Текст книги "Подлинная история Дома Романовых. Путь к святости"
Автор книги: Николай Коняев
Жанр: История, Наука и Образование
Возрастные ограничения: +16
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 25 (всего у книги 80 страниц) [доступный отрывок для чтения: 26 страниц]
Велик был авторитет Вселенских патриархов.
Не дерзал спорить с ними патриарх Иоасаф. Молчали и русские архиереи.
И все же голос в защиту Русской Православной Церкви прозвучал на Соборе!
«Лазарь же окаянный не содрогнувся. Не токмо в покаяние прииде или прощение требова, но во всем противно упорствовал, но и весь Священный Собор неправославным нарече».
А 17 июля 1667 года предстал перед «вселенскими учителями» и Аввакум.
– От невежества все ваше упорство! – сверяясь с книгой Дионисия, начал поучать его патриарх Паисий. – От незнания риторики и диалектики. Ссылаетесь вы на Петра Дамаскина[70]70
Петр Дамаскин, святой, живший в III–IV веках, выдающийся христианский проповедник, был казнен агарянами в Дамаске. Когда ему вырезали язык, он не утратил способности говорить, более того, по преданию, речь его стала еще яснее. После этого святому выкололи глаза, отрезали руку и ногу и пригвоздили к кресту.
[Закрыть], который двумя перстами учил знаменоватися крестом. Разумейте же… Во-первых, книга Петра Дамаскина не всем в нашей Греческой Церкви приятна. Во-вторых, Петр Дамаскин только о двух перстах беседует, только о втором и третьем, которые знаменуют два естества Христова… О прочих же перстах и он не мудрствует… Главное же, надобно постигнуть, что хотя и дозволялось сложение двух перстов ради еретиков-единовольников, то потом было воспрещено. С многими вещами так поступлено. Одни святые отцы повелевали так, а другие повелевали лучше делать. И вам надобно не упорствовать в невежестве, а принять, как мы повелеваем. Все ли тебе понятно, невежа?
Молчал Аввакум.
– Что ты упрямишься?! – недовольно проговорил Макарий. – Вся ведь наша Палестина: и сербы, и албанцы, и волохи, и римляне, и ляхи – тремя персты крестится, один ты стоишь в своем упрямстве!
– Вселенские учители! – наконец ответил Аввакум. – Вам должно быть ведомо, что Рим давно упал и лежит не разгибаясь, а ляхи с ними же погибша, стали врагами православных христиан. Да ведь и у вас, учители, православие пестро от насилия турецкого Магомета. Нешто сами не видите, как немощны вы стали? И впредь приезжайте к нам учиться! У нас, Божией благодатию, самодержство. До Никона-отступника у наших князей и царей православие было чисто и непорочно и Церковь была немятежна. Это Никон-волк с диаволом трямя перстами креститься учат. А первые наши пастыри, якоже пятью персты крестились, такоже и нас благословили. Такоже и Собор при царе Иване в Москве бывый утвердил. А на Соборе том были знаменосцы: Гурий, смоленский епископ, Варсонофий тверской, казанские чудотворцы, Филипп, соловецкий игумен, и иные от святых русских!
Любопытно сопоставить эти рассуждения Аввакума с письмом Паисия Лигарида, отправленным спустя полгода папскому нунцию в Варшаве.
«Я сам, единственное лицо, которое могло бы проводить это дело, – писал 25 сентября 1668 года Лигарид, – и которое воспламенено самым горячим усердием видеть успех его… подавлен несчастьями, преследуем заговорами, окружен клеветами. Патриарх Иерусалимский Нектарий прислал плохое сообщение обо мне, что я поклонник Папы, как продавшийся ему и имеющий ежегодную пенсию в 200 золотых дукатов, как клирик Римской Церкви… Пусть святая Пропаганда рассмотрит внимательно этот пункт и определит, что вдохновит ее Святой Дух через милость и благодать нунция, которого я прошу повлиять в этом деле, помня, что патриарх Московский Иоасаф II сделает все, что может, чтобы лишить меня всякого места в рангах духовенства, выталкивая меня и отсекая всякую нить моей надежды быть выбранным в патриархи (выделено нами. – Н.К.). Прошу тебя, как отца, не оставить ни одного камня не перевернутым, чтобы сделать что-либо для меня».
