Текст книги "Душою настежь. Максим Дунаевский в моей жизни"

Не знаю, если это так, но, действительно, мне подходило абсолютно все, что было связано с Володей.

Я влюбилась. Влюбилась со всем пылом, искренностью и безрассудством первой любви. Мой избранник казался мне совершенством. Во всех отношениях. И наша любовь тоже казалась мне совершенством, абсолютной гармонией. Я проживала каждую встречу, каждую минуту и каждое его прикосновение ко мне в большой радости, в ощущении счастья. Как в словах песни, которая часто звучала в ту эпоху – из фильма «Романс о влюбленных», которая нравилась Володе: «…только ты и я, только ты и я, только мы с тобой…» Окружающий мир не существовал, когда мы были вместе. Наша любовь была маленьким райским островком, на котором мы поселились вдвоем, только вдвоем. И, самое главное, мой любимый полностью разделял мои чувства.

– Малыш, я счастлив! – говорил мне Вовка.

И я абсолютно верила ему, что это именно так. Безоговорочно, так как ощущала то же самое. Мы были единым целым, которое жило, радовалось, огорчалось, удивлялось, восхищалось. Любило и было любимым.

Часто ездили в гости к его сестре Маше, которая всегда принимала меня как родную. Так я познакомилась с ее дочкой Жанной, такой же красивой, как и мама, и с мужем Маши, Михаилом.

Когда мы с Володей шли по улице, на нас часто пристально смотрели и даже оглядывались прохожие. Он действительно не мог оставаться незамеченным – был красив в совершенно непривычной в то время, какой-то западной, что ли, манере. Одет и причесан по-европейски. Нам часто говорили, что мы красивая пара. Конечно, это не было существенным. Но это был тот маленький плюс, который разжигал еще больше искру нашей любви.

Вскоре Володя повез меня в гости к маме, которая жила в то время в Петергофе, под Ленинградом. А папы у него уже не было давно. Мама оказалась красивой, ухоженной женщиной, как и ее взрослые дети, хотя внешне они не были похожи на нее. Вначале показалась мне строгой и критично настроенной к сыну.

Я почувствовала себя неловко и даже начала подумывать о том, как бы мне исчезнуть. Но Вовка без конца шутил с присущим ему искрометным юмором, и уже через полчаса мама растаяла, глядя на любимое чадо. «Болтун!» – сказала ему с нежностью. Угостила нас необыкновенно вкусными куриными котлетками. Объяснила мне, что это Вовкино любимое блюдо. «Придется мне научиться готовить их…» – взяла я себе на заметку.

За столом мы познакомились поближе. Раиса Михайловна расспрашивала меня о моих занятиях в университете, а затем принялась рассказывать мне забавные эпизоды из детства любимого сына.

– Володя родился первого мая. Когда он был маленьким, то каждый раз, смотря первомайскую демонстрацию по телевизору, думал, что это торжество в честь его дня рождения! Это было очень забавно!

Действительно, забавно. Мы дружно смеялись. Искренний смех раскрепощает и сближает, создает ощущение взаимопонимания. Вечер прошел замечательно.

Ночевать мы остались у мамы, она предложила нам это сама.

– Ты первая девушка, которую мама приняла в доме и оставила у себя ночевать, – многозначительно сообщил мне Вовка, – до тебя она всех выставляла!

Мама деликатно отправилась спать за ширму, оставив нас вдвоем.

На следующий день мы позавтракали мамиными вкуснющими слойками с творогом и снова ее миниатюрными куриными котлетками и уехали на квартиру Володи.

Каждый день он встречал меня после занятий, и мы куда-нибудь ехали – к друзьям, в ресторан, к сестре. Откуда у него были немалые, по тем временам, деньги, я не знала, да и не хотела знать. Денежный вопрос интересовал меня меньше всего. Но то, что у него были «приличные» деньги, являлось фактом.

