Текст книги "Рейдовый батальон"

– Товарищ лейтенант, – ответил я ему официально, – мне приходится эту «бумагу марать» и за себя, и за замполита батальона. Уже второй замполит с батальона ушел, а нового пока нет.

– Уже есть. Твой старый знакомый – старший лейтенант Артюхин. Два капитана не удержались – сбежали, теперь старший лейтенант попытается, хотя, говорят, уже почти капитан. Недели через две появится, но я не позволю прикрываться батальонными делами, заруби на носу. Будешь получать взыскания за роту от меня, если в роте не будешь работать.

И он выразительно посмотрел на всех. Вот, мол, я какой!

* * *

Неделя началась хуже некуда. Наконец-то отправили в Союз Недорозия. И смех, и грех. С утра перед завтраком Ветишин подошел ко мне и доложил:

– Проводил Серегу Недорозия, с подъема проводил в штаб, пожал руку, помахал вслед автобусу. Сопровождать к самолету поехал особист батальона капитан Растяжкин.

– Вот это да! Особист? Не может быть!

– В общем, тот в командировку едет, ну и взялся присмотреть до Ташкента. Но я со вчерашнего вечера хожу под впечатлением от этого «монстра».

– Кого?

– Сереги! Он мне после отбоя в канцелярии одеколон пить предложил. Я ведь в казарме ночую на сейфе, спать-то негде, а Сергей пил в ленкомнате и спал там же на столе, на бушлате.

– Вот дает!

– Вот-вот! Взял он бутылек «Тройного» у Гоги и предложил распить. Я отказался, а «спецназовец» налил себе в кружку и все залпом выжрал. Сигаретку закурил и блаженствует. Меня чуть не вывернуло, на крылечке подышал, минут пятнадцать – полегчало. Возвращаюсь, а он собрал пакетиков двадцать чайных из сухпая и чифир сварил на плитке – смакует. Выставил его под предлогом, что свет спать мешает, лег на сейфе на матрас и думаю: «Не капитан, а бич какой-то!» И вроде чего-то не хватает, что-то пропало. Утром побрился, а одеколона нет. На полочке «Миф» стоял и французский «О'Жен», а сегодня – нет. Заглянул в ленкомнату: в столе – пустые флаконы и пустая кружка. Я еще думал, провожая, чего от него так морем пахнет, а это одеколон «Миф» на водорослях.

– Хороший коктейль он себе приготовил, – засмеялся Остроган. – Мой «Миф», твой «О'Жен» – классно погулял. «Бумеранг» вернули в Забайкалье, пусть радуются, а то думали сбагрить такого кадра!

– Хотел бы я увидеть физиономию комбрига, который выслал его к нам на два года, а он через два месяца возвращается. Ха-ха-ха, – я рассмеялся, и все офицеры засмеялись, представляя живую картину «Не ждали!».

Из штаба примчался свирепый Грымов.

– Острогин! Быстро собирай взвод, получить оружие, гранаты, патроны, снаряжение, шмотки. Вот список всего, выноси на плац, через два часа проверит начштаба батальона.

– Куда меня? В Забайкалье, как Недорозия?

– Нет, на гору Курук пост создавать. С каждой роты по взводу выделяют на три поста. Расчет миномета – трех бойцов, скоро комбат их представит. Зибоева с ПК возьмешь. Сколько у тебя своей пехоты?

– Вместе с писарем роты шесть солдат и сержантов.

– Без писаря! Ему и тут работы до боевых невпроворот. Итого: ты, сержант и восемь солдат. Хватит вполне!

– Вполне хватит, что бы что? Геройски погибнуть?

– Нет, для строительства заставы и двух постов ночью. Через неделю замполит привезет продукты, воду и все остальное. Сейчас тебя проверят – и на аэродром. Крутись сам, нам нужно на полигон на занятия, старшина всем снабдит.

Завязалась ожесточенная схватка между Сергеем и Вероняном. Гога старался сплавить все старое, подозревая, что ничего не вернется обратно, а Острогин хотел все новое или хотя бы целое. Шум-гам, крик, визг старшины.

– Чертов «ара», сейчас будет Серого обжуливать, – вздохнул Ветишин, – а он как без замены?

– На месяц ты его заменишь, затем – замполит, – ответил Эдик. – Если разрешат, я слетаю, думаю: там будет как в доме отдыха.

