показывали наши навыки бесшумного и скрытного передвижения.

На трибуну, где находились гости, приносили кофе и другие напитки, а мы ползли, стараясь показать всё, на что были способны. Преподаватели, стоящие внизу помоста, волновались за нас не меньше… Но мы чувствовали, что они довольны. У нас всё получалось.

В самом конце я, уже один, демонстрировал умение владеть автоматом в рукопашном бою. Это был самый последний штрих нашего обучения. Завершающим аккордом демонстрации с автоматом прозвучал холостой выстрел. Наступила тишина, и все мы застыли в ожидании оценки нашей учёбы…

– У вас в этой группе есть один человек, который нам нужен, – наклоняясь к Лазаренко, так, чтобы никто не услышал, сказал Рауль Кастро. – Все имеют хорошую подготовку, но именно он один подготовлен лучше других. Я прошу вас, товарищ Алехандро, отдайте его нам на два года. У нас есть очень серьёзные виды на использование этого офицера. Очень важное и сложное спецзадание…

Генерал повёл глазами в сторону Воробьёва. Виктор уловил этот взгляд и тут же приблизился к беседующим. Теперь их в этом секретном разговоре стало трое.

– Вот, Виктор, товарищ Рауль просит оставить в командировке ещё на два года одного из твоих, – обратился он к Виктору Васильевичу. – Кого? – уже в свою очередь он обратился к Кастро.

– … – министр назвал имя.

– Ну, что скажешь?

– Александр Иванович! – растерялся и чуть замялся Воробьёв. – Офицер он хороший… Я не знаю… Я, конечно, рекомендую… Вам решать.

Генерал надолго задумался, более внимательно приглядываясь к происходящему на поле, выискивая человека, имя которого было названо, и, наконец, ответил:

– Нет! Нам самим такие нужны…

Часть пятая
Идущие на смерть. Повесть о Никарагуанском освободительном движении

Посвящается Вальтеру Феретти[62]62
  Команданте Вальтер Феретти – создатель и руководитель войск специального назначения Сандинистской армии Никарагуа. Погиб в 1988 г. Обстоятельства его трагической гибели в автомобильной аварии до сих пор являются загадочными.


[Закрыть]

и всем офицерам спецназа страны,

где Честь выше предательства и смерти…

Мы стояли восхищённые, раскрыв от удивления рты. Восход на озере Хилуа, это в окрестностях Манагуа, производил на нас какое-то сказочное впечатление.

Не маленькое по своим размерам, но вместе с тем небольшое, уютное, вулканического происхождения озеро отличалось от океана каким-то особенным цветом воды. Она была и голубая, и зелёная, и серая, а в лучах восходящего солнца – теперь ещё и красная, с отблесками света. Уходящие в небо вершины гор, которые окружали озеро со всех сторон, были густо усеяны тропической растительностью. Даже издалека мощные грациозные пальмы казались необычно красивыми для нашего привыкшего к берёзам взгляда.

И вот, наконец из-за гор появилось солнце. И сразу же первый яркий луч окрасил окрестности в нормальные, дневные цвета. Утренняя прохлада мгновенно улетучилась.

Это место было уникальным. Здесь располагалась элита сандинистов[63]63
  Представители левой политической партии Никарагуа. Название «сандинисты» происходит от имени никарагуанского революционера 1920—1930-х гг. Аугусто Сесара Сандино.


[Закрыть] – отряды, которые одержали несколько лет назад убедительную победу над правительственными войсками генерала Сомосы[64]64
  Сомоса Анастасио Дебайле, президент Никарагуа в 1967–1979 гг., диктатор, младший сын А. Сомосы.


[Закрыть]. Семь колонн сандинистов смогли победить хорошо вооружённую, организованную и подготовленную армию, не помогла и поддержка Соединённых Штатов. Находящийся здесь спецназ был сформирован на базе лучших партизанских кадров. На берегу этого райского озера располагался главный оперативный штаб спецвойск армии Ортеги[65]65
  Ортега Сааведра Даниэль, политический деятель Никарагуа, один из лидеров Сандинистской революции 1979 г., свергнувшей режим А. Сомосы, президент Никарагуа в 1985–1990 гг. Вновь избран в 2009 г. Находится у власти и сейчас.


