Текст книги "История Мексиканской революции. Том III. Время радикальных реформ. 1928–1940 гг."

13 октября 1931 года на совещании в доме Амаро был достигнут компромисс: четверо самых влиятельных генералов мексиканской армии – Амаро, Карденас, Альмасан и Седильо – договорились подать в отставку одновременно и предложить, чтобы пост военного министра перешел к Кальесу. Причем Кальес, который и спровоцировал все эти интриги, якобы должен был занять этот пост, чтобы предотвратить военный мятеж против президента Ортиса Рубио.

Таким образом, в августе – октябре 1931 года Кальес успешно спровоцировал массовую отставку генералов с правительственных постов. Свои посты покинули наиболее авторитетные дивизионные генералы Альмасан и Седильо. С поста лидера НРП ушел и Карденас, возвратившийся на должность губернатора в свой родной штат Мичоакан. Уход генералов без консультаций с их формальным начальником, министром обороны, как считало общественное мнение, был равнозначен вотуму недоверия Амаро, и тот счел благоразумным тоже оставить свой пост, перейдя на малозаметную и не связанную с политикой должность директора Военного колледжа.

Плутарко Кальес (в центре) перед зданием Американской федерации труда (АФТ)

Амаро ни в чем не предал Кальеса – он оказался виновен лишь в том, что не хотел интриговать против главы государства.

Новым министром обороны, как и предполагалось, стал сам Кальес. Вскоре из правительства ушли гражданские лица, претендовавшие на известную политическую самостоятельность: Аарон Саенс, Хенаро Эстрада и Монтес де Ока.

НРП вновь возглавил верный кальист Мануэль Перес Тревиньо.

С этого момента Ортис Рубио, по его собственным словам, умыл руки и оставил всю ответственность за внутреннюю политику в стране Кальесу.

Но своей победой в октябре 1931 года Кальес подготовил почву для своего будущего поражения и конца «максимата». Кризис впервые заставил Карденаса по-новому взглянуть на своего ментора. Позднее он писал, что октябрьский кризис продемонстрировал неспособность Кальеса сплотить «революционную семью». Наоборот, Кальес ее разобщил, ослабив президента и правительство. Сам Карденас, воспитанный в духе порядочности и лояльности по отношению к своим соратникам, не мог одобрить такое поведение, то есть открытую подрывную работу против законно избранного главы государства. Именно тогда между бывшим президентом Кальесом и будущим президентом Карденасом пробежала черная кошка.

Октябрьский кризис 1931 года развивался на фоне муссировавшихся самим Кальесом слухов о новой опасности со стороны якобы поднявшего голову реакционного духовенства. Газеты писали даже о возможном возобновлении мятежа «кристерос». Именно этим психозом и оправдывалось назначение Кальеса на пост военного министра.

Однако такая пропаганда могла ввести в заблуждение лишь людей, не посвященных в хитросплетения мексиканской политики.

К таковым, бесспорно, не относился Портес Хиль, который в декабре 1931 года направил Кальесу вежливое по тону, но резкое по сути послание из Франции, где он возглавлял мексиканское дипломатическое представительство. Портес Хиль писал, что если духовенство и подняло голову, то только потому, что само правительство сдвинулось вправо и дало к этому повод. Прекратились социальные реформы, в трудовом и аграрном законодательстве правительство идет не вперед, а назад. Совершенно справедливо Портес Хиль утверждал, что духовенство только один (причем не самый опасный) отряд реакции: к ней относятся еще «латифундизм и порабощающий индустриализм»[224]224
  Portes Gil E. Autobiografia de la Revolucion Mexicana // www.antorcha.net/…/ autobiografia/bibliografia.html


[Закрыть] (то есть предприниматели – прим. автора). Только проводя аграрную реформу и лишая тем самым латифундистов материальных ресурсов, можно ослабить и духовенство.

Резко критиковал Портес Хиль и экономическую политику правительства. В условиях мирового кризиса, полагал бывший президента, необходимо наконец отказаться от безусловной поддержки экспорта и переориентировать промышленность и сельское хозяйство на внутренний рынок. Что до внешнего долга, абсолютно незачем в этот сложный период выплачивать его «любой ценой».

