Текст книги "История Мексиканской революции. Том III. Время радикальных реформ. 1928–1940 гг."

Возражали предприниматели и против положения об уплате ими штрафов при нарушении положений коллективного договора[161]161
  Архив внешней политики (АВП) МИД РФ, ф. 04, оп. 28, п. 192, д. 227, л. 12.


[Закрыть].

В конце концов, из задуманного Портесом Хилем классового мира ничего не получилось: бизнес, прежде всего иностранный был решительно против кодификации трудового законодательства на федеральном уровне. Конечно, правительство могло бы внести проект кодекса в Конгресс и без всякого обсуждения, тем более что после подавления мятежа Эскобара и исключения из парламента оппозиционных кандидатов, НРП имела там подавляющее большинство. Но этот вопрос решал не Портес Хиль, а «сильный человек» Мексики и вождь НРП Кальес. Он же, похоже, не хотел принятия столь радикального трудового законодательства, опасаясь протестов американских предпринимателей и ухудшения отношений с США.

Предприниматели выступили с официальным публичным заявлением, что если правительственный вариант трудового кодекса будет принят, то мексиканская промышленность погибнет. Обсуждение прекратилось – гора родила мышь.

В целом рабочая политика правительства развивалась в 1929 году без серьезной оппозиции со стороны самого рабочего движения. КРОМ разваливался, и Портес Хиль этому активно способствовал. Представители КРОМ были изгнаны из Министерства промышленности и торговли вместе с Моронесом. Очистили от кромистов и правительственные хунты – арбитраж трудовых споров. Если раньше с помощью этих хунт КРОМ объявлял незаконными любые забастовки неподконтрольных ему профсоюзов, то теперь эти хунты стали объявлять незаконными забастовки самого КРОМ. В течение 1929 года численность КРОМ сократилась наполовину. Однако этому профцентру, все еще остававшемуся самым крупным в стране, удалось сохранять преобладающие позиции в ряде регионов, например среди текстильщиков в Орисабе.

Компартия была разгромлена, и ее влияние на независимые профсоюзы, например транспортников, существенно ослабло. Это позволило Кальесу нанести наконец удар по железнодорожникам, которые так досаждали ему забастовками в 1926–1927 годах. К тому же железнодорожники в союзе с коммунистами образовали собственную политическую партию, резко критиковавшую Кальеса. Кальес «попросил» Портеса Хиля назначить его главой правительственного Комитета по реорганизации железных дорог. На этом посту Кальес быстро «оздоровил» финансовое положение железных дорог, уволив 10 тысяч рабочих (особенно наиболее активных членов профсоюза) и сократив оставшимся заработную плату. При этом рекомендации Кальесу по «оздоровлению» финансового положения железных дорог давали американские эксперты. Мексиканские железные дороги якобы тратили слишком много на заработную плату.

На самом деле если в США на заработную плату шло 58,8 % всех расходов американских железных дорог, то в Мексике – 61,5 %, что было явно сопоставимо. Главной причиной бедственного финансового положения мексиканских железных дорог были не зарплаты рабочих, а несоразмерные платежи, которые направлялись на обслуживание внешнего долга, держателем которого были, естественно, американцы.

«Оздоровление» не помогло – уже в 1929 году железные дороги ощутили на себе последствия мирового экономического кризиса. 33 % доходов железных дорог были связаны с перевозкой металлов и минерального сырья, которые шли на экспорт, прежде всего в США. В 1930 году экспорт резко снизился, что не замедлило сказаться на доходах «оздоровленных» Кальесом железных дорог.

К началу 30-х годов протяженность железных дорог составила 23 345 км[162]162
  Krauze E. Plutarco calles. Reformar desde origin. Mexico, 1992. P. 117.


[Закрыть]. Частные владельцы, которым Кальес вернул железные дороги еще в 1926 году, особого рвения в развитии этой сети не проявляли.

