Текст книги "Танец богов"

Мередит долго разглядывала фотографию. Странно, но почему-то ей было неприятно видеть Александра с другой женщиной. «Почему»? – вновь и вновь спрашивала она себя. Ведь между ними ничего не было, хотя Александр делал все от него зависящее, чтобы соблазнить её.

Тогда в чем дело? Ее ведь никогда не волновали газетные фотографии, на которых Ник был изображен с актрисами из своих фильмов. Она никогда не ревновала, потому что в этом не было смысла – Мередит целиком доверяла Нику. А ему всегда приходилось иметь дело с красивыми женщинами. Такова была специфика его работы, и Мередит это прекрасно понимала. И тем не менее…

Мередит закрыла журнал и глубоко вздохнула. Странно – ничто не связывало её с Александром и все же, разглядывая его фотографию с Франческой, она испытывала жесточайшую ревность. Мередит вдруг стало не по себе. И дался ей этот Александр! «Он мне совершенно безразличен! – уговаривала она себя. – И вовсе меня к нему не тянет!»

Откинувшись на спинку сиденья, Мередит закрыла глаза. Если ей и прежде закрадывались в голову сомнения по поводу отношений с Ником, то теперь Александр внес в её душу ещё большую сумятицу.

Причем без видимых усилий – играючи. Перед ней вдруг всплыло его лицо; неотразимая улыбка, гипнотизирующие черные глаза. «Знал бы он сейчас, о чем я думаю – вот бы посмеялся», – подумала Мередит.

Но он никогда этого не узнает. По меньшей мере – от нее.

Малибу.

– А теперь закрой глаза, – сказал Ник, впуская Мередит в дом. – Только чур – не подглядывать!

Мередит воззрилась на него с нескрываемым удивлением.

– Да что на тебя нашло, Ник? – раздраженно спросила она. – Ты ведешь себя, как мальчишка.

Ник терпеливо улыбнулся.

– Уступи мне – сделай, как я прошу. Это сюрприз.

Мередит натянуто улыбнулась. Сюрпризом было уже то, что он встретил её в аэропорту. Однако ещё большей неожиданностью для неё стало внезапное озарение: она совершенно не рада была его видеть!

– Ладно, будь по-твоему, – вздохнула она. И, плотно зажмурившись и опираясь на его руку, спустилась по ступенькам в гостиную.

– Осторожно, не споткнись, – заботливо предупредил Ник, проводя её через всю комнату. – Ну вот, теперь можешь посмотреть!

Мередит послушно открыла глаза и ахнула. Прямо перед ней, на стене с окнами, выходящими на океан, висел огромный живописный портрет, на котором была изображена Элизабет Уэлдон-Райан с ребенком. Мередит не могла поверить собственным глазам. Да, Ник унаследовал имущество Тома Райана, но ведь он собирался оставить все в прежнем виде…

– Почему… – начала она.

– Я знаю, как ты любишь этот портрет, – чистосердечно ответил Ник. – И просто хотел показать тебе, насколько ты мне дорога. Мне казалось, что таким образом я заодно смогу извиниться перед тобой за все, что наговорил перед твоим отъездом.

Мередит нежно обняла его. Это жест глубоко её растрогал, однако в глубине души шевелился червь сомнения. «В чем дело»? – спрашивала она себя. Неужели она не рада была вернуться домой, к любимому человеку? И почему её снова тянуло в Нью-Йорк, к Александру?

Глава 7

Нью-Йорк, апрель 1980 г.

– Многие из присутствующих здесь, несомненно, знают, что мы не в первый раз поставлены перед необходимостью принять важнейшее для будущего нашей корпорации решение. – Александр стоял во главе огромного стола, за которым сидели руководители «Корпорации Киракиса». – Многие из вас работали с нами и в 1973 году, когда я впервые возглавил наш Североамериканский филиал, и, конечно же, помнят, как мировая инфляция вызвала бурный спрос на нефть. Как результат, резко повысился спрос и на наши танкеры из компании «Афина Маритайм». В то время стоимость одного рейса нашего танкера из Персидского залива вокруг Африки, прежде составлявшая около двух с половиной миллионов долларов, подпрыгнула до восьми миллионов. – Александр обратился к Джорджу Прескотту, который сидел по правую руку от него. – Сколько мы заработали в том году, Джордж?

