Текст книги "Возвращение астровитянки"

Ксения находила всё новые и новые определения, которые доказывали важность литературы:

– Литература – это настоящая жизнь, наконец-то открывшаяся и высветленная.

Мушкетёр посмеивался:

– Литература – это сигнальная система, слуховая труба, на одном конце которой надрывается писатель, а на другом – позёвывает читатель.

Ксения не успокаивалась:

– Для умного читателя литература – не зона досуга, а зона моделирования и прогностики будущего.

Мушкетёр тоже не сдавался:

– Современная книга – это тест Тьюринга, в ходе которого читатель пытается понять, человек ли писатель?

Больше всего Ксении нравилось следующее определение:

– Литература предстаёт перед писателем как живое сверхсущество, наделённое вечной жизнью. Оно стоит над всеми современниками и соотечественниками. Все мы, великие и невеликие, знаменитые и неизвестные, пляшем под его дудку. Оно существовало до нас и переживёт нас всех. Мы умираем, а искусство остаётся. Его конечные цели нам неизвестны.

Мушкетёр возражал:

– Литература – способ душевной коммуникации и средство эффективной социализации. Остальное – рюшечки…

Они были друзья, и даже больше.

– Что ты делала вчера вечером?

– Взяла в постель журнал мод полистать – и заснула, держа его в руках. Меня этим толстым журналом чуть не прибило. А что ты делаешь по утрам?

– По утрам? «Завтрак! Завтрак!» – трубят рефлексы.

– Ты толстеешь с возрастом?

– Нет, просто брючные ремни раньше были длиннее.

– Я тоже заметила, что фотографии знакомых старушек стали заметно молодеть.

Они рассказывали друг другу то глубинное, чем не осмелились бы поделиться с реальным живым собеседником.

– Неужели жизнь состоит лишь из открывания консервных банок, покупки туалетной бумаги и смотрения в тивизор? Ведь должен же быть какой-то высочайший смысл извлечения меня из небытия на почти сто лет? Что я должен сделать в этой жизни, чем придать ей смысл?

– Исправь человечество, спаси мир.

– Нужно оно мне больно, это дурацкое человечество, этот загаженный мир.

– Если тебе не нужны ни люди, ни природа – тогда твоя жизнь заведомо бессмысленна. Ещё лет тридцать поспрашиваешь за кружечкой пива о смысле жизни – и Вселенная спишет тебя как неудавшийся шанс.

22.3.Литбриг

Понедельник – этим всё сказано! Даже глазунья на завтрак получается какой-то бельмастой.

Игорь вырулил на своём «кубике» – автомобильчике-кабинке со стандартными размерами шасси метр на метр и чуть больше в высоту – с тесной стоянки на улицу Островитянова.

Озимое бледное небо было вспахано на совесть, облачные клубочки аккуратными рядами шли с севера на юг. Солнце светило меж рядов белой облачной пашни, но было по-зимнему прохладным.

На обочине шоссе стоял столбиком крупный коричневый бобёр и с удовольствием скусывал толстый стебель медвежьей дудки, не обращая внимания на машины.

«Битцевские, – подумал Игорь, – совсем обнаглели…»

И встал на полосу вслед за маленьким грузовичком.

Игорь ехал и с наслаждением вдыхал запах свежего сена. Потом спохватился – откуда в Москве сено? Газоны в столице, конечно, стригут, но пахнет не стриженой травой, а именно сеном – душистым и сухим.

Причём пахнет уже давно! И даже травинки летят в стекло!

Игорь проследил траектории летящих соломинок и понял, что грузовичок, который едет впереди, везёт два огромных рулона сена – наверное, в конно-спортивный клуб.

Так всю дорогу Игорь и ехал в шлейфе сенного дурмана.

Хорошо. И скоро необычно тёплое Рождество. Уже звенят рождественские колокольчики по тротуарам.

На обочине нужного Игорю поворота переливалась светом милицейская машина. Сердитый милиционер уже кого-то клевал, сигналя головными лампочками, и на дорогу не смотрел.

В «бригантинке» Аркаши Потапова кипело производственное утро, осложненное понедельником.

На двери кабинета начальника светилось обычное:

«Человек, о чём думает твой крошечный мозг?»