Аграрная политика Портеса Хиля была успешнее и принесла временному президенту довольно большую популярность среди крестьянства. Именно поэтому Урсуло Гальван и не хотел рвать контакты с правительством. В 1929 году правительство распределило среди крестьян около 2 миллионов гектаров земли – больше, чем за все революционные годы до этого. В немалой степени такой радикализм администрации объяснялся личной позиций министра земледелия Марте Гомеса и тем, что с середины 1929 года Кальес был на лечении в Европе. Макар полагал, что политика в деревне свидетельствует о «ловкости и находчивости» правительства Мексики: «…мелкие, но бросающиеся в глаза уступки обнищавшему крестьянству, развернутая реклама и широковещательные обещания, наряду с действительными мерами по обеспечению крупного землевладения: разоружение, где можно, крестьянства, защита земельной собственности и борьба с аграристами там, где они принимают всерьез призыв правительства к самодеятельности… после раздачи правительством около 2 миллионов гектар земли мельчайшими участками Министерство земледелия объявило двухмесячный срок для заявок претензий на землю, после чего «передел» объявлен законченным»[163]163
  Архив внешней политики (АВП) МИД РФ, ф. 04, оп. 28, п. 192, д. 227, л. 14.


[Закрыть].

Прогноз Макара на будущее оказался поистине пророческим: «Конечно, через короткое время земельная нужда скажется вовсю, и мексиканскому крестьянству еще не раз придется распутывать тугой узел ненормальных экономических отношений на землю. Однако на ближайшее время оно (правительство – прим. автора) привлекло к себе симпатии крестьянства, и правительство Портеса Хиля сдаст власть в ореоле защитника и представителя огромных масс рабочего и крестьянского трудящегося населения»[164]164
  Архив внешней политики (АВП) МИД РФ, ф. 04, оп. 28, п. 192, д. 227, л. 14.


[Закрыть].

В конце декабря 1929 года вернувшийся в страну Кальес в очередной раз публично выразил сомнение в необходимости дальнейшей ликвидации крупных поместий и их раздела между крестьянами. В июне 1930 года в беседе с «группой друзей» «лидер мексиканской революции» провозгласил, согласно сообщениям газет, что в каждом штате необходимо установить короткий срок, после которого дальнейшие заявки безземельных и малоземельных крестьян приниматься уже не будут[165]165
  Очерки новой и новейшей истории Мексики. М., 1960. С. 377–378.


[Закрыть].

Даже довольно активная аграрная политика Портеса Хиля, как совершенно правильно считал Макар, не изменила принципиально отношения собственности в мексиканской деревне. Согласно переписи 1930 года 83 % земельного фонда страны (10 миллионов гектаров) находилось в руках 15,5 тысячи крупных латифундистов. В то же время на 770,2 тысячи крестьянских хозяйств с наделом до 50 га приходилось 3,2 % земли (4,2 млн га)[166]166
  Очерки новой и новейшей истории Мексики. М., 1960. С. 378.


[Закрыть].

Как и раньше, темпы аграрной реформы сильно разнились в штатах, и это было связано прежде всего с политической позицией того или иного губернатора. Из 1335 заявок, поданных крестьянами на наделение их землей в 1929 году, больше всего – 276 – пришлось на Веракрус где правил, пожалуй, самый радикальный губернатор Мексики Техеда. 134 заявки было подано в штате Мехико (некогда центре сапатистского движения) и 193 в Мичоакане, которым тоже управлял губернатор-радикал – Ласаро Карденас[167]167
  Tobler H. W. Peasants and the Shaping of the Revolutionary State 1910–1940 // Riot, Rebellion, and Revolution. Rural Social Conficts in Mexico. Edited by F. Katz. Princeton University Press, 1988. P. 500–501.


[Закрыть].

Портес Хиль пытался реформировать и другие стороны весьма безрадостной мексиканской действительности. Каждое правительство Мексики со времен Порфирио Диаса пыталось бороться против алкоголизма. Взялся за решение этой сложной проблемы и Портес Хиль, хотя и с иной мотивацией, чем Диас. При диктатуре боролись в основном с национальным индейским напитком из агавы «пульке», который считался «не прогрессивным». Диас внедрял в стране «прогрессивное» американское пиво и вино, которые, однако, были громадному большинству населения просто не по карману.

Портес Хиль как социалист полагал, что пьянство, безотносительно того, какие напитки употребляются, отвлекает трудовые классы Мексики от борьбы за улучшение собственной жизни. Еще на посту губернатора Тамаулипаса он развернул активную пропаганду здорового образа жизни и убедил примерно сотню населенных пунктов обратиться к правительству штата с просьбой о принятии мер по ограничению продажи алкоголя[168]168
  The women’s revolution in Mexico 1910–1953. Edited by S. E. Mitchell and P. A. Schell. Rowman & Littlefeld Publishers, Inc, 2006. P. 166–167.


[Закрыть].

