Текст книги "Меняя пароли"

Глава 4. Бросая вызов (себе и миру)

– Алло. Привет, Саш! Всё отлично! Собираемся в клуб, – весело заговорил Андрей.

Ира подозрительно на него посмотрела: «Хватает же наглости врать. Вот Соболев – хороший. Пообещал позвонить и выполнил обещание. По крайней мере, заботится обо мне, не забывает. А этот Вторник только о себе и думает, о своём комфорте и статусе».

– Ирочка, – прошептал Вторников, оторвавшись на секунду от телефона. Голубенко вздрогнула. Он впервые так обратился к ней. Молодой человек дотронулся пальцем до глаз, намекая девушке идти краситься. Она не успела ему ничего ответить. Андрей вышел на улицу.

С безмерной грустью в душе Ирина прошла в ванную. Открыла кран и долго любовалась водой. Потом набрала в ладони и плеснула в лицо. Она наложила на веки тёмно-коричневые тени, подвела глаза чёрным карандашом, на ресницы нанесла тушь, причём не два-три раза как принято, а пять. Она решила специально сделать вульгарный макияж, назло Андрею. После нескольких минут сомнения, остановила свой выбор на очень коротком серебристом платье. «Пусть только попробует сказать, что платье слишком короткое. Тогда вообще пойду в купальнике», – промелькнула язвительная мысль у девушки. Разглядев себя с разных сторон в зеркале, она осталась довольна результатом. Сегодня она не будет скромным редактором телевидения. В эту ночь она превращается в роковую женщину.

– Это ещё что такое? – долетело до Иры.

Она обернулась и увидела испуганный взгляд Вторникова.

– А что не так? Вот пытаюсь тебя соблазнить, – пошутила Голубенко.

– Ты не меня пытаешься соблазнить, а призрака, которого не существует в реальности, – брякнул Андрей.

«Он намекает на… Не смей касаться этой темы», – подумала Ирина.

– Тебе Соболев звонил? – спросила она.

– Да. Просил, хотя не знаю, зачем, относиться к тебе бережно. Ты что – хрупкая ваза?

«Бесчувственный. Нет у тебя сердца. Ничего не понимаешь», – Ире захотелось снова плакать.

– Идём, – сказала девушка.

Глава 5. Музыка (позволяет узнать человека лучше)

Она не любила громкую музыку. Её уши вынуждены были на определённый промежуток времени привыкнуть к бешеному звуку. Привыкнуть, не желая привыкать. Непросто. Ирина то и дело оттягивала вниз платье. Лихорадочная смелость растворялась, и откровенный наряд заставлял девушку смущаться. Зато Андрей находился на своём месте. Это его образ жизни. Образ, в котором действующим лицом выступал бокал, наполненный крепким напитком.

– Ириска, что будешь пить? – спросил Вторников, протягивая руку, чтобы обнять Голубенко за талию.

– Ничего, – ответила она, отступая на шаг назад.

– Может, какой-нибудь коктейль?

– Я же сказала, что ничего не буду пить.

– Мне не нравится твоё поведение.

– Вот забавно, а мне твоё.

– Не зли меня.

– А ты меня.

– Короче. Развлекайся. Я пошёл в бар.

«Иди. У тебя одно занятие. Поглощать алкоголь», – подумала девушка.

Голубенко села на красный диванчик, мило примыкавший к белому круглому столу, в центре которого стояла искусственная ромашка в крошечной вазе. Молодая особа принялась рассматривать стены. В какое бы помещение она не приходила впервые, всегда знакомилась с неодушевлёнными предметами раньше, чем с людьми. Цвета, узоры, линии, геометрические фигуры, планеты занимали её гораздо больше, чем живые существа. Взгляд блуждал по залу и наткнулся на Вторникова. Он пытался столкнуться с ней глазами. Ирина отвернулась. Наступала очередь и для двуногих, пришедших в клуб «подёргаться». Так говорила бабушка. Она называла этим словом всех танцующих, которых видела по телевизору, в кино. Ира запомнила и теперь сама часто его использовала. Учитывая, что «дёргающихся» она встречала живьём. Сама она не причисляла себя к данному клану. Ирина ненавидела танцы. И Андрей знал об этом, но всё равно таскал Голубенко за собой.

