Текст книги "Звездунец"

Глава 10

Мы снова ожидали конкурса, где будут решать только зрители. Для подготовки к нему не помешало бы накосячить пару раз на стриме – до сих пор эта фишечка оказывалась для нас самой удачной. Однако не пришлось, поскольку следующим этапом как раз и был стрим – правда, на заданную тему. Поскольку каждый наш выход в эфир – это своего рода лотерея разной степени скандальности, мы немного волновались.

Темой развлечения была смена ролей: мужчина должен был притвориться своей женщиной, а женщина – мужчиной. Зрители без подсказок оценят, у кого получится правдоподобнее и забавнее. Чтобы войти в образ и не выпадать из него, я нацепила мужской пиджак, волосы стянула на затылке, потренировала стряпать из лица извечное Славино безразличие. Но перед зеркалом зависла: все же привыкла оценивать, как выгляжу одним глазом камеры.

– Света, скоро начинаем, – позвал Слава, настраивая компьютер, но пока не подключаясь к каналу.

Но я приблизилась к нему и встревоженно поинтересовалась:

– На ближайшее время я тебе не Света, потому что ты – Света. А пока давай честно, мои щеки выглядят пухлыми?

Он ради приличия бросил на меня косой взгляд и вздохнул:

– Ты так быстро превращаешься в Тоню, что даже страшно. Твои щеки не пухлые. Или пухлые. Намекни, какой ответ правильный.

Вот именно этим женщины и отличаются от мужчин! То, что для первых крайне важно, вторые считают чем-то незначительным. Хотя ведь нет… Эдик сейчас заботится о своей внешности хлеще двадцати среднестатистических девушек вместе взятых, включая и меня. Это означает, что он стал мыслить как девушка или что красота – вообще не прерогатива какого-то пола? А что вообще нас отличает, если самое очевидное вычеркиваем? Черт, тогда о чем вообще говорить во время эфира? Я ведь для себя наметала несколько потешек, которые вдруг стали выглядеть глупостями.

Слава в платье или блузку переодеваться не стал, он даже футболку не сменил. На недовольный взгляд менеджера заметил, что женщины сейчас именно так и наряжаются: поди-ка обнаружь на улицах Москвы девушку в платье, а не в футболке и джинсах. Дмитрий Алексеевич согласился и предусмотрительно покинул бунгало, чтобы мы не отвлекались на его присутствие и вели себя естественней. Хотя, конечно же, ждал снаружи, переживая больше нас.

Некоторые задумки у нас были, с первой мы и начали. Но полностью прописать сценарий в стриме невозможно: мы будем обязаны реагировать на комментарии читателей, чтобы они ощущали полную интерактивность. Слава включил камеру и кивнул – мол, начинаем. Я подсела к нему и положила перед ним розу, с улыбкой произнесла, пытаясь сделать голос более грубым:

– Прости, Ланочка, я опоздал. Работа, дела. Вернее, бильярд и друзья, но ты ведь все равно с подружками по телефону болтала – вряд ли заметила.

Вот почему шутки в голове звучат всегда смешнее, чем произнесенные вслух? Я покосилась на монитор, пока Слава приветствовал зрителей:

– Доброго тропического вечера всем подключившимся. Сегодня перед вами ненадолго обновленные Лана Утянина, – он указал ребром ладони себе на грудь, затем перевел руку на меня. – И Вячеслав Вдовин. Покажем вам, как видим друг друга. Ума не приложу, где Вячеслав добыл такой пиджак, поскольку у оригинальной версии в гардеробе подобного не завалялось.

Где-где, менеджер подкинул! Зря Слава не по сценарию сразу критиковать начал. Подключилось к нам около шести тысяч зрителей – уже неплохо, но в записи потом посмотрят в несколько раз больше. Команд с каждым туром меньше – и, как следствие, все оставшиеся привлекают к себе внимание сильнее. Теперь уже вряд ли можно надеяться, что нас просто проигнорируют те, кому мы неинтересны. Люди в чате пока приветствовали друг друга и нас, но один комментарий уже сиял выделявшимися большими буквами: «Свалите из шоу, ноунеймы! Вы скучные!» Модераторы работали прилежно, поэтому совсем нецензурные отзывы мгновенно удалялись, но уже стало на душе теплее – повеяло родным свежим октябрем, по такой погоде посреди этой духоты и широких улыбок местных мы успели истосковаться. И ведь как здорово получается: даже человек, который считает нас абсолютными нолями, все равно подключился именно к нашему стриму! А ведь в то же время эфиры записывают все пары – и именно этого персонажа они уже потеряли. Совсем того не желая, он подтвердил, что мы на самом деле интересные.

