Текст книги "Властитель человеков"

Октябрь и июнь

Капитан хмуро рассматривал свою саблю, висящую на стене. В чулане рядом было сложено его выцветшее обмундирование, вытертое и измызганное непогодой и службой. Как необозримо давно, думалось ему, отзвучали они, славные дни боевых тревог!

И вот теперь, ветеран тех трудных для отчизны времен, он покорен женскими глазками и нежной улыбкой. Он сидел у себя в комнате и держал в руке только что полученное от нее письмецо, которое и привело его в такое мрачное расположение духа. Вздохнув, он перечитал абзац, отнявший у него всякую надежду:

«Благодарю за честь, которую Вы оказали мне своим предложением стать Вашей женой, но я вынуждена сказать «нет». Я чувствую, что должна говорить с Вами откровенно. Причиной, заставившей меня принять такое решение, является слишком большая разница в возрасте. Я очень, очень хорошо к Вам отношусь, но наш брак, я уверена, не был бы счастливым. Простите, что мне пришлось коснуться этой темы, но надеюсь, Вы оцените мою искренность».

Капитан пригорюнился, подперев рукой щеку. Это правда, между ними большая разница в годах. Но он крепок и закален, у него есть достаток и положение в обществе. Может статься, все-таки его любовь и нежная забота и блага, которыми он мог бы ее окружить, заставят ее забыть о возрасте? И к тому же он почти уверен, что он ей нравится.

Капитан был человеком безотлагательного действия. В походах он прославился решительностью и энергичностью. Он поедет к ней и лично попытается уговорить, склонить ее сердце к согласию. Подумаешь, возраст! Возраст – это пустяк, нельзя допустить, чтобы разница в годах встала между ним и той, которую он любит.

Не прошло и двух часов, как он уже был снаряжен к марш-броску навстречу своему генеральному сражению.

Он сел в поезд и поехал в Теннесси, где в старом южном городке проживала она.

Теодора Диминг наслаждалась свежестью летних сумерек на парадном крыльце живописного старинного особняка, когда капитан вошел в ворота и зашагал по усыпанной гравием дорожке. Красавица встретила его улыбкой без тени смущения. Он стоял ступенькой ниже нее, и существующая между ними разница казалась не такой уж и заметной. Он был рослый, статный, светлоглазый и загорелый. Она находилась в расцвете женственной прелести.

– Я не ждала вас, – сказала Теодора, – но раз уж вы здесь, можете сесть на ступеньку. Разве вы не получили моего письма?

– Получил, – ответил он. – Потому и приехал. Послушайте, Тео, может быть, все-таки передумаете, а?

Теодора нежно ему улыбнулась. Для своих лет он держался отлично. Ей и вправду нравилась его выправка, его цветущий, мужественный вид… Что если…

– Нет, нет, – решительно произнесла она вслух. – Это исключено. Я к вам прекрасно отношусь, но о женитьбе не может быть и речи. Мой возраст и ваш возраст… не заставляйте меня повторяться, я все изложила вам в письме.

На лице капитана сквозь загар проступил румянец. Он молчал, грустно вглядываясь в вечерний сумрак. Там, вдали, за лесами на горизонте, лежало поле, где некогда стояли бивуаком парни в синих мундирах, отправлявшиеся в рейд к морю. Как давно это было! Воистину, время сыграло с капитаном горькую шутку. Всего каких-то несколько лет стоят стеной между ним и его счастьем!

Нежная ручка Теодоры легла на его загрубелую мужественную ладонь. Чувство, которое она сейчас испытывала, и вправду было сродни любви.

– Прошу вас, пожалуйста, не огорчайтесь, – проговорила она мягко. – Право же, так будет лучше. Какое-то время все бы шло замечательно, но – только представьте себе! Через каких-нибудь несколько лет до чего разными будут наши интересы. Одному из нас захочется по вечерам сидеть дома у камелька, читать книжку, страдая, быть может, от невралгии или ревматизма, а у другого на уме будут одни балы, театры да ужины за полночь. Нет, мой милый друг. Если мы с вами не то чтобы уж совсем январь и май, то во всяком случае октябрь и нежное начало июня.

