Текст книги "Почти как три богатыря"

Смекнув, что к чему, придворные лекари-аптекари в ускоренном темпе рекомендовали заменить государев морально-душевный раздражитель (бабулек в тёмных балахонах) на их полную противоположность. Не трудно угадать, что вместо старых женщин в тёмном, ключевые должности уборщиков, дворников, садовников и сантехников во дворце заняли их вторые половины – бородатые тороватые мужички в белых льняных косоворотках и парусиновых шароварах. Эта тактическая перемена пошла на пользу государю. Теперь, при встрече с обслугой, государь не вздрагивал испуганно, как прежде, а останавливался рядом со «старцами» и, поглаживая их пушистые бороды, подолгу беседовал с последними о «бренном бытии мира сего».

И хотя разговоры про «тот свет» царь-батюшка Владибор уже не так часто заводил, лекари, втихаря организовавшие конспиративный консилиум, помимо водных процедур и антимаразматической оздоровительной гимнастики, так, на всякий случай, прописали государю и обёртывание простынями совмещённые грязевыми ваннами. А всё потому, что на консилиуме, максимальным большинством голосов дворцовые эскулапы решили, коли в ближайшее время не получит князь положительного стресса, может в любой момент «загнуться» от стресса отрицательного ибо, как сказал их «главврач», Склифаил Кулебякин, завершая консилиум: «Все хвори от душевных стрессов, один лишь насморк у гусар наших от удовольствия».

* * *

Если ночь не приносит прохлады, если утренний ветер, вместо свежести, обдаёт немилосердным зноем, значит я всё ещё в пустыне и я всё ещё жив, а это уже немало, думал прожаренный почти до корки головного мозга королевич Полисей, продолжая карабкаться по высокому гребню бесконечной череды барханов, волоча за собой упиравшегося Искалибура.

Ситуация была аховая. Заслуженный ветеран всех спецопераций следопыта – его боевой конь – неожиданно для всех, и в первую очередь, для хозяина, сломался первым в морально-психологическом плане, твёрдо приняв нелёгкое, для своей тягловой натуры, решение: издохнуть от этого чёртового обезвоживания, лёжа, в спокойной обстановке.

Но королевич не мог допустить этого и, пеняя на, как он в душе надеялся, кратковременную слабость духа боевого товарища («Поверь мне, Искалибур, лучше семьдесят семь раз покрыться потом, чем один раз инеем») продолжал тащить коня в счастливое будущее, где будет очень прохладно и много, много воды во всех её проявлениях.

Мерцавшие на резво светлеющем небосводе звёзды, с интересом наблюдавшие за потугами упрямого рыцаря, поочерёдно растворялись в космической бесконечности, а на восходе грозным заревом зарождалось утро очередного немилосердно знойного дня.

Несмотря на отнюдь не романтическое настроение, королевич, бросив начинавшего бесить своей безвольностью коня на песок, залюбовался рассветом, яркие краски которого напомнили ему дела давно минувших дней.

– Эй, Искалибур, помнишь как мы на Проклятых прудах по утрам охотились? – потрепал коня по загривку Полисей. – Сколько дичи били! Одних кикимор полтелеги набивали!

Да, весёлое было время, беззаботное.

Королевич, аккуратно чтобы не растрескались, улыбнулся пересохшими обветренными губами воспоминаниям своей боевой юности. Никаких тебе рыцарских контрактов на совершение подвигов, никаких обязательств и слов чести. Катайся себе по родному королевству, твори добро добрым, а зло злым, и всё сугубо на своё усмотрение.