В одном городе, в одно время прозвучали эти слова, но такое ощущение, что разделяют их века и бесконечные километры.
Из разных миров написаны они.
Столь подробно описываем мы этот омерзительный тип газского митрополита, чтобы показать, кем были «учителя» и «судьи» Русского православия.
Но еще важнее другое.
К сожалению, царь Алексей Михайлович, первый урожденный царь Дома Романовых, был в том мире, где находился Лигарид, и жуликоватые экспатриархи.
К сожалению, власти (государь и его окружение) не были даже обмануты, они прекрасно понимали, что газский митрополит является мошенником, но это не послужило поводом для отстранения Лигарида. И это, конечно, самое страшное.
И Алексей Михайлович, и его ближайшее окружение считало, что русских людей может судить любой заграничный авантюрист.
Это уже не маска. Это подлинное лицо пришедшей к власти династии. Вместо династии русских царей на троне оказалась династия поработителей русского народа.
Вообще вся история с исправлением служебников чрезвычайно похожа на манипуляцию наперсточников. Помимо прямого разрушительного воздействия реформаторов на православное сознание было достигнуто много побочных результатов, тлетворное воздействие которых на русского человека было более опосредованным, и только сейчас, много веков спустя, оно начинает осознаваться…
Именно тогда удалось намертво связать русский традиционализм с малограмотностью. По сути, все раскольники были объявлены темными, необразованными людьми, хотя, безусловно, они намного превосходили интеллектом и образованностью тогдашних реформаторов.
И тогда так было, и сейчас…
Для того чтобы прослыть образованным человеком, совершенно ни к чему загружать свою голову знаниями. Достаточно просто объявить, что тебе ненавистна русская старина, и дело сделано. Все будут считать тебя необыкновенно умным и образованным…
Как после удачного набега, съезжали с Москвы вселенские учителя…
Вереницею шли обозы с соболями, золотом, драгоценной костью, другим добром, которое выклянчили патриархи за эти годы, которое успели наторговать в Москве.
Сравнимым с вражеским нашествием был урон, нанесенный отставными патриархами государевой казне, десятками тысяч рублей исчислялся он.
А вот Паисию Лигариду не повезло. Его труды по наведению порядка в Русской Православной Церкви не нашли должной оценки.
30 мая 1672 года (между прочим, в этот день родился Петр I) Паисия Лигарида почти силком погрузили на телегу и повезли в Киев, стоявший на границе Российской державы. Дальше Лигариду велено было самому до своей митрополии добираться.
И позабыл тогда Лигарид о русском невежестве, начал предрекать в своих посланиях Алексею Михайловичу, что освободит тот греков от турок и овладеет Константинополем, начал хлопотать о присоединении Валахии к России.
Но в Москве хорошо помнили, во что царской казне обошлись устроенные Лигаридом уроки вселенских учителей, и дипломатические инициативы Лигарида поспешили пресечь самым решительным образом. Немедленно увезли его в Москву, где несколько лет держали под строгим домашним арестом.
Попытался было предложить Лигарид свои услуги в составлении писем римским кардиналам, но ему велели уезжать.
На этот раз на дорогу ему было дано всего пятьдесят рублей. И снова только до Киева и добрался митрополит-авантюрист.
В Киеве 24 августа 1678 года и умер в нищете этот человек, собравший за свою жизнь, наверное, самую большую коллекцию анафем. Его проклинали патриархи Парфений II, Мефодий, Паисий, Нектарий.
Проклинали в Константинополе и Иерусалиме.
Кажется, только русские патриархи и позабыли проклясть Лигарида.
Недосуг было.
Другие заботы одолевали…
Глава четвертая
Русские смерти
В 1669 году конец света тоже не наступил.