– Я бы исполнял все ваши желания, Тео. Стоило бы вам захотеть, и я бы сразу…

– И ничего бы не сразу. Это вам теперь так кажется. А когда дошло бы до дела… Пожалуйста, не просите меня больше, ладно?

Капитан проиграл свое сражение. Но он был мужественный воин. И когда он поднялся, чтобы сказать последнее прости, у губ его пролегла жесткая складка и плечи гордо расправились.

Той же ночью он сел в поезд и уехал к себе на Север. А на следующий день он снова сидел в комнате, где на стене висела его сабля. Он одевался к обеду, вывязывая с отменной тщательностью белый галстук. И одновременно произнося задумчивый монолог:

– М-да, а ведь, ей-богу, Тео, пожалуй, все-таки права. Конечно, она симпомпончик, этого никто не может отрицать, но ей сейчас все двадцать восемь годков, а то и больше.

Дело в том, что самому капитану минуло только девятнадцать, и саблю ему если и случалось когда-нибудь обнажить, то разве на плац-параде в Чаттануге, а ближе к военным действиям он даже на Испано-американской войне не успел побывать.

Исчезновение Черного Орла

В один из прошлых годов на протяжении нескольких месяцев очень тревожно было вдоль всей техасской границы по реке Рио-Гранде. Там появился внушающий ужас бандит по прозвищу Черный Орел, Гроза Границы. О нем и его сподвижниках ходили жуткие слухи, и особенно много говорили о его устрашающей внешности. Но однажды он внезапно исчез – как будто его никогда и не существовало. Исчезновение Черного Орла даже для членов его банды осталось загадкой. Жители приграничных поселков и скотоводческих ферм находились в постоянном страхе, что он вот-вот нагрянет и опять начнет свирепствовать на равнине, поросшей мескитом…

Но этого никогда уже не будет. Отчего? Чтобы раскрыть вам его судьбу, и написан этот рассказ.

Толчок ко всему этому (в полном смысле слова) дала нога бармена из города Сент-Луи, когда его наметанный глаз различил, как очередной бродяга, известный под кличкой Цыпленок Рагглз, присосался к столу с бесплатной закуской для тех, кто до этого потратился уже на выпивку. Цыпленком был он прозван своими бездомными побратимами из-за того, что нос у него здорово походил на птичий клюв, к тому же он обладал завидным аппетитом и пристрастием к курятине, причем к бесплатной.

Многие врачи считают, что пить во время еды вредно для здоровья. Закон пивных баров говорит прямо противоположное: и пить, и есть можно, но за выпивку надо платить. Цыпленок Рагглз осмелился нарушить это железное правило, за что и получил свое: бармен вышел из-за стойки, уцепил нарушителя за ухо щипцами для лимона, подтащил к двери и выкинул на улицу, где тот столкнулся с печальной действительностью: зима уже на носу, ночь просто ледяная, свет звезд холоден и неприветлив, а люди спешат в обе стороны, и все как один угрюмы и погружены в себя. У мужчин плотно запахнуты пальто и плащи, а Цыпленок уже хорошо знал: никто из них ни за что на свете не станет расстегивать множество пуговиц, чтобы достать даже мелкую монету из жилетного кармана и порадовать ею просящего.

В общем, ясно, что наступила пора ежегодного исхода на Юг…

Перед витриной кондитерского магазина стоял мальчонка лет шести-семи, озирая завидущими глазами выставленные там сладости. В одной руке он держал пустой стеклянный пузырек, в другой крепко сжимал что-то плоское, круглое и блестящее. В душе Цыпленка возродились отвага и тяга к подвигу. План операции созрел почти сразу. Окинув взглядом окрестности и убедившись, что никто за ним не наблюдает, он начал охоту.

Однако мальчик, получивший, видимо, наставления от родителей, отнесся к незнакомому дяденьке холодно.