– Скучные, ага, – Слава тоже заметил этот комментарий. – Как погонщики верблюдов на средней полосе МКАДа. Вы, наверное, каждый день жмякаете в скулы Эда Модестина или зависаете в иностранном кафе без единой местной банкноты.

Обе шумихи только-только улеглись, напрасно он опять про эти случаи напомнил – сейчас полетят вопросы, и вся тема псу под хвост. Я незаметно ущипнула напарника за бедро в качестве «предупредительного выстрела», но Слава неожиданно звонко запищал – ну вот, а говорил, что женский голос изображать не сможет:

– Слава! – карикатурно визжал он на меня. – Опять пристаешь? Давай на этот раз после записи, а не во время!

Видимо, это означало, что мы возвращаемся в свои роли. Я с трудом припомнила следующую нашу наметку и постаралась логично к ней перейти:

– Не пристаю, а заставляю тебя покраснеть. Все еще ищу отличия между сиреневым, лиловым и фиолетовым. Ты же не соврала, что это разные цвета?

– Разные? – Слава отодвинулся от меня чуть дальше, чтобы больше не пыталась им руководить щипками под столом, и продолжил: – На самом деле это международный женский заговор – мы сами не различаем эти оттенки и просто издеваемся над мужиками. Пусть считают себя ущербными, раз не видят того, чего нет.

Он почему от сценария-то отклоняется? Реплики не выучил? Но я умею ориентироваться по ситуации – раз он вздумал наезжать на весь женский пол, то и я запросто наеду на весь мужской:

– А мы не считаем – мы немного ущербные и есть. Думаешь, почему я не могу запомнить день рождения твоей мамы? Из вредности?

– Из-за незначительности информации! – немного поддался эмоциям и он. – Зачем тебе держать в голове все даты, если я напомню? Не просто напомню, а восемь раз прямо в мозг клюну – в любом случае не пропустишь.

– Ланочка! – ядовито-сладенько протянула я. – То есть ты мне нужна только для этого? Дешевле было бы ежедневник купить!

– Что ты, Славочка, – ответил он мне тем же тоном. – Разве ежедневник будет тебя развлекать сменой настроения в зависимости от ретроградности Меркурия? Если бы не я, ты и забыл бы, как бродить по минному полю. Мужчине обязательно нужно что-то преодолевать, а любимая девушка этот вопрос автоматически решает.

Когда это я ему нервы сменой настроения трепала? Он что сочиняет? Но как раз по этому вопросу мне было чем парировать:

– Спасибо, что хоть ты чувства проявляешь за нас обоих, обожаемая Лана. А то ж я как родился с кирпичом вместо лица, так с ним бы и помер. Я ведь даже улыбнуться не могу, если это не предусмотрено расписанием!

Он повернул ко мне немного удивленное лицо и широко улыбнулся, опровергая последнее утверждение:

– Зря ты так, дорогой Слава. Сегодня ты уже восемь раз улыбался, я считала. Ты вообще в последнее время какой-то ненормально-эмоциональный, я за тебя всерьез переживаю.

Надо бы чуть побольше романтики, а то наша перепалка может и снова в драку подушками перерасти. Я старалась голосить естественно:

– Что ты, любовь моя! Просто в твоем присутствии не могу сдерживаться и продолжать строить из себя бесчувственного чурбана.

– Думаешь, причина в этом? – он будто бы всерьез задумался. – То есть я слишком милая? А я-то надеялась, что просто ржачная.

Синхронно показали друг другу языки. Мы несли какую-то несусветную чушь, но почему-то обоим было весело. Вроде по усредненным половым стереотипам проехались, поэтому можно и на комментарии отвлечься. Они как раз шли внахлест:

«Какие вы зайки! Болею за вас и жду еще одного поцелуя!»