Мы часто вместе прогуливали Изю. Он поражал абсолютно всех своим величием. Это был уникальный пес. Прохожие подходили к нам, задавали вопросы, восхищались им. Икс никого не оставлял равнодушным. Володе это было очень приятно, так как это был его «ребенок». Но бедный пес уже начал стареть, болеть, передвигаться с трудом. У него что-то случилось с лапами, как объяснил мне Вовка. Я все больше привязывалась к этой необыкновенно умной и благородной собаке, а она ко мне.

Однажды, когда мы дурачились с Вовкой на диване у него в квартире перед лежащим напротив Иксом, мой любимый шутливо замахнулся на меня. Мы оба рассмеялись, но тут же были поражены реакцией Икса. С трудом поднявшись на больных лапах, дрожа и пристально глядя на хозяина, он начал угрожающе рычать.

– Он защищает тебя! Он подумал, что я собираюсь тебя ударить. Молодец, Икс! Славный пес! – Володя с гордостью смотрел на своего «сына».

– Он не пес – он человек, он джентльмен! – восхитилась я.

Икс поразил и очень растрогал меня. Несмотря на Володины запреты, я снова приблизилась к нему, села на пол рядом с ним и принялась осторожно и ласково гладить его по голове. Теперь я знала точно, что он не тронет меня – он заступился за меня, значит, принял меня.

Икс сразу успокоился и внимательно смотрел мне в глаза, как будто немного удивляясь – как я не побоялась? Но позволял прикасаться к себе, теперь он и сам потянулся, немного придвинулся ко мне.

А у меня вдруг возникло сильное желание крепко прижать его голову к себе, поцеловать ее, как я когда-то это делала с Рыжиком. Так как он тоже был необыкновенной собакой, как и Рыжик – личностью собачьего рода. Образец благородства на животном уровне, на которое не всегда способны даже люди.

Дни быстро летели. В университете приближалось время летней сессии, и поэтому мне нужно было начать усиленно заниматься. А я безрассудно продолжала пропускать лекции, чтобы остаться подольше с Вовкой. Потом мне приходилось обзванивать своих сокурсниц и, найдя, наконец, «добрую душу», нужно было ехать к ней, занимать и переписывать конспекты. А делиться соглашались далеко не все.

Хоть я и была очень влюблена, но все же не теряла головы – понимала, что должна успешно сдать экзамены и перейти на следующий курс. Всеми силами старалась совмещать «приятное с полезным»…

Моя сокурсница Катя резко отдалилась от меня. Она, естественно, узнала, что я встречаюсь с Володей. Вопросов мне не задавала, но Вовка сказал, что она звонила ему, выясняла отношения. Я понимала ее, как женщина женщину, и тоже молчала.

Как-то вечером, находясь у Володи дома, наблюдая, как он готовит нам ужин, я рассматривала его, вглядывалась в лицо. И вдруг в моем сознании раздался какой-то щелчок, яркая вспышка. Внезапно возникло ощущение, что я уже когда-то раньше знала его, когда-то уже знакомилась. Вначале не могла понять – если так, то где, как, когда?

В другой жизни, что ли? Реинкарнация?

Я мучительно напрягала память, и внезапно все прояснилось, всплыло, как по мановению волшебной палочки. Выплыл эпизод, который произошел со мной несколько лет назад. А точнее три года назад, когда мне было 16.

Однажды, прогуливаясь днем по городу с моей подругой Ирой Вавиловой, мы зашли в Гостиный Двор. В то время учились в девятом классе и денег на покупки у нас не было совсем. Мы пришли туда просто поглазеть на товары, помечтать.

В какой-то момент, на открытой галерее второго этажа, мы прошли мимо группы из трех парней, которые что-то оживленно обсуждали. Я отметила про себя, что один из них был очень красивым и резко выделялся на фоне двух других. Высокий брюнет с черными бархатными глазами, с пушистой черной шевелюрой, с бородой и усами. Одетый «с иголочки».

В тот момент, когда мы проходили мимо них, я услышала:

– Ребят, смотрите, какие у девушки красивые глаза!

Мое любопытство вызвало желание посмотреть на девушку с красивыми глазами. Машинально обернувшись, я увидела, что парень смотрит, улыбаясь, на меня.

