Текст книги "Меняя пароли"

Глава 10. Новый день (приносит разного рода информацию)

Сашка позвонил утром, когда Ира листала школьный фотоальбом.

– Привет, если хочешь поговорить, то подходи через полчаса к мастерской, – быстро произнёс Соболев.

– Привет! Конечно, хочу. Я приду, – ответила Голубенко, закрывая левой ладонью фотографию десятилетнего Женьки.

Она отправилась в художественную мастерскую, где работал Сашка, короткими переулками. Ей хотелось поскорее его увидеть. «Соскучилась? Не знаю», – она спрашивала себя и не могла определить, почему ей необходимо быть рядом с Соболевым, советоваться с ним по каждому поводу. Словом, она изучала собственную натуру, пыталась раскрыть тайну. И боролась. Боролась с детскими воспоминаниями. Их имелось у неё немного. Однако все эти ребяческие записки в её душе были выкрашены в радужные цвета. Когда-то грязные монетки теперь превращались в крупные купюры. Она придавала им значение, хотя и понимала, что в них нет никакого смысла. Но переубедить себя в настоящее время, когда взрослое сознание уже сформировалось, сложилось именно благодаря этим крошечным событиям, которые даже трудно называть событиями, невозможно. Нет, если постараться проникнуть в сердце, поговорить с ним откровенно, может что-то и выйдет полезное из такого урока. Предсказать тяжело, так как все игрушки детства переходят, правда, в ином виде, в молодость. Из молодости кочуют в старость. Короче, они навсегда остаются с нами.

Александр Соболев стоял на улице. Засунув руки в карманы коричневой ветровки, он наблюдал за рабочими. Рядом с художественной мастерской возводили новый дом. Его строили на месте старого, аварийного, который снесли всего за два дня. Художник следил за сооружением жилья и втайне мечтал однажды воздвигнуть свой большой дом. Дом для семьи, для любви.

– Ты меня давно ждёшь? – спросила Ирина. Оказавшись с Сашкой на расстоянии в несколько сантиметров, она почувствовала себя гораздо спокойнее, словно приняла хорошую дозу транквилизаторов.

– Нет. Ир, ты ведь знаешь, что мне всё равно сколько ждать, если я жду тебя, – ответил Соболев.

– Спасибо! – как-то грустно улыбнулась девушка и подумала: «Спросить?».

– Ну, что, куда пойдём?

– Не знаю. Саш, а тебе разве не надо сегодня работать?

– Этот день в твоём распоряжении.

– Почему?

– Потому что ты грустишь. А я не хочу, чтобы грусть пылала в твоих глазах. Мне становится от этого страшно.

– Нас напоили грустью ещё в младенчестве. Она соединилась с кровью, и живёт в наших телах. Так что бороться с собственной меланхолией нельзя. Победа на её стороне.

– Мне не нравится твой обречённый тон.

– Мне тоже. Но что я могу поделать?

– На какое-то время забыть. А когда вспомнишь, то поймёшь, что грусть больше не причиняет тебе боль.

– Ох, Сашка! Если бы это было возможно. Ладно. Не будем говорить об этом. Я не хочу, чтобы и ты погрузился в то потерянное состояние, в котором я обитаю.

– Вдвоём легче переносить страдание, – заметил художник.

– Да. Однако в том случае, если эти двое связаны друг с другом. Думаю, что это не наш случай, – почти прошептала Голубенко.

– Мы-то как раз и связаны друг с другом. А значит, это наш случай.

– Александр Константинович, вы о чём?

– О, нет! Ирочка, только оставь эту официальную муть. Я про дружбу, а ты что навоображала?

– Ничего.

– Скажи.

– Ничего.

– Как хочешь.

– Вчера мне звонил Вторников, – сообщила Ира, меняя тему.

– Он мне тоже звонил, – сказал Соболев, про себя отметив смущение Голубенко.