[Закрыть], лидера революции и народного героя. Здесь находилось его любимое детище, которым он гордился.

Наша командировка была в самом разгаре. Задача, которую ставило перед нами руководство, теперь имела понятное логическое продолжение.

По большому счёту, конечно, – это уже была для нас не учёба. Мы часами и сутками просиживали в штабе, изучали карты боевых действий с «контрас»[66]66
  Contras, сокращение от исп. contrar-revolucionarios, контр-революционеры, – объединённое название для ряда идеологически различных группировок, которые вели гражданскую войну против правительства Д. Ортеги в Никарагуа в 1980–1990 гг. при поддержке правительств США, Аргентины.


[Закрыть], давали свои оценки и рекомендации. Помогали в разработке операций. Знание языка было уже настолько хорошим, что мы различали городской и деревенский напев. Мы рвались на каждую операцию, проводившуюся на территории расположения повстанцев. Наш куратор В.В., как и положено опытному офицеру разведки, опекал группу от излишнего риска и опасности и никуда нас не пускал. Он был для нас ангелом-хранителем. Но мы были молоды, горячи и неутомимы в своём порыве работать, учиться и приносить пользу. Поэтому постоянно разрабатывали и предлагали проведение различных операций, конечно, обязательно с нашим непосредственным участием. Руководитель спецвойск, молодой команданте Вальтер Феретти, предпочитал, чтобы советские специалисты сами разобрались в вопросах, кому что делать. Он не убеждал нашего шефа, что мы нужны где-то в джунглях, хотя был настроен поиспользовать нас на всю катушку.

Команданте Вальтер был человеком ярким. От него веяло притягательной силой лидера и профессионала. Он был особенным во всём. Отличавшийся своей храбростью, неординарностью мышления и преданностью делу революции во время войны с режимом Сомосы, Вальтер был талантлив и разносторонен. Прекрасно пел и играл на музыкальных инструментах, сам писал стихи и рассказы, в более молодые годы играл в футбол в профессиональном клубе. Прекрасно физически сложен, энергичен и неутомим. Это был гений во всём. Спецвойска Никарагуа под его руководством стали уникальным подразделением. Любые задачи им были по плечу. И нас Вальтер пригласил только для того, чтобы увидеть, что же знают и умеют советские братья по оружию, и, естественно, как и полагается в таких щепетильных вещах, мы учились у них, а они учились у нас. И надо сказать, что симбиоз этот был успешным.

С офицерами революционных спецвойск мы сдружились очень быстро и навсегда. Большинство из них, в той или иной степени, были повторением своего командира. Прошедшие войну, смелые, мужественные, очень опытные и мудрые люди. В их молодых глазах светилась не только любовь к делу, которому они бескорыстно служили, но и огромная любовь к своей стране и народу, ради которого они воевали. Они помогали нам во всём. Такой открытости и честности человеческих отношений хотелось бы пожелать каждому в нашем офицерском братстве.

Никарагуанцы отличались от кубинцев, которых мы знали по предыдущей командировке, во многом. Мне сразу бросилось в глаза их более серьёзное и вдумчивое отношение к жизни. Кубинцы, даже прошедшие войну, были бесшабашно веселы и неудержимы, как будто выиграли только что самый большой приз в своей жизни. Никарагуанцы же, при не меньшей любви к жизни и празднику под названием «женщина и любовь», что, как известно, характерно для всех латиноамериканцев, были намного серьёзнее и скромнее. Мне казалось, что они умеют находить ценность и смысл в любых поступках и делах. С ответственностью, граничащей с верой в Бога, относились они к своей службе и делу революции. Наверное, это происходило и оттого, что их война была намного сложней. Хотя, как говорили они сами: «Лёгкой войны не бывает». Работать нам с ними было и легко, и приятно.