Правительству необходимо совершить поворот влево и вновь опереться на поддержку масс рабочих и крестьян. А для этого необходимы персональные изменения в кабинете министров.

В письме содержался и открытый вызов самому Кальесу: «В событиях последнего времени, вне зависимости от Ваших первоначальных желаний, вмешательство, которое Вы осуществляли, становилось все более и более прямым». Друзья Кальеса, писал Портес Хиль, делают все, чтобы нынешний Кальес зачеркнул всю свою прежнюю жизнь революционера.

Кальес, прочитав это письмо, опять решил вернуться к тактике 1930 года: «разыграть» Портеса Хиля против Ортиса Рубио и убрать с политической сцены Мексики их обоих.

Ортис Рубио, между тем, пытался заручиться поддержкой своего былого заклятого врага Портеса Хиля, чтобы еще раз попытаться убрать с политической арены самого Кальеса.

В июле 1932 года Портеса Хиля, находившегося в Мексике, посетил начальник штаба генерала Эулохио Ортиса, командовавшего войсками в долине Мехико. Портес Хиль сразу насторожился, так как они с генералом дружили, и он вполне мог бы приехать и сам. Однако генерал сказался больным, а его посланец передал Портесу Хилю приглашение Ортиса Рубио занять пост министра внутренних дел.

Портес Хиль ответил, что не верит в искренность Ортиса Рубио, так как тот вместе с Кальесом всего пару лет назад убрал его из национальной политики. Посланец утверждал, что теперь Ортис Рубио и сам убедился, что именно Кальес ведет основную подрывную деятельность против его кабинета. Поэтому видные политики и генералы – Амаро, Монтес де Ока, Альмасан, Карденас – предложили Ортису Рубио призвать Портеса Хиля на второй по значимости официальный пост в стране.

Портес Хиль, однако, распознал ловушку. Он, может быть, еще и поверил бы в эту версию, если бы ее озвучил сам президент. Но странная форма приглашения через посредника и то, что его пытались связать с именами людей, попавших в последнее время в немилость к Кальесу, насторожили его. Скорее всего, Кальес опять сконструировал некую группу заговорщиков, чтобы потом разделаться с ними одним махом. Поэтому бывший временный президент лишь ответил, что не верит в способность Ортиса Рубио проводить самостоятельную линию по отношению к Кальесу. Прежде он, Портес Хиль, возможно, и помог бы президенту в борьбе с Кальесом, но время для этого уже ушло[225]225
  Portes Gil E. Autobiografia de la Revolucion Mexicana // www.antorcha.net/…/ autobiografia/bibliografia.html


[Закрыть].

После этой странной беседы с Портесом Хилем встретился уже сам генерал Эулохио Ортис и предложил ему переговорить напрямую с президентом и генералом Амаро. Портес Хиль наотрез отказался.

Кальес, несомненно, был в курсе всех этих интриг, если и не сам провоцировал их. Тем не менее «верховный вождь» понимал, что Ортис Рубио, загнанный в угол, еще может решиться на «восстание» и на самом деле опереться на Портеса Хиля и левые элементы, неформальным лидером которых и считался бывший временный президент. Поэтому не позже середины лета 1932 года Кальес решил вообще убрать Ортиса Рубио с поста главы государства и заменить его более преданным человеком.

В августе 1932 года Портес Хиль обедал с Карлосом Рива Паласио, отставки которого недавно тоже добился Кальес. Рива Паласио без обиняков сказал, что Кальес выдавливает Ортиса Рубио в отставку, но президент всячески этому противится. Войска в Мехико готовы поддержать президента, и пока нет договоренности только с Карденасом. Он, Рива Паласио, недавно был у Карденаса в Мичоакане. Тот якобы согласился выступить против Кальеса и в поддержку Ортиса Рубио, но только в случае, если всю комбинацию благословит Портес Хиль.