– Я ему не ответила. Он раз шесть звонил.

– Вот это да! Я тоже ему не ответил. Был занят.

– И чем же ты был занят? Почему не поговорил с другом?

– Я работал. Заказ. Вывеска. Я и тебе не смог позвонить. Зато сегодня у меня выходной.

– А-а, понятно.

– Он подумает, что мы с тобой договорились его игнорировать, – проговорил Александр.

– Пусть думает, что хочет. Мне всё равно. Наверное, наши сердца знают, что делают, – произнесла Ира.

– Наши сердца? Возможно, ты права. Говорят, что влюблённые чувствуют связь друг с другом на расстоянии.

– Я не любовь имела в виду. Ну, ладно. Неважно. Позавчера в три часа ночи мне очень хотелось тебе позвонить, но я не позволила себе тебя разбудить. Видишь, какая я тактичная.

– Позавчера? Это когда ты звонила и плакала? А потом вечером я разговаривал с Андрюхой и он сказал, что вы идёте в клуб? Это тогда?

– Да.

– Я про клуб очень удивился. Ты же не любишь громкую музыку, пошлые танцы и много людей!

– Вот-вот. Ты знаешь. А он, несмотря на то, что я постоянно об этом напоминала ему, потащил меня туда. Он вообще не умеет обращать внимание на того, кто рядом.

– Он тревожится о своём комфорте. Разве это плохо – любить себя?

– Это замечательно.

– В чём же дело?

– Ты ведь не такой.

– Нет. Но ты сама захотела поехать с ним. Я просто вас познакомил. Нашёл ему попутчицу, а тебе предоставил возможность насладиться новым лицом…

– Стоп. Я не желаю об этом говорить. Саша, ты обещал, если, конечно, не забыл, научить меня кататься на велосипеде. Только не смейся!

– Я помню. Что – сегодня?

– Да.

Глава 11. Лучше поздно, чем никогда (или лучше никогда, чем поздно)

За три года дружбы Ира не знала, как выглядит квартира Соболева. Художник приглашал её несколько раз в гости. Приглашения поступали от него ещё в первые месяцы со дня знакомства. Но Голубенко их не принимала. Она не подпускала к себе близко никого. Ирина с десяти лет любила Женю Водонаева, бывшего одноклассника. Она не видела его лет пятнадцать после переезда в Россию. И не увидит никогда. География здесь ни при чём. Девушка сжала кулачки, и ногти впились в кожу, оставляя следы. «Не думать», – приказала она себе. Сашка вывез велосипед.

– Ну, готова? – спросил он.

– Не уверена, но попробую, – сказала Ира.

С ума сойти! Она не умела кататься на велосипеде. Разумеется, в пятилетнем возрасте Голубенко ездила на трёхколёсном, как и многие малыши. Двухколёсный монстр её пугал. Одноклассники, друзья детства гоняли после уроков на этом транспорте, а Ира – приличная девочка – сидела дома и читала книжки или же совершала пешие прогулки в компании Вики Дорошевой, закадычной подружки. Жизнь в другой стране не дала особых плодов по количеству приятелей. Голубенко избегала тесных контактов и в школе, и в институте. Ей нравилось быть одной. Ну, да, виртуальный мир открыл ей иную сторону возможностей для одинокой натуры. В социальной сети пиши, что хочешь, не стесняйся, добавляйся в друзья, выкладывай на всеобщее обозрение откровенные картинки. Ирина приняла достижения технического прогресса. Приняла, но не так, как все. Она не сидела ночами в ВКонтакте, не заглядывала каждый день в ЖЖ… Ей хватало терпения. Она не видела необходимости в ежеминутной проверке своей странички. Живой разговор и электронные предложения с ошибками – триумф всегда был за первым. Её душа знала, где не стоит искать истину. Она – исключение в молодом поколении. Подобных ей – единицы. И к счастью, они всё-таки есть, те разумные, которые постигли, что жизнь не заканчивается интернетом.

