Текст книги "Люди-феномены"

Совершенно ясно, что это весьма неординарное явление и при этом совершенно неисследованное. Связь самовозгорания человека с геомагнитными возмущениями предположил американец Ливингстон Герхардт, опубликовавший статью в журнале «Персьют», который издает Общество по изучению аномальных явлений. За основу он взял данные, которые ежедневно поступают в Американский национальный институт метеорологии и океанографии в городе Баулдер, штат Колорадо. Метеорологические лаборатории всего мира передают сюда данные по изменениям магнитных полей, здесь они обрабатываются, и выводится среднее ежедневное значение для планеты в целом. Разброс дается в десятых долях от нуля (спокойно) до 2 (магнитная буря). В шести случаях, когда имелись данные о времени самовозгорания людей, исследователь обнаружил, что каждое из них совпадает с резким возрастанием интенсивности магнитного поля по сравнению с двумя предыдущими днями.

Это может оказаться заметным первым шагом на пути к пониманию явления. Слабые магнитные поля действительно могут оказывать непредсказуемое и не всегда благоприятное воздействие на живые организмы – что же касается биологического механизма, который включают изменения магнитного поля, то он и вовсе не понятен. Поэтому возможно, что огонь, возникающий во время внезапного и странного самовозгорания человека, является некоей молекулярной или химической дезинтеграцией, которую приводят в действие изменения магнитного поля, – сам же процесс, возможно, сопровождается локальным выделением тепловой энергии.

Существуют и другие гипотезы, объясняющие причины неожиданного воспламенения людей. По одной версии, превращение человека в факел вызвано анаэробным брожением в кишечнике, ведущим к образованию огромного количества горючего газа. Так, потребление яиц добавляет к нормальному содержанию в человеческом организме метана и водорода значительный объем фосфина и, что еще хуже, фосфорного дигидрида, что и провоцирует самопроизвольное воспламенение.

Другие ученые связывают феномен воспламенения человека с состоянием его глубокой депрессии. Влияя на обмен веществ, стресс вызывает накопление в мышечной ткани фосфогенов – огнеопасных соединений. Причем поводом к самовозгоранию в этом случае может служить электромагнитное излучение из-за вспышек на Солнце и магнитных бурь.

И наконец, в качестве причины спонтанного самовозгорания рассматриваются даже ядерные реакции вроде холодного синтеза.

Впрочем, существуют и иные, не столь материалистические, объяснения неожиданного обращения людей в пепел. Если верить восточным религиям, такой феномен вызывает «потерявший управление» «огневой центр» человека, находящийся в области солнечного сплетения.

Но все это никоим образом не объясняет, почему явление встречается так редко и почему локальный огонь не распространяется за пределы своей локализации. В поисках ответа на эти вопросы многие писатели проводили параллель с полтергейстом: непредсказуемость и внезапность – «словно из иного мира» – обоих явлений очевидны. Во многих этих случаях присутствуют иррациональные элементы, которые крайне сложно объяснить не только с позиций ортодоксальной науки, но и исходя из общепринятой концепции пространства и времени.

Великие обжоры

По непостижимым причинам в XVII и XVIII веках в мир выплеснулся целый вал ненасытных обжор. Ничто не могло укрыться от их всепоглощающих глоток, почти ничто не казалось им несъедобным…

В обширной коллекции рукописей библиотеки Британского музея есть семь томов «инфолио», полные газетных вырезок, ручных афиш и рекламных объявлений, собранных в XVIII веке священником по имени Дэниел Лайсонс. Преподобный Лайсонс был знатоком жизни лондонских низов, он частенько наведывался в убогие балаганчики, посещал сомнительные шоу на задворках и тщательно собирал всю информацию о разных фокусниках, шарлатанах, фиглярах, мошенниках, а также о «катастрофах тела» с демонстрацией причуд и капризов людей и животных, записывая все в свой блокнотик.

Сейчас любители древностей и историки безоговорочно признали ценность «Коллектианы» Лайсонса как исторического источника. Среди прочего там хранится удивительная вырезка из газеты «Уордп» от 13 марта 1788 года: «Среди забавных пари этого дня можно упомянуть и такое: герцог Бедфордский поспорил на 1000 гиней с лордом Бэрримором, что тот не съест живого кота! Утверждают, что его светлость уже опробовал свои силы на одном котенке. Выбор кота, которого предстоит съесть, остается за лордом Бэрримором».

Ученые мужи прошлого оставили нам более или менее достоверные сообщения о великих едоках, или полифагах.