Механики отправились в парк, а вся оставшаяся рота двинулась на стрельбище. До полигона – два километра, сегодня по плану пристрелка оружия – начинается десятидневная программа боевой подготовки. Эти планы все время меняются: то недельные, то восьмидневные, то десятидневные, то двухнедельные. Расписание под копирку писать не получается, все время что-то новое.

Не успели мишени расставить, примчался посыльный за мной и за Грымовым. Срочно на плац!

Быстрым шагом вернулись. Целая толпа тыловых и штабных вокруг трех групп пехоты.

– Вы где болтаетесь? Все брошено на старшину и этого лейтенанта! Полный развал! – орал заместитель командира полка.

– Не лейтенанта, а старшего лейтенанта! – огрызнулся Сергей.

– Как старшего лейтенанта? – сбился с мысли майор Губин.

– А так, приказ пришел два месяца назад, а ни зачитать, ни погоны вручить ни полк, ни батальон не соизволил. Строевик сказал номер приказа, вот и все.

Слегка смутившись, заместитель, тут же вновь перейдя на крик, «перевел стрелки» на меня.

– А почему упущение такое, замполит, эта ваша вина!

– Да нет, я два раза напоминал в батальоне, а сам лично Острогина поздравил!

– А где приемник для заставы, где боевые листки, где походная ленкомната? Бездельничаете?

– Мы на стрельбище убыли, на занятие, – вступился Грымов. – Я лично его забрал работать с людьми, занятия плановые, Ростовцев на учебном месте руководитель.

– Обоим будет взыскание сейчас за пререкания. Быстро устранять недостатки!

Пришлось отдать единственный приемник роты «Маяк», батарейки Серега купил сам. Вручил сержанту целую пачку листовок, газет, брошюр, боевых листков и ящик с походной ленкомнатой.

Улетели… Уф-ф-ф.

Совсем обезлюдела рота. На следующий день Голубев, так как его заменщик в дивизии пристроился, решал вопрос об отъезде домой. Комбат согласился его отпустить, если мы подберем в полку себе нового взводного. Эх-ма, где ж его найти, балбеса, на такой взвод!

Пред обедом мы со старшиной повели солдат наполнять фляжки отваром из верблюжьей колючки – профилактика от гепатита и дизентерии.

У котла орудовал черпаком здоровенный прапорщик. Я знал, что он недавно прибыл и служит в нашем батальоне, зовут Игорем, а какую должность занимает, не знал.

– Игорь, ты чего тут черпаком в котле мешаешь?

– Да вот, бурду варю, всем раздаю.

– Игорек! Ты кто по должности?

– Техник взвода обеспечения, а вообще, «куда пошлют» и «что изволите». Надоело, хуже некуда! Еще по пьянке комбату нагрубил, теперь живым съест.

– Старшина! Возьми черпак, я с человеком одно дело обсудить хочу, пожалуйста!

– Вах! Возьми черпак! Он больше меня, мне делать нечего что лы? Сэржант! Дубино! Разливай чай!

– Игорь! Пойдешь к нам в первую роту взводным ГПВ? Голубева мы домой отпустили, а где замену найти, не знаем. Выручай! В рейд скоро идти некому будет, – сказал я.

– А из АГСа пострелять дашь?

– Настреляешься, хоть завтра стреляй!

– А из ПК и «Утеса»?

– Из всего, что стреляет!

– А в горы их таскать мне придется?

– Игорь! Для тебя это ведь как автомат или пистолет, ты такой здоровый!

– Шахтер потомственный, из Донбасса! Кайло, кувалда, отбойный молоток – все знакомо! Уговорил! Только забери меня быстрей отсюда, ради Бога!

– Сейчас же пойду решать вопрос, только извини, как твоя фамилия, а то все Игорь да Игорь.

– Бодунов моя фамилия, Игорь Владимирович.

– Бодунов от слова «бодаться» или от «бодуна».

– Нет-нет. Я к пьянству не то чтобы равнодушен, но все в меру.

(Понятие «мера» впоследствии оказалось у каждого свое.) Начальник штаба, зам. по тылу не возражали, комбат сморщил нос, скривился.

– Что, одного пьяницу решили поменять на другого?

– А есть варианты? Есть другие кандидатуры пулеметы таскать на себе? Он, можно сказать, добровольно, с желанием идет.