«Валите из шоу, чмыри!»

Чмыри – это как мцыри. Только не мцыри. Из двух зол, то есть комментариев, я выбрала меньшее, поэтому по-хозяйски притянула Славу за голову к себе и смачно чмокнула в щеку. Как-то грубовато вышло, но я не знала, как еще из себя изображать сильный пол.

«А кто из вас первым признался в любви?»

Прочитав этот вопрос, я мгновенно растаяла от душевных воспоминаний – это был Эдик в десятом классе, весь умилительно трясущийся от волнения. Соответственно, ответ у меня не вызвал никакой заминки:

– Конечно, я! Я ведь мужчина.

Слава тотчас встрял со своим желанием оспаривать все на свете:

– Ты сейчас мимоходом оскорбил всех смелых женщин. По-твоему, девушкам запрещено говорить о своих чувствах?

Я лишь покосилась на него и решила тему не развивать. Неужели Тонька призналась ему первой? А иначе зачем он вдруг сейчас кого-то защищать бросился? Хотя я действительно бездумно брякнула.

Новый вопрос поставил меня в небольшой тупик: «А кто из вас обычно готовит?»

Я начала судорожно припоминать, не говорили ли мы где-нибудь в интервью, что уже живем вместе – или же прямо сейчас на это намекнем? Но Слава меня опередил:

– Конечно, я. Я ведь женщина.

– Эй! – прикрикнула я, вдруг ощутив, что мои права где-то с неожиданной стороны пытаются ужать.

– Выкусила? – равнодушно поддел Слава. Немного подумал и сардонически расхохотался.

Я снова протянула руку, чтобы его ущипнуть, но он уже был готов – перехватил мои пальцы и просто сжал, удерживая. Видимо, мы вышли на второй круг перепалки, и я от роли заводилы не отказывалась:

– Дорогая Лана, а меня готовить научишь? Собираюсь помогать тебе во всех домашних делах!

Слава на пару секунд сжал мои пальцы. Видимо, заволновался. Мы ведь действительно друг о друге многих важных мелочей не знали: умеем ли готовить, какие блюда предпочитаем или как протекают наши свидания. Но все же он собрался и выдал очередной забавный абсурд:

– Научить заказывать еду на дом? Не вопрос. Сразу после того, как ты меня научишь парковаться не по звуку.

Парковаться? Но я никогда не водила машину… Вот теперь он точно говорил о Тоне! А ведь это гениальная идея – уж в настоящих-то отношениях мы великолепно ориентируемся, можем еще хоть два часа подряд лить воду. Чем я и занялась, припоминая Эдика:

– Зачем тебе самой водить, Лана? Я же красную красавицу не себе покупал, а чтобы ты мною гордилась. Готов быть твоим личным водителем!

Парень почему-то романтический настрой не поддержал:

– В свободное время? Да, мне как раз куда-то нужно ездить раз в полгода.

Эта беда мне была знакома, даже взгрустнулось:

– Скучаешь по мне?

– Иногда забываю, как ты выглядишь.

У меня вырвался невольный вздох:

– Я тоже скучаю, хотя мы и встречаемся каждую свободную минутку. И ревную тебя к твоей работе, к твоим фанатам, к каждой камере, которая видит тебя чаще, чем я.

Я смотрела в глаза не Эдику, но именно ему говорила о наболевшем. Как и Слава вряд ли обращался ко мне:

– Давай уже начнем что-то делать приятно и просто, а не это вот все. Какая разница, какое место мы займем в «Битве за любовь», если исключим вообще все битвы за любовь? Чего ресницами хлопаешь – тоже не знаешь, чем закончить стрим?

Я хмыкнула. Слава все еще держал меня за руку под столом, поэтому просто потянул меня на себя и поцеловал в губы. Отстранившись, пояснил сразу и для меня, и для восторженных зрителей:

– Мы с тобой не бывшие одноклассники, чтобы в скулы жмякаться.

И то верно. Зато на этой почти страстной ноте можно было попрощаться и отключить камеру. Времени на запись эфира мы потратили меньше, чем собирались, но в целом вышло слаженно и весело – так Дмитрию Алексеевичу и пересказали.