14 мая 1929 года уже на общенациональном уровне был образован Национальный комитет борьбы против алкоголизма. Считая себя убежденным демократом, Портес Хиль не пошел по пути США и не стал принимать юридически обязательные антиалкогольные законы. По его, мнению, общественные комитеты должны взять на себя борьбу за здоровый образ жизни. На местах эти комитеты состояли в основном из женщин, которые вроде дружинников патрулировали злачные места, убеждая их завсегдатаев не пить и проверяя, есть у владельцев лицензия на продажу алкоголя. Однако многие отцы семейств не хотели, чтобы их жены и дочери ходили по таким местам, тем более что в тогдашнем мексиканском обществе женщины традиционно считались существами второго сорта и на их увещевания любители горячительных напитков обычно отвечали скабрезными шутками.

Как издевка звучало воззвание комитета к гражданам активно заниматься спортом: большинству рабочих и крестьян после тяжелого и изнурительного рабочего дня было не до этого.

Борьба с алкоголизмом была обречена еще и потому, что многие мексиканские «революционеры», ставшие бизнесменами, активно снабжали алкоголем страдавшее от сухого закона население США. Будущий президент Мексики Абелярдо Родригес (в то время губернатор пограничного с США штата Нижняя Калифорния) сколотил огромное состояние на салунах и казино в приграничной полосе.[169]169
  Ruiz R. E. Triumphs and Tragedy. A History of the Mexican People. New York, 1992. P. 384.


[Закрыть] Ему же принадлежало фешенебельное «Казино де ла Сельва» в мексиканской «Рублевке» – Куэрнаваке, где жил Кальес, держали дачи иностранные послы, а также имели загородные дома все представители разбогатевшей на революции мексиканской элиты. В народе одну из улиц Куэрнаваки, где высились особняки вчерашних «революционеров», называли «улицей сорока воров». Когда министр образования Нарсисо Бассольс попробовал закрыть казино, Родригес пожаловался Кальесу, и министр потерял свой пост.

Многие казино, салуны и публичные дома содержали американцы, а к ним Кальес относился весьма уважительно.

Портес Хиль был вынужден признать свое поражение: в условиях тяжелой жизни громадного большинства населения пьянство было отдушиной. Если отдельные города и поселки и принимали решение о полном запрете продажи алкоголя, то вокруг этих городов немедленно появлялось еще больше пивных, где крепкие напитки продавали по завышенным ценам. Несмотря на то, что борьбу против алкоголизма продолжали все президенты Мексики в 30-е годы, к 1941 году в стране насчитывалось 250 000 алкоголиков и каждый год 6500 человек умирали от цирроза печени. 60 % времени отсутствия на рабочем месте было связано с употреблением спиртных напитков[170]170
  Portes Gil E. Autobiografia de la Revolucion Mexicana // www.antorcha.net/…/autobiografia/bibliografia.html


[Закрыть].

По инициативе министра здравоохранения и с одобрения президента была создана Национальная ассоциация по защите детства, которую возглавила супруга главы государства. В ассоциацию вошли самые влиятельные светские дамы страны. Эта общественная организация намеревалась создавать и содержать центры матери и ребенка, приюты для детей-сирот, летние лагеря отдыха. Дамы хотели также финансировать визиты врачей к тем матерям и детям, которые не могли себе этого позволить по материальным соображениям.

Однако в условиях скудных государственных финансов одними только общественными силами привить мексиканскому народу гигиену и обеспечить акушерками всех матерей было просто невозможно. Тем более что и в 1940 году 65 % мексиканцев жили в деревнях, где подчас не было вообще никаких пунктов медицинской помощи.

Поэтому инициатива имела скорее пропагандистское, чем реальное значение. Хотя детская смертность серьезно сократилась (с 222 смертей на 1000 рожденных детей до 125 в 1940 году), она оставалась еще недопустимо высокой[171]171
  Meyer M., Sherman W. The Course of Mexican History. New York, 1987. P. 611.


[Закрыть].

Среди достижений Портеса Хиля, хотя и скорее невольных, можно отметить еще автономию, которую получил его указом Национальный университет в Мехико. В 1928 году в ведущем ВУЗе страны обучались 9070 студентов, из которых 1699 были будущими медиками, 558 – юристами и 211 – инженерами.

В мае 1929 года там вспыхнула забастовка студентов, недовольных тем, что устные экзамены заменили на письменные. Локальный конфликт приобрел общенациональный масштаб, когда студенты вышли на мирную демонстрацию в защиту своих прав. Полиция стреляла по манифестантам и убила шесть человек[172]172
  «Правда», 30.05.1929.