– Уже соскучилась? – поинтересовался Вторников, ставя на столик две бутылки пива.

– Не успела, – ответила Ира.

– Подкреплюсь, и пойдём танцевать.

– Вряд ли.

– Почему?

– Я ненавижу музыку, ненавижу танцы. То есть не то, чтобы я терпеть не могу музыку, но… В общем, ты не поймёшь, – махнула рукой девушка.

– Иришка, продолжай.

– Не люблю шум. А здесь очень шумно.

– Это «Дискобар». Здесь всегда шумно. Обожаю музон, который тут крутят. Вспоминаю юность, – состроил мечтательную физиономию Андрей.

– Странно, что тебе нравится такая музыка.

– Странно? Отчего же?

– А как же быть с классикой, льющейся из твоего мобильного? – спросила Голубенко.

– В человеке много загадок. Он не может сам себя объяснить.

– После первой же бутылки ты превращаешься в философа.

– Спасибо за комплимент!

– Это не комплимент. Просто факт.

– Ты не одобряешь мой выбор? Мой напиток?

– Андрей, это твоя жизнь, твой напиток. Какое мне дело до твоего желания?

– Ириска, ты ведь скоро станешь моей супругой.

– Не забывайся. Ты мало ещё выпил, чтобы говорить о свадьбе, – брезгливо сморщилась Ира, когда Вторников открыл следующую бутылку.

– А теперь? Мы можем начать беседу о нашем будущем?

– Не уверена.

– Мне кажется, ты постоянно в чём-то сомневаешься.

– Неужели заметно?

– Ага.

– У каждого своя тайна. Я не могу тебе рассказать, что меня беспокоит, – ответила Ирина и вздохнула. Она устала смотреть как Вторников то и дело прислоняется к горлышку и отхлёбывает пиво, от запаха которого ей уже начало тошнить.

Андрей смотрел в сторону, и не обратил внимания на последние слова спутницы. Он увидел приятелей.

– Сюда! – крикнул Вторников.

Голубенко обнаружила, что к их столику приближаются двое парней и девушка. «По крайней мере, они избавят меня от мучительного допроса этого типа, с которым я пришла в клуб. Что я здесь делаю?» – промелькнуло в сознании Ирины.

– Здорово! Андрюх, а ты время в крупном городе не теряешь! Барышню завёл себе. Симпатичную, – чуть ли не орал старый друг, пожимая Андрею руку.

– Да.

– Привет! Знакомь нас, и побыстрее, – протараторил второй парень, которого тут же дёрнула за рубашку девушка.

– Это моя Ириска, – сказал Вторников, обнимая Голубенко. – Ирис, а эти громкоговорящие и картавящие ребята – мои лучшие друзья, друзья юности и вот молодости, а насчёт старости, ещё не знаю. Чувства надо проверять.

– Андрей, ты забыл назвать наши имена, – заметила девушка.

– Ой, прости, Ника. Это Вероника, может танцевать ночь напролёт. Справа от тебя Димон, а слева Руслан, Руська наш. Любят юмор, и очень даже неприличный.

«Куда я попала? Господи, уведи меня от этих людей», – взмолилась Ирина.

– Ириска, наверное, вкусная конфетка, – засмеялся Дима.

– Предполагаю, очень, – вставил свою реплику Руслан. Мужчины захохотали от души. И только Вероника слегка съёжилась и покосилась на Иру.

– Меня зовут Ирина, – не выдержала Голубенко наглого вторжения в личную жизнь.