Тут он приблизился к нам, заговорил, спросил, чем мы занимаемся. В ту эпоху я была очень робкой и необщительной. Его комплимент не только не обрадовал, но, скорее, смутил меня. Разговор повела моя бойкая подруга. В конце он попросил мой телефон. «Дай, дай!» – шепнула мне Ира. Она всегда была доброй и верной подругой, старающейся помочь мне. Я дала парню свой номер.

Он позвонил мне в тот же вечер. Снова говорил комплименты, а затем объяснил, что очень хотел бы увидеться снова, но что назавтра уезжает из Питера на две недели. Приедет – перезвонит мне. На том и попрощались.

Но больше он не позвонил. Может, забыл, может, потерял мой телефон, записанный на его пачке сигарет «Marlboro».

Это была странная встреча и не менее странный звонок. Я поймала себя на мысли, что даже не узнала имени молодого человека – он забыл сообщить мне его, а я забыла спросить!

И вскоре этот мимолетный эпизод начисто стерся в моей памяти, вытесненный новыми событиями и встречами.

Теперь же, сидя на диване напротив Володи, я вдруг с изумлением осознала, что он и есть тот самый парень, с которым я познакомилась в Гостином Дворе! Только внешне он очень изменился, и это объясняло то, что я не узнала его на стоянке такси. Он очень возмужал и потерял свою пышную «растительность» – бороду и усы. Был гладко выбрит, и его черные слегка вьющиеся волосы были красиво коротко подстрижены. Но на нем оставался все тот же отпечаток элегантности, легкий налет утонченности, которые и разбудили во мне те давние воспоминания.

Получалось так, что мы с ним знакомились дважды!

Жизнь снова свела нас – Господин Случай!

Для меня это был знак Судьбы.

– Малыш, ты все для меня – моя возлюбленная, моя жена, мой ребенок, мой друг, – нежно говорил мне Вовка, вторя моим мыслям.

Мы находились на одной «волне», и я испытывала те же чувства по отношению к нему. Думаю, что если бы в тот момент вдруг встал вопрос необходимости отдать жизнь за другого, то ни один из нас ни на секунду бы не засомневался.

Однажды, раздвигая огромный диван, Володя попросил меня придержать его с другой стороны. Я ухватилась за тяжелый край, но не удержала, и он рухнул ему на пальцы. Вовка взвыл от боли. Кое-как ему удалось освободиться. Пальцы сильно покраснели и распухли.

Я почувствовала себя чудовищем. Не раздумывая, схватила стоявший на кухне чугунный утюг и с силой ударила им себя по пальцам левой руки.

Володя вскрикнул, заплакал, бросился ко мне:

– Ну что ты наделала?! Зачем?! – и побежал вытаскивать из морозилки лед.

Зачем – я не знала. Просто мне казалось естественным разделить с ним его боль точно так же, как я делила его радости. Возможно, это было глупо, по-детски, но, наверно, в этом и заключается первая юношеская любовь – в максимализме – «око за око, глаз за глаз».

После знакомства с Вовкиной мамой я решила, что настало время представить его моим родителям. Пригласила на ужин, а после него попросила папу, чтобы он остался у нас ночевать, в отдельной комнате. Родителям это не очень понравилось, но они все же «со скрипом» согласились ввиду позднего времени.

Наутро папа был удивлен, что Вовка спит и не торопится идти на работу.

Я знала, что он не работает, по крайней мере, не работал в тот период. Но вопросов не задавала, это было его личное дело. Я полностью доверяла ему, считая, что если это так, то, значит, так нужно. Несмотря на наш одинаковый возраст Володя был по духу значительно взрослее и опытнее меня.

Поняв, что родители недовольны, я больше не приглашала его к нам с ночевкой. Мне очень хотелось избежать осложнений в их отношениях.

Однажды Вовка сказал мне:

– Нинуля, у меня могут быть неприятности… Хочу, чтобы ты это знала, но никому ничего не рассказывала. Я связан с валютой.

