Текст книги "Трибьют"

Часть I
Демонтаж

Прошлое не может стать настоящим; мы не можем знать того, чего не знаем. Но прошлое, настоящее и будущее скрыты под одним покровом…

Генри Дэвид Торо

1

Как гласит легенда, в этом пруду на маленькой ферме среди рогоза и лилий плавал в чем мать родила знаменитый актер Стив Маккуин. Если это правда – а Силле хотелось думать, что это так, – то «король Голливуда» разделся и нырнул в воду после «Великолепной семерки» и до «Великого побега».

В некоторых версиях легенды Стив той душной летней ночью в Виргинии купался не один, а с бабушкой Силлы. Несмотря на то что каждый из них состоял в браке, легенда придавала этой истории скорее одобрительный, нежели осуждающий оттенок. Но поскольку оба они уже давно умерли, то не могли ни опровергнуть, ни подтвердить ее.

Правда это или нет, но Силла представляла, какое удовольствие получала от этих слухов Дженет Харди, обаятельная и трагичная, искрометная и страстная.

Стоя в желтом свете солнца и ощущая прохладное прикосновение мартовского ветерка, Силла ясно представила себе эту картину. Теплая летняя ночь, голубоватый лунный свет, цветущий сад, наполняющий воздух всевозможными ароматами, прохладная вода цвета ромашкового чая, усыпанная розовыми и белыми цветами, похожими на поблескивающие жемчужины…

Дженет тоже, должно быть, была в самом цвету, подумала Силла. Золотистые пряди волос свободно спадали, рассыпавшись по белым плечам… Нет, плечи тоже были золотистыми от летнего загара. Золотистые плечи в воде цвета чая и счастливые синие глаза, искрящиеся от смеха – и, скорее всего, от пары бокалов шампанского.

Музыка, пронизывающая тьму и вспыхивающая искрами, словно светлячки, мерцавшие то тут, то там далеко в полях. Голоса приехавших на выходные дни гостей, бродивших среди клумб, веранд и двориков, – гостей таких же разных, как светившиеся в темном небе летние звезды. Темные карманы тени, полосы света от фонарей.

Да, все должно было быть именно так. Мир Дженет – это яркий свет и непроглядная тьма. Так было всегда.

Силле хотелось думать, что Дженет нырнула в пруд непростительно обнаженной, хмельной, дурашливой и счастливой. И абсолютно не подозревающей, что ее шумная, отчаянная, блестящая жизнь закончится всего через десять лет.

Прежде чем отвернуться от пруда, Силла записала в свой толстый блокнот: пруд требуется почистить. И добавила еще одну пометку – почитать об устройстве прудов и уходе за ними, прежде чем приниматься за чистку, или пригласить специалиста.

Теперь сады. Или, вернее, то, что от них осталось, подумала Силла, идя через высокую траву. Сорняки, целое покрывало из плюща, разросшиеся кусты с торчащими ветками, похожими на кости, – все былое великолепие пропало. Еще одна метафора, подумала она, все яркое и красивое гибнет в удушающих объятиях сорной травы.

«Тут не обойтись без помощи, – решила Силла. – И существенной». Ей очень хотелось самой сделать все, что только можно, приложить руки, но она просто не в состоянии одна полоть и рубить, резать и жечь, занимаясь перепланировкой сада.

Придется предусмотреть в бюджете бригаду озеленителей. Она отметила в блокноте, что нужно изучить старые фотографии сада, купить несколько книг по ландшафтному дизайну и связаться с местными специалистами, чтобы узнать цены.

Остановившись, она осмотрела заросшие газоны, покосившиеся ограждения и старый амбар, посеревший и покрывшийся шрамами от непогоды. Когда-то здесь жили цыплята – по крайней мере, ей об этом рассказывали – и пара милых лошадок, а вокруг были ухоженные поля и маленький, но пышный фруктовый сад. Ей хотелось верить – а может, просто нужно было верить, – что она сможет все это вернуть. Что будущей весной, а потом все следующие весны она сможет стоять тут и смотреть, как все цветет и распускается – раньше об этом заботилась бабушка.