– Двенадцать миллиардов, – мгновенно ответил Джордж.

Александр кивнул.

– Двенадцать миллиардов, – медленно повторил он, обводя глазами собравшихся. – То есть, почти в два раза больше, чем за предыдущий год – не так ли?

Джордж кивнул.

Александр улыбнулся.

– Многие судовладельческие компании, тоже получившие в том году огромные прибыли, поспешили вложить капитал в строительство новых судов, – сказал он. – Хотя наши советники – известные специалисты в своей области – рекомендовали, чтобы и мы последовали их примеру, мы предпочли тогда вложить деньги в нефтяной бизнес. У моего отца было предчувствие, что именно в этой области начнется настоящий бум, и, как вы знаете, это полностью оправдалось – предчувствие его не обмануло! Эмбарго, наложенное в тот год на покупку нефти из арабских стран, вызвало жесточайший, начиная с 30х годов, кризис мировой экономики. И компании, рискнувшие вложить полученные прибыли в кораблестроение, понесли колоссальные потери. Многие из них разорились. Что касается нас, то наши убытки – благодаря поразительной прозорливости моего отца – были минимальны. – На мгновение он отвернулся и кинул взгляд в окно, за которым расстилалась поражающая воображение панорама Манхэттенских небоскребов. – Так вот, сейчас я хочу предложить вам нечто подобное, но только в гораздо большем масштабе. Я глубоко убежден, что будущее «Корпорации Киракиса» заключается в расширении и разнообразии операции. Недвижимость, электроника, фармацевтическая промышленность, средства связи – вот, господа, в чем, на мой взгляд, заключается ключ к успеху. И не только к успеху, но и к лидирующему положению «Корпорации Киракиса» во всем мире. Я предчувствую, что мы суме… – Он осекся на полуслове и ожег гневным взглядом секретаршу, которая вошла в комнату и обратилась к нему по имени. – Разве я не говорил, чтобы меня не беспокоили?

Секретарша кивнула.

– Да, сэр, но эта телефонограмма адресована вам лично. Вам бы лучше прочитать её, – робко добавила она.

– Неужели это не может подождать? – раздраженно спросил Александр.

Секретарша отрицательно покачала головой.

– Нет, сэр. Дело крайней важности.

Александр нетерпеливым жестом велел ей приблизиться.

– Если это окажется не так… – угрожающе промолвил он, пробегая взглядом телеграмму. В следующее мгновение выражение гнева на его лице уступило место волнению.

– Когда доставили телеграмму? – спросил он дрогнувшим голосом.

– Пять минут назад.

Александр перевел дыхание.

– Распорядитесь, чтобы подали мой автомобиль, – велел он. – Свяжитесь с Вудхиллом. Скажите, чтобы встречал меня в аэропорту Кеннеди. Пусть договорится с диспетчерами, чтобы мы тотчас же взлетели. – Секретарша уже повернулась, чтобы идти, когда Александр остановил её. – Сделайте так, чтобы в Афинах меня ждал готовый к вылету к вертолет… и ещё договоритесь с местными властями – у меня не будет времени проходить таможенные формальности.

– Да, сэр.

Александр снова повернулся к столу.

– Извините, господа, – сказал он собравшимся, – но я должен немедленно вылететь в Грецию. – И, не дожидаясь вопросов, поспешил из комнаты.

Александр уже надевал пальто, когда раскрылась дверь, и в кабинет влетел запыхавшийся Джордж.

– Александр, ты в своем уме? – осведомился он. – Днем прилетает президент «Донован Ассошиейтс» – специально для того, чтобы с тобой встретиться. Или ты забыл?

– Я ничего и никогда не забываю, – резко ответил Александр. – Сам его встретишь и обо всем договоришься от моего имени.

– Но это невозможно! – Джордж озабоченно запустил руку в свою густую шевелюру. – Мы целых полгода готовились к заключению этой сделки. Неужели ты не можешь отложить свою поездку хотя бы на один день? Двадцать четыре часа ничего не решают…

Александр посмотрел на него в упор.

– Мама умирает, – промолвил он. Затем, повернулся и, не оборачиваясь, вышел из кабинета.