Это было уже приглашеним к военному перевороту, участие в котором могло стоить Портесу Хилю жизни. Даже если Рива Паласио и был искренним, Портес Хиль не мог забыть, что именно этот человек при поддержке Ортиса Рубило, по сути, устранил его с поста министра внутренних дел в 1930 году. А Карденас в этом же году по воле Кальеса сменил Портеса Хиля на посту лидера НРП, после чего бывшему президенту пришлось фактически бежать из страны. Приходится признать, что Кальес в 1930–1932 годах сумел посеять недоверие между всеми ведущими политиками Мексики и основать на этом недоверии свою собственную теневую власть.

Портес Хиль ответил, что уже давно не имеет связи с генералом Карденасом, а если тот захочет, то может и сам переговорить с ним на любые темы. Но в любом случае он, Портес Хиль, на военный переворот не пойдет. Возможно, эта беседа спасла ему жизнь.

Кальес убрал Ортиса Рубио очень просто: он запретил всем своим сторонникам входить в правительство. Это означало, что каждый политик должен был сделать выбор: либо он с Кальесом, либо – с Ортисом Рубио. В этой дилемме у президента не было никаких шансов. За два года интриг и политических маневров Кальес лишил его всех возможных союзников.

1 сентября 1932 года президент, как обычно, выступил в Конгрессе с посланием о положении нации. На следующий день он прочел в газетах о своей отставке. И опять у Ортиса Рубио был выбор: он мог пойти на открытую конфронтацию с Кальесом, но в который раз не сделал этого. Он утешался тем, что покидает пост «с чистыми руками, не запачканными кровью и деньгами», предпочитает «уйти, а не остаться, опираясь на штыки армии»[226]226
  Krauze E. Plutarco Calles. Reformar desde origen. Mexico, 1992. P. 108.


[Закрыть].

Однако в речи перед Конгрессом 2 сентября, объясняя причины своей отставки, Ортис Рубио не проявил столько смелости, как позднее в воспоминаниях. По Конституции отставка президента могла быть вызвана только «серьезными» причинами. Ортис Рубио таких причин назвал две.

Первой был постоянный политический кризис, не прекращавшийся, по словам Ортиса Рубио, все время его президентства (о подоплеке этого кризиса он умолчал). Президент сказал, что как верный член партии он, должен подать в отставку, чтобы обеспечить единство революционных сил. К тому же, подчеркнул он, мирная передача власти является наилучшим доказательством торжества «доктрины Кальеса», которая гласит, что Мексика стала страной не вождей, а институтов и закона. Второй «серьезной» причиной было состояние здоровья президента.

В Конгрессе не стали задавать лишних вопросов, в том числе и потому, что Кальес заблаговременно провел на руководящие должности в палате депутатов своих людей, и отставка была немедленно принята. За примерное поведение Ортису Рубио позволили эмигрировать, и он уехал в США.

Народ наградил Ортиса Рубио презрительной кличкой Нопалито, то есть маленький нопаль. Нопаль – сорт кактуса, который сочится липким соком, как будто пускает слюни. В Мексике название этого растения служило синонимом дурака, человека несамостоятельного и глуповатого.

Кальес через два дня после отставки Ортиса Рубио заявил прессе, что страна полностью вступила на путь законности и институционализации политических процессов. Теперь мол, все решает не армия, а конституционные процедуры, и смена главы государства происходит упорядоченно и без кровопролития. Однако на самом деле все было, конечно, не так. В стране все понимали, что президента Мексики убрал «верховный вождь», и только позиция самого Ортиса Рубио, добровольно отказавшегося от власти, уберегла страну от кровопролития.

При решении основных социально-экономических проблем Мексики – аграрной реформы и рабочего вопроса – администрация Ортиса Рубио под влиянием Кальеса явно дрейфовала вправо.

В том, что касается аграрной реформы, между Кальесом и Ортисом Рубио не было серьезных разногласий. Оба считали, что пора подвести черту под распределением земли, чтобы создать для капитала возможность безбоязненно инвестировать в развитие сельскохозяйственного производства.