Сюжетник Стас сидел за своим столом, лихорадочно набирая что-то на компьютере, и бормотал странную молитву:

– Приди ко мне, Дед Мороз… и подари билет в волшебную страну, где январское солнце плавит разноцветный океанский песок, а из замороженных гор лениво вылезает огненная лава…

Он на секунду разогнул усталую спину и снова стремительно застучал по клавишам:

– …там красные кораллы растут под мягкие звуки гитар, зимние ночи пахнут лилиями, а блондинки из открытых машин улыбаются раскосыми глазами, загорело и длинноного… И будет там нега и плещущий покой…

Он закончил работу, отправил её кому-то и торжествующе воскликнул:

– Дед Мороз, ты всё успел записать? Пожалуйста, ничего не перепутай!

Видимо, очередной шедевр сотворил.

Игорь поздоровался:

– Как жизнь, Стас?

– В вечных творческих судорогах!

Значит, всё нормально, сюжеты рождаются, зарплата светит.

Если Стас отвечал: «Как обычно – по уши в консенсусе…» – то это означало, что шеф очередной сюжет зарезал. Стас угрюмо говорил: «Получен нахлобучник неясной этиологии».

На двери рекламного отдела появились два новых листка с образцами жанра.

 
Волк хромоногий
Из лесу вышел к дороге.
И посмотрел налево.
 

Автоинспектор Иван Машнин.

 
Пьянству – бой! Не пей, товарищ.
Враг труда – алкоголизм.
Вот умрёшь и не узнаешь,
Как построим коммунизм.
Автор неизвестен, ХХ век
 

Бригадное утро бурлило и выплёскивало реплики и эмоции.

Аркаша обрушился на огрызающихся идейников:

– Придумайте что-нибудь свежее, острое, бодрящее любого человека!

– Например, туалетную бумагу с перцем?

Текстовик Венечка громко продекламировал:

– О, любимая! Как чудно золотятся на закате твои усы!

Ксения зашипела рассерженной кошкой:

– Что это?

– Песнь мартовского кота.

– И где в нашей книге мартовский кот?

– Ну, я подумал, куда-нибудь можно вставить…

– Бездельник! Думал он! Иди и немедленно прогони по компьютеру имена вторых персонажей по параметрам потенциальной популярности и предожидания таргет-группы.

Игорь пробормотал:

– Жил-был человек по фамилии Зазубрин. А жена у него была – Зазубрина. И жили они не гладко, со скрипом…

Структуратор Матвей вышел из кабинета начальства, налил воды в пластиковый стакан и пожаловался в пространство:

– У меня невроз отложенной жизни.

– Отлаженной? – переспросила Ксения.

– Нет, это совсем другой невроз.

Матвей Биверенко, умный и немолодой циник, был структуратором, отслеживающим композиционную уравновешенность и соразмерность книжного текста. «Здесь нужен диалог с двумя шутками, а это описание должно быть сокращено в три раза». Нюх на книжную гармонию у Матвея был звериный, и текстовики с сюжетниками покорно его слушались.

Матвей часто недоговаривал фразу. «Оба толкования проливают». «Это не должно существенно». «Пусть это нас не!»

Но все его понимали.

Когда шеф Аркаша зарубал предложения Матвея, он цедил сквозь зубы: «Ладно, заползём с другого боку. Мы, змеи, люди не гордые…»

Венечка размахивал толстой старинной книгой:

– В словарях, ребята, есть своя большая поэзия! Слушайте: «Рот – полость между верхней и нижней челюстями, имеющая отверстие в нижней части лица». Какой могучий метод освежения текста! Берём штамп, вульгарщину: «Она, страстно мыча, прильнула к нему пылким ртом» – и переделываем: «Она поцеловала его пылким отверстием в нижней части лица». А он, естественно, обнял её «конечностями от плеча до пальцев», нежно прислонив к «верхней части передней стороны туловища». Какой творческий пласт пропадает!

Ксения пыталась вернуть Венечку в рабочее русло:

– Я тебя спрашиваю, Венечка, что это такое: «Ночная птица с нечеловеческим терпением кричала под окном»?!

– Это лингвистический шедевр.

– Это лингвистическое слабоумие!