– Ну, если наш Вторник сказал, что ты ириска, значит, ты ириска. Ему лучше знать, какая конфета, – уточнил Руслан.

– Русь, а ты знаешь, я её ещё не пробовал, – честно признался Андрей.

– Что?

– Ты хочешь, чтобы мы в это поверили?

– Спросите мою девушку, если не верите.

– Андрей, ты много выпил, и кажется, забыл, кто ты, а кто я. Я – не твоя девушка, и никогда ею не буду, – воскликнула Ирина, и быстро направилась к выходу.

– Подожди! Пацаны, что вы наделали! Она же чересчур умная, книжки читает. Блин! – расстроился Вторников и потянулся к бутылке.

– Ничего, вернётся, – проговорила Ника и улыбнулась. Наконец-то она избавилась от представительницы того же пола, что и она. Теперь мужчины будут говорить о ней. Она станет королевой вечера.

– Расслабься, братан. Давай лучше выпьем за встречу, – предложил Дмитрий.

Вчетвером они разместились за столиком.

Глава 6. Обида и воспоминания (врываются в нашу жизнь довольно часто)

Ирина лежала в постели и плакала. Плакала от обиды, от боли воспоминаний, от своей слабости. Она не ожидала, что Вторников до такой степени мерзавец. Она впервые столкнулась с человеком, который совсем её не понимает, не стремится понять. Жуткий собственник и эгоист. Его личная значимость не позволяет увидеть других людей. Он, словно затыкает уши в тот момент, когда следует внимательно слушать. Впрочем, говорить с пьяным всегда испытание.

«Завтра же вернусь домой. Лучше буду страдать, чем отвлекаться от страдания в компании Андрея», – решила девушка. В три часа ночи Голубенко не спалось. Слишком перенервничала, а успокоиться не хватало терпения. Тишина чужого дома давила на её душу, особенно после оглушительной атмосферы клуба. Впрочем, ночное молчание временами отдавалось приятным ритмом в сердце, которое продолжало ныть, которое искало утешения и не находило его. Оно не могло найти его здесь, на территории, пропитанной духом отчаяния, на земле, где фигуры позабыли о красоте существования, о чувстве такта, о нежности и помощи. «Ах, если бы я могла встретиться с Женькой! Если бы могла», – и слёзы выбегали на бис. Ира сжимала подушку и заставляла себя остановить мысли, но они её не слушали подобно тому, как шаловливые ученики игнорируют замечание своего учителя. Не выдержав муки, навалившейся в эту одинокую ночь, где тоска – повелительница мира, Голубенко встала с кровати. На секунду она задумалась о Вторникове. Вернётся ли он сейчас или будет уничтожать своё сознание в кучке друзей по интересам? Ира очень надеялась, что он не придёт. Его хмельной взгляд противен.

«Что же делать?» – вопрос блеском лёг на губы. И тут Ирина вспомнила о Сашке. Соболев – человек, который знает, что делать, когда и как. Посмотрев на часы, девушка недовольно хмыкнула. Поздно. Глубокая ночь. Все спят, а она – исключение. Звонить неприлично в это время. Но ей необходимо, чтобы её поддержали, хотя бы словом. Ожидание утра – самое трудное состояние потерявшейся души. Ира снова легла в постель.

Количество мыслей, ползающих в голове, напоминало муравейник. У каждой думы, как у муравья была своя цель в виде переноса соломинки, которая должна попасть в нужное место. Голубенко вспомнила Институт телерадиовещания. Она окончила его пару лет назад. Возник следующий лучик фонаря, когда она делала свой первый сюжет. Оператор достался ей высокомерный, корчил из себя гения, профессионала, а на самом деле был простым самоучкой. Настраивал камеру, ходил без слов по углам, определяя лучший ракурс съёмки, а ещё язвительно прищуривал глаза, когда смотрел на юного корреспондента. Своим видом он внушал отвращение. Не только Голубенко, но и остальным работникам телевидения. Она слышала гадкие отзывы о нём. К счастью, это был их единственный совместный репортаж. С того момента она всячески его избегала. Испытывала судьбу или судьба испытывала её. Они соперничали друг с другом. Зато именно тот первый телеопыт подарил ей верного товарища. Она встретила Сашку Соболева.