Валюта? Для меня это был «темный лес». Я была абсолютно несведущей в этом вопросе. Но все же когда-то слышала, что употребление валюты советским гражданам было категорически запрещено. Что ее покупка или продажа рассматривались как тяжелое криминальное преступление и наказывались иной раз таким же сроком, как за убийство человека, если не больше. Одним словом, услышав Вовкино признание, я очень забеспокоилась.

– Не волнуйся, малыш, я очень осторожен! Да и что страшного – время от времени купить-перепродать валюту? Подумаешь, какое преступление! Я никого не убиваю. Просто нужно на что-то нормально жить. А хочешь жить – умей вертеться!

Нормально жить, да, конечно, этого хочется всем. Все же я стала уговаривать его, чтобы он отошел от этого опасного занятия, нашел «настоящую» работу. Володя пообещал, сказав, что ищет и что скоро «завяжет» со своим «бизнесом».

– Не беспокойся, малыш, все будет хорошо! У меня надежные друзья, никто не продаст! И я ищу постоянную работу – в мехах, уже когда-то работал в «Союзпушнине», – уверял он меня.

Но, как выяснилось позднее, он жестоко ошибался. Его предали, «продали» именно его «хорошие друзья».

Месяц май. Светит яркое солнце, в Питере уже совсем тепло. Распустились почки на деревьях. Весело щебечут птицы. Воздух дышит весной. Мы с Вовкой счастливы и беззаботны – все кажется нам возможным и доступным. Весело строим планы на будущее.

В тот день он рано утром позвонил мне домой.

– Малыш, встретимся после твоих лекций, а? У меня тут небольшое дело… меня вызывают в милицию, в паспортный стол. Что-то насчет прописки. Я ведь прописан у мамы в Петергофе, а квартиру снимаю здесь. Ты съездишь туда со мной за компанию – до отделения? Это ненадолго.

Я ответила, что, конечно, съезжу, о чем речь – мы ведь все делали вместе.

Выйдя на улицу после лекций, я сразу увидела Володю, который ждал перед входом, и мы поехали по адресу.

Немного не доходя до указанного здания, он попросил меня присесть вместе с ним на скамейке в садике. Я видела, что у него неспокойно на душе. Он вдруг занервничал. Замолчал, вздыхал и оттягивал время. Я немного удивилась – вопрос прописки – что тут такого особенного? Наконец Вовка заговорил.

– Сейчас пойду туда… Все должно быть хорошо… но, знаешь, всякое бывает… Надеюсь, что это действительно вопрос прописки. Если же это другое… если кто-то настучал… Малыш, если вдруг меня не выпустят, то вот мои часы, записная книжка, ключи от квартиры и деньги – около тысячи рублей – держи все у себя. В общем, подожди меня минут 15–20, а затем уходи, не светись здесь! Даже если меня задержат, я найду способ связаться с тобой и с Машкой. Оставайтесь тогда вместе, поддерживайте друг друга…

Я очень расстроилась.

– Неужели тебя могут посадить? Из-за валюты?

– Все возможно. И за сотню долларов можно получить большой срок. Но не волнуйся раньше времени, будем надеяться, что все обойдется.

Володя нежно прижал меня к себе, несколько раз поцеловал и твердой походкой пошел к дому, не оглядываясь. Еще миг, и он растворился за темной массивной дверью.

Я с нетерпением и волнением ждала его возвращения, молилась. Смотрела на циферблат своих часов, и мое сердце отстукивало в такт секундной стрелке. Время шло очень медленно, но оно шло.

Прошли 15… 20… и затем 30 минут, но Вовка не вышел. Прошло 40 минут – по-прежнему, ничего. Прошел час. Сердце тревожно заныло. Но я упорно пыталась убедить себя в том, что в паспортном столе большая очередь, что просто Вовке приходится ждать. Что обычная бюрократичная волокита. То да се – пока разберутся, пока оформят прописку, а время идет. Гнала сомнения прочь, уговаривала себя, стараясь в это поверить, хотя внутри что-то говорило мне, что на деле все совсем не так. Прошло два часа. Места сомнениям уже больше не оставалось. Я наконец с ужасом осознала, что случилось именно то, чего он опасался. Но все же упрямо отказывалась смириться с этим, продолжала ждать – несмотря ни на что и вопреки всему. Глупо, но факт. Не могла сдвинуться с места, зная, что Вовка находится где-то здесь, совсем рядом, в нескольких метрах от меня. Нелепо продолжала верить в чудо, в то, что его все же отпустят. Хотя бы под расписку. Одновременно понимала, что ждать бессмысленно. И все же ждала. Но чуда не произошло – Володя не вышел.