В 1511 году прожорливый крестьянин при дворе императора Максимилиана съел сырым жирного теленка и уже начал вгрызаться в тело овцы своими мощными челюстями, когда придворные прервали это несколько затянувшееся развлечение по приказу императора.

Датский анатом Каспар Бартолин однажды наблюдал, как некий студент выпил огромное количество вина; при вскрытии пьяницы выяснилось, что его желудок растянулся до невероятных размеров. Гельвигий утверждает, что видел, как один человек поглотил 41 кг всевозможной пищи за обедом, а профессор Мартин из Кембриджского университета встречал юношу, который мог употребить 168 кг еды за неделю. Свинья, откормленная на том, что этот юный обжора извергал из себя, впоследствии была продана за неплохую цену; вероятно, покупателю не сообщили о ее рационе…

Но вернемся к пари лорда Бедфорда с лордом Бэрримором. Необычное пари конечно же привлекло внимание публики, и в «Уордп» было напечатано несколько читательских писем и статья под заголовком: «Кошкоедство». Один знаток кровавого «спорта» указал, что «в спортивных анналах имеются подобные прецеденты». Сам автор на скачках у Килдейра наблюдал, как некий ирландец заглотил пять лисят за приз в 50 фунтов. Другой сообщал, что в 1777 году видел одного йоркширского пастуха, который съел черного кота за поощрение всего в две гинеи.

Подобный «подвиг» – публичное пожирание кошки – был совершен в январе 1790 году в Виндзоре. Один из корреспондентов «Спортивного журнала» был при этом событии и оставил описание отвратительного представления. В качестве жертвы избрали толстенного мурлыку, и «чудовище в человеческом облике… ужасным образом в несколько укусов лишило его жизни. Затем это чудовище сожрало свою добычу, даже не сняв кожу и оставив лишь кости как напоминание о том, до какой степени падения может дойти человек».

В последующие годы многие газеты помещали сообщения о подобного рода омерзительных представлениях. В 1820 году филантроп Генри Кроу – один из первых борцов за права животных – записал в свою книгу «Зоофил» один из таких случаев, назвав его жесточайшим преступлением. При этом он утверждал, что человек, способный съесть живьем кошку исключительно ради увеселения публики, не будет испытывать «никаких угрызений совести или раскаяния, если к списку его свершений прибавится и каннибализм».

В начале XVII века англичанин по имени Николас Вуд, который прославился как Великий Кентский Едок, демонстрировал свои возможности на многих ярмарках и сельских праздниках по всей стране. Вуд родился в деревушке Гарриетсхэм в Кенте и в юности нанялся слугой к одному местному дворянину. Слух о его неутолимом аппетите распространился довольно широко, и вскоре он стал местной достопримечательностью. Однажды его пригласил к себе сэр Уорхэм Сент-Леджер в свой кентский замок Лидскасл. Там Вуд выиграл пари, поглотив обед, приготовленный для восьмерых. Другой местный джентльмен, сэр Уильям Сидли, велел приготовить для Великого Едока еще более обильный стол, и то был первый раз, когда прославленный обжора потерпел поражение. После «мужественных» усилий Вуд пал на пол, лишившись чувств, а его живот надулся, как огромный шар. Опасаясь, как бы обжора не умер, слуги лорда Сидли уложили его рядом с камином и принялись умащивать его брюхо жиром, чтобы оно еще чуть-чуть растянулось, затем, по-прежнему бездыханного, его перенесли на кровать. На следующий день Великий Едок ожил, но его коварный «благодетель» решил дополнительно посмеяться над опозорившейся знаменитостью. Слуги выволокли Едока наружу и посадили в колодки на поругание развеселившейся черни.

’ Однако в замке лорда Уоттона в Боутон-Малерб Николас Вуд сумел отыграться: он выиграл пари, поглотив семь дюжин кроликов. Эта победа была с честью отпразднована его друзьями, очень довольными, что вновь при помощи своего столь уникального таланта он посрамил недоброжелателей, превосходящих его по положению в обществе. Но самое оскорбительное поражение было нанесено Вуду на рынке в Ленхэме, когда некий прощелыга по имени Джон Дейл заключил пари, что набьет брюхо Великого Едока всего за два шиллинга. Он провернул это изящно и просто, вымочив 12 булок в шести кувшинах очень крепкого эля; Вуд заснул и пребывал в бесчувственном состоянии девять часов, успев разделаться лишь с половиной этой сильно проспиртованной трапезы.

