Текст книги "Душою настежь. Максим Дунаевский в моей жизни"

Я видела его всегда только с лучшей стороны. Он замечательно, очень по-доброму относился ко всей нашей семье. Все было прекрасно. Я все больше и больше приходила к заключению, что он не случайно появился в моей жизни, что это знак судьбы.

Максим по-прежнему не звонил нам. Только его брат регулярно интересовался нашими новостями, племянницей. Женя стал для нас настоящим, преданным другом и родственником.

Примерно через год после нашего знакомства с Мишелем я дала свое согласие на замужество. Но при одном условии – после нашей свадьбы он должен был прожить в России минимум три года.

Для меня это был трудный выбор, так как речь шла не только о моей жизни, но и о жизни дочери. Я понимала, как важно не ошибиться. Так как от этого зависел дальнейший ход событий. Поэтому решила подстраховаться и хотя бы некоторое время пожить с мужем в Москве.

Мишель молча, без комментариев, согласился на мое условие. К тому же ему очень нравилось находиться в России и в Москве.

Сразу после принятия решения о замужестве я уволилась из гостиницы. А на следующий день мы подали заявление в Грибоедовский Дворец бракосочений номер один, где регистрировали иностранцев.

Миша очень хотел, чтобы нас расписали тотчас же, так как у него возникли сложности на работе. Он боялся, что не сможет вовремя вернуться на свадьбу.

Но администратор дворца сказала, что это невозможно – все ближайшие дни и даже месяцы уже были заняты. Тогда Мишель достал коробку с французскими духами, которые держал для подобных случаев, и вручил ей. Администратор сразу «подобрела», заулыбалась и тут же нашла нам дату регистрации через десять дней – 6 августа 1986 года.

Чтобы отпраздновать первую официальную веху на пути к нашему бракосочетанию, Мишель заказал ужин в ресторане «Националь» и там подарил мне «помолвочное» кольцо в форме розы.

А наутро улетел в Париж покупать мне свадебный наряд. Почему-то был против традиционного длинного платья «принцессы», в котором видят себя все или почти все девушки. Ему хотелось, чтобы я была одета в строгий, но элегантный белый костюм из льна. Приталенный пиждак и юбка до колен «карандаш». А также белые кружевные перчатки и такие же кружевные колготки. Типично по-французски. Это была его настоятельная просьба, и я согласилась, чтобы сделать ему приятное.

Еще одним его пожеланием было то, чтобы церемония прошла в самом узком кругу – только с моими родителями и со свидетелями. Мне очень хотелось, чтобы в этот день с нами был Женя. Звонила ему несколько раз, но не дозвонилась. Потом догадалась, что он отдыхал на даче у своего друга, Таира Салахова, куда часто ездил.

Поскольку дата регистрации была уже такой близкой, у нас возникла другая проблема – как быть со свидетелями? Времени, чтобы найти и договориться с ними, оставалось очень мало.

Я сразу подумала о моих друзьях – Нине и Коле Тарасовых. Нина когда-то работала в гостинице вместе со мной, мы хорошо дружили, а ее муж был талантливым журналистом. Я была очень признательна и привязана к этим милым людям, которые после рождения Алинки поддерживали меня морально. Поэтому я с удовольствием представляла их себе нашими свидетелями – хотелось разделить с ними это радостное событие.

Трудность заключалась в том, что у меня не было никакой возможности срочно связаться с ними. В тот летний период отпусков они находились у себя на даче, а мобильных телефонов, как я уже говорила, тогда не было и в помине. Адреса дачи я тоже не знала, поэтому надеялась, что Нина вскоре позвонит мне сама, так как я оставила для нее сообщение ее отчиму, находящемуся в Москве.

Но, к сожалению, ничего не получилось – то ли он не передал мою просьбу, то ли она ему долго не звонила, будучи занятой своей маленькой дочкой. Такая же история была и с двумя другими подругами – летом все находились на дачах и без средств связи.

В самый последний момент я решила пригласить в свидетели английскую супружескую пару – моих соседей по новой квартире, Ричарда и Кэрин.

Я регулярно общалась с этими симпатичными англичанами на детской площадке вместе с Алинкой. Эти молодые люди приехали работать по контракту в английском представительстве в Москве.

Кэрин иногда приглашала меня с дочкой в гости, угощала нас «Trifle» – вкусным английским десертом. Алинка играла с их детьми. Со мной они говорили только по-английски, так как еще только начинали учить русский язык.