Никто ему не указ был, кроме бати его, короля Елисевса Многократного, весьма заслуженного сюзерена. Да и тот, как оказалось, «не указ» ему оказался. А всё женитьба, будь она неладная. У царских особ ведь «фишка» такая испокон веков практиковалась: всё можно августейшим особам вытворять, всё что душа пожелает, всё что на ум взбредёт, королям любые капризы с их деньгами не возбранялись, а чаще приветствовались, а вот жениться по любви считалось «привилегией» черни, если хотите, пролетариата. У венценосной же верхушки каждая кандидатура собирающаяся «под венец» оговаривалась на закрытых царско-королевско-султановских посиделках. И пункт «по любви» на них даже не рассматривался. Чаще исходили из политических соображений, из экономических, из престижа того или иного рода или в знак доброй воли, выдавая своих сынов, дочек и племяшей, зачастую против их воли, за одобренного на «сходке» кандидата. (Учёные с полной уверенностью утверждают, что пословицы «бьёт, значит, любит», «стерпится – слюбится», «любовь зла, полюбишь и нелюбимого короля» (кстати, впоследствии сильно исковерканная в народе) были рождены как раз таки на подобных, предшествующих свадьбам, мероприятиях). И там неважны были разница в возрасте, в весовых категориях, взглядах на жизнь – во главу угла ставилась общая выгода от подобных фараоно-цезарьских союзов.

Всё остальное считалось незначительными побочными эффектами. И чтобы представить всю глубину разыгрывавшихся в угоду монархам трагедий, необходимо привести какой-нибудь пример. Ну, например, у прелестной принцессы могущественного папаши-короля, рвущейся замуж, допустим, разряд по армрестлингу, а её суженный султанович, тот который был одобрен для неё на «совете», даже слова такого не знает. Кто, скажите, будет реально руководить патриархальной страной с совершенно иными обычаями и традициями? Вот! Так что это за «побочный эффект»?! Это, чистой воды, грязная политика! Такого в цивилизованных государствах быть не должно! Даёшь свободу выбора сексуального партнёра на всю жизнь!

Именно эти доводы приводил Полисей властному отцу после подобного «заседания», где ему накануне совершеннолетия подобрали «невесту» соответствующего ранга. Увидев единственную дочь короля соседнего государства Горохлиуса Шутливого, довольно упитанную принцессу Фассоль в шикарном алом платье с оборками фасона «а ля императрица» (которое королевич мысленно нарёк алыми парусами), Полисей отвёл в сторону отца и (повторюсь) высказал протест, который точь-в-точь совпадал с предыдущим абзацем и по смыслу, и по содержанию, но его предок остался непреклонен, выдвинув ответный ультиматум: сынок или свадьба на выбранной принцессе или «пшёл вон, негодяй» (а в «пшёл вон», автоматически входило лишение наследства, регалий и орденов, и изгнание из отчего дома, то бишь дворца со всеми мыслимыми удобствами). И, как мы уже догадались, Полисей поступил, на взгляд среднестатистического обывателя, опрометчиво и даже глупо, променяв королевскую власть и могущество (подумаешь, небольшой бонус в виде нелюбимой супруги) на свободу во всех её многогранных проявлениях, и, спустя каких-то полчаса, он уже покинул родовое гнездо «на проклятье отца и молчание брата».

Прихватив с собой только именное вооружение и латы, верхом на верном Искалибуре, он отправился в своё внеочередное путешествие длинной в последующую жизнь.

Стоит добавить, что международного скандала из-за отказа королевича связать себя «узами Гименея» с «алыми парусами» не случилось, потому как более отцеучтивый младший брат Полисея «молчаливый» Гринпеас, согласился подменить старшего перед катастрофически долго пустовавшим алтарём, чем спас страну от кровопролитной войны с Горохлиусом и обеспечил себя стопроцентными гарантиями получения наследного трона в назначенное время.

С тех пор королевич Полисей, совершил немалое количество общественно-полезных дел. Став с годами матёрым киллером-следопытом, он сколотил на заказах состояние и за свои заслуги был торжественно принят в тайную ложу рыцарей круглого шведского стола (правда благоразумно отказался вступать в предложенное ему ещё более привилегированное и тайное братство Ордена Шведской Семьи с круговым пороком).

Все его, на первый взгляд, невыполнимые миссии, удавались на славу, и слава о нём росла с каждым годом. Играючи проходя сквозь огонь, воду и, однажды, даже протиснувшись по канализационному медному трубопроводу, в поисках очередного заказанного мутанта, королевич незаметно и для себя становился совсем другим человеком. Его уверенность сменилась самоуверенностью, осторожность и осмотрительность – непозволительной безалаберностью, а тщательная подготовка к заданию – попустительским легкомыслием. Окончательно запамятовав древнюю пословицу, гласившую, что «самолюбование не менее губительно, чем самобичевание», королевич, не устоял перед славой, зазнался, за что в итоге и поплатился.

