Текст книги "Легенды «Вымпела». Разведка специального назначения"

Пришли первые автобусы. Приехавшие большой дружной толпой шли к крыльцу нашего дома и останавливались кто покурить, кто подышать воздухом, а кто пообщаться… Вообще перед началом работы это стало определённой традицией. И продолжалось всего-то десять-пятнадцать минут, потому что автобусы приходили немного раньше. До начала занятий или совещаний было ещё немного времени, и эта встреча каждое утро у Первого корпуса была важной частью нашей повседневной жизни. Потом даже встречи ветеранов мы стали называть: «Встречи друзей у Первого корпуса». Коллектив разделялся на небольшие группы, где по несколько человек, где и побольше. В каждом кружке появлялся заводила-рассказчик, который «травил» очередную историю. С утра предпочитали юмор. Рассказ сопровождался взрывами смеха и прибаутками. На лице у каждого сияла радостная улыбка. Счастье и удовольствие от жизни присутствовали в душе каждого из нас.

Вновь прибывшие тянулись от КПП по живописной аллее в сторону корпуса. Когда они подходили, на лицах их тоже уже играла улыбка. Они обходили всех по кругу, обязательно здороваясь со всеми за руку, многие по-родственному обнимались. Было ощущение, что не виделись месяцами, хотя расстались всего лишь вчера вечером. Вообще отношения между всеми были очень слаженные, в этом месте всех по-особенному накрывала любовь. Мы любили друг друга по-настоящему, по-мужски, по-братски. Мы не завидовали и не предавали друг друга.

Это место встречи у Первого корпуса было намолено, как в церкви, лучшими чувствами и доброй энергетикой отношений офицеров спецназа, многими-многими днями, месяцами и годами. Даже если когда-то ты оказывался здесь один, чувствовалась какая-то неземная энергия, наполняющая это место: тебя захватывало чувство, которое может вместить только дружба и любовь всех этих очень неординарных людей.

И потом, многие годы спустя, когда по необъяснимым для всех нас причинам этот корпус разрушили… Я потерял нечто большее, чем просто дом. Это – моя альма-матер[36]36
  Старинное неформальное название учебных заведений (лат. alma mater – буквально «кормящая, благодетельная мать»).


[Закрыть]. Это – моя Церковь, со своими святыми и очень личными иконами. Я не просил спрашивать у меня разрешения, чтобы снести это здание… Да и кто я такой, чтобы со мной об этом говорить… Но чувство осталось такое, что меня обманули и предали, и лишили чего-то очень важного, без чего мне сегодня очень плохо… Наверное, для меня моя Родина начиналась и в этом месте тоже.

По дороге на аллее появился Виталий Николаевич Кириченко, один из начальников боевого отдела. У него собственный автомобиль – беленькие «жигули», купленный после командировки в Афганистан, на котором он и приезжал чуть позднее автобусов. А ещё позднее полковник тоже поселился на объекте, в одном из финских домиков. Его появление в наших рядах вызвало оживление. Мы уважали этого человека…

– Добрый вечер, господа офицеры! – добродушно, на старинный лад обращаясь к нам «господа», громко проговорил Кириченко, нажимая на слово «вечер». Он вообще высказывался чётко и громко, подчёркивая, что никого не боится, не стесняется, что каждое слово его имеет вес.

Стояло утро, сияло яркое осеннее солнышко. На небе сегодня – ни облачка, и настроение было у каждого приподнятое и радостное. А чего грустить? И кто-то весело ответил:

– Виталий Николаевич, какой же вечер? День только начинается… – И общество с недоумением взирало на грузную фигуру начальника. Правда, все до одного знали, что ответ будет особенным…

– А я когда вас вижу, у меня в глазах темно становится, – с выражением произнёс полковник.

Раздался гром хохота, а затем пошли рукопожатия по кругу и хлопанье друг друга по плечу. Но с Виталием Николаевичем такой фамильярности никто себе не позволял, лишь с уважением пожимали протянутую руку.