Наконец, когда прошли три часа, я сдалась. Взглянула в последний раз на зловещее здание милиции, которое навеки стало моим заклятым врагом. Заставила себя встать и идти к метро. Все стало окончательно ясно. Оставалось только известить Машу.

Я ехала, как сомнамбула, на Литейный проспект, где она жила со своей семьей.

Все были в сборе. Говорить было трудно – горло перехватило, дыхания и слов не хватало. Коротко объяснив, что случилось, я вынула Володины вещи и деньги, вручила все Маше. С минуту все присутствующие были парализованы моим известием. Первой опомнилась Вовкина сестра.

– Нина, спасибо, что привезла деньги, это очень приличная сумма! Завтра буду искать хорошего адвоката… Вот и доигрался братец! – она едва сдерживала слезы. В конце концов, в попытках утешить друг друга, мы расплакались обе.

Наутро информация подтвердилась – Володю задержали, он в КПЗ. И скоро его переведут в «Кресты» – тюрьму на окраине Ленинграда, возле трамвайного депо. Страшный район – мрачный и пустынный.

Мы с Машей по-прежнему находились в шоке. Она не знала, как рассказать обо всем этом их маме, как правильно подготовить ее. Попросила меня никому ничего не рассказывать, в том числе Кате. Я, естественно, дала слово. И, вообще, не смогла бы говорить о Вовке, что-то кому-то рассказывать – это было слишком тяжело.

Маша быстро нашла адвоката. Тот объяснил, что Володе грозит до 12 лет заключения. Это была страшная цифра, которая не укладывалась в голове ни у меня, ни у сестры.

– Не может быть, адвокат явно преувеличивает! Я серьезно поговорю с ним. И постараюсь влюбить его в себя, чтобы лучше работал! – оптимистично полушутя-полусерьезно сказала Маша. Ей и в самом деле ничего не стоило кого-то влюбить в себя, при ее красоте и обаянии.

Обсудив проблему, мы обе сошлись на мнении, что такой срок нереален. Что адвокат просто хочет раздуть объем и сложность работы, чтобы запросить побольше денег.

Наступили очень тяжелые дни. Вокруг меня образовался вакуум, из которого я никак не могла выкарабкаться. Мне не хватало Вовки каждую минуту, каждую секунду.

Я больше не была в состоянии ходить по местам, в которых мы бывали вместе, – там мне все говорило о нем, все было связано с ним. Это была постоянная мука.

Я очень переживала также и за судьбу Икса. Маша сказала, что его взял к себе какой-то знакомый Володи, собаковод. Я представляла себе, как мучился этот благородный и преданный пес оттого, что хозяин не вернулся, а его взял к себе чужой человек…

Тем временем у меня началась сессия. Как ни было тоскливо на душе и не хотелось делать абсолютно ничего, я заставила себя уйти с головой в учебники и конспекты. И все-таки сдала ее, хоть и хуже, чем обычно. Это был вызов самой себе – что бы ни произошло, я обязана была получить образование. Не зря же уже для этого сделала столько усилий. И к тому же я не могла нанести своим родителям такой удар как бросить учебу.

Им я тоже не рассказала о том, что случилось с Вовкой, боялась их реакции, упреков. Но папа узнал об этом сам – в какой-то газете появилась морализаторская статья с указанием имени и фамилии. К моему большому удивлению, папа не осуждал Володю. Наоборот, жалел и тоже очень расстроился.

– М-да, не повезло парню, что у нас такие законы! Он никого не ограбил и не убил. А то, что баловался долларами, торговал, так за границей это называется «заниматься бизнесом». Только у нас за это сажают!