– Ну, что ж, бери-бери. Потом не жалуйся, на полную катушку будешь получать за него. Забирай, в штабе полка я все утрясу.

– Игорь, бросай черпак, марш в роту, – заорал я, подбегая к полевой кухне.

– Что, все? Так быстро? Я думал: шутка и треп.

– Мужчины шутят всерьез, особенно распоряжаясь чужой жизнью.

– Сержант, бери черпак! Моей жизнью распорядись! Колесо фортуны крутанули в неизвестном направлении. Может, к счастью и удаче.

Полегчало. Из четырех взводов командирами укомплектовали три. Осталось решить вопрос с командиром роты. Не хотелось, чтобы Эдик стал ротным. Злопамятный и недобрый, самовлюбленный человек.

На совещании офицеров батальона нас ошарашили:

– Всем офицерам и прапорщикам перейти на казарменное положение, чтоб за личным составом следили, были ближе к людям. Поставить койки в расположении и спать рядом со своими взводами, – зачитал комбат приказ командира полка. – Новое веяние эпохи. Перестройка! Всем перестраиваться!

– А зачем эта глупость, – заорал командир второй роты, – совсем втоптали в грязь офицеров! За сержантов работаем, везде ответственные, солдат яму копает, рядом – офицер. Ответственные, старшие, надсматривающие, проверяющие. Надоело!

– Надоело – пишите рапорт, что вам тяжело с личным составом, и поможем перейти на должность с меньшим объемом работы.

В минометной батарее, второй и третьей ротах офицеры поселились в бытовках, а в нашей бытовке организовали показуху для проверяющих. Жить там не получалось, ключ находился у зам. по тылу батальона.

В итоге Ветишин так и спал на длинном металлическом ящике, сворачивая на день матрас, старшина жил в каптерке, технику и Бодунову поставили койки в расположении, но спать они в казарме отказались. Эдик промолчал, он ночевать уходил то в свою комнату, то к танкистам. Я же надувал резиновый матрас и стелил поверх спальный мешок. Свинство – жить в полку и спать в спальнике. Правда, ночью было прохладно, поэтому в спальном мешке ночью лучше, чем в кровати.

Спустя неделю, получив продукты и воду на взвод, я вылетел на пост. Вертолет взлетел с площадки от штаба армии и забросил нас через ущелье на плоский хребет. Внизу скакали и кричали чумазые солдаты.

– Ура!!! Ура!!!

– Ник, что привез? – закричал радостный Острогин. – Чем обрадуешь, дорогой?

– Привез все, что просили: воду, еду, патроны, мины, – ответил я, улыбаясь. – Сергей, как я рад тебя видеть, морда!

– А уж как я рад!

– Сережка, какова жизнь отшельника? Уже одичал?

– Да почти. Что в полку нового?

– Дурдом, как всегда. Боевых вообще не предвидится недели две. Как рота тремя взводами действовать будет – ума не приложу. Ободрали батальон, словно липку. Я у тебя отдохну дня три, устал как собака, выпускали агитацию, документацию снова и снова делал и переделывал. Только напишешь, заставляют переделывать, а еще и за батальон пишу. Нет ведь ни замполита, ни «комсомольца» батальона. Эдик бирки в оружкомнате переделывает в третий раз за неделю, представляешь? В третий раз! Старшина газоны перекопал, все, что можно, покрасил: табуретки, кровати, двери. Обои собирается клеить и казарму снаружи красить.

– А что случилось, что такое?

– А-а-а! Ты же не в курсе! Комиссия Министерства обороны едет смотреть быт и все остальное, а что именно – никто не знает. Вот все переделываем и обновляем полк.

– Ну почему опять мы? Почему! Мало, что ли, войск в сороковой армии?

– Войск-то много, но туда же надо ехать, рисковать, а тут сразу из штаба армии – в войска.

– Точно, и без риска, и кайф на всю катушку – поиметь вояк боевых.

– Инспектирующие, наверное, становятся участниками боевых действий. Ладно, Серега, меня будут иметь через неделю, дай душу отвести, поиметь тебя. Я ведь какой-никакой, а проверяющий! Показывай позиции, район обороны, секторы обстрела, жилье.

Острогин с бойцами за неделю вырыл и построил два блиндажа: в одном – жилое помещение, во втором – столовая, штаб, склад.

Солдаты выложили на каждого по эспээсу, капонир миномету, окоп для установки ДШК.