Наконец настал день моего бракосочетания.

За нами приехали две черные «Чайки». Одна за мной и Алинкой, другая – за Мишелем, моими родителями и свидетелями. Все организовал Мишель, это была его идея – ему очень нравилась именно эта машина. Но цветами, лентами и куклами, как это было модно, я отказалась украшать ее. Мне хотелось, чтобы все было как можно проще и естественней, со «строгим классом», если можно так выразиться.

Регистрация прошла традиционно, под звуки марша Мендельсона и с длинной торжественной речью заведующей дворцом, слишком длинной на мой вкус.

Нас было семеро – мои родители, свидетели и я с дочкой и Мишелем. Мишель так волновался, что его пальцы дрожали, и он с трудом надел мне обручальное кольцо, внутри которого он заранее выгравировал Michel.

Мы поцеловались. Администратор и наша маленькая компания принялись поздравлять нас.

Нарядная, как куколка, Алинка без конца кружилась и смеялась, и даже попыталась под свадебный марш станцевать танец «соло», что вызвало дружный смех всех присутствующих. Она была очень радостной и уверенной в том, что Мишель и есть ее папа, который, наконец, вернулся к ней.

Церемония закончилась. Свершилось. Я превратилась в Нину Спада.

Сразу после регистрации мы, по московской традиции, съездили к Могиле Неизвестного Солдата, чтобы положить цветы. Мишель очень хотел, чтобы все было по-русски – символично, красиво и сентиментально. Он с огромным уважением относился к русским воинам, отдавшим свои жизни за наши.

Я полностью разделяла эти чувства, до глубины души благодарная нашим самоотверженным и мужественным русским героям Второй мировой войны. Вечная светлая память. И моя глубокая благодарность за наше мирное время всем выжившим ветеранам, среди которых находятся и мои папа и мама.

После прогулки по городу мы веселой компанией отправились на ужин в «Националь», где Мишель заказал изысканно убранный стол. На этот раз он заранее позаботился о том, чтобы нам подали заказное сухое импортное шампанское. Именно чисто сухое, он не признавал другого. Объяснил, что во Франции только оно считается настоящим. Так же, как и икра – икрой там считается только черная.

За ужином мы, наконец, расслабились после этого волнительного насыщенного дня. Напряжение спало, мы от души чокались, шутили и смеялись. Мишель строил планы на будущее. Постоянно поднимал бокал за меня, за Алинку, за наше будущее счастье. Он был «на вершине блаженства», по его собственным словам. Он много выпил в тот вечер, но пьяным не был. Я удивлялась тому, что пил он водку по-русски, то есть залпом и много, но не пьянел. Живо и с ясной головой обсуждал с англичанами возможность его устройства на работу в издательстве в Москве. Я наблюдала за ним и с удовольствием отмечала его блестящий ум, умение держаться, большую культуру.

Вечер прошел на одном дыхании.

После ресторана все разьехались на такси, которые любезно вызвал метрдотель за хорошие чаевые. А мы с Мишелем еще покатались на нашей «Чайке» по прекрасной ночной Москве, полюбовались подсветкой церквей и памятников.

Брачная ночь обернулась крепким успокоительным сном – мы были совершенно вымотаны за день, будучи на ногах с раннего утра, и алкоголь только усугубил нашу усталость.

А в наше «брачное утро» произошел сюрприз – совершенно неожиданный, но далеко не приятный. Хотя, казалось бы, ничто не предвещало этого.

В семь часов нас разбудил телефонный звонок. Я подскочила на кровати, испугавшись, что что-то не так с Алинкой, которая оставалась у родителей.

Схватила трубку. Но в ней раздался совсем незнакомый, резкий и визгливый женский голос:

– Гражданка Спада Нина Евгеньевна?!

– Да… – нерешительно ответила я, еще не привыкшая к своей новой фамилии.

– Мишель Спада находится у вас?!

– Да… а в чем дело?.. – недоумевала я.

– Немедленно вдвоем приезжайте в ОВИР! Обратитесь в 5-й кабинет!

Женщина бросила трубку.

Мы с Мишелем были ошеломлены. Как и кто узнал мой домашний телефон, который я нигде не сообщала? Почему нас разбудили в такое раннее время? И зачем нам ехать в ОВИР – отдел оформления виз?