– Ах, не о том я сейчас думаю. Возможно ли счастье без национальной идеи? Вот в чём вопрос… Любая национальная идея должна учитывать интернациональность мира. Беда в том, что, чем меньше калибр, тем сильнее нужно бибикать и мигать огнями. Ведь коллективное – это всегда бессознательное.

– Ой, не говори красиво, а то я тебя не понимаю… – воскликнула Мара.

Сюжетники взяли в клещи лысого идейника за какие-то грехи синопсиса интеллектуальной фантастики, но идейник был опытен – он радостно скалился и ловко отбивался:

– Во-первых, интеллектуальная литература и литература для интеллектуалов – это две большие разницы. Во-вторых, не будем путать интеллектуальность с туманностью. Следы мозга запутывают лишь неуверенные в себе люди. Пора понять, что умные люди – не дураки. В-третьих, почему вы думаете, что прогресс в быту будет бесконечным и непредсказуемым? Тивизор, т-фон и автомобиль оптимальны в главном и меняются мало, потому что они физиологически детерминированы. Глаз, ухо и задница в будущем не изменятся.

К середине дня Ксения уже рычала как бенгальский тигр:

– Венечка, ты зря решил, что «сбрендил» – это отход от бренда! И когда ты допишешь сказку о военно-полевых мышах?

Матвей разъяснял Стасу:

– Теория относительности работает везде. Вот ты говоришь своей девушке: «Дорогая, вместо обещанного кольца с бриллиантом я дарю тебе на день рождения дохлую муху!»

– И она меня убивает на месте. Ловко, одним ударом.

– Но согласно теории относительности, твоя девушка очень обрадуется, если она – страстный энтомолог и гонялась за данной мухой всю жизнь.

– Слово «страстный» мне нравится, но термин «энтомолог» настораживает…

– Это потому, что у тебя нет в запасе нужной дохлой мухи.

Аркаша обсуждал с Игорем щекотливый вопрос:

– Религия – дань неиссякаемой человеческой инфантильности, она позволяет взрослым людям побыть детьми при Небесном Отце, который простит грехи и даст установку на жизнь. Раньше Бог был молод и жесток. Он управлял примитивной жизнью древних людей, диктуя всё и вся – от материала подштанников до списка преступлений, караемых смертью. Впрочем, неправильные подштанники тоже карались смертью. В условиях сложного современного мира Всевышний стал терпим и аллегоричен. Что старенький Бог понимает в акциях, фьючерсах и апелляционных судах?

– Но вопросом о Боге мы расколем читательскую аудиторию!

– Однозначность восприятия литературного текста недостижима в принципе. Нет в природе абстрактного Читателя. Есть юные девушки в розовой росе и говорливые завсегдатаи вонючих пивных. Ажурная чаша для икебаны для кого-то предмет культа, а для кого-то лишь неисправный ночной горшок с дырками. У книжного героя эмоциональный спектр дискретный, а у читательской массы – непрерывный, поэтому не пытайся поймать всех читателей сразу, целься в конкретную группу.

Потом Игоря перехватила Ксения. На Игоря и прочих литбригадовцев Ксения смотрела всегда с пренебрежительным прищуром.

– Игорёк, делай что хочешь, но, если через неделю два авторских листа слюнями и кровью не закапаешь, – пеняй на себя!

И отвернулась, не дожидаясь ответа.

Ксению Игорь знал мало: на работе она была язвительной и нетерпеливой, а на бригадных вечеринках – самой трезвой и молчаливой. Игорю казалось, что вся их работа вызывает у Ксении невидимую, но издевательскую усмешку.

«Не видит она в нас мужчин…» – вздохнул он.

Да, книжный сериал «Иван да Марья да Ирка» не является шедевром мировой литературы. И «Любовь рогатого ангела» не войдёт в анналы культуры – зато сто тысяч домохозяек эту книжицу прочитают и поплачут над грустной судьбой героини. Работа у нас такая.

Ксения, ты вчера родилась?

Конечно, в юности Игорь мечтал вовсе не о карьере текстовика литбригады. Он собирался стать поэтом или философом. Вернее, сразу и поэтом, и философом. Но после университета он долго не мог найти работу по душе, а потом подвернулась литбригада, и Игорь легко справился с заданием, втянулся. Деньги неплохие, и менять что-то – просто страшно. Если писать стихи или интеллектуальные эссе – кто это купит? И чем дальше, тем сложнее было Игорю решиться и сломать привычную жизнь, отказаться от кормящей его работы, не очень почтенной в его собственных глазах.