А ждать-то его ждали. Крестьяне целыми деревнями снимались с мест и уходили в пустыни…
Алексей Михайлович тоже ждал…
Какая-то непонятная болезнь поразила в этом году семейство государя. Рыхлело все тело, грузно наливалось оно и расползалось под собственной тяжестью.
1Первая смерть пришла в Царскую Семью в феврале 1669 года, с рождением тринадцатого ребенка.
Вначале новорожденная Евдокия умерла, а следом и сама Мария Ильинична…
18 июня преставился царевич Семен. Потом – шестнадцатилетний Алексей, наследник престола.
Частенько смерть к великому государю наведываться стала. Видел Алексей Михайлович, что и оставшиеся сыновья Федор и Иван не крепки здоровьем.
В семье страшно было.
В державе – еще страшнее.
На юге бушевали воровские казаки Стеньки Разина. Уже не суда на Волге грабили, а большие города захватывали, как ляхи или басурманы!
В Астрахани – страх какой! – бояр и служилых людей предавали лютой казни. Одних с раската сбрасывали, других вверх ногами вешали, третьих на крюке, поддетом под ребро, умерщвляли. В Петров пост принуждали горожан мясо и молоко есть!
Сатанинской силою Стенька Разин встал на юге. Поднимались по Волге на стругах, город за городом брали…
А на севере – тоже беда. Соловецкий монастырь восстал.
Отправление царских войск против Разина. Рисунок XVII в.
«Милосердный государь! – писали соловецкие монахи. – Помилуй нас, нищих своих богомольцев… Не вели преподобных Зосимы, Савватия, Германа и Филиппа предания нарушить и вели государь нам в том же предании быть, чтоб нам врознь не разбрестись и твоему богомолию, украйному и порубежному месту от безлюдства не запустеть».
Плакал государь, челобитие это читая. Всем сердцем, всей душою своей доброю милостивым хотел к богомольцам быть, да куда там… Антиохийский патриарх Макарий строгую грамоту с дороги прислал. Писал, что в России, как он заметил, много раскольников и противников не только между невеждами, но и среди священников.
«Вели их смирять и крепким наказанием наказывать!» – внушал патриарх.
Как ослушаться святейшего?
Уже не скажешь сейчас, что самозванец это говорит. Сам ведь Алексей Михайлович и хлопотал, столько денег потратив, чтобы на кафедре восстановить. Теперь чего же, теперь слушаться надо! Велик государь, вся сила у него, все державное веление, но что сила тут? Лучше слезами, усердием и низостью пред Богом помысел чинить, чем силой и славой!
Вот ведь заварили кашу учителя вселенские, теперь и за сто лет не расхлебать будет!
И что поделаешь? Покориться надо… Плакал Алексей Михайлович, заливался слезами, войско на осаду Соловецкого монастыря снаряжая.
На севере – соловецкие монахи, на юге – Разин, вся Русь между Богом и дьяволом…
Что делать?
Слухи по Москве ходили, будто у Степана Разина в ватаге, что по Волге подымается, два струга идут черных. На одном – мертвый царевич Алексей плывет, на другом – патриарх Никон, который в Ферапонтовом монастыре под замком сидит.
«Если неразумная запретительная клятва восточных патриархов осуждением русского Первосвятителя, наложенная на весь русский народ, не снимется, добра ждать нечего», – писал Никон царю Алексею Михайловичу из Ферапонтова.
«Царь-государь! – писал из Пустозерска Алексею Михайловичу другой узник, Аввакум. – Из темницы, яко из гроба, тебе глаголю: помилуй единородную душу свою и вниди паки в первое свое благочестие, в нем же ты порожден еси и преже бывшими тебя благочестивыми цари, родители твои и прародители!»
И добра хотелось государю, и душу свою помиловать тоже хотелось.
Но рыхлым, совсем рыхлым было тело.
Гасло в нем все. Разина страшно было. Макария страшно. Смерти тоже боялся теперь Алексей Михайлович…
2Впрочем, помирать Алексей Михайлович не спешил.