В 1630 году Вуд встретил поэта Джона Тейлора, который наблюдал, как он выиграл пари на постоялом дворе в Кенте, проглотив завтрак из козлиной ноги, шестидесяти яиц, трех больших пирогов и огромного пудинга. На этом исчерпался запас кладовых у хозяина, но Великий Едок все еще чувствовал голод. Половой сбегал и принес большую живую утку, которую Вуд разорвал на куски и сожрал, оставив лишь перья и клюв. Тейлора так потрясло это представление, что он позже написал оду, как утка, до того миролюбиво плававшая по глади пруда у таверны, теперь «погрузилась в водопад этой бездонной утробы».

Тейлор заплатил Вуду 20 шиллингов, уговорив его приехать к нему в Лондон через некоторое время. За выдавшийся промежуток ловкий поэт разработал прекрасный план, как разбогатеть на талантах своего нового приятеля. Вуд до тех пор ни разу не выступал в самом Лондоне, и весть о его чревоугоднических оргиях заинтересовала жителей метрополии. После грандиозной рекламной кампании Великий Едок был представлен публике в Медвежьем саду Бенксайда. На первом шоу он в один присест поглотил тачку требухи, а затем «столько пудингов, сколько сумели достать на этой стороне Темзы». На следующем шоу он должен был съесть толстого теленка, а затем – внутренности 20 овец. Первоначально Вуд не имел ничего против этого плана, надеясь, возможно, стать настоящей звездой обжорного шоу-бизнеса. Его «агент» составил памфлет, прославляющий «восхитительные подвиги зубов и желудка Николаса Вуда», который распространил на площадях и улицах Лондона. Тейлор не жалел эпитетов при описании уникальной пищеварительной мощи героя. Его желудочный тракт был уподоблен стойлу для быков, хлеву для свиней, парку для оленей, садку для кроликов, пруду для рыб, складу для яблок и погребу для меда и молока. Его челюсти были жерновами в постоянном движении, а желудок – «местом встречи сухопутных зверей, воздушных пернатых и морских рыб». Но когда день великого шоу опасно приблизился, Вуд вдруг забеспокоился: он мучился страхом сцены и вспоминал с ужасом и отвращением, сколь многие опасные и бесчестные шутки были разыграны с ним во время всей его долгой и нелегкой карьеры. Не было забыто и позорное бесчувствие в Ленхэме, и то, как незадолго до отъезда в Лондон он потерял все зубы кроме одного на рынке в Эшфорде, где его заставили грызть плечо козла и его кости.

И вот в один прекрасный день Николас Вуд оставил свое лондонское жилище и скрылся в неизвестном направлении. Джон Тейлор, потеряв свой главный аттракцион, утешился сочинением хвалебной поэмы в честь Великого Кентского Едока.

Подвиги Николаса Вуда вдохновляли последующие поколения обжор всех мастей. В начале XVIII века своей способностью поглощать сырое мясо в огромных количествах прославился некий Цыган. Он широко гастролировал по Германии и Австрии. В 1709 году Цыгана рекламировали на рукописных афишах, где он был изображен с щенком в зубах. В одной руке у него огромный кусок ветчины, а в другой – кубок эля. У ног обжоры примостился кот, в счастливом неведении, какая судьба припасена для него. Другим подвигом этого поглотителя было сокрушение крупных камней мощными челюстями.

Через несколько лет после того как Николас Вуд удалился от «дел», в Лондоне появился ирландский солдат по имени Френсис Батталья. У этого типа был уникальный талант: он мог разжевать и проглотить несколько блюд, наполненных камнями и щебнем. После такой трапезы он яростно трясся, давая послушать, как камни стучат друг о друга в его животе. В рекламе его подвигов утверждалось, что Батталья уже ребенком отказывался от еды, если его нянька не подмешивала в кашу маленьких камушков. Затем он все больше и больше уделял внимание дарам минерального царства и вырос в весьма подвижного и активного парня, правда, невысокого роста. Представления Френсиса Баттальи были описаны Джоном Балвером в его «Антропоморфозисе», а его портрет кисти Холлара перевели в гравюры, которые широко продавались по всей стране.

Обжора, похожий на Батталью, выступал в конце 1770-х годов под кратким, но ясным прозвищем Камнеед. На этот раз такие симпатии к сложнопережевываемой пище объяснялись тем, что артист якобы стал жертвой кораблекрушения у берегов Норвегии в 1761 году. Оказавшись на необитаемом скалистом острове, он стал жевать щебень и продержался на такой скудной диете 13 лет, пока его не подобрал проходивший мимо корабль. Он заявлял, что его пищевод уже привык к минералам как основному источнику пищи. Те, кто сомневался, приглашались на шоу, где он своими мощными челюстями с жутким хрустом перемалывал камни и гальку.