Все эти вопросы оставались без ответа. Я ничего не понимала. Первым догадался Мишель.

– Это явно идет из ваших органов госбезопасности. Контроль. Они не знают, где я, поэтому и разыскивают повсюду. Догадались, что я у тебя.

Я предложила мужу не «гадать на кофейной гуще», а срочно ехать, выяснить все на месте. Даже не выпив кофе, мы впопыхах оделись и выскочили на улицу. Поймали такси и быстро добрались до здания ОВИРа.

В кабинете номер пять нас встретила полная женщина в милицейской форме, сидевшей на ней большими валиками, с красным опухшим лицом. Услышав мою фамилию, женщина принялась громко кричать, не обращая никакого внимания на моего мужа:

– Гражданка Спада, вы нарушаете закон! Вы знаете, что вы преступница?!

На мой вопрос, в чем я преступница, она закричала еще сильнее:

– Вы укрываете у себя ночью иностранного гражданина, не сообщив о его пребывании в соответствующие инстанции! Это очень серьезное правовое нарушение!

– Вы меня извините, но Мишель Спада мой законный муж! Вот наше свидетельство о браке. Я не понимаю, почему мой муж не может ночевать в моей квартире?

На это женщина продолжала кричать, что я не имела права принимать это решение сама, что нужно было сделать запрос на «официальное разрешение».

– Вы позорите облик советской гражданки и нарушили закон! Вы заплатите штраф! – продолжала выкрикивать она.

Я не верила своим ушам. Маразм крепчал…

Работница милиции явно считала, что Мишель не понимает по-русски и не стеснялась в выражениях. Она изумленно осеклась, когда, пытаясь уладить конфликт, он обратился к ней на чистом русском языке.

– Мадам, простите, возможно, я что-то сделал не так, но это было неумышленно. Это была исключительно моя инициатива – ночевать у жены, она тут ни при чем. Надеюсь, что мы быстро уладим это маленькое недоразумение…

Несколько придя в себя от неожиданности, «мадам» изрекла:

– Это не ваша вина, вы – иностранный гражданин. Это вина гражданки Спада! Она ответит перед законом! А пока она должна заплатить штраф, 50 рублей!

Это были по тем временам приличные деньги, учитывая то, что большая часть населения зарабатывала от 60 до 120 рублей в месяц.

Мишель мгновенно вытащил из кармана деньги, квитанцию не попросил.

Убирая их в ящик, женщина с ненавистью взглянула на меня. Затем обратилась к Мишелю:

– Не уходите! С вами сейчас будут разговаривать наши сотрудники!

Нажала на кнопку, прилепленную к ее рабочему столу, и в кабинет тотчас вошли двое мужчин в штатском. Вежливо поздоровались.

Женщина встала и дала мне знак выйти вместе с ней. Больше не сказав мне ни слова, ушла в глубь коридора, а я осталась ждать мужа перед дверью.

Через полчаса он вышел из кабинета, и мы сразу покинули помещение.

– В общем все в порядке, я все уладил, – облегченно сказал Мишель, – это были люди из КГБ, они этого даже не скрывали. Отличные ребята! Разговаривали очень вежливо, расспрашивали обо мне, о моих родителях, о нашей женитьбе. Я думаю, что они проверяют людей на «белый брак», то есть на фиктивный – для выезда за границу. А может, еще это связано с русскими корнями моей матери. Но не важно – все нормально, просто это их работа!

Далее Мишель объяснил мне, что именно произошло. Из аэропорта в гостиницу дали сигнал о его приезде. Тогда существовал такой порядок. А из гостиницы, где он обычно регистрировался по приезду в Москву, дали тревогу в соответствующие органы, что он не пришел ночевать. Тогда его начали разыскивать.

– Все будет хорошо, дорогая, не волнуйся, я им все объяснил. Оказывается, тебе нужно было заранее написать заявление о том, что теперь я буду ночевать у тебя, приезжая в Москву, так как наш брак зарегистрирован. Самое главное, что они поняли, что я не шпион и не скрываюсь от них.

Мы успокоились. Вечером поужинали в одном из ресторанов. Бокал шампанского начисто избавил нас от неприятного осадка, который оставался после ОВИРа. Мы танцевали «слоу» и смеялись, вспоминая в деталях это происшествие и особенно экспансивную блюстительницу закона. Все это были «мелочи жизни», на которые мы твердо решили смотреть с юмором.