Это последнее задание показало все его изъяны, вылившиеся в бестолковое брожение вокруг да около, полную потерю не только следа, но и ориентации в пространстве, и, как результат, окончательную утерю контроля над обстановкой.

Так он оказался здесь, на гребне бархана, с безгранично доверявшим ему, издыхающим Искалибуром (да и сам, честно говоря, недалеко ушёл от коня), грезя о глотке воды и прохладной тенистой роще. Вокруг же, куда хватало глаз, развалилась в знойной неге выжженная пустыня.

Прекратив вспоминать былое, королевич погладил коня между ушей и остановил блуждающий взор на торчавшие в низине чахлые кустики саксаула. Первый луч солнца, зацепившийся за верхушку сухостоя, заставил заиграть яркими бликами нечто доселе скрытое от его уставших глаз. И это «нечто» сильно смахивало на совершенно реальную лужицу – такая божественная рябь могла принадлежать только самой желанной стихии на планете.

– Возможно это очередная галлюцинация, Искалибур, но если я ошибаюсь, мы спасены! – склонившись, прошептал на ухо боевому товарищу Полисей, не задумываясь о том, откуда могут привидеться в такую рань галлюцинации (про воду вообще лучше не заикаться), но, тем не менее.

Искалибур не откликнулся на слова хозяина и тогда королевич насильно приподнял лошадиную морду и повернул её в сторону непонятной лужи. Разглядев то, о чём говорил человек, конь встрепенулся и, вскочив на пропечённые копыта, сломя голову ринулся вниз, к воде.

– Смотри не споткнись! – захохотал королевич, и стал, не спеша спускаться следом за конём.

Но, не одолев и половины расстояния, Полисей увидел ломившегося обратно через саксаул отплёвывающегося Искалибура.

– Чо, уже напился? – удивлённо вскинул брови рыцарь, но сразу отмёл эту догадку, увидев испуганный взгляд коня, кивавшего за спину.

Поняв, что всё не так радужно как казалось ещё пару секунд назад, Полисей оголил меч и, аккуратно раздвигая голые ветви кустарника, приставным шагом прокрался к подозрительно рябившей «луже».

– Ёксель-шмоксель! Это что за фиговина? – остановился королевич возле «лужи», на самом деле оказавшейся бесформенной кучей сплошь покрытой мерцавшей чешуёй, благодаря которой и создавался эффект водной ряби. Из-за его спины выглядывал всё ещё оторопевший конь, минуту назад с наскоку «поцеловавшийся» с «фигнёй».

Услышав человеческий голос «куча» заворочалась и, перекатившись с одного бока на другой, явило и так ошарашенным глазам следопытов большой акулий плавник.

– Пи-ить! – просипело откуда-то из пустынного существа, с совершенно нехарактерной для данной местности внешностью. – Пить дайте!

– Это не к нам, – ответил королевич и смёл песок с того места, откуда доносился звук голоса. Их взору предстала почти человеческая морда (поверьте, это словосочетание в данном случае уместно), как и всё тело, в чешуе, с жабрами вместо ушей и грустными глазами толстолобика.

– Мы сами подыхаем от жажды! – добавил королевич и ободряюще подмигнул коню, мол, это он шутит так.

– Пи-ить! Воды! – настойчиво сипело существо, вращая зрачками в разные стороны.

– Всё что могу, – «сжалился» королевич и, обтерев платком пропотевшего от пробежки коня, смочил губы существу.

Жадно слизнув солёную влагу с губ, жаброухий сфокусировал свой взгляд на человеке и осмысленно оглядел пришлых.

– Вода есть? – опять принялся за своё чешуйчатый.

– Повторяю – воды нет, – закатил глаза к порозовевшему небу Полисей. Сам, от одного только слова «вода» готовый грохнуться в обморок, он всё ещё старался шутить. – Мы идём налегке.

Существо перевело взгляд на Искалибура.

– Может, скотине твоей кровь пустим: попьём да умоемся? – со знанием дела предложило оно.