Игорь ехал домой на автопилоте в плотном потоке толкающихся кубиков и сердился на ироничную Ксению. И почему-то вспомнил свои первые стихи.

Дети живут в прозрачном пространстве счастливых ожиданий, взрослые – в тумане грустно-сладких воспоминаний.

Прошлое качается гирляндой клейких картинок, и эта зыбкая цепь неожиданно скрепляет жизнь в единое целое.

Вот одно из таких воспоминаний-звеньев.

Зима. Ему лет тринадцать. Он едет у задней двери в переполненном замёрзшем автобусе. В середине салона, у алюминиевого поручня, стоит девочка в пушистой шапке.

Внезапно их взгляды встретились и замерли. Незнакомые люди, тем более – стеснительные дети, редко смотрят в глаза друг другу. Но между ними лежало обширное безмолвное пространство над головами сидящих людей. И это пространство, разъединяя, позволило бесстрашно и бесстыдно соединиться взглядами.

Глаза её светились, как голубые звёзды, и она была, без сомнения, прекрасна под своей пушистой шапкой.

Они смотрели друг на друга, не отрываясь, весь длинный, короткий автобусный перегон.

Через десять секунд они стали не чужие, через минуту – влюблены.

Потом автобус остановился и открыл двери.

Мальчик медленно вышел на своей улице и, с горячо бьющимся сердцем, нерешительно затоптался на обледенелом тротуаре.

Девочка не вышла.

Автобус подождал-подождал, презрительно фыркнул и отчалил по неизменному маршруту.

Мальчик проводил автобус тоскливыми глазами.

«Дурак! Дурак! Это была ОНА! Какой же ты дурак!»

С тех пор он всё время ездил в автобусах только возле задней двери и всегда смотрел на то место, где у алюминиевого поручня стояла пушистая голубоглазая девочка.

Но больше он никогда её не видел.

Время необратимо. Мир полон горя.

С тех пор он стал писать стихи. Это были подростковые стихи – обычные и закономерные, как прыщи, но эта рифмованная писанина была важной отдушиной для Игоря – собственным тайным миром.

Хотя мальчик Игорь думал о земной девочке из городского автобуса, в его стихах жили удивительные эфирные существа, которые прилетали к нему из далёких галактик или даже из будущего.

 
Сто тысяч лет лечу из Андромеды,
Родной души неявные приметы
Ищу, но безуспешно – там лишь мрак и холод реют по кругам.
Как страшно одиноким нам.
 

Прошло столько лет, а он никак не может найти свою девочку с глазами-звёздами. Человека, с которым можно разделить свой мир и увеличить его вдвое… или стократно.

Игорь очень боялся ошибиться. Боялся патологически, до озноба.

Как встретить в этом огромном мире того редкого – редчайшего! – человека, с которым ты будешь полностью счастлив?

Невозможная по сложности задача.

22.4.Ужин

В ресторан «Три толстяка» людей набилось традиционно много, но друзьям повезло: как раз освободился угловой столик, и они его быстренько заняли.

Потолкались, развалились на кожаном полукруглом диване и приманили официанта. Подошла очень молодая официантка в фирменной майке с тремя толстяками. На майке худенькой девушки трём пузанам было тесно, лица их всё время морщились и кривились.

Стас, Матвей и Игорь заказали себе пива, а Бульба с кислым выражением лица потребовал минеральную воду.

– Я за рулём, – сказал он в ответ на возмущение друзей. – И автопилот сломался, третий день норовит привезти меня не домой, а только останкинские ведьмы знают куда. Не буду даже говорить, куда.

– А у нас есть свежевыжатый апельсиновый сок, – предложила девушка.

– А у меня от апельсинов газы, – отрезал Бульба.

Официантка мгновенно исчезла.

– Умеешь ты говорить с девушками, – вздохнул Стас.

– Она не девушка, а официантка. А как надо говорить с девушками?

– Им надо дарить цветы и звать нежным тайным именем – блохастик, там, или чучундра.