А теперь это ее забота.

Из-под козырька бейсболки с надписью «Переделка» ее ярко-синие глаза ясно видели, как выглядел сад прежде и во что он превратился теперь. Длинные, спутанные волосы, скорее цвета меда, чем золотистые, выбивались из-под бейсболки, толстый свитер с капюшоном скрывал сильные плечи и стройную спину, длинные ноги были обтянуты линялыми джинсами, а довершали наряд ботинки, которые она купила много лет назад для перехода через Голубой хребет. Те самые горы, которые теперь были видны на фоне неба.

Прошло столько лет, подумала она. Последний раз, когда она приезжала сюда… Это было давно. И, скорее всего, именно тогда были посеяны семена того, чем она сейчас собралась заняться.

Может быть, последние четыре-пять лет она пренебрегала, по крайней мере отчасти, своим долгом? Она могла настоять раньше, могла потребовать. Она могла попытаться что-то сделать.

«Ты делаешь это теперь», – напомнила она себе. Она сожалела об упущенном времени не больше, чем о скандалах, с помощью которых она заставила мать продать ферму.

«Теперь это твое, Силла, – сказала она себе. – Не наломай дров».

Она повернулась и пошла через высокую траву и заросли ежевики к старому деревенскому дому, где Дженет Харди устраивала веселые вечеринки и уединялась в перерывах между съемками. И именно здесь в 1973 году, еще одной душной летней ночью, она лишила себя жизни.

Так утверждала легенда.

Здесь водились призраки. Их присутствие выматывало не меньше, чем обследование трех обветшалых этажей с глубоко въевшейся грязью, пылью и приводящей в уныние разрухой. Силла предположила, что именно призраки уберегли дом от вандалов и других незваных гостей. Легенды, подумала она, могут приносить пользу.

Она посетила несколько местных строительных фирм и договорилась о подключении электричества, а сегодня привезла с собой кучу лампочек и принадлежности для уборки, надеясь, что для начала этого будет достаточно.

Теперь пришла пора приниматься за дело.

Перво-наперво Силла решила заняться четырьмя ваннами, которые не видели щетки последние шесть лет.

Видимо, последние арендаторы не особенно утруждали себя таким занятием, как уборка.

«Могло быть и хуже, – убеждала она себя, пока скребла и чистила въевшуюся грязь. – Тут могли оказаться змеи и крысы. Заткнись, ради бога. Не каркай».

После двух часов тяжелой работы, вынеся бесчисленное количество ведер с грязной водой, Силла наконец решила, что теперь можно пользоваться ваннами без необходимости предварительно делать прививки. Глотнув воды из бутылки, она направилась к заднему крыльцу, чтобы заняться большой кухней. Рассматривая сине-белый пластик потертой кухонной мебели, она недоумевала, чья это была идея и почему кто-то решил, что такая расцветка подходит к милой старой серии «О’Киф и Меррит» и холодильнику «Колдспот».

С эстетической точки зрения кухня была просто ужасна, но чистота – прежде всего.

Силла распахнула заднюю дверь, впуская свежий воздух, снова натянула резиновые перчатки и решительно открыла дверцу духовки.

– Ну и грязища!

Пока добрая половина флакона с жидкостью для чистки плит делала свое дело, Силла занялась решетками, конфорками, а также вытяжкой. В ее памяти вдруг всплыла старая фотография. Дженет в кружевном фартуке поверх сильно приталенного платья, с собранными в нахальный хвостик золотистыми волосами что-то помешивает в кастрюле, стоящей на плите. Она улыбается в объектив, а двое ее детей с обожанием смотрят на нее.

Рекламное фото, вспомнила Силла. Для одного из женских журналов. «Редбук» или «Макколз». В старом деревенском доме плита с центральным грилем сверкала, как новенькая. Она опять засверкает, пообещала себе Силла. Настанет день, когда она будет помешивать что-то в кастрюле, стоящей на этой же плите, – с таким же притворным знанием дела, как ее бабушка.