До отъезда в наше свадебное путешествие мы собирались закончить небольшие дела и приятно провести время – сходить в Большой театр и съездить в Троице-Сергиеву лавру, под Москвой. Многообещающие, радостные планы. Мы с азартом обсуждали все детали.

Но оставался еще один вопрос, к которому Мишель постоянно возвращался.

Он снова принялся уговаривать меня позволить ему удочерить Алину. В течение года не раз поднимал этот вопрос, но я всячески избегала обсуждать его.

Я беспокоилась за дочку, боялась дать на нее права чужому для нее человеку. Много думала об этом, сомневалась.

Кроме того, я в глубине души все еще надеялась, что снова появится родной отец Алинки, и тогда я смогла бы что-то прояснить для себя – захочет он все-таки признать дочку или нет. Но с каждым днем эта надежда постепенно угасала. Прошло уже около двух лет после того, как дочка видела папу в последний раз, он больше совсем не интересовался ею.

Мишель терпеливо ждал. А накануне свадьбы он всерьез «насел» на меня.

– Любовь моя, тебя это ни к чему не обязывает, а для ребенка так будет лучше!

После удочерения Алина автоматически становится французской гражданкой, со всеми вытекающими из этого правами. Ты понимаешь, что в этом случае у нее будет двойное гражданство, а это то, о чем можно только мечтать! Подари такую возможность своей дочери!

Я слушала и молчала.

Как будто угадывая мои мысли, Мишель использовал свой последний козырь:

– Нина, неужели ты не видишь, что родной отец к ней совершенно безразличен? У него нет элементарной тяги к своей родной крови, к своему продолжению! Так что же это изменит по сути? Если он захочет, то сможет в будущем общаться с дочкой и так. Я никогда не воспрепятствую этому.

Выслушав его аргументы, я решила посоветоваться с родителями. Они согласились с тем, что Мишель прав, ведь от родного отца уже скоро два года как нет ни единой весточки. Кроме того, Максим не сдержал своего обешания, не признал дочь. Я поняла, что это был прежде всего вопрос алиментов.

Еще раз тщательно взвесив все, я приняла решение.

Мы отправились в районный загс вместе со свидетельством о рождении Алинки. В нем в графе «отец» стоял жирный прочерк. К моему удивлению, все произошло очень быстро. Снова «сработала» коробка с французскими духами, которую Мишель вручил работнице загса. Новое свидетельство нам выдали на следующий день.

Так появилась на свет новая гражданка Франции, Алина Спада.

Вслед за этим волнительным для всех нас событием Мишель обошел ряд издательств, узнать о возможной работе. Вернувшись, рассказал, что все не так просто, как ему казалось. «Какую-нибудь» работу он, вероятно, сможет получить, но, говоря о зарплате, это будут «копейки».

– Нина, ma chérie, я готов это сделать ради тебя, раз обещал! Но дело в том, что, находясь в Москве, я потеряю хорошую работу во Франции и одновременно потеряю время! Все это было бы интересно, если бы издательство здесь платило больше, чем я зарабатываю во Франции. Но это не тот случай! Я очень прошу тебя – возьми визу и приезжай с Алиной ко мне хотя бы на несколько месяцев. Посмотришь что и как, увидишь условия моей жизни. Мы все обсудим на месте. Кроме того, мне хотелось бы устроить банкет по поводу нашего бракосочетания там, вместе с моими родными. Я сделаю так, как ты захочешь, но брать сейчас работу в Москве за мизерную плату это, по меньшей мере, глупо. Давай примем окончательное решение после того, как ты побываешь во Франции, хорошо?

Я понимала, что его слова не лишены логики. То же самое сказал мне и мой папа: «Нина, ты должна поехать, осмотреться. Не лишай сразу Мишеля его места. А Алиночку оставь нам!»

Обдумав все, я согласилась на поездку. Но только с дочкой – я не могла представить себе расставание с ней даже на неделю.

Мишель очень обрадовался.

– Завтра пойдем вместе подавать документы на твою визу! А Алинке она даже не нужна – теперь она француженка! И это большой плюс даже для тебя. Я уже позвонил здесь знакомым дипломатам, и они успокоили меня: ты получишь визу очень быстро!

Утром, придя к открытию в ОВИР, мы подали документы и сразу уехали за город – в Троице-Сергиеву лавру. Мишель заказал нам в Интуристе машину с шофером.