Кальес вынашивал эти идеи, не без влияния Морроу, еще на посту президента, а в июне 1930 года он публично подверг аграрную реформу разгромной критике. В интервью газете «Универсаль» «верховный вождь революции» заявил: «Аграризм (движение крестьян за аграрную реформу – прим. автора), как он себя понимал и действовал до сего дня, провалился: счастье людей села не в том, чтобы дать им кусок земли, если у них нет необходимых элементов для ее обработки. Этим путем мы придем к катастрофе, потому что создаем у крестьян иллюзии и поощряем иждивенчество. Странно наблюдать, как во многих «эхидос» земли не обрабатываются»[227]227
  Krauze E. Plutarco Calles. Reformar desde origen. Mexico, 1992. P. 119.


[Закрыть]. Зачем же, продолжал Кальес, плодить такое разбазаривание земли? До сих пор правительство раздавало земли направо и налево, настал пора с этим покончить. Поэтому правительство каждого штата должно определить «более или менее короткий срок, после истечения которого, распределение земли будет закончено». После этого срока насчет земли крестьяне больше не должны и заикаться.

Однако на практике прекратить аграрную реформу не удалось, главным образом, по внутриполитическим мотивам. Несмотря на то, что Кальес и Ортис Рубио были единомышленниками в аграрном вопросе, одновременно они были соперниками в борьбе за власть. Кальес в 1931–1932 годах опирался в этом соперничестве на ярых сторонников аграрной реформы в Веракрусе с его прогрессивным губернатором Техедой, Сан-Луис-Потоси, неформальным лидером которого был крестьянский вождь Сатурнино Седильо, и Мичоакане, где активно распределял землю Карденас. Для Кальеса в тот момент политическое сотрудничество с этими сильными местными вождями в борьбе за власть было куда важнее разногласий в аграрном вопросе. Поэтому Кальес предпочитал не вмешиваться в процесс распределения земли на местах, рискуя вызвать недовольство вооруженных крестьян.

Характерной в этом смысле была ситуация в штате Сан-Луис-Потоси, вождями которого были братья Седильо, опиравшиеся на тысячи вооруженных крестьян. Три брата, главным из которых был родившийся в 1890 году на ранчо «Паломас» Сатурнино, в годы революции повоевали практически под всеми возможным знаменами. Сначала они примкнули к Мадеро, но уже годом позже – к мятежу Ороско. Поддержав «план Айялы», братья начали распределять среди крестьян своего родного региона Валье де Маис (то есть «Кукурузной долины») захваченную у помещиков землю. В 1914–1915 годах Седильо воевали на стороне Вильи, хотя сохраняли полную организационную самостоятельность своих частей. После поражения Конвента и Вильи братья вплоть до 1920 года вели партизанскую войну против правительства Каррансы. В 1920 году они встали на сторону Обрегона, который присвоил им генеральские звания. Вооруженные отряды Седильо были формально признаны и официальным декретом Обрегона преобразованы в военные колонии. Седильистам дали землю, они сохранили оружие и были обязаны по первому требованию правительства выступить на его защиту вместе с регулярной армией.

Сам Сатурнино Седильо не был заинтересован в широкомасштабной аграрной реформе. Как и Вилья, он настаивал на выделении наделов только своим ветеранам и членам семей павших в боях бойцов его отрядов. Если интересы его ветеранов вступали в противоречие с крестьянами окрестных сел, также требовавших земли, то Седильо становился на сторону своих. Для примерно 10 тысяч бывших ветеранов Седильо оставался единственным и непререкаемым авторитетом.

Устроившись на ранчо «Паломас», Седильо не занимал официально никаких постов, однако все чиновники Сан-Луис-Потоси назначались только с его согласия. Например, неграмотный губернатор штата, соратник Седильо Идельфонсио Таррубиатес даже распорядился провести прямую телефонную линию между своей резиденцией и ранчо «Паломас», чтобы советоваться с вождем по каждому важному вопросу[228]228
  Riot, Rebellion, and Revolution. Rural Social Confict in Mexico. Edited by Friedrich Katz. Princeton University Press, 1988. P. 444–445.


[Закрыть].