[Закрыть]. Тогда в защиту студентов на улицы вышли тысячи рабочих и служащих. Портесу Хилю пришлось принять делегацию студентов, которые потребовали уже отставки министра образования. Чтобы разрядить ситуацию и создать впечатление, что правительство не поддается требованиям «улицы», Портес Хиль «добровольно» подписал указ об автономии университета, опасаясь, что студенты могут перейти в лагерь коммунистов. Таким образом, с 1929 года Национальный университет Мехико стал Национальным автономным университетом – это название он носит и по сей день.

То, что Портес Хиль лично занялся проблемами университета, имело под собой и внутриполитическую подоплеку. После разгрома генералов-обрегонистов и запрета компартии у кандидата правящей партии на пост президента Ортиса Рубио оставался один, но очень серьезный соперник – бывший министр образования при Обрегоне и бывший ректор университета Хосе Васконселос. Это был блестящий интеллектуал, особенно популярный как раз среди студенческой молодежи. Именно студенты составляли основу многих предвыборных штатов Васконселоса на местах. Как оратор Васконселос наголову превосходил довольно бесцветного Ортиса Рубио.

Однако, имея довольно сумбурные взгляды как интеллектуал, Васконселос имел не менее иллюзорные воззрения как политик. Он считал, что стране не нужна оппозиционная партия. Достаточно иметь лишь яркого и преданного родине национального лидера (под которым Васконселос подразумевал самого себя) и группу сплоченных вокруг него единомышленников. Эта группа людей, готовая пожертвовать ради Мексики жизнью, и должна разбудить народные массы. Многие друзья Васконселоса, например основатель центрального банка Мексики и юрисконсульт советского полпредства Гомес Морин, открыто говорили Васконселосу, что его борьба в таком случае обречена на провал.

Пафосные и яркие речи Васконселоса, наполненные цитатами из мировой классики, конечно, производили огромное впечатление на образованную интеллигенцию. Но крестьянам и рабочим нужны были более приземленные материи. Программа же Васконселоса в общих чертах сводилась к тому, что Мексике нужна истинная демократия, без которой невозможно улучшение жизни людей.

Орган НРП газета «Эль Насиональ Революсионарио» с издевкой писала: «…страной нельзя управлять с помощью уроков литературы… НРП раздает не «Илиаду» (Васконселос на посту министра образования создавал в селах библиотеки, в которых была представлена непонятная абсолютному большинству населения мировая классика – прим. автора)… а 35 миллионов гектаров земли»[173]173
  Krauze E. Mexico. The Biography of Power. A history of Modern Mexico 1810–1996. New York, 1997. P. 430.


[Закрыть].

Васконселос, наоборот, фактически призывал прекратить распределение земли, поскольку, как и Кальес, считал, что это вносит сумятицу в процесс производства и мешает инвесторам. Поэтому советский полпред Макар характеризовал Васконселоса как кандидата «порфиристов и католиков»[174]174
  Архив внешней политики (АВП) МИД РФ, ф. 04, оп. 28, п. 192, д. 227, л. 2.


[Закрыть].

Тем не менее Васконселосу удавалось собирать на митинги до 100 тысяч человек – явление, до той поры в Мексике невиданное. Избирателям очень импонировала критика Васконселосом продажной и коррумпированной «революционной» элиты, его призывы к моральному самоочищению тех, кто претендует на власть в стране. Сильной стороной самого Васконселоса было как раз то, что никто не мог упрекнуть его в использовании государственных постов для личного обогащения. Население Мексики на мотив популярной «Кукарачи» распевало:

 
Эй, депутаты, эй, депутаты,
вы осточертели нам,
но Васконселос, но Васконселос
вас повыгонит к чертям
 

Финансировал свою избирательную кампанию Васконселос в основном за счет помощи друзей. У НРП, наоборот, проблем с деньгами не было. Портес Хиль распорядился, чтобы каждый государственный служащий ежегодно отчислял в казну НРП свое жалованье за 7 дней.

Кандидат НРП Ортис Рубио ездил по стране как уже избранный президент и не снисходил до полемики со своим оппонентом.

Официальная и официозная пресса презрительно именовала Васконселоса «педантом», а его сторонников – сборищем «интеллектуалов, гомосексуалистов, буржуа, студентов, феминисток и фанатиков». Уже весной – летом 1929 года власти на местах перешли к активной тактике запугивания сторонников оппозиционного кандидата. Васконселосу пришлось несколько раз просить Портеса Хиля обеспечить ему свободу агитации. Президент неизменно соглашался помочь, но на местах избирательный процесс был в руках военных и гражданских властей, авторитетом для которых был не Портес Хиль, а Кальес.