Лавра поразила меня красотой и духовностью своей атмосферы, архитектурными сооружениями и поведением монахов и еще больше – Мишеля, который был ярым приверженцем русской культуры и религии.

А на следующий день мы уезжали в свадебное путешествие по Золотому кольцу, через Владимир в Суздаль, где Мишель запланировал провести неделю в «русской избушке». Это был гостиничный комплекс от Интуриста, построенный на территории Покровского собора. Только для иностранцев, так как оплата шла иключительно в валюте.

По дороге заезжали в разные города и деревушки, встречающиеся на пути, с любопытством познавали местные достопримечательности и деревенский быт, наблюдая за людьми. Быт казался невеселым.

Суздаль поразил меня своей живописностью, а также красотой Покровского собора и маленьких деревянных церквей. Гостиница состояла из двухкомнатных деревянных избушек, установленных на территории, прилегавшей к Покровскому монастырю. Совсем таких же, как на картинках в книгах русских сказок, которые я читала в детстве.

Ресторан находился в самом соборе. Мы сидели за длинным деревянным столом под высокими закругленными сводами собора, а блюда нам по очереди носили двое «молодцев», одетых в русские национальные костюмы. Мне было странно – у них были совершенно непроницаемые строгие лица, лишенные и тени улыбки. Казалось, что они осуждали нас за то, что мы расточительно занимаем такой большой зал только вдвоем.

Мишель очень удивлялся их неприветливым лицам и манерам – было видно, что работа им в тягость и о существовании «коммерческой» улыбки они явно ничего не знали. Но муж не придавал этому значения – ему все было ново, интересно и приятно. Он говорил мне, что получал огромное удовольствие от этой поездки, так как на Руси заложены его корни.

Мы ели расстегаи и пельмени, запивая их квасом и медовиком. Мишель пил еще и водку. Задорно смеялся и восклицал:

– Вот так я чувствую себя настоящим русаком!

В крохотном деревенском магазинчике Мишель купил мне в подарок огромный русский платок в красных розах на черном фоне и попросил, чтобы я постоянно надевала его на себя, пока не закончится наше свадебное путешествие. Он был действительно человеком, влюбленным в Россию и во все русское. Явно давали себя знать его русские корни.

Мы с удовольствием, с хохотом и «с ветерком» катались на русской тройке.

Но тогда местные жители еще не привыкли к приезжим. Они останавливались вдоль дороги и провожали нас удивленными взглядами. С некоторыми мы останавливались поговорить по просьбе Мишеля. Он испытывал желание пообщаться с простыми русскими людьми, объясняя им, что мы – «тоже русские», что «приехали познакомиться с красивыми местами и церквями». Но все же люди смотрели на нас с недоверием.

На обратном пути, возвращаясь в Москву, мы заехали во Владимир. Осмотрели величественный Успенский собор, загадали желания и сделали массу фотографий.

Домой вернулись с массой впечатлений и эмоций.

«Медового месяца» у нас не получилось – по времени. Но зато «медовые» десять дней очень удались. Они действительно были «сладкими» – насыщенные смехом, радостью новых открытий и массой позитивных эмоций.

У меня осталось необыкновенное и незабываемое впечатление от этой поездки. Все-таки нет ничего красивее и самобытнее русской земли, русской глубинки с ее историческими памятниками, пропитанными многовековой культурой.

По возвращении в Москву у Мишеля оставался лишь один день до отлета в Париж. Отпуск закончился. Мы провели его в семье – с Алинкой, по которой я страшно соскучилась, и с родителями. А на следующий день я проводила супруга в аэропорт.

Муж звонил мне из Парижа каждый день, как всегда, подолгу оставаясь на телефоне. Он почему-то очень волновался, снова порывался подключить знакомых дипломатов в русском консульстве в Париже. Я его успокаивала – не стоило беспокоить людей раньше времени.

Через два месяца меня вызвали в ОВИР. Виза пришла даже раньше, чем мы ожидали! Очень быстро по тем временам.

И подтвердилось то, что говорил Мишель, – Алина выезжала «автоматом», как «француженка», на ее выезд не нужно было никакого разрешения.

Муж был вне себя от радости. Быстро прислал нам билеты на поезд, на 22 декабря 1986 года. А 24-го мы должны были прибыть в Париж, точно к Рождеству.