И как это я сам не догадался, подумал было Полисей, но сразу же отмёл дурные мысли.

– Слышь, ты, корабль пустыни, я, за такие слова, сейчас тебе кровушку пущу, – сурово произнёс королевич. – Искалибур мой самый преданный друг и сгубить его никому не дозволю, даже ценой собственной и уж тем более чуждой формы жизни.

Услышав своё имя в разговоре на повышенных тонах, конь подозрительно прищурился, переводя взгляд с одного на другого собеседника.

– Прости за глупую идею, не знал что всё так строго, – хрипло извинилось существо. – Всё равно нам здесь не выжить без жидкости.

– А что у вас тут случилось, озеро пересохло? – приняв извинения, перешёл к опросу случайного свидетеля королевич.

– Какое озеро посреди пустыни! – дёрнул плавником чешуйчатый. – Первый раз слышу подобную чепуху. Скажешь тоже.

– Просто я предположил, что ты, судя по внешности, имеешь прямое отношение к водоёмам, – пояснил Полисей. – Как минимум что-то из класса земноводных.

– Сам ты земноводное, – обидчиво фыркнуло существо. – Я чисто морской житель. Разрешите представиться, сеньор Ихтиандро: обитатель глубин, чемпион океана по скоростному погружению, первый покоритель Марининской впадины.

– Что-то морем и впадинами у вас тут и не пахнет.

– Так я не местный, я вообще здесь по злому умыслу оказался.

– Это как тебя угораздило?

Ихтиандро огляделся по сторонам и показал знаками королевичу нагнуться пониже. Полисей присел рядом с ним на корточки.

– Слышал ли ты про морскую кудесницу Соню, по прозвищу Золотая Рыбка? – тихонько проговорил «морячок» и опять зыркнул по сторонам.

– Кто же не слышал, про неё много всяких мифов, слухов да сплетен ходит.

– Это все, правда! – прошептал чешуйчатый. – Она даже одного забитого флотского пенсионера, неводом случайно словившего её на очередном деле, который, кстати, милостиво пожалел её, хотя мог по морским законам джунглей и на жарёху пустить, «в благодарность» по миру пустила. Обобрала дьяволица, его, ослеплённого желаниями, ещё и корыто последнее разбила.

– Это серьёзное преступление!

– Вот и я ей так сказал при встрече, когда услышал про её последнюю афёру, – Ихтиандро закатил выпученные глаза и вздрогнул, вспоминая тот злополучный день.

– И эта мымра тебя, подводника до мозга костей, после критики, сюда, в центр мирового безводья, закудесила, – догадался королевич, тут и дедуктивного метода применять не надо, последствия очевидны.

– Нет, не после этого, – сплюнув песок, ответил «подводник». – Это она ещё стерпела. Ей не понравилось, что я в финале своей гневной речи её «дохлой форелью» обозвал, и мои запоздалые уверения, что это случайно вырвалось, аргументом не послужили.

– И тогда она тебя, с помощью своей магии, «катапультировала» прямиком сюда? – опять «включил», подзабытый дедуктивный метод королевич.

– Нет!

– Только не говори, что ты ещё что-то успел ей ляпнуть! – изумился отважности собеседника Полисей.

– Да нет же, – задёргал жабрами Ихтиандро. – То было последнее, что я успел сказать ей там, под водой. Только телепортировала она меня в другое место, которое в паре морских миль отсюда будет, а сюда я уже сам дополз. Искал если не воду, то, хотя бы, какую-нибудь тень, перекантоваться до сезона дождей. А где ей, тени, в пустыне взяться.

Ну, ничего, ничего, немного отлежусь и дальше поползу. Идти сил уже давно нету, а добраться до обидчицы надо, да и свои всполошатся, могут шума ненужного наделать. Сейчас, сейчас.

Чешуйчатый Ихтиандро вздохнул, вновь откинул голову на песок и закрыл глаза.

Королевич, подивившись такой силе духа у морского существа, оказавшегося в экстремальных, а точнее, враждебных его физиологии условиях окружающей среды, окончательно зауважал последнего и перевёл взгляд на стоявшего рядом коня.