Когда страшно становилось, шел к ближнему боярину своему – начальнику московских стрельцов Артамону Сергеевичу Матвееву.
У него спокойно было…
Артамон Сергеевич на шотландке Гамильтон женат был, и в доме у него – вроде как и не в России терем стоял! – русских тревог не слышали.
И хозяйка дома Евдокия Григорьевна хоть и с акцентом по-русски говорила, но очень Алексею Михайловичу нравилась. С племянницей Матвеева – Натальей Кирилловной Нарышкиной вдвоем государя от тревог развлекали.
На Наталье Кирилловне и решил жениться Алексей Михайлович…
Но женился он, как и положено государю.
По обычаю!
Тогда на Руси царицею могла, по обычаю, стать любая девушка. Если, конечно, красотой уродилась. Если здоровье доброе. Если разум имеет. Если счастье ей государевыми очами улыбнется…
И повезли, повезли на смотр девушек.
Из Владимира везли и из Рязани. Из Новгорода и из Костромы. Вначале близкие царю бояре девиц смотрели, потом самому царю показывали. Которой отдаст государь платочек с колечком, той и быть невестой царя.
Всем девицам, которые были в приезде для выбору, роспись делалась…
Иевлева дочь Голохвастова Оксинья…
Смирнова дочь Демского Марфа…
Васильева дочь Векентьева Каптелина, живет у головы московских стрельцов у Ивана Жидовинова…
Анна Кобылина, живет у головы московских стрельцов у Ивана Мещеринова…
Марфа Апрелева, живет у головы московских стрельцов у Юрья Лутохина…
Львова дочь Ляпунова Овдотья…
Князя Григорьева дочь Долгорукого княжна Анна…
Печатника Алмаза Ивановича внуки Анна да Настасья…
Тимофеева дочь Дубровского Анна…
Княж Михайловы дочери Гагарина, княжна Анна, княжна Марфа…
Матвеева дочь Мусина-Пушкина Парасковья…
Андреева дочь Дашкова…
Соломонида Редрикова…
Алексеева дочь Еропкина Настасья…
Елизарьевы дочери Уварова Домна да Авдотья…
Истопничева Иванова дочь Протопопова Федора…
Романовы дочери Бунина Ольга да Авдотья…
Кириллова дочь Нарышкина Наталья…
Андреева дочь Незнанова Дарья…
Из Великого Новгорода Никитина дочь Овцына Анна…
Петрова дочь Полтева Дарья из Суздаля…
Васильева дочь Апраксина Марья с Костромы…
Назарьева дочь Колемина Оксинья с Рязани…
Елисеева дочь Житова Овдотья…
Нестерова дочь Языкова Хомякова
Марья из Владимира, живет у пушного клюшника у Михаила Михачева…
Петра дочь Скобелицына Офимья из Новгорода…
Из Вознесенского девича монастыря Иванова дочь Беляева Овдотья. Привез дядя ее родной Иван Шехирев да бабка ея Ивановская посестрия Егакова старица Ироида.
Артемьева дочь Линева Овдотья…
Шестьдесят девять отборнейших красавиц в кремлевских сенях уложили спать, и по ночам бродил государь в сопровождении «немца-дохтура», осматривая спящих девиц. Выбранная им Наталья Кирилловна тоже здесь была, но про то Алексей Михайлович и «немцу-дохтуру» ничего не сказывал. Полгода государь девиц смотрел… Полгода в кремлевских сенях спали Марьи, Натальи, Дарьи, Агафьи, Оксиньи, Анны, Марфы, Татьяны, Парасковьи, Василисы, Настасьи…
Одна другой краше!
Но в царицы государь выбрал, как заранее решено было, Кириллову дочь Нарышкину Наталью, воспитанницу Артамона Матвеева.
Скоро после свадьбы Алексея Михайловича с Натальей Кирилловной поймали-таки и Стеньку Разина.
2 июня 1671 года ударили колокола на московских церквах. Это в городские ворота въехала запряженная тройкой лошадей необычная повозка.
На повозке виселица стояла. В виселице – прикованный руками к столбам, казак с кудрявой бородой.