Научиться кататься на велосипеде как-то раз предложил Соболев. Он ей сказал, что когда едешь на велосипеде где-нибудь за пределами города или на его окраине, то чувствуешь себя, словно животное, которое может бежать куда хочет и когда хочет. Ирина запомнила и решила попробовать. К тому же Сашку она считала подходящим для себя учителем. Он не высмеивал её неумение. Он просто понимал.

– Когда ты в последний раз прикасалась к велосипеду?

– Лет двадцать назад. Давно. И это был трёхколёсный товарищ. Я тебе уже говорила.

– Придётся тебе представить себя несколько моложе.

– А что разве поздно начинать учиться, если за плечами четверть века? – спросила Голубенко.

– Хочешь получить честный ответ? – улыбнулся художник.

– Хочу.

– Поздно. Конечно, поздно.

– А как же пословица: «Лучше поздно, чем никогда»?

– Ты – особенная личность. Твою жизнь, Ира, нельзя измерить пословицами, поговорками и известными афоризмами.

– Почему?

– Ты прилетела с другой планеты. А потому велосипед для тебя не может стать преданным другом. Вы поздно встретились. В общем, лучше никогда, чем поздно. Это про тебя.

– Слушай, Саш, помолчи. Я хочу всё-таки попробовать.

– Ок.

Ире не удавалось держать равновесие. То и дело её клонило в стороны. После нескольких попыток она бросила в отчаянии руль, не имея сил и способности остановиться. Соболев подбежал к ней, хотел помочь и поймать. Вдвоём они запутались, Голубенко сбила с ног художника и свалилась сама. Впрочем, пострадал и велосипед. Несильно, но всё же.

Соболев склонился над ней.

– Тебе больно?

– Нет. Саш, встань с меня.

«Похоже, я не очень-то ей нравлюсь», – подумал молодой человек и поднялся. Он протянул ей руку. Ира встала. «Он раньше никогда на меня так не смотрел. Что происходит?» – задумалась девушка.

«Всё дело в этом Женьке, в глупой детской любви», – размышлял Соболев, рассматривая велосипед.

– Что? Я погубила его? – поинтересовалась Голубенко.

– Порядок. Только думаю, что тебе не стоит учиться кататься. Не твоё это занятие. Лучше работай со словом, в том же духе.

– Спасибо за совет!

Они расстались на углу улицы Мира, той, что разделяет на две части площадь Ленина.

Глава 12. Прошлое (есть тень человека, от которой он никуда не может спрятаться)

«И не нужен мне велосипед. Не вижу я ничего увлекательного в такой езде», – обижалась на свою неспособность Ирина. Она шла домой, то и дело беспокойно отряхиваясь от пыли. У неё впереди целая свободная неделя, которую следует чем-то занять, чтобы не изнурять себя печальными мыслями. Большую часть отпуска провела она невесело. Хотя надеялась, что он будет лучшим в её жизни. Судьба пожелала её испытать на прочность. Ей придётся выдержать испытание. Испытание прошлым – самое жестокое испытание на свете. Мы думаем, что прошлое растворяется в воздухе, исчезает как снег весной, но это не так. Прошлое смотрит на нас с фотографий, которые мы неизвестно зачем храним. Впрочем, не в одних снимках живёт вчерашнее время. Оно в наших сердцах, которые создают дискомфорт организму.

Голубенко прошла в свою комнату и села на кровать. Потянулась к тумбочке и взяла тетрадь с малиновым сердечком. Она вела дневник всего один месяц, вернее, чуть больше месяца. С первого апреля по седьмое мая тысяча девятьсот девяносто девятого года. Четвёртый класс. Маленькая девочка с длинными волосами, заплетёнными в косу. Именно она уговорила Вику завести дневник. Они купили тетради в один день. К счастью, обложки разные. Несмотря на сильную привязанность друг к другу, Ира не хотела становиться похожей на подругу. Индивидуальность ценила уже тогда. Девушка вспоминала тот вечер в подробностях, словно это было вчера. Да, как будто они вчера примчались в квартиру семьи Голубенко. Ирина села за большой стол, а Дорошеву посадила за журнальный столик. И каждая начала летопись. Мемуары десятилетней девочки. Забавно и прекрасно.