И Цыпленок понял: быстрой атакой противника не возьмешь – требуются длительная, изматывающая нервы осада и хитрость, помимо отваги. Пять центов составляли сейчас весь его капитал, и он должен был рискнуть этим богатством ради обретения большего, находящегося в сжатом кулачке мальчика. Задача немыслимо трудная, он знал это: ведь его оружием должна быть не грубая сила – ни в коем случае! – а только слова. Доброжелательные, разумные слова.

Когда-то в городском парке, понуждаемый голодом, он докатился до того, что покусился на бутыль с детским питанием, лежавшую в коляске рядом с ее обитателем. Но младенец раскрыл рот и включил свой сигнал на такую громкость, что помощь подоспела мгновенно, и преступника упрятали за решетку на тридцать суток. С той поры он, по его же словам, празднует труса перед детьми.

Разговор Цыпленка с теперешней его жертвой начался с вопроса о том, какие сладости она (жертва) предпочитает. И потом, постепенно, он выяснил все, что хотел. Ему стало известно: мама велела мальчику купить в аптеке на десять центов камфарной настойки, налить в пузырек, а сдачу, полученную с доллара, который у него в кулаке, завернуть (попросить аптекаря) и положить в карман штанишек… Что? Карман? Конечно, у него есть – целых два!.. А насчет того, что он больше любит – шоколадки с кремом!..

И тогда Цыпленок решился! Он толкнул дверь в кондитерскую и вошел туда. Вошел и сразу превратился в бесшабашного биржевого игрока, кто рискует вложить весь капитал, чтобы потом получить (или нет) в несколько раз больше.

На все свои пять центов он приобрел акции под названием С.Л.А.С.Т.И. в виде шоколадок с кремом, преподнес мальчику и был почти уверен, что отношения полного доверия между ними установились. А значит, можно хватать свое «капиталовложение» за руку и шагать вместе с ним в аптеку, которая находится в этом же квартале.

В аптеке он, не встретив ни малейшего сопротивления жертвы, осторожно вынул у нее из руки блестящий доллар и купил сколько нужно лекарства, а мальчик в это время с наслаждением лакомился шоколадками и был доволен, что кто-то вместо него занимается скучными покупками.

Затем наш хитроумный маклер порылся в драных карманах своего пальто, которое уже с трудом могло так называться, выудил из одного пуговицу, тщательно завернул ее в листок бумаги, сунул в карман к невинному отроку, дружески похлопал его по спине и отправил в обратный путь. К мальчику Цыпленок испытывал сейчас самые теплые чувства: ведь сердце у него, в сущности, было почти таким же мягким и нежным, как у его птичьего тезки, а в кармане лежала выручка, равная тысяче семистам процентам от вложенного капитала.

Двумя часами позднее паровая машина по прозвищу Железная Гора потащила по рельсам вереницу порожних вагонов в направлении штата Техас, и в одном из них, наполовину зарывшись в мягкие стружки, блаженствовал Цыпленок. Он был не один: рядом с ним находились бутылка дешевого виски и бумажный пакет с хлебом и сыром. Мистер Рагглз совершал путешествие на юг, дабы избавить себя от зимнего холода.

В течение недели вагон не спеша продвигался к теплу, его останавливали, задерживали, переводили на запасной путь – делали с ним все, что полагается делать с порожняком, но Цыпленок оставался ему верен и если покидал его, то лишь затем, чтобы утолить голод и жажду. Он знал, что так или иначе, но вагон доставит его в места, где много скота и солнца и откуда недалеко до конечной цели путешествия – города Сан-Антонио. В этом городе, так ему запомнилось, чудодейственный воздух и добрые, отзывчивые жители, включая барменов. Никогда они не выкинут вас на улицу пинком ноги, если вы задержитесь ненароком у прилавка с бесплатными закусками, а если вы стали слишком уж частым посетителем заведения, то в худшем случае просто отругают последними словами. Но и то без излишней горячности. И ругаются они так умело и так длительно, что за это время можно вполне насытиться закусками к выпивке.