Он был полноват для спецназовца, хотя его физическим данным мог бы позавидовать любой. Ни в лесу, ни в полях и болотах, и даже в горах он никогда не выходил из боевого порядка, за это его считали своим, и это всем нравилось. Его отдел был пока наименее укомплектован. Людей только подбирали, но два десятка его подчинённых гордились своим начальником за весёлый и доброжелательный характер и справедливость в принятии решений. Его опыт оперативного работника и человеческая, житейская мудрость устраивали и командиров центра и подчинённых. Виталий Николаевич долго проработал на оперативной работе и сам напросился в командировку в Афганистан. О том, как проходила командировка, не рассказывал, но мы поняли, что достаточно успешно, когда увидели на его кителе несколько серьёзных боевых наград. Далеко не все знали тогда, что полковник был единственным сыном одного из высокопоставленных партийных деятелей Советского государства, первого секретаря Крымского обкома партии. Его отец, личный друг Брежнева и многих влиятельных членов политбюро, мог бы легко устроить сына служить на любую должность. Но тот сам напросился на войну, а затем – в спецназ, в Балашиху. Узнав об этом, мы зауважали его ещё больше. Тогда мы ещё не отдавали себе отчёта, какие же страсти и эмоции, оказывается, окружали наше подразделение. Попасть служить в «Вымпел», особенно на первом этапе, было очень престижно и непросто.

Позднее у меня был разговор с Виталием Николаевичем. По каким-то делам я зашёл к нему в финский домик, и он поведал мне тогда, в длинном приятельском разговоре, такие вещи, которые потом для меня часто были определяющими.

– В нашем обществе, – говорил Кириченко, – в последнее время стали говорить: «Не интересует процесс, что ты и как делаешь, покажи результат». По большому счету, и я придерживаюсь этого. С точки зрения логики и жизни – правильно, но со стороны души, с точки зрения духовности – ущербно. Значение намерения человека – важнее результата! Кто более чист душою?

Будет или не будет желаемый результат, очень часто зависит от случая или удачи, а не от человека. С кем тебе общаться и с кем тебе будет комфортнее строить свои отношения – как раз и есть показатель того, кто есть Ты…

Он говорил об этом с таким убеждением, что я поверил ему раз и навсегда. Вот и в дальнейшем я строил свои отношения только с теми, с кем мне было комфортно. Это были достойные люди, и я изо всех сил тянулся к ним…

Часть третья
Бой затих у взорванного моста. Повесть о событиях в Афганистане в декабре 1979 года

Посвящается Владимиру Цветкову,

Валерию Розину, Льву Королькову —

моим командирам и старшим товарищам

по «Вымпелу»,

без которых я не состоялся бы как человек,

гражданин и офицер спецназа.

 
«Если где-то гром далёкий грянет,
в неизвестность улетят они…»[37]37
  Название главы и эпиграф – слова из песни о КУОСе. Автор слов О. Рахт, музыки – А. Малашонок. В последующем эта песня стала неофициальным гимном ветеранов «Вымпела». Написана на основе песни «Звёзды 19-го года», стихи М. Светлова, музыка М. Зива.


[Закрыть]
 

В подъезд Володя зашёл с тяжёлым сердцем. Сейчас для него наступит та тягостная минута, когда он позвонит в дверь своей квартиры и ему придётся сказать жене и дочке, что он опять уезжает в командировку. Командировку, которая может продлиться очень долго… А лишь вчера всей семьёй обсудили планы, как будут встречать новый, 1980 год. Ну, жена, Галка, поймёт, а дочурка будет расстроена и, наверное, расплачется, ведь она ещё такая маленькая…

Володя стал медленно подниматься по плохо освещённой лестнице общего подъезда стандартной пятиэтажки. А в голове всплывал недавний разговор с начальником управления. Генерал сказал, обращаясь к двум сидящим перед ним офицерам, ему и второму Володе, оперу второго отдела, капитану Румянцеву:

– Получена срочная шифротелеграмма из Центра. Приказано вас двоих срочно откомандировать… – Начальник почему-то на этой фразе посмотрел в окно, как будто бы там была подсказка, медленно снова повернулся к ним лицом и продолжил: – в Москву. Прибыть в город Балашиха… на курсы усовершенствования офицерского состава. Для всех, даже для жён, вы едете на подготовку к Олимпиаде. Повторяю, для всех вы едете готовить мероприятия по безопасности Олимпийских игр… Но для вас отдельно скажу… – генерал опять замолчал и, встав из-за стола, пересел поближе к офицерам и проговорил: – Вам предстоит поездка в Афганистан.