– Сергей, предлагаю проделать ходы к эспээсам, а то под огнем не пройти, ну и стенку возвести по периметру из камней, все лишнее укрытие. Сделаем два рубежа обороны.

– Давай, как раз твоих рук рабочих не хватало.

Целый день солдаты прокапывали траншею к своим укрытиям. Мы с Сергеем складывали стену дугой вдоль блиндажей. С одной стороны пост стоял на обрыве глубиной метров тридцать, а вот к югу склон был более пологий и хорошо просматриваемый. Над постом возвышалась небольшая высотка, и хребет делился посередине: одна половина уходила все выше, другая сходила на ноль к дороге.

– Сергей, как быть с высоткой? Займут, гады, ее и перестреляют всех. Чего там не расположился? Куда смотрел?

– Смотрел туда, куда сказали! А приказ был разместиться именно тут, ну а выше сядешь – сверху другая высота, а за той – следующая.

Мы сидели, пили чай, думали, что же делать. Сегодня – все нормально, а завтра – вдруг сверху ударят…

– Серый, предлагаю заминировать ее, к черту! У тебя есть две «Мон-50» и пара противопехоток, поставим все там. Да и «сигналки» растянем.

– Хорошо, сейчас начнет смеркаться, я пойду с сапером, и в сумерках все оборудуем.

Ночью сработали «сигналки» сразу в двух местах. Часовые с постов открыли огонь, и все отдыхавшие выскочили из блиндажей и, укрывшись за стеной и эспээсами, принялись обстреливать округу.

– Миномет! Три мины – на вершину, затем три мины по склону. ДШК, огонь по долине! – заорал Острогин, не переставая стрелять в район, откуда летели сигнальные ракеты.

– Сергей! Вызывай артиллерию, пусть «факел» повесят и немного постреляют, попугают, только подальше, а то нас же и накроют.

– Сейчас пугнем!

От дороги раздалось несколько очередей и десяток одиночных выстрелов. По этим огневым точкам вел огонь ДШК и все автоматчики. Попали или нет, но только через полчаса огонь прекратился, бросили стрелять и мы. Артиллерия засветила «факел», как только стало светло, Хафизов заметил в ущелье какое-то движение.

– «Духи»!

– «Духи»! «Духи» с тылу! – заорал Колесников.

– Не ори, гранаты – в ущелье! – рявкнул я.

Штук пять гранат разорвалось внизу, послышались какие-то крики, шум. Но все быстро стихло. Выпущенные осветительные ракеты обзору не помогли, никого не было видно.

– Наверное, ушли, вовремя заметили, – предположил, шмыгая носом, Колесников.

– Я заметил, а ты смотрел неизвестно куда, – возразил Хафизов.

– Хафизов-то без Хайтбаева настоящим воякой становится, – улыбнулся я. – Сергей, так его и наградить уже пора!

– Я ему Бамиан еще долго не прощу. Бросили меня, шкуры трусливые, – возразил Острогин. – Но вообще-то молодец!

– Благодарность заработал, объявляю от своего имени, – закончил я обсуждение трусости солдата в давней истории.

Затихла стрельба, и к нам подбежал минометчик.

– Товарищ старший лейтенант, зацепило пулей, наверное.

– Кого, куда? – вскричал я.

– Меня, зацепило руку возле плеча. Снизу, гады, стреляли и в самом конце попали, когда я миномет разворачивал.

– Вот, черт, зараза! Перевязывайся быстро, сейчас йодом рану обработаю.

Ничего страшного не произошло, зацепило чуть-чуть, но нужно эвакуировать на всякий случай.

Доложили. Обещали утром вертолет.

– Черт, хороший минометчик, жалко остаться без такого солдата, когда еще замену ему пришлют, – вздохнул взводный.

– Сергей! Давай дежурить всю ночь по очереди, на всякий случай.

– Давай. А то уснут, черти, еще вырежут! Не хочется умирать.

Больше «сигналки» не срабатывали, наступила тишина. Может, «духи» пришли прощупать оборону, может, пришлые приехали из РСов по городу пострелять, а мы на пути оказались.

Рано утром прилетел Ми-8 и разгрузил еще боеприпасы, воду, забрали раненого, но пришлось лететь и мне. Прямо перед его прилетом начальник штаба батальона вышел на связь и приказал возвращаться.

– Вот тебе и отдохнул, расслабился. Весь выходной строили стену, а ночью стрелял, – огорчился я.