Она присела на корточки, чтобы проверить, как подействовал очиститель для плиты, но вдруг испуганно ойкнула, услышав свое имя.

Он стоял в проеме открытой двери, и солнечные лучи создавали вокруг его поседевших белокурых волос загадочный ореол. Улыбка сделала морщины на его лице еще заметнее, но карие глаза лучились теплом.

Ее сердце подпрыгнуло от удивления и радости, которые быстро сменились смущением.

– Папа…

Он шагнул к ней, раскрыв объятия, но она всплеснула руками и попятилась.

– Не надо. Я очень грязная. Вся в… Даже не знаю в чем. – Силла вытерла лоб тыльной стороной ладони и с трудом стянула резиновые перчатки. – Папа, – повторила она с улыбкой.

– Вижу чистое местечко. – Он пальцем приподнял ее подбородок и поцеловал в щеку. – Я внимательно тебя осмотрел.

– Лучше не надо. – Она засмеялась, и от неловкости, которую она испытывала вначале, почти не осталось и следа. – Что ты здесь делаешь?

– Кто-то узнал тебя в городе, когда ты заходила в магазин, и сказал Патти. А Патти, – продолжал он, имея в виду свою жену, – позвонила мне. Почему ты не сказала, что приезжаешь?

– Я собиралась. Да, я собиралась позвонить тебе, – когда-нибудь, добавила она про себя. В конце концов. Когда придумаю, что сказать. – Просто сначала я хотела приехать сюда и потом… – она оглянулась на плиту, – увлеклась.

– Вижу. Когда ты приехала?

Она почувствовала укол совести.

– Папа, давай выйдем на крыльцо перед домом. Там не так грязно, и там я поставила холодильник, в котором есть огромный сэндвич – как раз для нас двоих. Я только умоюсь, и мы перекусим.

Конечно, здесь не так ужасно, как на кухне, подумала Силла, устраиваясь с отцом на просевших ступеньках, но все же довольно плохо. Заросшие сорняками лужайка и клумбы, три бесформенные брэдфордские груши, спутанный клубок каких-то побегов, должно быть, глицинии – всем этим нужно будет заняться. Нужно будет. Ведь когда-то здесь росла старая магнолия с темно-зелеными блестящими листьями, а вдоль стены через колючий заслон из степных роз пробивались упрямые бледно-желтые нарциссы.

– Прости, что не позвонила, – сказала Силла, протягивая отцу бутылку холодного чая и половину сэндвича. – Мне правда жаль, что я не позвонила.

Он похлопал ее по колену, открыл ее бутылку, потом свою.

Это так похоже на него, подумала она. Гэвин Макгоуэн всегда принимал вещи такими, какие они есть, – хорошие, плохие, нейтральные. Она не могла понять, как он умудрился жить в той атмосфере, которую создавала вокруг себя ее мать. Но это было очень давно, подумала Силла, и очень далеко отсюда.

– Я плохая дочь, – сказала Силла и вонзила зубы в свою половину сэндвича.

– Хуже не бывает, – согласился он, заставив ее рассмеяться.

– Лиззи Борден, зарубившая папашу топором[1]1
  Лиззи Борден – подозреваемая в убийстве своих отца и мачехи, была оправдана присяжными. «Дело Лиззи Борден» – один из самых ярких примеров нераскрытых убийств в истории американской преступности ХХ в. – Здесь и далее – прим. ред.


[Закрыть].

– Ты вторая после нее. Как поживает твоя мать?

Силла откусила еще один кусок сэндвича и закатила глаза.

– Она в порядке. Номер Пять пишет для нее эстрадный номер, – поймав удивленный взгляд отца, Силла пожала плечами. – Думаю, что когда твои браки длятся не больше трех лет, то присваивать мужьям номера – это очень удобно и эффективно. Он ничего. Лучше, чем Номер Четыре и Номер Два, и явно умнее, чем Номер Три. И это благодаря ему я сижу здесь и жую сэндвич с непревзойденным Номером Один.

– Как это?