Дверь квартиры открылась, и семья, встречая мужа и папу с работы, возбуждённо засуетилась, заговорила, забегала. Дочка жалась к папе, нежно его обнимая. Сказать об отъезде сразу не получилось – язык не поворачивался. Не хватило духу вот так, сразу оборвать эти счастливые минуты общения с семьёй… Сели за обеденный столик на кухне. Жена суетилась, подкладывая ему в тарелку еду, и рассказывала о своих делах на работе. Дочка, Катюха, всё пыталась показать рисунок, который она нарисовала специально для папы. А в его мыслях опять крутилось всё вокруг отъезда. То, что придётся поехать в Афганистан, Володя знал уже давно и без пояснения генерала. Недавно закончив КУОС, он, конечно, перезванивался с друзьями, с которыми вместе учился. А они делились информацией между собой, тоже по секрету… То один из них, то другой рассказывал, что происходит вокруг этой жаркой экзотической страны. Кто-то уже летом уехал туда. Некоторые и сейчас оставались там, кто-то неделю назад вернулся. Там, у «южного соседа», что-то происходило серьёзное, и куосовцы, особенно те, которые недавно закончили учёбу, были, что называется, на острие событий…

– Галочка! – обратился Володя к жене, – ну вот… завтра… – И мужчина замялся, проглотив последние слова…

Жена села к нему на колени, нежно обняв за шею. Дочурка как раз в это время убежала в свою комнату, уже было пора ей спать.

– Ну что ты, милый! Завтра будет завтра… И так будет всегда. Может, тебе ещё борщёчку? – И она, не поднимаясь, дотянулась до плиты. Крохотная кухня позволяла, не вставая со стула, из-за стола дотянуться практически до любого угла. Жена взяла кастрюлю, собираясь подлить ещё ароматного русского борща.

– Нет, нет. Спасибо… Завтра я уезжаю в Москву, – наконец выговорил Володя.

– Ну и хорошо. Ты же скоро вернёшься? Зефир своим девочкам привезёшь…

– Нет, Галка, я, наверное, надолго… – И он быстро-быстро заговорил, объясняя цель поездки: – Посылают готовиться к Олимпиаде. Ты же понимаешь, приезжают гости со всего мира, десятки тысяч человек. Надо решать вопросы безопасности, а я – работник КГБ, всё же спортсмен, знаю английский…

У жены, которая собиралась подлить в уже приготовленную тарелку борщ, как-то невольно и расслабленно опустились руки, и тарелка со стуком опустилась на стол. Галина поднялась с колен мужа, пряча глаза, и проговорила с уверенностью и горечью:

– Тебя посылают не на Олимпиаду.

– Ну откуда ты… такое придумала? Конечно, на Олимпиаду, – и Володя, пытаясь обнять жену, целовал её в шею и плечо, – Москва, Олимпийские игры. А видела, какой олимпийский символ придумали?.. Медвежонок с поясом из олимпийских колец…

– Володенька, скажи, ведь всё же будет хорошо?

Галина повернулась к мужу и прижалась к нему всем телом.

А Володя думал: «Да, какие же мы наивные, мужики, если считаем, что можно обмануть любящую женщину. Чёрт возьми, как они могут это чувствовать?!»

Потом вместе собирали большую спортивную сумку, говорили всю ночь, пили на кухне чай и опять говорили, а рано утром пришла машина… Он поцеловал ещё спящую дочку, ушёл, плотно закрыв за собой дверь. А жена долго стояла, упершись лбом в дверь, беззвучно плача… Она ненавидела весь мир за то, что у неё, совсем молодой, сильной и красивой женщины, забирают её любовь и будущее.