…Премьерный спектакль «Княгиня Трубецкая» – её задание номер один. Ира крепко обнимала микрофон и блокнот с ручкой. Она старалась вести себя непринуждённо. Но её ёрзанье на стуле выдавало дикое волнение. Да, вдобавок оператор прожигал своим злым взглядом. Удача в виде сидящего рядом проницательного молодого человека спасла девушку.

– Вы с телевидения? – спросил он.

– Да, – ответила она.

– Вам нравится?

– Что? – не поняла Голубенко.

– Спектакль, – улыбнулся Соболев.

– Нравится. Очень. Особенно декорации. Люблю оранжевый цвет.

– Спасибо.

– За что?

– Я – художник-декоратор. Это я придумал и сделал сцену.

– Правда? Вот здорово. Значит, вы мне после окончания спектакля дадите интервью.

– Отлично. Александр Соболев. Саша, – сказал парень.

– Ира Голубенко, – ответила девушка.

Он проводил её домой, перед этим поставив на место вредного оператора, настояв на интервью на фоне афиши. Когда она удалялась от жестокого лица в обществе художника, то чувствовала себя защищённой, явственно охраняемой от всех бед.

…Ирина услышала громкий стук дверью и пронзительный стон.

– Ириска, ты где?

«О, нет! Утро пришло, но вместе с любимым временем суток пришёл и этот тип. Боже, как он похож на того мерзкого оператора! Сашка, забери меня отсюда», – промелькнуло в сознании девушки. Она быстро побежала в ванную комнату и замкнулась изнутри.

– Трезвый он ещё хуже, чем пьяный. Вторник. Лучше бы он был воскресеньем, – громко проговорила Голубенко воде, которая торопилась покинуть кран – свою тюрьму.

Глава 7. Отъезд (как маленькое спасение собственной души)

– Ирис, останься. У меня ещё продолжается отпуск, – настаивал Андрей, провожая девушку на поезд.

– Послушай, Андрей, за эту неделю, что я провела здесь, мне кажется, что тебе пора было запомнить моё имя. Один миллион раз я тебе говорила, как меня зовут. Но больше миллиона раз повторять это тебе я не в силах. Возвращаюсь домой, к людям, которым интересны мои чувства. В этом городе я не стала счастливей, – произнесла Голубенко.

– А я? Своим отъездом ты точно не сделаешь меня счастливым.

– Люди приносят счастье друг другу, когда слышат друг друга.

– Я слышу тебя.

– Нет. К тому же я и не хочу, чтобы ты меня слышал.

– Я тебя не понимаю.

– Наконец-то ты это признал.

– Ты ловишь меня на чём-то несущественном.

– Несущественное иногда превращается в смысл жизни.

– Ира! Почему ты уезжаешь? Ты обиделась на Димку и Руслана? Но они всегда себя так ведут. Они – вечные приколисты. Понимаешь? Им нравится…

– Замолчи! Мне дела нет до твоих друзей. А повели себя они вчера и, правда, ужасно. Речь не о них. Ты. Ты позволил им этот вульгарный тон, позволил оскорбить меня, – раздражённо сказала Ирина.

– Я не хотел. Я ведь выпил, и поэтому… – начал оправдываться Вторников.

– Не продолжай, – перебила она.

– Мы встретимся, когда я вернусь? – спросил с надеждой Андрей.

– Вряд ли. Если только случайно столкнёмся в магазине, – улыбнулась Голубенко, радуясь, что ей почти удалось победить этого невыносимого упрямца.

– Я люблю тебя.