– Если бы не стена, раненый мог быть не один, да и не только раненый, – ответил Сергей. – Придется стенку поднять повыше – защищает при обстреле.

Мы пожали друг другу руки на прощание, и я заскочил в вертолет.

Острогин просидел на посту еще две недели, а затем командование приняло решение разбросать по трем постам вторую роту, а остальных людей вернуть в роты для боевых действий.

В полку комиссию Министерства обороны сменила комиссия из ГлавПУРа. Перед их приездом весь полк превратился в сплошной агитационный центр. Стенды вдоль дорожек, фотоаллея героев, переделанные ленкомнаты и прочее, прочее, прочее… Уф-ф-ф!

ГлавПУР сменила комиссия генштаба – проверка мобилизационных документов.

Мобилизационных документов в Афгане… Это что-то! Кого мы тут будем мобилизовывать? Но все принялись составлять планы, рисовать на картах схемы, районы сосредоточения, таблицы со всеми степенями готовности.

Затем приехала еще какая-то комиссия, вскоре еще, и они уже работали одновременно.

Командир полка кипел от возмущения и злости, был готов взорваться, а весь гнев выливал на наш первый батальон. А на кого же еще? Танкистов в полку – одна рота, артиллеристов – одна батарея. Все остальные на дорогах вместе с другими батальонами. Разведрота ушла поскорей в «зеленку» вместе с разведбатом, чтоб не доставали. Счастливчики. Встали где-то на отшибе Баграма и чаи гоняют. А нас тут как сидоровых коз все дерут. Проверяющие все умничают и совсем не чувствуют разницы между Таманской дивизией и нашим полком.

Однажды серым январским днем вбежал в канцелярию радостный старшина.

– Взводный новый прибыл.

– Ура!!! – закричали мы в четыре глотки.

– Наконец-то будет, кому в караул ходить, не только мне одному, – высказался Ветишин.

– Не Недорозий случайно вернулся? – спросил я и посмотрел на хитрую физиономию «ары».

– Нет, но похож.

– Алкаш? – охнул я.

– Нет, тоже спецназовец!

– Ой, – ойкнул Ветишин и уставился на дверь.

В дверном проеме стоял усатый старший лейтенант, в полевой форме, высокого роста, улыбался приятной улыбкой.

– Старший лейтенант Марасканов! Игорь. Прибыл для окончания прохождения службы в ОКСВА.

– В смысле для окончания? – удивился Эдуард. – Не из Забайкалья ли?

– Нет, из Кандагара из спецназа. Сослан к вам.

– Опять ссыльный! Ну почему все ссыльные – к нам? С триппером – к нам, с мениском – к нам, с больной головой – к нам, любителей одеколона – к нам. Доколе! – простонал я. – За что сослали?

– За то, что не сошелся с начальником политотдела во взглядах на комсомольскую работу.

– Политический, вах-вах! – заохал и заулыбался старшина.

– Вот это хорошо! Политических я люблю, сам диссидент и вечный оппозиционер, – обрадовался я и принялся жать руку старлею. – Ник Ростовцев, замполит роты, вот взводный Серега Ветишин, ждет тебя в караулы ходить, это зам. командира роты. – При этом Эдик скривил губы. – Исполняет обязанности ротного лейтенант Грымов. Прапорщики обойдутся без представления, познакомятся сами. Еще один взводный – лишенец, ссыльный – на горе сидит, скоро спустится.

– Сколько в Афгане? – поинтересовался Грымов.

– Полтора года!

– Фью… – присвистнули все.

– Ребята, я за прошлый год еще в отпуске не был, завтра убываю, ждите меня к марту.

– Черт! А караулы? Опять я! – завыл Серега.

– Вай! Один, совсем один, когда Острогин вернется? – передразнил старшина.

– Кстати, Сергей, иди готовь караул! – усмехнулся Грымов.

– Игорь, ну почему ты не отгулял отпуск? – воскликнул я.

– Не дали, я был секретарем комитета комсомола, поссорился с руководством – не переизбрали. Пока переводили с места на место – в пехоту, в дивизию, в полк, – год новый начался. Полтора года в Союзе не был!

– Ну что ж, сегодня принимай взвод, а завтра можешь отправляться. Жили без одного взводного и еще поживем, – грустно подытожил разговор Эдуард.

– Игорь, пойдем, буду твоим гидом, – улыбнулся я.