Это утро на Сахалине было холодное и какое-то грустное. Я уже стоял у подъезда Володиного дома, поджидая его, чтобы отвезти в аэропорт. Вчера вечером мы договорились, что я выпрошу в управлении транспорт, – мне было разрешено ездить за рулём закреплённой за мной машины, – и рано утром буду ждать рядом с домом. Подняться наверх за вещами я не решился. Несмотря на нашу разницу в возрасте и положении, он всё же был уже старший «опер» и опытный работник, а я – совсем «зелёный» (но не потому что пограничник, а потому что молодой), мы сошлись и подружились. Володя, будучи командиром группы «Набат»[38]38
  «Набат» – специально созданные в каждом территориальном управлении КГБ группы быстрого реагирования из наиболее подготовленных офицеров для освобождения заложников на воздушном транспорте, в случаях, когда по каким-либо причинам невозможно было использовать группу «Альфа».


[Закрыть], настоял, чтобы заместителем у него стал я, и подготовку отряда в последнее время мы уже проводили вместе. В свою очередь я взял над ним «шефство», если, конечно, так можно выразиться по отношении к старшему товарищу, – подтянуть его по рукопашному бою. Эта подготовка пошла на пользу всем. На последних летних соревнованиях Дальнего Востока по служебному многоборью[39]39
  Служебное многоборье – соревнования среди сотрудников КГБ СССР, которые включали в себя рукопашный бой, стрельбу из пистолета и ориентирование. Проводились ежегодно.


[Закрыть] мы заняли с ним командное первое место. Я шутя говорил ему: «При демонстрации приёмов ты, главное, делай страшное лицо человека, готового на всё, – а всё остальное, в смысле приём, я сделаю за тебя сам…»

Пожав Володе руку, когда он появился из подъезда, и перехватив у него сумку, я стал садиться в машину. Неожиданно сзади нас появилась чёрная «Волга». Номера начальника управления КГБ на всегда чистой, сияющей машине знали не только мы, но, наверное, и весь город.

– Генерал приехал… – предположил я.

Но это оказался Румянцев, второй Володя, командированный тоже… «на Олимпиаду». Генерал, оказывается, позаботился и послал свою личную машину проводить обоих офицеров. Я расстроился, но всё же настоял, что всё равно поеду провожать их в аэропорт, и двинулся в путь следом за генеральской «Волгой». Мой товарищ и командир по «Набату», конечно, сидел рядом со мной. Более ценного пассажира я и не мечтал сейчас везти… А мне так надо было сказать ему всего лишь одну фразу…

– Ты представляешь, – сказал Володя, не давая мне произнести заветные слова, – она мне говорит: «А зачем ты на Олимпиаду какую-то спортивную сумку берёшь, а не чемодан?»

– Да всё она, конечно, понимает… – сказал я. В управлении я занимался, по своим функциональным обязанностям, спецрезервом, и мне положено было знать об истинной цели командировки…

– Володь! Ну, ты в отношении меня там тоже словечко замолви… Я тоже готов. Ты же знаешь: я всё могу… – наконец я высказал то, о чём думал всю ночь.

– Скажу, скажу… Самому бы понять, что будет…

Самолёт загрузился быстро и улетел, больше сотни счастливых людей направлялись в столицу нашей Родины Москву. Среди них были и те двое, которые, в отличие от всех, летели в неизвестность. Какие чувства суждено им испытать во время пути до этой точки? А я ещё долго стоял, рассматривая ту часть неба, где уже минут десять назад скрылся самолёт. Я, конечно, мог догадаться, что в эти дни такие же самолёты, а где-то поезда, везут ещё десятки таких же парней для выполнения задания, которого они пока не знают. Я жалел только об одном: «Почему меня нет с ними?»

Балашиха встретила ребят холодной, но солнечной погодой. Из аэропорта добирались сюда на автобусе, потом на метро, а затем – опять на автобусе. На КПП, проверяя документы и командировочные удостоверения, столпилось сразу несколько человек. Среди них были незнакомые люди. Одного из них Володя приметил ещё на выходе из метро. Яркие, горящие глаза, спортивная фигура и старый, видавший виды чемоданчик. И только на КПП протянули друг другу руки, до конца поняв, что цель командировки у них – одна, и пока прапорщик искал в списке фамилии и что-то отмечал в своих бумагах, успели перекинуться несколькими словами:

– Юра, из Новосибирска… – сказал его новый товарищ.