Седильо часто ездил по окрестностям, справляясь у своих бывших солдат о видах на урожай и здоровье детей. Любой из ветеранов мог прийти на ранчо «Паломас», где его бесплатно кормили и предоставляли ночлег. Конечно, большинство бойцов Седильо, по словам последнего, вели «простую жизнь», то есть остались бедняками. Им дали по 6 га земли, однако местность в «Кукурузной долине» была засушливой и урожаи скудными. К тому же она не имела нормального транспортного сообщения с остальными районами Мексики, и крестьяне были вынуждены продавать урожай тому же Седильо или потреблять его сами. Но былые солдаты благодарили командира за то, что могли прокормить себя и свои семьи. Седильо всегда мог рассчитывать на различные услуги от своих ветеранов вплоть до денежных подношений или части урожая.

Во время мятежа Эскобара Седильо быстро мобилизовал несколько тысяч своих ветеранов и помог регулярной армии быстро подавить мятеж. Поэтому Кальес до поры до времени его не трогал. В 1930 году по указанию «верховного вождя» Седильо получил пост министра сельского хозяйства в федеральном правительстве. Тем самым Кальес хотел отрезать Седильо от его родного штата. Но последний оказался хитрее и сам стал проталкивать своих земляков на различные федеральные должности.

Как и предполагал Кальес, Седильо идеологически был не заинтересован в аграрной реформе в общемексиканском масштабе. В штате Сан-Луис-Потоси он распределял землю только среди безусловно лояльных по отношению к себе людей, создав таким образом квазифеодальное мини-государство. Крестьяне других штатов его мало интересовали. Но, имея политический имидж крестьянского вождя и аграриста, Седильо на словах высказывался за агарную реформу.

В то же время в его родном штате Сан-Луис-Потоси местная аграрная комиссия вместо масштабного распределения земель занималась такими вопросами, как охрана окружающей среды и лесов.

Учитывая позицию Кальеса по аграрной реформе, неудивительно, что, несмотря на продолжавшийся поток заявок крестьянских общин по наделению землей, темпы ее распределения в Мексике в 1930 году серьезно сократились. Если в 1929 году 108 тысяч крестьянских семей получили 1 миллион гектаров земли, то в 1930 году среди 67 тысячи семей было распределено 744 тысячи га, а в 1931 году – 610 тысяч га среди 45 тысяч семей[229]229
  Очерки новой и новейшей истории Мексики. М., 1960. С. 379.


[Закрыть].

Количество же заявок осталось практически неизменным: в 1929 году крестьянские общины подали 1335 прошений о предоставлении им земли, в 1930 году – 1324. а в 1931-м – 1363[230]230
  Riot, Rebellion, and Revolution. Rural Social Confict in Mexico. Edited by Friedrich Katz. Princeton University Press, 1988. P. 500–501.


[Закрыть]. Примечательно, что крестьяне штата Сан-Луис-Потоси в 1931 году не подали вообще ни одной заявки (в 1929 году таких заявок было 30). Лидировал же по количеству поданных заявок в 1930 году штат Веракрус – 388. Это было связано с тем, что тамошний губернатор Техеда, которого Кальес считал коммунистом, проводил аграрную реформу согласно своим политическим убеждениям.

С Техедой Кальес был вынужден считаться по тем же причинам, что и с Седильо. Губернатор Веракруса опирался на несколько тысяч вооруженных крестьян и сыграл ключевую роль в подавлении военных мятежей 1923–1924 и 1929 годов. Город Веракрус был стратегически важен для успеха любого мятежа – ведь именно через порт Веракруса шел основной экспортный поток Мексики и именно там располагались таможни, служившие основным источником бюджета всей страны.

Кальес пытался лишить Техеду, как и Седильо, поддержки в родном штате, поэтому сделал его министром внутренних дел в период своего президентства. Однако в 1928 году Техеда вернулся в Веракрус и вновь был избран губернатором. В отличие от Седильо, Техеда опирался не только на вооруженных крестьян, но и создал своего рода собственную политическую партию – Лигу аграрных общин штата Веракрус. Как уже упоминалось, именно на основе этой лиги была создана Национальная крестьянская лига – то есть Техеда стал превращаться в политический фактор общемексиканского значения. Мексиканские коммунисты исключили из партии лидера Национальной крестьянской лиги Урсуло Гальвана потому, что не без оснований считали, что тот превратил лигу в инструмент политических амбиций Техеды.