Вечером мы надули два матраса и легли на пол в ленкомнате. Как уже надоела эта не половая, а напольная жизнь! – Давно так маетесь? Это какой-то протест? – спросил Игорь.

– Да, в принципе, протест, но о нем никто не знает. В казарме спал пять лет – хватит. Лучше буду упрямо спать на полу, чем позволю себя уравнять с солдатом. Ветишин спит на сейфе, там еще более неудобно, Бодунов – в канцелярии на столе, техник – в БМП, в десанте. Через неделю рейд – мучиться осталось немного.

Только Марасканов пришел, а на следующий день его как не бывало. Когда Острогин прилетел с горы, то принялся громко возмущаться:

– Полк не узнать, роту не узнать, все раскрашено, все обновлено. Так и заблудиться можно.

– Не заблудишься, у тебя всего три маршрута: караул, столовая, полигон. Действуй! – усмехнулся Грымов. – Товарищ старший лейтенант, только не расслабляйтесь, а сразу за дело. Вся жизнь меняется.

Эдик с Сергеем были приятелями до своего назначения, а тут Грымов сразу начал общаться с ним очень официально. На следующий день Острогин получил от Грымова выговор за подготовку караула, через неделю – строгий выговор за беспорядок во взводе.

– Топчет и топит Сережку как конкурента, претендента на командование ротой. Эдуард-то – лейтенант, – высказал предположение Ветишин.

– Может быть, и так, а мой выговор тоже как конкуренту? За внешний вид! Я ему еще устрою выговор, припомню, когда Сбитнев вернется, – зло ответил я.

– Карьерист! – согласился Ветишин.

– Посмотрим, как он на боевых командовать будет. Там видно будет, какой он ротный, – подытожил я.

– Набить бы морду ему, да и дело с концом! – рявкнул Бодунов.

– Бодунов! Ты как прапорщик сиди на своем месте, помалкивай и не суетись. Будем работать как работали, хамить и грубить не будем, дождемся вестей от Сбитнева, надеюсь, вернется, – закончил я разговор.

Батальон мучили строевыми смотрами пять дней. Все время было что-то не так. Строились, укомплектовывались, расходились, снова строились. Наконец-то вырвались на простор большой дороги. Йя-ха-ха-а-а!

Из полка вышел только наш батальон, немного штабных и разведрота. Поставили нам задачу: вместе с батальоном восемьдесят первого полка прочесать кишлак сразу у входа в баграмскую «зеленку». Артиллерия дивизии ударила, не съезжая с дороги, мы вошли, «почистили» округу, нашли немного боеприпасов, из кяриза вытащили разобранный ДШК. Забросали все кяризы дымовыми минами. Дымили все колодцы, столбы дыма распространились по ходам сообщений, и вся окрестность под землей превратилась в ад.

Если кто-то из душманов там сидел, то прекратил кашлять, чихать и дышать довольно быстро. Навсегда.

Я сидел у огня, разведенного возле высокой стены в глубине двора. Костров было три: на одном кипела вода, на втором варился суп из курятины, на третьем – плов также с курятиной. Загнанные до смерти куры «умерли от страха» при виде «шурави», как объяснил начальнику штаба батальона капитану Шохину Гурбон Якубов. Сержант Якубов-старший на «гражданке» работал поваром в ресторане, поэтому умел хорошо готовить, но еще больше любил поесть. Старшим он считался, потому что был крупнее по размерам, а младшим считался другой Якубов – Махмуд, потому что был маленький. Не братья они были, а просто однофамильцы, даже из разных областей.

Якубовы что-то резали, подсыпали в плов и суп, напевали и почти приплясывали вокруг костров.

– Гурбонище! Что ты там подсыпаешь? Отраву?

– Что вы, товарищ лейтенант! Эта спэции, спэции! Понимаете?

– Понимаю! То ты книгу пишешь, а на самом деле донос на нас, то ты гадостью какой-то всех отравить хочешь, а говоришь – «специи».

– Шутите или, правда, думаете так на меня?

– Шучу-шучу. Где специи взял?

– Земляк-повар в полку дал, где тут, в кишлаке, возьмешь?

Гурбон продолжал приплясывать и что-то петь:

– Э-э-э. Тулук-кыс. Аших-пыс.

– Что ты там поешь? Что вижу, о том пою?