Двум самым близким подругам – Ире и Ольге я коротко рассказала правду – не могла лгать им в ответ на их вопросы. Они успокаивали, поддерживали меня как могли. А Ольга усиленно уверяла меня, что «так лучше». Из-за этого мы чуть было не поссорились – я очень обиделась за Вовку. Не понимала, как она могла сказать «так лучше», зная, как я любила его. Ольга объяснила, что она просто очень сильно беспокоилась за меня.

– Ниночка, не обижайся! Просто я всегда чувствовала, что твой роман закончится чем-то драматичным. Владимир не создан для нормальной жизни.

Конечно, я знала ее искреннее отношение к себе. Но мне было обидно, что она судила, делала выводы, «выносила приговор», совсем не зная Володю. Я с пылом пыталась убедить ее в обратном, но она лишь только улыбалась в ответ.

Время тянулось медленно и мучительно. В августе родители уговорили меня поехать отдохнуть на две недели к бабушке на море, в Крым, где она тогда проживала. Они видели, что я находилась в крайне подавленном состоянии. Да и Маша посоветовала мне сделать то же самое.

Я послушно согласилась – и сама чувствовала, что мне было необходимо сменить обстановку. Но эта поездка не принесла мне предполагаемого отдыха.

Во-первых, меня очень раздражали многочисленные попытки молодых людей познакомиться со мной на пляже или на улице. Мне казалось кощунственным, что кто-то может посягать на меня в то время, как мой любимый человек находится так далеко и в беспомощном состоянии. Конечно, они не могли этого знать, но сам факт казался мне оскорблением Володе.

Во-вторых, со мной произошел случай, из-за которого я чуть не лишилась жизни.

Моя любимая бабушка уже много лет жила в солнечной и зеленой Евпатории.

У нее была небольшая уютная двухкомнатная квартирка в центре города, совсем рядом с приморской набережной, благоухающей розами. Мне был знаком там каждый уголок, и море для меня тоже было совсем «родным». Я люблю плавать, но Черное море, такое приятное, с лазурной ласковой водой, как оказалось, полно неожиданностей.

Это был прекрасный солнечный день. Понежившись немного на песке, я решила искупаться. По своей привычке поплыла к буйку. Приплыв, прицепилась к нему и легла на спину отдохнуть, подставив лицо солнцу.

Так я лежала, с закрытыми глазами, минут десять. Думала все о том же, что постоянно сверлило мне мозг – как помочь Володе. Очнулась от того, что почувствовала легкое прикосновение к своему телу. Быстро открыла глаза.

Вначале я ничего не поняла, а затем пришла в ужас – вокруг меня образовалось скопище огромных фиолетовых медуз – настоящее стадо! Их было так много, что они покрывали собой все водное пространство, и не было даже видно границы между ними и водой.

В первый момент я так испугалась, что ушла с головой под воду. Сердце бешено колотилось. Когда вынырнула и снова прицепилась к буйку, то немного пришла в себя. Принялась уговаривать себя не поддаваться панике. Но что именно делать, как плыть, если не осталось никакого свободного пространства? Как назло, поблизости не было ни души – вода была еще довольно прохладной и купающихся в тот день было мало.

Медузы были большими, с длинными склизкими щупальцами. Из той опасной породы, которая сильно жалит. Мне казалось, я уже почувствовала жжение в тех местах, где они успели прикоснуться ко мне. Морские «чудовища» облепили меня со всех сторон, и я изо всех сил старалась бороться со страхом и с омерзением. Как доплыть до берега, если они глухой стеной окружили меня? Звать на помощь было бесполезно – я находилась слишком далеко от берега.

Мне казалось, что единственным выходом было раскидать медуз в стороны, расчистив себе водный проход. Но как это сделать, когда они вплотную прилегают одна к другой и ко мне, к тому же жалят?

Стресс и усталость забирали последние силы. Вспышкой возникла мысль, что мне не выбраться, что это, возможно, конец… причем такой нелепый…

Я невольно подумала о том, каким горем это было бы для моих родителей, для Вовки, для моих друзей. Меня снова охватил страх, но лишь на секунду. Следом за ним я встрепенулась – поняла, что если не начну немедленно действовать, то точно утону. Нужно было сопротивляться, искать решение – я не собиралась сдаваться.