Аграрная реформа в Веракрусе проводилась весьма оригинально. Техеда издал закон, по которому муниципалитеты, контролировавшиеся губернатором и лигой, имели право принудительно сдать земли помещиков в аренду нуждающимся в земле крестьянам. Таким образом, помещикам не требовалось платить компенсацию, потому что формально они оставались владельцами земли, арендные платежи поступали в местный бюджет, и помимо решения аграрного вопроса Техеда еще и обеспечивал себя солидной финансовой базой.

В отличие от всех остальных губернаторов, Техеда считал, что государство вправе конфисковывать не только аграрную, но и промышленную собственность предпринимателей в интересах трудящихся классов. Тем самым Техеда быстро приобрел и популярность среди рабочих штата, который по мексиканским меркам считался промышленно развитым (в городах проживало 21,5 % населения Веракруса).

Естественно, у латифундистов и предпринимателей Техеда вызывал ненависть. Ненавидели его и церковные круги. Губернатор активно боролся против религиозных предрассудков и пьянства и за повышение массовой культуры трудящегося населения. Клерикалы совершили на Техеду покушение, но радикальных убеждений губернатора это не изменило.

Техеда, вторично избравшийся губернатором в 1928 году с помощью Кальеса, чувствовал себя обязанным «верховному вождю». После убийства Обрегона он даже предлагал продлить срок президентских полномочий Кальеса на 2 года. Однако, укрепив свои позиции и добившись доминирования Лиги крестьянских общин в большинстве местных органов власти, Техеда перешел в стан противников Кальеса, так как был не согласен с явным «поправением» правительственной политики при «максимате».

НРП фактически была отстранена в Веракрусе от рычагов управления, и Техеда даже провел своих депутатов из рядов аграрной лиги в национальный Конгресс.

Укрепившись у власти, Техеда резко активизировал аграрную реформу, чтобы еще больше повысить престиж лиги среди крестьян. Еще во время первого срока своего пребывания на посту губернатора Веракруса в 1920–1924 годах он распределил 160 тысяч гектаров среди 23 938 крестьян. При этом губернатор действовал в полном соответствии с законом от 6 января 1915 года, который давал право местным властям распределять землю путем издания временных декретов. В 1920–1924 годах Техеда издал 154 таких указа, а в 1928–1932-м, на втором сроке своего губернаторства, – уже 493. 334 493 га земли были распределены среди 45 989 крестьян[231]231
  Contemporary Mexico: papers of IV International Congress of Mexican History. University of California Press, 1976. P. 287.


[Закрыть]. Дополнительно было реализовано еще 370 решений исполнительной власти штата, по которым распределили еще 240 251 гектар земли.

Сравниться с Техедой в аграрном радикализме в то время мог только губернатор Мичоакана Карденас, который в 1928–1932 годах на основании 400 своих указов распределил 408 807 гектаров среди 24 тысяч общинников.

Однако Техеда не просто распределял землю. Начиная с 1929 года, он поощрял кооперацию на селе, выделяя деньги из бюджета штата на кредиты сельскохозяйственным кооперативам. Тем самым он бил основной аргумент Кальеса о том, что получившие землю общинники не умеют ее обрабатывать. Дело было отнюдь не в лени или неумении, а в отсутствии у бедняков средств на сельхозтехнику, семена и удобрения.

В Веракрусе было организовано Центральное кооперативное общество, в которое штат внес 100 тысяч песо, или одну пятую учредительного капитала. Остальные четыре пятых должны были формироваться за счет добровольных пожертвований местных крестьянских комитетов в размере 5 песо. В этом случае организованный комитетами кооператив имел право получить кредит от Центрального общества на сумму 50 тысяч песо.