Когда Слава уходил спать на софу, я все же выразила ему одну небольшую претензию:

– Необязательно постоянно целоваться на камеру. Может, мы скромные и сдержанные, не пялим чувства напоказ?

– Может, – только и ответил он.

Наша съемка заняла девятое место в общем рейтинге. После этого агентство Дмитрия Алексеевича увеличило нам финансирование, мне предложили короткий договор на рекламу пенки для волос, о которой я должна буду пару раз упомянуть в эфире, а Эдик перестал отвечать на мои сообщения. Представляю, как ему было неприятно видеть наш последний – почти спонтанный и естественный – чмок в губы. Конечно же, я смотрела их с Тоней стрим в записи: они почти идеально загримировались друг под друга и очень похоже подделывали интонации, а с долгого поцелуя начали, как и многие другие пары. Поэтому ничего экстремального мы не наворотили… но чувство вины во мне с каждым днем становилось все отчетливее. Я не изменяла своему парню, но отчего-то ощущала себя так, будто хладнокровно отращивала ему рога. Возможно, разгадка в том, что мы со Славой – не актеры. И потому все, что делаем, не на сто процентов фальшиво.

Глава 11

К следующему туру мы решили не готовиться – пусть старшее поколение напрягается, хотя актеры даже в преклонных годах отличаются ловкостью и выносливостью. Но бегать и прыгать лучше мы за неделю вряд ли научимся, а последний марафон через весь остров показал, что мы со Славой пребываем в неплохой физической форме. Разумеется, на строящуюся полосу препятствий мы с менеджером съездили, оценили глобальность бедствия и отправились заниматься собой: мне – подкрасить в розовый корни волос, а Славе – заново придать бровям форму. Каждый раз получается все смешнее: я и Дмитрий Алексеевич обездвиживаем шипящего и рычащего парня, а Лиз с невозмутимым видом ловко орудует инструментами. Пять минут позора – и мой напарник снова гламурен.

Через три дня оргкомитет организовал вечеринку для всех участников. Скучнее мероприятия я еще не посещала: нас постоянно снимали, любой жест ловили десятками камер, каждое слово записывали – потом нарежут самое вкусное и отправят в эфир. Поэтому профессионалы наслаждались каждым моментом и даже требовали укрупнить план, а мы сидели в сторонке и боялись пальцем дернуть, не то что слово молвить.

Восторженной фальши хватило бы на три полнометражных документалки о том, что у зажратости пределов нет. Поскольку агентство расширило нам бюджет, Дмитрий Алексеевич больше не побирался, а добыл вполне приличные наряды: бледно-розовое коктейльное платье для меня и брюки с шикарной белоснежной рубашкой для Славы. Но блистали отнюдь не мы, молодой королевой вечера стала Илона, недавно подписавшая договор с люксовым брендом и демонстрирующая сейчас их обновку из золотистого атласа. Она и очень красивую речь толкнула: порадовалась, что оказалась в кругу таких замечательных людей, коим не чужда спортивная честь, прослезилась от счастья, что сможет поучиться у более опытных коллег, и пришла в экстаз от организации всех туров реалити-шоу. Оргазмический тост закончился общими овациями таких же медикаментозно-осчастливленных слушателей.

Слава наклонился к моему плечу и прошептал едва слышно:

– Дайте уже кто-нибудь Оскар этой богине.

– Не придирайся, – фыркнула я. – Слушай, вот меня красят, наряжают, имидж выстраивают, а все равно в сравнении с Илоной Ласковой остаюсь чмошницей. Начинаю думать, что проблема во мне, а не в стоимости наших платьев.

– Проблема, действительно, в тебе, – согласился он без лишних споров. – Ведь ты все еще обманываешься глянцем, как обычный зритель. Ничему тебя выщипывание бровей не учит.

Я вздохнула:

– Не критикуй, а придумывай речь. Скоро и про нас вспомнят – надо будет что-нибудь сказать.