…Солнце посылало последние сигналы перед своим уходом. Но девчонки не обращали внимания на эти знаки. Они находились в том возрасте, когда настроение не зависит от солнечного света, когда нет страха ни перед будущим, ни перед настоящим, ни уж тем более перед прошлым, ведь оно у них такое короткое и ничтожное. Страха нет. Есть лишь одно предвкушение счастья, ожидание чего-то восхитительного и волшебного, которое не поддаётся описанию. Это блаженство обитает внутри тела.

– Ира, а что мне написать в дневнике? Я не знаю, – спросила Вика.

– Напиши о том, как ты провела сегодняшний день, что ты делала, про школу, – поучительно ответила Голубенко.

– Хорошо. Дай мне твою большую ручку. Я хочу нарисовать звёздочки на первой странице.

– Бери. Только мне сейчас она тоже понадобится. Я буду некоторые предложения, в которых есть секреты, выделять жёлтым цветом.

– А я буду писать зелёным.

– Всё пиши. Не отвлекай меня.

Каждая трудилась над бумагой, выводила на ней буквы, думала о жизни и незначительных вещах.

– Ты будешь писать про Водонаева? – полюбопытствовала Дорошева.

– А ты? – с упрёком сказала Ира.

– Я первая спросила. Отвечай.

– Ты любишь его?

– Люблю. И он меня тоже любит.

– Неправда. Он тебя не любит. Он меня… Не твоё дело.

– Ну, ты будешь писать про Женьку?

– Это личный дневник. И ты, и я будем в него вкладывать свою душу. Никто не должен знать о нашей тайне.

– То есть ты не дашь мне почитать свой дневник?

– Нет.

– Тогда и я тебе не дам.

– Я и не просила. Пиши, что хочешь. Про Водонаева, про противную Терехову, про меня.

Через десять минут первая запись была сделана. Голубенко проводила Вику до школы, в которой они учились. Школа как точка отсчёта в их жизни и дружбе. Она находилась посредине между их домами. Именно от школы для Иры и для Вики было одинаковое расстояние. Ни та, ни другая не желала пройти лишнее и сделать так, чтобы кому-то из них идти до дому короче. Несправедливость больно ранила, а потому они не причиняли друг другу боли.

…Ирина плакала и смеялась. Ей хотелось перенестись туда, в тот дивный уголок безмятежности существования. Она отлично понимала невозможность этого, но всё же мечтала и страдала.

14 апреля 1999 года Среда

Сегодня у меня прекрасный день. Утром я пошла в школу. Водонаев Женя опять меня дёргал за хвост. Сегодня я с ним дежурила. Потом, когда все уроки закончились, я пошла домой. Дома я покушала и отправилась к своей подружке Вике. Я с Викой купила жвачки-переводки. Давно мечтала. Мне попался орёл, а Вике – жаба. Переводки мы сделали на руку. Мы гуляли очень долго в садике №8, а затем разошлись по домам. Дома я помыла голову и стала смотреть сериал «Район Беверли Хиллз». И ещё я смотрела мультфильм «Ниндзя-черепашки», и в 6 часов 30 минут передачу «Угадай мелодию». В восемь часов также смотрела сериал «В плену страсти».

На этом мой день заканчивается.

Пока, Ира!

Глава 13. Друг (это фигура, обладающая одним замечательным качеством – честностью)

– Ты почему так долго не брала трубку? – взволнованно проговорил Соболев.

– Долго? Да, я только сейчас услышала телефон, – удивилась Голубенко.