– Чтобы соединить песню и танец, нужны деньги. А у меня они были.

– Силла…

– Подожди, подожди. У меня были деньги, а у нее было кое-что нужное мне. Я хотела этот дом. Уже довольно давно.

– Ты…

– Да, я купила ферму. – Силла тряхнула головой и рассмеялась. – Она так злилась на меня. Но, бог свидетель, ей все это было не нужно. Только посмотри вокруг. Она не бывала здесь годами, десятилетиями, она уволила всех управляющих, смотрителей и сторожей. Но она никогда не отдала бы ферму мне, я совершила ошибку, спросив ее об этом пару лет назад. И не продала бы. В ответ на свою просьбу я получала лишь трагическое лицо и разглагольствования о Дженет. – Силла еще раз откусила сэндвич, на этот раз с наслаждением. – Но теперь ей потребовались начальные инвестиции, и она хотела, чтобы эти деньги вложила я. Я наотрез отказалась, после чего вышел большой скандал. Я сказала ей и Номеру Пять, что куплю эту ферму, назвала цену и дала понять, что не отступлюсь.

– Она продала ее тебе. Она продала тебе маленькую ферму…

– После зубовного скрежета, рыданий и всевозможных обвинений в том, какой неблагодарной дочерью я была с самого рождения. И все такое. Но это не важно, – или очень важно, мысленно поправила себя Силла. – Ферма ей не нужна, а мне нужна. Мама давно бы продала ее, если бы не была связана условиями опеки. Ее можно передать или продать только членам семьи, кажется, вплоть до 2012 года. Как бы то ни было, Номер Пять успокоил маму, и каждый получил то, что ему нужно.

– Но что ты собираешься делать с фермой, Силла?

Жить, подумала она. Дышать.

– Ты помнишь, как тут все было, папа? Я видела только старую любительскую видеосъемку, но ты был здесь в пору расцвета. Великолепный сад, уютные веранды. Индивидуальность и изящество. Именно это я и собираюсь сделать. Все вернуть.

– Зачем?

Силла услышала непроизнесенный вопрос: «Как?» «Это не имеет значения, – подумала она. – Или почти не имеет». А вслух сказала:

– Потому что ферма заслуживает лучшей доли. Дженет Харди заслуживает большего. И кроме того, я могу это сделать. Я уже почти пять лет переделываю дома. И два года из них – самостоятельно. Ни один из моих проектов, конечно, не может сравниться с этим, но у меня есть кое-какой опыт. Я ведь прилично зарабатываю.

– Ты возьмешься за этот дом ради заработка?

– Нет. Я не знала Дженет, но она каким-то образом влияла почти на все, что я делала в жизни. Что-то тянуло ее в этот дом, что-то манит меня сюда.

– Но это так далеко от того, к чему ты привыкла, – сказал Гэвин. – И дело не столько в расстоянии, сколько в атмосфере. В культуре. Деревня Скайлайн может похвастаться населением всего лишь в несколько тысяч человек, и даже города покрупнее, такие, как Фронт-Роял и Кулпеппер, совсем не похожи на Лос-Анджелес.

– Но я хочу пожить такой жизнью, я хочу поближе познакомиться с моими корнями с Восточного побережья! – воскликнула Силла. Ей хотелось, чтобы отец радовался вместе с ней, а не беспокоился, что она потерпит неудачу или отступит. В очередной раз. – Я устала от Калифорнии. Я устала от всего этого, папа. Я никогда не хотела того, что хотела мама – для меня или для нее самой.

– Я знаю, милая.

– Поэтому я поживу здесь какое-то время.

– Здесь? – его лицо вытянулось от удивления. – Поживешь здесь? На этой ферме?

– Я знаю, что это похоже на безумие. Но я много ходила в походы, и в первые несколько дней здесь этот опыт мне пригодится. А потом я могу переселиться в дом. Чтобы все восстановить и привести в порядок, потребуется девять-десять месяцев или даже год. И к тому времени я буду точно знать, хочу ли я остаться или уехать. Если я решу уехать, то придумаю, что делать со всем этим. Но пока, папа, я устала от переездов.