А зима там не зима, а весна, и на городских площадях круглую ночь веселятся, играет музыка, и, за исключением редких дней, можно даже спать на открытом воздухе, в случае если под крышу нигде не пустят.

В Тексаркане его вагон прицепили к другому составу, и теперь они уже ехали без задержек, пересекли реку Колорадо в Остине, и до заветного Сан-Антонио оставалось совсем немного.

Когда товарняк прибыл в этот город, Цыпленок крепко спал. И минут через десять, когда поезд возобновил движение, он не проснулся. А поезд уходил все дальше – ему предстояло развести вагоны по разным местам, где будут грузить скот.

Цыпленок продолжал спать, а когда наконец проснулся, вагон стоял неподвижно, и сквозь щель виднелась ярко освещенная луной степь. Выбравшись наружу, он увидел, что вагон вместе с тремя другими брошен в совершенно безлюдном диком месте. Никого и ничего кругом. Он был совсем один в бескрайней прерии – как когда-то Робинзон на своем необитаемом острове.

Один, если не считать четырех вагонов и одного почтового столба, белевшего возле рельсов. Подойдя к нему, Цыпленок смог прочитать: «Сан-Антонио – 90». Столько же было и до Ларедо. Он находился почти в ста милях от ближайшего населенного пункта.

Его охватило чувство безотрадного одиночества. Жизнь уже не раз забрасывала его в разные места, и везде ему чего-то не хватало: в Бостоне – образования, в Чикаго – мужества, в Филадельфии – крыши над головой, в Нью-Йорке – дружеской поддержки, в Питсбурге – выпивки, но так одиноко, как сейчас,  не было нигде.

И вдруг в напряженной тишине он услышал лошадиное ржание. Оно раздавалось откуда-то с востока, со стороны дороги, и он с опаской двинулся в том направлении. С опаской оттого, что боялся сейчас решительно всего в этой пустынной глуши: змей, крыс, бандитов, сороконожек, миражей, ковбоев, сомбреро, фанданго, тарантулов. О них обо всех ему приходилось читать в местных газетах. Огибая заросли огромных кактусов, грозно устремивших ввысь колючие пики, он испугался, услышав громкий лошадиный храп. Лошадь испугалась не меньше, но, отбежав на полсотни ярдов, снова принялась щипать траву. Цыпленок тоже успокоился: лошади были из тех живых существ, которые никакого опасения у него не вызывали: он рос на ферме, хорошо их знал и превосходно ездил верхом.

Он начал медленно приближаться к ней, ласково заговорил, и она совсем успокоилась. Он заметил, что от нее тянется по земле длинное лассо, потому что наступил на него, и в его голове сразу созрел план действий. Всего несколько минут понадобилось, чтобы превратить веревку в недоуздок, как это делают в Мексике, а еще через несколько минут он уже скакал на лошади, сам не зная куда, доверившись ей, потому что куда-то, где будет пища и вода, она его обязательно привезет. Так он сказал самому себе.

Бешеная скачка по залитой лунным светом прерии должна была бы доставить неизъяснимую радость даже такому ленивому существу, как Цыпленок, кто ненавидел любое резкое телодвижение, но никакого удовольствия он не получал. У него с похмелья болела голова, его мучила жажда, а еще угнетала мысль, что в том месте, куда его доставит лошадь, обстоятельства для него могут сложиться еще хуже, чем здесь, на безлюдье.

Он начинал понимать, что лошадь, в отличие от него, прекрасно знает, куда бежит, и неуклонно стремится к этой цели. Сначала она скакала прямо на восток, потом, когда стали все чаще встречаться холмы, пересохшие русла речек и колючие заросли, она уверенно сворачивала то в ту, то в другую сторону и, преодолевая все препятствия, ни минуты не колеблясь, продолжала путь. Наконец перед небольшим подъемом перешла на спокойный, размеренный шаг, и вскоре Цыпленок увидел совсем близко одиноко стоящее жилище, спрятавшееся за купой деревьев. Это был обмазанный глиной бревенчатый домик под камышовой крышей. За ним виднелся большой двор, окруженный изгородью.