Мне вспомнилась сказка, которую моя бабушка прочитала мне когда-то в детстве. Две мышки упали в горшок со сметаной и начали тонуть. Одна из них настолько испугалась, что в панике опустила лапки и ушла на дно. А вторая отчаянно продолжала биться лапками – бороться за свою жизнь. Через какое-то время она взбила кусочек масла, на который вскочила и выбралась наружу.

Как у той мышки, у меня тоже сработал инстинкт самосохранения. Только тогда я узнала, что это значит.

По ее примеру решила бороться за свое спасение, воевать с медузами. Сжав зубы, преодолевая омерзение, принялась сама атаковать их. По очереди, правой и левой рукой попеременно, приподнимала каждую из них со стороны щупалец и изо всех сил отбрасывала в сторону. Медузы оказались очень тяжелыми и склизкими, мои пальцы утопали в них. Теперь я понимаю, что только очень сильное желание выжить дало мне необходимые силы.

Таким образом, отчаянно разгребая медуз, я начала понемногу продвигаться вперед. Вначале мне казалось, что я остаюсь на месте, и это добавляло мне стресса. Но все же берег медленно приближался. Я потеряла чувство времени – все было, как во сне. Сколько все это продолжалось, не могу сказать. Помню только, что уже совсем недалеко от берега ко мне бросился какой-то мужчина, вытащил из воды. Потом приехала «Скорая», которую кто-то вызвал, и я оказалась в больнице. Помню, как умоляла нянечку пойти домой к бабушке, успокоить ее, объяснить, что я не утонула. Домашнего телефона у нее в те времена не было.

Мое тело было сильно обожжено. Но благодаря лекарствам и мазям я быстро пришла в себя, и кожа восстановилась. Молодость помогает.

И, наверно, это снова мой Ангел-спаситель помог мне – дал силы и разум, чтобы выкарабкаться, избежать худшего. Верю в это и безмерно благодарна ему.

Вернувшись в Ленинград, я первым делом бросилась к Маше – узнать новости о Володе. Несчастье очень сблизило нас – мы буквально стали сестрами.

– Ниночка, у нас ты у себя дома! Приезжай, когда захочешь, ты мне как сестра! – неоднократно повторяла Маша. Она подробно рассказала мне, что адвокат взялся за дело, что он уже побывал у Володи в «Крестах».

– Вовка, конечно, невероятный – он со всеми умеет найти общий язык! Уже два раза звонил нам домой, хотя в тюрьме это запрещено! Сумел договориться с каким-то надзирателем, ясно, что не за бесплатно. Как хорошо, что появилась такая возможность! Он постоянно говорил о тебе, переживает за тебя, за твое состояние. Передает много поцелуев. Просил меня заботиться о тебе.

В тот же вечер после одиннадцати в моей квартире раздался телефонный звонок. Трубку в доме обычно снимала я. Когда услышала родной голос, сердце затрепетало от радости и волнения. Я была абсолютно уверена, что Вовка позвонит мне, постоянно ждала.

Володя просил у меня прощения за то, что все так получилось, за то, что оставил меня одну. За все, что не успел сделать. Слова любви и надежды на встречу. Море нежности.

– Малыш, я буду бороться ради нас с тобой! Сделаю все, что в моих силах! Я уже делаю что могу. Видишь, звоню тебе, хотя здесь это почти невозможно. Буду иногда звонить и дальше. Кстати, у меня появилась еще одна возможность.

С восьми до десяти вечера, два раза в неделю, я работаю в мастерской на четвертом этаже здания тюрьмы. Окно выходит на трамвайные линии перед входом в здание. Я буду писать тебе письма, свертывать их и всовывать в специальную трубочку, а затем сильно выдувать так, чтобы письмо приземлилось на улице. Приедешь подобрать? Так у тебя будут постоянные вести от меня!