Гэвин немного помолчал, а потом обнял Силлу за плечи. Интересно, подумала Силла, понимает ли он, как много значит для нее этот непринужденный жест? Вряд ли.

– Здесь была красота, надежда, счастье, – сказал он дочери. – На лугу паслись лошади, любимая собака Дженет дремала на солнце, повсюду росли цветы. Дженет сама занималась садом, когда жила здесь. Она говорила, что приезжает сюда, чтобы расслабиться. И на какое-то время ей это удавалось. А потом ей опять нужно было общество – я так думаю. Ей необходимо было, чтобы ее окружали смех и люди. Но проходило время, и она снова приезжала сюда одна. Ни друзей, ни семьи, ни прессы. Мне всегда было интересно, чем она занималась во время этих одиноких визитов.

– Ты ведь здесь познакомился с мамой?

– Да. Мы тогда были еще детьми, и Дженет устроила праздник для Дилли и Джонни. Она пригласила много местных ребятишек. Дженет привязалась ко мне, и меня приглашали каждый раз, когда они приезжали. Мы с Джонни играли вместе и оставались друзьями, даже когда подросли, хотя он уже начал водиться совсем с другой компанией. А потом Джонни умер, и все изменилось. После этого Дженет стала чаще приезжать сюда одна. Идя домой из школы, я забирался на стену, чтобы посмотреть, тут ли Дженет и взяла ли она Дилли. Я видел, как она гуляет одна, или видел лишь свет в окнах. После смерти Джонни я разговаривал с ней всего три или четыре раза. А потом не стало и ее. С тех пор здесь больше ничего не было.

Этот дом заслуживает лучшего, – вздохнул он. – И она тоже. И именно ты должна попытаться это сделать. Наверное, ты единственная, кому это по силам.

– Спасибо.

– Мы с Патти поможем. Можешь остановиться у нас, пока дом не станет пригодным для жилья.

– Я обязательно обращусь к вам за помощью, но хочу остаться здесь. Мне нужно почувствовать это место. Я уже кое-что разузнала, но мне понадобится твой совет по поводу местных рабочих – мне нужны надежные люди. Водопроводчики, электрики, плотники, садовники. И просто физически крепкие люди, способные делать то, что им скажут.

– Бери свой блокнот.

Она вскочила на ноги, сбегала в дом и тут же вернулась с блокнотом.

– Папа, а если бы у вас с мамой все сложилось, ты бы не бросил профессию? Остался бы в Лос-Анджелесе?

– Может быть. Но я не был бы счастлив там. То есть я не был бы счастлив там долго. Ведь я был не очень покладистым актером.

– Но ты был хорош.

– Достаточно хорош, – улыбнулся он. – Но я не хотел того, чего хотела Дилли – для нее самой и для меня. Поэтому я понял, что ты имела в виду, когда произнесла эту же фразу. Это не ее вина, Силла, что у нас другие желания.

– Ты нашел здесь то, что тебе нужно.

– Да, но…

– Это не значит, что я тоже найду, – продолжила за него она. – Знаю. Но могу найти.

Во-первых, подумала Силла, ей нужно разобраться, чего же она все-таки хочет. Больше половины своей жизни она делала то, что ей говорили, и принимала то, что имела, за то, что она должна хотеть.

Она стала артисткой еще до того, как научилась говорить, потому что этого хотела ее мать. Все детство она изображала другого ребенка – он был гораздо красивее, умнее и милее, чем она сама. Когда все это прошло, начался другой трудный период, который агенты и продюсеры назвали неудачными годами, потому что работы было мало. Она записала очень слабый альбом вместе с Дилли, где они выступали как мать и дочь, и снялась в нескольких фильмах в жанре «подростковый слэшер»[2]2
  Слэшер (от англ. slash – удар сплеча, рубить) – поджанр фильмов ужасов, для которого характерно наличие убийцы-психопата и жертв-подростков.


[Закрыть], где завидовала своим героиням, которых убивали самым жестоким образом.