Такие домики он видел раньше: они ставятся у входа на скотный двор. В лунном свете земля здесь, утоптанная тысячами копыт, казалась плоской и гладкой.

Повсюду были разбросаны веревки, уздечки, седла, овечьи шкуры и мешки с шерстью, кормушки и другие необходимые для скотоводов предметы. У дверей домика стояла бочка с водой и тут же – пароконная повозка, на ее дышлах висела конская упряжь.

Цыпленок спешился и привязал коня к дереву. Несколько раз он окликнул хозяев, но в доме и вокруг него царила тишина. Тогда он решился войти в гостеприимно раскрытую дверь. Даже в полутьме он понял, что здесь никого нет. В комнате царил тот же беспорядок, что во дворе, но это не помешало ему поискать и найти то, чего так жаждала душа: небольшой кувшин, содержащий еще около кварты заветной влаги.

Полчаса спустя Цыпленок, превратившийся теперь в нечто напоминающее боевого петуха, нетвердыми шагами вышел из домика. Он и в самом деле выглядел по-боевому, потому что сменил свое рванье на не очень модную, но вполне приличную одежду отсутствующего хозяина ранчо. На нем был коричневого цвета костюм из грубого полотна, под курткой щеголеватая безрукавка, огромное сомбреро, фасонистые сапоги со шпорами, которые звенели при каждом движении, а также широченный пояс-патронташ, набитый патронами и с двумя кобурами, в каждой из которых торчало по шестизарядному кольту.

Порыскав еще немного, он обнаружил несколько одеял, уздечку, каковыми тоже не побрезговал.

И потом вскочил на коня, рванул с места в карьер и помчался в неизвестность, громко распевая песню, уловить мотив которой было абсолютно невозможно.

Бад Кинг со своей бандой головорезов – конокрадов, угонщиков скота, налетчиков и ворюг – расположился в укромном месте на берегу Фрио. Набеги этой наглой оравы на фермы и поселки по обоим берегам Рио-Гранде участились в последнее время и вызывали все большее возмущение, и потому отряд конной полиции под командованием капитана Кинни получил приказание заняться этим делом и навести порядок. Что они и начали выполнять.

Бад Кинг почувствовал, что давление на его шайку усиливается, и принял решение… Нет, не встретиться со служителями закона в открытом бою, а более мудрое: спрятаться где-нибудь в надежных зарослях мескита и отсидеться до лучших времен. Однако не всем соратникам пришлось по душе это решение, среди них начался ропот, даже пошел разговор о том, не пора ли сменить их главаря, чья слава, быть может, уже закатилась – ведь с ней, со славой, такое случается. А значит, пора сменить вожака на кого-то другого… Но на кого?

Члены банды почти единодушно сошлись во мнении, что самым достойным кандидатом, способным возглавить шайку, может быть только один человек – тот, кто вступил в их ряды три месяца назад и получил кличку Черный Орел, к которой уже прибавилось второе прозвище – Гроза Границы…

Вот как он у них очутился.

Однажды ночью, когда они скрывались возле сан-мигельской запруды, на них наткнулся всадник на неплохой коняге. Даже на очень хорошей. А сам седок тоже выглядел внушительно: нос – вроде здоровенного клюва, усы – черные, словно воронье крыло, и топорщатся, как у дикого зверя; глаза – тоже дикие, зловещие, жуткие какие-то. А одёжа – лучше некуда: сапоги со шпорами, сомбреро величиной с поле для регби, ремень на полживота, на ремне – два револьвера, патроны. Кроме того, пьян в должной мере и, видать, никого не боится: ни бандитов, ни рейнджеров.

Мало кто в ту пору рискнул бы вот так – с бухты-барахты – заявиться в лагерь к Баду Кингу. А этот клювастый прилетел и без всякого страха потребовал дать ему поклевать чего-нибудь и похмелиться.