Когда «Лирджет» покатил по взлетной полосе, Александр откинулся на спинку кресла и плотно закрыл глаза. Он до сих пор не мг поверить, что это правда. Мама умирает! В телеграмме, которую послал его отец, ясно говорилось: этой ночи она не переживет. Господи, неужто это правда? На Рождество, прилетев в Нью-Йорк, мама выглядела просто замечательно. Разве что казалась немного усталой; немудрено – в семьдесят один год, вдобавок ещё при слабом сердце. Да и дорогу она перенесла легко, вопреки предсказаниям врачей. Должно быть, все это и убаюкало их с отцом, заставило забыть об осторожности.

Мама сама попросила, чтобы он приехал. Сколько раз за последние годы она обращалась к нему с этой просьбой, умоляла проводить с семьей больше времени! И сколько раз он обещал приехать, но в последнюю минуту откладывал поездку из-за каких-то неотложных дел? Или из-за того, что ухлестывал за очередной красоткой? Да, много раз он обманывал её ожидания, но на этот раз он не может, просто не имеет права разочаровать маму. Если он не успеет застать её в живых, то уже никогда не сможет жить в ладах с самим собой. С собственной совестью.

В этот миг в салон вошел, передав управление второму пилоту, командир корабля. Александр открыл глаза.

– В котором часу мы приземлимся в Афинах? – спросил он.

Вудхилл подошел поближе.

– Расчетное время приземления – час пятнадцать ночи по местному времени, – сказал он усаживаясь через проход от Александра. – Пока нам везет. В аэропорту Кеннеди никаких проблем со срочным вылетом не было, что меня приятно удивило. И погода на протяжении всего маршрута прекрасная, так что, надеюсь, все пройдет без сучка и без задоринки.

– Хорошо, – рассеянно сказал Александр.

– Над всей Атлантикой ясное небо, – добавил Вудхилл. – Долетим – оглянуться не успеете.

– А как с посадкой? – спросил Александр. – Все формальности улажены?

– Да, обо всем уже позаботились, – заверил его летчик. – В аэропорту вас будут встречать. С таможней проблем не будет. Вертолет, готовый вылететь на остров, уже ждет вас.

Александр кивнул.

– Отлично. Значит ничто нас не задержит.

– Да, сэр. – Вудхилл встал. – Могу ещё чем-нибудь быть для вас полезен?

Александр не ответил. Взгляд его витал над бескрайними просторами Атлантического океана. Вудхилл понял, что мысленно Александр уже в тысячах миль отсюда.

– Что-нибудь еще, сэр? – снова спросил он.

Александр нервно вздернул голову.

– Что? Ах, да. Нет, ничего не надо.

Вудхилл кивнул.

– Хорошо, сэр. – И направился к пилотской кабине.

– Вудхилл?

Летчик обернулся.

– Да, сэр?

– Я забыл вас поблагодарить, – быстро сказал Александр. – Я очень ценю все, что вы для меня сделали.

Вудхилл улыбнулся.

– Это мой долг, сэр.

Александр не ответил. Он даже не заметил, как летчик вернулся в кабину. Он с головой ушел в себя.

В иллюминатор лайнера Александр отчетливо видел развалины Парфенона, ярко освещенные прожекторами, установленными на вершине Акрополя. Самолет уже кружил перед посадкой в аэропорту Хелленикон, и величественные руины были видны сверху как на ладони. В тысячный раз Александр задумался – успеет ли? Или – прилетит слишком поздно?

Самолет приземлился. Александра встретил вертлявый приземистый человечек, представитель администрации аэропорта. Его задача состояла в том, чтобы без помех провести Александра через таможню.

– За воротами целая толпа репортеров, мистер Киракис, – предупредил он, с трудом поспевая за Александром. – Мне придется вывести вас через другой подъезд.

– Откуда они узнали о моем прилете? – раздраженно спросил Александр.

– Просто не представляю, сэр, – быстро и словно виновато пожал плечами коротышка. – Мы предупредили только тех из них , кого нельзя было не предупредить. Ума не приложу, как пронюхали эти ищейки. Вот ведь бестии!