Сзади повозки, прикованный цепью, спотыкаясь, брел другой казачок.
Это и были знаменитый атаман Степан Разин и его брат Фрол.
Однако еще четыре дня оставалось жить Степану Разину.
Четыре дня то на дыбу Степана поднимали, то огнем испытывали, то кнутом секли.
Допросы боярин князь Долгорукий снимал. Иногда и сам Алексей Михайлович в застенок наведывался.
Про шубу, которая столько шуму на Волге наделала, которую астраханский воевода Прозоровский отнял у вернувшегося из Персии Разина, спрашивали…
Про ясырь[71]71
Пленники, захваченные в качестве добычи.
[Закрыть], который митрополиту Иосифу Степан посылал… Про патриарха Никона…
– За что Никона хвалил, а нынешнего патриарха Иоасафа бесчестил? За что Вселенских патриархов хотел побить?
В расспросе и с многих пыток, и с огня рассказал Степан, что приезжал к Симбирску старец от Никона, говорил, чтобы идти Разину вверх по Волге, а Никон со своей стороны пойдет, ибо тошно ему от бояр.
– Как звали старца?
– Сергием… – ответил Степан Разин. По его рассказу получалось, что настоящим богатырем старец Сергий был. В бою под Симбирском исколол своими руками сына боярского, и это Степан Разин сам видел.
Хрустели суставы вздымаемого на дыбу атамана. Свистел кнут, лоскутами срезая кожу. Брызгами летели на земляной пол капли крови. Паленым мясом пахло в застенке.
Крутил головой великий государь Алексей Михайлович.
К молодой жене тянуло его…
Фрол Разин пожиже своего брата на пытке оказался. Он тоже о старце твердил. И другие разинцы видели старца и под Симбирском, и под Царицыном. Видели в Астрахани. И так получалось, что всюду одновременно старец был…
Долго расспрашивать Разина побоялись.
Неспокойно в Москве было…
6 июня поставили Степана Разина и его брата Фрола на Лобном месте.
«Вор и богоотступник и изменник донской казак Степка Разин! – читал дьяк. – Забыв страх Божий и великого государя и великого князя Алексея Михайловича крестное целование и ево государскую милость, пошел с Дону для воровства на Волгу и на Волге многие пакости чинил… Отступя от святыя соборные и апостольские церкви, будучи на Дону, говорил про Спасителя нашего Иисуса Христа всякие хульные слова и на Дону церквей Божиих ставить и никаково пения петь не велел, и священников с Дону сбил, и велел венчаться около вербы… И невинную кровь христианскую проливали, не щадя и самих младенцев…»
Когда дьяк замолк, Разин поклонился на все четыре стороны.
– Простите, православные! – сказал и лег на плаху, раскинув ноги и руки, чтобы палачу было удобнее отсекать их. Сверкнул на солнце топор – по локоть отхватили правую руку Разина. Затем по колено была отрублена левая нога.
Ввоз Степана и Фрола Разиных в Москву. Рисунок XVII в.
Закричал, забился на помосте ожидающий казни Фрол.
– Молчи, собака! – услышала вся толпа слова истекающего кровью Разина.
– Кончай! – закричал палачу дьяк. Снова сверкнул топор – голова Разина откатилась от тела.
Уже мертвому отрубили ему правую ногу и левую руку. Потом разрубили на части туловище. Кишки выбросили собакам, а куски тела накололи на колья, поставленные вокруг Лобного места.
А Фрола, крикнувшего на эшафоте «слово и дело», еще пять лет пытали, допытываясь про старца Сергия, про вербу на донском острове, где зарыл Разин кувшин с тайными грамотами…
До конца года шел розыск и в Поволжье.
В одном Арзамасе казнили больше десяти тысяч повстанцев.
Еще страшнее карали жителей Астрахани и Царицына. Резали языки, секли пальцы, закапывали живыми в землю. Повсюду стояли виселицы, торчали колья с насаженными на них разинцами, валялись отрубленные головы и руки…
Искали повсюду старца Сергия.