Конечно, гостеприимством здешние места известны далеко за своими пределами. Если к вам в гости нагрянет враг, его сначала сытно покормят, а уж потом пристрелят. Для него не пожалеют ни еды, ни патронов. Поэтому и для прибывшего незваного гостя устроили настоящий пир.

Залетевшая птица оказалась болтливой не в меру. Она сыпала как горох одну историю за другой, и все они излагались несколько туманными, но всегда красивыми словами. Он стал просто находкой для этих бандюг, которым приелось постоянно видеть и слышать только друг друга. Они не скрывали своего удовольствия и даже восторга от его полуфантастических россказней, которые он разукрашивал незнакомыми словечками и разнообразной интонацией. О чем только он не говорил: о городской жизни, о дальних странах, о подвигах, о любви – и всегда умел зацепить слушателей…

Почему он себя так вел? Ответ очень прост: потому что знать не знал, куда его занесло, с кем он повстречался. Эти отпетые головорезы выглядели в его глазах обычными жителями, с кем ему так или иначе приходилось сталкиваться во время постоянных скитаний. Как две капли воды они походили на фермеров, скотоводов, да бог знает на кого еще, у кого он выпрашивал подаяние, с кем болтал обо всем на свете, кого пытался обвести вокруг пальца, взять на пушку. А чего они здесь-то делают? Ну, собрались, наверное, после трудов праведных посидеть по-тихому у костра, поговорить, рыбки пожарить. Одеты они были просто, голоса у них мирные, походка развалистая, трудовая…

В общем, гость пришелся ко двору. Два дня с ним болтали, бражничали, а затем, посовещавшись, предложили стать членом шайки. Ни на минуту не задумавшись, обласканный пришелец принял предложение и с ходу заявил, что хочет называться Капитан Монтрезор. Предложение тоже с ходу отвергли, заменив красивую звучную кличку на не слишком красивое – Боров, намекая таким образом на его неуемный аппетит…

Вот таким образом на границе Техаса с Мексикой появился один из самых колоритных бандитов, когда-либо топтавших приграничные земли.

Последующие три месяца Бади Кинг продолжал, как и раньше, вершить свой бандитский бизнес, удачно избегая столкновений со служителями закона и вполне удовлетворяясь достигнутыми успехами. Им удалось угнать немало хороших лошадей с пастбищ, то же самое сделать с овцами и все эти трофеи переправить через Рио-Гранде в Мексику и выгодно продать. Частенько банда навещала и мексиканские деревушки, и поселки, наводя страх на жителей и пополняя запасы еды и патронов. Во время этих славных налетов новичок по кличке Боров вел себя безупречно и особенное уважение соратников приобрел благодаря своему устрашающему виду и такому же голосу. Эти же качества завоевали ему печальную известность среди жертв налетов по обе стороны границы.

Пожалуй, именно мексиканцы – большие мастера приклеивать клички – первыми прозвали его Черным Орлом и начали пугать им детей, рассказывая страшные истории о громовом голосе и об огромном клюве, в котором он уносит каждый раз по ребенку. Слухи распространялись все шире, и через какое-то время его слегка дополненная кличка – Черный Орел, Гроза Границы – стала не только частой темой для разговоров среди местных жителей, но и нередко появлялась на страницах местных газет.

Реклама Черному Орлу и его сподвижникам, несомненно, ускорила ответ властей на безнаказанные действия банды в этих малонаселенных, никем не охраняемых местах, и вот тогда-то один из отрядов рейнджеров под командой капитана Кинни и был направлен туда, чтобы прекратить эти безобразия.

Когда сведения о решении властей достигли ушей Бада Кинга, тот понял, что дело принимает крутой оборот и предстоит одно из двух – отступить или принять вызов. Он предпочел первое и увел свою шайку в известное ему, почти неприступное место на берегу Фрио, где они и пребывали в бездействии и где началось то, о чем говорилось выше: бурление и брожение умов и страстей, вылившееся в прямое недовольство и намерение сменить Бада на его посту другим человеком. Этим другим был Черный Орел.