– Хорошо, сейчас эта тощая вернётся, и я назову её чучундрой.

Но напитки принёс рыжий толстый официант. Бульба возмутился:

– Зачем мне газированная вода? Я что, похож на обвисший цеппелин, которому требуется заправка? Принесите воду без пузырьков!

Бульба работал с книжными сетями и целый день ласковым голосом уговаривал их купить продукцию литбригады. Поэтому после работы он был груб и несносен. «Я своё отсюсюкал!»

Ещё он любил выражаться таинственно: «Деньги мне не нужны, у меня их и так нет!»

Стас поднял кружку и произнёс любимый тост:

– Кто с нами не дружит – сам виноват!

Для сюжетника Стас был слишком молод и предсказуем. Ближе к середине вечера он провозгласит:

– Праздновать нечего, но праздновать надо!

К концу пирушки холостяк Стас обязательно скажет:

– Каждый кобель доверчив, прожорлив и всегда готов прогуляться с хорошенькой… собачкой!

И безуспешно попробует взять у официантки номер её т-фона.

Как всегда, мужской разговор быстро закрутился вокруг женщин. Бульба был уже женат («человеческий брак требует нечеловеческой выдержки»), Стас и Игорь были ещё в поиске, а Матвей не увлекался женщинами («это слишком просто, чтобы быть интересным») и туманно говорил: «Трудно жениться оптимально: мужчины стареют медленно, а дряхлеют быстро».

Матвей ухмыльнулся:

– Стас, ты всё время ищешь идеальную девушку. Предположим, ты её нашёл. И на кой чёрт ТЫ ей сдался?

Стас мечтательно сказал:

– Я слышал, что есть редкие суперженщины, у которых не две женских хромосомы, а три.

Матвей поднял брови:

– А, это трисомики или метаженщины. По-моему, они ничем не супер и не такие уже редкие – на пятьсот женщин рождается одна метаженщина, что чаще, чем рождение трисомиков с синдромом Дауна.

– И ещё есть агрессивные супермужики, у которых на одну женскую хромосому приходится не одна, а две мужских.

– Есть такие, один на тысячу. Только насчёт агрессивности – вранье. И чаще встречается обратная мутация – когда у мужчин по две женские хромосомы. Такие мужчины-трисомики женоподобны, глупы и болтливы. И склонны к драматизации своих переживаний.

Бульба скривился:

– Кончайте про мутантов! Меня от таких разговоров мутит. – И проворчал кому-то: – Эй, вы, с охапкой пива! Вежливость советует проходить возле человека, повернувшись к нему лицом, а не задом.

Стас откликнулся:

– К женщинам это правило не относится, они выглядят вежливыми со всех сторон. А вы заметили, что девушки, которые шли по Арбату с другими девушками или вообще одни, были одеты гораздо эффектнее, чем девушки, шедшие с парнями? Красивая одежда для одинокой женщины – это одновременно и маскхалат, и охотничье оружие. Она ищет добычу!

Игорь поинтересовался:

– А девушка, которая с парнем, её уже нашла?

Бульба согласился:

– Верно. Нашла и ест.

Матвей отметил:

– Страсть к яркому и красивому может быть заложена на хромосомном уровне. Вот у птиц всё не как у людей, а наоборот: у людей по две одинаковых половых хромосомы имеют человеческие женщины, а у птиц – самцы, которые оперением обычно ярче самок.

Вдруг Бульба помотал головой, как лошадь, доедаемая гнусом, и сказал не к месту:

– Моя жена терпеть не может любых насекомых и визжит на них громче, чем на меня. Мы уничтожили в квартире всю живность: жена оглушает её звуковым ударом, а я добиваю тапком… Она всё время заставляет меня кого-нибудь убивать: то муху, то паука какого-нибудь. Я стал профессиональным киллером!

Пока ждали заказанную еду настоящих мужчин – жареные свиные ребрышки, пару бифштексов и порцию креветок, Бульба, единственный отец в компании, вспоминал:

– Моему сыну доверили украсить мигающей гирляндой елку. Он так хитро разместил лампочки, что получился динамический мультик.

– Какой умный мальчик!

– Ага. Но мультик был ужасно неприличный. И как раз директор школы пришёл на елку…

Наконец принесли заказ.