Слава встал с отдаленной кушетки, которую мы удачно оккупировали. Я решила, что собирается успеть сходить в туалет, по пути измышляя достаточно пафосную речь. Но он отошел к стойке с винами и, пользуясь всеобщим вниманием к следующему говорившему, вытянул крайнюю бутылку, спрятал за спину и мотнул мне головой. Уже почти понимая, что он задумал, и заведомо одобряя любой план, в котором мы не в этом ослепительном зале отеля, я на цыпочках подбежала к нему. Вот только на самом выходе нас подхватили теплые, но настойчивые ручки Дмитрия Алексеевича.

– Куда намылились, детишки мои любимые? Вы ведь не спятили, чтобы уходить с середины звездного пати?

– Не спятили, – ответил за нас обоих Слава. – Но у нас есть аллергия на слово «пати», а тоста нет. Мы так залихватски все равно врать не умеем. Дмитрий Алексеевич, ну это же не соревнование – нас не выгонят за прогул. А полосу препятствий мы со Светой точно не последними пройдем – спросите у местных.

Менеджер неожиданно быстро согласился – видимо, также понимал, что нервы конечны и их лучше приберечь до тех времен, когда будет не отвертеться. Отошел с прохода и шепнул:

– Только тихо. Я через пару минут после вас уйду. Давно мечтаю просто выспаться. И вы поспите, звездули мои самого почетного девятого места.

Слава шмыгнул в проход первым, вынося бутылку перед вздернувшим бровь охранником, а я все же задержалась, чтобы чмокнуть менеджера во вспотевшую красную щечку. Он так нами гордится и так с нами терпелив, что уже прописался в нашей паре полезной жировой прослойкой.

Судя по ноше, спать мы пока не намеревались. Но и в бунгало не спешили – с тех пор, как нас снимали скрытой камерой, мы уже никогда не чувствовали себя в безопасности. Поэтому побрели вдоль берега от объективов и людей подальше. Я наконец-то сняла туфли, а Слава расстегнул рубашку. Ночью здесь особенно хорошо – тепло, но не жарко, а шум моря слышится гуще и насыщенней.

Мы пили шампанское прямо из горла, передавая друг другу бутылку, и почему-то молчали – вымотались, не хотелось выдумывать темы для разговора. А потом и вовсе уселись на песок, чтобы слушать не друг друга, а шум прибоя. Всю одежду надо будет вернуть спонсорам, вот пусть они потом из нее песчинки и вытряхивают.

И все же я вспомнила об обязанностях и нащупала в клатче телефон.

– Не надо, – Слава сразу понял, что я собираюсь делать.

Я виновато улыбнулась:

– Просто сниму нас вместе – скажу, что вышли на ночную прогулку. Потом в стриме прокручу. Еще как-то эту чертову пенку для волос не помешает вставить – мне платят за каждое упоминание.

– Не надо, не обесценивай, – попросил он и снова уставился на море.

Я оставила сотовый в покое. Он прав в том, что любой потрясающий момент можно испортить подобной работой. Настраиваешь ракурс – и вот ты уже не погружаешься в роскошную атмосферу, не прислушиваешься к морю, не ловишь кожей ветерок, а вспоминаешь о выражении лица. Я положила подбородок на руки, сложенные на коленях, забыла о том, что ссутулилась – и в этом как раз была моя победа. Глянец и фантики кажутся безобидными, но если подумать глубже, то они не оборачивают настоящие чувства, а заменяют их. Разве человек вспомнит о фото, если в какой-то момент безгранично счастлив? И когда ему по-настоящему грустно – в последнюю очередь он будет прикидывать, какая у него «рабочая сторона» и как отчетливее продемонстрировать скатывающуюся слезу. То есть он либо чувствует на сто процентов, либо создает эфир.

Слава улегся на спину, подложив под голову руку. Я посмотрела на него сверху и грустно улыбнулась. Шампанское делало свое дело – оно превращало меня в сентиментальную дурочку:

– Слава, а может, нам пора уехать? Соберем завтра утром вещи и вернемся домой. Сегодня на вечеринке мы даже подойти к своим не могли – боялись, что из этого раздуют новый шум. Ведь ты скучаешь по ней, по той московской Тоне Лаптевой? А я тоже давно не видела своего любимого московского Эдика Миклюка. Дойдет до того, что я уже и тебя ревновать начну к Тоне – так сильно мы с тобой сблизились, или мне просто положено кого-то ревновать к Тоне.