– Разумеется, – презрительно бросил Александр. – Похоже, не все ваши служащие умеют держать язык за зубами.

Когда они вошли в здание аэропорта, вход в который охраняло трое вооруженных до зубов солдат, человечек уже начал заметно отставать от Александра, который, не обращая на него внимания, шел вперед быстро и размашисто. Бедный служащий, не переставая, молился про себя, чтобы ничто не сорвало их планов. Он знал, что молодой магнат страшно спешит и панически боялся, как бы чего ни случилось.

Между тем Александр уже не скрывал своего раздражения. Нетерпеливо дождавшись, пока в его паспорте оттиснули въездную визу, он быстро миновал таможню, на выходе из которой его встретил Фредерик Казомидес, первый вице-президент Европейского отделения «Корпорации Киракиса». Казомидес должен был проводить Александра к вертолету, поджидавшему на отдельном взлетном поле.

– Я страшно огорчен известием про мадам Киракис, – сказал Казомидес по дороге. – Даже трудно подобрать слова, чтобы выразить вам…

Александр жестом остановил его.

– Да, я все понимаю, – промолвил он. – Скажите, вам что-нибудь известно о её нынешнем состоянии?

Казомидес беспомощно пожал плечами.

– Боюсь, что нет, – ответил он. – После разговора с вашим отцом прошло уже несколько часов. Он сказал, что дело совсем плохо, и что счет идет уже не на дни, а на часы… Извините, – поспешно добавил вице-президент, увидев, как болезненно исказилось лицо Александра.

Александр кивнул, но ничего больше не сказал. Да и что он мог сказать?

Казомидес распахнул перед ним тяжелые створки двойных стеклянных дверей и отступил в сторону.

Александр вышел на свежий ночной воздух, и пилот вертолета, заприметив его, тут же запустил двигатель, давая понять, что готов немедленно взлететь. Александр повернулся к Казомидесу.

– Спасибо, Фредерик.

Казомидес кивнул.

– Надеюсь, что вы поспеете вовремя.

Александр бегом устремился к вертолету, прикрывая руками лицо от слепящих огней и бешеного ветра от вращающихся лопастей винта. Вскарабкавшись на борт, он бросил прощальный взгляд на Казомидеса, а вертолет взмыл в воздух и, заложив крутой вираж, взял курс на юго-запад.

Короткий перелет из Афин на принадлежавший Киракису остров покачался Александру бесконечным. Всю дорогу он не раскрывал рта, пытаясь вспомнить, когда же был дома в последний раз. Дома. Вот уже без малого девять лет он постоянно проживал в Нью-Йорке, а до того жил в Бостоне в течение шести лет, пока обучался в Гарвардском университете. И все же он до сих пор считал своим домом этот остров. Как же счастлив он был там в детские годы. То был, пожалуй, самый светлый период в его жизни.

Остров отошел к семье его матери после войны на Балканах. Потом же, когда Мелина вышла замуж за его отца, остров был частью её приданого. И уже отец Александра взялся за этот забытый Богом клочок земли и преобразовал его в настоящий рай. Отстроил конюшни для лошадей, на которых так любил скакать Александр, выкопал искусственное озеро с пресной водой, выгородил заповедник для зверей, углубил гавань для их яхты «Дионис» и проложил взлетно-посадочную полосу для небольших самолетов. Роскошная вилла была окружена огромным всегда цветущим садом, в котором красовались античные статуи и бил великолепный фонтан, настоящий шедевр, возведенный по специальному заказу вызванным из Рима скульптором. В вилле, возвышающейся на вершине самой высокой горы острова, было сорок комнат; обслуживали её двадцать пять человек. Снаружи она напоминала старинную испанскую гациенду, а вот интерьеру позавидовал бы и любой дворец из Версальского ансамбля. Страсть Мелины к французской культуре чувствовалась буквально во всем: от мебели, в основном, антикварной, и полотен импрессионистов, до старинных гобеленов и ковров. Из Парижа же были выписаны вся посуда и скатерти. Прекрасный овальный ковер, украшавший холл, огромный канделябр из изумительного горного хрусталя и позолоченная бронза в столовой были куплены в одном из замков Луары. Александр невольно улыбнулся – отец не раз говаривал, что его мать-гречанка вела себя так, словно в прошлой жизни была француженкой.