Итак, «досмотрев» восход солнца до конца и ещё раз нырнув в замечательные бодрящие воды озера Хилуа, которые мы между собой сразу же, когда увидели его ещё в первый раз, прозвали «нехилое», направились в штаб. По дороге, метров за сто перед шлагбаумом, где стоял часовой с автоматом и виднелись подземные укрепления с находящимися там пулемётами, мы разглядели нашего шефа. Он тоже всегда поднимался очень рано, и встреча с ним не была неожиданностью. Судя по всему, он уже побывал у оперативного дежурного, как говорил он сам: «снял информацию», а теперь, как всегда, бодрый и жизнерадостный, поджидал нас около своей красивой, белоснежной «тойоты». Его иномарка была не только его гордостью, но и объектом нашей зависти. Нам, когда мы приехали на виллу, где жили, через сутки тоже подогнали абсолютно новенькую машинку. Белая, пахнущая маслом седьмая модель нашего советского производства – «Жигули» – была хороша во всём, но в ней не было кондиционера! Для лета в тропиках… лучшего способа закалить волю – не найти. Рассказать это невозможно, можно только испытать на себе. Если машину оставить на солнце в середине дня хотя бы на полчаса, то прикоснуться к двери уже было невозможно, а сесть на кресло – опасно: реальная угроза получить серьёзный ожог.

Васильевич по очереди протянул каждому руку, поздоровался, рассказал о новостях и затем произнёс главное на этот день: «Здесь в стране находится наш советский коллега – стрелок. Он – чемпион мира, мастер спорта международного класса. По просьбе правительства Никарагуа он готовит сборную страны для Панамериканских игр[67]67
  Самые крупные и престижные соревнования спортсменов стран Американского континента. Своеобразные Олимпийские игры двух материков.


[Закрыть]. Я подружился с ним и недавно в разговоре узнал, что Юра, так зовут этого тренера, познакомился здесь с двумя уникальными людьми, которые мастерски владеют пистолетом!» Шеф сделал длинную паузу. Он сам, как профессионал-спецназовец и разведчик, не мог не понимать, насколько это должно заинтриговать и заинтересовать нас.

Нас было четверо: я – командир группы, Володя Помазков – опер, Николай Корнеенков – боевик и Сергей Гриценко – радист. Мы переглянулись. На лицах, как и учили, не выразилось и тени заинтересованности. Всё внутри. Как будто бы и не услышали. Шеф сначала даже напрягся, но быстро сориентировался, потому что сам был такой же, а некоторых из нас знал уже достаточно давно.

– Расслабьтесь. Я сообщаю вам действительно особую информацию и даже могу организовать неформальное общение с этими людьми и… занятия. Они называют эту стрельбу «Бам-Бам».

– Васильич! Какое, к чёрту, «бам-бам»? Что нам после занятий на КУОСе с дядей Федей Быстряковым (так мы, любя, звали нашего преподавателя – «бога стрельбы и оружия») могут показать даже никарагуанцы?

– Тем более, после кубинцев, – вставил Володя Помазков.

– Ой, не скажите. Этот никарагуанец – особенный…

– Они здесь для нас все особенные, – не унимался Володя, – потому что москвичей мало…

– Ты слушай и вникай, – обозлившись, прервал его шеф. – Этот долгое время жил в Соединённых Штатах. Говорит, что прошёл там какой-то специальный курс защитной стрельбы. После начала партизанского движения много и активно воевал. Был «команданте колонны»…

Мы переглянулись ещё раз: «команданте колонны» – это серьёзно. Человек, который командовал большим партизанским соединением, вызвал у нас сразу же и уважение, и понимание значимости слов шефа. Таких людей во всей никарагуанской армии – единицы.

– Кроме того, – уже видя, что мы прониклись сказанным, Васильевич решил добить нас и почти торжественно произнёс: – За время всех партизанских боевых действий в его «колонне», при очень больших по количеству огневых соприкосновений – всего лишь один раненый! И это благодаря его принципиально новому подходу к стрельбе. В его отряде умели стрелять лучше других.