– Вот, Искалибур, бери пример с камрада Ихтиандры, – уважительно похлопал он обитателя глубин по плавнику. – Во враждебной среде находится человек, а не сдаётся как некоторые. Поэтому давай, прекращай малодушничать, дорогой, возьми себя в. копыта. Надо помочь товарищу. Двоих я вас не утащу, у самого силёнок уже почти не осталось, а с твоей помощью, друже, мы и сами выкарабкаемся, и этого бедолагу вытащим из этого ада.

Конь, хоть и не понял всей человеческой речи, но суть дела уловил: не стал артачиться и изображать обмороки. Позволив любимому хозяину закинуть себе на спину что-то бормотавшего в забытьи про воду Ихтиандро, Искалибур, преодолевая усталость, побрёл вслед за продолжившим путь королевичем.

Так, в довесок к своим неприятностям, горе-следопыты взвалили на себя (опять же, и в прямом и переносном смысле) дополнительную «общественную нагрузку» в лице совершенно чужого представителя подводной фауны.

(Эх, не понимаю я, что за люди – сами по уши в беду врюхались, ещё к кому-то со своей безвозмездной помощью лезут. Ребята, ну нельзя же так, в нашем цивилизованном обществе так не принято. У нас нынче популярный девиз «каждый за себя», исключение только при получении благ, тогда только «один за всех». Ну, будем надеяться, что не надорвутся они, а одумаются и бросят эту обузу с жабрами, а то ведь, того и гляди, сгинут все вместе и всё, конец интриге).

* * *

На подходе к границе очередного королевства Василевс Премудрый, проверив наличие своего пачпорта и служебной ксивы, напомнил также и соратникам, чтобы приготовили документы для досмотра на контрольно-пропускном пункте. Царевич достал свои бумаги, а вот у Сероволка заминочка вышла, и, судя по всему, вышла боком. Обыскав все карманы, сапоги, носки и сумку с припасами, Яков расстроенно вздохнул.

– У меня, кажись, документы спёрли! – сказал цыган, ещё раз похлопав себя по карманам. – Вы ничего не заметили там, в городе?

Его товарищи отрицательно покачали головами.

– Тэк-с, зашибись! – стал нервно расхаживать поперёк дороги цыган. – Всё, приехали! Куда я теперь подамся без ксивы и пачпорта? В гастарбайтеры? В проститутки?

– Погоди краски сгущать, Яша, – потирая в раздумье переносицу, сказал Василевс. – В проститутки с твоей-то внешностью? Не смеши нас. А без документов тебе точно хана, ты сильно на кавказца смахиваешь, а этих, сам знаешь, везде тщательно проверяют.

Сероволк от слов колдуна, зло зарычал.

– Эврика! – радостно воскликнул Царевич, наблюдая за нервничавшим цыганом. – Ты же после поцелуя с принцессой Аликантронией получил дар оборачиваться в волка двадцать четыре часа в сутки. Вот и воспользуйся им.

– Не понял, чем воспользоваться?

– Даром своим необыкновенным, – пояснил Иван. – Обернись волком и через границу под видом нашего домашнего питомца перейдёшь.

– Думаешь, проканает?

– Ой, да кто там будет смотреть на «овчарку», – поддержал идею Царевича колдун. – У нас бумаги в порядке, а у тебя в шкуре волка ксиву никто требовать не будет. Не совсем же они здесь чокнутые.

– Ну, давайте, попробуем, – неохотно согласился Яков, понимая, что другого выхода нет. – Только долго мне в волчьей шкуре нельзя, могу потерять контроль над собой и покусать кого-нибудь.

– Не волнуйся, в цивильных странах процедура пограничного досмотра – сиюминутное дело, – успокоил Василевс оборотня. – Границу пройдём, а там проще будет.

Окончательно убеждённый цыган не стал откладывать своё обращение в долгий ящик, завертелся волчком и превратился в матёрого, приличных размеров хищника.

– Слышь, Яша, – погладил его по холке Царевич после окончания трансформации. – Да на тебе таком не то что скакать, поле вспахать можно. Может, прокатишь до границы?

Серый зверь глухо зарычал и покосился жёлтым глазом на Ивана.