Еще до того, как решение было объявлено во всеуслышание, Бад Кинг учуял общее настроение и поделился своими опасениями с верным ему помощником.

– Видится мне, Кактус Тейлор, – сказал он ему, – ребята не слишком довольны мною. Что ж, в таком разе готов уступить свой пост. Не очень-то и держусь за него. И чем я им не угодил? Что в безопасное место увел, пока Сэм Кинни со своими рейнджерами везде рыщет? Так я об них же забочусь. Чтоб не подстрелили или в клетку не засадили и работать потом не заставили. А меня с грязью хотят смешать. За что?

– Я б так не рассуждал, – отвечал ему Кактус. – Тут в другом суть. Очень уж их этот Чернявый Орел привлек! Прикипели вроде к нему. Усы, бакенбарды, все такое. И клюв!.. То есть нос. Главное – нос! Думают, что с таким носом да с его баснями мы всегда сухими из воды…

– Насчет Борова… – прервал его Бад. – Я вот чего думаю… Видел ты его хоть раз в драке? Что-то я не упомню. Горлопанить горазд и на коне сидит неплохо, а в настоящем деле чем себя показал? Да и дела настоящего не было, по правде сказать. На сухом берегу рыбку ловить и ребятишек пугать – это он здоров, а из кольтов своих так ни разу и не палил… Консервы уминать или текилой глотку заливать – всегда охоч, а вот каким он будет, когда настоящая драчка начнется? Это бабушка надвое сказала.

– Что правда, то правда, – поддержал его Кактус. – Наговорил он про себя с три короба, а что на поверку выйдет, как знать?

– Про таких говорят, – завершил обсуждение Бад, – молодец против овец, а на молодца – и сам овца…

Оба замолчали – они в это время сидели, все восемь членов банды, за ужином возле костра, и стал слышен голос Борова: тот, не отрываясь от еды – он просто не мог от нее оторваться, – продолжал ублажать присутствующих все новыми и новыми байками, одна другой заковыристей. А закончил так:

– Ну, что толку, друзья, гонять туда-сюда по прерии коров да лошадей? Один пшик! Намокнешь, намерзнешься, с голоду чуть богу душу не отдашь, а выгоды никакой. То ли дело… Эх, слушайте, что я бы отколол, будь на вашем месте. Состряпал бы налет на поезд! Да-да! Забрал бы из почтового вагона все деньжищи – их там видимо-невидимо, – набил карманы, в которых сейчас гуляет ветер, и жил бы припеваючи, как у Христа за пазухой. В тепле и в сытости. До скончания дней! А от ваших дел у меня только тело ломит!

Позднее, тем же вечером к Баду пожаловала целая делегация. Ее члены стояли, переминаясь с ноги на ногу, жевали жвачку и все ходили вокруг да около, вместо того чтобы сразу взять быка за рога – потому что были славные ребята и меньше всего им хотелось обидеть босса. Однако тот оказался догадлив, все понял и прямиком сказал, что если они хотят хлебнуть больше опасностей и получить больше навара, то чего ж… Он не против. Так тому и быть. И он согласен, чтобы шайку возглавил Боров… то есть, тьфу, Черный Орел. Во всяком случае, на время этой операции. А он, Бад, поглядит, что из этого выйдет. И будет делать, что прикажут…

Все члены шайки чувствовали большой душевный подъем: наконец-то займутся чем-то серьезным! Обрыдло мотаться по степям да по колючим чащам, греться у костра и врываться в чужие дома под вопли и проклятья хозяев. А новое дело – чистое и, главное, доходное и сулит многие дни отдыха и блаженства…

К налету на поезд решили готовиться немедленно и по-настоящему, без дураков. Раздобыли расписание поездов, изучили карту местности, чтобы выбрать подходящее время и пункт, то есть станцию железной дороги, где будет нанесен удар.

Самым приемлемым посчитали полустанок Эспину: вокруг дикие заросли и никого из людей – один начальник станции в своем домишке.