Остров мог похвастать также доброй дюжиной коттеджей для гостей, однако Александр до сих пор не мог понять, с какой целью отец распорядился их построить. Насколько он мог припомнить, гостей на остров никогда не приглашали. Меры безопасности соблюдались наистрожайшим образом. Его отец не скрывал, что не потерпит никакого вторжения в свою личную жизнь, поэтому с первых же дней предпринял беспрецедентные меры безопасности. И до сих пор в этом преуспевал. Во всяком случае остров был единственным местом на земном шаре, где Александр мог всегда обрести полное уединение, не опасаясь преследования со стороны назойливых и бесцеремонных папарацци.

Александр всегда считал, что лютая ненависть, которую питал его отец к репортерам, произрастала из газетной шумихи, поднятой в свое время после трагической смерти малютки Дэмиана. Пятилетний брат Александра погиб в 1948 году всего за пять месяцев до того, как Александр появился на свет. У ребенка был врожденный порок сердца – тот же тяжкий недуг, из-за которого и мать Александра почти всю жизнь влачила полуинвалидное существование. Однако состояние Дэмиана усугубилось послеродовым осложнением. Хотя его родители редко говорили об этой трагедии, Александр знал: они так никогда и не переставали горевать по ребенку, которого потеряли столько лет назад. Впервые он услышал эту печальную историю ещё в детстве, от своей няни Елены, которую приняли на службу уже после смерти Дэмиана. Елена, необыкновенно энергичная и изобретательная женщина, довольно быстро разузнала эти и другие подробности из семейной жизни четы Киракисов – другие слуги, уже давно работавшие на вилле, не делали из этого особой тайны. Так что именно Елена рассказала юному Александру про короткую жизнь и трагическую смерть его малолетнего братика. Уже от родителей Александр узнал, что врачи с самого начала говорили: Дэмиан не проживет и трех лет. Узнал он также, что врачи категорически отговаривали Мелину Киракис от повторных попыток забеременеть, предупреждая, что это может закончиться для неё трагически. И все же она попыталась, причем целых пять раз. После трех выкидышей кряду она родила дважды: Дэмиана в 1943 году, а затем Александра – в 1948. Александр всегда подозревал, что страстная, почти безграничная любовь к нему матери может объясняться именно тем, что Мелина знала: других детей у неё уже никогда не будет. Сам он никогда не задавал ей вопросов про Дэмиана, зная, насколько воспоминания об умершем малыше болезненны для нее, однако всегда с вниманием слушал, когда Мелина сама заводила об этом разговор.

Да, смерть Дэмиана стала для Мелины настоящей трагедией, однако, как позже узнал Александр, не меньшим горем она обернулась для его отца. Константин Киракис, который подобно большинству мужчин мечтал о сыне как о продолжателе рода и наследнике, был до глубины души потрясен смертью Дэмиана. Судя по слухам, на какое-то время, вплоть до самого рождения Александра, жизнь вообще потеряла для Константина Киракиса всякий смысл. Да и газетные писаки, словно почуявшие добычу стервятники, обложили их имение в Варкизе неподалеку от Афин. И вот тогда, опасаясь, что постоянные вторжения в их личную жизнь могут сказаться на здоровье Мелины, находившейся уже на четвертом месяце беременности, Киракис и перевез её на остров. Тогда же он предпринял меры предосторожности, которые гарантировали бы его от всевозможных посягательств со стороны репортеров. Вооруженные охранники, получившие приказ стрелять по любым непрошеным гостям, круглосуточно патрулировали остров. Затем Киракис приобрел специально обученных сторожевых собак и обзавелся сверхсовременными системами слежения. Всерьез беспокоясь за здоровье жены и ещё не родившегося ребенка, он принял решение, что роды должны состояться на острове. Впоследствии все они настолько полюбили райскую жизнь на острове, что никто уже больше и не помышлял о возвращении в Варкизу. Дэмиана похоронили в саду.

И вскоре, с грустью подумал Александр, там же похоронят и его мать.