– Всё, понял! Молчу! – мигом сползла с лица Царевича улыбка.

– Хватить болтать! Двинули к пропускному пункту! – разрядил не особо-то и «заряженную» обстановку Василевс, и вся троица поспешила на приступ очередного пустяшного на их взгляд препятствия.

В отличие от отечественного, обшарпанного блок-поста, иноземный пограничный терминал (по-другому и не скажешь) выглядел более презентабельно и, я бы даже сказал, респектабельно: блестел свежим ремонтом, имел таблички на всех пристройках, и охранялся улыбчивым швейцаром (в этих местах так стражников величали, если кто опять не в курсе).

Швейцар был весь как на подбор: плечист, красив и мускулист (не то что некоторые), вместо лат был наряжен в парадный макинтош, а на его голове красовался картуз с гербом местного короля Пропистона – орлана, клюющего в темечко двуглавого медведя (тут тоже никакой политической подоплёки, просто их королю именно эта картинка по душе пришлась).

– Хеллоуин, джентльмены! – поприветствовал швейцар-пограничник подошедших спутников, расплывшись в приветственной улыбке. – Чем могу быть вам полезен?

Действительно, «Хеллоуин», подумал Василевс, краем глаза следя за нервно подёргивающим хвостом оборотнем, а вслух произнёс следующее:

– И вам здрасте, мистер!

– Унд вояж, вояж? – не сворачивая на лице улыбку, поинтересовался предупредительный страж.

– Силь ву пле, простите? – не понял вопроса даже Премудрый.

– Я спрашиваю, цель вашего прибытия?

– А-а, это! Мы направляемся в Аркфрику, в экспедицию.

– А, пардон, волка зачем с собой таскаете? – перегнувшись через шлагбаум, потрепал швейцар цыгана за ухо, которому, естественно, не понравились эти «телячьи нежности».

– Какой же это волк? – погладил, успокаивая занервничавшего Якова, Царевич. – Это же самая настоящая ненецкая овчарка, житель севера. Видите, какой у неё мех серебристый.

– А чего это ваш «житель севера» так хвостом нервно машет? – поинтересовался наблюдательный швейцар (а что вы хотите, границу сторожить абы кого не поставят).

– Так он того, на историческую родину рвётся, – нашёлся Иван.

– Значит, ненецкая овчарка? – ещё раз оглядел занимательную троицу швейцар. – О кей! – поднял он перед ними шлагбаум. – Вопросов больше не имею. Предъявите ваши документы и проходите!

Василевс переглянулся с Царевичем, и незаметно подмигнул волку, мол, всё прошло без сучка и задоринки, как планировалось. Богатыри показали свои служебные ксивы и заграничные пачпорта и собрались уже пересечь границу королевства, как их озадачил швейцар.

– Эй, вы куда? А на собаку вашу кто документы представлять будет? Сама она, что-ли?

Шлагбаум так же быстро захлопнулся перед вытянувшимися лицами путников, как и открылся.

– Дак где это видано, документы на псину справлять? – опешил колдун. При упоминании колдуном слова «псина», цыган опять недовольно зарычал, и Василевс поспешил исправиться. – Вы посмотрите на него. Это же первый друг человека, самое умное животное, умней остальных диких тварей из дикого леса, я уже не говорю про домашнюю живность. Умней него только черноморские дельфины.

Царевич и волк утвердительно закивали, мол, истину глаголет Премудрый.

– Это ещё оспорить можно, кто умней, ваша шавка или тунец, – безразличный ко всему, что не касается его служебных обязанностей, сказал швейцар.

Услышав, как его назвали, Сероволк не на шутку разозлился и зарычал на пограничника.

– Вот, пожалуйста, ваш пёс уже готов кинуться на официальное лицо при исполнении служебных обязанностей, – поёжившись от волчьего взгляда, произнёс швейцар. – А вы его без намордника с собой таскаете. Посему, будьте добры, предъявите на собаку идентификационную грамоту, ветеринарный лист, прививочную карту и генеалогическую родословную. Вдруг у неё чумка, ящур, птичий кашель или вшивые блохи? В этом случае придётся её усыпить.

