Текст книги "Меняя пароли"

Глава 15. Тетрадь (для одного – просто бумага, для другого – жизнь)

Ирина тяжело вздохнула, пролистывая бледно-зелёную тетрадь. Почему она не смогла ему вернуть её? На следующий день он не пришёл в школу. Потом какие-то дела возникли. Поход в лес. Уборка класса. Летние каникулы, которые раскололи их на две части. Украина и Россия. Голубенко вытерла слёзы: «Женя, как бы я хотела тебя увидеть! Как бы я хотела посмотреть на тебя взрослого. Твои раскосые бледно-зелёные глаза, как и эта тетрадь, останутся в моём сердце. Листья на деревьях стареют и падают, но они не умирают, если мы превращаем их в гербарий и бережно храним в книжках. Твои глаза – мой гербарий, который невозможно потрогать, на который невозможно бросить взгляд. Он внутри. Он невидим».

Она могла бы оставить тетрадь Водонаева Вике. Дорошевой нетрудно было бы передать ему. Однако Ира не захотела сделать такой царский подарок своей подружке. Они поссорились. За неделю до отъезда Вика стала общаться с Леной Терещенко, другой одноклассницей, ещё одной нормальной среди остальных соперниц. Тем не менее, Голубенко чувствовала себя ужасно. Её бросили до того, как она уехала. Они перестали её замечать, будто она и впрямь уже за пределами страны, за пределами их выдуманной детской территории.

Девушка сидела на кровати и держала его тетрадь. «Он вручил свою тетрадь мне, давая тем самым понять, что я ему нравлюсь. А может, всё не так было. Просто беспокоился, чтобы я не пропустила новых правил. Но вот именно! Если бы я была ему безразлична, разве он дал бы мне тетрадь? Вряд ли. Дорошевой он никогда не давал своих рабочих тетрадей, даже когда они сидели вместе. Она бы поделилась со мной столь ценной информацией, – размышляла Ирина. – Как бы там ни было, теперь это не имеет значения. Вика – пустоголовая девчонка, которая доверяла другим больше, чем себе, которая боялась остаться одна после моего отъезда, потому и начала искать мне замену, с кем бы ей беседовать на переменах и покупать булочки».

13 апреля 1999 года Вторник

Сегодня у меня прекрасный день. Утром я встала и пошла в школу. В школе меня Водонаев Женя дёргает за хвост. Я получила 5 по валеологии. Странный это предмет. Нас взвешивают, меряют рост, а мы записываем цифры, чтобы через некоторое время обнаружить изменения. Мне не нравится, потому что все одноклассники начинают сравнивать результаты друг с другом. И получается обидно, кто весит больше, значит, тот – толстый. Но я полюбила упражнение для глаз. Надо сначала быстро-быстро поморгать, а потом закрыть глаза и сверху ещё прикрыть ладошками, и ещё надо представить чёрный цвет. Учительница сказала, что это полезно для глаз, что так они отдыхают. Когда все уроки закончились, я пошла домой. Покушала и сразу же сделала уроки. Почему-то чувствую себя неспокойно, когда дела не сделаны. Я пошла к своей подружке Вике. Мы с ней гуляли в нашей школе на стадионе. Потом разошлись по домам. Я читала книгу. Очень люблю читать. В пять часов я смотрела сериал «Район Беверли Хиллз». Мне стало очень скучно и грустно. Грустно, потому что все говорят, что скоро будет конец света. 2000 год – какие-то три несчастливых нуля. Мне очень страшно. В восемь часов я смотрела сериал «В плену страсти». После этого сериала я легла спать.

На этом мой день заканчивается.

Пока, Ира!

Глава 16. Это жизнь! (каждый по-своему сходит с ума)

Девушка с трепетным наслаждением вдыхала сентябрьский воздух. Она спешила в мастерскую к Соболеву. Он ждал её помощи. Он нуждался в ней или, по крайней мере, делал вид, что нуждается. А Голубенко очень требовалось, чтобы кто-то в ней нуждался, и особенно, чтобы этим «кто-то» был именно Александр Соболев, её лучший друг. Она решила погрузиться в его творческую деятельность, чтобы забыть о себе.