Камнеед попал в поле зрения врачей: в рекламном объявлении утверждалось, что медики сэр Джозеф Бэнкс и великий Джон Хантер были поражены такими способностями, однако никто из них не описал этого случая в своих трудах. Лишь доктор Монро написал короткую статью о Камнееде в «Медицинских комментариях».

Есть много примеров других британских обжор, чаще не выступавших на сцене, а просто тех, кто на пари поглощал в больших количествах еду и напитки. Подобное развлечение, судя по всему, пользовалось популярностью в деревнях и дожило там до XIX века. По словам газеты «Уордл» от 11 марта 1790 года, некий человек в Стиллингтоне, что в Ланкашире, выпил пять кварт эля, а затем прожевал и проглотил глиняный кувшин. Однако ему не пришлось долго наслаждаться лаврами победителя, так как его кончина последовала через 2 дня, – вероятно, в результате закупорки пищевода осколками кувшина.

«Таймс» от 26 августа 1824 года сообщила еще об одном печальном событии того же рода: некий обжора из Джерси начал с того, что съел шесть сырых яиц, запив их пинтой джина. Затем ставки начали повышаться, и он повторил этот подвиг еще три раза. Проглотив уже две пинты джина, он набросился на ветчину и выпил еще два стакана бренди. А затем занемог, ушел домой и вскоре умер.

Другой обжора, Уильям Уэббер, умудрился съесть жареного поросенка весом в четыре с половиной килограмма, который был ему подан с двумя огромными буханками хлеба и немалым блюдом картофеля. Подчистив свинью в 3,6 килограмма на Рождество предыдущего года, этот год он начал более основательно, попивая пиво и покуривая трубку между сменами блюд, но сдался, по словам «Таймс» от 3 марта 1840 года, когда на столе еще оставалось полтора фунта мяса.

Во Франции, известной своим кулинарным изяществом, в те времена тоже процветали поглотители самых омерзительных блюд.

Например, современником прославленного английского камнееда был французский обжора по имени месье Дюфур. На одном из своих представлений в 1792 году он на глазах у избранной публики учинил пиршество совсем иного рода. В качестве закуски у него шел суп из гадюк, затем он съел смесь из черепахи, летучей мыши, крысы и крота; основное блюдо состояло из жареной совы в соусе из светящейся серы. На десерт он поглотил несколько жаб с мухами, сверчками, пауками и гусеницами.

Другой галльский обжора звался Шарль Домери. Он был обыкновенным солдатом и, плавая на корабле «Ош», в 1790 году попал в плен, когда судно было захвачено англичанами у побережья Ирландии. Своих тюремщиков он развлекал непомерным аппетитом: оставаясь голодным даже после двойного пайка, он постоянно клянчил еду у других пленников и не брезговал дохлыми кошками и крысами, которых подсовывали ему любопытные однокамерники. Оказавшись в военном лагере под Парижем, Домери съел 174 кота за год. От его безжалостных челюстей равным образом страдали и собаки, и крысы, а вдобавок, если хлеба и мяса ему не хватало, он поглощал по килограмму-полтора травы ежедневно. Он предпочитал сырое мясо вареному или жареному, а сырую воловью печенку считал самым изысканным лакомством. Несмотря на свою прожорливость, Шарль Домери был нормального телосложения и роста; будучи совершенно безграмотным, он удостоился от тюремного врача характеристики человека среднего интеллекта. В сентябре 1799 года доктор Джонсон, комиссар по делам больных и раненых моряков, решил провести эксперимент, чтобы выяснить, до каких пределов простирается сверхъестественный аппетит француза. В четыре утра он позавтракал сырым коровьим выменем весом в 1,8 килограмма, а в полдевятого доктор Джонсон и адмирал Чайлд порадовали его собственноручно составленным блюдом весом в 2,3 килограмма и состоявшим из сырой телятины, двенадцати сальных свечей и бутылки портера. В час дня обжора вновь проглотил еще пять фунтов сырой телятины, фунт свечей и выпил три бутылки портера. В пять часов он вернулся в тюрьму. Было записано, что после пиршества он пребывал в превосходном настроении, танцевал, курил свою трубку и выпил еще бутылку портера. На следующее утро он проснулся в четыре часа снова голодным.