Голодные мужские желудки при виде еды заурчали, как влюблённые голуби.

Когда подзакусили и вакуум в животах ослаб, вспомнили о работе.

Бульба заворчал:

– Не понимаю, что себе думает Аркаша. Наша прибыль на нуле, литературные е-игры и кибер-романы, написанные дурацкими любителями с помощью этого проклятого Великого Инки, вытесняют нас всё больше.

Игорь вздохнул:

– Если человеческая литература пасует перед компьютерной, и Инка оказывается лучшим писателем, чем мы, значит, так надо. Всякая пакость на свете свои причины имеет и куда-то путь держит.

Матвей усмехнулся:

– Брось. Жизнь самотекуча, безмозгла и страшнее домыслов конспирологов. Раньше писатели были кустарями-одиночками. Их вытеснили текстовики и структураторы – с жёсткой кожей, с металлическим прищуром твёрдых глаз. Банды литераторов недрогнувшей рукой отмеряли в шприцы литры суспензии саспенса и хладнокровно гнали в ловушки хеппи-эндов жалобно плачущего читателя, острым пером срезая кошельки с его желейно трепещущей талии… А сейчас на смену крутым текстовикам и структураторам пришли ещё более жёсткие и крутые компьютерные интеллекты. Самотёк Дарвина!

Бульба бурчал:

– Нейролингвистическое структурирование… Расчёт юмористических реакций… Шахматы отдали компьютеру, теперь сдаём литературу.

В углу бара радовался тивизор:

– В моду снова вошло вызывающее женское бельё цвета кислого яблока и мужское бельё-хаки… Наши эксперты комментируют это событие.

Матвей пробормотал:

– У каждой тли своя фиеста.

Бульба отметил:

– Какой лбище у комментатора! О такой лоб хорошо кошек бить.

Матвей скривился, понюхал свой бокал пива и мрачно сказал:

– Городская вода воняет дустом; в жилах горожан течёт тефлон; асфальт после дождя пахнет не свежестью, а гарью сгоревших бензиновых автодуш. Как я не люблю город!

В тивизоре появилась Николь Гринвич. Она стояла в шлюзе своего крейсера и махала рукой провожающим.

– Улетает на Нептун. И её Джерри, конечно, с ней.

– Вот история. Сюжет, который не выдумаешь.

– Такая реальность не ложится в книгу – слишком сказочная.

Игорь задумчиво сказал:

– Слышали, что королева Гринвич своими грантами поощряет только позитивных писателей и кинорежиссеров?

Бульба возмутился:

– Она воспитывает нас положительной стимуляцией, как Павлов – собак! Безобразие!

– И ведь получается! – хехекнул Матвей.

Бульба недовольно скривился.

– Ну… Павлов был не дурак.

На экране появилась и что-то невнятно сказала седая голова. Закадровый комментатор затараторил:

– Согласно последним результатам космобиологов, жизнь на Марсе возникла раньше земной и, судя по всему, марсианские бактерии были перенесены на Землю, где успешно адаптировались.

– Ну вот, вдобавок ко всему мы оказались марсианами… – пробормотал Матвей.

Стас спросил:

– Значит, бог тоже был марсианином, если он создал сначала жизнь на Марсе?

Бульба сказал строго:

– Не богохульствуйте, дети мои.

Матвей скосил на него глаза:

– Бульба, говорят, ты записал сына в воскресную церковную школу? А ты слышал о детском крестовом походе?

– Нет.

– В тринадцатом веке десятки тысяч детей и подростков, воодушевлённых верой и церковью, отправились в крестовый поход в Палестину – освобождать Гроб Господень из рук неверных. В результате все дети погибли или были проданы в рабство. Эта реальная история позже легла в основу сказки о гаммельнском флейтисте-крысолове, который увёл детей из города.

– Времена изменились!

– А учение осталось. И сейчас твоему сыну расскажут о первородном грехе Адама и Евы и внушат глубокий страх перед адом.

– Он не трус!

– Но бояться ада обязан каждый христианин. Это воспитательный императив для выращивания поведенческого инстинкта.

Стас провозгласил:

– Цивилизация – это борьба закона против инстинкта.