Советский полпред Макар сообщал в Москву, что «умелой и ловкой работе государственного и избирательного аппарата… могли бы позавидовать многие европейские мастера по части фальсификации выборов. Этой тонкой работе – а где нужно было, конечно, не гнушались и физической силы – выборы обязаны также тем, что они прошли сравнительно спокойно и без значительного количества человеческих жертв… Или, как эпически повествуют здешние газеты: к счастью, выборы прошли в Мексико-Сити бескровно: было только 9 мертвых и до 20 раненых»[175]175
  Архив внешней политики (АВП) МИД РФ, ф. 04, оп. 28, п. 192, д. 227, л. 1.


[Закрыть].

Макар отмечал, что исход выборов зависит от позиции того или иного губернатора штата. А каждый из штатов является «фактически маленьким самостоятельным государством. Они являются самым сильным контролем в период выборов. Значительное количество штатов в этом отношении давно уже было отвоевано партией Кальеса – Ортиса Рубио, так называемой Национальной Революционной партией»[176]176
  Архив внешней политики (АВП) МИД РФ, ф. 04, оп. 28, п. 192, д. 227, л. 2.


[Закрыть].

Штаты зачищали с помощью так называемых камарасо – переворотов, которые организовывали местные палаты депутатов, по-испански «камарас». Парламент штата по тому или иному предлогу смещал с должности губернатора и обращался к президенту с просьбой утвердить это решение. Если президент соглашался с позицией депутатов, то в штате проводились новые выборы губернатора. Эту тактику Обрегон и Кальес уже использовали во время избирательной кампании 1923–1924 годов. В 1929 году таким образом были смещены губернаторы штатов Халиско и Дуранго. Макар отмечал: «…был намечен ряд других губернаторов к смещению. Но они быстро сдали свои позиции, и Президент Республики объявил, что не будет утверждать дальнейшие смещения»[177]177
  Архив внешней политики (АВП) МИД РФ, ф. 04, оп. 28, п. 192, д. 227, л. 2.


[Закрыть].

Не по зубам Кальесу оказался только губернатор Веракруса Техеда, которого поддерживали тысячи вооруженных крестьян. Как сообщал Макар, Техеду хотели сместить за «его радикализм и якобы благожелательный нейтралитет в пользу коммунистического кандидата Триана».

«Техеда, однако, слишком связан с Национальной Крестьянской Лигой и ее председателем Урсуло Гальваном. К тому же во время военного восстания он оказал Портес Хилю значительные услуги, подавив крестьянскими силами восстание братьев Агирре на юге. Наконец, его крестьяне еще не разоружены (и вряд ли будут разоружены), и Техеда представляет, таким образом, не только одну моральную или политическую силу. Техеду оставили в покое».[178]178
  Архив внешней политики (АВП) МИД РФ, ф. 04, оп. 28, п. 192, д. 227, л. 3.


[Закрыть]

Портес Хиль сохранил Техеду еще и потому, что вступил в свою собственную политическую игру. Временный президент к концу 1929 года рассматривал себя уже как самостоятельную политическую фигуру, и консервативные взгляды Ортиса Рубио ему не нравились. Поэтому Портес Хиль был отнюдь не против свободных выборов, понимая, что в таком случае Васконселос легко нанесет поражение бесцветному кандидату правящей партии. Но подобный результат не признали бы Кальес и его окружение. Такой расклад позволял Портесу Хилю сохранить президентскую власть.

Сторонники Васконселоса на местах тоже попытались сместить нескольких губернаторов. Естественно, в условиях засилья в палатах депутатов НРП у них ничего не вышло. «Таким образом, – отмечал Макар, – губернаторы всех штатов (кроме Вера-Круса) явились простыми исполнителями правительственных предписаний и мероприятий во время предварительной кампании и самих выборов»[179]179
  Архив внешней политики (АВП) МИД РФ, ф. 04, оп. 28, п. 192, д. 227, л. 3.


[Закрыть].

Кальес всю вторую половину 1929 года был на лечении во Франции, однако твердо держал нити управления в штатах в своих руках через преданных ему губернаторов и генералов. Осенью 1929 года, видя рост популярности Васконселоса, правящая партия перешла от язвительной критики к прямым физическим атакам на сторонников оппозиционного кандидата.