Он молча покосился на меня и решил вообще ничего не отвечать. Но я ведь уже пришла в то самое настроение, когда обязательно надо обменяться душевными порывами.

– Что молчишь? – Я потыкала пальцем ему в бок. – Летишь со мной домой или остаешься?

– Оба остаемся, – наконец-то соизволил он выразить мнение. – Потому что у меня другой план. Давай победим в шоу. Или этот эксперимент уже не нужен? Ты ведь понимаешь, что если мы выиграем, то Эд и Тоня нам никогда этого не простят?

Я громко рассмеялась:

– Мы не выиграем – в каких-то турах скачем туда-сюда, но до первого места нам как до луны пешком. Тем более до полной победы!

– А ты представь, Свет. Гипотетически, – зачем-то настаивал он.

Тут и представлять ничего не нужно:

– Конечно, им это не понравится! А как отнесся бы ты, если бы кто-то отнял важный успех в твоей работе?

– Просто в дальнейшем старался бы сделать лучше. В этом и разница – мой единичный провал не означает, что заработкам и личному росту конец. А у них вполне такое может быть: один раз оступятся, один раз не в строчку слово ляпнут, один раз продуют каким-то лохам-новичкам – и это мгновенно отразится на их гонорарах. Поэтому они зубами в каждое достижение вгрызаются, копят регалии на случай ошибки.

– Ну это логично! – я всплеснула руками. – Сам же прекрасно их ситуацию описал. Знаю, что ты все еще немного злишься на Тоню, но это глупо. Любовь не пропадает после первого разочарования!

Он слегка прищурил глаза, но оттого его взгляд стал слишком серьезным и пронзительным:

– Свет, а я когда-то говорил, что люблю Тоню?

Ну он совсем что-то расклеился. Аж накричать на него захотелось:

– Вы встречались два года – ты чего сейчас начинаешь все усложнять?

Слава мягко улыбнулся:

– Люди встречаются не всегда из-за любви до гробовой доски. Они могут нравиться друг другу, трахаться, проводить вместе время и узнавать. Я как раз ничего не усложняю, у меня довольно простая ситуация: поначалу Тоня мне зверски нравилась, казалось, что лучше и красивее девушки просто не существует. Сейчас вижу, что нравилась мне предыдущая версия Тони. Ничего сложного.

У меня от подобного откровения в горле пересохло. Я развернулась всем телом к нему, готовая лупить кулаками:

– Ты собрался с ней расстаться? Из-за того, что она думает о своей карьере? Или потому что она один раз чушь ляпнула?! А тебе напомнить, что именно она уговорила тебя сюда приехать?

– Не она – ты, – поправил он. – То есть и Тоня уговаривала, и Дмитрий Алексеевич ныл, но поехал я из-за тебя. Для тебя и Эда это было по-настоящему важно, у вас обоих глаза от надежды горели, и я решил, что не переломлюсь. Но раз мы тут, то давай теперь выиграем? До сих пор мы пахали на минималках, нас по умолчанию устраивало предпоследнее место, ты сама об этом знаешь.

– Да мы не выиграем! – я уже почти кричала, настолько абсурдно звучали его слова.

– «Мы вылетим после первого тура», – процитировал он. – Ведь так все сначала считали? У нас фанатов сравнительно мало, но уже в несколько тысяч раз больше, чем было. Если поставим цель, то даже Маргариту Ивановну обойдем, а она с мужем здесь самые сильные игроки.

Я открыла рот для возмущений, но решила согласиться, чтобы закрыть тему:

– Хорошо. Возьмем первое место, потешим самолюбие.

Он же просто напился, вот и строит грандиозные планы – со многими под алкоголь такое случается. Нам с ним выиграть и невозможно, и – что важнее – незачем. В очередной раз позориться на стримах, чтобы увеличить количество подписчиков? Да, можно, но смысл? Я отмахнулась и улеглась рядом, тем заканчивая спор. Надеюсь, к утру он отойдет и подумает еще раз по поводу Тони. Но даже если они расстанутся, то это никоим боком меня не касается.