Бульба фыркнул:

– Когда-то я тоже был молодым и самоуверенным. Прошло время – и я понял, каким был кретином.

Матвей сочувственно спросил:

– Ты уверен, что прошло достаточно времени?

Стас оглядел гудящий ресторан:

– По субботам тут выступает очень приличный джаз. В нём играет тромбонист с интеллигентной кличкой «Тромбофлебит».

Игоря всегда удивляло лихорадочное многолюдье московских ресторанов. Полная противоположность, например, степенным ресторанам Голландии, которую Игорь любил и старался бывать в ней при каждом удобном случае.

В Амстердаме голландцы с обветренными мужественными лицами кряжисто ездили на велосипедах вдоль каналов, а голландские девушки приветливо улыбались – все румяные и наваристые.

Незнакомая голландская история текла на Игоря с наклонившихся старинных домов, свисала с крючковатых балок над каждым подъездом, хлюпала между баржами, стоящими в каналах, выплёскивалась с потемневших музейных картин, где толстые усатые мужчины в боевых кружевных штанах и с длинными копьями сидели живописными дозорами за столами, много ели и пили.

Тёмные деревянные стены углового английского паба «The Old Bell», в котором любил сидеть Игорь, были испещрены и увешаны изречениями и пословицами, оленьими рогами, свечами и светильниками, иконками и пивными этикетками, тарелками, портретами политических деятелей и картинами скачущих лошадей.

«Если вам кажется, что вы контролируете ситуацию в этом море неопределённостей, то вы просто не понимаете ситуации».

В пабе жила надменная рыжая кошка с отвислым животом. Она любила спать на пальто, которые посетители сваливали на стулья, и не любила подачек.

Она сидела на подоконнике и смотрела в окно, хотя увидеть там ничего было нельзя – стекло витража, цветное и неровное, превращало рутинную заоконную действительность площади Рембрандта в загадочный мир переливающихся спектрально-чистых бликов.

В «Старом колоколе» подавали замечательного копчёного угря с пивом «Palm Royal». После третьей кружки Игорю казалось, что это не Голландия передвигается за окнами, шаркая подошвами и шинами, звеня трамваями и велосипедными звонками, а сам бар плывёт по городу, разрезая своим стеклянным углом фиолетовые волны реклам.

Прощай, Амстердам, я уплываю от тебя в одном из твоих пабов.

«Меланхолия – это удовольствие обиженных».

В «Старом колоколе» было хорошо думать о себе и о жизни.

Каждый из десяти тысяч человек, встреченных тобой сегодня, сам связан с миром десятью тысячами нитей. Это фантастическая паутина из телефонных звонков и велосипедных цепей, томности утренних пробуждений, никчёмности соседских реплик, назойливости телевизора, тепла семейных ужинов, холода рабочего стола, плача детей, дружеских разговоров, горечи, удовольствий, тайн, стыда, счастья. Люди, как вы узнаете, что эта паутина – ваша?

Кипение вокруг тебя чужой многообразной реальности внушает странную надежду: жизнь не закончится, если ты продуешь свою партию.

Жизнь играет на многих досках.

Молодые думают, что они новы.

Старики верят, что они умны.

С точки зрения чаек, мир состоит из чаек и рыб.

Кошка спокойно спит на подоконнике. Откуда она знает, что её не зажарят к пиву? Она этого не знает, но надеется на лучшее.

Она мудра.

Приоритеты, дружок, приоритеты – в этом суть умения жить.

Не влезай в чужую паутину, приятель! Плети свою.

– О чём ты мечтаешь, Игорь? – вернули его друзья. – Чем будешь заниматься, если наша бригада развалится из-за инка-романов? Ты же педагог?

Игорь поёжился – тема будущего увольнения всплывала и портила настроение всё чаще. Он хмуро ответил:

– Я педагог, который боится детей. Если мне придётся уйти в педагогику, то я не хочу стоять за учительской кафедрой, а хочу сидеть за столиком в саду, вдыхать запах сухих листьев, сбрызнутых мартовским дождиком, кутаться в тёплую куртку и писать романтическую книгу «Кластерный анализ типов морфофункционального состояния детей коллективом стохастических автоматов».

– У тебя интоксикация жизнью.

– Многоэтажный быт порождает многоэтажный мат.