– Привет! – воскликнул Андрей Вторников.

– Привет, – недовольно ответила Ирина.

– Как дела? Давно не виделись.

«Ненавижу этот глупый вопрос», – подумала Голубенко, а вслух произнесла:

– Ты уже приехал?

– Да. Без тебя мне там нечего делать.

– Надо же.

– Ты к художнику идёшь?

– А тебе какая разница?

– Ты его любишь?

– Что? – изумилась Ира, и душа её всхлипнула: «Ты просто не знаешь, кто такой Женька Водонаев».

– Ириска, я всё понял. Ещё тогда, когда Сашка нас познакомил. Вас что-то связывает друг с другом. Я сначала не хотел замечать. Потом стал наблюдать и пришёл к выводу. Это любовь.

– Андрей, ты сегодня завтракал?

– К чему этот вопрос?

– Просто думаю, может, ты от голода такую чушь несёшь.

– К сожалению, это не чушь.

– Ты сходишь с ума! – вспыхнула Голубенко.

– Ирис, каждый из нас по-своему сходит с ума, – возразил Вторников.

– Уйди из моей жизни.

– Не могу. Ты мне нужна.

– Но ты мне не нужен.

– Я знаю. Тебе Соболев нужен.

– И Соболев мне не нужен. Это твоя фантазия, возникшая от ревности или неизвестно от чего.

– Ирка, ты просто сама ещё не понимаешь, кого любишь. Так бывает. Это жизнь.

– Андрей, тебе кто-нибудь когда-нибудь говорил, что ты – невыносимый тип? Прости, я не хочу тебя обижать, но я не могу поступить иначе. Ты ведь тоже обижаешь меня.

– Про свою невыносимость я в курсе. Природа сделала мне такой дар. И я не имею права ей перечить. Только скажи, ты сейчас идёшь к нему?

– Даже если и к Сашке, то это не говорит ни о какой любви. Я буду ему помогать с заказом. У меня ещё отпуск. Куча времени и…

– Если бы тебе был безразличен художник, ты не стала бы тратить на него своё время, пусть и свободное время. Зачем тебе уставать от его работы? У тебя впереди своя.

– Слушай, отстань от меня. Не порти уже испорченное настроение.

– Соболев тебе его поднимет. Не сомневаюсь.

На две минуты на смену словесной борьбы заступило молчание.

– Я хотел бы быть на Сашкином месте. Я люблю тебя, – произнёс Вторников.

– Андрей, я не давала поводов для каких-то чувств. Спроси Соболева. Он скажет, что ты – фантазёр, – быстро проговорила Голубенко.

– Я был у него. Как раз от него и иду.

– Да?

– Да.

Глава 17. В мастерской (иногда хочется верить)

Просторная художественная мастерская окутывала теплотой. Цвет решает всё. Оранжевые стены превращались в солнце и грели, становились милыми лучиками, на которые можно смотреть без очков. Голубенко ощутила себя частью этого приятного мира, в котором смешались запахи красок, растворителей, ватманов, холстов. Она решила не говорить Соболеву о встрече с Андреем Вторниковым. Не хотела знать то, что уже фактически знала. Она нарочно уничтожала в себе какие-то намёки, не давала, запрещала сердцу снова стучать в счастливом ритме. Ирина полюбила человека, которого не желала любить. Просто она никогда не представляла художника своим возлюбленным. У неё был Женька Водонаев, образ того мальчишки, который давным-давно уже не был мальчишкой. Но она настаивала на сохранении дивного чувства. Наверное, с отъездом её детство оборвалось, поскольку она по-прежнему хранила мгновения жизни в малоросской школе. Воспоминания не отпускали. Жить с ними трудно. А без них нереально. Почти регулярно человек возвращается в ушедшие дни. Восстанавливает события, действия, людей, ароматы, цвета, настроения, вещи… То, что было раньше, всегда будет лучше, чем то, что есть в конкретную минуту. Недовольство общественным строем, собственным существованием, поступками близких порождает ненависть и боль, которые преобразуются в негативные слои. Они покрывают тело прозрачными морщинами, не давая ему радоваться даже явлениям природы. Ветер становится врагом. Бабочки выглядят уродливыми кокетками и гоняются по свету только с корыстной целью. Подозрительность и неуверенность – страшные качества. Они мешают душе. Они её отравляют.