К месту они прибыли загодя – за день до налета, ночью, – и до следующего вечера скрывались в кустарнике, отдыхая перед ответственным заданием и давая отдых лошадям. Поезд должен был прийти в десять тридцать вечера, они рассчитывали после ограбления быстро смотаться и к рассвету оказаться далеко, на мексиканской территории.

Черный Орел во время подготовки проявил себя как надо: расставил все посты, рассказал, что кому делать: четверо залягут по обе стороны железной дороги, Роджерс Рваное Ухо обезвредит начальника станции, Коняга Чарли – остается с лошадьми. Основную работу Черный Орел возложил на Бада Кинга и на себя: под угрозой оружия машинист, кочегар, проводник и кто там еще выходят из поезда, открывают почтовый вагон – и дело в шляпе, то есть в сомбреро! Вместе с теми четырьмя, кто залег возле рельсов, они опустошают его – и только их и видели! Действовать надо, предупредил новый вожак еще раз, строго по плану и по сигналу. Сигналом будет выстрел из его кольта.

За десять минут до появления поезда все были на своих местах и скрывались в густых зарослях. Да и ночь выпала достаточно темная: тучи висели низко, накрапывал дождь. Черный Орел прятался за кустом всего в нескольких ярдах от железнодорожного полотна. Два шестизарядных кольта болтались у него на ремне, большая бутылка бултыхалась в кармане. Время от времени он вынимал ее и прикладывался к горлышку.

Вдалеке над рельсами зажглась звезда, она разгоралась и вскоре превратилась в паровозный фонарь. Грохот становился сильнее, паровоз ревел, грохотал, извергал пламя – словно собирался истребить во имя закона поджидавших его налетчиков.

Черный Орел прижался к земле. Паровоз протащил состав дальше, чем он рассчитывал, ярдов на сорок, и только тогда остановился. Налетчики не двигались с места, ожидая сигнала.

Их новый предводитель вскочил на ноги. Он разглядел, что состав не целиком пассажирский, как они предполагали, а смешанный. Напротив него оказался один из товарных вагонов, дверь в который оставалась приоткрытой. Черный Орел заглянул в нее и сразу почувствовал, как на него повеяло чем-то родным. Этот незабываемый запах! Он напомнил ему прежние счастливые времена, когда он спокойно полеживал в таких вот вагонах, увозящих его в неизведанные края. Он жадно вдохнул этот воздух – сырой, с кислинкой, с гнильцой, но такой знакомый и приятный. Он вдыхал его, подобно тому, как странник, вернувшийся к родному крову после долгих лет скитаний, вдыхает аромат обычных садовых цветов. Словом, тоска по прежней жизни обуяла его!.. Он просунул руку в вагон – и пальцы окунулись во что-то мягкое, шелковистое, пружинистое. Стружки!

Они покрывали пол.

А дождь усилился: он превратился в настоящий холодный ливень. Брр…

Раздался звук поездного колокола. Будто лишь этого он и ждал, главарь банды отстегнул свой широкий ремень и кинул его на землю вместе с двумя револьверами и всеми патронами. Туда же последовали шпоры и широченное сомбреро. Черный Орел терял приметы Черного Орла. Паровоз зашипел, вагоны дернулись. Бывший Черный Орел и экс Гроза Границы вскочил в вагон и задвинул за собой дверь.

Он с наслаждением растянулся на постели из пахучих стружек, надежно прижал к груди большую черную бутыль – и так, с закрытыми глазами и блаженной глуповатой улыбкой, смягчившей его зловещие разбойничьи черты и превратившей его снова в Цыпленка Рагглза, он отправился по своему привычному, проторенному пути.

Налетчики, не шелохнувшись, лежали под дождем в ожидании сигнала вожака, а поезд, набирая скорость, уже мчался среди темнеющих кустарников. Поглядев в окошко почтового вагона, проводник раскурил трубку и с облегчением проговорил:

– Ну и местечко здесь – прямо для того, чтобы тебя обчистили! Лучше не найдешь! Слава богу, пронесло…