– Опять смеетесь! Нет, о девушке пою.

– А-а-а. О девушке, конечно, интереснее, чем о пригоревшем плове.

– Пачиму пригоревшем? Пачиму обижаете?

– Да вари, вари, шучу. Гурбонище, как тебя в Афган загребли, шеф-повара крупнейшего ресторана Бухары? Откупиться мог?

– Мог! Но хотел посмотреть, как тут люди живут, что такое война.

– Гурбон, ты – второй романтик в роте.

– А кто первый, вы?

– Нет, первый романтик – Свекольников! Я третий.

– Почему?

– Потому, как и ты, доброволец, тоже на людей посмотреть решил. Страну изучить. Путешественники-первооткрыватели!

– А вас послали сюда, да?

– Меня – нет, сам захотел, а в основном офицеров, пожелавших приехать в это пекло – нет, почти никого!

– Вот видите, а надо мной все время смеетесь!

– Я не смеюсь, я подшучиваю.

У-у-ф – бабах! Разорвалась мина прямо посреди двора, за ней – вторая, за дувалом – третья.

– Ложись! Всем к стенам, – заорал я. – Раненые есть?

Ни раненых, ни убитых не оказалось – повезло.

На крыше интенсивно заработал «Утес». Бодунов сидел за станком и посылал очередь за очередью.

– Игорь! Ты что-нибудь видишь или просто так, для профилактики?

– Вон в тех развалинах вроде дымок какой-то.

– Сейчас я сориентирую минометчиков на них, если еще не удрали.

Я доложил Грымову обстановку и дал координаты, куда ударить.

Минометчики «Васильками» обработали квадрат и всю полосу виноградников перед позициями.

Нас очень мало: разведрота да батальон из двух рот плюс отдельные взводы. Задача, конечно, минимальная: потрепать «духов» в кишлаке, если получится, найти склады с оружием и боеприпасами. Совсем обнаглели: прямо из виноградника били по заставе и подожгли три «наливняка» (их обгорелые остовы валялись на обочине дороги), за неделю – три обстрела колонн, а пост каждую ночь обстреливают. Вот ребята и вымолили командование о помощи.

Помочь хочется, только силенок не хватает, очень мало людей, чтоб прочесать всю территорию. Мы вклинились на триста метров от дороги, обстреляли еще метров на двести-триста вперед. Завтра-послезавтра саперы поставят ловушки, заминируем выходы из кяризов – и домой. Прочесывая развалины, мы нашли пятьдесят-шестьдесят цинков с патронами к ДШК, несколько выстрелов к гранатомету, несколько мин противопехотных и противотанковых. Сколько-то «духов» погибло в перестрелках и артобстрелах, сколько-то завалено в подземных ходах и задохнулось. Может быть, на месяц-другой заставе станет полегче.

– Гурбон, как там плов, как шурпа? Готовы? – окликнул я с крыши младшего сержанта, отрывая взгляд от бинокля.

– Плов готов, а шурпа разлилась. Шайтан! Осколком казан пробило и перевернуло все. – Сержант почти плакал. Толстые мясистые щеки подергивались, лицо раскраснелось, в глазах стояла тоска. Подвязать фартук, надеть белый колпак – повар-лагманщик.

Игорек настрелялся и спустился вниз с криком:

– Эй, бешбармак ходячий, плов готов, лагман сварил?

– Опять обижаете, товарищ прапорщик! Какой бешбармак, вы что меня бараном обозвать хотите?

– Нет-нет! Что ты, Якубов! Я просто неудачно пошутил. Еда готова? Драгоценный ты наш!

– Готова! – расплылся в улыбке Гурбон. – Плов, чай, обед из двух блюд.

– Всего из двух? Я настрелял из пулемета на пять блюд. Протестую!

– Якубов, у тебя сало в банках есть? Из сухпайка? Если есть, выдели его прапорщику – будет вместо салата!

– А почему мое сало?

– Потому что ты – мусульманин, салом питаться нельзя. Вот и пожертвуй шахтеру из Донбасса.

– Нет, товарищ лейтенант! Сало я и сам съем. Оно в баночке, мелко нарезано: Аллах не поймет, что это такое.

– Ага! Сало кушать из банки – это то же самое, наверное, как водку пить пиалой и наливать из чайника!

– Откуда знаете?

– В ТуркВО год служил. С узбеками и туркменами когда пил, то всегда только таким образом.