Техеда решил заняться и сбытом сельхозпродукции. Ведь многие получившие землю крестьяне не обрабатывали ее еще и потому, что на рынке складывалась невыгодная для них конъюнктура цен. Техеда предписал всем служащим штата Веракрус сдать определенный процент своего жалованья в специальный фонд, на основе которого был образован банк штата. Этот банк должен был скупать на рынке продукты сельского хозяйства, чтобы воспрепятствовать падению цен на них.

Следует, однако, подчеркнуть, что и кооперация, и интервенции на рынке аграрной продукции не получили большого развития из-за того, что крестьяне зачастую не понимали смысл кооперативного движения, а имущие классы оказывали активное сопротивление.

Активная дирижистская политика Техеды в полной мере проявила себя во время начавшегося мирового кризиса. Основной статьей экспорта Веракруса был сахар, цена на который на мировом рынке резко упала в 1931 году до мизерного уровня в 25 сентаво за килограмм. Сахарозаводчики начали сокращать персонал и урезать зарплату. Сахарный тростник просто оставляли на полях, так как убирать его было невыгодно.

Техеда, однако, решительно встал на сторону рабочих и созвал специальную встречу всех производителей сахара в штате. На этой встрече была согласована минимальная цена в 16 сентаво за килограмм, а каждый производитель получил установленную квоту на сбыт сахара. Контролировал соблюдение квот секретарь губернатора. Конечно, эта мера позволила вернуть в сахарную промышленность определенную стабильность, но улучшить ситуацию коренным образом не сумела. Любое администрирование при капитализме неизбежно носит ограниченный характер, так как при рыночном товарообмене контролировать мировые цены губернатор Веракруса не мог.

Таким образом, во время «максимата» «верховный вождь» революции Кальес еще не мог полностью свернуть агарную реформу, потому что влиятельные губернаторы Карденес и Техеда и квазигубернатор Седильо были его политическими союзниками в борьбе за власть.

Однако при Ортисе Рубио с санкции Кальеса был принят ряд законов, усложняющих проведение аграрных преобразований в стране. Так, например, согласно закону от 26 декабря 1930 года более не подлежали отчуждению поместья, в которых перерабатывалась выращенная там продукция. Крестьянские общины, получавшие в ходе реформы землю, должны были оплачивать ее отныне сразу, а не в рассрочку. В 1930 году был также издан закон, по которому больше не экспроприировались асиенды, где производились экспортные культуры: сахарный тростник, хенекен, кофе, бананы и т. д.[232]232
  Очерки новой и новейшей истории Мексики. М., 1960. С. 378–379.


[Закрыть].

Политика кабинета Ортиса Рубио в отношении рабочего вопроса в целом продолжала ту линию, которая сформировалась еще при президенте Кальесе: подавление любых политических забастовок, недопущение стачек на предприятиях с иностранным капиталом. По-прежнему большинство забастовок объявлялось властями незаконными.

В 1930 году власти разрешили проведение 15 забастовок, в которых участвовали 3718 рабочих. В 1931 году было зарегистрировано уже только 11 легальных стачек с 227 участниками[233]233
  Craven D. Art and Revolution in Latin America 1910–1990. Yale University Press, 2006. P. 57.


[Закрыть]. Однако, по той же официальной статистике, совсем иным было количество трудовых споров, о которых рабочие официально уведомляли власти. В 1929 году было отмечено 13 405 трудовых споров, в 1930-м – 20 702, 29 087 – в 1931 году и 36 781 годом позже[234]234
  La clase obrera en la historia de Mexico. Una epoca de crisis (1928–1934). Mexico, 2005. P. 87.


[Закрыть].

Для того чтобы еще больше подчинить своему контролю рабочее движение, администрация Ортиса Рубио внесла в Конгресс проект Трудового кодекса, принятый в августе 1931 года. Согласно кодексу по всей стране вводился принудительный государственный арбитраж трудовых конфликтов. Именно органы арбитража определяли законность или нелегальность стачки. Рабочие были обязаны уведомить о предстоящей забастовке администрацию своего предприятия за 6–10 дней. Предприниматели теперь имели законное право объявлять локауты. На государственных служащих кодекс не распространялся.