Конечно, этого нам уже было достаточно, чтобы распределиться по машинам и двинуться на наш очередной урок спецназовского искусства.

По машинам мы распределились, как всегда, грамотно. Все сели вместе с шефом в его иномарку с кондиционером, а я, для закаливания воли, в иномарку из Советского Союза – без кондиционера. За рулём я ездил всегда сам и никому не доверял вождение. Мне нравилось водить машину, и, по праву старшего, этот вопрос я решил в свою пользу. Всех это быстро устроило, потому что можно смотреть в окно, а не потеть в длительных поездках при обгонах и заторах.

Со мной, понимая моё состояние одиночества, сел мой друг Володя Помазков. Я был ему благодарен за поддержку. Мы выехали на красивую горную дорогу, ведущую от озера к столице. За нами катилась машина сопровождения с бойцами никарагуанского спецназа. Эта машина всегда сопровождала нас по приказу самого команданте Вальтера. Достав длинные коричневые сигареты из ароматных пачек с надписью «More», мы с Володей закурили и продолжили разговор.

Несколько месяцев назад мы с Помазковым были в командировке на Кубе. Прошли полный шестимесячный курс в спецшколе по технике вьетнамского спецназа. Шесть месяцев занятий, каждый день – по десять-двенадцать часов – нас сблизили. Нам казалось, что в вопросах стрельбы и оружия мы знаем всё, и в этом деле «сам чёрт нам не брат». Володя, с упоением затягиваясь красивой тонкой сигаретой, – на неё нельзя было не обратить внимания, потому что в России мы все курили или «Яву», или «ВТ», – рассуждал:

– Технику стрельбы кубинцы нам показали полностью. Я думаю, не осталось ни одного неизвестного для нас положения для ведения огня или способа стрельбы.

– Согласен. Но шеф говорит о каком-то новом принципе. Хотя этого не может быть.

Действительно, у себя в Балашихе мы стреляли из всех видов стрелкового оружия. Да и на занятиях у кубинцев, которые не жалели для советских братьев патронов и от души снабжали нас боеприпасами, мы неделями не вылезали с полигонов. С кубинскими учителями, которые все до одного были участниками боевых действий, мы стреляли не только из пистолетов, автоматов и пулемётов, но даже из 81—82-миллиметровых минометов советского и американского производства. Эта особая техника стрельбы, без использования плиты, «с руки» и без обычного стандартного прицела, была нашей гордостью. Лучшие из нас умудрялись в воздухе «повесить» двенадцать мин одновременно. Поэтому наши сомнения в целесообразности предстоящей встречи только укрепились.

Рассуждая так, мы добрались до небольшого открытого стрелкового тира. Вокруг была густая, дикая растительность и – ни души местного населения. Солнце уже припекало вовсю.

Нас встретил тренер сборной Никарагуа Юрий Кудряшов. Высокий, поджарый, загорелый, очень энергичный человек. Он прекрасно говорил на испанском языке. Тут же представил нас двум никарагуанцам. Они, как и многие в этой стране, с кем нам приходилось постоянно встречаться, были в военной полевой форме. Форма сидела ладно и явно была им к лицу. Прекрасные поясные ремни, открытые кобуры и кольты с завораживающей матовой сталью, торчащие из-за поясов… Мы обратили внимание, что качество этого снаряжения было значительно более высокого уровня, чем у всех остальных офицеров спецвойск. Так же, как и у команданте Вальтера, – трофейное – решили мы.

Хорхе и Сальвадор – так звали наших новых знакомых – неторопливо и с достоинством стали рассказывать что-то из теории своей стрельбы. Их всё время перебивал Юра и очень эмоционально, переживая, что до нас не доходит суть, давал свои пояснения.

Сальвадор, судя по всему, из них двоих в этом деле был главным. Видя наше чрезмерное спокойствие и даже самоуверенность, поговорив немного на общие темы, он не стал далее пускаться в длинные рассуждения, а просто достал свой кольт и стал стрелять по заранее расставленным мишеням.