– Пожалуйста, кушайте на здоровье, положил самые вкусные куски мяса, самый лучший рис, – улыбаясь широкой доброй улыбкой, приговаривал Гурбон, протягивая насыпанный с горкой плов в широкой тарелке.

Плов был сказочный, прямо таял во рту.

– Ну, Гурбон, не плов, а сказка, настоящий праздник желудку!

– В следующий раз, если барашек будет, приготовлю бешбармак и лагман сделаю, – обрадованно затараторил сержант, продолжая раздавать тарелки с едой солдатам.

– Эх, не повезло нам, Игорь! Если бы не проклятый «духовской» осколок от мины, мы бы еще и шурпы отведали сказочной!

Игорь почесал вздувшийся живот, задумался.

– Ник, пойду, постреляю еще немного, нет возражений?

– «Утес» оставь в покое на сегодня, постреляй из ПК, ладно?

– Хорошо, постреляем. Зибоев! Сейчас сменю тебя на крыше, готовься к обеду!

Солдат радостно заулыбался и принялся рыться в мешке в поисках кружки и ложки, а Бодунов полез наверх. Вскоре раздались короткие очереди по кишлаку. Из глубины виноградников время от времени кто-то стрелял по нам в ответ.

* * *

Ночь прошла спокойно, а днем – вновь бой. Так пролетела неделя, затем – другая. Боезапас сокращался, БМП каждый день расстреливали снаряды и патроны, топливо подходило к концу. Пора бы и выходить к тылам.

Комбат, замполит батальона, зам. по тылу – все сидели на заставе и успокаивали.

А чего успокаивать? Сидя в своем закутке с тремя БМП, наблюдаю каждый день бегающих в развалинах «духов», веду перестрелки, отбиваюсь от обстрелов по ночам. От взвода до взвода расстояние – двести метров, каждый сам за себя. Можно поддержать огнем, но реально помочь в случае ночного штурма – вряд ли.

Игорь целыми днями сидел за «Утесом» и, глядя в прицел, искал цель. Находя, стрелял. Совсем оглушил, черт деятельный. Я забрался на крышу и посмотрел в бинокль по сторонам. Легкая дымка, пасмурно, сыро.

– Игорь, какие успехи сегодня?

– Да кто его знает. Вроде попал в двоих, бежали куда-то, что-то тащили. Вчера я хоть наверняка видел, что автоматчика срезал. А эти сегодня, может, и уползли.

– Растешь на глазах! Из кашевара в снайпера превратился за месяц! За полгода на орден настреляешь!

– С нашим Эдуардом не получится. Он меня почему-то очень невзлюбил, прямо почти ненавидит.

– А ты меньше огрызайся, не груби, он хотя и временно, но ротный.

– Временно! Он себя уже мысленно назначил на должность.

Мимо дувала прошла группа саперов во главе с Шипиловым.

– Игорек! Ты куда идешь? Там же «духи»? – заорал я.

– О, Ник! Привет! Чего орешь? У меня приказ.

– Приказ приказом, а сначала спроси, куда идти.

– Ну, и куда идти прикажешь?

– А никуда, дуй к нам, чайку попьем, пловом угощу, меня от него уже тошнит. Каждый день на завтрак, обед и ужин. Скоро узбеком стану. Повар отличный, но очень любит плов. Я ему говорю, чтоб сделал что-нибудь другое, а он в ответ: «Но ведь вкусно!» Я ему: «Вкусно». «Тогда ешьте. Будет невкусно – стану делать что-нибудь другое, если продукты будут».

– Повар толстый?

– Толстый. А от жирного плова у него уже щеки трещат.

– Сделай из него шашлык – вот тебе смена блюда, да и продукты искать не надо. Ха-ха-ха.

Все саперы засмеялись и начали заходить к нам во двор, видно было, что обрадовались возможности увильнуть от «зеленки».

– Игорек, повар – очень хороший сержант, поэтому жалко, пусть живет. Слышишь, Гурбон, я дарую тебе жизнь!

– Вах, спасибо, товарищ лейтенант! Всю жизнь готов вас кормить. Приедете в Бухару, я таким пловом угощу! Язык проглотите.

– О-о! Вот видишь, и тут плов, и там плов обещает. Он неисправим. Угощай саперов, покажи чудеса восточного гостеприимства.

– Много не дам, их семь человек, сейчас весь казан опустошат.