У Домери был более известный коллега, месье Бижу, служивший сторожем в парижском ботаническом саду. Считая себя великим натуралистом – иначе как французским Линнеем он себя не величал, – Бижу разработал изощренную систему классификации животных по внешнему виду их экскрементов и собрал большую коллекцию образцов в своем частном музее. Он прославился своей способностью поглощать самые отвратительные вещи без малейших колебаний: однажды он сожрал труп льва, сдохшего от старости в своей клетке. Смерть постигла месье Бижу, когда он заключил пари, что съест 4 кг горячего хлеба в течение двух минут. Начав весьма бойко, он выиграл бы пари, если бы не пал на месте замертво. Пищевой тракт, способный переварить царя зверей, капитулировал перед свежими булками!

В начале 1820-х годов другой обжора, Жак де Фалэз, обитатель Монмартра, был главной приманкой в различных гнусных тавернах парижских пригородов. Во время своих представлений он глотал яйца и грецкие орехи целиком, но это были лишь закуски к главному блюду, состоявшему из живых воробьев, лангустов, мышей, гадюк и угрей. Однажды он едва не скончался, проглотив 50 монет по пять франков на пари. Но умер он несколько лет спустя, повесившись. При вскрытии выяснилось, что его желудок покрыт шрамами и рубцами, которые нанесли ему все те опасные предметы, которые он так самоотверженно пожирал всю свою жизнь.

В подобные отвратительные рекорды чревоугодия верится с большим трудом, но даже их превзошел своими подвигами самый омерзительный из обжор всех времен – француз, известный под именем Тарраре, о котором подробнее мы расскажем ниже.

История Тарраре может вызвать холодок даже у самых выдержанных любителей «чернухи»: жуткие причуды этого французского поглотителя почти невероятны, и некоторые подозревают, что его биограф, профессор Перси, кое-что преувеличил. Но биограф все же не виноват. Жорж Дидье, барон Перси, был одним из ведущих военных хирургов своего времени. В списке его трудов отчет о наблюдении за Тарраре явственно выбивается из ряда научных монографий по хирургии. Тарраре был хорошо известен парижанам, которых искренне восхищало, с какой мрачностью этот слабоумный обжора демонстрировал всем свои чудовищные возможности по перевариванию всякой гадости. Кажется, в честь него была даже написана и поставлена пьеса.

Знаменитых обжор Тарраре и Шарля Домери объединяла не только их национальность и необычная прожорливость. Ни тот, ни другой, несмотря на необычность своего поведения, не казались современникам сумасшедшими. Их склонности в пище проявились рано у обоих: у Домери в возрасте 13 лет, у Тарраре – еще раньше. Независимо от того, сколько они поедали, никто не видел, как их тошнило, и ни один из них не толстел. Оба предпочитали сырое мясо и с жадностью поглощали самую омерзительную пищу. И Тарраре, и Домери, по описаниям, обильно потели, особенно после своих пиршеств, и их постоянно окружал тошнотворный запах. При вскрытии Тарраре выяснилось, что его привычка заглатывать целиком большие куски мяса, яблоки и булочки чудовищно расширила его пищевод и желудок.

Некоторые другие полифаги, такие как Жак де Фалэз и Бижу, выказывали явные признаки расстройства ума даже по критериям современников. Другие, как Томас Эклин, были простофилями, которых заставляли выполнять подобные отвратительные подвиги на глазах у жестокой публики. В анналах тогдашней неврологии не попадаются случаи, подобные истории Домери и Тарраре, и, таким образом, поставить им точный диагноз представляется невозможным.

В XIX и XX веках представления, включающие чудеса прожорливости, не исчезли со сцен провинциальных цирков и балаганов. «Люди-страусы» исправно поглощали пробки, стаканы, лимоны и парафин, и среди них были такие знаменитости, как поглотители живых лягушек Джек-англичанин и француз Луи-Клод Делэр, который выступал под псевдонимом Мак-Нортон, или Человек-аквариум. Его последнее шоу, происходившее в 1949 году, за четыре года до его смерти, было типичным образцом его программы. Быстро выпив большое количество воды, Делэр проглотил шесть золотых рыбок и 12 зеленых лягушек. К изумлению зрителей, затем он отрыгнул их обратно в глубокую чашу, живых и здоровых, одну задругой. Он похвалялся, что за свою 40-летнюю карьеру ни разу не потерял ни одного из своих «питомцев».

В американских цирках до сих пор есть номер, который проводит Гик – якобы дикарь, который откусывает головы живым крысам и цыплятам, чтобы напиться их крови. Первый Гик был опустившимся алкоголиком, который за бутылку виски мог действительно совершить этот сомнительный подвиг. Нынешние «гуманные» Гики на своих представлениях используют цыплят из резины. Вероятно, так и должно быть.