Американский журнал «Тайм» описывал это следующим образом: «В Мексико-Сити молодой человек стоял на углу улиц и выкрикивал здравицу в честь кандидата Партии противников переизбрания Хосе Васконселоса, интеллектуала-борца, бывшего министра общественного образования. К нему подошла группа вооруженных людей, включавшая (как говорят) членов правительственной партии из Палаты депутатов и оснащенная пистолетами и камнями. Раздались пистолетные выстрелы, толпа рассеялась под градом камней, а молодой оратор остался сидеть на тротуаре, выплевывая сгустки крови. Его испуганные друзья по Партии противников переизбрания пытались найти убежище в близлежащем кинотеатре. Неожиданно откуда-то появился пулемет, очереди из которого стали отбивать штукатурку на дешевом фасаде кинотеатра, поливая свинцом кричащих от страха беглецов»[180]180
  Time. 11.11.1929.


[Закрыть].

Ряд известных в обществе мексиканских дам обратились к супруге посла США с просьбой помочь обеспечить свободные выборы. Миссис Морроу не ответила. Тогда дамы обратились к Кальесу с предложением, чтобы именно женщины, которые, в отличие от мужчин, не подвержены коррупции, так как не стремятся занять выгодные государственные должности, образовали избирательные комиссии. Кальес дал понять, что за спокойствие на избирательных участках ответит федеральная армия.

Итоги голосования в таких условиях были предсказуемыми, и Васконселос предупредил, что не признает результатов сфальсифицированных выборов и будет апеллировать к народу. Однако власти штатов понимали, что у Васконселоса нет позиций в армии, а значит, его призывы таковыми и останутся.

Макар так описывал механизм фальсификации выборов: «Если б нужны были еще какие-либо технические средства, чтоб обеспечить результаты выборов для кандидата самой сильной и организованной партии, то можно сказать, что даже избирательные урны – деревянные ящики с прорезом на крыше – были на стороне этой кандидатуры.

В самом деле, согласно избирательному закону Мексики, правительство не имеет никакого отношения к выборам, которые всецело предоставлены ведению народа. Первые пять лиц, присутствующие при открытии в 9 часов утра избирательных урн, являются избирательным комитетом данного участка. Понятно, что наиболее организованная и наилучше вооруженная партия овладевает таким образом избирательными ящиками; голосование имеет после этого ничтожное значение, так как урны во время голосования охраняются вооруженным отрядом, который просто не допускает неподходящего избирателя к голосованию. В одном из участков коммунисты были, во избежание слишком большого скандала, допущены к голосованию только после того, как они компактной массой «взяли штурмом» захваченную ортис-рубистами урну»[181]181
  Архив внешней политики (АВП) МИД РФ, ф. 04, оп. 28, п. 192, д. 227, л. 4.


[Закрыть].

Макар подчеркивал, что значительным фактором, определившим итоги выборов, была «молчаливая, но часто весьма реальная помощь… какую правительству Мексики оказали Соединенные Штаты, кандидатом которых был генерал Ортис Рубио, ставленник Кальеса, являющегося в настоящее время в свою очередь ставленником С. А. С. Штатов»[182]182
  Архив внешней политики (АВП) МИД РФ, ф. 04, оп. 28, п. 192, д. 227, л. 5.


[Закрыть].

Таким образом, голосование на президентских выборах 21 ноября 1929 года сюрпризов не принесло. За Ортиса Рубио высказались, согласно официальным данным, 93 % из пришедших (точнее, допущенных) на участки 2 082 106 избирателей. Васконселос получил всего 110 979 голосов и, как и обещал, выступил 10 декабря 1929 года с «Манифестом Гуайямаса», подписанным «избранный президент». В манифесте оппозиционный кандидат объявил себя президентом и призвал своих сторонников к оружию, чтобы защитить поруганные избирательные права. Сам он уехал в США, чтобы, как Мадеро в 1910 году, вернуться, когда в Мексике вспыхнет спонтанное восстание в его поддержку.

Но тут-то и сказалась основная ошибка Васконселоса – отсутствие своей партии и четкой организационной структуры избирательных комитетов на местах. Женщины и безоружные студенты, конечно, не могли составить никакой конкуренции регулярной армии. Вооруженные крестьяне в принципе были довольны аграрной политикой Портеса Хиля, а Васконселос ничего хорошего им не обещал. Поэтому никакого вооруженного восстания не произошло.

Кальес мог торжествовать победу – его только что созданная партия провела на пост президента именно того человека, которого и хотел он, «сильный человек» и «вождь мексиканской революции».