– Наконец-то ты пришла! Я уже сомневался, – проговорил художник.

– Я обещала придти, и я пришла, – сказала Голубенко.

– Сразу за работу? Или как?

– Естественно. Только работа.

Девушка принялась вырезать фигурки кукол. Она сидела за столом и старалась не смотреть на Соболева, стоящего за мольбертом. Он рисовал что-то срочное. Ира не спрашивала. Теперь она предпочитала молчать. Иногда она чувствовала на себе его взгляд. «Неужели проверяет? Работаю или отвлекаюсь?» – рассуждала про себя Голубенко. После двух часов непрерывного движения ножницами перед нею на столе образовалась кукольная гора.

– Я закончила, – объявила она.

– Я ещё нет, – ответил Александр.

– Теперь их надо раскрашивать?

– Да. Гуашью.

– Ты мне доверяешь эту работу?

– Конечно.

– А вдруг я испорчу?

– Ты не можешь испортить.

– Почему ты так уверен во мне? Я не могу себе верить.

– Поэтому ты и запуталась, – как-то тихо произнёс художник.

– Что ты имеешь в виду? А, Саш? – испуганно спросила девушка. «Он догадывается?».

– Ир, у тебя кислое выражение лица, будто ты выпила чай с лимоном. Ты ведь терпеть не можешь лимоны.

– Опять загадки.

– Никаких загадок. Только правда и вера в слова.

– Иногда мне хочется верить, но я боюсь.

– Сегодня ко мне заходил Андрей. Утром.

– Саш, а можно я завтра продолжу твои куклы раскрашивать? Я устала, – соврала Ирина.

– Хорошо, – ответил Соболев. – Я буду ждать.

Глава 18. Картина (это удивительное свидетельство жизни человека)

Художник проводил Иру до дверей. Вернувшись к мольберту, он взял в руки начатый портрет. Портрет Голубенко. Её лицо, рассматривающее куклы, притягивало. Конечно, до идеального изображения было ещё далеко. Но черты, сделанные коричневой краской, угадывались. Если бы Ирина увидела, то поняла бы этот знак. Соболев скрывал, что рисовал её.

– Сложная девушка. Она чувствует. Однако не хочет говорить об этом. Что же делать? Сколько придётся ждать, чтобы она забыла своего Женьку? Сколько? И забудет ли вообще? Не понимаю, как можно любить человека, который умер, – бормотал художник над картиной.

Впрочем, Саша обманывал себя. Он прекрасно знал, как можно любить умершего человека. Ведь он сам до недавнего времени умирал от любви.

Александр Соболев был эмигрантом, как и семья Голубенко. Правда, на украинской земле художник не имел семьи. За свои тридцать два года он ни разу не произносил слов «папа» и «мама». Не произносил их не из какого-то принципа или гордости. Когда говорят эти слова, то подразумевают под ними определённых людей, родных людей, которые отсутствовали у Сашки. Он воспитывался в интернате. Хотя и выделялся среди прочих детдомовцев. Он не лазил по деревьям, не воровал, не дрался, не обижал. Он жил в своём мире. Зло не имело возможности в нём поселиться. Лет в тринадцать стал рисовать. Одна воспитательница заметила и всячески помогала ему развивать талант. Даже способствовала его поступлению в художественное училище. Именно учёба в нём привела к тому, что Соболев попал в Россию. Проходила выставка стран СНГ, и русские члены жюри отобрали его работы. А потом пригласили продолжить совершенствовать мастерство. Он согласился, и в конечном итоге стал гражданином этой страны.