– Что же ты делала?

– Тебя это не касается.

– А я знаю. Мучила себя ушедшими днями и лицами, которые не могут быть рядом.

– Саш, зачем ты? Ты понял, да?

– Ага.

– У каждого из нас своя жизнь, своя странная, иногда красивая история. Мы не можем заплести двух человек в одну косу, не можем сделать их одной милой ленточкой. Они не станут бантиком, даже если и хотят. Слишком много препятствий.

– Ира, дело не в препятствиях, а в сомнении, с которым нужно бороться.

– Я не умею бороться.

– Я тебя научу.

– Ах, Соболев! Ты издеваешься надо мной. Ты меня уже научил кататься на велосипеде. Благодарю, – насмешливо сказала девушка.

– Научу бороться с мыслями. Это теория. А езда на велосипеде – это практика. Тебе подходит теоретическая работа. Это твой конёк, – задумчиво произнёс художник.

– Ты звонишь по какому-то вопросу? Или…– специально не договорила Голубенко.

– Да, у меня к тебе много вопросов. Ты… А вообще-то не надо. Нет. Я просто хотел спросить, как у тебя дела, – смутился Сашка.

– Неплохо.

– Я рад.

– А ты как? Рисуешь, то есть пишешь?

– Да. Большой заказ. Где-то неделю буду занят. Круглыми сутками.

– Неделю? Именно ближайшую неделю?

– Ага. А что?

– Ничего.

– Почему тебя беспокоит эта неделя?

– Это будет моя неделя одиночества.

– У тебя ещё не закончился отпуск?

– Нет, не закончился. Я же раньше срока вернулась с моря.

– Надо было потерпеть Вторникова.

– Сам его терпи.

– Я своё вытерпел. Он у нас афишу заказывал к своему магазину. Замучил. Ужас!

– Представляю. Ещё бы мне не знать, как он умеет мучить людей. Я же с ним в одном доме жила.

– Тебе понравилось совместное проживание?

– Александр Константинович, я сейчас отключу телефон. Отключу нарочно, поскольку вы знаете ответ.

– Не надевай холодную маску. Я не вынесу этого.

– А ты не доводи меня до такого состояния, когда остаётся один выход – скрыть лицо.

– Не буду. Так значит, у тебя свободное время объявилось, и ты не знаешь, что с ним делать?

– Да. Может, ты подскажешь.

– Ира, а ты не хочешь мне помочь?

– Что? О чём ты?

– В ближайшие дни я буду делать декорации к спектаклю. Раскрашивать и так далее. Ты могла бы давать мне советы по поводу цветов, орнамента. У тебя же врождённое чувство прекрасного!

– Ты серьёзно?

– Если не хочешь, я не обижусь. Но думаю, что тебе не будет скучно.

– Я согласна.

– Ура! – воскликнул Соболев.

– А ты не боишься, что может возникнуть спор на творческой почве и нашей дружбе придёт конец? – весело проговорила Голубенко.

– Даже если придёт конец дружбе, то настанет другая фаза наших отношений.

– Какими-то загадками говоришь. Точно меня в авантюру затягиваешь.

– Вполне вероятно, что эта авантюра будет иметь последствия. Главное – не волнуйся. Последствия не будут опасными для жизни.

– Заинтриговал.

– Старался.

– У меня скоро разрядится телефон.

– Это намёк, что ты мне надоел?

– Нет, Саш. Ты мне не надоел.

– Надеюсь, что это правда.

– Это правда.

– Спасибо. Ладно, отдыхай. Мне пора работать.

– Пока!

– До связи.

Ирина поставила мобильник на зарядку и подумала: «Хорошо, что у меня есть такой друг, как Соболев».