– Ого! А мы оба – из Южно-Сахалинска…

В штабе, выслушав доклады о прибытии, их отправили отдыхать, объявив, что общее совещание для всех прибывших завтра, в девять.

На крыльце Первого, родного, корпуса, в котором ещё совсем недавно каждый из куосовцев прожил многие месяцы учёбы, стояла большая компания офицеров. Началось братание, обнимание, вспыхнули воспоминания.

– Представляете, – говорил один из них, остальные внимательно слушали, – начальник отдела, получив команду от генерала, собрал весь отдел, а нас в подразделении всё же тридцать два человека оперсостава, и говорит: «Я вас, товарищи офицеры, обманывать не буду, скажу честно – пришла команда из Москвы откомандировать одного сотрудника в Афганистан… Я не могу никому приказать поехать. Командировка может быть и опасной и… Короче, желающие есть?»

Представляете, – с гордостью продолжал рассказчик, – встали все до одного! Начальник ещё фразу не успел закончить, а весь отдел встал и стоит… Ну, он, конечно, не просто опешил, а растерялся и спрашивает: «Интересно, а я с кем останусь работать?» Побежал, конечно, к генералу, говорит: «Они все готовы ехать! Кого отправлять?» Хорошо, в телеграмме приписка была: «…не ниже начальника отделения». А отделений у нас всего четыре. А я только что КУОС закончил, я об этом и начальнику отдела сказал: «Зачем тогда учили?» Короче, настоял… Вот теперь вместе с вами… – Это был Женя Григорьев из Камчатского управления.

Он особо обнялся с сахалинцами. Хотя живут друг от друга на тысячу километров, но всё равно называют себя земляками-дальневосточниками. Женя повёл друзей к себе в комнату, предлагая, как землякам, жить вместе.

Вечером приоделись и большой компанией пошли в излюбленное место всех куосовцев, в ресторан «Радуга». Официантки и постоянный «контингент» там всем нашим офицерам давно были хорошо известны и рады, поэтому с местами, где бы сесть, хорошо поужинать и поговорить, проблем никогда не было. Даже если зал был полон, из подсобки всегда притаскивали дополнительный стол и устраивали праздник. К концу вечера за этим столом собирались уже и поварихи, и часть обслуживающего персонала. Офицеры умели гулять красиво. Да и деньги платили щедро… Между собой это заведение кто-то окрестил «Бычий глаз». Почему? Уже никто не мог вспомнить. Может быть, однажды кто-то принял на грудь столько, что глаза у него стали похожими на глаза разъярённого быка, после чего и появилось такое название, ибо каждый пришедший туда мог заполучить такой «глаз», конечно, в зависимости от количества выпитого. Случались в ресторане и драки, в основном между местными подвыпившими компаниями и офицерами с «двадцать пятого километра»[40]40
  Двадцать пятый километр – это место расположения на Горьковском шоссе школы КУОС.


[Закрыть]. Несмотря на всю секретность и зашифрованность, все местные знали, что там учатся какие-то «дяденьки-шпионы». В основном в этих потасовках брали верх наши, но были и исключения. Если кто-то на следующий день на занятиях был с «фингалом» под глазом, то он обязательно получал дополнительную нагрузку по физо. Объяснения, что на него, «типа, свалился чемодан со шкафа», во внимание не принимались. Поэтому он учился или побеждать, или не попадать в неприятные ситуации. Через какое-то время драки с местными прекратились, ввиду полной победы «двадцать пятого километра», и в ресторане воцарился мир и покой.

Приезд новых «шпионов» поджидали всегда и женщины… И всегда даже с надеждой выйти замуж за какого-нибудь офицера-холостяка. В этом им, конечно, везло меньше, потому что любой офицер, выехавший за последний светофор своего родного города, считается холостяком, а в командировках, конечно, каждый безбожно врал, что именно его сердце ещё свободно… Как говорил потом об этой ситуации «Бельмондо» – так звали одного из завсегдатаев ресторана того времени – Володю Зверева: «Ваша любовь к официантке сразу же улетучится, как только свою ненаглядную жёнушку увидите. Всё происходит от того, что хмель бьёт в голову, а бес – в ребро… Ибо явно, что это не только хмель…»