Через несколько лет создал себе художественную мастерскую, постепенно раскручивал её. И влюбился! Его очаровала молодая женщина. Она заказала ему картину. Принесла фотографию, изображающую индийского слона.

…Её плавные жесты восхищали. Она умела так красиво показывать пальцами свои желания, что её нельзя было не полюбить.

– Когда я смогу забрать готовую картину? – спросила она.

– Через две недели, – ответил покорённый художник.

За эти дни, что рисовал слона, Соболев влюбился и жил в предвкушении встречи с нею.

Она не пришла. Ни через две недели, ни через месяц. Он звонил ей. Но телефон молчал. И Александр не знал, что делать. Он постоянно думал о ней, тревожился. Картина осталась у него. А спустя полгода он, рассматривая фотографию индийского слона, на оборотной стороне обнаружил запись, сделанную простым карандашом. Он не заметил её раньше, поскольку всё время вертел снимок в руках пока писал картину. Фраза стёрлась немного. Тем не менее, если постараться, то можно прочитать: «Меня обещают убить». Соболев испугался. Значит, она специально пришла к нему за помощью, а он не догадался. Она посылала сигналы, а он их не услышал. Он повёл себя наивно. Однако откуда ему было знать, зачем она пришла! В его мастерскую приходят заказывать картины, а не спасение своей жизни. Соболев впал в мрачное состояние. Значит, красавицы уже нет в живых. Она – первая девушка, которую он полюбил. Полюбил так странно. Он сжёг фотографию слона. Картину же послал по почте в свой интернат. Имя не указал, чтобы не искали. Последующие месяцы жил мучительным ожиданием её возвращения. Хотя понимал, что она не вернётся.

Глава 19. Возвращение на работу (порою незабываемое путешествие, которое лучше было бы избежать)

Голубенко старалась незаметно проскользнуть на своё рабочее место. Но её увидела Алина Павлова, любопытная журналистка, влюбляющаяся в каждого героя репортажа.

– Привет! Ну, как прошло путешествие с любимым? – спросила она.

– Привет. Путешествие с любимым? – повторила изумлённо Ирина.

– А как же ещё назвать?

– Как угодно, но только не путешествие и не с любимым.

– То есть поездка на море – это не путешествие? А Андрей Вторников – не твой жених?

– Алина, ты начинаешь тупеть, когда пользуешься готовыми фразами из своих старых сюжетов. Рекомендую читать книги и развиваться, а то так и до старости дотянешь с минимальным запасом слов, в которых не найти смысла жизни, – возразила Ира.

– Послушай, я старше тебя. И знаю лучше, какими словами и когда надо пользоваться. Я работаю здесь уже пять лет. А ты и двух ещё не осилила. У меня опыт имеется в отличие от некоторых, – рассердилась Павлова.

– И что? Количество отработанных лет говорит о том, что ты больше знаешь? Смешно. Лучше бы молчала о своих трудоднях, – улыбнулась Голубенко.

– Вот именно! Количество отработанных лет свидетельствует об опыте, о профессионализме, – заметила Алина.

– Только профессионализм не упоминай. Он-то тут точно не к месту.

– Да, кто ты такая, чтобы указывать мне, что говорить!

– Алина, в отличие от некоторых я окончила Институт телерадиовещания. И знаю, как работают столичные профессионалы и провинциальные самоучки, которые по несколько раз в неделю и даже целый месяц повторяют репортажи, утратившие свою актуальность.

– Почему тогда ты пришла работать сюда? Если ты лучше всех, как ты твердишь.

– Вообще-то я никогда не говорила о том, что я лучше кого-то. И работаю я здесь временно. Не собираюсь тратить жизнь на неинтересные вещи, да и на людей, которые находятся на телевидении лишь из-за финансов.

– Ах, деньги для тебя не главное. Что же важнее в этом мире? Жертва?