Глава 14. Украинская литература (манит не только неповторимой красотой, но и мудростью)

Прозвенел звонок. Ира немного опоздала. Она пропустила первый урок – урок украинского языка. Пришлось вместе с мамой сдавать в библиотеку учебники и решать документационные вопросы. Голубенко и, правда, уезжает навсегда. Покидает школу, в которой провела четыре года. Голубые стены останутся в её сердце. Она знала, что никогда их не забудет. Ведь она полюбила это трёхэтажное здание, в котором постоянно терялась. Слишком много переходов и лестниц для маленькой девочки. Если бы она осталась, то вероятно став старше научилась узнавать коридоры, по которым пока что блуждала растерянная и испуганная. Странно, что ей нравилась такая школа. Школа, про которую ходило много слухов. Молва касалась не учеников, не их успеваемости. Речь шла о трагедии, случившейся двенадцать лет назад, то есть до рождения Ирины. Её родители знали, но всё равно отдали свою дочь в эту школу. Отдали, конечно, не специально из-за того давнего происшествия, а из-за близости к дому. Ира не понимала, почему некоторые большие мальчишки и девчонки из её двора дразнились словом «самоубийца». Школа-самоубийца ничем не выделялась среди остальных городских учебных заведений. Исключение – тот далёкий вечер, который создал несчастную атмосферу. А произошло вот что. Десятиклассница из-за неразделённой любви к учителю русской литературы оставила на столе в его кабинете записку, в которой имелось содержание весьма печального характера. Дословно никто не знал, что написала девушка. Точными сведениями располагала лишь милиция, но она промолчала, постаралась скрыть факты. Однако разлетелась по городу весть, что школьница написала правду, так как на следующий же вечер учитель повесился в классе.

Ира села за парту. Начался урок украинской литературы. Она выучила стихотворение «Мені тринадцятий минало» Тараса Шевченко. Учительница разрешила выучить любое поэтическое произведение великого кобзаря. Поэтому каждый ученик зазубрил то, что было по силам.

– На украинском языке мы писали предложения, разбирали их. Будешь переписывать? – прошептал Женя Водонаев и раскрыл бледно-зелёную тетрадь.

– А тебе она сегодня не нужна? – спросила Голубенко.

– Нет. У нас больше не будет украинского языка. Сегодня последний урок был. Каникулы через несколько дней. Но правила важные. Ты перепиши, – ответил Женя.

– Спасибо, – сказала Ира.

Девочка спрятала его тетрадь под учебник по украинской литературе и услышала, как Вика Дорошева стала декламировать:

 
Сонце заходить, гори чорніють,
Пташечка тихне, поле німіє,
Радіють люде, що одпочинуть,
А я дивлюся… і серцем лину
В темний садочок на Україну.
Лину я, лину, думу гадаю,
І ніби серце одпочиває.
Чорніє поле, і гай, і гори,
На синє небо виходить зоря.
Ой зоре! зоре! – і сльози кануть.
Чи ти зійшла вже і на Украйні?
Чи очі карі тебе шукають
На небі синім? Чи забувають?
Коли забули, бодай заснули,
Про мою доленьку щоб і не чули.
 

– Это очень красивое стихотворение, но мне больше нравится «Мені тринадцятий минало. Я пас ягнята за селом…». Я его выучил, – проговорил Женька.

– Я тоже, – улыбнулась Ира.

Когда Голубенко вышла из школы, Вика спросила её:

– О чём ты говорила с Водонаевым? Вы мне мешали рассказывать стих.

– Ни о чём, – сделала загадочное лицо девочка.

– Не ври. Почему и ты, и Женька выучили одно и то же стихотворение? Вы что договорились?

– А ты ревнуешь?

– Он любит меня.

– Это ты так считаешь, но не он.

– На общей фотографии мы стоим рядом, а ты совсем в другом конце.

– Это ничего не значит. К тому же в классном журнале моя фамилия идёт сразу после его.

– Это ничего не значит.

– Ну, не знаю.

Девочки, не сказав друг другу «пока», разошлись в разные стороны.