Она выдохлась еще до того, как ей исполнилось восемнадцать, подумала Силла, плюхнувшись на кровать в номере мотеля. Она утратила интерес ко всему и довольствовалась редкими ролями второго плана на телевидении и озвучиванием рекламы.

Но все же длинные телевизионные сериалы и несколько второсортных незапоминающихся фильмов позволили скопить кое-какую сумму. Ей хватило ума сберечь эти деньги, и у нее появилась возможность попробовать разнообразные занятия в надежде найти то, что ей придется по душе.

Мать говорила, что она попусту растрачивает свой талант, а психолог назвал ее поведение «избеганием жизни».

Но Силле было наплевать, что о ней говорят.

Как это ни называй, в конце концов она оказалась здесь, в этом обшарпанном мотеле в Виргинии с перспективой на несколько месяцев погрузиться в тяжелую, грязную и требующую больших затрат работу. Ей не терпелось приступить к делу.

Она включила телевизор, рассчитывая, что он послужит фоном, пока она устроится на жесткой пружинистой кровати и еще раз просмотрит свои заметки. Она слышала, как из автомата, располагавшегося в коридоре в нескольких шагах, выпали несколько жестяных банок и как из-за стены, из соседнего номера, доносились приглушенные звуки телевизора.

Пока на экране тянулись местные новости, она составила список первоочередных дел на завтра. Сначала окончательно привести в рабочее состояние ванную. Она могла переночевать и в палатке, но для того, чтобы переехать из отеля, требовались минимальные удобства. Физический труд предполагал работающий душ. Поэтому сантехника – прежде всего. Затем…

Примерно на середине списка у нее начали слипаться глаза. Напомнив себе, что она собиралась рано выехать из мотеля, чтобы к восьми часам быть на месте, Силла выключила телевизор, а потом свет.

Погружаясь в сон, она слышала, как призраки из соседней комнаты проникают сквозь стену. Голос Дженет Харди и песня, разбившая сотни сердец.

– Как хорошо, – пробормотала Силла, засыпая под звуки знакомой мелодии.

…Она сидела на уютной террасе, откуда открывался красивый вид на живописный пруд и зеленые холмы, тянувшиеся вплоть до синих гор. Розы и лилии наполняли воздух ароматом, от которого пьяно жужжали пчелы, а яркая, как изумруд, колибри порхала в поисках нектара. Солнце ярко светило на безоблачном небе, и все вокруг купалось в волшебном золотом сиянии. Птицы заливались звонкими трелями, как в мультфильмах Диснея.

– Такое впечатление, что в любую минуту может появиться олененок Бэмби, резвящийся вместе с Топотуном, – заметила Силла.

– Именно так я себе это и представляла. В хорошие времена. – Дженет, молодая и красивая, в изящном белом сарафане, потягивала искрящийся лимонад. – Идеальная декорация, готовая к моему выходу.

– А в плохие времена?

– Убежище, тюрьма, ошибка, обман, – Дженет пожала своими красивыми плечами. – Но это всегда был другой мир.

– Ты принесла этот мир с собой. Зачем?

– Он был мне нужен. Я не могла быть одна. Вокруг тебя слишком много места, когда ты один. Чем его заполнить? Подруги, мужчины, секс, наркотики, вечеринки, музыка. Но здесь я могла успокоиться на какое-то время. Я могла делать вид, что опять стала Гертрудой Гамильтон. Хотя она умерла, когда мне было шесть лет, и вместо нее родилась Дженет Харди.

– Ты хочешь стать Гертрудой?

– Конечно, нет, – Дженет засмеялась светлым и ярким смехом, как этот солнечный день. – Но мне нравилось представлять, что я – это она. Гертруда была бы лучшей матерью, лучшей женой и, возможно, лучшей женщиной. Но Гертруда не вызывала бы и малой толики того интереса, что вызывала Дженет. Кто бы помнил ее? А Дженет? Ее никогда не забудут, – повернув голову к Силле, Дженет многозначительно улыбнулась. – Разве ты не доказательство этому?