– Алин, я не пойму, что тебе надо от меня? Я только что вышла из отпуска. Мне нужно с головой окунуться в дела, а ты мешаешь работать. Хочешь, чтобы я пожаловалась шефу?

– Не угрожай. Любимица, блин, его нашлась.

– Вот в чём фишка. Завидуешь?

– Что?

– Прелюдия о путешествии с любимым была всего лишь из-за моего повышения?

– Не только. Я работаю дольше тебя. А директор почему-то сделал тебя редактором телевидения, а меня оставил корреспондентом. Где справедливость? Может, ты взятку ему дала? Или расплатилась чем-то другим? А?

– Идиотка! Если у тебя нет мозгов, то опыт тут не поможет.

– Но почему? Почему он выбрал тебя?

– Откуда мне знать, почему. Значит, ему понравилось, как я пишу, озвучиваю.

– Я не о работе уже. Я про Андрея.

– Про кого? – задумалась Голубенко.

– Про Вторникова, с которым ты провела отпуск, – злобно ответила Павлова.

– Я не проводила с ним свой отпуск. Не фантазируй. Да, и какое тебе дело до моего отпуска? Ничего не понимаю.

– Я первая с ним познакомилась. А ты его увела у меня. Три месяца назад я делала сюжет про открытие его магазина. Он уже почти увлёкся мною. Но тут появилась ты и заморочила ему голову.

– Ревнуешь? Алин, успокойся. Неужели ты думаешь, что у нас любовь? Это же бред.

– Почему тогда он мне не звонит?

– Откуда я знаю? Мы на работе. Может, хватит вести допрос?

– У вас что-то было?

– Бесстыжая ты.

– Скажи правду.

– Я её только что озвучила, – дерзко проговорила Ирина и прошла в свой кабинет.

«Господи, это какой-то сумасшедший дом, а не телерадиокомпания. И почему она меня так ненавидит с первых же дней? Зависть и ревность – вот что ею движет, а ведь она губит сама себя. Путешествие с любимым. Как же! Скорее совершишь путешествие, находясь на работе. Тут точно столько открытий и впечатлений, что год будешь отходить от нахлынувших эмоций и не захочешь вовек такого странствия», – пронеслось в сознании Голубенко, когда она включила компьютер.

– Ты всё-таки мне соврала! – воскликнула Алина Павлова, влетая в кабинет.

– Ну, это уже полное безобразие! Где твоё воспитание? – возмутилась девушка.

– Выгляни в окно, – сквозь стиснутые зубы сказала журналистка.

Ирина подошла к окну и посмотрела вниз. На улице стоял Андрей Вторников с букетом ирисов. «Он сошёл с ума. Позорит меня», – подумала Голубенко.

– Ну, продолжишь распространять ложь? – съязвила Павлова.

– Это недоразумение, – прошептала Ира.

– Любовь не может быть недоразумением.

– Может, ещё как может.

– А ириски он принёс нашему директору? Да, Ириска?

– Замолчи.

Голубенко села за компьютер и принялась заниматься рабочими вопросами. Алина покосилась на неё.

– Ты что к нему не выйдешь? – спросила она.

– К кому?

– К Андрею. Он же тебя ждёт.

– А с чего ты взяла, что он меня ждёт? Он стоит на улице. В здание не заходит. Мало ли кого он ждёт.

– А цветы?

– Тебе принёс.

– Ага, ирисы и мне.

– Выйди из кабинета. И больше сюда не заходи.

Павлова, молча, вышла. А Ирина быстро набрала номер.

– Андрей, привет. Что ты здесь делаешь? – спросила девушка.

– Ира, спустись ко мне, – ответил Вторников. – Я решил тебя завоевать. Ты ведь не любишь Соболева или…

– Если ты любишь меня, то немедленно подари свой букет Алине Павловой, журналистке. Она делала сюжет про твой магазин. Пожалуйста.

– Я принёс ирисы для своей любимой Ириски.