А тем временем Константин Киракис нес безмолвную вахту у постели умирающей жены. Сидя у изголовья кровати, он держал спящую Мелину за руку. Время истекало. Господи, и как он теперь будет жить без нее? В сумеречном свете ему вдруг показалось, что Мелина перестала дышать. Киракис осторожно приложил руку к её груди. Нет, слава Богу – дыхание ощущалось! Жизнь ещё теплилась в ней.

Мелина приоткрыла глаза и, увидев его, улыбнулась.

– Коста, – прошептала она замирающим голосом. – Не надо все время сидеть со мной. Тебе нужно отдохнуть – вид у тебя совсем измученный.

Киракис покачал головой; в глазах его заблестели слезы.

– Не беспокойся за меня, matia mou, – промолвил он. – Постарайся лучше собраться с силами. Я так хочу, чтобы ты выздоровела!

Мелина печально улыбнулась.

– Мы оба с тобой понимаем, родной мой, что уже слишком поздно, – прошептала она. – Мое время стремительно истекает, и я уже с этим свыклась. Постарайся и ты с этим свыкнуться.

– Нет…

– Да, Коста. Все хорошо. Я уже не боюсь умереть. Я прожила чудесную жизнь, вот только… – голос её оборвался.

– Нет, Мелина! – твердо произнес Киракис. – Ты не должна сдаваться!

– Бесполезно бороться с неизбежным, – медленно произнесла Мелина.

Киракис покачал головой – говорить мешал спазм в горле.

– Александр… Он ещё не приехал?

– Едет, – с трудом пробормотал Киракис сквозь душившие его слезы. – Должен уже скоро быть.

– Прекрасно. – Она приумолкла, затем добавила: – Я очень хочу дождаться его. Только бы не уснуть…

– Не борись со сном, matia mou, – попросил он, осторожно убирая с лица её пышные светлые волосы. – Тебе нужны силы.

– Я должна непременно увидеть Александра!

– Увидишь, – пообещал Киракис. – Когда ты проснешься, он уже будет здесь…

– Если я проснусь, – поправила его Мелина. – Нет-нет… мне нельзя спать до его приезда.

– Клянусь тебе – я сам тебя разбужу, как только он приедет.

– Послушай, Коста, ты должен мне кое-что обещать, – попросила она угасающим голосом. – Помирись с Александром. Я так хочу.

– Я тоже хочу этого – ты же сама знаешь.

– Да… но я не уверена, что вы предпринимаете хоть какие-то шаги к примирению. Вы оба такие упрямцы! Если ты и правда хочешь помириться с сыном, усмири свою гордыню. – На мгновение она закрыла глаза, дыхание сделалось хриплым и прерывистым. – О, Коста… только ты можешь помочь мне уйти из этого мира счастливой.

– Как? – спросил он. – Что от меня зависит? Ты же знаешь – я на все готов, лишь бы…

– Исправь содеянное зло, – еле слышно прошелестела Мелина. Глаза её лихорадочно заблестели. – Положи конец обманам и тайнам. И помирись наконец – с Александром и с самим собой.

Чуть поколебавшись, Киракис повернулся и, посмотрев на Перикла Караманлиса, который только что вошел в комнату умирающей, отрицательно покачал головой. – Хорошо, matia mou, – с нежностью произнес он. – Ты права. Я сделаю то, что ты хочешь. Пора раз и навсегда покончить с этим.

Вертолет едва успел опуститься на зеленую лужайку перед виллой, как Александр, не дожидаясь, пока пилот приглушит двигатели, раскрыл дверцу и спрыгнул на землю. Пригнувшись, он поспешно побежал к дверям. Елена, ставшая уже управляющей, встретила его в холле.

– Слава богу, Александрос, что ты успел, – зашептала она, слегка обняв его. – Она все время про тебя спрашивает.

– Я сорвался с места, как только узнал, – проговорил он, переводя дыхание. Взгляд его скользнул вверх по лестнице, остановившись на Перикле Караманлисе, который как раз выходил из комнаты Мелины. – Она…

– Она ещё жива, – промолвила Елена, утирая слезы. – Но она совсем слаба, бедняжка. Жизнь её висит на волоске. И она ждет не дождется тебя.

Александр кивнул.

– Я хочу её увидеть, – обратился он к спускающемуся по ступенькам доктору. – Как можно быстрее.