Все профсоюзы были обязаны зарегистрироваться в органах государственного арбитража, прежде чем получить право представлять интересы рабочих. Политические забастовки запрещались. Профсоюзная пропаганда на предприятии в течение рабочего дня запрещалась[235]235
  Менжинский Е. Мексика. М., 1937. С. 149–150.


[Закрыть]. Представитель правительства Аарон Саенс, известный тем, что предпочитал вставать на сторону предпринимателей при разрешении трудовых споров в штате Нуэво-Леон, заявил при внесении проекта Трудового кодекса в Конгресс: «Кодекс стремится учесть точку зрения капитала, без сотрудничества с которым усилия, направленные к благополучию рабочих, будут безуспешны. Он рассеивает всякое чувство неуверенности у предпринимателей»[236]236
  Менжинский Е. Мексика. М., 1937. С. 150.


[Закрыть].

Новый кодекс немедленно стал применяться властями для борьбы с организованным рабочим движением. Все положения трудового законодательства отдельных штатов, выходящие за рамки нового федерального кодекса, отменялись.

В годы экономического кризиса мексиканские рабочие были вынуждены активно прибегать к забастовкам, чтобы противодействовать снижению заработной платы и закрытию целых предприятий.

Уже в конце 1929 года вспыхнула стачка на железных дорогах, рабочие которых протестовали таким образом против планов Кальеса резко сократить количество занятых на этом государственном предприятии. Бастовали рабочие телефонной сети в штате Тамаулипас. В 1930 году стачками были охвачены электростанции в Орисабе и телефонная компания «Эриксон», рабочие которой потребовали повышения заработной платы на 30 %. В январе 1931 года известные своими боевыми стачками 20-х годов трамвайщики Мехико организовали митинг протеста против наступления капитала[237]237
  Очерки новой и новейшей истории Мексики. М., 1960. С. 380.


[Закрыть]. 25 февраля и 20 марта 1931 года по инициативе коммунистов были проведены демонстрации безработных во всех крупнейших центрах страны.

В 1932 году объявили стачку трамвайщики Мехико, телефонисты столичного округа и рабочие Южной Тихоокеанской железной дороги. Однако все эти забастовки подавлялись правительством и успеха не имели. 25 февраля 1932 года коммунисты провели по всей Мексике «день борьбы против безработицы», который в разных городах сопровождался столкновениями манифестантов с полицией. В центре мексиканской металлургии – Монтеррее – в акции участвовали 7 тысяч человек. Многолюдными были и первомайские демонстрации 1932 года – в Мехико на улицу вышли 150 тысяч человек.

Под влиянием роста протестного движения пролетариата прогрессивные губернаторы штатов Веракрус, Мичоакан и Идальго приняли законы, согласно которым власти могли конфисковывать и передавать в управление рабочих частные предприятии, работавшие с убытком и находившиеся под угрозой закрытия. Правительство штата Идальго во главе с губернатором Варгасом Луго, например, экспроприировало цементный завод компании «Крус Асуль», который принадлежал иностранному капиталу.

Такое социальное творчество и неуважение прав частной собственности, естественно, не могло понравиться Кальесу, и Конгресс под его влиянием предоставил Ортису Рубио чрезвычайные полномочий по борьбе с кризисом. На основе этих полномочий президент заставил правительство штата Идальго выкупить фабрику у бывших собственников.

Рабочая (точнее, антирабочая) политика администрации Ортиса Рубио облегчалась разбродом и шатаниями, которые царили в тот период в организованном рабочем движении.

КРОМ продолжал стремительно терять сторонников и в июле 1930 года насчитывал 600 тысяч членов, хотя лидер организации Моронес был вынужден признать, что активными членами профцентра можно считать всего 25 тысяч человек. Министерство промышленности считало, что на самом деле в КРОМ состоит всего 100 тысяч человек. Ушли из КРОМ профсоюзы железнодорожников, загнанные туда силой при Кальесе, полиграфистов и текстильщиков.