Сидя в зале ресторана, народ сегодня расслаблялся по полной, а поскольку многие учились на КУОСе в разные годы, а вот так, вместе, встретились впервые, у каждого учебного потока была своя особенная история, и сейчас было самое время рассказать её другим, блеснув ораторским искусством. Среди собравшихся было много таких, которые умели говорить не хуже любого артиста:

– А у нас, а у нас что было! – перебивая всех, говорил один из них, Виктор, обращаясь к Володе. – Как-то после драки в «Бычке» вызвали милицию и еле всех утихомирили. Доложили дежурному по объекту… Тот, естественно, доложил Бояринову. Думали – конец, кого-нибудь выгонять будут. Но дед – молодец! Только спросил у дежурного: «С нашей стороны потери есть?» – «Нет, Григорий Иванович!» – ответил дежурный. – «Ну, тогда… будем считать, подготовка идёт нормально. Инцидент исчерпан».

– Молодец дед!

– Да, Григорий Иванович… мудрый.

– А у нас на самом последнем СКЗ[41]41
  Специальные комплексные занятия.


[Закрыть] дали задачу группе обработать крупногабаритный тайник и дотащить его до нужной точки. Выкопали ящик, большой, тяжёлый, а рядом – записка от преподавателей: «В километре от вас, – тоже дают координаты, – находится тяжелораненый товарищ. Задача: найти, забрать и доставить для лечения в Центр. – И приписочка: – Здоровье вашего боевого товарища зависит от скорости движения группы». Ну, мы бегом по координатам к точке и находим там… «Дядю Ваню»…

– Какого ещё дядю Ваню?

– Кто-то из своих, что ли?

– Да нет! – продолжал рассказчик, еле сдерживаясь от смеха. – «Дядя Ваня» из спортзала Долматовского… Чучело, набитое песком. Килограмм сорок-пятьдесят весит…

– Какой сорок, – перебил его кто-то, – шестьдесят не хочешь?

– Ну, так вот, тащить нам значит этого «Дядю Ваню» в Центр надо, а время ограничено. Бежим, потеем, на привалах этого «дядю» ногами бьём, потому что ещё тайник – неделимый груз тащим и своё барахло. Ох, как мы на привалах отрывались над этим чучелом!

– Да высыпали бы песок из него, – предложил один из слушающих, – а перед финишем насыпали бы опять.

– Чёрта с два! Преподаватели что, тупые, что ли? Всё прошито, заклеено, пронумеровано. Но! Главное, что подлог при выполнении задачи – это хуже, чем… – стал искать подходящее слово рассказчик, – чем в ресторане подраться. Тут уж – точно выпрут…

Некоторые при этих словах автоматически зябко повели плечами, как бы говоря: «Да, согласны… Лучше смерть, чем обман».

– Ну а по времени – не успевали, понятно… Что-то надо делать – обман невозможен, а вот находчивость – всегда поощряется…

– Ну и что вы придумали?

– А придумали так. Командир в центр даёт радиотелеграмму: «Партизан Дядя Ваня от большой потери крови и ран скончался! Тело захоронено в квадрате…» – и дальше идут координаты…»

– Ха-ха-ха! Здорово придумали…

– Ну а сами спрятали чучело в кустах и дальше бегом, бегом… Но… не тут-то было. Часа через четыре, уже к базе подходили, на последнем сеансе радиосвязи приходит ответная радиотелеграмма из Центра: «За геройский поступок во время проведения операции “Дядя Ваня” Президиумом Верховного Совета СССР награждён Золотой звездой Героя Советского Союза. Приказано: тело Героя доставить в Москву для захоронения на мемориальном кладбище в столице нашей Родины» и подпись: Бояринов…

– Во попали… Ну и что?

– Что, что… Вернулись и доставили «тело Героя»… Ха-ха!

– А как наш курс заканчивал, слышали?

– Нет, давай рассказывай…

– Короче, выпуск прошёл, и группа никуда не спешащих товарищей решила это дело отметить. Набрали колбаски, лучка, бычков в томатном соусе и даже мяса под шашлык и – в лес на пикник…

– Как им за время учений лес не надоел?