– Не сейчас, – сказал, качая головой, Караманлис. – Она спит, и проспит ещё несколько часов.

Александр гневно посмотрел на него.

– Вы хоть представляете, как я мчался сюда, чтобы успеть побыть с ней, прежде чем… – Слова застряли у него в горле.

– Да, мне все известно, – сухо промолвил Караманлис. – Однако сейчас, как я уже сказал, моя пациентка спит. И я не советую её беспокоить.

– И тем не менее я хочу посмотреть на нее, – упрямо настаивал Александр. – Хотя бы несколько минут.

– Ну хорошо, – произнес доктор после некоторого колебания. – Но только недолго. Но не вздумай её будить. Она очень, очень слаба. Единственное, что я могу для неё сделать – это обеспечить ей полный покой. И я не хочу, чтобы её волновали.

Александр глубоко вздохнул.

– Понимаю, – спокойно сказал он. – Я там не задержусь.

Он уже устремился вверх по лестнице, когда Елена остановила его, ухватив за рукав.

– Твой отец ждет тебя в библиотеке, Александрос, – предупредила она.

Александр кивнул.

– Передай ему, что зайду как только посмотрю на маму.

– Хорошо. – Она на мгновение запнулась, потом добавила: – Я очень рада, что ты приехал домой. Жаль только, что обстоятельства сложились так печально.

Александр грустно улыбнулся.

– Я тоже рад, Елена, – сказал он и, отвернувшись от нее, начал медленно подниматься по ступенькам. Да, Александр знал, что, сколько бы времени он к этому ни готовился, он так и не сумеет смириться со смертью матери. Никогда.

Когда он влетел в комнату умирающей, медсестра в белом халате и шапочке проверяла её пульс. Увидев Александра, она насупилась.

– Вам сюда нельзя, – сказала она. – Ей дали снотворное. Доктор Караманлис не велел…

– А я…

Перикл Караманлис появился в проеме двери.

– Ничего страшного, Пенелопа, – кивнул он медсестре. – Сын госпожи долго здесь не задержится – не так ли, Александр?

Александр метнул на него убийственный взгляд.

После того, как Караманлис с медсестрой покинули комнату, Александр уселся у постели матери на один из стульев эпохи Людовика XV. Мелина спала. Она выглядела спокойной и умиротворенной. На первый взгляд, если не приглядываться внимательно, никто не сказал бы, что она находится при смерти. Однако, присмотревшись, Александр заметил, что кожа матери неестественно бледна. И ещё он обратил внимание, что за короткое время Мелина очень похудела. Кожа на её лице натянулась, особенно под глазами, нос обострился, а щеки стали совсем впалыми. Александр, который и в детстве почти никогда не плакал, вдруг поймал себя на том, что с превеликим трудом сдерживает слезы. Он взял спящую за руку. Пальцы её были холодные. «Холод смерти уже сковывает ее», – подумал он.

В это мгновение Мелина открыла глаза и улыбнулась.

– Александр, – прошептала она. – Ты приехал, сынок. А я так боялась, что ты не успеешь.

– Я спешил как только мог, manna mou55
  Мамочка, мамуля (греч.).


[Закрыть], – промолвил Александр.

– Я очень рада, что ты здесь, – прошептала она. – Если бы ты только знал, как я боялась, что мне придется уйти из этого мира, не попрощавшись с тобой. Не увидев тебя в последний раз.

Александр заморгал, пытаясь унять слезы.

– Пожалуйста, мамуля, не говори так, – взмолился он дрожащим голосом.

– Мне уже совсем недолго осталось, сынок, – сказала она. – Ты должен с этим примириться. Как примирилась я. Такова воля Божья.

Красивое лицо Александра исказилось от гнева.

– Божья? – произнес он. – Если Бог существует, то зачем Он так нас наказывает? За что? Как Он может допустить, чтобы такое случилось?

– Значит так надо, Александр, – еле слышно прошептала Мелина. – Мы не вправе подвергать сомнению решений Всевышнего.

– Нет, я не могу с этим примириться, – процедил он, упрямо мотая головой. – Извини, мамочка, но я с тобой не согласен и не могу разделить твою веру. Особенно – сейчас, в эту минуту.