Нам с дочкой нужно было собираться в дорогу.

На меня нахлынули эмоции – только теперь я по-настоящему осознала, что скоро будет отъезд и расставание с родителями и с друзьями. Пусть даже на несколько месяцев, но все равно очень волнительно – впервые отъезд так далеко, в Европу, к тому же с ребенком. А разлучиться с Алинкой тоже для меня было немыслимо.

Хоть я и видела, с какой любовью и заботой Мишель относится к нам с дочкой, все же мне было очень нелегко преодолеть свой психологический барьер. Так как отъезд во Францию для меня был действительно барьером, который нужно было взять. Как бы парадоксально это ни звучало.

Все мои друзья радовались за меня, поздравляли и в особенности Женя Дунаевский, который вернулся в Москву. Он считал, что я приняла единственно правильное решение с замужеством и поездкой.

А подруги весело журили меня:

– Прекрати расстраиваться, не бери в голову! Можно подумать, что тебя ссылают в Сибирь! Езжай и все!

Трудно сказать, что именно меня смущало. Было ли тяжело оставлять на неопределенное время родителей, с которыми я никогда надолго не расставалась? Боялась ли за дочку, которую везла с собой в неизвестную мне страну? Или все вместе? А, может быть, это была моя интуиция, которая снова в чем-то предостерегала меня?

Так или иначе, решение было принято, жребий брошен. Я старалась побольше времени проводить с родителями, надолго запастись положительными эмоциями. Обещала, что вернусь при первой возможности, а до этого буду часто звонить. Уговаривала больше саму себя, чем их, не поддаваться «блюзу».

Накануне отъезда я позвонила Жене.

– Генечка, ну вот… завтра мы с Алинкой уезжаем! Огромное спасибо тебе за все! Обязательно свяжусь с тобой попозже. Я хотела бы узнать твое мнение: стоит мне позвонить Максиму, попрощаться, или нет? Хотя я и не знаю, если он по-прежнему живет у той женщины…

– Зачем?! Он ведь уже давно не интересуется дочкой! Уезжайте спокойно, я сам скажу ему при случае, когда где-нибудь пересечемся, – твердо ответил Женя.

Я подумала, что он, безусловно, прав. Его мысли полностью совпадали с моими.

С души упал последний камень.

22 декабря 1986 года мы с Алинкой и с родителями на такси отправились на Белорусский вокзал в центре Москвы. По дороге я всматривалась в здания и памятники, стараясь запомнить их.

Последние напутственные слова родителей и мои им перед длинным составом. Долго обнимались-целовались перед зеленой дверцей спального вагона. Цвета надежды.

До последнего момента мы все старались держаться оптимистично. Но все же прощание оказалось трудным. Когда мы теперь увидимся?

Как я ни старалась держаться, но в последний момент все же расплакалась, уже в вагоне, смотря на родителей сквозь оконное стекло. Следом за мной разревелась Алинка. Затем мама на перроне. И даже у папы на глазах выступили слезы.

Но тут поезд тронулся, сократив наше мучительное прощание.

Все мы дружно, как по команде, заулыбались и отчаянно замахали руками, как будто стараясь «сфотографировать» в памяти только позитив, только наши улыбки.

Поезд равномерно, успокоительно застучал колесами. В уютном купе мы с дочуркой были одни. Алинка уставилась в окно, но очень скоро начала клевать носиком. Девочка устала – для нее наш отъезд, сборы и прощание с родными стало большой эмоциональной нагрузкой. Уложив дочку на нижнюю полку, я присела рядом, прислушиваясь к ее легкому дыханию.

За окном быстро мелькали дома, крыши и деревья, покрытые снегом, пешеходы. Такие привычные, хорошо знакомые кадры. Тук-ток, тук-ток, тук-ток…

Наблюдая за постоянно меняющимися картинками за стеклом, я постепенно погрузилась в свои мысли. Так же, картинками, невольно начали всплывать в памяти прошлые события и люди. Мои детство и юность, старинные друзья и родители, которых мне уже стало остро не хватать. Все хорошее, связанное с ними. Все это теперь оставалось в моей родной России, от которой мы с Алинкой отдалялись все дальше и дальше – с каждым отстуком колес.

Вдруг сильно защемило сердце.

Мы всегда знаем, что именно оставляем, но никогда не знаем, что именно найдем.

Что ждет нас с дочкой впереди?…