Бульба горько сказал:

– Эх, и почему я не дантист? Стоматолог всегда свой кусок хлеба из чужого рта вытащит.

– Знаете, о чём я жалею? – заявил Стас.

– Вербализуй, отрок.

Отрок сокрушённо-мечтательно вздохнул:

– Жалею, что не пошёл в биржевой университет. Сейчас собирал бы деньги с биржи, как мёд с цветка, не выходя из дома. Слышали про Интернет-трейдинг? Каждый день по тиви рассказывают о богачах-трейдерах.

Матвей удивился:

– Стас, у тебя на хеппи-эндах крыша совсем съехала? Прочитай лучше книгу экономиста Баранова «Инвестиции, баффетология и биржевое дело», особенно раздел «Скальпирование и потеря контроля над рыночными рисками». Восемьдесят процентов новых биржевых игроков теряют свои деньги, принесённые на финансовый рынок, в течение трёх месяцев, максимум – полугода.

– Значит, каждый пятый выигрывает?

Матвей не то рассмеялся, не то рассердился:

– Ты глупое мясо! Если тебе активно предлагают разбогатеть, то ты должен трезво понимать, что приглашающие заботятся не о твоих заработках, а о своих. Реальные способы разбогатеть не транслируются по телевидению, они обсуждаются шёпотом и при закрытых дверях.

– Биржа и есть реальный способ разбогатеть!

– Хе-хе. Биржа – это не собес. Пропаганда лёгких биржевых заработков – это приглашение на охоту: волки собирают овец на свой пир. Краткосрочные капиталы матёрых биржевиков возникают за счет таких, как ты, новичков, «пушечного мяса», которое не умеет контролировать свои риски. Поэтому «овечек» и заманивают на рынок через бесплатные семинары, Интернет-конкурсы и инвест-клубы. А ещё форекс-клубы есть – просто казино, только без счастливых случайностей. Игроки ставят на кон настоящие деньги, а клуб – виртуальные. Там клиенты вообще не имеют выхода на реальную торговую площадку и, по сути, играют против самого форекс-клуба – и по правилам самого клуба. Сам догадаешься, кто победит?

Стас упрямился:

– Тебе надо купить книгу «Советы менеджера Глеба». Я её обожаю!

– Пусть этот твой Глеб своего проктолога жизни учит.

Бульба, выглядевший почему-то раскисшим, хотя пил одну минералку, сказал грозно кому-то:

– Вы ещё будете кусать себя за лысину! Некоторым ещё хуже повезло!

– Эй, пьяналыги, пора по домам! – решил Матвей, и все согласились.

Игорь попрощался с ребятами и вышел на свежий воздух, глубоко вздохнул и посмотрел на тускло-перламутровое небо, засвеченное миллионом фонарей.

И подумал:

«Я уже лет десять не видел звёзд…»

И ему стало грустно от этой потери.

22.5.Дюймовочка

Мара сегодня выкрасила волосы в скромный, консервативный для неё тёмно-фиолетовый цвет. Наверное, собралась с шефом на деловое совещание к издателю.

– Слушай, у меня беда!

Ксения вздохнула: у Мары день без беды – зря прожит.

– В каникулы мой сын Эммануил заявляет: отправляюсь в летний лагерь научного школьного общества. Я думаю: «Ха-ха! Знаем мы эти летние развлечения – экологические, бойскаутские и научные. Пестики, тычинки, сбор гербария в кустах вдвоём!» Сама говорю: «Езжай! Тебе уже пятнадцать лет, пропасть не должен». Пусть, думаю, действительно отдохнёт от этих учебников.

Мара, тараторя, успевала красить губы, причёсывать головной фиолет и ронять на пол разные вещицы.

– Возвращается. Мне сразу показалось – какой-то пришибленный. Эмик отрицает, говорит, всё в порядке. Но материнское сердце не обманешь! Наверное, думаю, влюбился. Ладно – пусть попереживает. Говорят, это хорошо для обмена веществ. Тут я купила билеты на рождественскую премьеру «Розового цеппелина». Его любимая шоу-группа! У них такой электронный аранжировщик, они такое выделывают рэповыми синкопами! Залетаю к Эмману в комнату, мол, кричи «ура»!