– Не надо. Не надо говорить это. Я уезжаю. Мне пора садиться в вагон.

– Неужели ты уезжаешь только из-за того, что я называю тебя ласково Ириской, а не Ирой?

– Конечно, не только из-за этого.

– Какая ещё причина?

– Не могу сообщить. Это очень больно – произносить вслух фразы, в которых много тоски.

– А ты забудь тоску. Позволь мне помочь тебе её забыть.

– У тебя не получится.

– Ты не даёшь мне шанса.

– Он тебе не нужен.

– Но я хочу быть с тобой. Хочу.

– Андрей, твоё желание для тебя закон. А моё желание для меня закон. И в моём желании нет места для тебя.

– Ира, пожалуйста, не уезжай. Я позвоню Соболеву. Он сможет тебя переубедить, – заявил парень.

– Звони. Пока!

– Я тебя найду, – крикнул Вторников, когда Голубенко уже села возле окна.

«Больше не нужно притворяться. Можно открыто страдать. И никто не будет требовать внимания, когда ты его не в состоянии подарить», – думала Ирина, наблюдая, как Андрей на улице складывает ладони сердечком и посылает ей воздушные поцелуи.

Глава 8. Солнце начинает светить (именно в тот момент, когда очень нужно)

Серое небо постепенно светлело. Превращало тусклый оттенок в голубой цвет. А в голубом цвете мелькали жёлтые огоньки. Солнце принималось за работу. Ирина медленно шла по улице. Несмотря на то, что она провела бессонную ночь в поезде, ей не хотелось спать. Она любила утро. Если бы сейчас ей не мешала тяжёлая сумка в руке, которую она еле несла. Если бы ей не мешали грустные мысли. Если бы не было «если бы» жизнь выглядела бы милой игрушкой.

– Ты приехала! – услышала девушка за спиной знакомый голос.

Голубенко обернулась. Высокий шатен в чёрной рубашке с бордовым галстуком и болотном в клетку пиджаке решительно спешил к ней.

– Сашка, – тихо проговорила Ира.

– Ты приехала, – повторил Соболев и забрал у девушки сумку.

– Приехала, – устало произнесла она.

– Вторник мне звонил. Вчера.

– Жаловался? Просил убедить меня быть с ним?

– Ага.

– А ты? Что ты ему сказал?

– Я сказал, что это смешно – заставлять человека делать то, что он не хочет.

– Хороший ответ. Но только он наверняка его не понял.

– Так и есть. Ира, представляешь, он даже психнул, разозлился на меня, мол, что я на твоей стороне.

– Саш, Андрей – странный. Сначала обижает, а потом говорит, что это любовь. Как можно верить этому типу?

– Я предупреждал тебя, что с ним будет сложновато, но ты сама согласилась.

– Не вини себя за то, что познакомил меня с ним. Это был полезный урок. Теперь я осознала, что в какой бы новый город я не приехала, я всё равно буду Ирой Голубенко, а не кем-то другой, весёлой, беззаботной, счастливой. Мы думаем, что стоит нам оказаться в чужом месте, и весь мир будет у наших ног и наше сердце взлетит как птица в небо. Глупо так думать. Ничего не меняется. Внутри смятение. Оно разъедает душу. Жить становится трудно. Очень трудно.

– Да, вижу ты «хорошо» отдохнула на море. «Позитивных» мыслей набралась. Я не ожидал, – Соболев ущипнул Ирину за щёчку.

– И не говори. «Прекрасный» отдых.

– Ты, наверное, хочешь меня «поблагодарить» за это?

– Ты угадал. Хочу.

– Ир, прости. Я не думал, что он совсем с катушек слетит.

– Саша, ты что! Какое «прости»? Наоборот, спасибо тебе за эту поездку. Вторников – непростая личность, однако это неважно. Он был временным попутчиком. И всё. Надо поскорее забыть его выходки. Зато я увидела впервые осеннее море. В сентябре оно чудесно.