– Не сделаешь то, что я прошу, больше никогда меня не увидишь. Я, наверное, люблю художника. Ты прав. Ты очень проницательный человек, – сказала она и отключила телефон. Голубенко увидела, как Павлова подошла к Андрею. Вторников спрятал мобильник в карман и протянул цветы девушке.

Глава 20. Грустные вести (приходят неожиданно и кусают душу)

Время обеденного перерыва в телевизионной индустрии – время, наполненное словесной бурей. Сильный ветер из подозрительных взглядов вечно подстерегает вас в стенах, где создаются новости, где тексты проверяют на слух, где картинки подстраиваются под чужие мысли, где любая информация превращается в видеоисторию со смыслом.

Но сегодня поселилась тишина. Ирина осталась одна, если не считать двух-трёх сотрудников, закрывшихся в операторской. В тёплые дни обычно проводятся социологические опросы. Например, в сентябре первой темой становится прошедшее лето. Как правило, задавая вопросы, связанные с отпуском, журналист знает ответы. Ему даже иногда не хочется слышать предложений, выливающихся из уст опрашиваемого. Потому что в провинциальном городе почти все говорят одинаково. Или кино так воздействует на людей, что они постоянно его копируют, то есть не сам фильм, а яркие реплики, устойчивые выражения из него, или люди просто устали искать истину и соединять слова в ином порядке. Несколько корреспондентов отправились на задания, а кто-то поспешил в столовую – насытить своё тело после умственного напряжения.

Голубенко сидела неподвижно за столом. Она не пошла на обед. Редактор телевидения еле выносила мучительный момент ухода и возвращения. В общем, её сложная натура не желала тратить целый час на поглощение пищи. Девушка перекусывала на рабочем месте и продолжала заниматься репортажем или новостной подборкой. Однако в этот день ей жутко не хотелось ничего делать. Её раздражала собственная жизнь. Бесили окружающие индивидуальности, которые гордо выпячивали свою «избранность». Она понимала, что что-то не так не в самих людях и не в ней. По крайней мере, не на сто процентов. Что-то не так было в настроении, в воздухе, в мире. Все понемногу сходили с ума. Вселенная переворачивалась. Хотя и не стремилась к этому. Её заставляли глупые фигуры, которым нравилась кровь. Любовь к красному и чёрному – искусство модельеров. Но когда данные цвета используют не по назначению, а из-за каприза, из-за взрослых, не ставших взрослыми или ставших слишком взрослыми – это не любовь. Друзья, это война.

«Похоже, Лена с Викой тогда лишь ненадолго превратились в подруг. Я уехала и теперь мне никогда не узнать, как всё было без меня. Атмосферу школы никто не сможет передать словами. Там надо находиться, присутствовать лично, чтобы чувствовать особый дух того настоящего, которое навсегда в сознании перемещается в левую колонку – в прошлое», – подумала Голубенко и открыла свою страничку в социальной сети.