– Не надоел… Слушайте, ну, забрались на полянку, костерок разожгли… Все же специалисты… Сидят, пьют, закусывают, вспоминают, как экзамены сдавали, кто-то даже приёмы рукопашного боя стал демонстрировать. Короче, веселье идёт, водка льётся… Тут один, вы помните, – Игорь, здоровый такой, как лось, – встаёт и на полном серьёзе заявляет: «На спор. Сейчас разбегусь и вот эту сосну головой сшибу…» – и показывает на дерево диаметром сантиметров в двадцать пять.

Народ, конечно, засомневался. Одни говорят: «Да ты посмотри на этого лося – как пить дать сшибёт!» Другие: «Нет! Отскочит…» Ну, все стали спорить, и компания разделилась на два лагеря: «за» и «против». Долго решали, на сколько бутылок спорить. Наконец, договорились – на ящик армянского коньяка.

Тут самое главное начинается. Игорь махнул ещё стакан, закусил бычком в томатном соусе, разбежался и… бац! Лбом в дерево. Из ствола искры, кора в разные стороны, ощущение – как брызги от воды, шишки сверху посыпались. Дерево качнулось, загудело, но… устояло. А Игорь наш так плашмя на спину и опрокинулся.

Народ гогочет, на карачках от смеха ползает, слово никто сказать не может. Кто-то в банку с бычками лицом попал, кто-то на костёр голыми ногами наступил. Эта картина вызвала ещё больше смеха, который начал превращаться в какую-то психическую истерию.

А Игорь перед деревом лежит и в небо смотрит. На лбу шишка прямо на глазах подрастает… Кто-то кричит: «Знаете, почему он сосну не сбил? Он слабо разогнался… Пускай ещё раз попробует!..»

Народ за столом угорал от смеха… А рассказчик, уже не улыбаясь, добавил:

– Правда, потом и парня этого, и многих из той компании из спецрезерва исключили…

– Да и правильно… Пить тоже надо в меру, – вставил свою фразу кто-то.

– И болтать о своих геройствах тоже…

– Точно! А то в Подмосковье все сосны завалят… Ха-ха-ха!

* * *

Утром, в девять часов, все до одного вызванные в командировку офицеры сидели в актовом зале. Выбритые, пахнущие одеколоном и свежестью, горящими глазами смотрели на сцену, на которой стоял Бояринов. Полковник, взявшись двумя руками за трибуну, стал говорить:

– Афганистан! Страна, куда вы поедете примерно через неделю, находится сегодня на грани больших перемен… Сегодня там, в командировке, – большая группа наших офицеров – куосовцев. Ведётся изучение объектов жизнеобеспечения, государственной власти, полиции и армии. Ничего необычного или страшного нет. Вы всё знаете и умеете и сможете справиться с любыми задачами. Вы едете туда на усиление… А возможно, на замену… Срок командировки – предположительно шесть месяцев.

Необходимо всем сделать и сдать фотографии на загранпаспорта, уточнить размеры одежды для формы и немедленно заняться списками по продовольствию.

Кроме того, за это время здесь с вами проведут дополнительные занятия по страноведению, огневой, минно-подрывной подготовке, специальной тактике. Надо будет напомнить кое-какие детали…

От вас требуется максимальная дисциплина и ответственность. Слово «Афганистан» – забыть. Не дай бог, кто-то за забором или члены ваших семей услышат об этом от вас из телефонного разговора или письма. Выгоню, не обращая внимания на чины и заслуги. Строгая конспирация. Пройдут отдельные занятия и инструктажи по легендированию поездки. С территории объекта выход только по крайней необходимости с моего личного разрешения…

Офицеры слушали слова Григория Ивановича так напряжённо, как будто бы он должен был вот-вот произнести что-то настолько важное, от чего сразу должна измениться вся последующая жизнь. Действительно, таких инструктажей ещё ни у кого из них никогда не было… Все ожидали каких-то особенных событий, поэтому и слов ожидали особенных… Постановка задач на занятиях, учениях, даже самых серьёзных – это ерунда по сравнению с сегодняшним днём. Но Бояринов ничего особенного и не сказал. Всё по-простому, как раньше. Ничего необычного. Кроме одного: отношение и его, и слушателей к происходящему – уже совсем другое. Даже глаза у всех стали другими, в них появилась особая сосредоточенность, хотя и не без некоторой тревоги.