– Значит, что-то всё-таки было прекрасным?

– Да. Но я устала. Потом расскажу.

– Ладно. Ты позвонишь? Или я могу тебе позвонить?

– Я буду ждать твоего звонка.

Голубенко вошла в подъезд. Пока она поднималась по лестнице, то думала, почему она не сказала Соболеву, что так хотела позвонить ему в три часа ночи и не решилась.

Глава 9. Дома (намного легче слушать жалобы сердца)

Она сидела одна в своей комнате. Родители на работе. Удивительное счастье – одиночество. Порою возникает мечта раствориться в нём. Неужели существуют люди, которым не нравится одиночество, которые боятся его? Разве они не чувствуют потребности говорить только с собой? Зачем им другие фигуры? Зачем напрягаться и слушать кого-то, делать умное выражение лица, когда тебе безразлично, что тебе рассказывают? Вместо изнурительной борьбы между уважением и терпением лучше послушать собственное сердце. Оно-то точно не обманет. Скорее подскажет, что предпринять. Хотя и то, что оно предлагает, не всегда бывает верным. Левая часть тела любит поспорить с правой. Но это не имеет значения. Главное, какие в конечном итоге мысли приходят в голову в связи с сердечной подсказкой.

Голубенко после долгого душа легла в постель. Спать она не собиралась. Не хотела. Ира надеялась, что в горизонтальном положении к ней придут интересные идеи, которые отвлекут от случившегося в её жизни. Первые два часа она провела в более или менее приятном расположении духа. Она вспоминала книгу, восстанавливала в подробностях сюжет. Ирина влюбилась в Германа Гессе после прочтения его романа «Демиан». Никогда не думала, что есть на свете, правильнее, был на свете человек, великий писатель, который писал о том, что волновало её сегодня. Она размышляла о своём внутреннем пути. Размышляла относительно короткое время, поскольку телефон – пресловутое средство связи, которое её нервировало – заявил о себе. Голубенко ненавидела разговаривать по телефону. И звонила только по необходимости. Для неё легче было выдержать визуальный контакт, чем общение по разные стороны трубки. Впрочем, дело заключалось не в том, что говорить, а в том, с кем говорить. Если бы это был Сашка Соболев, она подпрыгнула бы в кровати от радости. Она ждала его звонка. Честно ждала.

На дисплее мигали два слова – Андрей Вторников. А с ним ей не о чем беседовать, особенно после последних дней, проведённых вместе и как-то далеко друг от друга. Ира выключила бы телефон совсем, если бы не Соболев, который обещал позвонить.

Художник-декоратор не позвонил. Слегка расстроенная Голубенко каждые десять минут брала в руки мобильник и вертела им, полагая, что таким образом Саша почувствует призыв и наберёт её номер. Взглянув на часы, она пришла к выводу, что сегодня он не будет с ней разговаривать. Неясно почему, однако бывает, что некоторые обещают позвонить или написать, а потом передумывают, даже жалеют, что обещали. И страх залез Ирине под кожу. Она испугалась: «Если Сашка не позвонит, как я буду жить?». Она ещё не понимала, какое сильное влияние он оказывал на неё. Естественно, ведь для девушки он был просто хорошим другом, старшим товарищем, который немного больше и лучше её знает жизнь. А знает, не потому что много читает, а потому что много думает.

Ужин с родителями прошёл в молчании. У отца с матерью в её отсутствие каждый день происходили ссоры, пустячковые, но досадные. Ира старалась соответствовать их настроению. Хотя подстраиваться ей особо не требовалось. Она сама находилась в растрёпанном состоянии. Усталость наконец-то дала о себе знать. Сон хватал её за веки, тревожил ресницы, заставлял закрыть глаза. Голубенко его послушалась. Только засыпая, она всё время повторяла про себя единственное имя, от которого так болело сердце. Женька.