Мы стояли, ошарашенные увиденным, и, зная, что находимся в кругу друзей, напрочь забыв о принципах самообладания и управления эмоциями, смотрели и понимали: как мало мы ещё знаем! Я стоял и думал, одновременно наблюдая за ловкими движениями Сальвадора, о том, что от преподавателей, прошедших горнило Испании, Великой Отечественной войны, а также большой войны с бандами на Украине, в Прибалтике и, конечно, в Афганистане, черпали мы свои знания и силы. По крупицам, сберегая опыт боевой стрельбы, они – учителя наши и преподаватели КУОСа – передали этот опыт и свои знания, не упуская ни одной детали, тем самым сохранив многие жизни. Но время движется вперёд, и в стрелковом деле были созданы новые методики.

Всё, что мы видели сейчас, было для нас совершенно ново, а значит, и я сегодня, как частица большого спецназовского коллектива, обязан этому научиться, чтобы в последующем принести пользу своим же братьям…

А Сальвадор тем временем уже на практике показывал, как он владеет оружием. Его руки, как руки фокусника, творили с пистолетом, что хотели. Мы не всегда успевали даже взглядом уследить за теми движениями, которые он вытворял. Пули «ложились» в мишень одна в одну. Скорость стрельбы была под стать очередям из пулемёта. Каждое движение – чёткое, выверенное. Ни суеты, ни бахвальства. Он просто работал, как и положено работать профессионалу. Мы были поражены. Самое главное, смысловые факторы, почему это делается так, а не по-другому, были гениально просты и обоснованны. Нам всё было понятно с полуслова. В своих выводах мы уже стояли с этим рядом, но всё равно ещё были далеки и осознавали: «…твоё яблоко ещё не свалилось тебе на голову для ускорения открытия, как это было у Ньютона». Требовалось ещё немало времени… А тут – такая удача! Лучшее, что есть в мире, – теперь в наших руках.

Забыв обо всех своих амбициях, мы умоляли: «Научите нас! Мы готовы заниматься и днём и ночью!»

Сальвадор, явно польщённый нашим расположением, дал нам в руки свой кольт. Мы его рассматривали с каким-то особенным трепетом, как будто бы это был пистолет, который «умеет» сам попадать в цель, просто сказка какая-то…

– Любой, даже не очень крупный, специалист в оружии, – стал нам объяснять офицер, – никогда не возьмёт, ну, например, пистолет из ящика на складе, и не пойдёт на операцию, не подготовив, я бы даже сказал, «не вылизав» его со всех сторон, – смотрите…

Он забрал у нас свой пистолет и вложил его себе в руку. Было видно, как уютно и комфортно пальцы обняли рукоятку. Мы ещё раньше увидели, что кольт был какой-то особенный… Нет, конечно, он был такой же, из которых мы уже не единожды стреляли и какие брали на операции, но детали: и специально выточенная под пальцы рукоятка из какого-то экзотического дерева, и прицельное приспособление бóльших, чем обычно, размеров, и, к тому же, разных ярких цветов, и чёткая, ровная белая линия вдоль ствола – всё это восхищало, как и множество других деталей, о которых и стал ненавязчиво рассказывать спецназовец.

Больше всех был доволен Кудряшов. Этот урок с нами никаким образом не входил в его обязанности тренера, тем более он, как мы узнали потом, был специалистом по винтовке, а здесь – пистолет. Но пройти рядом с такими уникальными мастерами, как Сальвадор и Хорхе, и не поделиться этим, особенно с теми, кому это надо по профессии больше жизни, – он не мог.