Мы договорились о том, что в определенные дни я буду вечером приходить на указанное место. Как только он увидит меня в окно, то выбросит записку.

Так в моей жизни начался новый и необычный этап. Я жила мыслями только о Вовке и о его письмах. После занятий, в восемь вечера, была на трамвайных путях перед «Крестами». Напротив единственного освещенного окна на четвертом этаже.

Система сработала безотказно. Тень в окне, затем свист. В полумраке я почти не видела, но слышала, как каждый раз что-то приземлялось на рельсы, отскакивало от них. Тогда я бежала поднимать узко скрученную записку. Иногда Володе удавалось выбросить две-три – одну за другой. Но я всегда оставалась ждать примерно два часа, наблюдая за окном, так как не знала, сколько записок он сможет выдуть.

Вначале все было достаточно просто. Но с октября дни укоротились, вечер опускался рано, видимость резко снизилась. В восемь вечера было уже совсем темно. Стало все труднее в темноте различать записки на рельсах. Тусклые фонари не давали много света. Из-за плохой видимости я как-то даже чуть не попала под подъезжающий трамвай, разыскивая упавшую записку. Завизжал гудок, я едва успела отскочить.

Наступила зима, и с приходом холода и снега все стало еще сложнее.

Пространство перед тюрьмой было завалено сугробами, которые почти не расчищались. Но я приезжала точно по установленному нами графику, не пропуская ни одного дня. Знала, что это было необходимо Володе – для него это была большая поддержка. И это тоже было необходимо мне.

Однажды произошел очень странный случай, который напугал меня и перебил ритм нашей связи.

В тот вечер я, как обычно, стояла перед окном, ожидая, когда Вовка «высвистит» записку. На улице было темно, сыро и сумрачно. Трамвайные пути перед зданием тюрьмы были так плохо освещены, что приходилось постоянно напрягать глаза.

Вовка выбросил одну записку, я подобрала ее. Не знала, будут ли другие, поэтому решила на всякий случай подождать до десяти вечера, а затем уходить.

Но примерно в половине десятого дверь тюремного здания открылась и оттуда вышли двое мужчин в черных пальто.

Сработала интуиция – я почувствовала опасность. Мужчины не могли не видеть меня – я была единственной в том пустынном месте. Мгновенно развернувшись, пошла по маленькой улочке, в противоположную от тюрьмы сторону. Как будто я случайно оказалась в этом месте – просто проходила мимо. Но зря понадеялась на их наивность – наивной оказалась именно я. Уже через минуту с растущей тревогой осознала, что мужчины идут прямо за мной и расстояние постепенно сокращается. Это не могло быть простым совпадением – стало очевидно, что они вот-вот нагонят меня, задержат и, скорее всего, отведут в отделение милиции.

Я очень испугалась. Представила себе, что будет с моими родителями, когда они узнают о моих «прогулках» перед тюрьмой. Да и из университета наверняка отчислят. Несколько лет учебы впустую!

Недолго думая я бросилась бежать. И сразу же убедилась, что мои опасения были не напрасны – мужчины бежали за мной! Они действительно преследовали меня!

Я чувствовала, как сильно колотилось мое сердце, пытаясь выпрыгнуть из груди. Возникло острое мучительное ощущение, что меня вот-вот схватят. Но вот тут мне и пригодились мои длинные ноги. Я перевела дух, собралась с силами и резко рванулась вперед. Мужчинам не удавалось догнать меня, как они ни старались.

А у меня как будто открылось второе дыхание, как у спринтера. Но куда я бежала, совершенно не представляла себе – совсем не знала этого района.

Расстояние между нами увеличилось. Вскоре я начала «выдыхаться» – воздуха больше не хватало, усталость цепко овладевала мной. В конце длинной улицы увидев двор-колодец, которыми так богат Ленинград, я влетела в него, надеясь, что мои преследователи не заметят этого. Спряталась в одном из четырех подъездов. Он был сырым и неприятно пахнущим. Поднялась на самый верхний этаж, решив переждать, наблюдая из лестничного окна за двором. Двор был пуст и лишь только покрыт свежим снегом, с моими следами посередине.