От таких обидных слов в свой адрес цыган в волчьем обличье рассердился не на шутку: шерсть на его холке вздыбилась, зрачки жёлтых глаз сузились в игольное ушко, а сам он принял изготовительную позу к прыжку.

– Вот, сами глядите, кого с собой по миру водите, у неё пена изо рта пошла, а это первый признак бешенства, – кивнул на «овчарку» швейцар. – А лучше сразу кастрируйте, может он такой от переизбытка собачьего тестостерона!

– Фу-у, Яша! Фу-у! – прикрикнул на Сероволка Василевс, видя, как тот нервно заёрзал, присев на задние лапы.

– Ещё и такой кличкой дурацкой наградили, – иронично усмехнулся швейцар, предусмотрительно отойдя от шлагбаума. – Яша, Яша, три стерлинга – и наша.

– Не смейте издеваться над собакой! – выпалил Иван, но было уже поздно.

Сероволк в волчьей шкуре одним прыжком перемахнул через шлагбаум и, встав на задние лапы перед опешившим от ужаса швейцаром, влепил тому передней правой прямой в нос. Удар волчьей лапой, кое-как сжатой в кулак, получился хлёстким, но не нокаутирующим.

– Это тебе за «шавку», «бешенство» и «три гульдена», – с трудом выговаривая неприспособленной для человеческой речи волчьей челюстью, произнёс оборотень, нависнув над севшим на землю швейцаром.

Тот изо всех сил закивал головой так, что брызги струящейся из разбитого носа крови в радиусе нескольких метров окропили землю, в недалёком будущем, многострадального королевства. Да, это была первая, но, по всей видимости, не последняя кровь, пролитая нашими богатырями на неприветливой чужбине.

Но не будем отвлекаться от происходящего, потому как следом за Сероволком незаконно пересекли границу его соратники и подбежали к ним. Иван оттащил цыгана-оборотня в сторону, а Премудрый склонился над находившимся на грани истерики швейцаром.

– Ничего страшного, – сделав осмотр, поставил он диагноз пограничнику. – Перелома нет, нос немного свёрнут вправо, небольшой ушиб и капиллярное кровотечение. Ерунда! Сейчас мы всё исправим.

– Нет, пожалуйста, не надо! – взмолился швейцар, чувствуя какой-то подвох.

– Не бойся, я знаю что делаю, – успокоил его колдун, гипнотизируя взглядом. – Это не больно, клянусь Гиппократом!

Василевс, приложив к распухшему носу расслабившегося швейцара, холодный, словно лёд, набалдашник волшебной трости, начал шёпотом читать лечебно-профилактическое заклинание, поочерёдно массируя свободной рукой виски пострадавшего, приводя того в чувство собственного достоинства и вообще адекватного восприятия мира.

К тому времени, как сеанс магиотерапии был окончен, а к внешности и внутреннему миру швейцара вернулись некоторая симметрия и гармония, отчитанный за несдержанность Иваном Сероволк (ты же не «баклан» тупоголовый! Ты бо-га-тырь! Что о нас иностранные граждане скажут?!), тоже уже обернулся в человеческий облик и ждал возможности попросить прощения у пограничника.

– Извини, братка, не сдержался! – виновато пробубнил, Яша, поднявшемуся швейцару.

Иван благосклонно кивнул, дескать, молодчина, извиняться тоже надо уметь.

– Да чего уж там, бывало и хуже, – ответил швейцар, оглядываясь по сторонам. – А где ваша овчарка бешеная?

Оказывается, он ещё был «не в теме» по поводу Сероволка, так сказать, «не въехал».

– Познакомьтесь! – представил Василевс Якова швейцару, надеясь, что после всего, что между ними было, они уже нашли общий язык с пограничником. – Это Яков Сероволк, тот самый «пёс», в своём человеческом амплуа. Вообще-то он мировой парень, только вспыльчивый.

– А-а, так ты оборотень?! – догадался швейцар. – Первый раз вижу самого настоящего оборотня! – цыган расплылся в довольной улыбке: мало того оборотнем назвали, ещё и «самым настоящим» окрестили. – Приятно познакомиться! – протянул швейцар руку, – меня зовут Йодль!