Елена Терещенко

Приветик, Ира! Очень рада, что ты нашла меня. Конечно, я тебя помню. Ты уехала после четвёртого класса. Мы жили в соседних домах. И иногда после уроков возвращались вместе. Вика Дорошева (кстати, она уже замужем, и её фамилия теперь Щербакова) по тебе немного скучала. Не знаю, писала она тебе или нет об этом. Мы тебя первое время вспоминали часто. Нам не хватало твоих подсказок, советов. Ты ведь столько книжек таскала из библиотеки. Мы думали, что ты знаешь больше, чем наши родители. Забавно вспоминать, но всплывает в голове наш сбор рябины. Уверена, ты помнишь. На уроке труда мы делали бусы из красной рябины. Ты сделала тогда за меня, потому что я укололась цыганской иголкой. И только благодаря тебе получила хорошую оценку. Ах, да, с твоим отъездом у нас многое изменилось в школе. Я даже тебе какое-то время завидовала. У нас больше не было таких оценок, как 5, 4, 3, 2. Была введена балльная система. Ладно, это уже неважно. Не буду тебе забивать голову ерундой. В шестом классе нас разъединили с Дорошевой. Мы с ней как-то перестали разговаривать. Вика попала в « Б», а я в «В». Вместе со мной оказались в одном классе Женька Водонаев, Лёшка Зубченко, Катька Вдовина. Мы с ними до одиннадцатого класса дошли. Ну, а потом пути разошлись. Каждый год проходит встреча выпускников. Многие приходят, так что я со всеми общаюсь. Мы общаемся не только живьём, но и здесь, ВК, почти все одноклассники, можешь поискать их у меня в друзьях. Правда, недавно случай один произошёл. Ты, наверняка, не знаешь про Водонаева. Я, кстати, в курсе, что вы с Дорошевой были в него влюблены. А он… А теперь какая разница, кого он любил. Классный пацан был, умный, давал списывать на контрольных, особенно по математике, которую я терпеть не могу. В июне это случилось. Три месяца прошло. Уже привыкаем. Хотя и необычно будет, что он не придёт на встречу выпускников в следующем году. Короче, Ир, Женька упал с девятого этажа. Говорят, что его скинули. Мне вообще знакомые сказали, что он хотел покончить с собой. Я как-то в последнее не очень-то верю. Он не такой был. Мы же с ним дружили. Может, он поспорил с кем-то. Одних ребят допрашивали. Ну, не знаю, что точно произошло той ночью. Я была на похоронах. Дорошева нет. Она родила дочку недавно. Не до этого. А так практически все одноклассники были. Странная судьба. Рано ещё уходить. Но… Судьба (((. Не грусти.

Ирина перечитала сообщение от Лены Терещенко, своей бывшей одноклассницы. Она прислала его месяц назад, когда Голубенко добавила её в друзья и спросила о Вике Дорошевой. С того времени Ира и лишилась покоя. Она больше пятнадцати лет любила Женьку. До сих пор помнила каждое слово, сказанное им в её адрес. Все эти детские прикосновения, игры на переменках, записи в дневнике жили в её душе. Девушка даже лелеяла надежду, что когда-нибудь они встретятся. Похоже, не надо никогда строить планы. Судьба нарушает сроки. Ей нельзя верить. «Если бы вернуться на полгода назад и поехать туда и увидеть его. Я была бы счастлива», – размышляла Голубенко. Она закрыла раздел диалогов и вышла из интернета. В голове промелькнула ошеломляющая мысль. Она написала смс-ку Соболеву: «Уезжаю на историческую родину. Надо отдать тетрадь». Через секунду пришёл ответ: «Кому ты её отдашь?». Ира набрала: «Лучше не спрашивай».

28 апреля 1999 года Среда

Сегодня у меня хороший день. Утром я как всегда пошла в школу. Там было очень скучно и грустно. Я купила билет на цирковое представление. После четырёх уроков домой отпустили тех, кто идёт в цирк. Дома я быстро попила кофе, и снова отправилась в школу. Когда я пришла, уже строились парами. Вики Дорошевой и Кати Черниченко не было. Тогда учительница попросила кого-нибудь из ребят сходить к девочкам домой и поторопить их. Женька Водонаев вызвался пойти за Викой. Я расстроилась, но виду не подавала. Никто не должен был знать, как мне это неприятно. А за Катей пошёл Дима Воскобойников. Минут через десять они привели одноклассниц. Счастливое лицо Дорошевой меня разозлило. Я видела, что она праздновала победу. Но меня разозлила ещё и её глупость. Она перепутала время. Думала, что нужно придти на час позже. Как можно быть такой? Мы сидели в цирке вместе с Викой. Представление не понравилось. Артисты делали ошибки. Обручи падали, хотя их должна была ловить гимнастка. Вернулась домой. Покушала. В пять часов смотрела сериал «Беверли Хиллз». А в восемь часов я поглядела сериал «В плену страсти». Потом я легла спать.

На этом мой день заканчивается.

Пока, Ира!