Зал, заполненный людьми, был настолько единым целым, что ошибиться в верности и надёжности этих офицеров было невозможно. Они пойдут в огонь и воду, надо только дать правильные команды.

Бояринов смотрел на своих учеников и понимал их состояние. Он был удовлетворён той работой, которой уже многие годы занимался вместе с преподавателями курсов. «Эти – не подведут, – думал он, обводя глазами зал, – только бы чётко и грамотно звучали приказы и не было бы глупостей от большого начальства…»

Володя сидел в третьем ряду, рядом с Юрой из Новосибирска, своим новым приятелем, и слушал «деда» с напряжением ученика, находящегося на экзамене. «Неужели там, куда нас посылают, будет война? Как же не хочется смотреть на это из той мирной жизни, в которой живём все мы: я, Галка, дочка… и бояться за их жизни и жизни многих других… А страшно ли мне самому? Нет! Или? Да, я боюсь… Я так думаю, что я боюсь…» – Володя повёл головой по сторонам и посмотрел, не заметил ли кто его мыслей. Но все слушали Григория Ивановича, и каждый был глубоко в своих переживаниях и эмоциях. Ни одного безразличного человека в этом зале не было… Как же можно быть безразличным, когда за этими словами командира стоят их жизни…

Все последующие дни помчались с нарастающей скоростью. Люди заспешили, забегали, закружились. Списки, занятия, сборы, опять занятия, опять списки… Уже не хватало времени на вечерние посиделки и смех в курилке. Все озаботились валом тех задач, которых становилось всё больше и больше. И у каждого хватало дел…

Ежедневно Бояринов собирал всех вместе и, пытаясь достучаться до каждого, ещё и ещё раз пояснял: «Вы всё можете и умеете. Вы справитесь с любой задачей». Кто-то предполагал, что он знает что-то большее, но не говорит, а лишь готовит их психологически к чему-то такому, чего ещё в их жизни не было… А кто-то предполагал, что Григорий Иванович и сам не знает большего, поэтому ему сказать больше нечего.

Ровно через неделю личный самолёт Председателя КГБ СССР Андропова, раскрашенный под обычный гражданский самолёт Аэрофлота с аэродрома Шереметьево, был загружен людьми, техникой, вооружением «под завязку». Начальник тыла Саньков по настоянию некоторых загрузил в самолёт даже бочку с квашеной капустой. У каждого в отдельности из продуктов были: чёрный хлеб, селёдка и водка. Это по рекомендации тех, кто там уже был: «Ребята соскучились по чёрному хлебу и селёдке. Обязательно возьмите – им будет приятно…» Вот салон крылатой машины и заполнял некий специфический запах…

Взлетели легко и весело. Нервный озноб был незаметен за рёвом мотора и дрожью корпуса самолёта. В Ташкенте дозаправились, выпустив личный состав на пару часов походить внутри какого-то ангара. При этом собрали загранпаспорта и отдали пограничникам. Город Ташкент запомнился только видом из окон самолёта сверху: крышами современных домов в центре и кибиток – по окраинам. Обращали на себя внимание необычные по виду деревья: пирамидальные тополя. Когда взлетели и направились в сторону Кабула, все затихли и прилипли к иллюминаторам. Почти сразу же появились горы. Причём такие высокие, что даже самолёт, находящийся на огромной высоте, летел, по сравнению с их вершинами, очень низко. Это была местность, которую никто из них никогда раньше не видел. В самолёте были и сибиряки, и дальневосточники, ребята с Урала, из Прибалтики, молдаване и москвичи… Поэтому картина для большинства из них была незнакомая…

В аэропорту Кабула оказались как-то неожиданно быстро. Самолёт сел, и лётчики открыли двери. Вместо привычной зимней прохлады повеяло теплом. Было такое ощущение, что тепло шло не с улицы, а от двигателей самолёта, но когда стали разгружаться, и Володя с Юрой, и все остальные почувствовали, что тёплый воздух всё равно преследовал их везде.

– Смотри, погода здесь, как у нас весной, – заговорили друзья, разминая ноги, затёкшие от вынужденного долгого сидения.