– Сероволк! Яков Сероволк! – пожал руку цыган. – Знаешь, Йодль, если бы ты нам сразу представился, то я бы на тебя за «дурацкую кличку Яша» даже бы не обиделся, и Василевсу не пришлось бы над тобой колдовать.

– Значит, мне не показалось, ты и впрямь колдун? – обратился швейцар Йодль к Премудрому. – Вы будете смеяться, но я и колдунов у нас в королевстве никогда ещё не встречал. Их ещё до моего рождения всех на кострах да в крематориях по ветру развеяли.

– Ну, это вы поспешили, – шутливо погрозил пальцем Василевс. – Мы, колдуны белой магии, народ полезный. Сам видел, какими действенными методами лечим.

– Да! Спасибо тебе! – приложил швейцар одну руку к сердцу, а второй пощупал здоровый, без намёка на опухоль, нос и обратился к Царевичу.

– А вы, молодой человек, следуя логике, наверное, вампир какой-нибудь?

– Нет, слава Богу, я не вампир, не упырь и не вурдалак, – поспешил откреститься от родства с нечистью Царевич. – Я обычный человек.

– Ладно тебе скромничать! Не такой уж ты и обычный, – сказал Василевс и показал на серп, молот и горн, заткнутые за кушак Ивана. – Он мастер на все руки: и швец, и жнец, и на дуде игрец.

– Молодец! – похвалил Ивана швейцар и вновь обратился к Сероволку. – Я зачем же ты, Яков, в волка оборачивался, обдурить меня хотел? Али грешок за тобой какой, коли истинную личину скрываешь?

– Да нет! – ответил Сероволк, хотя на самом деле за ним и водились кое-какие «грешки», но, как мы с вами знаем, причина были в другом. – У меня просто документы: ксиву служебную и пачпорт заграничный карманники, видимо, угнали. А так я, как и мои боевые товарищи, богатырь госслужащий, а не какой-нибудь там конокрад.

– Правда-правда! – дружно поддержали его «боевые товарищи». – Не «какой-нибудь» он!

– Так что же вы сразу не подошли, не сказали, мол, так и так, документов нема, – сказал Йодль. – Устроили тут, понимаешь, цирк с оборотнем и медико-магическими фокусами. Мы же не дикари какие-нибудь, у нас страна цивилизованная, просвещённая. Транзитную пошлину оплатили на месте – и пожалуйста, идите хоть в Аркфрику, хоть в Лохандию, хоть в Северное Олене-Блудово.

– То есть, надо было сразу взятку предлагать? – смекнул Яков, куда клонит швейцар.

– Но-но! – нахмурился Йодль, опасливо зыркнув по сторонам. – Я взятки не беру, у нас, в отличие от некоторых, цивилизованное королевство и с коррупцией в нём покончено раз и навсегда, – сказал, как отрезал, посуровевший пограничник.

Богатыри в растерянности переглянулись, не понимая как его понимать.

– Правда, у нас есть благотворительной фонд помощи будущим пенсионерам пограничникам, – объяснил цивилизованную «схему» Йодль. – Вы можете сделать взнос прямо здесь. А я после дежурства потом сам все бумаги оформлю, чтобы вас не задерживать. В фонде вас отмечу как спонсорских меценатов.

– Хорошо, хорошо! – согласился Премудрый, не желая тратить время на прослушивание всей «схемы». – Сколько минимальный взнос за Якова?

– Три гульдена! – ответил Йодль и с опаской посмотрел на цыгана.

Цена «взноса» и впрямь оказалась вполне «цивильной». Расплатившись с ушлым швейцаром, богатырское звено ещё раз попросило прощения у Йодля за рукоприкладство и попытку обмана, и продолжило путь по просторам цивилизованного королевства.

* * *

– Зря мы всё-таки ему денег дали, – сказал, вышагивая за товарищами, Сероволк. – Надо было зарезать его и в овраг скинуть, хоть какая-то польза и волкам, и зайцам.

– Опять ты своё заладил, – устало бросил Премудрый. – Тебе лишь бы зарезать кого-нибудь. Взял, человеку при исполнении морду набил и ещё чем-то недоволен.