Всех разинцев на допросах о старце спрашивали…
3Еще когда царицу выбирал Алексей Михайлович, начались приготовления к царской свадьбе и на севере Руси.
Долго увещевал государь соловецких монахов. Чего, в самом деле, за своих малограмотных чудотворцев Зосиму и Савватия стоять, крестились бы, как антиохийский патриарх Макарий учит, и ладно было бы.
Но упрямились соловецкие иноки.
Пятнами накипного лишайника на валунах разрасталась соловецкая боль…
«Вели, государь, – написали, – на нас свой царский меч прислать и от сего мятежного жития переселити нас на оное безмятежное и вечное житие…»
Плакал государь, снаряжая стряпчего Игнатия Волохова с тремястами стрельцами в монастырь. Жалко ему было старцев соловецких переселять насильно на вечное житие, а чего делать-то? Сами ведь просятся…
Это патриарх Макарий, на которого столько денег из казны потрачено, велел. Дорого России антиохийский патриарх стал. Дорого и указание его. Послал царь стрельцов, пусть уж казнят монастырь…
Только обманули Алексея Михайловича монахи: вместо того чтобы мирно переселяться, закрыли перед Волоховым монастырские ворота, и стрельцам не карать монахов пришлось, а осаду неприступной крепости держать. Три года, все лето до поздней осени, осаждал Игнатий Волохов монастырь.
Вот беда-то. Непокорство, мятежи кругом встают.
Боярыню Морозову Алексей Михайлович не хотел трогать… Далекая, а родня все-таки…
Стрелецкого голову к боярыне Морозовой послал.
Обещал царь Морозову назад в первую честь возвести. Сулил карету прислать свою с аргамаками царскими. Обещал бояр прислать, чтоб на своих головах страдалицу понесли…
Дай, просил только, приличие людей ради, что недаром тебя взял. Не крестись тремя перстами, но точию руку показав, сложи те три персты вместе! Послушай, мати праведная, Федосья Прокопьевна, аз сам царь кланяюся головою своей, сотвори сие!
– Езживала я и в калганах, и в каретах! – отвечала Морозова. – На аргамаках и бахматах. Чего меня головами боярскими прельщать? И так худо на плечах держатся. Вот слыхала я от князя Ивана, что уготован есть для меня сруб на болоте, что велми добро и чинно дом тот устроен, и соломою снопами уставлен… Сие мне преславно. Желаю такого дара от царя получити!
Опять не удалось уговорить, решать надобно – что делать?
Иоаким, уж поставленный из чудовских архимандритов в новгородские митрополиты, сжечь Морозову предлагал.
Иоаким всего пятнадцать лет только в духовном звании был, до этого он, Иван Савелов, по военной части двигался. Привык, если что – сразу жечь! И грамоте только в монастыре выучился… Не понимал многого. Великий государь предложение его отверг. Зачем сжигать? Указал отвезти сестер в Боровской острог, посадить в земляную тюрьму и не давать ни еды, ни воды, пока креститься, как приказано Вселенским патриархом Макарием, не будут.
Так и сделали…
«…Звезда утренняя, зело рано возсиявшая! Увы, увы, чада моя прелюбезная! Увы, други моя, сердечная! Кто подобен вам на сем свете, разве в будущем святые ангелы! Увы, светы мои, кому уподоблю вас? Подобны вы магниту-каменю, влекущу к естеству своему всяко железное. Тако же и вы своим страданием влекуще всяку душу железную в древнее православие. Иссуше трава, и цвет ее отпаде, глагол же Господень пребывает во веки. Увы мне, увы мне, печаль и радость моя осажденная, три каменя в небо церковное и на поднебесной блещашеся!» – плакал в Пустозерске протопоп Аввакум, сведавший о мученической кончине Федосьи Прокопьевны Морозовой, княгини Евдокии Прокопьевны Урусовой, дворянской жены Марии Герасимовны Даниловой…
Правообладателям!
Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.Читателям!
Оплатили, но не знаете что делать дальше?