– Может быть. Но я вижу, что случилось с тобой и что случилось с этим домом, и это ужасно. Я не могу вернуть тебя, но я могу сделать это.

– Ты делаешь это для меня или для себя?

– Наверное, для обеих. – Силла еще раз оглядела рощу, всю в розовом и белом цвету, пышную и благоухающую, лошадей, пасущихся среди зелени полей, как белые и золотистые отметины на склонах холмов. – Мне это не кажется идеальной декорацией. И мне не нужен идеал. Я воспринимаю это как оставленное мне наследство, и если я смогу его восстановить, то это будет дань памяти по отношению к тебе. Я твоя наследница, и здесь мои корни – по отцу. Я хочу понять это и почувствовать.

– Дилли ненавидела это место.

– Не знаю, было ли так всегда, но теперь ненавидит.

– Ей был нужен Голливуд – большие светящиеся буквы. Она родилась с этим желанием, но без таланта или упорства, чтобы добиться своего. Ты не похожа на нее или на меня. Может быть… – Дженет улыбнулась и сделала еще глоток. – Может быть, ты больше похожа на Гертруду. На Труди.

– Кого ты убила той ночью? Дженет или Гертруду?

– Интересный вопрос, – улыбнувшись, Дженет откинула голову и закрыла глаза.

И каков же ответ на этот вопрос? Силла размышляла об этом утром, когда ехала в машине по направлению к ферме. И какое это имеет значение? Зачем искать ответ на вопросы, прозвучавшие во сне?

Что ушло, то ушло. Ее проект имеет отношение к жизни, а не к смерти. Ей нужно что-то извлечь для себя из того, что было заброшено и превратилось в руины.

Остановившись, чтобы отпереть старые железные ворота, перегораживавшие подъездную дорожку к дому, она стала размышлять, не стоит ли вообще избавиться от них. Это будет символично – откроется то, что было закрыто. Или это будет огромной глупостью, которая оставит без защиты и ее саму, и ее собственность? Ворота сопротивлялись тугому, непослушному ключу, и у Силлы на руках остались следы ржавчины.

Черт с ними, с символами и глупостью, решила она. От ворот нужно избавиться, потому что они никуда не годятся. После того как все работы закончатся, она поставит новые.

Остановив машину перед самым домом, Силла отперла и широко распахнула парадную дверь, впуская в дом свежий утренний воздух. Потом натянула перчатки. Нужно закончить уборку на кухне, подумала она. И надеяться, что придет водопроводчик, которого рекомендовал отец.

В любом случае она останется тут. Даже если ей придется разбить палатку перед домом.

Силла уже порядком устала, когда появился водопроводчик, мужчина по имени Бадди, с седой щетиной на щеках. Он вместе с ней обошел дом, выслушивая ее планы и почесывая подбородок. А когда он назвал предполагаемую стоимость работ – ей показалось, что он взял ее с потолка, – она ответила недоуменным взглядом.

Он усмехнулся и еще раз почесал подбородок.

– Могу дать вам неофициальный совет. Это обойдется вам гораздо дешевле, если вы сами купите арматуру и все такое прочее.

– Конечно.

– Вот и ладно. Я составлю для вас смету, и мы посмотрим, что к чему.

– Отлично. А вы не могли бы прочистить сток в ванной на первом этаже? Вода плохо уходит.

– Можно взглянуть?

Силла смотрела, как он работает, но не потому, что не верила Бадди, а потому, что никогда не знаешь наперед, чем все обернется. Бадди сделал все довольно быстро, а сумма, которую он запросил за эту работу, указывала на то, что составленная им смета, скорее всего, тоже окажется приемлемой.

Наблюдая, как Бадди забирается в свой грузовичок, Силла надеялась, что встреча с плотником и электриком, которых она пригласила для оценки объема работ, пройдет так же удачно.

Она достала блокнот, чтобы вычеркнуть встречу с Бадди из списка намеченных на сегодня дел. А затем взяла кувалду. Сегодня ей хотелось что-нибудь разломать, и начать она решила со сгнивших досок парадного крыльца.