– И все-таки ты должен поверить, Александр. Без веры жить нельзя, – настойчиво говорила Мелина. – Вера сделает тебя сильным, поможет выжить и не терять надежды в самую трудную минуту. Все в мире имеет свое предназначение и свой смысл, сынок, хотя нам и не всегда это понятно.

Глядя на мать, такую хрупкую и болезненную, но преисполненную веры, Александр взглянул на неё полными горечи глазами. Вера! Как можно верить в Бога, который отнимает у тебя любимую мать? Александр не мог представить себе, что и его существованием управляет некий Высший Разум, в существование которого он никогда не верил. И как могла мать – пусть даже на смертном одре – ожидать, что он способен поверить? И все же после некоторого колебания он согласно кивнул.

– Я попытаюсь, мама, – глухо промолвил он. Лишь бы она отошла счастливой. – Обещать не стану, но – постараюсь.

Мелина наградила его теплой улыбкой.

– Я говорила тебе, сынок, что я горжусь тобой?

Александр попытался улыбнуться в ответ.

– Да, мамочка – много раз.

– Ты всегда отличался стойкостью и силой духа, – сказала она слабеющим голосом. – И теперь я вверяю тебе твоего отца. Ты должен за ним присматривать. Помоги ему. Без твоей помощи он не переживет моей кончины.

Александр выдавил мученическую улыбку.

– Отец сильнее, чем ты думаешь, мама, – сказал он.

– Возможно, – прошептала Мелина. – Однако после стольких лет нашей совместной жизни ему очень трудно придется одному. Ты ему нужен, сынок. Больше, чем когда бы то ни было.

Александр покачал головой.

– Сомневаюсь, – грустно произнес он. – По-моему, я последний человек на свете, к которому отец обратится за помощью.

Мелина посмотрела на него с недоумением, затем понимающе кивнула.

– Ах да, ты, наверное, имеешь в виду его угрозу лишить тебя наследства.

– Как, тебе и это известно? – изумился Александр.

Мелина едва заметно улыбнулась.

– Твой отец никогда от меня ничего не скрывал, – сказала она. – Хотя время от времени и пытался.

– Я чувствовал, что ты всегда в курсе всех моих дел, – вздохнул Александр.

– И я знаю, что эта девушка покончила с собой из-за того, что ты отверг её любовь, – сказала Мелина. – Да, Александр, я и раньше не всегда одобряла твою личную жизнь, но взяла за правило никогда в неё не вмешиваться.

– Тебе это было ни к чему, – криво усмехнулся Александр. – Отец всегда вмешивался в неё за вас обоих.

– Твой папа всегда хотел делать так, чтобы было лучше. Он действовал только в твоих интересах, – попыталась объяснить ему мать. – В твоих и – корпорации. И хочет он лишь одного: чтобы впредь ты вел себя поосмотрительнее – как в личной жизни, так и в бизнесе. Твой папа всегда возлагал на тебя огромные надежды. А ты, как его единственный наследник, должен блюсти семейные традиции.

– Традиции, – задумчиво произнес Александр. – Да, насколько я помню, семейные традиции всегда имели для вас колоссальное значение.

– Самое главное для меня – чтобы ты был счастлив, – заверила его мать. – До сих пор же мне казалось, что твой стиль жизни не позволит тебе обрести настоящее счастье.

– Ты меня так хорошо знаешь, мамочка, – вздохнул он.

– Поверь мне, сынок, – сказала она. – Ведь я и папу твоего знаю ничуть не хуже, чем он сам. Возможно – даже лучше. Да, он тогда очень на тебя рассердился. Я бы сказала даже – пришел в бешенство. Случись так, что слухи о трагической гибели этой швейцарской девушки просочились бы в прессу, последствия для тебя, да и для корпорации, были бы самые трагичные. Если не катастрофические. Твой папа понял, что должен предпринять какие-то решительные шаги, чтобы наставить тебя на путь истинный, однако никогда – слышишь – никогда! – не стал бы лишать тебя наследства! Он ведь никогда не мог долго на тебя гневаться. Просто он такой человек. Взрывается подобно вулкану. В гневе он страшен, однако и отходит довольно быстро. Он всегда такой был. Сам увидишь – все обойдется.