Мы настолько прониклись уважением к Юре, что готовы были бы обнимать и тискать его в дружеских объятиях, если бы, конечно, не были так увлечены сказочным пистолетом. Зато вечером мы высказали, уже за дружеским столом, большую благодарность этому замечательному человеку, с искренним добрым сердцем, за его сопереживание и отцовскую заботу о нас, незнакомых тогда для него людях. Как он чувствовал и понимал важность происходящего! Благодаря таким, как он, были сохранены сотни, а может быть, и тысячи жизней солдат и офицеров, и в наших подразделениях в том числе…

Встали перед мишенями и по очереди стали стрелять: сначала Хорхе, затем я, потом Сальвадор, за ним Корнеенков, Хорхе – Сергей, Сальвадор – Володя… И так эта карусель закрутилась на многие часы. С нами стрелял и наш шеф, естественно, он не мог отставать от своих подчинённых. Стрелял и Юра Кудряшов, а в промежутках своей очереди просился: «Пойдёте на операцию – возьмите меня с собой!» На что В.В. ему отвечал:

– Юра! Найдёшь мне ещё таких специалистов, я и без операции рапорт на орден на тебя напишу.

– Нет, ребята, я хочу по-честному, по-мужски…

А я стрелял, слушал никарагуанцев, улыбался трёпу Юры и В.В. и думал о своём: «Каким образом, объясняя для себя смысл методики тренировок наших оуцменов[68]68
  Отдельный учебный центр КГБ СССР – зашифрованное название «Группы специального назначения “Вымпел”».


[Закрыть], двигаемся мы вперёд? Ведь придумать упражнение очень просто… Возьмите любую жизненную ситуацию… Расставьте мишени по данным позициям, определите количество боеприпасов, и даже не ставя задачу по действиям стреляющего, – упражнение готово… А вот Сальвадор говорит, что одно и то же упражнение дважды на занятиях повторять недопустимо?

Но есть основы… Это – начало действий, то есть как быстро ты сделаешь первый выстрел. Естественно, понимать нужно так: ты должен достать оружие, зарядить его, прицелиться, нажать на спусковой крючок и, само собой разумеется, – попасть. То есть самое главное – сделать как можно быстрее первый прицельный выстрел. А вот место, где будет находиться мишень, и ситуация, при которой это будет происходить, никогда не повторятся дважды…»

Кстати, всё, что рассказано сегодня, не является секретом. Просто одни этим занимаются на уровне задач для выживания, как никарагуанцы, а другие – на уровне учебных занятий, как мы, с соблюдением мер безопасности по книге «Курс стрельб». Но ведь существует же такая стрельба уже во многих, как нам рассказывает Сальвадор, странах. Её называют «защитная стрельба». А Хорхе, в свою очередь, рассказывая, перечислял страны: Малайзия и Германия, Япония и Корея, Бразилия и, конечно, США. Уже несколько лет проводятся чемпионаты мира…

– Чемпионаты мира? – не понимая и не веря, переспрашивали мы. – По защитной стрельбе?

– Да-да. Именно по такой стрельбе, которую я вам показываю, – говорил Сальвадор. – А ещё бы я ваш автомат Калашникова переделал. Есть у него очень отрицательный элемент…

– Автомат Калашникова! – просто завопили мы разом. – Это наш, лучший в мире автомат, не нравится?

От услышанного и увиденного мы были в шоке. А Васильевич, видя наше состояние, подначивал:

– Вот же как получается… Некоторые при поездках за границу в шоке от увиденного в магазинах, а эти – в шоке от стрельбы… Ха-ха! А вы ещё говорили: «Чему нас можно научить…» Молодец, Юра! Точно, тебе медаль полагается…

– Подожди, шеф. Ему АК – плох! – не унимались мы.

А Сальвадор, сделав паузу, смотрел на нас весёлыми и спокойными глазами. Видно, не раз он, говоря об автомате Калашникова, слышал подобные слова. Да, можно было согласиться: «Мы, может, и делаем плохие машины, и шьём плохую одежду, но “Калашников” – наша гордость. Даже американцы во время войны во Вьетнаме, при любом удобном случае, меняли свои М-16 на АК!»

– Для спецназа, – стал объяснять никарагуанец, – этот автомат плох тем, что в нём есть возможность стрелять очередями. В нём надо убрать переводчик автоматического огня…