Однако подумав тщательнее, я изменила точку зрения. Как же не касается, если Тоня сейчас любит Славу? Не о ее разбитом сердце идет речь, а о моем. Ведь если она вдруг перестанет любить Славу, то не переключится ли на ближайшую кандидатуру? В верности Эдика я не сомневаюсь – все-таки с первого класса за одной партой сидели – но черт его знает, существует ли оборона, способная устоять против атаки лощеной Илоны Ласковой?

Я подала руку в сторону, чтобы снова ткнуть его в бок.

– Слав, пожалуйста, не бросай Тоню, ладно? Потому что она может начать реабилитацию с моего Эдика. Совет вам да любовь, от чистого сердца!

Он ушел от ответа:

– У нас еще осталось шампанское? Кажется, тебе пора заткнуть рот.

– Да у меня и так уже звезды в паутинки сворачиваются, – призналась я, заново погружаясь в созерцание неба. – И танцевать охота.

Слава благородно разрешил:

– Иди танцуй. Обещаю не подглядывать.

Решение было принято вместо меня. Туристы из другой отельной группы вывалили на пляж, но, кажется, с собой прихватили и местных. Те разместились на берегу и застучали в барабаны – красиво, слаженно и ритмично. Не музыка в привычном смысле этого слова, однако на песке лежать дальше уже не получилось. Я поскакала к ним, чтобы тоже прыгать, как древний шаман, и радостно размахивать руками. Туристы перекрикивались по-немецки, я ни слова не понимала, но меня приняли в круг, как самую зажигательную танцоршу. Есть все-таки язык общения, изобретенный намного раньше словесности.

Слава обещание нарушил: он сел, скрестив ноги, и присматривал, кабы я чего лишнего не учудила. Дикие танцы под барабаны с выкидыванием коленей и радостными воплями его должны были смешить. Но он просто смотрел на меня и почему-то даже не улыбался.

Полная немка хлопнула меня по спине и поинтересовалась:

– Руссиш?

И как догадалась? Не иначе, по запаху. Но она тут же показала мне вздернутый большой палец – то ли цвет волос ей понравился, то ли мои далеко не танцевальные, но задорные судороги. А потом почему-то и Славе тот же жест продемонстрировала. Он просто ей кивнул с серьезным видом, как будто они какие-то деловые российско-немецкие переговоры провели.

В бунгало возвращались, когда уже рассвело. А я все никак не могла угомониться:

– Как жаль, что ты совсем не любишь танцевать! Не представляешь, насколько это здорово. – Я раскинула руки и снова покружилась. – Как будто летишь! И без разницы, как выглядишь со стороны.

– Со стороны это выглядело чудовищно, – прокомментировал Слава.

Я засмеялась, протянула руку и растрепала ему волосы. Не, ну а чего он ходит весь такой из себя аккуратный, как будто не провел рядом со мной бессонную ночь? Слава не отшатнулся, а замер. Но я тотчас потеряла к нему интерес, поскольку мы остановились как раз в центре нашего пирса.

– А может, к Эду и Тоньке заглянем? – предложила я, указывая на их жилище. – Сейчас точно все спят, даже съемочная группа!

– Это, как и танцы, без меня, – бессердечно выдал он и пошагал дальше.

Догнала его в два прыжка, чтобы уточнить:

– Ну почему? – спросила и сама же придумала ужасающий вариант: – А вдруг мы их застанем спящими в обнимку?! Черт… То есть Слава! Я обязана проверить!

Но он лишь устало зевал:

– Даже если застанешь их в такой позе, это ничего не докажет. Сколько раз ты забиралась на меня, пока я не психанул?

– Действительно… – припомнила я и все же поплелась за ним следом. – Постой-ка, на твоем языке это называлось «психанул»?

Слава больше ничего не говорил, не ждал меня и не оборачивался, просто шагал дальше. И правда, мы тоже во сне немного блудили, но это ничего не означало! Хотя один малюсенький эпизод все же случился, мы очень старались о нем не вспоминать. А сейчас почему-то лицо начало гореть, и я запоздало смутилась, поскольку впервые издалека затронула все-таки эту тему. Настолько стыдные вещи правильнее вообще из памяти стереть.